Текст книги "Ривермонтский Большой приз (ЛП)"

Автор книги: Стивен Ван Дайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

ГЛАВА 8
Разъединенный провод

(14 апреля, 5 ч. 30 м. дня)

Мисс Битон кивком головы указала судебному врачу на нас.

– Благодарю вас, милая, – крикнул он ей через плечо.

– Если я могу чем-нибудь помочь… – сказала сиделка.

– Сейчас нет, благодарю вас, – ответил Вэнс. – Хотя позже мы вас, может быть, позовем.

Кивнув головой, сиделка удалилась. Доремус помахал нам рукой и остановился перед Хисом.

– Поздравляю вас, сержант, – сказал он, – поздравляю.

– В чем дело, доктор? – сказал Хис, ухмыляясь.

– Раз в жизни, – продолжал Доремус, вы нашли подходящее время, чтобы меня вызвать. Прямо-таки удивительно: я не ел, я не спал, когда получил ваш вызов. Сидел и скучал. В первый рез в истории вы не оторвали меня от еды или от пуховой перины. Чем объяснить такое благосклонное отношение? Тащите сюда ваши тела, и я без всякой злобы рассмотрю их.

– Я не приспособляю убийства к вашим удобствам, – сказал Хис, – и очень рад, что застал вас в свободную минуту. Вот этот малый лежит там в кресле. Это находка мистера Вэнса, и у него на этот счет свои идеи.

Доремус откинул шляпу на затылок, подошел к креслу и стал разглядывать неподвижную фигуру. Он рассмотрел рану от пули, пощупал руки и ноги и потом повернулся.

– Ну, в чем же дело? – спросил он своим обычным небрежным тоном. – Он умер. Выстрел в голову. Пуля малого калибра. Вероятно, засела в мозгу… По-видимому, он решил покончить с собой. Ничто не противоречит этому утверждению. Пуля попала в висок под надлежащим утлом. Есть следы пороха, показывающие, что револьвер держали очень близко к голове. Вам нечего меня спрашивать – как давно он умер – этого я не могу вам сказать. Самое большее, я знаю, что он умер не позже, чем тридцать минут назад, и не раньше, чем часа два назад. Тело еще не остыло и не окостенело. Кровь из раны только слегка запеклась, но на открытом воздухе этот процесс идет быстро. Что вы еще хотите знать?

– Скажите, доктор, – спросил Вэнс. – Вы говорили о крови на виске этого малого. Что вы скажете про ее количество?

– Ее чересчур мало, я бы сказал, – ответил Доремус, – но раны от пули бывают самые разные, хотя, конечно, должно бы быть гораздо больше крови.

– Вот именно, – сказал Вэнс. – Моя теория в том, что его застрелили в другом месте и принесли сюда.

– Застрелили? – сказал Доремус. – Так вы думаете, что это не самоубийство? Конечно, возможно. Нет оснований, почему тело не перенесли бы с одного места на другое. Найдите остальную кровь, и вы, очевидно, узнаете, где произошло убийство.

– Очень вам благодарен, доктор, – улыбаясь ответил Вэнс, – мне это тоже приходило в голову, но я думаю, что кровь вытерли. Я только надеялся, что ваши наблюдения подтвердят мою теорию о том, что он не сам застрелился, сидя на этом стуле.

– Это разумное предположение, – сказал доктор, пожимая плечами. – Конечно, крови должно было быть больше. И я могу вам сказать, что он не вытер ее после того, как в него попала пуля. Он умер немедленно.

– Есть у вас еще какие-нибудь указания? – спросил Вэнс.

– Может быть, будут, после, того как эти младенцы, – он указал на фотографа и экспертов, – кончат свои фокусы.

Капитан Дюбуа и детектив Беллами уже начали свои изыскания с телефонного столика, а Квакенбуш наставлял свой аппарат.

– Слушайте, капитан, – обратился Вэнс к Дюбуа. – Обратите особое внимание на наушники, револьвер и пенсне, а также на дверную ручку у чулана в коридоре.

Закончив работу на крыше, все три эксперта направились в чулан. Когда они удалились, Доремус испустил преувеличенный вздох облегчения.

