Текст книги "Нынче в порфире…"

Автор книги: Стиг Трентер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

ВСКРЫТИЕ

Когда я учился в школе, спринтеры-юниоры, участники Осенних состязаний школьников, произносили мое имя с большим уважением. Былую прыть я растерял еще не до конца и всего через несколько секунд уже обогнул угол гаража и сломя голову понесся вверх по крутой дороге, туда, где на фоне синего майского неба маячили ступенчатые фронтоны старинных домов.

– Стой! – крикнул я.– Все равно догоню!

Но шустрый мальчишка мчался во все лопатки. Тощие ноги так и мелькали – точь-в-точь барабанные палочки, отбивающие дробь по бетону. Только на самом гребне мне удалось поймать его.

– Эй, парень,– задыхаясь, буркнул я и крепко схватил его за плечо.– Ты что, оглох?

Он попробовал вырваться.

– Уже и бегать нельзя, да?

Я взял инквизиторский тон:

– Что ты делал внизу? Безобразничал?

Голубые глаза холодно блеснули из-под льняной челки. Лицо худенькое, в мелких веснушках, фигура тощая и какая-то бескостная. Лет одиннадцать – двенадцать, прикинул я.

– Ничего я не делал,– сказал он и стиснул тонкие губы.

– И все-таки вдруг заспешил?

Мальчишка молча теребил потрепанные короткие штаны.

– Посмотреть хотел, что делает полиция,– наконец признался он.

– А когда я пошел к тебе, решил, что полиция тебя заберет?

– Ага,– кивнул он.– Нам же велели разойтись.

– Та-ак,– зловеще протянул я,– значит, полицейский вытурил тебя вместе со всеми.

– Да, ну и что? – нахально сказал он.

– А ты знаешь, что, если не слушаться полиции, недолго и в тюрьму загреметь?

Он украдкой косился по сторонам. Мы находились совсем рядом со Шлюзовой террасой, открытой площадкой перед жилым кварталом с красивым названием Бло-Бударна – Голубые ряды. Напротив, по другую сторону цепочки цветочных ящиков, остановились две пожилые дамы, обе так и сверлили меня взглядом. У детей глаз острый, и мальчишка не замедлил воспользоваться случаем.

– Пустите меня! – завопил он, отбиваясь руками и ногами.– Пустите, говорю!

Я отпустил его, пожал плечами и вернулся в подземелье. Веспер Юнсон встретил меня на подъездной дороге.

– Вы куда подевались? – спросил он.– В беге тренируетесь, что ли? Класон по крайней мере так подумал.

Я рассказал, что произошло. Он расправил усы и подытожил:

– Да, воспитание детей – штука сложная. Не всегда легко решить, что лучше – задать им трепку или действовать уговорами.

Подъехал Класон, и мы устроились на заднем сиденье.

– Вид у вас немножко усталый,– заметил полицейский начальник.

– Всю ночь на ногах,– сказал я.

– А ведь и правда! – воскликнул он.– Надо вздремнуть часок-другой. Где вы живете?

Я назвал адрес. Он повернулся к шоферу и решительно сказал:

– Вот туда и поедем.

Едва войдя в квартиру, я услышал сердитые телефонные звонки. Это был Аллан Андерссон.

– Ну, как тебе статья? – пробасил он.

Напечатанная жирным шрифтом шапка бросалась в глаза сразу. Она была самой крупной на всей первой полосе и гласила: АВТОМОБИЛЬНАЯ АВАРИЯ ИЛИ ЯВЛЕНИЕ ПРИРОДЫ? В грубой печати темные снимки выглядели неожиданно хорошо.

– Шапка уже устарела,– заметил я.

– Знаю,– удовлетворенно отозвался он.– Все вечерние газеты будут битком набиты этими двумя смертями. А вот нынче утром мы были первыми и единственными.

Я громко зевнул.

– Ты что, только проснулся?

– Еще не ложился. Знаешь, с кем я провел ночь и утро?

– Я тебе не духовник.

– Тут исповедаться не в чем. Я шастал по городу с начальником уголовной полиции.

Он присвистнул и прошептал:

– Something rotten[10]10
  Подгнило что-то (в Датском королевстве)… (Шекспир. Гамлет, I, 4. Перевод М. Лозинского.)


[Закрыть]?…

– Больше, чем ты думаешь.

