Текст книги "Предрассветная тьма (ЛП)"
Автор книги: Стиви Коул
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)
В моём горле образовывается ком. Я думаю о том посте. Я жалею о том, что опубликовала его. Если бы только я могла всё отмотать назад. Знать, что что-то настолько глупое могло стать причиной моего нахождения здесь, это… Я прекращаю самоедство и достаю из пакета «Франкенштейна», серебристая обложка становится размытой от слез, что застилают глаза. Тот факт, что Макс принёс мне что-то, что я люблю… Я поднимаю на него взгляд.
– Спасибо тебе, – едва слышно шепчу я, подавляя желание разреветься.
Он кивает.
– Я тебе говорил, что я не такой уж плохой парень, Ава.
И я начинаю верить ему. Когда ты не можешь сравнивать с чем-то хорошим, всё что угодно может показаться для вас хорошим. Видите, я не такая уж сумасшедшая.
Глава 15
Макс
День 18
Я лежу с открытыми глазами не в силах успокоить свой разум. Я смотрю на часы, и время на них показывает больше трёх часов ночи. Издавая стон, я провожу ладонью по лицу, прежде чем тянусь к лампе на ночном столике. Одно нажатие и яркий, свет затопляет комнату, практически ослепляя меня. Я беру книгу в потрепанной обложке с ночного столика. «24 закона обольщения» Роберта Грина. Я открываю 15 главу, которая называется: «Изолируй свою жертву». Мои глаза бегло следуют по первым двум предложениям, прежде чем я вновь кладу книгу к себе на колени.
К сожалению, за последние пару месяцев я совершенно сбился со счету, со сколькими женщинами я провернул это. Я должен был проворачивать всю эту хрень даже во сне. Ава не должна быть проблемой. Но дело в том, что сделать это с Авой намного сложнее – в ней есть что-то, что заставляет меня желать её.
Одним единственным взглядом она заставляет меня забыть всё, что я собирался сделать. Ранее сегодня я обнаружил, что рассматриваю её фотографии на странице Facebook, читаю её посты, потому что она мне интересна. Хотя должен признаться, что книг не было в моём плане, но это было отличным ходом. Скорее всего, она прямо сейчас лежит там и читает одну из книг, и глубоко внутри на задворках её хрупкого разума мысли обо мне связаны с чем-то хорошим, с добрыми делами, которые отождествляют раскаяние. Это прекрасный пример манипуляции другими людьми: вы забираете у человека всё, и внезапный акт небольшого проявления доброты будет ощущаться, словно вы сдвинули ради него горы. Отними у человека всё, и он начинает пересматривать своё отношение к жизни, особенно смотрит под другим углом на проявление любви и доброты. И внезапно, случается так, что он становится зависим от тебя во всём, когда ты – это всё, что он видит раз за разом, ты становишься наделённым властью менять их мировосприятие.
И вещи, которые когда-то казались хорошими, могут в одну минуту стать плохими. Вещи, которые когда-то радовали, могут больше не производить такого эффекта и начинают раздражать. Когда человек общается только с одним единственным человеком, то этот человек получает право на контроль мыслей и разума пленника. Так просто, но в тоже время так запутанно. И если вы являетесь настоящим мастером в том, что делаете, этот человек даже может не понимать, что все его морально-нравственные принципы были перенаправлены, так же он прекращает распознавать, где ложь, а где правда, но самое главное он больше не в силах вспомнить, кем же он был до вашего прихода.
Мысль об Аве, теряющей себя, заставляет меня испытывать печаль, потому что мне хочется знать какая она на самом деле, и если она утратит свою личность, то я никогда не смогу узнать её настоящую.
Я перелистываю страницы до раннего утра, пока солнечные лучи не начинают проникать через старое окно, что расположено рядом с кроватью. После того, как я убираю книгу на ночной столик, я выбираюсь из кровати. Я иду в туалет, чищу зубы, затем беру с собой моток верёвки из шкафа и спускаюсь в подвал. Ава спит, свернувшись в клубок на матрасе с книгой про Франкенштейна, что ещё находиться в её руках. Я спешно пересекаю комнату, наблюдая за ней спящей, и аккуратно присаживаюсь рядом.
