Текст книги "Афера"

Автор книги: Стивен Фрей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)

Речь Чеймберса напоминала нечленораздельное бормотание, но от того, что Уинтроп понял, у него волосы на затылке зашевелились.

– Комната, которую ты используешь под кабинет, – это туда кто-то вломился? – Уинтроп говорил как учитель со школьником, но другого выхода не было. Чеймберс еле-еле выдавливал слова.

– Да.

– Взломщики что-нибудь похитили?

– Убит охранник. Полиция считает, что он застал незваного гостя врасплох. Он застрелен из собственного пистолета. А пропало... пропали мои материалы.

– Какие материалы?

Чеймберс молчал.

– Какие материалы, Девон? – Уинтроп едва сдерживался.

– Материалы, касающиеся «Семерки», экологической информации «Пенн-мар», недвижимости компании «Лоудстар». Словом, все.

– Ты шутишь? Это розыгрыш такой? Скажи, что это дурацкая шутка и ты просто решил посмеяться надо мной напоследок. Ну же! Если это правда, нам грозит катастрофа.

На другом конце провода повисло молчание. Уинтропу стало жарко. Фэлкон!

– Отдел переводов.

– Эдди? – Фэлкон нарочно понизил голос.

– Он самый.

– Эдди, это Эндрю Фэлкон. – Вообще-то на сей раз можно было позвонить и из дома. Теперь он сюда не скоро вернется. Но если в его квартире завелись «жучки», если они прослушивают его – а кто эти «они», ему теперь известно, и что прослушивают, тоже сомнений нет, – то и до Мартинеса легко доберутся. А этого допустить нельзя. Мартинес нужен ему.

– А, мистер Фэлкон, это вы? Привет. Рад слышать вас.

По тону собеседника Фэлкон понял, что, напротив, слышать его совсем не рады.

– Что-нибудь откопали?

– Имеете в виду денежные переводы?

– Ну да. – А что еще он может иметь в виду? Мартинес явно виляет.

– Нет. – Он не хотел говорить Фэлкону, что после их последнего разговора даже не пытался заниматься поисками. – Найти эти деньги, а потом найти того или тех, кто их перевел, – вопрос исключительной важности. Я даже не могу объяснить вам, насколько это серьезно.

– А может, все-таки попытаетесь?

– Нет! Смысла не имеет. Но для вас-то это обычная вещь.

– Так, так.

Фэлкон уловил в голосе Мартинеса сомнение.

– Слушайте, Эдди, для вас цена вопроса – две тысячи долларов. Наличными, друг мой.

Мартинес чуть трубку из рук не выронил от изумления. Две тысячи! Нет, положительно что-то происходит, какая-то подковерная борьба, от которой ему лучше держаться подальше. Да, но деньги... Они ему совсем не помешают. У Эдди затуманился взгляд. Даже не думай! Но ведь платят ему в банке немного, а фургон на последнем издыхании. Двигатель и трансмиссия ни к черту. И ремонту не поддаются. Скоро придется покупать новую машину, и первый взнос как раз и составит две тысячи. А накоплений у него нет. Ноль. Он с женой и четырьмя детьми живет от зарплаты до зарплаты. Мартинес снова прижал трубку к уху.

– Пять тысяч, Эдди, – уже с нетерпением бросил Фэлкон. Не нравился ему этот торг, но сейчас главное – время.

– Пять тысяч? – Мартинес поперхнулся.

– Да. Наличными.

Мартинес огляделся, не следит ли кто за ним.

– Ну же, Эдди, решайтесь!

– Ладно, ладно. – Женщина, сидевшая за соседним столом, подняла голову и посмотрела на него. Мартинес отвернулся. – Ладно.

Фэлкон глубоко вздохнул. На все есть своя цена. Цена Эдди – пять тысяч. Его – пять миллионов. И не исключено, что им обоим придется заплатить за то, что они согласились принять эти деньги.

– Переводы ведь имеют какой-то обратный адрес, верно, Эдди?

– Разумеется, иначе как узнать, откуда они пришли?

– Вот и хорошо. В таком случае поищите переводы, где так или иначе значится «Пенн-мар». Может, просто «Пенн», может «ПМ», ну, что-нибудь в этом роде. – Фэлкон помолчал и оглядел вестибюль. – Допуская, что не то и не другое, а «Семерка».

– «Семерка»?