– Как вы думаете, не переложить ли нам тело на диван? Будет легче его осматривать. Сержант дал Сниткину знак головой, и оба детектива положили тело Свифта на тот самый диван-качалку, на который положили Зелию Грэм, когда ей стало дурно при виде тела.

Доремус по своему обыкновению работал быстро. Кончив дело, он покрыл тело ковром и сделал Вэнсу и Маркхэму краткий доклад.

– Нет никаких указаний на борьбу, если вы этого ожидали. Но кожа слегка содрана на переносице, как будто бы пенсне резко слетело с носа. И есть ушиб над ухом с левой стороны, который мог быть вызван каким-нибудь ударом, хотя кожа и не пробита.

– Скажите, доктор, – сказал Вэнс, – соответствует ли следующая теория вашим наблюдениям: этого человека застрелили в другом месте; он упал на каменный пол, ударившись о него головой; при этом его пенсне упало и левое стекло ударилось об пол; после этого тело принесли сюда на кресло и пенсне снова посадили ему на нос?

– Это было бы весьма разумное объяснение ушиба на голове и содранной кожи на переносице, – заметил Доремус. – Так это опять одно из ваших диковинных убийств? Только я скажу вам сразу: вы сегодня от меня не дождетесь рапорта о вскрытии. Мне нужно развлечение. Я иду в Мадисон Сквер Гарденс, чтобы посмотреть на борьбу Люиса и Лондоса. И я не намерен отказываться от своего билета. Итак, сержант, можете отложить до завтра все последующие убийства, или вам придется обращаться к кому-нибудь из моих помощников.

Он распорядился унести тело, надвинул шляпу на лоб, помахал рукой и скрылся в коридоре.

Только мы с Вэнсом успели усесться в кабинете, как появился капитан Дюбуа и сообщил, что ни на одном из поименованных Вэнсом предметов не было отпечатков пальцев.

– Действовали в перчатках, – сказал он кратко, – или вытерли.

– Это ничуть меня не удивляет, – сказал Вэнс.

Дюбуа, Беллами и Квакенбуш удалились.

– Ну, Вэнс, вы удовлетворены? – спросил Маркхэм.

– Я и не ожидал отпечатков. Ловко задуманное убийство. То, что обнаружил Доремус, заполняет некоторые пробелы в моей теории. Молодец этот Доремус. При всех своих странностях он понимает свое дело и знает, что искать. Несомненно, Свифт был в чулане, когда его застрелили. Он упал на пол, смахнув при этом бумаги с полки. Он ударился головой об пол и сломал при этом одно из стекол пенсне. После этого его потащили в сад и положили на кресло. Свифт – невысокий худощавый человек. Наверное, весит меньше 60 килограмм. Было бы не так трудно перенести его сюда после смерти.

Раздались шаги в коридоре. Мы поглядели на дверь и увидели внушительную фигуру старого профессора Ефраима Гардена. Я тотчас же узнал его по фотографиям. Это был высокий человек, немного сутулый, и, хотя он был очень худ, он держался с той выправкой, которая показывала, что он сохранил в значительной мере физическую силу своей молодости. Его лицо выражало благожелательство, а в его глазах чувствовался острый ум. Контуры его рта свидетельствовали о некоторой жесткости. Волосы его были почти совсем белые и также подчеркивали желтизну его цвета лица. Глаза и выражение лица напоминали его сына, но было видно, что он гораздо более чуткий и внимательный человек, чем молодой Гарден.

Он поклонился нам со старомодной вежливостью.

– Сын мой меня только что известил, – сказал он, – о происшедшей сегодня трагедии. Я жалею, что не вернулся домой раньше, как обычно по субботам. В таком случае трагедию, вероятно, удалось бы предотвратить. Я сам был бы в кабинете и следил бы за своим племянником. Во всяком случае, он не мог бы добраться до револьвера.

Я совсем не уверен, доктор Гарден, – сказал Вэнс, – что ваше присутствие здесь сегодня днем предотвратило бы трагедию. Это не такое простое дело, каким оно кажется на первый взгляд.

Профессор Гарден сел в старинное кресло около двери.

– Да, да, я об этом слышал. Я хочу знать об этом больше, – в голосе его звучала тревога. – Флойд говорил мне, что смерть Вуда очень походит на самоубийство, но что вы отрицаете такое заключение. Могу я вас спросить о причинах такого вашего отношения?