Она выглядит такой умиротворенной, такой чертовски идеальной. Её фарфоровая кожа лишена каких-либо изъянов, а её густые, тёмные ресницы настолько сильно контрастируют с бледным цветом её кожи. Высокие идеальные скулы. Её верхняя губа дерзко выделяется, и если честно, то я чувствую себя словно Люцифер, тайно наблюдающий за своим ангелом с небесного пьедестала; но как бы то ни было, дьявол бы не стал испытывать вину, которую испытываю я. Склоняясь над ней, я ласково провожу пальцем по её щеке. «Бл*, как её кожа может ощущаться такой идеальной под моим прикосновением?»
– Ава, – шепчу я, – Эй, милая?
Её ресницы трепещут, и она немного двигается.
– Ава, пришло время вставать.
Она распахивает глаза, сонная и ошеломленная, прежде чем уставиться на меня.
Я кладу ладонь ей на бедро, поглаживая её.
– Всё в порядке. Я не причиню тебе вреда. Просто хотел сводить тебя принять душ, пока Эрла нет. И может ты бы могла позавтракать со мной за столом? Его не будет практически большую половину дня, поэтому я подумал… – я сужаю глаза. – …если бы я мог тебе доверять, то возможно ты бы хотела хоть ненадолго выбраться из этой чёртовой комнаты.
На мгновение её взгляд становится полностью нечитаемым, и я задаюсь вопросом, думает ли она как сбежать от меня, когда мы будем наверху. Но затем на её губах растягивается ошеломительная улыбка, и она делает тяжелый вдох.
– Это было бы просто потрясающе. Спасибо тебе.
Потому что она доверяет мне. Она не доверяет больше никому, кроме меня. И поэтому она протягивает свои руки, предоставляя доступ к своим запястьям, чтобы я их связал, прежде чем открою дверь.
***
Неяркое полуденное солнце проникает через одно из кухонных окон. Ава сидит за столом со связанными руками, естественно, смотря на свои колени. Она приняла ванную, одела новые джинсы и подходящую футболку с длинным рукавом, которую я купил для неё, и мы только что пообедали. Я убираю остатки еды с тарелок, составляя их в раковину, и включаю воду, чтобы ополоснуть их. Медведь дремлет под кухонным столом. Он скулит, отчаянно дергая лапами во сне. Крошечная улыбка появляется на губах Авы, когда она смотрит под стол на него.
– Моя собака постоянно так делает, ей снится, что она бежит во сне, – говорит спокойно она.
– Да что ты говоришь? – я выключаю кран, смотря на неё, когда вытираю руки. – Как её кличка?
– Сэди.
– Это имя не подходит для собаки, – она стреляет в меня игривым взглядом, и я не могу ничего поделать, когда смеюсь. Она такая милая.
– Ещё как подходит. Её порода называется «Шелти» – это карликовые колли. И кроме этого, она названа в честь моей любимой песни группы «Битлз».
Я приподнимаю бровь, кладу полотенце и отхожу от раковины, выдвигаю стул из-за стола и присаживаюсь напротив Авы.
– Группы «Битлз»? Так… – я тянусь рукой через весь стол, чтобы смахнуть с её лица упавший локон. – …хорошенькая девчонка слушает «Битлз» (прим. герой намекает на песню Битлз (Beatles) «Girl» в пер. «Девчонка»)?
– Да, я слушаю всё. Моя мама…
И упоминание о её матери заставляет слёзы катиться из её глаз. «Бл*дь. Я облажался. Я напомнил о том, о чём она должна не вспоминать». Я кашляю, прочищая горло.
– Эрл должен скоро вернуться, – я поднимаюсь на ноги, протягивая ей руку.
Она поднимает свои связанные руки и помещает их в мои ладони.
– Возможно, мы сможем делать это чаще. Было приятно провести с тобой весь день, – говорю я, когда отворяю дверь в подвал.
Слёзы катятся по её щекам, и я, не думая, стираю их подушечками больших пальцев. Я хочу обнять её и утешить.
