Текст книги "Антология современного анархизма и левого радикализма. Том 1"

Автор книги: Стюарт Хоум

Соавторы: Алексей Цветков,Крис Ней,Даниэль Герен,Лютер Блиссет,Рауль Ванейгем,Ги Дебор,Ноам Хомский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 34 страниц)

Ноам Хомский
НЕОЛИБЕРАЛИЗМ И ГЛОБАЛЬНЫЙ ПОРЯДОК

Отрывки из книги «Прибыль на людях»

Вашингтонское соглашение

Вашингтонское соглашение по неолиберализму является рыноч-но ориентированным сводом принципов, разработанным Правительством Соединенных Штатов и международными финансовыми учреждениями, находящимися, в основном, под контролем Правительства США и используемыми разными путями в более уязвимых обществах, часто в виде жестких структурообразующих прикладных программ. Основные их правила, в двух словах, – либерализация[82]82
  Устранение государственного регулирования. – Прим. пер.


[Закрыть] торговли и финансов, право рынка устанавливать цену («получать правильную цену»), сведение к нулю инфляции («макроэкономическая устойчивость») и проведение приватизации.

«Правительство должно «уйти с дороги», следовательно, и население тоже, поскольку правительство является демократическим», – такой вывод подразумевается. Решения тех, кто навязывает это соглашение, естественно оказывают основное влияние на глобальный порядок. Некоторые аналитики занимают значительно более жесткую позицию. Международная бизнес-пресса ссылалась на эти международные финансовые институты, как на ядро «де-факто мирового правительства новой имперской эпохи».

Независимо от того, насколько точно это описание, оно должно напоминать нам, что институты управления[83]83
  Общественного. – Прим. пер.


[Закрыть] не являются сами по себе независимыми агентами, а отражают распределение власти в большем обществе. Так было, по крайней мере, со времен Адама Смита, заметившего, что «главные архитекторы» политики в Англии были «торговцами и промышленниками», которые использовали государственную власть, чтобы обслуживать свои интересы, несмотря на «мучительные» последствия для других, включая народ Англии.

Предметом рассмотрения Смита было «богатство наций», но он понимал, что «национальный интерес» – это, в основном, заблуждение и что внутри «нации» есть остро противоречащие интересы, и чтобы понимать политику и ее последствия, мы должны спросить, где сосредоточена власть и какими путями она осуществляется; это то, что позже стали называть анализом классов.

«Главными архитекторами» неолиберального «Вашингтонского соглашения» являются хозяева частной экономики, главным образом, огромные корпорации, которые управляют большей частью международной экономики и имеют средства, чтобы доминировать при формировании политики, а также и в создании господствующих идеологии и мнений. Соединенные Штаты по очевидным причинам играют особую роль в этой системе. Говоря словами историка по вопросам дипломатии Джеральда Хэйнса, который также является главным консультантом по истории в ЦРУ, «после Второй мировой войны Соединенные Штаты приняли на себя, вне зависимости от собственных интересов, ответственность за благосостояние всей мировой капиталистической системы».

***

...В наше время было много экспериментов в области экономического развития с закономерностями, которые нельзя игнорировать. Одна из них заключается в том, что создатели [моделей экономического развития] стремятся делать свое дело хорошо, хотя тем, кто попадает под действие их экспериментов, часто приходится хлебнуть лиха.

Первый и главный эксперимент был проведен двести лет тому назад, когда британские правители в Индии учредили «Постоянное поселение», которое должно было творить чудеса. Результаты были сорок лет спустя подведены официальной комиссией, которая заключила, что «поселение, созданное с большой заботой и продуманностью, к несчастью, подвергло более низкие классы наиболее мучительным притеснениям», оставляя нищету, какой «едва ли есть параллели в истории коммерции», и в то время как «кости сборщиков хлопка усеивают равнины Индии». Но этот эксперимент едва ли может быть признан неудачным. Британский генерал-губернатор заметил, что «эксперимент с «Постоянным поселением» хотя и неудачен, во многих отношениях и в большинстве важных основ, но, по крайней мере, его большое преимущество состоит в том, что был создан обширный класс богатых землевладельцев, глубоко заинтересованных в дальнейшем существовании Британского доминиона и сохранении полной власти над массами людей». Другим преимуществом было то, что британские инвесторы нажили на этом огромные богатства. Также за счет Индии было профинансировано 40 процентов торгового дефицита Великобритании при обеспечении защищенного рынка для британского промышленного экспорта; наемные рабочие для британских владений, заменившие рабский труд туземцев; и опиум, который был ключевым товаром экспорта Великобритании в Китай. Торговля опиумом была навязана Китаю силой, а вовсе не под действием «свободного рынка», так же как священные принципы рынка игнорировались, когда опиум был изгнан из Англии.

