Ривермонтский Большой приз (ЛП)

Текст добавлен: 14 сентября 2017, 02:00

Текст книги "Ривермонтский Большой приз (ЛП)"

Автор книги: Стивен Ван Дайн

Жанр:

Классические детективы

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Назад к карточке книги

Ривермонтский Большой приз
С. С. Ван Дайн

Действующие лица:

Фило Вэнс, детектив любитель.

Джон Маркхэм, окружной следователь в Нью-Йорке.

Сержант Хис, из бюро уголовного розыска.

Эфраим Гарден, профессор химии.

Марта Гарден, его супруга.

Флойд Гарден, их сын.

Вуд Свифт, племянник Гарденов.

Зелия Грэм, молодая спортсменка, знакомая Флойда Гардена.

Лоу Хаммль, пожилой любитель скачек.

Мэдж Уезерби, женщина с драматическими наклонностями.

Сесиль Крун, еще один знакомый Флойда Гардена.

Вероника Битон, сиделка в доме Гарденов.

Доктор Майльс Зиферт, домашний врач Гарденов.

Снид, садовник Гарденов.

Хеннесси, Сниткин, Сэлливан, Берк, чины бюро уголовного розыска.

Доктор Эмануэль Доремус, судебный врач.

Капитан Дюбуа, эксперт по отпечаткам пальцев.

Детектив Беллами, другой эксперт в той же области.

Питер Квакенбуш, казенный фотограф.

Джекоб Ханникс, букмэкер.

Карри, лакей Вэнса.

ГЛАВА 1
Троянские кони

(Пятница, 13 апреля, 10 ч. веч.)

Ужасное, во многих отношениях совершенно необыкновенное преступление, совершенное в доме Гарденов в день розыгрыша Ривермонтского Большого приза, было так умело задумано, что только по чистой случайности, или я бы сказал, вследствие неожиданного вмешательства, оно вообще было раскрыто. Я считаю, что это было одним из самых больших успехов Фило Вэнса, т. к. только его необыкновенное понимание человеческой природы, его поразительный нюх к подпочвенным течениям повседневной жизни привел его к истине.

Убийство в день Ривермонтского приза было поразительной смесью страсти, скупости, честолюбия и увлечения скачками. Была тут также и примесь ненависти.

Для нас это дело началось вечером 13 апреля. Мы сидели в квартире Вэнса, вместе с его приятелем, следователем Маркхэмом. Обед, как всегда у Вэнса, был превосходный, и после него мы уселись в библиотеке за рюмкой удивительного коньяка «Наполеон, 1809». Вэнс и Маркхэм рассуждали о преступлении вообще. Вэнс отрицал возможность возникновения «волн преступности», утверждая, что преступление – нечто совершенно личное, не поддающееся никаким законам. Во время разговора в комнату вошел Карри, старый английский лакей Вэнса. Мне показалось, что ему не по себе. По-видимому, и Вэнс почувствовал что-то необычное в его манере, потому что он повернулся и спросил:

– В чем дело, Карри? Видели вы призрак, или в доме грабитель?

– Только что звонили по телефону, сэр.

– Какие-нибудь скверные вести от ваших? – спросил Вэнс.

– О нет, сэр, звонили не мне, один джентльмен…

– Джентльмен, Карри?

– Он говорил, как джентльмен, сэр. Это не был простой человек у него был культурный голос, сэр.

– Раз вы так много узнали по голосу, – сказал Вэнс, – может быть, мне сообщите возраст этого джентльмена?

– Мне кажется, что он был средних лет или немножко старше, – сказал Карри. – Голос его звучал солидно и основательно.

– Великолепно, – сказал Вэнс, гася папиросу. – Зачем же звонил этот основательный, солидный джентльмен средних лет? Хотел он говорить со мной и назвал ли он свое имя?

В глазах Карри появилось тревожное выражение:

– Нет, сэр, это-то и странно. Он сказал, что не хочет говорить с вами лично и что он не назовет свое имя. Но он просил меня кое-что передать вам. Он заставил меня записать это слово в слово и затем прочесть ему. И когда я это сделал, он повесил трубку. Вот это послание, сэр, – и он протянул Вэнсу листок блокнота.