Несколько секунд в трубке слышалось только его тяжелое дыхание.

– Пару пленочек я отснял,– продолжил я,– а в голове масса текста.

– Можешь приехать через пять минут? – прошипел он.

– Нет, вот через пять часов – пожалуйста.

– All right,– вздохнул Аллан Андерссон.– Но учти, я у твоей двери часового поставлю,– добавил он грозно.

Проснулся я от звонка в дверь и со смутным ощущением, что трезвонят уже давно. Я встал, протер глаза и бросил взгляд на часы. Половина четвертого. Закутавшись в халат, я выполз в переднюю и открыл.

– Вид у тебя бодрый и отдохнувший,– сказал Аллан Андерссон, протискивая в дверь свои объемистые телеса.

У меня на языке уже вертелась ехидная реплика, но тут я заметил, что он не один. Из-за его спины робко выглядывали молодой парень и девушка.

– Входите, пожалуйста, мои юные друзья,– сказал Аллан Андерссон таким тоном, будто приглашал их в свою собственную квартиру.

В замешательстве я последовал за троицей в большую из двух моих комнат – гибрид кабинета с гостиной.

– Разрешите представить,– сказал секретарь редакции.– Супруги Калльвик. Фотограф Фриберг. Я рискнул нагрянуть к тебе вместе с этой юной парой,– любезно продолжил Аллан Андерссон.– Но, по-моему, они могут рассказать тебе кое-что интересное.

– Садитесь, пожалуйста,– пробормотал я, слабо шевельнув рукой.

– Вчера вечером супруги Калльвик ужинали в «Гондоле»,– пояснил Аллан Андерссон.– Впрочем, лучше пусть они сами расскажут.

– В общем-то, ничего особенного,– начал молодой человек.– Мы, значит, сидели в «Гондоле» – вы знаете этот ресторан на самом верху Катаринахиссен. Был уже десятый час, и мы толковали о квартирах. Ну, пока мы сидели и разговаривали, моя жена показала на дом с рекламой «Стоматола» и говорит: «Вот бы нам в такой квартирке пожить».– «На самом верху?» – спросил я. «Конечно»,– ответила она. «По-твоему, моего конторского жалованья на это хватит?» Она засмеялась, и тут мы увидели, что одно из больших окон осветилось.

Он умолк и развернул свежую вечернюю газету. Я успел разглядеть на первой полосе шапку «КОШМАРНАЯ СЕМЕЙНАЯ ДРАМА», прежде чем он перевернул газету и показал последнюю страницу. Там было множество фотографий Исбладсвикена, переулка Урведерсгренд и парадной директора Лесслера. Внизу располагался большой панорамный снимок южного Шлюза. Молодой человек ткнул пальцем в «стоматоловый» дом.

– Тогда мы не обратили на это внимания, но вот прочли недавно газету и увидели фотографию. Тут до нас и дошло, что в этих-то окнах и горел свет.

Он убрал палец, и теперь я разглядел, что одно из верхних окон «стоматолового» дома помечено крестиком. Подпись гласила: «Крестиком обозначено окно гостиной директора Лесслера, в которой был найден мертвым его сын Гильберт».

– Вы уверены, что свет вспыхивал именно в этом окне? – спросил я.

– Совершенно уверены,– ответил он.– Мы с женой точно помним, что окно было под самой щетиной.

– Не помните случайно, когда загорелся свет?

– В четверть десятого,– твердо сказал молодой господин Калльвик.– Как раз пробили часы на церкви Марии-Магдалины.

Жена согласно кивнула.

– Я хорошо запомнила, потому что сказала тогда, мол, в кино идти уже поздно.

– Где вы сидели?

– Слева у окна,– ответил он.

– В самой гондоле?

Он покачал головой.

– Нет, поблизости от входа, третий или четвертый столик, по-моему. То есть дом со световой рекламой находился прямо перед нами.

– Вы не заметили, в комнате кто-то был?

– Я не обратил внимания.– Он посмотрел на жену.– А ты?

Она отрицательно мотнула головой.

– Далеко все-таки, метров семьдесят пять, да мы и не приглядывались,

– А потом свет выключили? – спросил я.

Этого они не видели. Они вообще перестали обращать внимание на «стоматоловый» дом.

Я потер свой небритый подбородок, тщетно пытаясь сделать какие-то выводы из услышанного.

