Текст книги "Антология современного анархизма и левого радикализма. Том 1"

Автор книги: Стюарт Хоум

Соавторы: Алексей Цветков,Крис Ней,Даниэль Герен,Лютер Блиссет,Рауль Ванейгем,Ги Дебор,Ноам Хомский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 34 страниц)

К этому виду ложной антижурналистской критики может присоединиться организованная практика распространения слухов, о которой известно, что она изначально существует как вид дикой расплаты информационных средств спектакля за то, что все, по крайней мере, смутно ощущают их обманный характер, а следовательно, и то, сколь мало доверия они заслуживают. Слухи изначально были суеверными, наивными, самоотравляющими. В более недавнее время система всеобщего надзора начала внедрять среди населения людей, способных по первому сигналу распространять слухи, которые могли бы ей подходить. Здесь решили применить на практике результаты наблюдений теории, сформулированной почти тридцать лет назад и происходящей из американской социологии общественного мнения, – теории индивидов, которых можно назвать «локомотивами», то есть тех, кому другие из их окружения будут склонны следовать и подражать, но на этот раз переходя от спонтанности к вымуштрованности. Таким образом, в нашу эпоху высвобождают бюджетные или внебюджетные средства, направленные на поддержание многочисленного вспомогательного персонала, наряду со специалистами предшествующих времен из университетов или масс-медиа, как и социологами или детективами недавнего прошлого. Мнение о том, будто до сих пор механически применяются какие-то из известных в прошлом моделей, ведет к заблуждению так же, как и общее неведение прошлого. «Рима нет теперь в Риме», а мафия уже не подонки общества. И услуги по надзору и дезинформации столь же мало напоминают работу прежних «фараонов» и осведомителей, например работу шпиков и стукачей Второй империи, как современные спецслужбы во всех странах мало похожи на деятельность Второго отдела Генштаба армии в 1914 году.

С тех пор как умерло искусство, известно, как невероятно легко стало переодевать полицейских в художников. Когда современным подражаниям вывернутого наизнанку неодадаизма дозволяется напыщенно вещать в средствах массовой информации, а стало быть, еще и немного видоизменять декор официальных дворцов, подобно одетым в лохмотья королевским шутам, то ясно, что одно и то же развитие культурного прикрытия обеспечивается всеми агентами и дополнительным персоналом сетей государственного влияния. Открываются пустые псевдомузеи или исследовательские псевдоцентры, изучающие весь творческий путь несуществующего персонажа так же споро, как составляются репутации журналистов-полицейских, историков-полицейских или романистов-полицейских. Артюр Краван, без сомнения, предвидел пришествие этого мира, когда писал в «Maintenant»: «На улице скоро уже не встретишь никого, кроме художников, и нужно будет потратить все мыслимые силы, чтобы найти там человека». Таков же и обновленный смысл старой шутки парижских хулиганов: «Привет, артисты! Тем хуже, если я ошибаюсь».

Когда вещи стали, наконец, тем, что они есть на самом деле, можно заметить нескольких коллективных авторов, пользующихся самым современным издательством, то есть издательством, которое обеспечило себе наилучшее коммерческое распространение. Поскольку подлинность их псевдонимов гарантируется только газетами, они передают их друг другу, сменяют друг друга, сотрудничают с противниками и снова вербуют искусственные мозги. На них возложена обязанность выражать стиль жизни и мировоззрение эпохи, но не в силу их личностей, а в приказном порядке. Те, кто верит, что они по-настоящему являются индивидуальными и независимыми литературными антрепренерами, вполне могут дойти до того, что с ученым видом будут уверять, будто теперь Дюкасс поссорился с графом Лотреамоном, что Дюма – это вовсе не Макэ, что особенно нельзя путать Эркмана с Шатрианом и что Сансье и Добантон больше друг с другом не разговаривают. Точнее говоря, такого рода современные авторы захотели следовать Рембо, по крайней мере, в том, что «Я – это другой».