Вэнс взял его и кивком приказал Карри удалиться. Потом он стал разглядывать бумажку. Глаза его несколько затуманились. Он прочел послание еще раз более внимательно и откинулся в кресле.

– Честное слово, – прошептал он, – весьма необыкновенно! Это, конечно, вполне понятно, но я не улавливаю связи.

– Что это – секрет? – с некоторым неудовольствием спросил Маркхэм.

Вэнс виновато посмотрел на него:

– Простите меня, Маркхэм, мой ум невольно двинулся по рельсам. Простите. Вот послание, которое записал Карри: «В доме профессора Эфраима Гардена имеется весьма тревожное психологическое напряжение, не поддающееся диагнозу. Перечтите то, что известно о радиоактивном натрии. Взгляните книгу XI-ую Энеиды, строчку 875. Хладнокровие существенно». Курьезно, не правда ли?

– Мне это кажется довольно-таки бессмысленным, – сказал Маркхэм. – Разве вы водитесь с сумасшедшими?

– О, это совсем не был сумасшедший, – заверили его Вэнс. – Это загадочно, я признаю, но довольно ясно.

– Во имя неба, какое отношение имеют друг к другу профессор, натрий и Энеида?

Вэнс глубоко затянулся папиросой перед тем, как ответить.

– Эфраим Гарден, о котором вы наверное слышали, один из наиболее известных специалистов по химии в нашей стране. Кажется, он профессор химии в Стейвезантском университете. Его последние изыскания касались радиоактивного натрия. Удивительное открытие, Маркхэм. Новый радиоактивный натрий, по-видимому, открывает новые пути для лечения рака. С другой стороны, радий и радиоактивные вещества могут быть очень опасны, если попадают в нормальную ткань человеческого тела. Открытие радиоактивного натрия сильно продвинуло дело вперед…

– Все это весьма увлекательно, – иронически сказал Маркхэм, – но что это имеет общего с вами или с тревогой в доме Гарденов? А уж, в особенности, с Энеидой. Во времена Энеиды не знали о радиоактивном натрии!

– Маркхэм, старина, я не гадатель. У меня нет ни малейшего представления о том, причем тут я или Энеида. Но у меня смутное ощущение, что в этой книге Энеиды имеется одно из лучших описаний битвы в древней литературе. Однако посмотрим…

Вэнс достал с полки книгу и стал ее перелистывать.

– Вот то место, на которое ссылаются, Маркхэм, – сказал он. – Это знаменитая звукоподражательная фраза, гласящая в более или менее точной передаче:

«От топота копыт пыль по полю несется».

Маркхэм вынул сигару изо рта.

– Тайна только сгущается, – сказал он. – Вы теперь мне расскажите, что имеют общего троянцы с этим профессором химии и его радиоактивным натрием.

– Нет, о нет. – Вэнс говорил совершенно серьезно. – Не троянцы, но может – топот лошадей.

– Вам это может казаться осмысленным… – начал Маркхэм.

– Видите ли, – ответил Вэнс, – я улавливаю намек на некую схему. Молодой Флойд Гарден, единственный сын профессора, и его кузен, тщедушный малый по имени Вуд Свифт, страстно увлекаются лошадками, Маркхэм. Они интересуются спортом. Это весьма распространенная болезнь вообще, но лошадки – это их страсть. Они принадлежат к той группе молодых аристократов, которые проводят свои дни в бесплодных гаданиях о том, какая лошадь придет первой.

– Вы хорошо знаете Флойда Гардена?

Вэнс кивнул:

– Недурно. Он член клуба Далеких Лужаек. И я часто играл с ним в поло. Молодой Гарден несколько раз приглашал меня присоединиться к нему и к его небольшой компании в момент розыгрыша скачек. По-видимому, он получает по радио сведения со всех ипподромов, и у него есть громкоговоритель. Профессор этого не одобряет, но он не возражает против того, что миссис Гарден иногда делает ставки на ту или иную лошадь.

– Бывали ли вы у него? – спросил Маркхэм.

– Нет, – сказал Вэнс, – но я думаю на этот раз принять его приглашение.

– Я не понимаю, как вы можете серьезно относиться к этому загадочному посланию.