Короче говоря, первый большой эксперимент был «плохой идеей» для попавших под его действие, но не для его создателей и местных элит, связанных с ними. Эта модель действует и сегодня, ставя доход выше людей. Дальнейшие свидетельства не менее впечатляющи, чем риторика, называющая самую последнюю витрину демократии и капитализма «экономическим чудом» и которые та же риторика обычно скрывает. Пример такого «чуда» – Бразилия. В хваленой истории американизации Бразилии, которую я упомянул, Джеральд Хэйнс пишет, что с 1945 года Соединенные Штаты использовали Бразилию как «испытательный полигон для современных научных методов промышленного развития, твердо основанных на капитализме». Эксперимент был выполнен с самыми «лучшими намерениями». Иностранные инвесторы процветали, а те, кто его задумал, «искренне верили», что люди Бразилии тоже выиграют. Мне не нужно описывать, как они выигрывали по мере того, как Бразилия становилась «латиноамериканским сокровищем международного бизнес-сообщества» под военным управлением, как утверждает деловая пресса; в то же время Всемирный банк сообщал, что две трети населения Бразилии голодает.

В своей книге 1989 года Хэйнс описывает «бразильскую политику Америки» как «оченьуспешную», «реальную историю американского успеха». 1989 год был «золотым годом» в глазах делового мира, с утроением дохода по сравнению с 1988 годом, тогда же заработная плата в промышленности, уже среди самой низкой в мире, сократилась еще на 20 процентов; в отчете ООН по гуманитарному развитию Бразилия стояла после Албании. Когда же «экономическое чудо» ударило и по богачам, «современные научные методы развития, твердо основанные на капитализме» (Хэйнс), вдруг с необыкновенной легкостью превратились в доказательство порочности государственной экономики и социализма.

Чтобы оценить это достижение, нужно помнить, что Бразилия долго признавалась одной из богатых стран мира, с огромными преимуществами, включая полстолетия доминирования в регионе, и ее обучение Соединенными Штатами с их благими намерениями в очередной раз произошло просто для того, чтобы послужить пользе немногих при сохранении нищеты большинства[84]84
  Последнее подтверждение исторической правоты избранного Хомским примера: в ноябре 2002-го на волне нового протестного движения к власти в Бразилии пришел социалист Лула да Сильва и его Партия Труда, главным предвыборным лозунгом которой было: «Никакого неолиберализма больше!». Эксперты МВФ заявили, что их не удивляет сокрушительная победа левых популистов в стране, где 54 миллиона человек остались за чертой бедности. – Прим. ред.


[Закрыть].

Самый последний пример – Мексика. Мексику хвалили как самую прилежную ученицу, лучше всех усвоившую правила вашингтонского соглашения, и предлагали как модель для других – и это в то время, как заработная плата катастрофически падала, бедность росла почти так же быстро, как и количество миллиардеров, иностранный капитал притекал в страну (в основном спекулятивный или для эксплуатации дешевого труда под контролем дикой «демократии»). Также известно, как в декабре 1994 года этот карточный домик рухнул. Сегодня половина мексиканцев живет ниже прожиточного минимума, тогда как человек, контролирующий зерновой рынок, остается в списке мексиканских миллиардеров, – единственная категория, по которой эта страна высоко котируется[85]85
  Именно в 94-м году в Мексике началось партизанское восстание индейцев в штате Чьяпас, а несколько позже возникли и другие автономные очаги антисистемного сопротивления. Декабрьская демонстрация фермеров 2002 г. в Мехико закончилась тем, что вооруженные мачете фермеры со своими козами и свиньями взяли штурмом здание Конгресса и на сутки парализовали всю парламентскую работу. – Прим. ред.


[Закрыть].

Как развиваются страны

...В восемнадцатом веке различия между первым и третьим миром были значительно менее остры, чем сегодня. Возникают два очевидных вопроса:

Какие страны развиваются, а какие нет?