– Ну да.

– Вы хотите сказать, что перевод закодирован? И обратный адрес – это шифр?

– Именно так.

– Да что за тайна-то? – В голосе Эдди вновь зазвучало сомнение.

– Лучше не спрашивайте, Эдди. Не надо вам этого знать. И ни о чем не тревожьтесь. Просто отыщите мне эти переводы.

Но Мартинесу было явно не по себе. У него семья, о ней надо заботиться. С другой стороны, на кону пять тысяч, такие деньги на дороге не валяются.

Фэлкон угадал, что смущает Мартинеса.

– Слушайте, Эдди, никто в это дело и носа не сунет. Но даже если кто-то вдруг заинтересуется, что ж, в конце концов, я вхожу в высший эшелон банковских служащих и, стало быть, по должности могу в любой момент запросить сведения о переводах. То есть ничего дурного вы не делаете.

– Ну да... – протянул Мартинес. Он все еще колебался.

– Так, стало быть, окажете мне эту услугу? За пять тысяч. По рукам?

Повисло долгое молчание.

– Я хочу получить деньги сегодня же.

– Сегодня – половину. В том случае, если вы для начала найдете сами переводы.

Очередная долгая пауза.

– Договорились.

– И еще одно, Эдди. Никому о нашем дельце не говорите, ясно?

– Вполне.

– Попозже перезвоню, условимся о времени, когда я передам вам деньги.

– Идет.

– Ну, пока. – Фэлкон повесил трубку. У Мартинеса должно получиться. Это единственная нить, благодаря которой Фэлкон прижмет эту публику к ногтю.

* * *

– Да, слушаю.

– Узнаете?

– Да. – У Резерфорда был запоминающийся голос, к тому же она в последнее время слышала его весьма часто.

– Ну вот и славно.

Ей было явно не по себе.

– Фэлкон в Нью-Йорке?

В голосе этого человека звучало нечто, ранее ею не слышанное.

– Нет, он в Далласе. Вчера позвонил, сказал, что из Толедо летит туда. Планы переменились в самый последний момент.

– А вы уверены, что он именно в Даллас полетел?

– Ну да. – Она заколебалась. – Во всяком случае, больше он мне не звонил. Думаю, свяжется чуть позже, еще до обеда.

– А где он собирался остановиться?

– В «Даллас-Хилтон».

– Дайте-ка мне их номер.

Она снова заколебалась, прикидывая, стоит ли повиноваться. Голос на другом конце провода и впрямь сегодня как-то очень странно звучит.

– Номер, говорю, дайте!

Она продиктовала номер телефона, но две последние цифры поменяла местами. Может, Фэлкону понадобятся как раз те несколько секунд, за которые Резерфорд выяснит правильный номер.

– Через час перезвоню.

– Ладно. – Она повесила трубку. Случилось что-то очень скверное.

* * *

Фэлкон набрал номер Кассандры.

– Да?

– Кассандра?

– Я.

– А это я. – Он выглянул из окна одной из меблированных комнат при винном погребке на Сто тридцать второй улице. По подоконнику полз большой таракан. Фэлкон щелчком сбросил его наружу и, перегнувшись через подоконник, проследил, как тот летит вниз с третьего этажа.

– А, привет. Слушайте, Эндрю, я час назад пыталась отыскать вас на работе. Тут у меня еще несколько вопросов возникло в связи со статьей...

– К черту статью.

– Что-что? – засмеялась Кассандра. – О чем это вы?

– Есть новости.

– Что за новости?

– Мне нужна ваша помощь. Поможете?

Она промолчала.

– Так как? – Он повысил голос.

– Ну конечно. А о чем речь-то? Что случилось? – серьезно спросила Кассандра.

– Это не телефонный разговор. Надо увидеться.

– Когда?

– Скорее всего завтра.

– Где?

– Я дам знать. Утром позвоню.

– Отлично. И все же – что случилось?

– Завтра все объясню. Не выключайте телевизор. Будет много разговоров о «Пенн-мар» и Южном Национальном. Не самых радужных разговоров. – Фэлкон помолчал. – Да, и еще одно.

– Слушаю.

– Покопайтесь немного в своих досье.

– Хорошо.

– Меня интересуют два имени. Уильям Резерфорд и Бейли Хендерсон. Мне нужно все, что удастся откопать.