– Вы упустили из виду одну фразу, – ответил Вэнс. – «Хладнокровие существенно». Одна из наиболее знаменитых лошадей, участвующих в скачках, называется Хладнокровие. Она принадлежит к той же компании «бессмертных», как Боевик, Истребитель, Смелый Фокс и Граф Рей. Кроме того, Хладнокровие участвует завтра в розыгрыше Ривермонтского Большого приза.

– Я все же не вижу оснований… – начал Маркхэм.

– Кроме того, – продолжал Вэнс, – доктор Майльс Зиферт, домашний врач Гарденов, сообщил мне, что миссис Гарден уже несколько времени страдает загадочной болезнью.

– Дело становится все более запутанным, – проворчал Маркхэм.

– Я могу сказать, – заметил Вэнс, – кто послал мне это сообщение.

– Вот как!

– Да. Это был доктор Зиферт.

– Можете вы мне сообщить, как вы пришли к этому заключению?

– Это было нетрудно, – ответил Вэнс. – Во первых, меня не вызвали к телефону самого. Очевидно, этот человек боялся, что я узнаю его голос. Затем, это послание составлено на профессиональном медицинском наречии. «Психологическое напряжение» и «не поддается диагнозу», – это фразы, которые редко употребляет рядовой обыватель. Далее, говоривший, очевидно, знает, что я более или менее осведомлен о положении в доме Гарденов и о страсти молодого Гардена к скачкам. Из этого я вывожу, что говоривший – врач, которому известно мое знакомство с Гарденами. Единственное лицо, соответствующее этим условиям, – Майльс Зиферт. Я к тому же случайно знаю, что он знаток древних языков. Я встречался с ним в клубе латинской литературы.

– В таком случае, почему же вы не позвоните ему и не спросите, что скрывается за этой криптограммой?

– Дорогой Маркхэм, о, дорогой Маркхэм! – Вэнс прошел к столу и выпил рюмку коньяку. – Зиферт не только негодующе отверг бы какую-либо причастность к этому посланию, но стал бы мне всячески препятствовать. Этика медицинской профессии поразительна. А Зиферт – фанатик в этом отношении. Нет, такой способ действий не подойдет. Я должен разобраться в этом сам.

– Но в чем вы, собственно, должны разобраться? – настаивал Маркхэм, – и почему вы думаете, что тут нечто серьезное?

– Кто знает! – протянул Вэнс. – Кстати, я и сам интересуюсь скачками.

– Что же вы предполагаете делать? – спросил Маркхэм.

– Нью-йоркский следователь, почтеннейший Маркхэм должен гарантировать мне безнаказанность раньше, чем я отвечу.

– Вы собираетесь нарушить закон? – спросил удивленно Маркхэм.

Вэнс снова взялся за рюмку коньяку.

– О да, сказал он. Это преступление, кажется, карается тюрьмой.

– Хорошо, я посмотрю, что можно сделать для вас.

Вэнс еще раз хлебнул Наполеона.

– Ну, старина Маркхэм, – объявил, он, – я завтра отправляюсь к Гарденам и буду вместе с молодежью держать пари насчет лошадей.

ГЛАВА 2
Домашние разоблачения

(Суббота, 14 апреля, полдень)

Как только Маркхэм ушел, выражение лица Вэнса переменилось.

– Мне это не нравится, Ван, мне это совсем не нравится. Зиферт не такой человек, чтобы прибегать к загадочным телефонным звонкам, если у него не было для этого серьезной причины. Очевидно, его нечто очень беспокоит. Но причем тут квартира Гарденов? Мне всегда казалось, что там не происходит ничего ненормального.

Он вышел в переднюю и я услышал, что он крутит телефонный диск. Вернувшись, он имел более бодрый вид.

– Завтра нам предстоит прескверный завтрак, Ван, – объявил он. – Мы должны будем обременить себя мясом в самый неподходящий час – в полдень. Мы завтракаем с молодым Гарденом у него на дому. Там будет Вуд Свифт и несносное существо по имени Лоу Хаммль. Любитель лошадей из какого-то имения на Лонг-Айланде. Затем к нам присоединятся еще несколько любителей спорта, и мы вместе будем заниматься пари. Ривермонтский Большой приз – одно из событий сезона. Что же, надо к нему подготовиться. Я уже давно не занимался лошадьми, – он допил свой «Наполеон» и удалился в спальню.