– Это нормально, чувствовать себя расстроенной, Ава, но что ты должна помнить, что я защищу тебя. Я не позволю навредить тебе, Ава. Ты меня понимаешь? – я предпринимаю попытку вернуть власть в свои руки. Она отвечает мне нерешительным кивком, и я хватаю её подборок большим и указательным пальцами, принуждая её поднять взгляд. – Посмотри на меня, – произношу я, и когда она делает это, что-то внутри меня ломается.
Этот невинный взгляд – такой взгляд нечасто тут увидишь, потому что все девушки, которые находятся тут, уже извращённые и испорченные. Но Ава – это нечто иное. Надежда, любовь и семья всё ещё ощущаются для неё, как свежая рана. Она всё ещё довольно цельная личность – женщина, которой в реальной жизни я бы точно увлёкся, любил и жаждал.
Я провожу пальцем по её нежной коже, мой взгляд опускается к её пухлым губам. Я настолько растворился в своём влечении прямо сейчас, что совершенно не замечаю, что приближаюсь к ней всё ближе и ближе. Остались считанные сантиметры, которые отделяют мои губы от её, я останавливаю себя, стискивая челюсть в попытке взять под контроль часть себя, которая так отчаянно желает обладать ею.
– Я обещаю тебе, – я выдыхаю эти слова возле её губ, и она вздрагивает всем телом. – Я защищу тебя, – и на этих словах я разворачиваюсь и направляюсь к деревянным ступенькам, чтобы вновь покинуть её и закрыть в комнате.
– Я верю тебе, – шепчет она.
Прикрывая глаза, я втягиваю вдох.
В этом мире невинность – это верная погибель.
Глава 16
Макс
День 20
Я очень сильно старался найти Лилу. Но я не имел ни малейшего понятия, кем были эти мужчины или как они вышли на Эрла, чтобы забирать у него девочек. Прошлой ночью Эрл так надрался, что отрубился прямо за кухонным столом и обмочился. Я воспользовался возможностью, чтобы пробраться в его комнату вновь. Это был уже примерно двадцатый раз, когда я делаю это, но у меня не получалось ничего найти. В комнате не было совершенно ничего, кроме сигаретных окурков, банок из-под пива, порно и одежды.
Я беру две бутылки воды из холодильника и поворачиваюсь, чтобы направиться к себе в комнату в тот момент, когда в кухню входит Бубба с Руфусом, который следует за ним попятам.
– Эта девчонка разве не должна уже быть готова, м? – спрашивает он. – Сколько это обычно занимает, месяц или вроде того?
– Да, но эта девчонка упрямая.
– Ага, – он открывает дверь кухонного шкафа и начинает шуршать пакетами с едой. – Она вела себя по-боевому, когда мы привезли её сюда. Полагаю, что она ещё та заноза в заднице. Но всё равно, ты сделаешь всё как надо, да?
– Ну, что-то типа того, – я смотрю на него подозрительным взглядом. Он не из тех людей, кто часто становиться инициаторами разговора.
– Чёрт побери, она же может даже и не сломаться, – он открывает дверцу кухонного шкафа, доставая оттуда пачку овсяного печения с кремом, и кидает одно Медведю, который быстро поглощает его. – Но могу поклясться, что много парней заплатили бы приличные деньги за такую штучку, по крайней мере, я так считаю.
Он присаживается за стол, вытаскивая своей полной рукой печенье из пачки.
– Эй, Буб, – я присаживаюсь напротив него. – А откуда вообще берутся эти парни?
– У главного парня есть сайт. Это что-то типа того, как выбирать невест по интернету.
Я принуждаю себя не сжать челюсть от его слов. «Гребаный, мать его, сайт для продажи девушек?»
– Серьёзно?
– Ага, ну, я не совсем это имею в виду. Я полагаю, это больше сайт для парней, ну, ты понял.
– М… – я знаю, что он сказал немного. Бубба не из тех, кто много болтает, но, когда он начинает болтать, это похоже на словесный понос, что льётся из его рта.
Он запихивает в рот половину печенья с кремом.