– Мы подумали, а вдруг это важно,– сказал конторщик Калльвик.– В газете пишут, что Гильберта Лесслера застрелили без десяти девять, но свет-то зажегся спустя двадцать пять минут.

Я рассеянно кивнул и спросил у них адрес на случай, если полиция захочет потолковать с ними. Когда я записал адрес, они попрощались и ушли.

– Почему они не обратились прямо в полицию? – спросил я Аллана Андерссона.

– Плохо же ты знаешь презренную человеческую натуру,– медовым голосом проворковал он.– От полиции десяточку за информацию не получишь.– Он посерьезнел.– По-твоему, это важно?

– Не знаю,– честно ответил я.– Но факт есть факт: утром свет в гостиной был выключен.

Толстяк встал, подошел к письменному столу.

– Ну-ка, выкладывай все про свои опасные приключения, а заодно можешь побриться.

У Шлюза я вышел из переполненного трамвая и теперь шагал по мостовой к тротуару в толпе возвращающихся домой конторских служак, которые, словно лемминги, потоком текли к метро, направляясь в предместья. Часы в Старом городе только что пробили пять, и нескончаемые вереницы велосипедов и автомашин катили многополосными магистралями, разделялись, исчезали под серыми виадуками и опять выныривали на мягкий вечерний свет. Гигантская транспортная развязка напоминала кипящий ведьмин котел.

Там, где Катаринавеген, поворачивая, спускалась к Шлюзу, свежепросмоленная деревянная лестница в несколько маршей вела вверх по крутому откосу. Здесь давние постройки были снесены, и на множестве террас городские садовники дали волю своей фантазии. Каждый крохотный уступ был превращен в цветник, и между зелеными побегами дикого винограда проглядывали остатки старинных стен и сводов.

Перед домом № 9 по Урведерсгренд прохаживался полицейский в форме, держа на расстоянии кучку любопытных. Он участвовал в утренних розысках и теперь явно узнал меня. Среди любопытных было два фоторепортера; когда полицейский, козырнув, пропустил меня в парадную, в их глазах искрой промелькнула зависть.

Дверь квартиры открыл бессменный шофер Веспера Юнсона.

– Начальник в библиотеке,– тихо сказал он.-Родственников допрашивает.

Наконец-то, подумал я. Наконец-то на сцену явились родственники.

– Можно войти и подождать? – спросил я.

Он с сомнением посмотрел на меня, потом буркнул:

– Худого-то от этого, поди, не будет…

– Я тоже так думаю,– поддакнул я и снял шляпу.

Под вешалкой стояли большие кожаные чемоданы, рюкзак и пара лыж. Утром их здесь не было.

– Это багаж директора Лесслера,– объяснил Класон.– Только что привезли, с Центрального вокзала. Вы, наверно, знаете, он был в Лапландии, катался на лыжах.

Когда я вошел в столовую, разговор оборвался и любопытные взгляды устремились на меня. У торца массивного ренессансного стола сидела средних лет дама с узкой щелью вместо рта и вертела в руке лорнет, словно это был по меньшей мере председательский молоток. Она хотя и сидела, тем не менее я заключил, что она очень мала ростом – обтянутая золотистой кожей спинка стула изрядно возвышалась над ее седой, гладкой прической. Слева от нее сидел лысоватый пожилой мужчина с пустым взглядом и бесстрастным упитанным лицом. Большие волосатые руки беспокойно теребили тонкую кружевную скатерть – казалось, он толком не знал, куда их девать.

У стены сидел еще один мужчина – тоже средних лет,– покачивался на стуле. У него были курчавые черные волосы, пухлые щеки и толстый двойной подбородок. Губы тоже толстые, болтливые.

– Дайте знак, когда досыта наглазеетесь,– неожиданно сказал он. Говорил он так, будто набил полный рот каши.

– Лео! – резко бросила дама у стола.

Он посмотрел на нее и ухмыльнулся.

– Мы же в зверинце, Клара, милая, за решеткой. Черт меня подери, ручаюсь, там внизу берут за вход!

Она укоризненно взглянула на него, затем повернула свое остренькое птичье лицо ко мне и холодно осведомилась:

– Вы из полиции?

– Нет. Я фотограф.

– Что?! – воскликнула она.– Вы собираетесь фотографировать здесь?