Хотя я понимал, что у Вэнса в виду нечто серьезное, я, конечно, ни малейшим образом не подозревал тех ужасов, которые должны были последовать. Днем 14 апреля произошло первое действие одного из самых страшных преступлений этого поколения. Я никогда не забуду этот роковой полдень в субботу. Кроме убийства он еще ознаменовался первым сентиментальным эпизодом в жизни Вэнса. Впервые его холодное безличное отношение растаяло перед обаянием привлекательной женщины.

На следующий день мы прибыли незадолго до полудня в красивую квартиру профессора Гардена, помещавшуюся в небоскребе, и нас сердечно встретил молодой Гарден. Флойд Гарден был человеком лет тридцати, атлетического сложения, ростом в шесть футов, с черными волосами и смуглым цветом лица. Его нельзя было назвать красивым, черты его лица были слишком угловатые, уши слишком отставали, губы были слишком тонки. Но в нем было нечто привлекательное, и в его движениях была уверенность, он умел быстро схватывать то, что ему говорили.

– Нас к завтраку только пятеро, Вэнс, – заметил он. – Старик возится со своими трубочками и спиртовками в университете. Матушка разыгрывает больную, окружив себя врачами и сиделками, снующими взад и вперед и переворачивающими ее подушки; но придут Лоу Хаммль, а также мой почтеннейший кузен Вуд. Вы знаете Свифта, Вэнс? Вы как-то с ним обсуждали какие-то китайские статуэтки. Не могу понять, какую роль он тут играет. Старик и матушка питают к нему необыкновенную симпатию, а может быть, просто его жалеют. Я ничего не имею против Вуда, но у нас очень мало общего, кроме лошадей. Только он принимает игру на скачках слишком всерьез. Правда, у него мало денег, и выигрыши и проигрыши много для него составляют. Он конечно, разорится, но это мало переменит его положение. Мои любящие родители погладят его по головке и наполнят ему карманы. А если бы я разорился от игры на скачках, они мне сказали бы убираться к черту и взяться за работу!

Он засмеялся с некоторой горечью. Когда нам подали напитки, Вэнс заговорил в свою очередь.

– Слушайте, Гарден, – сказал он, что это все за семейные сплетни? По правде сказать, это не особенно уместно.

– Простите за отсутствие манер, старина, – сказал Гарден, – но я хотел, чтобы вы поняли положение. Я терпеть не могу загадок, а сегодня могут произойти некоторые курьезные вещи. Если вы будете знать обстановку заранее, это вас будет меньше беспокоить.

– Премного благодарен и тому подобное, – пробормотал Вэнс.

– Вуд вел себя странно за последние несколько недель, – продолжал Гарден. – Как будто бы его грызет тайная печаль. Он еще бледнее обыкновенного. Часто приходит без причины в мрачном настроении, может быть он влюблен, но он такой скрытный. Никто никогда этого не узнает, даже предмет его симпатии.

– Есть какие-нибудь признаки ненормальности? – спросил Вэнс.

– Нет, – нахмурившись сказал Гарден. – Но у него появилась странная привычка подниматься в сад на крыше, как только он сделает крупную ставку, и он остается там один, пока не выяснится результат.

– В этом нет ничего необычного, – сказал Вэнс. – Многие игроки таковы. Терпеть не могут оставаться на виду, пока не выяснится результат. Простая чувствительность!

– Вы наверное правы, – признал Гарден. – Но я бы хотел, чтобы он играл более умеренно, а не входил в такой азарт.

– Кстати, – спросил Вэнс, – почему вы ожидаете сегодня каких-то курьезных вещей?

– Дело в том, – сказал Гарден, пожимая плечами, – что Вуди за последнее время много проигрывал, а сегодня – день Большого Ривермонтского приза. Я чувствую, что он последний свой доллар поставит на Хладнокровие… Хладнокровие – это одна из лучших лошадей нашего времени, – но с изъяном. Когда она приходит первой, ее обычно дисквалифицируют. У нее дикая страсть к заборам. Поставьте забор поперек дороги за милю от старта, и она без сомнения прибежит первой. А на скачках в Беллей, и в Колорадо, и в Урбане она каждый раз перескакивала через забор. Кроме того, эта лошадь уже немолодая. Ей приходится состязаться с изрядными молодцами. По-моему, это прескверный объект для ставки. Но я чувствую, что этот мой шальной кузен поставит на нее все, что может. А в таком случае, Вэнс, будут осложнения, если Хладнокровие не победит. Это будет каким-то взрывом. Я чувствую его приближение уже неделю.

