Текст книги "Укрепленный вход"

Автор книги: Стивен Соломита

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

– Я должен переброситься с ним парой слов, но так, чтобы он ничего не заподозрил. – Мудроу вкратце рассказал Бетти о разговоре с Луи Персио. – Я хочу поймать Розенкрантца после того, как он выйдет отсюда. Постараюсь отловить его в коридоре. Пойдем со мной? Я хочу потом узнать о твоем впечатлении.

Бетти широко улыбнулась. У нее был большой рот, и, когда она улыбалась, лицо, казалось, расплывается от удовольствия.

– Классно, – сказала она. – Ты вмажешь ему пару горячих?

– Ты слишком много смотрела фильмов про полицейских. Я хочу помочь Персио, а если врежу Розенкрантцу, вряд ли помогу этим делу. Я всего лишь поговорю с ним, и посмотрим, что он мне скажет.

Не успела Бетти ответить, как раздался громкий стук к дверь. Стучали деревом о дерево. Данлеп, который сидел к выходу ближе всех, открыл дверь и увидел Майка Бенбаума. Тот стоял с поднятой клюкой. Левая часть лица сильно распухла, голова была забинтована. Завязки от бинтов торчали за ухом, однако он был возбужден и явно сердит. Когда Порки Данлеп попытался поддержать старика, тот оттолкнул его руку.

– Что я вам говорил, – торжественно заявил Бенбаум, – подлецы, воры. Вся шваль, все отбросы вселенной появились здесь с тех пор, как Моррис Катц продал здание. Мы не выкупили свои квартиры, когда у нас была такая возможность, а теперь вы сами видите, что происходит. Моя дочь говорит, что я должен поселиться где-то в Нью-Джерси! Да я лучше в Сибири поселюсь! – Он доковылял до центра комнаты. – Я знаю, Сильвия, ты не одобряешь мои разговоры на собраниях, но я должен высказать все, что во мне накопилось. Так что скажи этому типу, чтобы он полз обратно в свою пещеру и освободил мне место, чтобы я смог говорить.

Розенкрантц немедленно отступил. Он попытался сделать это с достоинством, но комментарий Бенбаума достал его, и он внезапно почувствовал, как закипает от давно сдерживаемого гнева.

– Вы должны помнить, – кричал Бенбаум, – тот, кто работает на бандитов, тоже бандит! Человек, который работает на подлеца, сам подлец! Не имеет значения, что он ходит с дорогим кейсом. Я хочу, чтобы вы послушали меня. Я всю жизнь прожил в этом доме. Когда я сюда въехал, большинство жильцов были ирландцы, и они пытались меня выселить. Их женщины называли меня грязным евреем, а мужчины говорили и похуже, но я не буду распространяться о прошлых битвах. Я пришел сюда сказать, что на самом деле собираюсь сделать. Бенбаум и не подумает ехать умирать в Нью-Джерси, для него Нью-Джерси – мертвая земля. Он живет в Куинсе с тех пор, как вернулся с войны, и умереть собирается здесь.

Розенкрантц немного помедлил. Входная дверь распахнута. Он подождал, пока Бенбаум закончит фразу, и тихо вышел. Никто из жильцов не обратил на это внимания, но Мудроу и Бетти Халука последовали за ним в коридор.

– Мистер Розенкрантц, – громко сказал Мудроу, – можете мне уделить минуточку внимания?

Розенкрантц окинул их быстрым взглядом. Это не жильцы, интересно, что они от него хотят. Его гнев все еще не утих. Он утихнет только после того, как Эл проглотит несколько стаканчиков скотча.

– Конечно, – сказал он, протягивая руку. – Я всегда рад поговорить. Меня зовут Эл Розенкрантц.