Я успокоил ее, но теперь тот, кого звали Лео, издал восторженный возглас:

– Изумительно! А ведь дивная фотография вышла бы для «Домохозяйки»! Неразлучная троица скорбящих – сестра и братья.– Его рука описала широкий жест, голос сорвался на фальцет.– Слева старшая сестра Клара, она вершит в семье суд и расправу, посредине благовоспитанный мальчуган Нильс, а справа младшенький, Леопольд, доставляющий всем одни только огорчения и неприятности. Какая чудесная фотография, какая…

– Лео, сядь! – оборвала его старшая сестра пронзительным учительским голосом. Она встала, на бледных щеках проступили красные пятна.

– Знаешь, дядюшка,– нежданно-негаданно донесся с другого конца комнаты мягкий голос,– ты ни капли не забавен.

Это была Хелен Лесслер, молодая жена Гильберта. Она стояла у окна, перебирая цветы в оловянной вазе на низком сундуке. На мгновение наши взгляды встретились, и я поймал в ее глазах искру узнавания.

Лео скривился.

– Ты очень меня расстроила.– И он обескураженно сел.

Из-за прикрытой двери библиотеки слышался тихий гул голосов. Наверно, Веспер Юнсон допрашивает там четвертого члена семьи. И ведь не исключено, что у кого-то из присутствующих пульс в этот миг бьется слишком быстро.

Средний брат Нильс нарушил молчание:

– Неужто без этого в самом деле нельзя?

Сестра поправила жабо, трепещущее на черном платье стайкой белых мотыльков.

– У полиции, к сожалению, есть свои права,– коротко сказала она.

Лео снова оживился,

– Права,– буркнул он, повернувшись к сестре.– Черт, ну совсем в горле пересохло.

Она даже взглядом его не удостоила. Лео посмотрел по сторонам и уставился в жутковатое полотно старого голландца над сервантом. При виде обнаженной девушки его глазки сладострастно вспыхнули. Он приблизил лицо к ярким краскам – и мигом потух.

– Надо же, черепу улыбается,– пробормотал он себе под нос.– Черт, а мне-то и в голову не приходило.– Наморщив лоб, он отвернулся от картины.– Нет, выпить было бы очень кстати.

В эту минуту дверь отворилась, и медленно вошла молодая женщина. Я успел отметить изысканный покрой черного платья и горжетку из платиновых лис, небрежно накинутую на прямые плечи. И тут наши взгляды встретились.

У меня было смутное впечатление, что глаза у нее большие и серые. Не знаю, как долго я в них смотрел. Кажется, целую вечность, не в силах оторваться. В жизни ничего подобного не испытывал.

Чей-то голос за спиной вернул меня на землю. Не знаю, что он сказал, но серые глаза скользнули в сторону, и алый рот произнес мягко, чуть растягивая слова:

– Он спрашивал, что я делала вчера вечером, чем-то это для него важно.

Чары развеялись, теперь я мог взглянуть на нее трезвым взглядом. Лицо до странности неправильное. Под четко обозначенными скулами щеки резко сужались к маленькому, круглому, но решительному подбородку. Носик тонкий, неприметный; рот тоже маленький, пухлый. В общем-то, некрасивое лицо и все же на редкость привлекательное. Что до ее возраста, то с первого взгляда я определил его неправильно. Ей, без сомнения, было за тридцать. Морщин не видно, однако гладкая, тугая кожа на лбу и скулах выдавала, что их отсутствие – результат подтяжки.

– Пожалуй, я подожду с вами,– сказала она, подойдя к столу.

Остальные не сводили с нее вопрошающих глаз. Лео сказал сиплым голосом:

– Хлебнуть бы чего-нибудь все-таки.

Она холодно посмотрела на него и небрежно обронила:

– За чем же дело стало? Сходи и налей себе. Где напитки, ты знаешь.

Он глядел в сторону и молчал. В комнате повисла тягостная тишина. Мы все знали, где в этом доме держат напитки – в баре в гостиной, а именно там накануне вечером застрелили Гильберта Лесслера. Следы-то, надеюсь, убрали, подумал я.

Наконец на пороге возник Веспер Юнсон. Он увидел меня, и широкие брови взлетели вверх. Затем нетерпеливый жест – он пригласил меня в библиотеку.

– Что вы здесь делаете? – раздраженно спросил он.

– Пришел сообщить показания свидетелей,– сказал я.

– Важные?

– Не знаю.