– Весьма интересное положение, – сказал Вэнс. – Я согласен с вами насчет Хладнокровия. Но я думаю, что вы слишком суровы. Я не так уверен в его непобедимой страсти к заборам. В качестве двухлетки Хладнокровие побивал всех. В три года уже у него были осложнения с ногами, в четыре года он снова выиграл десять крупных скачек. Я, конечно, сам не стал бы на него ставить, я изучал записку вчера вечером, но решил не придерживаться Хладнокровия.

– А вы какую лошадь предпочитаете? – спросил Гарден.

– Лазурную Звезду.

– Лазурную Звезду, – презрительно заметил Гарден. – Да это же аутсайдер! У него слишком слабые ноги. Он не может выдержать скачку в милю с четвертью. Нет. Я бы поставил свои деньги на Любителя Риска.

– Любитель Риска ненадежен, – сказал Вэнс. – Лазурная Звезда побила его в этом году в Санта Аните. Ну, – каждому своя лошадь!

В это время мы услышали звук легких шагов, и в комнату вошел худощавый, бледный молодой человек лет тридцати, слегка сутулый, с обиженным меланхолическим выражением на нервном лице. Пенсне еще увеличивало впечатление физической слабости.

– Привет, Вуди, – воскликнул Гарден. – Как раз во время, к завтраку. Вы знаете Вэнса, нашего славного детектива. А это мистер Ван Дайн, его скромный спутник.

Вуд Свифт приветливо поздоровался с нами, пожал руку кузену, взял бутылку Бургундского вина и налил себе большой стакан, который залпом выпил.

– Боже мой, – воскликнул Гарден. – Как вы переменились, Вуди! Кто же ваша дама?

Лицо Свифта подернулось, точно от боли.

– О, умолкните, Флойд, – раздраженно отозвался он.

– Простите, что же вас сегодня тревожит кроме Хладнокровия?

– Достаточно одной тревоги на целый день. Но я не могу проиграть! – он налил себе еще стакан. – А как тетя Марта?

Гарден прищурился.

– Так, ничего себе. Нервничает, как черт, с утра и курит папиросу за папиросой. Она, наверное, встанет ко времени скачек.

В эту минуту появился Лоу Хаммль. Это был коренастый невысокий человек лет пятидесяти с круглым красным лицом и коротко подстриженными седыми волосами. На нем был полосатый костюм с жилетом шоколадного цвета.

– Вот ваш шотландский виски с содой, – сказал в виде приветствия Гарден. – А вот вдобавок мистер Фило Вэнс и мистер Ван Дайн.

– Очень польщен, очень польщен, – сказал Хаммль, здороваясь. – Давно я вас не видел, мистер Вэнс.

В это время объявили, что завтрак подан. Еда была тяжелая и безвкусная, и вина сомнительного происхождения. Вэнс оказался прав. Разговор шел почти исключительно о лошадях, об истории скачек, о Большом Национальном призе и о шансах различных участников розыгрыша сегодняшнего Ривермонтского Большого приза. Гарден оказался хорошим знатоком современного скакового дела и обладал удивительной памятью.

Завтрак уже приближался к концу, когда на пороге показалась высокая, статная и, по-видимому, крепкая женщина, которой на вид было не более сорока лет (я позднее узнал, что ей было сильно за пятьдесят). На ней был костюм тайер и боа из чернобурой лисицы.

– А, матушка, – воскликнул Гарден. – Я думал, что вы больны. Откуда этот прилив сил и энергии?

Он представил меня своей матери. Вэнс и Хаммль уже с ней встречались.

– Я устала лежать в постели, – сказала она сыну. – Садитесь, господа. Я иду за покупками и вошла взглянуть, все ли у вас в порядке. А раз уж я здесь, я пожалуй выпью крем де мант.

Лакей поставил ей стул около Свифта и прошел в буфетную. Миссис Гарден положила руку на плечо племяннику.