Секретные службы всей историей театрализованного общества были призваны играть в нем роль основного посредника, ибо в них в наиболее высокой степени концентрируются характерные черты и исполнительные механизмы такого общества. К тому же на них всегда возлагается еще и обязанность разрешать споры между основными интересами этого общества, хотя бы в скромном качестве «услуг». О злоупотреблениях речи не идет совсем, поскольку они верно отражают заурядные нравы века спектакля. И именно так надзиратели и поднадзорные вливаются в некий безбрежный океан. Спектакль способствует триумфу тайны, и ее должно всегда быть больше в руках специалистов по тайне, которые, разумеется, не все являются чиновниками, стремящимися к тому, чтобы в различной степени приобрести независимость от государственного контроля, – не все они чиновники.

XXIX

Один из общих законов функционирования включенной театрализации, по крайней мере для осуществляющих руководство над ней, состоит в том, что в этих рамках все, что можно сделать, следует делать. Иными словами, всякое новое орудие должно использоваться, сколько бы оно ни стоило. Новый набор орудий повсюду становится целью и движущей силой системы и будет единственной причиной, которая сможет заметно видоизменять ее движение всякий раз, когда ее применение будет навязываться безо всяких мыслей. Хозяева общества на самом деле хотят прежде всего сохранить определенные «социальные отношения между личностями», но для этого им также нужно продолжать непрерывное технологическое обновление, ибо такова была одна из обязанностей, полученная ими вместе с их наследием. Следовательно, этот закон в равной степени применяется и к службам, которые защищают его господство. Наведенное на цель орудие надо использовать, и его использование усилит те самые условия, что благоприятствовали этому использованию. Именно так чрезвычайные приемы становятся повседневными процедурами.

Сплоченность общества спектакля определенным образом подтвердила правоту революционеров, поскольку стало ясно, что в нем нельзя реформировать ни малейшей детали, не разрушая всей системы. Но в то же время эта сплоченность и упразднила любые организованные революционные устремления, ликвидировав общественные сферы, где они более или менее могли выражаться: от профсоюзного движения до газет, от городов до книг. Одним и тем же движением оказалось возможным высветить те некомпетентность и недомыслие, носителем которых совершенно естественно стали подобные устремления. А в плане индивидуальном царящая сплоченность вполне способна отсеять или подкупить некоторые случайные исключения.

Ги-Эрнест Дебор
СИТУАЦИОНИСТСКИЕ ТЕЗИСЫ О ДВИЖЕНИИ

Опубликовано в «Internationale Situationniste» №3, 1959 г.

1

Ошибка, сделанная всеми проектировщиками городов, заключается в том, что они считают частный автомобиль (и все его производные, например, мотоцикл) средством передвижения. В действительности это самый значительный материальный символ такого понятия, как радость, который развитой капитализм распространяет в обществе. Автомобиль – центр этой самой пропаганды, в одинаковой степени он является высшим продуктом отчужденной жизни и неотъемлемым продуктом капиталистического рынка; в этом году нередко говорят, что процветающая американская экономика скоро будет целиком и полностью зависеть от успеха слогана «Каждой семье по два автомобиля».

2

Время, затрачиваемое на дорогу к месту работы и обратно, как верно заметил Ле Корбюзье, можно рассматривать как дополнительную работу, которая, соответственно, снизит количество «свободного» времени.

3

Нужно перестать рассматривать путешествие как часть работы. Давайте смотреть на него как на удовольствие.

4

Истоки действительной проблемы лежат не в плоскости пересмотра взглядов на архитектуру, с тем чтобы она соответствовала нуждам современного повсеместного и паразитического существования автомобилей. Архитектура на самом деле должна трансформироваться в соответствии с целостным развитием общества, критикуя все временные величины, возведенные в абсолютную форму общественных отношений (во главе которых стоит семья).

5

Даже если в течение переходного периода мы временно принимаем жесткое деление между рабочими зонами и жилыми зонами, мы должны, по меньшей мере, представлять третью зону: зону непосредственно жизни (зону свободы и отдыха – квинтэссенции жизни). Унитарная урбанизация не признает границ; ее целью является формирование единой среды, в которой, наконец, будут преодолены такие разграничения, как работа/отдых или личное/общественное. Но до того как это станет возможным, наименьшим воздействием унитарной урбанизации будет расширение области деятельности на все красивые сооружения. Сложность такого пространства будет соответствовать уровню сложности старого города.