– Не может быть никаких сомнений, сэр, – ответил спокойно Вэнс, – что ваш племянник был убит. Слишком много данных противоречат версии самоубийства, но было бы нежелательно, а также и не нужно сейчас входить в подробности. Наше расследование только начинается.

– Разве тут будет расследование? – протестующе воскликнул профессор Гарден.

– Разве вы не хотите, чтобы убийца попал в руки правосудия? – холодно ответил Вэнс.

– Да, да, конечно, – невольно ответил профессор. Но глаза его мечтательно устремились в окно, выходившее на реку. – Это все-таки очень прискорбно, – сказал он. – Уверены ли вы, что правы и что вы не создаете ненужного скандала?

– Совершенно уверен, – сказал Вэнс. – Кто бы ни совершил это преступление, он сделал несколько существенных ошибок. Умелость этого убийства проявилась не во всех его фазах. Мне кажется, что какой-то случай вызвал в последние минуты некоторые перемены плана. Кстати, доктор, могу я вас спросить, что вас задержало сегодня днем? Я узнал от вашего сына, что вы обычно возвращаетесь домой по субботам гораздо раньше.

– Конечно, можете, – сказал профессор, но в глазах его выразилась тревога. – Мне нужно было кое-что проверить раньше, чем продолжать свой опыт. И я решил, что это будет самое подходящее время, так как я закрываю лабораторию и отпускаю своих ассистентов по субботам раньше.

– А где вы были, профессор, после того, как вышли из лаборатории, и перед тем, как пришли сюда?

– После того, как я оставил университет около двух, – сказал Гарден, – я отправился в публичную библиотеку и оставался там все время. Ушел только полчаса назад. Оттуда я в экипаже прямо проехал домой.

– Вы пошли в библиотеку один? – спросил Вэнс.

– Ну разумеется, я пошел один, – ответил профессор. Я не беру с собой ассистентов, когда мне нужна какая-нибудь справка. Но какой смысл этого допроса – значит ли это, что от меня требуют алиби?

– Дорогой мой доктор, – сказал Вэнс успокаивающе. – В вашем доме произошло серьезное преступление, и нам существенно знать, где находились все лица, так или иначе имеющие отношение к этому печальному делу.

– Я вас понимаю, – сказал профессор Гарден. Он встал с кресла и подошел к окну, глядя на низкие лиловые холмы по ту сторону реки, на которые ложились первые тени вечера.

– Я рад, что вы понимаете наши затруднения, – сказал Вэнс, – и я думаю, что вы проявите такое же понимание если я расспрошу, какие отношения были между вами и вашим племянником.

Профессор медленно повернулся.

– Мы были очень близки, – сказал он без всякого колебания. – И моя жена, и я смотрели на Вуда почти как на родного сына, с тех пор как его родители умерли. Он не был сильной личностью и нуждался в духовной и материальной поддержке. Может быть, из-за этой его природной слабости мы относились к нему мягче, чем к нашему собственному сыну. Флойд но сравнению с Вудом – энергичный и упрямый человек, способный сам о себе заботиться.

– В таком случае, – сказал Вэнс, я полагаю, что вы и миссис Гарден позаботились о Свифте в своем завещании?

– Это верно, – сказал Гарден. – Мы действительно уделили в нем ему в нашему сыну равные доли.

– А есть у вашего сына какой-нибудь собственный доход? – спросил Вэнс.

– Никакого, – ответил профессор – Он по временам зарабатывал немного денег на разных предприятиях, связанных со спортом, но он совершенно зависит от тех денег, которые жена моя и я даем ему. Мы назначили ему большую сумму – может быть, скажут, что слишком большую. Но я не вижу, почему не побаловать мальчика. Он не виноват, что у него нет склонности к профессиональной карьере и никакого нюха для деловой жизни. Миссис Гарден и я получили наши деньги в наследство, и, хотя я всегда жалел, что у Флойда нет никаких серьезных интересов, я никогда не имел склонности лишать его тех вещей, в которых он, по-видимому, видит свое счастье.