Он обернулся к старшему полицейскому, который величественно восседал за письменным столом.

– Я ведь говорил, чтобы посторонних в квартиру не пускали.

Полицейский встал, на лице у него отразилось замешательство,

– Видимо, меня посторонним не считают,– пошутил я.

Начальник уголовной полиции наградил меня долгим взглядом. И дружелюбия в нем не было. Зазвонивший в этот миг телефон спас ситуацию, иначе бы взрыва не миновать.

Нахмурясь, маленький усач слушал голос в трубке. Разговор длился недолго. Веспер Юнсон положил трубку и закрыл лицо руками.

– Господи, не дай сойти с ума,– простонал он.

Мы со старшим полицейским удивленно переглянулись.

– Что случилось? – спросил я.

– Прозектор звонил,– сказал Веспер Юнсон.– Он только что вскрыл грудную клетку директора Лесслера. Оттуда несет… одеколоном.

ГОЛУБАЯ СИРЕНЬ

– Одеколоном? – изумленно переспросил я.

Веспер Юнсон кивнул:

– Вот именно,– и пожал плечами.– Прозектор не больше нашего знает, что это может означать. Вскрытие только началось.

– Лучше, наверно, пока прекратить допросы,– сказал старший полицейский.

– Думаю, да,– согласился начальник. Теперь он смотрел на меня как нельзя более дружелюбно.– Подождите там немного, ладно? Мы сейчас закончим.

– Только один вопрос,– сказал я.– Эта женщина, которая вышла отсюда, кто она?

– Мэри Лесслер. Жена Нильса, среднего брата. Опасная штучка, верно?

– Еще бы,– сказал я.– И безусловно дорогая. Костюмчик на ней не меньше шести сотен стоит.

– За подтяжку лица тоже дорого берут.

– У Свена Лесслера не было дочери? – спросил я.

Он покачал головой.

– Двое братьев и сестра – вот все прямые наследники.

Я вернулся в столовую, старший полицейский вышел следом за мной.

– Госпожа Денёр, прошу вас,– сказал он.

Маленькая седая женщина встала и с гордым видом просеменила мимо меня в библиотеку Пучок на затылке воинственно вздрагивал.

Я устроился на стуле у лестницы на верхний этаж и закурил. Все молчали. Лео сидел обмякший, и сгорбленный, дымил как паровоз и временами косился на брата, который старательно обрезал сигару. Хелен так и стояла у окна, Мэри Лесслер небрежно облокотилась на сервант, постукивая по паркету мыском черно-белой крокодиловой туфельки.

Хелен Лесслер вдруг оставила свое место у окна и подошла ко мне. Черное платье совсем ее не красило. Она по-прежнему была бледна, и переливчато-зеленые глаза по-прежнему казались неестественно большими.

– Спасибо за утро,– тихо сказала она, протягивая мне тонкую руку. Рука была ледяная.

– Ну что вы,– сконфуженно пробормотал я.– Вам лучше?

Она наклонила голову, губы приоткрылись, будто хотели что-то сказать, но тотчас сомкнулись вновь – она передумала. Взгляд скользнул в сторону, и так же внезапно, как подошла, она вернулась к окну. От ее худенькой фигурки веяло детской беспомощностью, тронувшей какую-то сокровенную струну в глубине моего холостяцкого сердца.

Мэри Лесслер участливо посмотрела на нее.

– Как же ты исхудала, Хелен, просто кошмар,– сказала она.

– Знаю,– тихо отозвалась молодая вдова.

Мэри подошла к мужу, положила ему на плечо округлую белую руку. Блеснули длинные красные ногти – словно когти хищника.

– Мы должны что-нибудь сделать для Хелен,– негромко сказала она.

Он вздрогнул, в замешательстве поднял голову и торопливо сказал:

– Конечно, дружок.

Лео встал и принялся расхаживать по столовой: от серванта до двери буфетной и обратно. Прекрасный темный костюм отчаянно старался придать его фигуре светский шик, но безуспешно. Да задача была и не из легких. Жир у Лео Лесслера сосредоточился на животе, который выпирал этаким шаром. И вообще, все в нем как бы вылезало вперед – все, кроме лба и груди.

Мэри внимательно наблюдала за ним.

– Ты что, нервничаешь? – вдруг спросила она.