– Ага, – прожевывает он еду. – Ну, так вот у этих парней есть сайт, где можно зарегистрироваться. Там они пишут о своих предпочтениях, ну, ты понимаешь: начиная от цвета волос и цвета глаз, тип фигуры и остального дерьма. Затем главный чувак собирает информацию и передает Джозефу, какую именно нужно похитить, раньше этим занимался Трэвис, но, когда мудак пропал и был убит, они подумали, что лучше, чтобы те, кто похищал и обрабатывал, были разными людьми. Думаю, что твоя роль в этом всём немного более значимая, чем наши, потому что ты знаешь, как запудрить им мозги.
Мой желудок скручивает тугими узлами. Я бы не сказал, что промывать кому-то мозги является таким уж ценным качеством, но опять же, полагаю, что в этом бизнесе это очень ценное умение.
– А кто управляет сайтом? – спрашиваю я, и Бубба отвечает, не мешкая.
– Том. Он управляется со всей деловой херней. В прошлом он был адвокатом или что-то вроде этой новомодной фигни. Так же знаю, что у него была жена… – произнёс он, облизывая крошки с пальцев, – а также то, что он трахался за её спиной, и когда она всё узнала, то заказала его. Потом он подсел на иглу и, в конце концов, потерял свою работу, и промотал все свои бабки, – сказал Бубба, поиграв бровями. – Думаю, нам это только пошло на руку, потому что-то из-за того, что с ним произошло, он и затеял всю эту хрень с девками, и теперь мы все при работе, которая отлично окупается, – он рассмеялся, прежде чем отодвинуться от стола. – Мы с Эрлом собираемся завалиться в бильярдную с Джуди, хочешь с нами?
– Бубба, ты же знаешь, что я не фанат людей, мне они не нравятся.
– Ну, да… – он выходит из кухни, отрыгивая.
«Том?! Долбанный, мать вашу, Том. Так это он затеял всё?» Я встречал его только пару раз, но он не показался мне человеком, который может заправлять чем-то. Он лысеющий мудак, среднего возраста. Лишившийся половины зубов из-за употребления мета, он показался мне чертовски дёрганным. Он даже не мог выдержать и трёх секунд зрительного контакта.
Я понятия не имею, где он живёт или как его фамилия, но согласитесь, хоть что-то лучше, чем ничего. Имя это уже что-то. Всё, что мне нужно сделать, – это подгадать время правильно разыграть мои карты, и в итоге, я просто уверен, что я и долбанный Том придём к пониманию. Улыбаясь, я поднимаюсь по ступенькам, вытаскиваю ключ из кармана, прежде чем останавливаюсь перед своей комнатой. Замок издаёт щелчок, и дверь распахивается, и вот она, находится там же, где я её и оставил сидеть на стуле в углу моей комнаты, неуклюже держа книгу.
– Вот, принёс воды, – говорю я, когда ставлю бутылку с водой на небольшую тумбочку, что стоит около её стула.
Она кивает, её глаза сосредоточенны на странице, которую она с жадностью читает.
Я пожимаю плечами и плюхаюсь на кровать, прежде чем беру блокнот в твёрдом переплете с ночного столика. Открывая на странице, на которой был загнут уголок в виде закладки, я украдкой посматриваю на Аву.
Она находиться здесь уже на протяжении двадцати дней. И каждый день происходит одно и то же – мне приходится бороться с собой, чтобы не забыть, что от меня требуется. Временами, мне кажется, что я специально тяну время и не ломаю её личность, потому что мне нравится её компания, и когда она рядом со мной, я не чувствую себя таким безнадежно одиноким.
Ава старается перевернуть страницу, но у неё ничего не получается. Связанные запястья не предполагают много свободы, и мне кажется это практически милым, то, как она старается сделать это, пролистывая нужную страницу и ругаясь себе под нос, потому что перелистнула слишком много страниц. Девушка откидывает голову, закатывая глаза, когда опускает книгу на колени.
– Просто, черт бы это всё побрал, – говорит она, издавая стон.
Я приподнимаю бровь.
– Такой грязный ротик для такой милой девушки, – я улыбаюсь, а она стреляет в меня гневным взглядом, словно хочет придушить. Я поднимаюсь на ноги, смеясь. – Как насчет того, чтобы я развязал тебя?