Можем ли мы определить какие-либо действительные факторы?

Ответ на первый вопрос довольно ясен. Вне Западной Европы есть два главных региона, которые развиваются, – это Соединенные Штаты и Япония, то есть два региона, которые избежали Европейской колонизации. Сюда относятся также бывшие японские колонии; хотя Япония и правила ими как типичная метрополия, она не грабила свои колонии, а развивала их, приблизительно теми же темпами, как и развивалась сама.

А как же Восточная Европа?

В пятнадцатом веке Европа начала делиться, Запад развивался, а Восток стал обслуживающей его территорией, настоящим третьим миром.

Разделение углубилось в начале XX века, когда Россия вывела себя из этой системы. Несмотря на сталинские зверства и страшные разрушения от войн, советская система преодолела внушительную индустриализацию. «Это «второй мир», а не часть третьего мира, – или же она была такой, по крайней мере, до 1989 года. Мы знаем из внутренних источников, что в 1960-х западные лидеры боялись, что российский экономический рост вдохновит «радикальный национализм» где-нибудь еще и что другие с весьма изрядной долей вероятности будут заражены той же болезнью, которая поразила Россию в 1917 году, когда у нее пропало желание «дополнять промышленные экономики Запада», – как описывала проблему коммунизма в 1955 году одна уважаемая аналитическая группа. Западная интервенция в 1918 году была, следовательно, защитной реакцией, призванной сохранить «благосостояние мировой капиталистической системы», испуганной общественными изменениями на обслуживающей ее территории. Так об этом написано в авторитетных учебниках.

Логика холодной войны напоминает случай Гренады или Гватемалы, хотя шкала была настолько другой, что конфликт существовал сам по себе. Неудивительно, что с победой более мощного противника останавливаются традиционные модели. Также не должно удивлять, что бюджет Пентагона остается на уровне «холодной войны», а сейчас он даже увеличивается[86]86
  В 2003 г. военный бюджет США стал рекордным за весь период после окончания «холодной войны». Оправдывается это, как и односторонний выход из многих прежних мирных договоров, борьбой с «международным терроризмом». – Прим. ред.


[Закрыть]; и тогда как международная политика Вашингтона едва ли изменилась, все больше фактов помогают нам составить некоторое представление о действительности глобального порядка.

...по вопросу о том, какие из стран развиваются, ясен, по крайней мере, один вывод: что развитие происходило в стороне от «экспериментов», основанных на «плохих идеях», считавшихся очень хорошими авторами этих идей и их союзниками. Это не гарантия успеха, но, по-видимому, это необходимое условие [успешного развития]. Давайте обратимся ко второму вопросу. Как удалось Европе и тем, кто избежал ее контроля, преуспеть в собственном развитии? Часть ответа снова кажется ясной: они безбожно нарушали одобренные правила свободного рынка. Этот вывод верен сегодня, начиная от Англии и кончая растущими экономиками стран Восточной Азии, включая, разумеется, Соединенные Штаты, лидера в протекционизме со времени их основания.

Общепринятая история экономики признает, что государственное вмешательство сыграло главную роль в экономическом росте. Но его влияние недооценивается из-за слишком узкого подхода к этому вопросу. Одно из основных упущений при этом состоит в том, что промышленная революция [в Британии] основывалась на дешевом хлопке, в основном, из Соединенных Штатов. Он оставался дешевым и доступным благодаря вовсе не рыночным силам, а устранению непокорного населения и рабства. Были, конечно, и другие производители хлопка. Среди них выделялась Индия. Именно ее ресурсы текли в Англию, в то время как собственная передовая текстильная промышленность Индии была уничтожена британским протекционизмом и силой. Другой случай – Египет, который хотя и принимал меры по саморазвитию в одно время с Соединенными Штатами, но его развитие было заблокировано усилиями Британии, на той категоричной основе, что Великобритания не будет терпеть независимое развитие в этом регионе. США, наоборот, смогли следовать путем своей страны-родительницы (Великобритании), исключая дешевый британский текстиль с помощью высоких тарифов, то есть так же, как Великобритания поступила с Индией. Без таких мер половина возникшей текстильной промышленности Соединенных Штатов была бы уничтожена с далеко идущими последствиями для всего промышленного роста, как оценивают историки экономики.