– Как дела, Вуди, – спросила она его товарищеским тоном. Не ожидая ответа, она повернулась снова к Гардену. – Флойд, пожалуйста, поставьте за меня сегодня, если я не вернусь вовремя.

– Назовите вашего погубителя, – с улыбкой сказал Гарден.

– Я ставлю на Гранд-Скор в ординаре и двойном. Сто, как всегда.

– Ладно, матушка, – сказал Гарден. – Бывают и менее остроумные ставки. Вы ничего не хотите поставить на Хладнокровие, не правда ли, матушка?

– Оценка слишком неблагоприятна, – сказала миссис Гарден.

– Его сегодня дают по пять на два.

– Он и при этом не останется, – авторитетно сказала миссис Гарден. – А я получу восемь или десять на один за Гранд-Скор.

– Вы правы, – согласился Гарден, улыбаясь.

Лакей принес крем де мант. Миссис Гарден выпила его и встала:

– Ну я иду, – сказала она, похлопав племянника но плечу. – Не будьте неосторожным… Добрый день, господа, – и она вышла из комнаты твердой мужской походкой.

Мы также поднялись с места и направились в гостиную.

– Снид, – приказал Гарден, – наставьте радио.

Я посмотрел на электрические часы на камине. На них было ровно десять минут второго.

ГЛАВА 3
Ривермонтские скачки

(Суббота, 14 апреля, 1 ч. 10 м. дня)

Наставить радио оказалось довольно просто. Из маленького чулана Снид выкатил деревянную подставку в два квадратных фута. На нее он поставил телефон, связанный с громкоговорителем. Как я узнал позже, это был особый аппарат, предназначенный для того, чтобы каждый, кто находился в комнате, мог отчетливо слышать все, что передавалось по телефону. К громкоговорителю была прикреплена черная металлическая коробка с выключателями.

– Я обыкновенно пользовался наушниками, – сказал Гарден, когда Снид выкатил подставку и поставил ее к стене.

Лакей затем принес карточный стол и раскрыл его. На него он поставил другой телефон обычного французского типа. Этот телефон был соединен с добавочным штепселем на стене. Когда были поставлены оба аппарата и громкоговоритель, Снид принес еще четыре карточных стола, и расставил их по гостиной. У каждого стола он поставил по два складных стула. Потом он достал большой желтый конверт, по-видимому, только что прибывший по почте, и, вскрыв его, вынул пачку больших печатных листов. Их было пятнадцать. Он положил по три на каждый из карточных столов. Два отточенных карандаша, коробка папирос, спички и пепельница дополняли экипировку каждого стола. На столе с телефоном лежала маленькая затасканная записная книжка. Наконец, Снид открыл дверь в маленький низкий шкаф в углу комнаты, в котором оказался миниатюрный бар.

Печатные листы оказались воспроизведением тех программ, которые раздавались на скачках, с той разницей, что все они были напечатали на одном листке. В заголовке каждого столбца были номер и дистанция скачки, а после названия лошадей указывался их вес. В четвертом заезде разыгрывался Ривермонтский Большой приз, и я приведу все, что сообщалось о нем в программе:

Четвертый заезд: миля с четвертью

1. Молния, 108.

2. Поезд, 118.

3. Лазурная Звезда, 117

4. Флирт, 117.

5. Де Густибус, 117.

6. Сулема, 120.

7. Гранд-Скор, 126.

8. Любитель Риска, 111.

9. Головной, 117.

10. Сара Ди, 111.

11. Хиджинс, 105.

12. Нарцисс, 100.

13. Верхняя Полка, 109.

14. Хладнокровие, 130.

Когда Снид все устроил, он направился к выходу, но остановился в дверях. Гарден усмехнулся и, сев за стол с телефоном, раскрыл записную книжку и взял карандаш.

– Что же, Снид, – сказал он. – На какой лошади вы хотите сегодня потерять свои заработанные деньги?

– Если вы ничего не имеете против, сэр, я хотел бы рискнуть пятью долларами на Флирта.

Гарден сделал отметку Флирту.

– Отлично, Снид. Записал вас на Флирта.

– Благодарю вас, сэр, – сказал лакей и удалился.