Её пристальный взгляд сужается, когда она осуждающе смотрит на меня.
– Я говорю серьезно, я доверяю тебе, но если ты подведёшь моё доверие… – я качаю головой, когда тянусь руками к её связанным запястьям. – Это не пройдет для тебя бесследно, моя дорогая.
– Я не подведу тебя, – её слова звучат отчаянно, а голос близок к рыданию. – Я обещаю тебе. Я просто хочу переворачивать страницы.
– Тогда хорошо, – я убираю книгу на пол, развязываю связанную веревку, поворачиваясь к ней спиной, ожидая, как она поведёт себя. Я присаживаюсь на кровать, откидываюсь спиной на спинку кровати и вновь беру в руку свой блокнот.
– Спасибо тебе, – произносит она, когда поднимает с пола свою книгу.
– Пожалуйста.
И так мы и сидим, читая: она на стуле, я – на кровати, она ведёт себя так, будто приняла своё нахождение здесь. В каком-то роде, своим нежеланием сбежать она подтверждает это, своё принятие. Я быстро пролистываю к самому началу блокнота, запись которая датируется июлем 2016, субъект №130.
День заключения 8: Неделя изоляции и ограниченное количество пищи. Сегодня произошла наша первая встреча. Эта девушка необычная, дёргается и подпрыгивает каждый раз, когда я подхожу к ней ближе, чем на три шага. Плачет, если я сощуриваю свой взгляд. А также она никогда не отвечает, если я спрашиваю её. Эрл сказал, что она может быть немой, потому что девчонка не произнесла ни слова.
День 10: Я не заходил к ней вчера. Сегодня, когда я вошел, она не двигалась. На мгновение я испугался, что она может быть мертва, потому что она лежала тихо и не подвижно, но затем я услышал её тихое сопение. Она плакала. Затем я сказал ей, что мне на самом деле жаль, что она оказалась здесь. Никакой реакции. Я сказал ей, что я не причиню ей вреда. Опять же никакой реакции. Я принёс ей таз с водой и губку, а также мыло, сказав, чтобы она помылась. Она не отреагировала. Я ушёл.
День 11: Я сидел с ней на протяжении 2 часов и за это время не произнёс ни слова. Я изучал, рассматривал её, в то время как она рассматривала меня. Было определенно ясно, что она подвергалась насилию. На ногах, руках и лице виднелись шрамы. Прямо перед тем, как я сказал, что она красивая, девчонка неистово разрыдалась. Иногда мне кажется, что все тяжелые испытания, что выпали на долю этих женщин, были в своём роде благословением для них, потому как единственное, что я понял, что они отчаянно нуждались в любви, потому что ни одна из них не видела и толики этого чувства за всю свою жизнь.
– Что ты читаешь? – мягкий голос Авы отвлекает моё внимание от написанного на странице.
– Конспекты, – это именно то, что есть, я не лгу. Я делал заметки во время тренировки девочек. Как бы ужасно и отвратительно это не звучало, я не могу ничего поделать, потому что мне это кажется захватывающим.
Её лоб хмурится в замешательстве.
– Как в школе?
– Что-то типа того. Мне нравится учиться, – я неспешно закрываю тетрадь и кладу её на тумбочку.
– Ты в шко… – теперь я вижу явное замешательство на лице девушки.
– У меня есть степень в психологии, – говорю я, улыбаясь.
– Понятно…
– Ты что, считала, что я необразованный преступник?
– Я… эм, нет, я имею в виду, просто… – она прочищает горло, откашливаясь. – Что побудило тебя к изучению психологии?
Ухмылка растягивается на моих губах.
– Ты, правда, хочешь услышать правду?
Она кивает, откидывая длинный локон за плечи. Я же внутренне продолжаю размышлять, говорить ей или нет, так как до этого момента я не говорил об этом еще никому. Но что-то заставляет меня желать рассказать ей только для того, чтобы посмотреть, как она отреагирует.
– Это ужасное чувство, когда ты чувствуешь страх перед собственным разумом, Ава. И я хочу понять, почему я настолько ненормальный.
– Все в каком-то роде ненормальные, – бормочет она. Я могу почти слышать презрение в её голосе.