– Это очень либеральное отношение, доктор, – сказал Вэнс, – особенно со стороны человека, который всецело отдается таким серьезным занятиям. А как насчет Свифта, был у него собственный доход?

– Его отец оставил ему довольно значительную сумму, – объяснил профессор. – Но я думаю, что он растратил или проиграл ее почти целиком.

– Еще один вопрос, – сказал Вэнс, – насчет того же завещания. – Знали ли о нем ваш сын и ваш племянник?

– Не могу вам сказать. Очень возможно, что знали. Ни миссис Гарден, ни я никогда не считали это тайной. Но какое отношение все это имеет к нынешнему ужасному положению?

– У меня нет самого отдаленного представления, – откровенно признался Вэнс. – Я только ощупью иду в темноте, надеясь увидеть луч света.

В эту минуту из коридора появился детектив Хеннесси.

– Там пришел тип из телефонной компании, сержант, – говорит, он должен починить звонок. Он пробовал внизу и говорит, что там все в порядке. Тогда лакей сказал ему, что, наверное, что-нибудь испорчено наверху. Но я хотел вас спросить, раньше чем послать его наверх.

Хис пожал плечами и вопросительно поглядел на Вэнса.

– Отлично, Хеннесси, – сказал Вэнс, – позовите его наверх.

Хеннесси кивнул головой и удалился.

– Знаете, Маркхэм, – сказал Вэнс, – хотел бы я, чтобы этот проклятый звонок не портился как раз сегодня. Я терпеть не могу совпадений.

– Вы хотите сказать, – перебил его профессор Гарден, – что испортился звонок между этим кабинетом и нижним этажом. Он сегодня утром был совсем в исправности. Снид вызвал меня к завтраку, как обычно.

– Да, да, – сказал Вэнс, – в том-то и дело. Он, очевидно, перестал действовать после того, как вы ушли. Сиделка это обнаружила и сказала Сниду, который позвонил в телефонную компанию.

– Это не имеет особого значения, – сказал профессор, – это, однако, удобно – избавляет от хождения вверх и вниз по лестницам.

– Пусть он чинит звонок, это нам не помешает, – сказал Вэнс. – А вы, доктор, не будете ли так добры присоединиться к остальным в гостиной? Мы тоже скоро спустимся. Профессор наклонил голову и, не говоря ни слова, удалился.

Высокий бледный молодой человек появился в дверях. У него была в руках черная сумка с инструментами.

– Меня вызвали, чтобы починить звонок, – объявил он с угрюмым равнодушием. – Я не нашел внизу никакого непорядка.

– Может быть, непорядок тут? – сказал Вэнс. – Звонок вон там, около стола.

Механик пошел к звонку, вынул карманный фонарь и маленькую отвертку и снял внешнюю оболочку звонка. Повозившись немного с проводами он презрительно поглядел на Вэнса.

– Как вы хотите, чтобы телефон звонил, когда провода разъединены.

Вэнс внезапно заинтересовался этим. Надев монокль, он поглядел на коробку.

– Разъединены, вы говорите? – спросил он.

– Конечно, разъединены, – проворчал механик. – Я не думаю, чтобы они сами разъединились.

– Так вы думаете, их намеренно разъединили? – сказал Вэнс.

– Похоже на это. Оба винта плохо завинчены, а проволока не согнута. Как будто бы их выдернули наружу.

– Это очень интересно, – сказал Вэнс. – Это, конечно, возможно, но я не понимаю, почему бы это сделали. Простите за беспокойство.

– О, все это входит в мою работу, – сказал механик. – Хотел бы я, что бы вся моя работа была настолько легкой как эта! Посмотрим, будет ли действовать звонок. Есть внизу кто-нибудь, кто на него откликнется?

– Я позабочусь об этом, – сказал Хис и повернулся к Сниткину. – Сбегайте вниз в кабинет и, если вы услышите звонок – позвоните в ответ. Сниткин побежал вниз и через несколько мгновений, когда мы нажали кнопку, в ответ раздалось два звонка.

– Теперь все в порядке, – сказал механик, собирая свои инструменты. – Пока! – и он исчез в коридоре.

Маркхэм рассматривал Вэнса в течение нескольких минут.

– У вас что-то на уме, – сказал он серьезно. – В чем дело с этим испорченным звонком?