– Первая скачка сегодня, – сказал Гарден, – в 2 ч. 30 м., – он снял трубку и вызвал номер. – Алло, Лекс, – сказал он, – жду сведений. И, положив трубку обратно на подставку, он повернул выключатель. Из громкоговорителя раздался отчетливый голос:

«О, К. Б, 2, 9, 8».

Затем что-то щелкнуло, и после некоторого молчания голос продолжал:

– Приготовьтесь! Сейчас в точности час и тридцать минут. Сегодня скачки в трех местах. Первые – Ривермонт. Затем Техас и Кольд Спрингс. Начинаем с Ривермонта. Погода ясная, дорога отличная. Начало в 2 ч. 30. Первый заезд… Голос перечислил всех участников первого, второго и третьего заездов, особо выделив заезд № 4.

«Внимание!.. Ривермонтский Большой приз»…

Покончив с четвертым, пятым и шестым заездами, голос умолк. Гарден внимательно слушал и быстро записывал сообщаемые данные на напечатанные листы. После некоторого молчания голос продолжал:

– Теперь мы переселяемся в Техас! В Техасе погода облачная, дорожка посредственная. В первом заезде…

Гарден наклонился вперед и повернул выключатель.

– Кому дело до Техаса? – заметил он небрежно. – Здесь никто не ставит на этих коз? Кольд Спрингс я послушаю позднее. Почему бы вам не взять Вэнса и мистера Ван Дайна наверх и не показать им сад на крыше? – обратился он к своему кузену. – Они могут заинтересоваться вашим убежищем на крыше, где вы слушаете голос Рока. Снид, наверное, уже вам все устроил.

Свифт быстро поднялся с места.

– Буду очень рад, – сказал он. – Ваши манеры, Флойд, меня сегодня несколько раздражают, – и он повел нас через переднюю и вверх по лестнице в сад на крыше дома. Хаммль, устроившийся в кресле с виски и содой, остался внизу с хозяином.

Лестница была узкая, полувинтовая, и она вела вверх прямо из коридора около парадного входа. Оглянувшись в сторону гостиной, я заметил, что эту комнату совершенно не было видно из того угла передней, где была лестница. Я упоминаю об этом, так как этот факт сыграл весьма определенную роль в трагических дальнейших событиях.

В конце узкой лестницы мы повернули в коридор в какие-нибудь четыре фута шириной, и затем вошли в большую комнату – единственную комнату на крыше. Это был просторный, хорошо оборудованный кабинет с высокими окнами со всех четырех сторон. Профессор Гарден, как сообщил Свифт, пользовался им как библиотекой и лабораторией. Рядом с дверью в эту комнату, в левой стенке коридора, была другая дверь, которая, как я узнал позже, вела в маленькую кладовую-чулан, в которой профессор хранил свои материалы.

Посредине коридора направо открывалась большая дверь на крышу. Дверь была открыта, т. к. день был ясный и теплый. Свифт провел нас в один из самых красивых садов, какие устраиваются на крышах небоскребов. Он занимал окало полутора тысяч квадратных футов и помещался прямо над гостиной, кабинетом и приемной. В центре был красивый скалистый бассейн. Вдоль низкой кирпичной балюстрады росли вечнозеленые растения. Перед ними были клумбы с крокусами, тюльпанами и гиацинтами. Часть сада около квадратного кабинета была покрыта полотняным навесом пестрых цветов, и под этим навесом были расставлены садовые кресла и кушетка.

Мы ходили по саду, курили; Вэнс подходил к краю дома и, наконец, уселся в кресле. Свифт и я присоединились к нему. Свифт каждую минуту становился все более рассеянным. Опираясь на балюстраду, он смотрел на Риверсайд Парк, потом вдруг он выпрямился, вернулся к нам, поглядел на часы и сказал:

– Давайте, лучше спустимся. Уже скоро начнутся скачки.

– А где же это ваше святилище, о котором упоминал ваш кузен? – спросил Вэнс.

– О, это! – сказал Свифт. – Это то маленькое красное кресло около столика. Я не понимаю, почему Флойд об этом так болтает. Меня внизу всегда дразнят, если я проигрываю, и это меня раздражает. Я предпочитаю быть один, когда я узнаю результаты.