Наступило короткое молчание. Кассандра записывала имена.

– Ну, кое-что я уже сейчас...

– Сейчас у меня нет времени, – перебил ее Фэлкон. – Убегаю. Позвоню позже. Да, кстати, статью печатать нельзя.

– Что? – У Кассандры упал голос. Как же так, материал ведь стоит в номере. – Вы же обещали.

– Помню, но это ради вас самой. Напечатаете – можете лишиться жизни.

Глава 28

Нещадный грохот продолжался и продолжался. Сначала Тернеру Прескотту казалось, что это во сне, но потом стало ясно – нет, кто-то колотит в дверь. Он быстро опустил ноги на пол, вытащил из среднего ящика туалетного столика пистолет и взглянул на часы. Четыре утра. Это еще что такое?

Прескотт поспешно вышел из спальни, спустился подлинной лестнице в холл, зажег свет и раздвинул гардины.

– Боже милосердный! – Прескотт рванулся к двери и распахнул ее настежь.

Оттолкнув хозяина этого роскошного дома, в холл промчался Уинтроп.

– Жена дома? – Он даже не поздоровался.

– Нет, на даче. Слушайте, а что, позвонить заранее было нельзя?

– Я пытался. Никто не отвечал.

– О Господи, действительно, извините, я работал и выключил телефон. Последние штрихи, знаете ли, перед завтрашним, то есть уже сегодняшним, заседанием суда. Мы им зададим жару. – Прескотт помолчал. – Ну что ж, заходите. Перекусить чего-нибудь хотите или, может, выпьете?

– Нет.

Хозяин и гость прошли в гостиную. Убранством своим она напоминала Уинтропу Гарвардский клуб. Старинная мебель, множество литографий лошадей. Уинтроп и Прескотт расположились на противоположных концах дивана.

– Так что же все-таки привело вас сюда в столь неурочный час, Грэнвилл?

– У нас проблема. – Уинтроп сразу приступил к делу. – Серьезная проблема. – Говорил Грэнвилл, как всегда, решительно, только какое-то необычное напряжение звучало в его голосе.

Прескотт сразу уловил его и вопросительно посмотрел на собеседника, словно пытаясь найти отгадку в выражении лица Уинтропа. Но тщетно.

– Что за проблема?

– У Чеймберса, из его кабинета в штаб-квартире «Пенн-мар», украли несколько папок.

– Что-о? Каких папок?

– В них сведения о «Семерке», экологических проблемах, о которых вы собираетесь нынче говорить в суде, о нашей недвижимости, ну, и о «Лоудстар». Словом, обо всем.

Прескотта прошиб пот. На лбу выступила испарина.

– Вы шутите? – Он встал с дивана, прошел к массивному камину, занимавшему центральное место в гостиной, положил руки на доску.

– Неужели мои слова похожи на шутку?

– Да, но как это могло случиться? – Прескотт едва сдерживал тревогу.

– Спокойно, Тернер, спокойно... – Уинтроп был знаком с Прескоттом тридцать лет, но в таком состоянии никогда его не видел. Всегда и при любых обстоятельствах он сохранял хладнокровие. Именно за это он и ценил его.

– В этих папках содержится достаточно, чтобы размазать нас по стене? Чтобы доказать, что это заговор? Господи, ведь на карте вся моя карьера! Да что там карьера – жизнь! – Прескотт схватил стоявшую на каминной доске вазу и швырнул ее в огонь. – Этот ваш Чеймберс – идиот! Как он мог допустить такое? Только кретин способен держать такие «взрывоопасные» вещи там, где до них легко добраться! Этого нельзя допустить! Грэнвилл, я вовсе не желаю, чтобы из-за чьей-то глупости моя карьера и жизнь пошли псу под хвост!

– Говорю же вам, успокойтесь. Ничего с вашей карьерой не случится. И вообще ничего ни с кем не случится. – Грэнвилл, как всегда, полностью владел собой. – Значит, так, что случилось, то случилось, и с этим уж ничего не поделаешь. Надо двигаться дальше. Пока не вернем документы, надо действовать так, будто все идет по-прежнему.

Прескотт тяжело дышал. Грудь пронзила боль. Этого не должно было случиться. Такого просто не может быть.

– Еще раз. Кто-то проник в кабинет Чеймберса, да?

– Именно.