Вэнс молча курил. Потом он подошел к окну, выходившему на север, и задумчиво поглядел в сад.

– Я не знаю, Маркхэм, это очень загадочно. Но у меня такое представление, что лицо, сделавшее выстрел, который мы слышали, разъединило эти провода.

Вдруг он спрятался за занавеску, продолжая осторожно вглядываться в сад. Он сделал нам предостерегающий знак рукой, чтобы мы не показывались у окна.

– Чертовски странно, – сказал он. – Калитка в том конце изгороди медленно отворяется. О Боже мой! – и он быстро кинулся в коридор, ведущий в сад, знаком призывая нас следовать за собой.

ГЛАВА 9
Два окурка

(14 апреля, 6 ч. дня)

Вэнс пробежал мимо тела Свифта на диване и бросился к калитке. Когда он ее достиг, он увидел перед собой высокую величественную фигуру Мэдж Уезерби. Очевидно, она собиралась войти в сад, но остановилась, когда увидела нас. Однако наше присутствие не удивляло и не смущало ее.

– Очень мило с вашей стороны, миссис Уезерби, – сказал Вэнс. – Но только я сказал, чтобы все оставались внизу.

– Я имела право прийти сюда, – ответила она, выпрямляясь с царственным достоинством.

– А? – пробормотал Вэнс, – да конечно. Это возможно, знаете. Но не будете ли вы добры объяснить…

– К вашим услугам, – и выражение ее лица не изменилось, и голос звучал глухо и искусственно. – Я хотела удостовериться, мог ли он это сделать.

– А кто же, – спросил Вэнс, – этот таинственный «он»?

– Кто? – переспросила она, насмешливо откидывая голову назад. – Разумеется, Сесиль Крун.

Вэнс прищурил глаза и внимательно поглядел на нее. Потом он сказал легким тоном:

– Весьма интересно. Но погодите минуту. Как же вы попали сюда?

– Это весьма просто. Я притворилась, что мне дурно, и сказала вашему милашке, что иду в буфетную выпить стакан воды. Я вышла через буфетную в общий коридор, поднялась по главной лестнице и вышла на террасу.

– Но как же вы знали, что вы таким путем доберетесь до сада?

– Я не знала, – она загадочно улыбнулась. – Я только производила разведку. Я хотела доказать самой себе, что Сесиль Крун мог застрелить бедного Вуди.

– И вы удостоверились в этом?

– О да, – ответила она с горечью. – Без всякого сомнения. Я давно знала, что Сесиль убьет его рано или поздно. Я была уверена, когда вы сказали, что Вуди убит, что это дело рук Сесиля. Но я не понимала, как он мог попасть сюда, уйдя от нас сегодня днем. И я старалась разузнать.

– А почему, позвольте спросить, – сказал Вэнс, – мистер Крун мог бы желать избавиться от Свифта?

Женщина театрально прижала руки к груди. Сделав шаг вперед, она сказала замогильным голосом:

– Сесиль был ревнив, ужасно ревнив. Он безумно влюблен в меня. Он терзал меня своим ухаживанием. Я ничего не могла поделать. Когда он узнал, что я люблю Вуди, он пришел в отчаяние. Он угрожал мне. Я была в диком страхе. Я не решалась совсем порвать с ним, я не знала, до чего он мог дойти. Я старалась его успокаивать и я выходила с ним, надеясь, что это безумие у него пройдет. Одно время мне казалось, что он становится более нормальным и разумным. А потом сегодня… это ужасное преступление… – голос ее перешел в жалобный вздох.

Вэнс не выразил в своем лице ни сочувствия, к которому взывала ее напыщенная речь, ни того насмешливого презрения, которое, как я знал, он чувствовал. В его глазах проявлялся только интерес.

– Печально, очень печально, – проговорил он.

Мисс Уезерби закинула голову назад. Глаза ее засверкали.

– Я пришла сюда, чтобы посмотреть: возможно ли, что это сделал Сесиль. Я пришла сюда в интересах правосудия!

– Очень почтенно, – сказал Вэнс. – Мы это весьма ценим и тому подобное. Но я должен настаивать на том, знаете, чтобы вы вернулись вниз и оставались там с остальными. И будьте добры пройти через сад и спуститься по внутренней лестнице.