– Вполне понятно, – сказал Вэнс.

– Видите ли, – продолжал Свифт. – Я ставлю на лошадей из-за денег. Остальные – там внизу – могут шутя проигрывать крупные суммы, но мне как раз очень нужны деньги. Конечно, я знаю, что это чертовски ненадежный способ добывать деньги. Но, по крайней мере, тут или сразу выигрываешь, или сразу проигрываешь.

Вэнс подошел к маленькому столику, на котором стоял телефон. На нем вместо обыкновенной трубки висел плоский диск, который можно было при помощи стальной дуги прикреплять к голове.

– Ваше святилище хорошо оборудовано, – сказал Вэнс.

– О да. Этот аппарат соединен с нижним телефоном. Есть штепсель для радио, а другой – для электрической кухни. Все удобства, как в гостинице.

Он снял телефон с крючка и прикрепил его себе к голове.

– Еще в Ривермонте ничего не делается, – пробормотал он. – Во всяком случае, лучше пойдемте вниз, – и он вышел через дверь снова в коридор.

Спустившись в гостиную, мы застали там еще двух человек – мужчину и женщину. – Мужчина был некий Сесиль Крун, лет тридцати пяти, худощавый, безукоризненно одетый, с правильными чертами лица и узенькими навощенными усиками. Он был светло-белокурый, и глаза его имели холодный стальной блеск. Женщина – по имени Мэдж Уезерби – была примерно тех же лет, как Крун, высокая, стройная, с подчеркнутой тенденцией к театральности. Ее щеки были накрашены почти так же густо, как и губы. Ее веки были подведены зеленым, брови выщипаны и заменены карандашной чертой. Она все же не была лишена своеобразной привлекательности.

Свифт прошел к столу, за которым сидел Хаммль, снял очки, вытер их, достал один из печатных листов и проглядел список участников скачек.

– Выберите себе стол, Вэнс, – сказал Гарден, – первый заезд начнется минут через десять. Вэнс прошел к столу около Гардена, сел за него и достал из кармана блокнот, где были записаны ряды названий и цифры. Результаты его изысканий в прошлую ночь на основании данных о прежней карьере лошадей.

– Теперь уже недолго, – сказал Гарден, прикладывая трубку к уху. – Лекс повторяет Кольд Спрингс и Техас для запоздалых игроков.

Крун прошел к маленькому бару, намешал два напитка и поставил один из них перед мисс Уезерби.

– Скажите, Флойд, – спросил он Гардена. – Зелия сегодня придет?

– Непременно, – ответил Гарден. – Она была совершенно взволнована, когда телефонировала сегодня утром. Только и говорила о тренерах, жокеях, боях и прочих источниках ложной информации.

– Ну, почему же? – раздался с порога живой женский голос. В комнату вошла красивая девушка и остановилась подбоченившись на пороге. – Я решила, что не сумею сама выбрать своих фаворитов. Так почему же мне не обратиться к другим? Флойд, старина, у меня чудные данные о первом заезде на Ривермонтских скачках! И не от конюха, а от одного из лакеев в ресторане.

Девушка вошла в комнату и остановилась, увидя Вэнса и меня.

– Кстати, Зелия, – сказал Гарден, – позвольте представить вам мистера Вэнса и мистера Ван Дайна… – Мисс Грэм.

Девушка драматически отшатнулась и схватилась руками за голову.

– О небо, защити меня! – сказала она. – Фило Вэнс, детектив? Что это – обыск?

– Не бойтесь, мисс Грэм, – сказал Вэнс, улыбаясь. – Я соучастник в преступлении и я увлекаю за собой мистера Ван Дайна.

– Это не особенно мило в отношении мистера Ван Дайна, – отозвалась девушка. – А кто бы о вас знал, если бы не он?

– Признаю, что я был бы никому не известным и невоспетым, – ответил Вэнс. – Но я был бы более счастливым человеком, безвестным, но свободным духом.

Зелия Грэм улыбнулась и затем слегка надулась.

В эту минуту Гарден, слушавший у аппарата, объявил:

– Поступает новое сообщение – вот. Слушайте!

Он повернул выключатель, и снова раздался голос:

«Начинается выезд в Ривермонте. Вот новая оценка 20, 6, 4…»