– И этот кто-то выкрал документы, верно? – Прескотт постепенно приходил в себя. – А может, Чеймберс оставил их у себя в номере?

– Чеймберс уверен, что документов в гостинице не было и нет. Он считал, что там держать их не стоит. Горничная может наткнуться, когда его нет на месте, или кто-то еще из обслуживающего персонала. И туда-сюда таскать их не хотел, опасался потерять ненароком. А кабинет Чеймберс устроил себе в том крыле здания, где уже фактически никто не работает, поэтому вроде место надежное. – Уинтроп заметил бар рядом с буфетом из орехового дерева. – Пожалуй, я бы не отказался выпить. – Он встал и направился к бару.

– А тот, кто проник туда, что-нибудь, кроме документов, взял? – Прескотт зашел за стойку. – Виски?

Уинтроп кивнул.

– Нет. Похоже, он знал, что ищет. Правда, в какой-то момент там появился охранник. Возможно, будь у нашего приятеля время, он бы прихватил и что-нибудь еще. И все-таки, мне кажется, целью его были документы.

– Охранник? Там почему же он позволил ему уйти? – Прескотт протянул стакан Уинтропу.

– Он убит.

– Убит? – Не успев наполнить свой стакан, Прескотт поднял голову.

– Вот именно. Из собственного пистолета. Значит, скорее всего, своего оружия у этого типа не было, и он каким-то образом завладел пистолетом охранника.

– И все это произошло вчера ночью?

– Позавчера, – ответил Уинтроп. – Видите ли, я не хотел вас беспокоить сразу, сначала попытался вернуть пропажу. Надеялся, удастся. Увы, ничего не получилось, а ведь вам сегодня предстоит суд.

– Позавчера. Во вторник. Барксдейл с Фэлконом были в Толедо, – задумчиво проговорил Прескотт.

– Вот именно. – Уинтроп присел на высокий табурет у стойки и отхлебнул виски.

– Думаете, это просто совпадение? Они провели там весь день?

– Нет, я не думаю, что это совпадение.

Прескотт снова ощутил острую боль в груди.

– О Господи! – Он слегка наклонился.

– Что с вами? – Уинтроп встал с табурета.

– Ничего, все в порядке. – Прескотт сделал несколько глубоких вдохов. – Итак, вы считаете, что это не совпадение. Что либо один, либо другой замешаны в этом деле, так?

– Барксдейл тут ни при чем. Он слишком глуп. Это Фэлкон.

– Невероятно! Вот проклятие, я всегда знал, что с этим малым лучше не связываться. Давно говорил вам. Если это действительно он и если все выплывет наружу, вам... – Прескотт осекся и, отвернувшись от Грэнвилла, выглянул в окно. Даже в такой момент ему не хотелось перечить Уинтропу.

– Мне – что? – Уинтроп повысил голос.

– Ничего.

– Вот так-то лучше. – Уинтроп сделал большой глоток виски. – Что есть, то есть, – повторил он, – и с этим ничего не поделаешь. Надо идти дальше, – раздраженно закончил он.

– А с чего вы взяли, что это именно Фэлкон?

Уинтроп не ответил. Глядя на какую-то картину позади Прескотта, он пытался овладеть собой. Внутри у него все кипело, но показывать этого нельзя. Не на Прескотта злился Уинтроп – хотя, если он будет так вести себя, то свое получит, – но на себя самого. Только сейчас он понял, что недооценивал Фэлкона – этот человек и умнее, и опаснее, чем он предполагал. И впервые Грэнвилла охватило что-то вроде паники. Или, скорее, намек на нее, но намек явный. Они были правы. Нельзя смешивать дела и личные счеты. Но он не прислушался к словам друзей, ибо считал себя непогрешимым. Он – Грэнвилл Уинтроп. Он стоит три миллиарда долларов. Обладает огромной властью. Может по собственному усмотрению свалить любую из пятисот крупнейших американских компаний. Зачем ему чьи-то советы?

И вот теперь приходится расплачиваться за самонадеянность. И не только ему, но и всем. Что ж, в таком случае к черту все эти сложные схемы – обвинение в использовании конфиденциальной информации, медленная смерть Эндрю Фэлкона в тюрьме. К черту месть Фэлкону за предательство. Наступает время Феникса Грея – пусть использует свои таланты убийцы на все сто процентов.

– Грэнвилл?

– Да... Что?