Современным аналогом дешевого хлопка является энергия, на которую полагаются продвинутые промышленные экономики. «Золотой век» послевоенного развития был основан на дешевой и обильной нефти, а доступ к ней обеспечивался силовыми методами или угрозой их применения. То же самое продолжается и сейчас. Большая часть бюджета Пентагона призвана поддерживать цены на нефть Ближнего Востока в пределах того диапазона, который Соединенные Штаты и их энергетические компании сочтут приемлемыми...

В одном исследовании по этой теме показано, что расходы Пентагона равняются субсидии 30 процентов рыночной цены нефти, а следовательно, «современная точка зрения о том, что ископаемое топливо недорого – полный вымысел», – заключает автор исследования. Достоверность оценок предполагаемой эффективности торговли и выводы об экономическом здоровье и росте представляются сомнительными, когда мы игнорируем много таких скрытых издержек...

Ноам Хомский
МИРОВОЙ ПОРЯДОК И ЕГО ПРАВИЛА

Отрывки из книги «Новый военный гуманизм»

Презрение США к основам мирового порядка так сильно, что это даже странно обсуждать...

Несмотря на отчаянные меры идеологов доказать, что круг является квадратом, нет серьезного сомнения, что бомбардировки НАТО все больше подрывают то, что осталось от хрупкой структуры международного закона. США сделали это очевидным в ходе дебатов, приведших к решениям НАТО. Чем более тесно это касалось конфликтного региона, тем сильнее, в основном, была оппозиция Вашингтону по вопросу применения силы, даже в пределах НАТО (Греция и Италия). Опять же это не является чем-то необычным. Возьмем бомбардировки Сербии, которые США и Великобритания предприняли в декабре 1998 года, откровенно наплевав на Совет Безопасности – даже время совпало с экстренной сессией по вопросу кризиса. Еще одна иллюстрация этого – уничтожение Клинтоном половины фармацевтического производства небольшой африканской страны несколькими месяцами раньше. Это было преподнесено здесь как малозначимый любопытный случай, хотя если бы то же самое сделали в Америке исламские террористы, это вызвало бы немного другую реакцию.

Возможно, это пример типа «деятельного сдерживания» объявленного в Стратегической концепции США в 1995 году и нацеленного на то, что «оценивается в пределах культуры», как, например, судьба детей, умирающих от легко излечимой болезни.

Необязательно подчеркивать, что есть значительно более обширное толкование, которое может быть существенно пересмотрено прямо сейчас, если рассмотреть факты, актуальные при определении термина «обычай и практика», толкование, в соответствии с которым придется предоставить наиболее просвещенному государству право «делать то, что оно считает нужным» посредством силы.

Могло бы быть доказано, довольно правдоподобно, что дальнейшее разрушение правил мирового порядка теперь так же не имеет никакого значения, как было в поздних 1930-х. Презрение к ведущей силе мирового сообщества в отношении основ мирового порядка стало настолько предельно, что немного странно обсуждать это. Обзор внутренней документальной хроники демонстрирует, что эта поза (США) прослеживается далеко назад, вплоть до самых ранних дней, даже к первому меморандуму впервые сформированного Национального Совета Безопасности в 1947 г. Во времена Кеннеди, эта поза начала приобретать открытое выражение, когда, например, выдающийся государственный деятель и советник Кеннеди Дин Атчесон оправдал блокаду Кубы в 1962 г., сообщив Американскому обществу международного права, что это справедливый ответ США на «вызов ... власти, позиции и престижу Соединенных Штатов...» и что этот вызов «... есть вызов закону». «Реальной целью говорить о международном законе было, для Атчисона, просто «чтобы украсить наши позиции этикой, выведенной из весьма общих моральных принципов, которые затрагивали официальную доктрину», – когда это удобно.

Главным новшеством для времени Рейгана-Клинтона стало полное пренебрежение международным законом, и серьезные обязательства были полностью сняты, это даже широко восхваляли на Западе как «новый интернационализм», который возвещает замечательную новую эру, уникальную в человеческой истории. Неудивительно, что такое развитие было воспринято по-разному в традиционных областях просвещенных государств и в силу различных причин вызвало озабоченность даже у некоторых политических аналитиков.