– Стенли Мудроу, – ответил Мудроу, пожимая руку Розенкрантца. – Я частный детектив. – Он предъявил свое удостоверение. – А это Бетти Халука. Она юрист. Мы ненадолго вас задержим. Хочу поговорить с вами об одном жильце, которому вы послали уведомление о выселении. Дело в том, что жилец этот очень болен и у него нет сил являться в суд.

– Кого вы имеете в виду? – спросил Розенкрантц.

– Луи Персио. Он живет на четвертом этаже.

– Этот голубой? – удивленно спросил Розенкрантц. – И вы хотите говорить со мной об этом преступнике, гомосексуалисте?

– Послушайте, Розенкрантц. – настаивал Мудроу, – я сам видел уведомление о выселении, и единственное основание, упомянутое там, то, что он не заплатил за квартиру в срок. Все остальное: его сосед, болезнь, наклонности – не повод для выселения в Нью-Йорке. – Он надеялся, что Розенкрантц кивнет в знак согласия, но не дождался этого и продолжал: – Послушайте, Персио говорит, он уплатил за квартиру вовремя. Однако чек почему-то аннулировали, но вы все это можете уладить, поговорив лично с человеком, вместо того чтобы посылать дело в суд. Персио очень ролен, он умирает. Через несколько месяцев вы так или иначе получите эту квартиру. Зачем же так спешить?

Розенкрантц покачал головой. Наконец-то он нашел, на ком выместить злобу.

– В это трудно поверить. Последние полчаса целая комната каких-то кретинов смешивала меня с грязью, теперь зажали в углу какая-то шлюшка и какой-то дилетант – бывший полицейский. Послушайте, частный детектив Мудроу! Да мне на вас просто наплевать. Вы не живете в этом доме. Вы даже не имеете права вести со мной этот разговор. Что касается юриста, присутствующего здесь, то, если, по ее мнению, администрация дома действовала не по правилам, то она может подать на нас в суд и обнаружить значительные возможности, которые существуют для того, чтобы защищать наши интересы и интересы наших клиентов. И еще одно, до того как мы с вами расстанемся. Луи Персио – преступник и гомик. Не моя вина в том, что он подставлял свой зад до тех пор, пока не заработал СПИД, Не моя в этом вина, но я вам вот что скажу: надеюсь, этот слизняк отсюда направится прямо в реанимацию госпиталя Элмхарст. Надеюсь, его положат там на раскладушку в предбаннике, как и всех прочих зараженных сволочей, которые ожидают лечения. Их там держат по пятнадцать – двадцать часов, пока они не сдохнут от пневмонии. Я надеюсь…

Мудроу знал, он не должен применять физическую силу, но был настолько ошарашен словами Розенкрантца, что, когда опомнился, глава управления недвижимостью лежал на полу коридора, зажимая нос рукой.

– Ты, сукин сын! – закричал Розенкрантц. – Ты же сядешь за это в тюрьму!

– Вот уж не думаю. – Голос был твердым и довольно громким. Он доносился из-за спины Мудроу и Бетти. Это был Порки Данлеп. Любопытный, как все полицейские, он последовал за ними в коридор. – Не думаю, что найдется хоть один полицейский в сто пятнадцатом участке, который бы арестовал человека, защищавшего себя. Кстати, мне кажется невежливым нападать на того, кто помогает жильцам. Ну, а что касается шлюшки, о которой вы только что упомянули, то она племянница Сильвии. Сильвия сказала мне, что Бетти ей как дочь, так что ваше поведение, Эл, ничем не оправданно. Я даже думаю, что если вы отсюда быстро не смотаетесь, то я надену на вас наручники.

Глава 14

Второе апреля

Шел сильный дождь, когда Моррис Беббит покинул свою квартиру в Инвуде, Северный Манхэттен, и сел в поезд метро, идущий в Куинс. Дорога ему предстояла довольно длинная. Ничто на свете не раздражало Морриса Беббита сильнее, чем апрельские ливни, и даже майские цветы не вызывали никаких эмоций. Вода была более сильным его врагом, чем красота. Водой тушили огонь, и по крайней мере большинство пожаров. Но огонь, который он любил, ничто не могло потушить. Ничто не могло потушить напалм. Он приставал к людям, как мягкий детский пластилин. Во Вьетнаме, когда его послали работать в зону военных действий, большой госпиталь около Бьен Хо А, он все узнал о напалме, перевязывая раны своих поджаренных дружков.