– Вы что-то о Фэлконе говорили.

– Знаю, что говорил, не надо напоминать. – Уинтроп злобно посмотрел на Прескотта.

– Ладно, ладно, не сердитесь. – Прескотт снова тяжело дышал. Уинтроп не держит себя в руках. Это плохо. Очень плохо. Раньше ему не приходилось видеть, чтобы он давал волю чувствам.

– Чеймберс попрощался с Барксдейлом и Фэлконом во вторник в штаб-квартире «Пенн-мар». Оттуда они поехали в аэропорт. В последний момент, когда объявили посадку, Фэлкон сказал Барксдейлу, что летит в Даллас. Там у него якобы подвернулась выгодная сделка. Барксдейл принял это за чистую монету, потому что он дурак. Ни о чем не спросив, кивнул и пошел на посадку. Но Фэлкон в Даллас не полетел. Он остался в Толедо. Велел секретарше заказать ему номер в «Даллас-Хилтон», купил билет до Далласа на рейс, отправляющийся в семь тридцать вечера. Заказал обратный билет из Далласа в Нью-Йорк на следующий день, на шестичасовой рейс. Все продумано.

– А откуда вы знаете, что он не полетел в Даллас?

– В заказанном номере никто не поселился.

– А может, он остановился в другой гостинице? Билет до Далласа был использован?

– Да.

– Стало быть, в Даллас он полетел, и мы с пустыми руками.

– Не совсем с пустыми. В семь двадцать четыре Фэлкон позвонил по карточке в Национальную метеорологическую службу в Вашингтоне.

– Куда-куда, в метеослужбу?

– Ну да, хотя зачем ему это понадобилось, я пока так и не понял.

– Может, хотел узнать, какая погода в Далласе, садятся ли самолеты?

– Возможно, но дело в том, что звонил он из торгового центра, расположенного рядом со штаб-квартирой «Пенн-мар». А она, по меньшей мере, в получасе езды от аэропорта.

– Что ж, выходит, рейс из Толедо на Даллас вылетел с опозданием.

– Да, на восемь минут. Таким образом, у Фэлкона оставалось одиннадцать минут на то, чтобы вернуться из торгового центра в аэропорт, потому что телефонный разговор занял у него три минуты. Явно мало. Никак не поспевает. Другого рейса на Даллас до восьми утра следующего дня не было. Зато в тот же вечер, в одиннадцать тридцать, улетал самолет в Нью-Йорк. Таким образом, у него оставалось полно времени на то, чтобы проникнуть в кабинет Чеймберса, а потом добраться до аэропорта.

– Но вы же сказали, что он использовал билет до Далласа.

– Ничего подобного, я сказал, что билет был использован. Вот только кем? Фэлкон вполне мог продать его кому-нибудь прямо в аэропорту. Кстати, это объяснило бы, отчего не осталось никаких следов аренды машины или покупки билета на другой рейс из Толедо. Давайте-ка прикинем такую возможность. В Толедо у Фэлкона было с собой только сто долларов наличными, по крайней мере, об этом свидетельствуют бухгалтерские отчеты в Южном Национальном. Помахав на прощание рукой кретину Барксдейлу, Фэлкон направляется к кассам, покупает по кредитной карточке билет до Далласа за 535 долларов, затем перепродает его кому-то, скажем, за три сотни. Билет фигурирует как использованный, а у Фэлкона появляются наличные.

– А билет до Нью-Йорка он использовал?

– Нет.

– Но машину-то он мог арендовать только по кредитке, ведь ее в любом случае надо предъявлять, разве не так?

– В принципе так. Но если платишь наличными, они просто отрывают наклейку. Как в гостинице.

– Что-нибудь еще? – спросил Тернер.

– Да. Чтобы добраться из Толедо в Нью-Йорк, надо сделать пересадку в Питсбурге. Так вот, на первом этапе пути в самолете было только двое, некие Мейбл Тейлор и Джон Ричардс. Феникс Грей расспросил стюардессу, и выяснилось, что этот самый Ричардс как две капли воды похож на Фэлкона. Девушка уверяла, что такого лица ни с каким другим не спутать. И еще она сказала, что этот человек был явно чем-то озабочен. Да, кстати, другой билет, из Далласа в Нью-Йорк, так и не был использован.

Боль в груди постепенно стихала. Прескотт сделал глоток бурбона. Ему стало лучше, да и виски приятной теплотой разливалось по всему телу.