Он закрыл калитку и проводил мисс Уезерби к дверям. Она минуту поколебалась, но потом последовала его указаниям. Когда она проходила мимо дивана-качалки, она вдруг упала на колени.

– О, Вуди, Вуди, – простонала она драматически. – Это моя вина, – она закрыла лицо руками и наклонила голову, выражая всей своей позой глубокую скорбь.

Вэнс глубоко вздохнул, бросил папиросу и, взяв женщину крепко за плечи, поднял ее на ноги.

– Знаете, мисс Уезерби, – сказал он резко. – Все это не мелодрама!

Она выпрямилась с заглушенным рыданием и направилась вниз по лестнице. Вэнс повернулся к детективу и кивнул ему на выход:

– Сниткин, – сказал он, – спуститесь вниз и скажите Хеннесси, чтобы он следил за этой Сарой Бернар, пока она нам не понадобится.

Сниткин ухмыльнулся и последовал за мисс Уезерби вниз. Когда мы вернулись в кабинет, Вэнс опустился на кресло и зевнул.

– Боже мой, – пожаловался он. – Дело было достаточно сложным без этих актеров-любителей.

Маркхэм, насколько я мог видеть, был смущен и поражен этим инцидентом.

– Может быть, это и не все игра, – сказал он. – Эта женщина сделала весьма определенное заявление.

– О да, еще бы! Это в ее природе. – Вэнс взял еще папиросу. – Определенное заявление. Да. И сбивающее с толку. Право же, я ни минуты не думаю, чтобы она считала Круна виновным.

– Тогда в чем же дело? – воскликнул Маркхэм.

– Ни в чем, решительно ни в чем. Суета сует. Эта дама суета. Да и мы суета, ничто не ведет ни к чему.

– Но у нее что-то, очевидно, было на уме, – протестовал Маркхэм.

– У всех людей что-нибудь на уме. Но если бы мы могли до конца прочесть ум какого-нибудь человека, мы бы вероятно поняли весь мир.

– Боже милосердный, – воскликнул Маркхэм, вставая с места. – Неужели вы не можете разумно разговаривать?!

– Маркхэм, мой дорогой Маркхэм. – Вэнс покачал головой. – Что такое разум? Однако, как хотите. Что-нибудь кроется за театральностью этой дамы. У нее есть идеи. Но она действует не прямо. Она хочет, чтобы мы были чем-то вроде китайских божков, которые могут двигаться только по прямой линии. Печально. Но обозрим положение. Оно приблизительно таково. Несчастная дама выскальзывает через буфетную и поднимается в сад на крыше, надеясь привлечь наше внимание. Когда ей это удается, она сообщает нам, что доказала самым убедительным образом, будто некий мистер Крун убил Свифта на почве любви и ревности. Вот прямая линия, которая на самом деле – самое длинное расстояние между двумя точками. Теперь возьмемте кривую: предположим, что дама была отвергнутой, а не отвергала ухаживания. Она на это обижена. Она раздражена. Она раздразнена и мстительна и приходит на крышу с единственной целью – доказать, будто Крун виноват. Она отнюдь не выше этих соображений. Она была бы весьма рада, если бы Крун пострадал, все равно виновен он или нет.

– Но ее история весьма правдоподобна, – вызывающе ответил Маркхэм. – Почему стараться найти скрытый смысл в очевидных фактах. Крун мог это сделать, а ваша психологическая теория относительно мотивов этой женщины совершенно его обеляет.

– Дорогой Маркхэм, она его совершенно не обеляет! Она только показывает, что эта дама занимается весьма несимпатичными интригами. Эта маленькая драма, которую она разыграла на крыше, может оказаться для нас существенной.

Вэнс вытянул ноги и глубже уселся в кресло.

– Курьезное положение. Знаете, Маркхэм, Крун ушел из компании минут за пятнадцать-двадцать до больших скачек. Ему нужно было подписывать какие-то бумаги для своей тетушки. И он появился после того, как я телефонировал. Он предположил немедленно, что Свифт застрелился, и упомянул несколько верных подробностей. Все это одинаково могло быть результатом действительного знания или правильной догадки. Сомнения побудили меня поговорить с мальчиком лифта. Я узнал, что Крун не спускался и не поднимался на лифте с той минуты, как он прибыл сюда сегодня днем.