Это он сам придумал – поджаренные дружки. Если бы у него водились настоящие армейские кореши, им бы такое выражение понравилось. Но их у Морриса не было. У него не было никого, с кем бы он мог поговорить об огне, до тех пор пока не лопал в тюрьму, до тех пор пока его не упекли туда, откуда нельзя было выйти. Бедный Моррис! Вся жизнь в Миддлберге не подготовила его к армии, армия же не подготовила его к исправительному заведению Клинтон.

В армии главным было то, что его не пускали в бой. Вот этого он никак не мог понять. Они отправляли драться целые дивизии одуревших от страха парней, а он в госпитале выносил дерьмо. Если бы у них имелось хоть немного здравого смысла, они бы привязали к его спине огнемет, дали бы обойму самовоспламеняющихся гранат и отправили в часть, которая занималась туннельными крысами. Вот тогда бы он им отплатил, черт возьми!

Моррис мог бы зажечь миллион фитилей, но все равно оставался бы голодным и искал бы настоящего пламени. Во Вьетнаме он поджигал трущобы в Сайгоне, где дома сделаны из дерева и картона.

Потом он смотрел. Красное пламя превращало все в черный уголь, и эти картины запечатлелись у него в мозгу, как фотографии, как стоп-кадры фильма, когда останавливают пленку, чтобы рассмотреть детали: бегущая женщина; мужчина, который бьет себя по горящим брюкам (вот это было по-настоящему смешно); стонущие, плачущие или молчащие на улице дети. Моррис с этими картинками в голове шел в ближайший бордель (во время войны в Сайгоне их было сколько угодно) и проводил там ночь. Смешно, но он помнил все детали каждого пожара, а череда шлюх казалась ему всего лишь парадом чирикающих двуногих.

Сейчас он носил напалм с собой в одном из тех сосудиков в форме лимона, которые продаются в супермаркетах. Такой сосудик постоянно был у него в кармане, когда он выходил на улицы Нью-Йорка. Его напалм представлял собой смесь бензина и мыла, придуманную им самим. Она сейчас была у него в кармане, и он все время поглаживал рукой сосуд, пока поезд несся на юг. Если открыть крышку и облить такой смесью негритянку, сидящую напротив, раствор пристанет к ней, как клей. А если поднести зажигалку, то вспыхнувший огонь так и въестся в ее мерзкую плоть.

Будь его воля, он бы их всех сжег. В трущобах Инвуда, где было так мерзко жить, у каждого пуэрториканца полный карман наркотиков, а черножопые, которые входят в поезда первой линии, когда те пересекают Гарлем, заставляют его ощущать себя гомиком. На самом деле они никого не трогали, а всего лишь курили травку и очень громко включали свою идиотскую музыку, пока не начинало трещать в голове. Затем залезали с ногами на пустые сиденья, и никто не мог с ними ничего поделать. Ухмылка на их лицах как бы говорила: «Сейчас я тебя отымею».

Моррису не нравилось, когда его унижают, и, конечно, совсем не нравилось, когда они трахали его в тюряге (а они это делали, они трахали всех). Одного он сжег прямо в камере. Он превратил в уголь черного сукина сына, и тот стал еще чернее, чем был от рождения. Он сделал раствор клея, который один ворюга утащил для него из столярной мастерской. Это стоило пять блоков сигарет. Тому было наплевать, куда пойдет клей, даже если Моррис собрался бы сжечь его бабушку.