– Похоже, вы правы. Все сходится на нем. А где Фэлкон сейчас, известно?

– Вернулся в Нью-Йорк.

– Откуда такая уверенность? Может, в Питсбурге остался?

– Повторяю, нам известно, что он в Нью-Йорке. У нас есть там свои люди.

– Ну да, разумеется. – Прескотт не сразу задал очередной вопрос. – А вам не кажется, что здесь замешан и Чеймберс? Странно, как Фэлкону, если это действительно был он, самому удалось добраться до этих папок? Да и откуда ему могло быть известно, что искать, не говоря уж о том – где?

– Я думал об этом. И не далее как сегодня вечером Резерфорд по моему указанию проверит Чеймберса на детекторе лжи. Впрочем, Девон сам вызвался прилететь в Бостон. Я попросил его пройти эту процедуру, и он сразу согласился. Если вдруг передумает, дело возьмет в свои руки Феникс. – Голос Грэнвилла смягчился. – Но признаться, я не думаю, что Девон мог подставить нам ножку в последний момент. Мы все положили на этот проект слишком много сил.

– Да, конечно, вы правы.

– Тернер, прошу вас попридержать информацию, сегодня на суде не обнародовать ее.

– Это невозможно! – Прескотт снова разволновался и даже грохнул кулаком по стойке. – Не забывайте, это федеральный суд, и речь идет о сотнях миллионов долларов. Мы тут не дорожную аварию разбираем. И судей такого уровня на кривой не объедешь!

– И тем не менее заседание надо отложить. – Уинтроп тоже сдерживал себя с величайшим трудом. – Сначала необходимо отыскать Фэлкона. До этого мы не можем раскрывать своих карт. Он ведь любого из нас способен привязать к этому делу. Все очень просто, Тернер, неужели вы не понимаете? Стоит Фэлкону сложить два и два, как всем нам конец. То есть пока-то ничего дурного мы не сделали, разве что несколько вольно обошлись с парой-другой установлений ФРС, но этим займется Уэнделл. Но стоит вам открыть рот, как у Фэлкона появится возможность доказать, что все это – подстава. И много еще чего на свет божий выйдет. Например, то, что это мы убрали Джереми Кейса и еще одного малого из «Пенн-мар», его предшественника. Далее – Питер Лейн и «несчастный случай» с Филипелли.

– Ну, этого-то никому доказать не удастся.

– Не зарекайтесь.

– И все же не могу я отложить слушания. Никак не могу! – Прескотт одним глотком допил виски. – Сегодня настанет момент, когда судья посмотрит на меня и спросит, есть ли еще свидетели. А у меня их нет.

– Неужели никак нельзя потянуть день-другой? Попросить продолжить заседание или что-нибудь в этом роде.

– Попробую, конечно. Но если судья скажет «нет», я по уши в дерьме. Хочешь не хочешь, придется спускать курок.

– Что ж, если выбора не останется и придется выкладывать карты на стол, действуйте, – негромко сказал Грэнвилл.

Они сидели, молча глядя друг на друга. Ситуация сложилась аховая.

– Что вы думаете о том, как Фэлкон распорядится своей находкой? Дождется, когда мы заведем свою песню про экологию, и обвинит нас в нарушении закона?

– Понятия не имею. Он убил человека или, по крайней мере, причастен к его смерти, так что положение и у него не лучше нашего. Вряд ли он побежит в прокуратуру.

– Но может послать туда материалы, не раскрывая себя.

– Может, только непонятно, чего этим добьется.

– Чеймберс ведь не сказал полиции, что это мог быть Фэлкон?

– Конечно, не сказал, он же не дурак.

Прескотт задумчиво пожевал губами.

– Не пойму все же, зачем это вообще понадобилось Фэлкону? Вломился в чужой кабинет. К чему ему так рисковать? Что ему надо?

– Я и сам думал об этом. Не знаю. Просто не знаю. Мне казалось, что уж за пять-то миллионов он принесет нам на блюдечке «Пенн-мар» и будет тише воды ниже травы, но, видно...

Уинтроп не закончил фразы. Прескотт снова потянулся к бутылке.

– Полагаете, он нашел счет и денежный перевод, связывающий его с покупкой акций химической компании? Вычислил, что мы его подставляем?

– Не исключено.