6

Автомобиль – зло в себе. Дело в том, что чрезмерное скопление автомобилей в городах привело к отрицанию его функциональности. Урбанизация не должна, конечно, игнорировать существование автомобиля, но она также ни в коем случае не должна ставить его во главу угла. Нужно рассчитывать на постепенное снятие автомобиля с производства. В любом случае мы можем представить себе запрет на автомобильное движение в центральных районах некоторых новых комплексов и в некоторых старых городах.

7

Те, кто верит, что автомобиль вечен, не мыслят даже с чисто технической точки зрения, с точки зрения других средств передвижения. Например, некоторые модели одноместных вертолетов в наши дни проходят испытания в армии США и, возможно, получат распространение в обществе в течение ближайших 20 лет.

8

Разрушение логики человеческого обитания в пользу автомобилей (предполагаемые автострады в Париже повлекут за собой разрушение тысяч домов и квартир, хотя продолжается жилищный кризис) прячет свою иррациональность за псевдопрактическими оправданиями. Но на самом деле это необходимо лишь в свете специфического общественного уклада. Те, кто верит, что частности проблемы постоянны, на самом деле хотят верить в постоянство сегодняшнего общества.

9

Революционные урбанисты не будут ограничивать свои интересы лишь круговоротом вещей или круговоротом людей, запертых в мире вещей. Они будут стараться разорвать эти топологические цепи, прокладывая своими экспериментами путь человеческому путешествию через подлинную жизнь.

Ги-Эрнест Дебор
ВВЕДЕНИЕ В КРИТИКУ ГОРОДСКОЙ ГЕОГРАФИИ

Опубликовано в «Les Levres Nues» №6, 1955 г.

До сих пор единственным предметом страсти во всех начинаниях, в которых мы с интересом или без оного участвовали, является поиск на ощупь нового образа жизни. Эстетические и другие дисциплины доказали свою очевидную неадекватность в этом отношении и достойны полнейшего забвения. Поэтому мы должны обрисовать некоторые предварительные области наблюдений, включая наблюдения конкретных, случайных и предсказуемых процессов на улицах.

Слово «психогеография», предложенное безграмотным Кабилем в качестве основного термина для явления, исследовавшегося некоторыми из нас летом 1953 года, не так уж и неуместно. Оно не опровергает материалистический взгляд на условия жизни и мышление посредством субъективной природы. География, к примеру, имеет дело с детерминированностью воздействия общих природных сил, таких, как почвообразование или климатические условия, на экономическую структуру общества и через это на соответствующее восприятие мира этим обществом. Психогеография устанавливает своей целью изучение точных законов и специфических эффектов территориального окружения, сознательно организованного или нет, оказывающих действие на эмоции и поведение индивидуума. Прилагательное «психогеографический», сохраняющее вполне приятную неопределенность, может быть применимо к находкам, выявленным такими исследованиями, к их влиянию на человеческие чувства и, даже в более широком смысле, к любой ситуации или поведению, отражающими такой же дух открытия.

Довольно долго говорилось о монотеизме пустыни. Разве нелогично или неинтересно наблюдать, что район между Place de la Contrescarpe и Rue de l'Arbal в Париже скорее способствует атеизму, забвению и дезориентации привычных рефлексов?

Давайте рассмотрим идею утилитаризма в историческом аспекте. Убежденность в необходимости открытых пространств для быстрых перемещений армии и использования артиллерии против

восстаний явилась первопричиной программы реконструкции городских зданий, принятой Второй империей. Но с любой точки зрения, отличной от точки зрения полицейского порядка, Париж Хауссмана – город, построенный идиотом, полный шума и гнева, ничего не значащий город. В настоящее время главная проблема урбанизации – это создание зеленой улицы для автотранспорта, который словно размножается простым делением. Мы вправе думать, что грядущая урбанизация будет использовать не менее утилитарные проекты, которые дадут повод анализировать возможности психогеографии. Нынешний избыток личных автомобилей – не что иное, как результат постоянной пропаганды. С ее помощью капиталисты убеждают массы – и это самый характерный случай – в том, что владение машиной является одной из привилегий, которые наше общество сохраняет для своих привилегированных членов. ( В то же время анархический прогресс противоречит сам себе: получите удовольствие от спектакля, который устраивает префект полиции, убеждая парижских автовладельцев пользоваться общественным транспортом.)