Моррис Беббит ушел от ответственности за пожар, хотя все заключенные (естественно, включая стукачей) знали, кто это сделал. Может быть, у тех свиней не было доказательств, или, может быть, им была наплевать. Ведь никогда не знаешь, что кому взбредет в голову. Но пожар привлек внимание Пола Диффа – старого поджигателя-профессионала. В обмен на сигареты и пол-литра тюремного самогона Пол научил Морриса подлинному искусству огня, а также связи этого искусства с экономикой.

Поезд подошел к станции «Сто сорок пятая улица», и Моррис по привычке оглядел входящих пассажиров. Было десять вечера – тот час, когда «волки» выходят на поиски добычи. Но кроме бездомной стервы, от которой на весь вагон несло мочой, пассажиры были обычными рабочими, и Моррис, прижимая к груди рюкзачок, начал вспоминать о том дне, когда зажег свой Большой Пожар.

Этот заказ показался необычным с самого начала: его нанимали делать пожары, чтобы напугать жильцов и освободить от них здание. Он поджигал склады и с помощью пожаров устранял чьих-то соперников. Ему удавались даже такие фейерверки, когда страховые компании не могли ничего доказать и выплачивали страховку.

На этот раз работодателю Морриса было наплевать на штраф, которым его могла наказать пожарная инспекция. Ни одна из страховых компаний не станет платить за ветхое здание в Южном Бронксе. Оно было единственным во всем квартале. Работодатель Морриса владел кварталом, и он хотел, чтобы старое здание исчезло совсем.

Моррис не был знаком с заказчиком и гордился тем, что владелец выбрал именно его. Конечно, можно сровнять здание с землей, притащив бензина и взрывчатки, но это стоило бы несколько сотен долларов. К счастью, в доме оставались три семьи (бездомные, из тех, кто обитает в брошенных квартирах), и строение все еще не отключили от газопровода. Это значительно облегчило задачу Морриса.

Он надеялся, что произойдет взрыв, но, войдя в подвал, понял – эту идею придется оставить. Все окна в подвале оказались разбиты, и набрать достаточное для взрыва давление было невозможно. Какая жалость! Тогда он подошел к газовому счетчику и перекрыл вентиль между ним и внешним компрессором, используя специальное приспособление, которое стоило ему в свое время тысячу баксов. Затем вырезал двухфутовый кусок трубы, ведущей от счетчика к квартирам. Потом Моррис опять включил полное давление, и газ начал течь вовсю, заполняя пространство подвала со страшной скоростью.

Заключительные шаги были совсем легкими. Заказчик сдержал свое обещание и заранее выкинул из подвала наркоманов, которые могли свести на нет все усилия. Ведь и дураку понятно, нормальный жилец на пойдет проверять газовый счетчик, да еще ночью, да еще в этом царстве наркоманов. Моррис набросал кучу газет туда, где вырезал кусок трубы, щедро полил их бензином, а потом поставил будильник, работающий от батареек, подключив к нему короткие проводочки, которые сгорали за час. Нужна была лишь малюсенькая искра, чтобы все запылало. Моррис мог только гадать, случится это после того, как сработает будильник, или газ поднимется в квартиры и воспламенится от чего-нибудь там.

Беббит вышел из подвала и поднялся на холм, с которого единственное здание, торчавшее как последний зуб во рту старухи, было видно как на ладони. Вспыхнувший пожар напомнил ему, как зажигается духовка через несколько секунд после включения газа. Тот же самый звук «вомп» – только языки пламени сразу же охватили первых три этажа, устремляясь вверх.

Всего лишь несколько человек выскочили на крышу, но дальше им некуда было деться, потому что рядом ни одного дома, на который можно бы перепрыгнуть. Огонь был так силен, что и думать нечего было о том, чтобы близко поставить пожарную лестницу. Прибывшие спасатели смогли только отключить газ, но и это заняло у них около сорока минут. К тому времени здания уже не существовало, а людские фигурки попрыгали вниз. Вот это Моррис Беббит и назвал Большим Пожаром.