Почти.
– Да, но уровень сдвинутости…
– Это не то слово.
– Действительно, оно не относится к психиатрии, – я рассмеялся.
– Полагаешь, что твой уровень сдвинутости шокирует обыкновенных людей?
Слабая улыбка появляется на её губах, когда мой взгляд встречается с её, и немедля ни секунды, я выкладываю всё как на духу.
– Я убил человека в первый раз, когда мне было шестнадцать, и знаешь, мне понравилось. Я мечтал об этом снова и снова, потому что хотел сделать это ещё раз.
Улыбка испаряется, и её мягкие губы приоткрываются. «Господи, я не могу ничего поделать с тем, что представляю, как скользну своим членом между её губ, оберну её длинные волосы вокруг своего запястья в то время, когда она будет стоять на коленях, послушно принимая мой член». Стыд затопляет меня.
– Шокирована? – спрашиваю я, слегка прищуривая глаза.
– Мне не следовало бы… – она потупляет взгляд, пялясь на свои колени и затем начинает теребить руки. «Так мило. Так, мать его, чертовски невинно, и это то, чего я так отчаянно желаю».
– Я убиваю только плохих людей, запомни это. Я хочу убить только самых отвратительных людей.
Она кивает, но не поднимает на меня взгляд.
– У нас у всех есть свои секреты, не так ли?
– Полагаю, что так.
– Так… – я присаживаюсь и подвигаюсь к краю кровати, сжимая ладони вместе, и подаюсь всем телом вперёд. – Ты знаешь мой секрет, так расскажи мне свой, Ава.
Я наблюдаю за тем, как она судорожно сглатывает. Она пожимает плечами.
– Я хочу знать о тебе всё, – я поднимаюсь на ноги и пересекаю комнату, присаживаюсь на колени перед ней. Меня переполняет отчаянная нужда прикоснуться к ней, что я и делаю. Я нежно провожу кончиками пальцев по её теплой щеке, скользя ими ниже по её челюсти. Моё сердце начинает биться сильнее, когда мои пальцы прокладывают себе путь по её горлу и ключице. Захватывая двумя пальцами её подбородок, я откидываю её голову назад и принуждаю девушку посмотреть на меня. – Скажи мне что-нибудь о себе, чего никто не знает, – я удерживаю её взгляд. Я ощущаю что-то знакомое в её взгляде, и на мгновение я чувствую себя так, словно я утратил связь с реальностью. – Ты сказала, каждый двинут по-своему, что значит, ты считаешь себя тоже извращенной, ненормальной, и я хочу знать почему, что за этим скрывается.
– Внутри меня таиться тьма, которая не отпускает меня, – шепчет Ава. – И это пугает меня.
– Тьма? – я придвигаюсь ближе к ней, мои пальцы всё ещё удерживают её подбородок. Мои губы находятся на расстоянии считанных миллиметров от неё, и я вынужден на краткий миг прикрыть глаза, потому что искушение слишком велико. Её дыхание становится более прерывистым, и чтобы не приникнуть своими губами к её, мне приходиться провести большим пальцем по её пухлой нижней губе, отчаянно сопротивляясь стону, который буквально рвётся из моего горла от того, насколько идеально она ощущается. – Почему ты так боишься тьмы, моя дорогая? Известно ли тебе, что только в этом мрачном месте мы можем предаться мечтаниям?
– А также там нас настигают кошмары, – произносит она, когда слеза соскальзывает с её ресниц, а её губы начинают дрожать.
Я отодвигаюсь от неё, пребывая в растерянности. Я заинтригован, потому что образ может таить в себе множество секретов. Снаружи она выглядит до невозможного невинно, поэтому я полагал, что у этого ангела нет изъянов, но вероятно она была сломлена изнутри, полностью разрушившись внутренне в прошлом. И меня пугает понимание, что меня влечёт к ней, меня уже давно влечёт к ней. Она запятнана, и причина случившегося мне неизвестна, но только люди, которые по-настоящему извращены, могут понимать, что значит настоящая тьма, и я отчаянно хочу узнать, что же отбросило тень на её идеальную душу. Страх накрывает меня, как медленная дымка, что образуется постепенно над озером. Единственное, во что я верю в этом мире, что необходима вторая запятнанная тьмой душа, чтобы понять сломленного человека, и теперь мне становится понятно, что я иду по тонкому льду. Два сломленных человека вместе могут привести только к одному – или же произойдет что-то невероятное и разбитые кусочки наших личностей соединятся воедино, исцеляя себя, или же мы уничтожим друг друга ещё сильнее, пока от нас не останется совершенно ничего.