– Это еще что? – воскликнул Маркхэм. – Это более, чем подозрительно. Особенно, если сопоставить это с тем, что мы слышали от мисс Уезерби.

– Пожалуй. – Вэнс был довольно равнодушен. – Это действует на ваш юридический ум, но с моей любительской точки зрения требуется больше, о, много больше! – Вэнс встал и остановился в раздумье. – Я признаю, что малая толика дружеского общения с мистером Круном была бы весьма пользительна. – Он повернулся к Хису. – Пошлите-ка мне его сюда сержант, и будьте с ним милы, не раздражайте его, прежде всего вежливость! И не надо его предостерегать.

Хис кивнул и направился к двери.

– Понимаю вас, – мистер Вэнс.

– Сержант, – окликнул его Вэнс. – Можете еще спросить мальчика из лифта и узнать, есть ли кто-нибудь в этом доме, к кому Крун имеет обыкновение заходить. Если так, произведите в этом направлении конфиденциальное расследование.

Хис удалился по лестнице. Через минуту в комнату вошел Крун с видом человека, которому все происходящее весьма надоело.

– Я полагаю, что мне предстоит несколько каверзных вопросов, – заметил он, бросая презрительный взгляд на Маркхэма и Сниткина и враждебно остановив его на Вэнсе. – Должен ли я проделывать эту «третью степень» стоя или сидя?

– Как вам будет угодно, ответил Вэнс.

Крун, оглядевшись вокруг себя, уселся на край широкого дивана. Манеры этого человека явно раздражали Маркхэма, который наклонился и спросил со скрытым бешенством.

– Есть ли у вас какие-нибудь настоятельные причины отказывать нам в содействии при раскрытии этого преступления?

Крун поднял брови и покрутил навощенные кончики своих усов.

– Абсолютно никакой, – ответил он спокойно и гордо. – Я, может быть, буду в состоянии сообщить вам, кто застрелил Вуди.

– Это очень интересно, – сказал Вэнс. – Но мы лучше это узнаем сами. Это будет гораздо спортивнее. И всегда есть возможность, что наши собственные изыскания окажутся более точными, чем догадки других.

Крун лукаво пожал плечами и ничего не сказал.

– Когда вы ушли от компании сегодня днем, мистер Крун, – продолжал Вэнс, – вы по собственной инициативе сообщили нам, что идете на какое-то юридическое совещание к тетушке, старой деве. Я знаю, что мы уже об этом говорили, и я вас спрашиваю заново – возражаете ли вы против того, чтобы сообщить нам имя и адрес вашей тетки и содержание тех документов, которые вы должны были подписать так срочно, что ушли от розыгрыша Ривермонтского Большого приза после того, как поставили пятьсот долларов?

– Конечно, я буду возражать, – хладнокровно ответил Крун. – Я полагал, что вы расследуете убийство, и я вас уверяю, что моя тетка не имеет к нему никакого отношения. Я не понимаю, почему вы можете интересоваться моими семейными делами.

– Жизнь полна неожиданностей, не правда ли? – сказал Вэнс. – Никогда не знаешь, где кончаются семейные дела и начинается убийство.

Крун невесело засмеялся, но разом остановился.

– В данном случае, – заметил он, – я имею счастье сообщить вам, что семейные дела и убийство не имеют ничего общего друг с другом.

Маркхэм резко обернулся.

– Это мы можем решать, – буркнул он. – Ответите ли вы на вопрос мистера Вэнса?

Крун покачал головой:

– Нет, я считаю этот вопрос излишним, несущественным и пустым.

– Да, да, – сказал Вэнс, улыбаясь. – Может быть, это и так, знаете. Оставим это, Маркхэм. Резюмируем положение. Имя и адрес тетушки – старой девы – неизвестны. Содержание этих документов – неизвестно. Причины для умолчания со стороны этого джентльмена также неизвестны.

Маркхэм сердито пробормотал несколько слов и продолжал курить свою сигару. Вэнс продолжал:

– Скажите, мистер Крун. Будете вы считать это несущественным и тому подобное, если я спрошу вас, каким путем вы вышли из квартиры Гарденов. Как вы туда вернулись?