Погрузившись в воспоминания, Моррис не забыл, однако, сделать пересадку и теперь ехал на «воздушную линию» в направлении к западному Куинсу. Хорошо бы, сегодняшний пожар получился таким же, как тот. Но на сей раз клиент не хотел, чтобы здание пострадало. Он заказал просто дым и такой пожар, в возникновении которого никто не заподозрил бы руку администрации. Пожар, который всего лишь напугает этих кретинов жильцов. Пожар – в назидание.

Моррис сошел с поезда на Холмах Джексона. Было одиннадцать часов вечера. Кварталы почти пусты. Как обычно в будни. Когда Моррису приходилось работать поздними вечерами, у него по телу бегали мурашки. Ведь в тех районах, куда его посылали, только чудом удавалось закончить дело без того, чтобы какой-нибудь наркоман не попытался отобрать у него кошелек. Правда, здесь таких проблем возникнуть не должно. К тому же шел дождь, и все спешили поскорее добраться до дома.

Моррис свернул на дорожку, которая вела к подвалу шестиэтажного дома по Тридцать седьмой авеню. Дверь подвала была закрыта, но замок заранее сломан. Внутри, как он и ожидал, все было спокойно. Моррис чувствовал, будто тишина поглощает его. Он был профессионалом и не позволял себе думать о пламени, пока трудился. Главное, чему его научил Пол Дифф, – это, совершая поджог на заказ, разделять удовольствие и работу.

Потолок подвала был огнеупорным. Обычно требовалось около часа, чтобы устроить вполне приличный пожар. Основная проблема состояла в том, чтобы заставить подняться дым в квартиры первого этажа. Так хотел заказчик. К счастью, через пятьдесят лет после постройки дома владелец здания во время капитального ремонта менял трубы горячей воды и отопления. Строитель, как всегда, оказался ворюгой. Моррис видел свет, просачивающийся сквозь щели из квартиры сверху. Значит, вокруг груб остались отверстия, которые станут туннелем для дыма.

Моррис об этом знал. Он побывал здесь месяц назад и все осмотрел. Если бы не трубы с зазорами в потолке подвала, он бы никогда не взялся за такую работу. Но с тех пор тут появилось кое-что, что, несомненно, облегчит ему выполнение заказа. Например, матрас, набитый старыми газетами. Он лежал на полу как раз там, где Моррис собирался развести огонь, чтобы дым проник в квартиры первого этажа. Скорее всего, матрас притащил уборщик, чтобы было на чем вздремнуть днем. Или какой-нибудь бездомный устраивался здесь на ночлег. Рядом валялась целая куча всякого мусора. Огонь, который можно развести с помощью такого дерьма, даст много дыма, а это как раз то, что нужно заказчику.

Беббит открыл сумку, вынул четыре маленькие свечки и зажег их, предварительно удостоверившись, что каждая свечка устойчиво закреплена на цементном полу. Затем разбросал вокруг отводящие подозрения улики: около дюжины пустых пузырьков из-под крэка, несколько маленьких пакетиков, которые он положил около матраса, кучку сожженных спичек, три гнутые ложки, блюдце, дно которого закопчено гарью, около дюжины пробок, консервную банку с грязной водой, подкрашенной его собственной кровью. Немного подумав, он положил на матрас два шприца с видавшими виды иголками, которые подобрал в одном из притонов Инвуда. Конечно, пластмасса сгорит, но иголки останутся в золе от матраса, пока их не раскопает инспектор пожарной охраны.

Еще одну свечку он установил прямо на матрасе и зажег ее. Затем закрыл сумку и проверил каждый сантиметр пространства, чтобы удостовериться, не уронил ли он чего-нибудь во время работы.

Когда огонь свечи добрался до первой газеты, Моррис был уже у выхода. Он задержался на несколько минут, чтобы увидеть, как черный дым густыми клубами повалил к потолку подвала.