– Ясно, что как-то он эти материалы собирается использовать. Иначе зачем рисковать?

– Вы правы. И в этой связи, по-моему, нам еще сильно повезло, что на сцене вдруг появился охранник, который потом погиб.

– Итак, наши действия?

– А какие действия? Не дергаемся, спокойно выжидаем и не мешаем Фениксу Грею делать свое дело.

Уинтроп и Прескотт вновь обменялись долгим взглядом. Они попали в серьезную переделку, и как ни пытались убедить себя, что это не так, им это не удавалось.

* * *

Шэрон Крус смотрела на присяжных. У них челюсти сводило от скуки. Толстяк во втором ряду клевал носом. Голова его, несмотря на все усилия, клонилась назад, пока наконец не стукнулась о стену, покрытую деревянными панелями. Три-четыре секунды толстяк находился в этом положении: со скрещенными на груди руками и открытым ртом. Потом голова его начала медленно клониться набок. Но тут он дернулся, да так, что ткнул локтем в спину сидевшую перед ним в первом ряду присяжных маленькую китаянку в розовом платье. Она охнула, но никто не обратил на нее внимания.

Толстяк поджал губы и испуганно завертел головой – не заметил ли кто, что он задремал. Кажется, кроме Шэрон, никто. Толстяк внушительно откашлялся, лицо его приняло серьезное выражение, и он попытался сосредоточиться на происходящем. Тщетно. Через две минуты голова его снова откинулась назад. «Плохо, – подумала Шэрон. – Очень плохо».

Прескотт сегодня явно был не в своей тарелке. Острый, как бритва, ум, который оказывал такое гипнотическое воздействие и на Шэрон, и на всех других участников и посетителей судебного заседания, словно иссяк. Токсиколога из Мэрилендского университета Прескотт допрашивал совсем не в своей манере – тяжеловесно и занудно. Вопросы были лишены логической связи, а то и вообще не имели отношения к делу. А мешки под глазами и непривычная для этого человека вялость свидетельствовали о том, что он подавлен. Шэрон перевела взгляд на пенн-маровских адвокатов. Вон сколько их здесь собралось – целый легион. Они тоже, конечно, заметили внезапную перемену в своем легендарном противнике. Чуют, наверняка чуют открывающиеся возможности, хотя, разумеется, вместе со всеми остальными ломают голову над тем, что случилось.

А что, в самом деле? Токсиколог – их последний свидетель, дальше слово предоставят защите. Мало того, наряду с водителем грузовика, он – главный свидетель. Именно токсиколог способен установить связь между отравой в крови животных и в водопроводе с отравой в цистернах с маркой «Пенн-мар», обнаруженных на ферме Паркеров. А Прескотт – сам Прескотт! – мямлит, задает какие-то не те вопросы и вообще явно обращает больше внимания на продолговатую папку, лежащую на столе истца, чем на свидетеля.

«Ну же, Тернер, встряхнись. Мы теряем все, что завоевали в минувшие три недели». Шэрон посмотрела на чету Брэдли – они определенно чем-то взволнованы, – затем вновь перевела взгляд на пенн-маровскую команду. Там точно чуют, что появилась возможность соглашения сторон. Причем соглашения очень либерального.

– Мистер Прескотт! – Судья перебил адвоката, задающего очередной вопрос человеку в толстых очках.

– Да, ваша честь?

– Какое это имеет отношение к делу? У наших уважаемых присяжных, знаете ли, дела есть, работа. И когда-то мы должны позволить им вернуться на работу. Хотелось бы, чтобы это произошло до Рождества.

– Да-а... работа... дела. Хорошо бы до Рождества, конечно... – механически откликнулся Прескотт.

Шэрон перехватила взгляд, брошенный им на часы. Он явно тянет время. Шэрон тоже посмотрела на часы. Одиннадцать. Час до обеда.

Прескотт молча смотрел на токсиколога, видно, прикидывая, стоит ли продолжать допрос. В конце концов решил, что не стоит, и медленно побрел на свое место, но по пути остановился перед судьей и громким чистым голосом проговорил:

– Судья Томас, у нас появились новые свидетельства, которые, с нашей точки зрения, могут оказать серьезное влияние на ход слушания дела. Увы, нам не хватило времени...

Судья вскинул широкую ладонь с искривленными пальцами.