– Черт бы вас всех побрал,– злобно буркнул он. Потом остановился и раздраженно махнул рукой на дверь библиотеки.– С какой стати этот карапуз допрашивает нас? Мы что, военные преступники?

Брат устало посмотрел на него.

– Это всего лишь формальности.

Лео опять что-то буркнул и опять забегал по комнате. Я вышел в холл, где Класон читал вечернюю газету.

– Схожу ненадолго наверх,– сказал я.

– Шефа я предупрежу,– кивнул он.

Вернувшись в столовую, я быстро взбежал по лестнице. Как только голова поднялась над полом верхнего холла, я замер и оглянулся. За обитыми кожей лестничными перилами пухленькая седая старушка стирала пыль с картины. Я чуть вздрогнул, разглядев, что это мрачный дарделевский этюд к «Прислужникам смерти».

– Здравствуйте,– сказал я.

Хильда Таппер нехотя обернулась.

– Здравствуйте,– буркнула она. Блестящие карие глаза смотрели недоверчиво и настороженно.

Мы оба помолчали. Старушка с пыльной тряпкой перебралась к столу.

– До сегодняшнего утра я понятия не имел, что здесь на крыше есть сад,– наконец сказал я.

– Нынешней весной этому саду шестьдесят лет сровнялось,– неожиданно сообщила Хильда Таппер.

– Да что вы!

– В то время там очень было красиво, сплошные деревья, не как сейчас.

– Шестьдесят лет – долгий срок,– сказал я.– Фрекен Таппер, неужто вы правда так давно служите в семействе Лесслер?

– Нынешней весной ровнехонько шестьдесят годов стукнуло,– глубокомысленно подтвердила старушка.– Да-да, молодой человек. Тринадцать мне было, когда я поступила к старой хозяйке. Архитектор, помнится, аккурат отстроил этот дом и поселился в нем. Они тогда только-только поженились.

Вот как,– сказал я.– Значит, этот дом выстроил отец директора Лесслера.

– Да. Большой мастер был. Он в городе много замечательных домов построил, вы уж поверьте.– Она подняла вазу и прошлась тряпкой по гладкой столешнице.

Я спросил, долго ли она служила у директора Лесслера. К моему удивлению, она ответила, что всего лишь год.

– Когда старая хозяйка померла, я перешла к дочери, там помогала. Было это после той еще войны. У нее аккурат сынок родился и…

Она вдруг осеклась, пробормотала что-то невнятное и уже молча продолжала вытирать пыль.

– Дочь… Это, видимо, госпожа Клара Денер? – предположил я.

Старушка коротко кивнула.

– А муж у нее кто?

Старая верная служанка, не отвечая, подковыляла к окну и свирепо накинулась с тряпкой на подоконник. Что это с нею? Явно рассердилась, но почему – непонятно.

Дверь гостиной открылась, выглянула горничная.

– Хильда, вы не брали мастику? – спросила она.

– Он взял, ну, который внизу,– ответила старуха.

– Какой такой «он»?

– Начальник полицейский или как его там кличут.

Горничная удивилась:

– А зачем ему мастика?

– Не знаю,– угрюмо буркнула Хильда Таппер.– А вам-то, Герда, она зачем? Вы же только вчера пол натерли.

– Но возле камина почти все стерлось,– объяснила горничная.– Там не иначе кто-то мыл полы.

– Где-где? – заинтересовался я.

– Пойдемте со мной, сами увидите.– Она прошла впереди меня в гостиную. Труп Гильберта Лесслера уже увезли, следы драки были убраны.

Горничная обошла камин и остановилась у двери в «спальный» коридор, как раз возле выключателя.

– Отсюда лучше всего видать,– сказала она, показывая на пол.

В свете, падающем из окна, на блестящем паркете отчетливо проступила тусклая белесая полоса. Довольно широкая, неровная, она тянулась наискось по комнате от порога до камина.

Но ведь там, у камина, и лежал труп Гильберта Лесслера. Я озадаченно воззрился на горничную.

– А вчера вечером, когда вы убирали, этого не было?

– Ни боже мой,– решительно сказала она.– Весь пол сверкал как зеркало. Полицейский начальник, между прочим, тоже про это спрашивал,– помолчав, добавила она,

– Да? – слегка разочарованно протянул я. Стало быть, сей загадочный факт не укрылся от ястребиного ока Веспера Юнсона.