Конец холодной войны сделал возможным цинизм, превосходящий цинизм Атчисона. Поклоны мировому порядку необязательны, даже презренны, так как просвещенные государства поступают, как им угодно без беспокойства насчет сдерживания ими мирового общественного мнения. Идеологическое управление добавляет – «чтобы прикрыть наши позиции этическими признаками, производными от очень общих моральных принципов», как со значительной ясностью показывают последние события. «Прогрессивное, но оправданное расширение толкования международного закона» (Марк Веллер) может быть разработано по желанию могущественных государств, чтобы обслуживать их особые интересы. «Гуманитарное вмешательство» бомбами в Косово, и при этом взгляд сквозь пальцы на поток смертоносного оружия, предназначенного для этнических чисток и государственного террора в пределах НАТО, – вот лишь наиболее яркий пример. С «замалчиваемыми непопулярными идеями и держащимися в тайне неудобными фактами» в духе того, что описывал Оруэлл в своих наблюдениях (замалчиваемых) о свободных обществах, все должно проходить шито-крыто. Что бы ни произошло, это «поворотный пункт в международных отношениях», если «просвещенные государства», ведомые «идеалистичным Новым Светом, который напряженно борется за прекращение бесчеловечности», применяют военную силу, веря, «что это, должно быть, справедливо», или, как это видится другим, чтобы разработать «правила игры», которые дадут им «право на силовое вмешательство, чтобы заставить оправдать то, что, по их мнению, должно быть оправданно», всегда «замаскировано в моралистичную праведность», «как в колониальную эпоху».

С точки зрения этих просвещенных государств, такое различие в оценке происходящего отражает четкий раздел, который отделяет их «нормальный мир» от тех отсталых народов, которым недостает «западных понятий терпимости» и которые еще не преодолели «человеческой способности ко злу», к удивлению и смятению цивилизованного мира.

В этом контексте вряд ли удивляет то, что «международный закон сегодня, вероятно, менее всего берется в расчет в стране (США), чем когда-либо» со времени основания Американского общества международного закона в 1908 году. Или то, что редактор ведущего профессионального журнала по международным законам должен заботиться о «тревожащем углублении» отказа Вашингтона от договорных обязательств. Господствующая позиция по отношению к установкам мирового порядка была проиллюстрирована другим образом, когда Югославия выдвинула обвинение против стран НАТО в Мировом суде, указывая на Конвенцию о геноциде. Суд определил, что у него нет необходимой юрисдикции, считая, что «все стороны должны действовать в соответствии с их обязательствами в соответствии с Уставом Объединенных Наций», который ясно запрещает бомбардировки. – Так обиняками было дано понять, что бомбардировка нарушала международные правовые нормы», сообщила «Нью-Йорк Тайме». Особенно интересно было сообщение правительства США, которое представляло собой скользкий юридический аргумент, принятый Судом, о том, что их действия не подпадают под юрисдикцию Суда. США действительно ратифицировали Конвенцию о геноциде, после очень долгих проволочек и с оговоркой, что «требуется особое согласие Соединенных Штатов», если обвинения выдвигаются против них, а Соединенные Штаты отказываются давать это «специфическое согласие». «Юридические нормы требуют, чтобы обе стороны соглашались с юрисдикцией Международного суда, – напомнил Верховному суду советник Джон Крук, – а ратификация Конвенции Соединенными Штатами была обусловлена ее неприменением к самим Соединенным Штатам».

Добавим, что это ограничение еще более общее. США ратифицирует несколько возможных конвенций относительно прав человека и связанных с этим вопросов, и эти несколько конвенций обусловливаются оговорками, которые предоставляют США (и отнюдь не на бумаге) неприменимость их в отношении США. Объяснения, предложенные для отказа от международных обязательств, интересные, они должны были бы занимать первые страницы и особо изучаться в школьных и университетских программах, если бы честность и гуманитарные последствия считались значимыми величинами.

Самые высшие власти дали понять, что международные законы и средства стали неактуальны, поскольку они больше не следуют указаниям Вашингтона, как это было в первые послевоенные годы, когда власть США была господствующей. Когда Мировой суд рассматривал то, что позже осудил, как «противозаконное использование силы» Вашингтона против Никарагуа, госсекретарь Джордж Шульц, прозванный в администрации Рейгана «чистюлей», высмеивал тех, кто защищает «никчемные, правовые средства вроде внешнего посредничества, Объединенных Наций и Международного суда, игнорируя силовой элемент уравнения». Ясно и прямодушно и, вне сомнения, оригинально. Юридический советник государственного департамента Абрахам Софер объяснил, что члены ООН не могут больше «приниматься в расчет при формировании наших взглядов» и что «большинство» (в ООН) «часто не согласно с Соединенными Штатами в важных международных вопросах», поэтому мы должны «зарезервировать за собой власть, чтобы определять», как мы будем поступать, и какие вопросы подпадают, «по существу, в пределы внутренней юрисдикции Соединенных Штатов, как определено Соединенными Штатами» в этом случае внезаконного использования силы Вашингтоном против Никарагуа.