Всем известно, с какой яростью многие непривилегированные личности готовы защищать свои заурядные преимущества. Иллюзорность таких привилегий связана с общей идеей радости, распространенной среди буржуазии. Эта идея основывалась на рекламной системе, которая включает эстетику Мальро[31]31
  Мальро, Андре (1901-1976) – французский писатель, критик, искусствовед, министр культуры в правительстве де Голля. – Прим. пер.


[Закрыть] и императивы «Кока-Колы» – идея радости, чей кризис должен быть спровоцирован любым способом при каждом удобном случае.

Первый из этих способов – несомненно, провокационное систематическое распространение большого количества предложений, способных превратить всю жизнь в увлекательную игру, и продолжительная критика всех настоящих развлечений – в определенных рамках, в таких, в которых они не могут быть трансформированы для того, чтобы служить основой для более интересных соединений. Наибольшая трудность в подобных делах заключается в том, чтобы придать этим очевидно бессмысленным предложениям требуемую степень серьезной привлекательности. Для этого мы можем ловко использовать современные популярные средства связи. Но разрушительное воздержание или манифестации, предназначенные для того, чтобы поклонники этих средств связи полностью в них разочаровались, могут также легко послужить той атмосферой беспокойства, в которой легко возникают новые идеи, касающиеся развлечения.

Мысль о том, что реализация выбранных эмоциональных ситуаций зависит только от полного понимания и осознанного применения определенного числа способов, привела к появлению в первом номере журнала «Потлач»[32]32
  Этот рупор анархизма и ситуационизма назван в честь бытовавшего у североамериканских индейцев обряда – безвозмездного неравноценного обмена собственностью между жителями соседних селений или внутри села по особым праздникам. В более ритуальном варианте потлач предполагал не обмен, а уничтожение, чаще всего – сжигание на общем костре самых ценных орудий труда, охоты и предметов роскоши, одежды, утвари с целью изгнания из племени злых духов. – Прим. ред


[Закрыть] не без доли юмора написанной статьи «Психогеографическая игра недели»: «В соответствии с вашими поисками выберите страну, относительно популярный город, более или менее популярную улицу. Постройте дом. Обставьте его мебелью. С наибольшей выгодой используйте декорации и окружающую местность. Выберите время года и определенное время дня. Соберите вместе наиболее приятных людей, приготовьте напитки и подберите музыку. Освещение и тема разговора должны соответствовать случаю так же, как погода или ваши воспоминания». Если в ваши вычисления не закралась ошибка, результаты должны вас удовлетворить.

Мы должны работать на заполнение рынка – даже если в настоящий момент это только интеллектуальный рынок – массой желаний, реализация которых не лежит за пределами возможностей человека по отношению к материальному миру, а лишь превосходит возможности старого общества. Поэтому, не исключая политических интересов, нужно публично противопоставлять такие желания элементарным желаниям, которые бесконечно по-новому излагаются киноиндустрией и в психологических романах вроде опусов старого козла Мориака[33]33
  Мориак, Франсуа (1885-1970) – французский писатель, поэт, лауреат Нобелевской премии по литературе (1952). – Прим. пер.


[Закрыть]. («В обществе, основанном на бедности, самые плохие продукты неизбежно пользуются наибольшим спросом», – объяснял Маркс бедному Прудону.)

Революционные изменения мира, всех его аспектов, подтвердят все идеи обогащения. Внезапное изменение среды на улице в радиусе нескольких метров; естественное разделение города на зоны различной психической атмосферы; путь наименьшего сопротивления, который автоматически преследуется в бесцельных прогулках (не имеющий отношения к физическому очертанию местности); притягательный или отталкивающий характер конкретных мест – все это отвергается. В любом случае, никогда не рассматривается зависимость от причин, которые могут быть раскрыты аккуратным анализом, использованным в собственных интересах. Люди прекрасно осведомлены, что некоторые соседи расстроены, а некоторые счастливы. Но они вполне допускают, что шикарная улица может быть поводом для радости, а бедная улица повергает в депрессию, и останавливаются на этом. В действительности возможное число комбинаций среды, аналогичное смешиванию чистых химических веществ в бесконечном количестве вариантов, дает такой разнообразный и комплексный подъем чувств, какой возможен только при виде зрелища. При более тонком рассмотрении оказывается, что качественно или количественно различающиеся влияния многообразного городского дизайна не могут быть определены исключительно на основе эпохи архитектурного стиля и, в меньшей степени, на основе жилищных условий.