– К этому свидетелю у вас вопросов больше нет, мистер Прескотт?

Шэрон Крус растерянно замигала. О чем это он? У него что, действительно появилась новая информация, которой он предпочел не делиться с ней, или это всего лишь театральное представление, какими Прескотт славился в свои юные годы?

– Нет, к мистеру Корику у меня вопросов больше нет, – помолчав, ответил Прескотт.

– Очень хорошо.

Шэрон глубоко вздохнула. Прескотт не исчерпал и половины вопросов, подготовленных ими нынче для Корика. Она с трудом удержалась от того, чтобы не вскочить с места и не задать их самой.

– Мистер Джордан, ваша очередь. – Судья ткнул своим длинным пальцем в главного адвоката со стороны компании-ответчика.

Тот поднялся.

– Э-э... ваша честь, пока у нас нет вопросов к мистеру Корику.

– Отлично! – просиял судья Томас. – Наконец-то мы к чему-то приближаемся. Прогресс. Обожаю прогресс. – Он перевел взгляд на свидетеля: – Благодарю вас, мистер Корик, вы свободны.

Токсиколог кивнул, покинул свидетельскую трибуну и быстро прошел на свое место в зале. Как и другим, ему стало ясно, что вот-вот должно произойти нечто весьма важное. Даже толстяк присяжный проснулся.

Судья дождался, пока токсиколог займет свое место, затем навис над столом и пристально посмотрел на Прескотта. При такой огромной голове глаза у него были слишком маленькими.

– Итак, у вас появились новые факты? – насмешливо проговорил судья и саркастически улыбнулся. – И вы, надо полагать, намерены попросить меня продлить процесс? Хотя бы на несколько дней, чтобы у вас было время все оформить? – Судья Томас хорошо знал фокусы Прескотта.

Тот молча кивнул. Он вдруг почувствовал себя человеком, затягивающим петлю на собственной шее.

– Что-что? – Судья поднес руку к уху. – Не слышу.

– Совершенно верно. Нам нужно два дня, чтобы свести воедино вновь выявленные факты.

Судья откинулся на спинку кожаного кресла, жалобно скрипнувшего под его могучим торсом, и покачал головой:

– Боюсь, не получится. У меня уже назначено рассмотрение нового дела, которое и так пришлось отложить на две недели из-за этого процесса. Сами знаете, сколько сейчас всего накопилось. Так что весьма сожалею, но... К тому же в вашем распоряжении было несколько месяцев, чтобы свести воедино все доказательства. Вряд ли два дня имеют значение.

– Нет, ваша честь, именно они-то и имеют значение, к тому же очень большое. – Прескотт подошел к судье Томасу почти вплотную. Ему нужно время. Ему очень нужно время. Необходимо найти Фэлкона до того, как он обнародует содержимое папки, лежащей на столе истца. Теперь уже нет никаких сомнений в том, что в кабинет Чеймберса проник именно Фэлкон. У себя на работе, в Южном Национальном, он не появился ни вчера, ни сегодня утром. Дома – тоже. И Фениксу Грею не удалось отыскать его.

– Прошу вас, ваша честь, всего два дня.

Шэрон посмотрела на Прескотта. Он просит, даже умоляет. Ее шеф о чем-то просит! Это немыслимо! Прескотт никогда ни о чем не просит.

– Нет! – судья явно терял терпение. – Пора заканчивать.

Адвокаты из «Пенн-мар» с улыбкой переглянулись. Судья Томас неожиданно перешел на их сторону. Уж два-то дня он легко мог дать Прескотту, не такая это невыполнимая просьба.

Прескотт отвернулся и задержал взгляд на папке, белеющей перед Шэрон Крус. Памятуя о том, какой информацией располагает Фэлкон, выложить сейчас имеющиеся на руках карты – почти то же самое, что подписать себе смертный приговор. Если прокуратуре удастся установить связь между «Семеркой» и смертью Кейса, Филипелли, а затем и Питера Лейна, всех их приговорят к смертной казни. Если прокуратура доберется до Феникса Грея и заставит его говорить, в их распоряжении окажется все, что нужно.

Иное дело, что до Феникса им не добраться, Резерфорд за него ручается. Грей слишком умен. Но даже если по какому-нибудь несчастному стечению обстоятельств полиция или ФБР схватит Грея, ничего им из него не выудить. И это тоже Резерфорд не уставал повторять.