Все это очень хорошо говорить отвлеченно о «прогрессивном, но законном расширении международного права», расширении, которое создает право «гуманитарного вмешательства», или согласовывать с просвещенными государствами право использования военной силы, где, как они «полагают», это «должно быть оправдано». Но также нужно признать и то, что едва ли случайно государствами, оценивающими себя как просвещенные, оказываются те, которые могут действовать, как им угодно. И это в реальном мире, где есть два выбора:

1. некоторый тип основы мирового порядка, возможно Устав ООН, Международный суд законности, другие существующие учреждения или, возможно, что-то лучшее, если это может быть разработано и широко принято;

2. те, у кого есть сила, делают то, что они хотят, ожидая получать одобрения, которые есть прерогатива власти.

В качестве темы для отвлеченной дискуссии позволительно выбрать для рассмотрения другой возможный миропорядок, и, возможно, это отличная тема для выпускных семинаров по философии. Но в настоящем, по крайней мере, это выбор между 1) и 2), определяющий реальный мир, в котором решения, влияющие на гуманитарные дела, должны приниматься.

Тот факт, что реальные возможности выбора сводятся к 1) или 2), был признан 50 лет тому назад Международным судом: «Только Суд может рассматривать предполагаемое право интервенции (вмешательства) как провозглашение политики силы, которая, как это было в прошлом, привела к наиболее серьезным злоупотреблениям и которая не может, каковы бы ни были недостатки международной организации, существовать в международном законе...; из природы вещей следует, что если возможность [интервенции] будет сохранена для наиболее сильных государств, то это может легко привести к извращению самой сути законности».

Можно принять позу «преднамеренного незнания» и игнорировать «обычай и практику» или развивать их на некоторых нелепых предположениях («перемены, конечно», «холодная война» и другие знакомые предлоги)– Или мы можем взять обычай, практику, и явную идеологию всерьез вместе с фактической историей «гуманитарной интервенции», отдаляясь от приличных норм, но, по крайней мере, открывая возможность получать некоторую понимание того, что происходит в мире.

Куда подпадает особый вопрос о том, что было сделано в Косово? Этот вопрос оставили без ответа. Ответ не может просто выводиться из абстрактного принципа и еще меньше из набожных надежд, но он требует осторожного внимания к обстоятельствам реального мира. Разумный вывод, я полагаю, в том, что США выбрали курс действия, который, как и ожидалось, усиливал бы зверства и насилие; и это очередной удар по режиму международного порядка, который предлагает слабую, но, по крайней мере, некоторую ограниченную защиту от грабительских государств; это подрывает демократические наработки в пределах Югославии, возможно, также и в Македонии; и это ставит под вопрос перспективу разоружения и хоть какого-то сдерживания ядерного и другого оружия массового уничтожения и на самом деле может отбросить все эти «нет выбора» (при интервенции), но «получать оружие массового уничтожения» во время самообороны. Из трех логически возможных вариантов США выбирают: (I) – «действие, усиливающее катастрофу», отвергая альтернативы; (II) «не делать ничего» и (III) «попытка смягчить катастрофу». Был ли выбор (III) реалистичным? Нельзя точно знать, но есть признаки того, что это было вероятно.

Для Косово с самого начала было справедливо замечание о том, что «каждая бомба, которая падает на Сербию и каждое этническое убийство в Косово предполагают, что едва ли будет возможно для сербов и албанцев жить рядом друг с другом в каком-нибудь подобии мира» («Файненшиэл Таймс», 27 марта). Другие возможные долгосрочные результаты также неприятны, если хорошенько подумать. В лучшем случае, как было признано, безотлагательное утверждение НАТОвской версии официального урегулирования оставляет «неустойчивые проблемы», адресованные, наиболее безотлагательно тем, кто попал под «эффект» бомбардировок.