Единственное, о чем жалел Беббит на обратном пути к метро, так это о том, что сам он не может насладиться зрелищем появления пожарных в таком спокойном районе, как Холмы Джексона. Но утешал себя тем, что смотреть, собственно, и не на что. Никаких «поджаренных дружков», никакого Большого Пожара. Просто очень много дыма.

Глава 15

Черный дым, проникший в спальню Сильвии Кауфман, был тяжелым и влажным. Подогретый теплом трубы, он, наверное, пошел бы дальше наверх, однако Метью Хили, который давно уехал из «Джексон Армз», в свое время посчитал, что пробивающиеся с нижнего этажа свет и шум ему мешают, и заделал дыры вокруг розовым пенопластом. Большая двуспальная кровать стояла близко к радиатору, потому что с годами Сильвии становилось в ней все холоднее. Дым, которому некуда было деться, все плотнее окружал спящую старую женщину. Он продвигался вдоль постели Сильвии, пока не нашел маленькой щели между верхней частью двери и дверной рамой, устремившись к стене, где были расположены датчики пожарной сигнализации.

Во сне Сильвия видела Бетти Халука и свою дочь Мерилин маленькими девочками – не старше десяти лет. Сама Сильвия, естественно, была молодой женщиной. Должно быть, шел дождь, так как дети были в доме. В другое время Сильвия настаивала бы на том, чтобы они играли на свежем воздухе. Как бы то ни было, Мерилин села за пианино и стала наигрывать популярную мелодию из мультфильма Уолта Диснея «Веселый разговор». Они запели втроем. В этот момент раздалась сирена пожарной сигнализации.

Сначала Сильвия инстинктивно включила его в свой приятный сон, подумав, что пришел муж, но звонок звенел дольше, чем обычно. Внезапно сон пропал, и тогда ей показалось, что зазвонил будильник, который она неправильно поставила. Все еще с закрытыми глазами она потянулась, чтобы отключить его, но звук становился все более громким.

Открыв глаза, Сильвия поняла – кругом полная темнота. Из-за весенней простуды у нее были заложены нос и горло, она сразу и не почувствовала запаха дыма, но кромешная тьма ее сильно озадачила. Поразмыслив, она повернулась к окнам. Они выходили на хорошо освещенный двор (по ее мнению, слишком хорошо освещенный). Обычно полоска света проникала сквозь занавески. Однако сейчас полоски не было.

Обескураженная, Сильвия попыталась окончательно проснуться. На ощупь она включила около постели свет. Стоваттная лампа, включенная в темноте, обычно ослепляла. Но сейчас она казалась лишь туманным пятном, как солнце в предрассветной мгле. Сильвия некоторое время пристально смотрела на лампу, не понимая, что происходит. Потом с удивлением услышала собственный голос: «Пожар!» – одно-единственное, бесконечно повторяемое слово, похожее на вопль ужаса.

Привстав с постели, Сильвия попала в полосу еще более плотного дыма. В крови усилилась концентрация адреналина, он как бы стучал в груди, заставляя, помимо воли глубже дышать. Удушье приводило в жуткую панику. Сильвия не в состоянии была анализировать то, что происходит. Четко она понимала лишь одно – отсюда необходимо выбраться как можно быстрее.

«Отсюда» для нее значило – из спальни, в коридор, а потом и из квартиры. Но то, что очаг пожара мог находиться в любом другом месте дома и она могла угодить прямо в бушующий огонь, задохнуться и чувствовать, как легкие наполняются дымом, Сильвия не представляла.

Она резко рванулась, попыталась перебросить ноги через край кровати, но запуталась в одеяле и тяжело рухнула на натертый дубовый паркет. Резкий хруст – и то, что правое бедро сломано, она почувствовала до того, как боль заслонила страх перед дымом и огнем. В какой-то момент Сильвии подумалось, будто она теряет сознание и даже понадеялась на это. Но ближе к полу дым оказался менее плотным, и женщина стала ждать, пока откатится волна боли. В голове прояснилось, и внезапно Сильвия Кауфман совершенно успокоилась.