– А как же, он еще спросил, откуда, по-моему, это взялось. Ну, я и сказала, похоже, мол, кто-то протер пол мокрой тряпкой.

Я не мог не согласиться с нею, более того, мне известно, что вытирал этот кто-то. Кровь! Убийца перетащил труп, а потом уничтожил кровавые следы. Ему, видимо, было очень важно, чтобы никто не догадался, что тело сдвигали с места.

Но погодите. Лесслер-младший, бесспорно, был застрелен перед камином. Доказательство тому – пуля в кирпиче, И труп мы обнаружили именно там. Выходит, сначала убийца оттащил тело к двери, а после опять к камину? Но зачем?

– Больше начальник ни о чем не спрашивал?

– Спрашивал, все ли полотенца в ванной на месте,– ответила горничная.– И ведь одно впрямь пропало. Я вчера повесила четыре, а сегодня утром оказалось только три. Ума не приложу, куда подевалось четвертое.

Размышляя обо всем об этом, я вернулся в столовую. Лесслеровской родни там уже не было, в дверях библиотеки стоял Класон, с интересом наблюдая за возней по ту сторону порога.

Веспер Юнсон ползал на коленях, изучая что-то на паркете. В руках у него была рулетка, рядом сидел старший полицейский, вел записи. Нагнувшись, я заметил, что у самого порожка пол покрывала бесцветная, липкая с виду масса. На ней отпечатался четкий след ботинка.

– А-а,– воскликнул я,– отпечатки обуви снимаете на мастике.

Начальник уголовной полиции поднял глаза.

– Как вы догадались? – Моя сообразительность его едва ли не раздосадовала.

– Хильда сказала, что вы взяли мастику.

– Вы совершенно правы,– сказал он.– Но, похоже, я ошибся. Отпечатки не совпадают. У Нильса Лесслера как минимум сорок пятый, а у Лео – максимум сорок первый.

– А у убийцы сорок третий?

Он кивнул.

– След в машине, судя по всему, оставлен ботинками сорок третьего размера.

– Так или иначе, с мастикой вы здорово придумали,– утешил я.

Он посмотрел на меня с презрением.

– Надеюсь, вы не думаете, что я затеял этот эксперимент, только чтобы узнать, какой размер обуви у братьев Лесслер? Во-первых, для этого есть куда более простые способы, а во-вторых, что толку, если б я и установил, что один из них впрямь носит сорок третий. Это ничего не доказывает. Сорок третий носят очень многие.

– Тогда зачем вы это делали?

– Думал увидеть маленький кружочек на правой подметке,– объяснил он.– С канцелярскую кнопку величиной.

Вот оно что. На отпечатке с резинового коврика было маленькое круглое пятнышко.

– В правой подметке у убийцы, по всей вероятности, канцелярская кнопка,– продолжал Веспер Юнсон.– И мы совершенно точно знаем, в каком месте она сидит.

– Попади я в такую заваруху, я бы позаботился, чтобы сегодня ее там не было.

– Да. Если б заметили. Можно ведь очень долго ходить с кнопкой в подметке, знать об этом не зная.– Он пожал плечами.– Впрочем, к братьям Лесслер этот вопрос отношения не имеет. У них и у преступника даже размер не совпадает. Да и алиби у обоих надежное.– Он достал блокнот.– Ну, что там у вас? Вы говорили о каких-то свидетельских показаниях. Или это просто так, для красного словца?

– Отнюдь,– сказал я и изложил все, что услышал от конторщика Калльвика и его жены о свете в гостиной, который зажегся в четверть десятого.

– Отлично, отлично. Пройдемте-ка наверх и хорошенько поглядим вокруг.

В гостиной Хильда Таппер поливала цветы. Нас она даже взглядом не удостоила. Горничной видно не было.

Веспер Юнсон вперевалку шустро подкатился к большому окну, которое выходило на север, и обвел взглядом Шлюз.

– Должно быть, молодые люди сидели у одного из вон тех трех окон на самом верху,– сказал он, показывая на закругленный фронтон строгого здания Кооперативного союза.– Они ведь относятся к ресторану, верно?

– Именно так,– подтвердил я.– И оттуда прекрасно виден этот дом.

Он кивнул и прошагал к двери в «спальный» коридор, к выключателю. Там повернулся и посмотрел назад.

– Нет, отсюда этих окон не видно,– заключил он и добавил: – Стало быть, и посетители ресторана не могли видеть того, кто зажег свет.