А когда что-то сломленное разбивается, ничего на свете не может сравниться с набирающей обороты катастрофой.
Глава 17
Ава
Я устала от чтения. Я устала от хождения туда-сюда. И всё, что меня окружает, это эти долбаные четыре стены и чёртова дверь. Которая, мать вашу, заперта на замок. Поэтому, я просто сижу, ничего не делая.
Раздается щелчок замка, и как собака Павлова я практически истекаю слюной. Я обнаружила, что это меня воодушевляет – слышать звук открывающегося замка, потому как я знаю, что через считанные секунды порог переступит Макс. И он так и делает, не заставляя себя ждать. Он в обтягивающей мышцы серой футболке и джинсах, с легкой щетиной, что покрывает его челюсть. И я практически таю – я не должна, но весь его вид, стоящего у моего матраса, смотрящего на меня таким напряженным тёмным взглядом, делает своё дело.
Он улыбается, и я чувствую, как мои щеки краснеют. Я как тринадцатилетняя девчонка, влюбленная в своего преподавателя, я ненавижу чувствовать себя таким образом.
– Кое-что принёс для тебя сегодня, – говорит он, протягивая мне кожаный ежедневник. Я беру ежедневник из его рук. Это тёмно-серый Молескин, поэтому я прекрасно понимаю, что он обошелся ему не дешево (прим. Молескин – торговая марка итальянской компании Modo & Modo, производящей канцелярские товары, преимущественно записные книжки). – Я подумал, если тебе нравится читать, то вероятнее всего понравится и писать. Поэтому вот.
И я таю вновь.
Он присаживается на край матраса, его ладонь ложится на мою ногу.
– Нравится? – спрашивает он
– Нравится что? – я провожу ладонью по коже, воодушевленная чувством чего-то совершенно нового.
– Тебе нравится писать?
– Я говорила серьезно, когда сказала, что постоянно писала стихи…
Он ложится на матрас, его пальцы легко скользят по моей голени.
– На самом деле? И какие именно?
– Готические. Ну, ты знаешь, нечто тёмное.
– Хм, понимаю. Это связано с комментарием про тьму внутри тебя и тем остальным, что ты говорила, – он издаёт крошечный смешок. – Сколько тебе было, когда ты начала писать?
– Пишу с пятого класса.
– Ты была юной.
– Ну да, – я сглатываю. – Иногда просто нужен способ, который поможет выплеснуть всё, что накопилось внутри, понимаешь?
– Понимаю. Ох, ещё как понимаю, Ава.
И воцаряется тишина. Напряженная тишина, которая говорит нам, что у нас больше общего, чем мы готовы признать. И если говорить начистоту, то я знаю это абсолютно точно, потому что просто так вы не станете испытывать влечение к случайному незнакомцу, если вы не разделяете что-то глубокое, извращённое и уродливое. Тьма похожа на маяк, безмолвный, бесцветный маяк, который притягивает схожих людей.
– А ты пишешь? – задаю я вопрос.
Одна из его бровей изгибается, и уголок его губ приподнимается вверх.
– Конечно. Как часть терапии.
– Точно.
– Тогда мы понимаем друг друга? – он смеется и кладет ладонь на мою ногу, прежде чем встать, и затем направляется к двери. – Может я смог бы организовать для тебя другую комнату, если ты хочешь. Настоящую комнату, с кроватью и шкафом.
И всё, что я могу ответить на его слова это: «Спасибо тебе», потому что я застряла тут. Навсегда. Потому что я боюсь, что больше не в силах сопротивляться или же бороться.