Все то, что надо было понять перед тем, как оторвать голову от подушки, сейчас очень четко вырисовывалось у нее в мозгу. Нет жара, не видно пламени. Сейчас Сильвия была уверена, что пожар начался где-то в другой части здания, но, может быть, и в дальнем конце квартиры. Только теперь она вспомнила об окнах и о том, что зимние рамы не выставлены, так как в последнее время стояла не слишком-то теплая погода. Чтобы открыть окно, ей придется встать. Тупая боль, пульсирующая в бедре, может в любой момент стать острой и не позволит ей остаться в вертикальном положении столько, сколько требуется. В какой-то момент она уже видела себя разбивающей оконное стекло стулом и пытающейся перелезть через подоконник. Затем Сильвия немного подвинулась, пытаясь убрать нагрузку с правого бедра, но взрыв боли тут же опрокинул все ее фантазии.

Сильвия поняла, что у нее остались только две возможности: добраться через всю спальню до телефона в коридоре или ждать спасения на том самом месте, где она находилась теперь. Телефон (сколько раз она хотела поставить параллельный аппарат у постели!) стоял на маленьком столике в пятнадцати футах от двери спальни. Кроме боли (о ней она не хотела сейчас думать), ее смущал тот факт, что она не видит дверь и легко заблудится в темноте. «Нет, – подумала она в конце концов, – единственный реальный путь выбраться отсюда – это доползти до края кровати, а потом двигаться вдоль стены».

Приняв окончательное решение, она попыталась преодолеть боль. Выбрасывая руки вперед, Сильвия зарывалась пальцами в ковер и тащила себя, продвигаясь в один прием на несколько сантиметров. Но в один из моментов, когда резкая боль переполнила ее, она поняла, что придется остановиться и ждать помощи на месте. Приступ боли заставил женщину сделать глубокий вдох. Легкие Сильвии были старыми и изношенными, и она подумала – уж лучше бы ее спасали побыстрее.

На какое-то время боль отступила, и Сильвия прислушалась, надеясь услышать звук мотора пожарной машины или вой сирены. Но не было слышно абсолютно ничего, даже гудения огня. Она стала меньше кашлять и приспособилась дышать, зарываясь лицом в ковер. Пока этого было достаточно. Но через некоторое время возникла мысль, которой раньше не было: Сильвия вдруг подумала, что может умереть этой ночью в собственной спальне.

Большую часть жизни Сильвия Кауфман провела в районах, которые старались обходить стороной многие нью-йоркцы. Сколько раз она сталкивалась лицом к лицу с подростками, способными на все, окажись у них в руках оружие. Но она не позволяла страху овладеть собой и контролировать ее действия. Сильвия знала, если такое случится, она уже никогда не сможет жить по-старому.

Страх боли был для нее внове. Если бы она смогла его превозмочь! Женщина лежала неподвижно, казалось, целую вечность. Наконец ей пришло в голову, что есть третья возможность – надо просто постараться проползти, сколько возможно. Если даже она не доберется до двери, то хуже от этого не станет. Дым, теперь она убедилась в этом, становился все более плотным. Если просто лежать, то она ослабеет и уже ничего не сможет предпринять. Сильвия собрала в кулак всю свою решительность и начала двигаться. Стараясь опираться на левое бедро, она снова и снова впивалась ногтями в ковер и подтягивала себя к краю кровати, на самом же деле – к той дыре, которая была около трубы отопления, навстречу облаку черного маслянистого дыма. Сильвия смогла проползти расстояние, равное длине собственного тела, перед тем как усилившийся жар остановил ее. Здесь дым был гораздо более плотным, но, возможно, он сгустился везде в комнате. Почувствовав жар, Сильвия догадалась, что двигается к источнику дыма. Это открытие на некоторое время заняло ее мысли. Вскоре она поняла, что этому может быть только одно объяснение – пожар происходил в подвале. Дым поднимался оттуда. Пламени не было видно потому, что потолок подвала покрыт стальными листами. Скорее всего, дым шел через щель в полу.