Круну это показалось очень забавным.

– Я буду считать это несущественным, – сказал он, – но есть только один естественный путь, которым я мог прийти и уйти, я взял такси и проехал к тетке туда и обратно.

Вэнс глядел на потолок и курил.

– Предположим, – сказал он, – что мальчик из лифта стал бы отрицать, что он спускал и поднимал вас после того, как сегодня вы появились в этом доме. Что бы вы на это сказали?

Крун насторожился.

– Я сказал бы, что он потерял память или лжет.

– Да, конечно, естественный ответ, конечно. – Глаза Вэнса медленно уставились на человека, сидящего на диване. – У вас будет случай это сказать на свидетельском месте.

Глаза Круна прищурились, и лицо его покраснело. Раньше, чем он заговорил, Вэнс продолжал:

– И вы будете иметь случай официально сообщить имя и адрес вашей тетки или отказаться это сделать. Дело в том, что вам может оказаться весьма необходимым доказать свое алиби.

Крун откинулся на диване с высокомерной улыбкой.

– Вы весьма забавны, – сказал он. – Что дальше? Если вы мне зададите хоть один разумный вопрос, я постараюсь вам ответить. Я гражданин этих штатов, всегда готовый по мере своих сил помогать властям в деле правосудия, – и тому подобное, – в его тоне чувствовался скрытый яд.

– Мы посмотрим, как обстоит дело, – Вэнс подавил улыбку. – Вы вышли из квартиры без четверти четыре. Спустились на лифте, взяли такси, проехали к вашей тетке, чтобы проделать какие-то операции с документами, вернулись на такси, поднялись на лифте наверх. Отсутствовали вы немного более получаса. Во время вашего отсутствии Свифт был застрелен. Это верно?

– Да, – коротко ответил Крун.

– Но как же вы объясните тот факт, что когда я встретил вас в коридоре по вашему возвращению, то вы каким-то чудесным образом знали все подробности смерти Свифта?

– Мы уже об этом говорили. Я ничего о нем не знал. Вы сказали мне, что Свифт умер, и я предположил остальное.

– Да, конечно. Верное предположение – не преступление. Но это чертовски странное совпадение. Особенно в сопоставлении с другими фактами – вроде того, как угадать пять выигрывающих лошадей подряд.

– Я слушаю вас с большим интересом, – сказал Крун, – почему вы все ходите кругом да около?

– Это ценное замечание, – Вэнс раздавил папиросу, выпрямился на стуле, наклонился вперед и поставил локти на колени. – Я веду к следующему: кто-то определенно обвинил вас в том, что вы убили Свифта.

Крун вздрогнул, лицо его побледнело; через несколько мгновений он деланно хрипло засмеялся.

– Кто же это, могу я вас спросить, обвинил меня?

– Мисс Мэдж Уезерби.

Рот Крупа злобно искривился.

– С нее станется! И она, вероятно сказала вам, что это преступление из страсти, вызванное неудержимой ревностью?

– Именно так, – сказал Вэнс. – Вы, по-видимому, к ней приставали и угрожали ей, а она все время была безумие влюблена в мистера Свифта. Потом, когда вам стало совершенно невтерпеж, вы устранили соперника. К слову сказать, у нее есть недурная теория, которая соответствует известным нам фактам и которую ваш собственный отказ отвечать на мои вопросы сильно укрепляет.

– Ну, черт меня побери! – Крун медленно поднялся на ноги и глубоко засунул руки в карманы. – Я вижу, к чему вы клоните. Почему вы не сказали мне этого сразу?

– Ожидал более полных сведений, – сказал Вэнс. – Вы еще не сделали своей ставки, но теперь, когда я сообщил вам об этом, не будете ли вы добры назвать нам имя и адрес вашей тетушки и указать содержание документов, которые вам пришлось подписывать?

– Что? Все это проклятый вздор! – закричал Крун. – Мне не нужно никакого алиби. Когда придет время…

В эту минуту в дверях показался Хис и, прямо пройдя к Вэнсу, передал ему листок, вырванный из записной книжки, на котором было написано несколько строчек.