– Да и расстояние слишком велико,– заметил я.

Он опустил голову и задумался.

– По-вашему, свет зажег убийца? – спросил я, понизив голос.

– Возможно,– ответил он.– Вы, наверно, помните, что «пальчики» с выключателя аккуратненько стерли.

Я жестом показал на белесую полосу на полу.

– Ну а что, по-вашему, значит вот это?

– А по-вашему? – спросил он и отошел к прелестному старинному зеркальцу, которое висело над секретером под лестницей, ведущей в сад на крыше.

Пока я излагал свои выводы, он достал из жилетного кармана крохотную щеточку, наклонился к зеркалу и тщательно расчесал усы.

– Едва ли можно истолковать это иначе,– согласился он, когда я умолк.– Но почему убийца таскал труп туда-сюда? Вряд ли ради собственного удовольствия.

– Новое «почему» вдобавок ко всем остальным,– вздохнул я.– Почему вообще совершено это убийство?

– Вот именно. Назови мне мотив, и я скажу тебе, кто преступник.– Веспер Юнсон круто повернулся и подошел ко мне.– Идемте.– И он направился к дивану возле радиолы.– Садитесь, давайте немножко потолкуем.– Быстрым жестом он подвинул пепельницу, угостил меня сигаретой.– Полезная штука – беседа. Оттачивает мозги, окрыляет мысль.

Он достал черный блокнот и удовлетворенно перелистал.

– Совсем не дурно,– пробормотал он, причмокнув губами.– Вы даже не представляете себе, сколько мы сделали, пока вы пребывали в объятиях Морфея.

– Есть что-нибудь новенькое?

– И новенькое, и старенькое. Ну, во-первых, как следует допросили Оскара Карлссона и его невесту. Нового ничего не услышали, но все старое подтвердилось. В частности, они действительно прибыли к Исбладсвикену в начале одиннадцатого, что полностью совпадает с нашими прикидками. Думаю, можно считать, что ход событий на мысу Блокхусудден мы вполне прояснили.

Я полюбопытствовал, не удалось ли хоть что-то вытянуть из лесных находок. Он качнул головой.

– На камне «пальчиков» не было.

– А платок?

– Монограмма сказала правду. Платок принадлежал Лесслеру-старшему. Вероятно, убийца вынул его из кармана покойного. Может, стер им следы.

– Ну а Лорд? Далеко он сумел пройти по следу?

– Чуть дальше «Отрады Бельмана».

– Преступник, видать, сел на трамвай,– предположил я.

Веспер Юнсон пожал плечами.

– Теперь уж не установишь. В этот час довольно много народу ехало в город. Убийца с таким же успехом мог пойти пешком или взять такси.

Он скрестил ноги и откинулся на цветастую спинку дивана.

– Орудие убийства по-прежнему блистает отсутствием,– продолжил он.– Но система и калибр известны. Обычный девятимиллиметровый армейский пистолет. Принадлежал он определенно Гильберту Лесслеру У него дома в ящике письменного стола хранился такой, но теперь исчез. Время выстрела удалось установить. Соседи за стеной, пожилая супружеская пара, отчетливо слышали характерный звук. У них та же привязка, что и у старушки Таппер,-слушали радио и услыхали выстрел, как раз когда начался концерт. А именно без десяти девять. Они заподозрили неладное и даже хотели поднять тревогу, но в конце концов так ничего и не сделали. Вы же знаете, некоторые ужасно боятся попасть впросак.

– А драку они слышали? – спросил я.

– Сейчас расскажу. Все это очень любопытно. Соседи слышали возбужденные голоса и шум дважды. Первый раз около половины девятого, второй – прямо перед выстрелом. Кстати, вы же сами предположили, что стычек было две. Одна здесь, возле радиолы, а другая – у бара, перед камином.

Я кивнул.

– Стало быть, драка номер один действительно произошла здесь, у радиолы, а драка номер два – возле бара и связана с выстрелом.

– Судя по всему, так и было,– согласился он.

– Голоса-то чьи были – мужские?

Он наклонил голову.

– Мужские. Оба раза. О чем они говорили, разобрать не удалось.– Веспер Юнсон вздохнул.– Забавно, что эти достоверные и более-менее точные сведения не проливают свет на случившееся, а, наоборот, только сгущают мрак.