Таким образом, исследования по систематизации элементов городского устройства, которые мы собирались предпринять в тесной связи с эмоциями, которые они вызывают, определяют четкую гипотезу, которая должна постоянно видоизменяться в свете приобретаемого опыта под воздействием критики и самокритики.

Некоторые из картин Кирико, навеянные впечатлениями от архитектуры, оказывают по очереди влияние на собственную объективную базу, по существу, трансформируя ее: они превращаются в схемы или модели. Тревожные районы аркад в один прекрасный момент смогут возродиться и впитать в себя очарование этих работ.

Мне трудно назвать что-то, кроме двух гаваней в тумане, нарисованных Клодом Лораном, – эта картина находится в Лувре и соединяет в себе две совершенно непохожие городские атмосферы – что может сравниться по красоте с картами парижского метро. Думается, всем понятно, что, говоря о красоте, я не имею в виду творческую красоту – новая красота может быть только красотой состояния. Я говорю о вызывающей особое впечатление в обоих случаях сумме вероятностей.

Среди разных, более трудных, методов вмешательства обновленная картография кажется удобной для мгновенного использования.

Производство психогеографических карт или даже представление таких вариантов, как произвольно трансформированные карты двух разных районов, может способствовать пояснению некоторых беспорядочных движений, которые отражают не подчинение вероятности, но полное неподчинение общепринятым влияниям (например, туризм – популярный наркотик, не менее отвратительный, чем занятие спортом или покупка в кредит). Мой друг недавно рассказывал мне, как он блуждал по немецким городам Гарца, слепо руководствуясь при этом картой Лондона. Такая игра – всего лишь заурядность по сравнению с возможностью полного контроля над архитектурой и урбанизацией, который в скором будущем сможет осуществить каждый. А пока мы можем определить некоторые этапы частичной, менее сложной реализации, начиная с простого перемещения элементов действительности оттуда, где мы их привыкли видеть.

К примеру, в предыдущей статье упомянутого журнала Марьен предположил, что, когда глобальные ресурсы перестанут безрассудно тратиться на сомнительные предприятия, которые в настоящий момент нас обременяют, все конные статуи во всех городах мира будут превращены в ничто. Это даст возможность прохожим – будущее принадлежит им – ощутить зрелище искусственной кавалерийской атаки, которое можно посвятить памяти великих сражений, от Тамерлана до Риджвея[34]34
  Риджвей, Мэттью (1895-1993) – американский генерал, автор плана высадки на Сицилию. – Прим. пер.


[Закрыть]. Мы можем увидеть в этом проявление одной из главных потребностей нового поколения: воспитательной ценности.

В действительности не стоит ничего ожидать до тех пор, пока массы в действии не осознают условий, влияющих на них во всех проявлениях жизни, и не дойдут до практических способов изменения.

«Воображаемое – это то, что в конечном итоге станет реальным», – написал автор, чье имя вследствие его известной интеллектуальной деградации я забыл. Непреднамеренная ограниченность такого утверждения может послужить отправной точкой разоблачения некоторых фарсовых литературных революций: все те, что нереальны, являются пустой болтовней.

Жизнь, за которую мы ответственны, неожиданно предстает перед нами как великий мотив разочарования с несчетным множеством более или менее заурядных развлечений и вознаграждений. Не проходит и года, как люди, которых мы любили, окончательно капитулируют, ибо они не в силах использовать существующие возможности. Но вражеский лагерь объективно обрекает людей на тупость и уже создал миллионы глупцов; несколько новых погоды не делают. Как ни крути, первой душевной слабостью было и остается снисхождение.