Если дым поднимался снизу, значит, дверь спальни была для нее спасением: за ней воздух должен быть чище, а потому это единственное направление, в котором надо двигаться. Двигаться немедленно, до того, как дыма наберется еще больше.

«Я умру, если останусь на месте», – сказала она себе. Серьезное заявление, как на занятиях по философии в колледже. Сильвия Кауфман презрительно улыбнулась и начала отползать от кровати по направлению к двери, к выходу.

Почти сразу же она перестала ориентироваться: взяла слишком вправо и теперь перемещалась опять в сторону кровати, пытаясь задержать в себе каждый глоток воздуха. Странно, но нога не очень сильно беспокоила, не больше, чем свет лампы, которую она включила за несколько минут до падения. Перелом бедра уже не казался частью всего этого кошмара. Вот ее воля – да, это важно.

Сильвия опустила голову на ковер. Она чувствовала легкость, как в молодые годы, лишь в тех редких случаях, когда выпивала один или два бокала вина. Ей больше не о чем было волноваться. Сейчас она могла дышать так же легко, как в то время, когда проводила один из отпусков в деревне с мужем сорок лет назад. Полосы дыма, которые плыли в воздухе, выглядели, как океанские течения на картах в книгах по географии, хотя карты были цветными, а дым серым и черным.

Но одноцветный дым или нет, он тем не менее был красив. Да, красив, и не так уж и страшен. Сильвия прислушалась, не доносится ли вой пожарных машин – этих звуков спасения, но подумала, что теперь это не имеет большого значения. Потребуется слишком много времени, чтобы найти ее, потому что скорее всего они начнут с подвала. Пожарные спустятся в подвал, потушат огонь и лишь потом станут искать старушек, попавших в капкан на собственных квартирах: Через несколько минут к Сильвии вернулось ее сновидение. Мерилин аккомпанировала плохо, но ее неуклюжие попытки подобрать мелодию остались незамеченными, так как все трое не могли вспомнить слов песни и все время смеялись. Наблюдая за девочками, которые сидели рядом на стульчиках перед пианино, Сильвия думала: «Почему это не может продолжаться вечно?»

Мерилин с энтузиазмом доигрывала последние аккорды, когда раздался звонок в дверь и напомнил удар гонга, разносясь эхом по всему дому.

– Я открою, – сказала Сильвия. – Это ко мне.

Она не спросила себя, откуда такая уверенность. У Мерилин было очень много друзей, и они часто заходили к ним в дом. Но каким-то образом она точно знала, что это пришли к ней.

– А сейчас что ты хочешь спеть? – спросила Мерилин у Бетти.

– «Переменчивый ветерок», – ответила кузина не колеблясь. Она нашла лист с нотами и развернула его на подставке пианино. – Вот эта песня.

– Ну ладно, тогда ты будешь свистеть вместо поезда, – скомандовала Мерилин, подбирая первые аккорды.

Все еще улыбаясь, Сильвия вдруг оказалась около открытой двери. Она удивилась, увидев своего мужа. Он редко появлялся дома раньше шести часов.

– Бенни, – воскликнула она радостно, – ты уже дома? Ведь всего лишь полпятого.

– Я пришел за тобой, – ответил он.

– Я никуда не хочу идти, – ответила Сильвия. – Мы с девочками славно проводим время. Так весело нам не было уже давно.

– Не беспокойся за них. – Муж протянул руку и сжал ее ладонь знакомым жестом, который Сильвия наяву уже, наверное, не вспомнила бы. – С детьми все будет хорошо. А ты иди за мной, Сильвия. Мне надо тебе кое-что показать.