Замок издаёт щелчок, и я открываю ежедневник на первой странице. Лист совершенно чистый. Нет никакой нумерации страницы. Я просто пялюсь на лист, и знаете, что забавно, что впервые с того момента, как я нахожусь здесь, я ощущаю неограниченную свободу. Я могу писать всё, что мне заблагорассудиться. Я могу свободно затеряться в мире своих фантазий. Теперь я могу не лишиться рассудка, потому что смогу убегать от реальности таким способом. Возможно, именно это чувствовал Сервантес, когда был в заточении, возможно, похожие мысли натолкнули его на написание первых строк о Дон Кихоте (прим. Мигель де Сервантес – Всемирно известный испанский писатель. Известен как автор одного из величайших произведений мировой литературы – романа «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанский». Сервантес 5 лет провёл в алжирском плену, четырежды пытался бежать и лишь чудом не был казнён. В плену часто подвергался различным мучениям). Взяв ручку в руки, я даже не думаю. Я просто отпускаю себя и пишу.
Когда я разговариваю сама с собой, то всегда боюсь того, что могу сойти с ума, но когда я пишу для себя – во мне тлеет надежда, что возможно, кто-нибудь прочтёт эти безмолвные слова.
«Я – Ава Донован: пленница, заложница. Такой меня могут вспомнить, потому что для остального мира меня больше не существует. Я существую только здесь. С ним, и иногда я чувствую, когда он смотрит на меня, что ему под силу любить меня так, как никто и никогда не мог. И меня это устраивает. Возможно, вы можете подумать, что я сумасшедшая, но мне кажется, я просто нашла место, которому всецело принадлежу».
Я прекращаю писать, мурашки покрывают мои руки, когда я перечитываю написанное. Писательское мастерство – это искусство, настоящее искусство, которое приходит к нам с вдохновением, что заставляет меня задумываться насколько сумасшедшую и извращенную жизнь вели мои любимые писатели. Естественно, в каждом ужасном рассказе виднеются частички их самих. Возможно, пишет само подсознание, вообще являются ли люди писателями? Больше похоже, что за них говорит их страх, ярость и боль, я жажду верить, что именно эмоции заставляют изливать авторов слова на бумагу.
Потому что определенно точно, я не могла зайти так далеко.
Я не могу быть влюблена в него. Так?
Глава 18
Макс
День 59. Пять с половиной недель спустя
Я разравниваю одеяло на кровати и оглядываю комнату, мои нервы словно охвачены долбанным пламенем. Сейчас начинается вторая стадия: обеспечение комфорта и налаживание дружеских отношений, хотя на самом деле это совершенно не так. Фактически, это настоящая спальня – если не брать в расчёт двойной засов, открываемый ключом с наружной стороны двери.
Всё готово, кроме меня. Я не готов к этому.
Ава стоит в углу комнаты, с огромной, ослепительной улыбкой, которая сияет на её лице, когда она проводит ладонью по книгам на полке. Я перенёс все её книги сюда, кроме этой мелочи, всё остальное делалось и для всех других девушек, которые попадали сюда на второй стадии. Каждая девушка наивно верила, что всё в комнате было приготовлено специально для неё, они принимали это за демонстрацию моей настоящей любви к ним. Они полагали, что таким образом я проявляю по отношению к ним заботу, потому что зачем мне ещё идти на такие жертвы? Начиная от изысканной мебели и заканчивая новыми простынями?
– Ты это сделал для меня? – улыбается она.
Меня никогда не тревожило, что они думают таким образом. Но с Авой это ощущение заставляет мой желудок скрутиться тугим узлом. Я не могу ответить ей на этот вопрос, поэтому я просто киваю.
– Почему?
– Почему? – я опускаю свой взгляд. – Ты для меня особенная, – и это не ложь. Она бросается ко мне, оборачивая свои руки вокруг моей талии, и сжимает меня крепко в объятиях.
– Спасибо тебе огромное, Макс.
Я не могу больше сдерживаться, всё внутри меня кипит, поэтому я просто прощаюсь и спешно выхожу из комнаты, запирая за собой дверь на два засова. Когда я поворачиваюсь, то вижу Эрла, который стоит, прислонившись к стене, его ноги вытянуты и скрещены в щиколотках, таким образом он загораживает мне проход.