Стандартный аргумент при этом состоит в том, что мы должны были что-то делать: мы не могли просто держаться в стороне, в то время как зверства продолжались.

«Применению силы не было никакой альтернативы», – заявлял Тони Блэр, многие ему поддакивали: «Ничего не делать значило бы молча соглашаться со зверствами Милошевича». Если выбор (III) («смягчить катастрофу»), исключен, как и было молчаливо принято, и мы оставлены только с (I) («усиливать катастрофу») или (И) («не делать ничего»), то мы, конечно же, должны были выбрать (I). То, что аргумент может даже быть высказан, награда отчаянию сторонников бомбардировки. Предположим, что Вы видите преступление на улицах и чувствуете, что Вы просто не можете держаться в стороне молча, поэтому Вы приобретаете наступательную винтовку и убиваете всех, включая: преступника, жертву, свидетелей. Должны же мы понять, каким должен быть рациональный и моральный ответ в соответствии с принципом Блэра?

Один вариант, всегда возможный, состоит в том, чтобы следовать принципу Гиппократа: «Прежде всего, не причини вреда». Если Вы никоим образом не можете думать о том, чтобы придерживаться этого элементарного принципа, тогда не делайте ничего; по крайней мере, это лучше, чем причинить вред; в случае с Косово последствия были признаны заранее как «предсказуемые», и прогноз точно исполнился. Да, бывает, что приходится выбирать между ничегонеделанием и катастрофой. Если так, то каждый, даже с минимальной претензией на то, чтобы считать себя порядочным человеком, соблюдет принцип Гиппократа. То, что ничего конструктивного сделать не удастся, должно, тем не менее, быть продемонстрировано. В случае -Косово, мирное урегулирование следовало предпринять, и оно могло бы быть продуктивным, но, как приходится признаваться, он появился слишком поздно.

Право «гуманитарного вмешательства», вероятно, будет чаще применяться в ближайшие годы, может быть, с представлением оправдания, может быть, нет; сейчас вся система сдерживания обрушилась (позволяя большую свободу действий), и факторы «холодной войны» потеряли свою эффективность (требуя новых). В такое время, возможно, стоит обратить внимание на взгляды очень уважаемых комментаторов, не забывая про Международный суд, который принял по вопросу вмешательства и «гуманитарной помощи» решение, отвергнутое Соединенными Штатами, и о выводах которого даже не было сообщено.

Трудно найти более компетентных специалистов по международным делам и международному праву, чем Хедли Балл или Льюис Хен-кин. Балл предупреждал 15 лет назад, что «отдельные государства или группы государств, которые установили сами себя в качестве авторитетных судей мирового общего блага, игнорируя взгляды других, фактически становятся угрозой международному порядку и, таким образом, эффективному действию в этой области». Хенкин в своей главной работе о мировом порядке пишет, что «давления, отменяющие запрет на использование силы, разрушительны и опасны... Даже «гуманитарное вмешательство» может слишком легко быть использовано как случай или предлог для агрессии. Нарушения прав человека на самом деле, слишком обычная вещь, и если бы было допустимым исправить их внешним использованием силы, то не существовало бы никаких законов, чтобы запретить использование силы почти любым государством против почти любого государства.

Права человека, я уверен, должны быть защищены, и с другими несправедливостями должно быть покончено, но другими, мирными средствами, не открывая дверь агрессии и сохраняя главное преимущество международного права – незаконность войны и запрет на применение силы».

Все сказанное – «не просто размышления на тему». Признанные принципы международного права и мирового порядка, договорные обязательства, решения Международного суда, указанные заявления уважаемых комментаторов – все это, однако, не дает автоматически общих принципов или решений для каждого конкретного случая.

Все должно рассматриваться в меру своих достоинств. Те, кто не приемлет методы Саддама Хусейна, должны нести тяжелое бремя доказательства того, что имеют право прибегать к силе для предотвращения угрозы.

Возможно, трудности и появятся, но это то, что должно быть показано, а не просто провозглашено. Последствия должны быть оценены с осторожностью, особенно те, что мы беремся «предсказывать». Причины действий также должны быть оценены на рациональной почве, с вниманием к историческим фактам и документальным свидетельствам, а не ради того, чтобы нашим лидерам подольстить и их «принципами и ценностями», что приписывают им их поклонники.