Текст книги "Испытание веры"

Автор книги: Стерлинг Ланье

Соавторы: Василий Щепетнев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

Лишь две монструозии достигли нашего корабля – но и этого было больше, чем хотелось. Отбросив ставшие бесполезными метатели – стрелять в упор было бы равносильно самоубийству – мы взяли в руки мечи – и, разбившись на две группы, ринулись на монструозий в момент их приземления. Нам очень повезло. Трое моих товарищей получили ранения, но чудища пали под нашими ударами.

Спешно я оказывал помощь раненым – накладывал жгут на бедро (одному стражу пиявица мгновенно откусила ногу выше колена), другому перевязал изодранную до костей грудь, над третьим едва успел прочитать молитву, как тот испустил дух. И все это время я помнил, что в Нави видел три тени – значит радом, по меньшей мере, оставались еще две стаи.

Оставив раненых товарищей на корабле, мы стояли, пристально вглядываясь в окружающую пустыню.

Не знаю, выдержали бы мы атаку второй стаи, тем более третьей. Но больше в ту ночь на нас не нападали. Сейчас я думаю, что нам повезло: взрослые стаи, те, что я видел в Нави, были далеко от города, пытаясь отыскать мой след, а та, с которой мы все-таки справились, была стая молодая, почти детская – если так можно выразиться о монструозиях.

Едва усилился ветер, как мы установили винт и тронулись дальше. Я опять не хотел идти прямо к Подземелью, опасаясь, что стаи нас выследят, и решил описать полукруг. Двое раненых товарищей и один погибший, напротив, требовали скорейшего прибытия в Подземелье, одни для исцеления, другому же требовался вечный покой. Но покой может и подождать, особенно если он вечный, а состояние моих товарищей не внушало опасение. Здесь, в Мире Красного Песка, раны никогда не нагнаиваются, и если человек не умирает от них сразу, то вероятность выжить у него растет с каждой пройденной склянкой.

Поэтому я продолжил путь по дуге.

Пер Шейкли исчислил, что Мир Красного Песка несколько меньше, чем наш Мир, но что значит – «несколько», если мы знаем лишь толику Канды? В книгах Аббатства сохранились старинные руководства, из которых следует, что земля наша есть гигантский шар, и Канда на нем занимает место хоть и значительное, но неизведанного Мира многажды больше. К тому же со времени Смерти устройство Мира изменилось – появилось Серединное Море, образовалась из двух прежде отдельных полуостровов Камляска – и это только то, о чем мы знаем. Мир Красного Песка, чем бы он ни был – тенью Нашего Мира или отдельным материком, или даже отдельной планетой, – стал нашим вторым домом, и мы каждодневно возносили благодарственные молитвы Творцу Всего Сущего и постигали Законы, что он придал этому Миру. Я помогал перу Шейкли в счислениях и потому хорошо представлял себе наше месторасположение даже в неизвестных областях и не боялся заблудиться. Кроме того, наш песчаный корабль шел тем же курсом, которым я возврачался из города в Нави; при всем различии состояний Мира я был уверен, что нас не подстерегают непроходимые горы, пропасти или иные препятствия.

Мы мягко катили по песку, здоровые мои товарищи зорко следили за горизонтом, не появятся ли где монструозии, но путь наш был спокоен, хотя сейчас я думаю, что пиявки, имеющие обыкновение при появлении солнца зарываться в песок или прятаться в пещеры, вполне могли быть ближе близкого. Но и неведение бывает благотворным!

Я рассчитывал, что до заката мы достигнем Подземелья, если не переменится ветер, сейчас же он был таков, что за склянку мы проходили полное лье пути. Дуй он нам в корму, скорость бы возросла, но приходилось довольствоваться тем, что имеем. Курс был таков, что последний отрезок он, ветер, был бы самым попутным, что давало две-три склянки запаса. Нужно сказать, что сутки в Мире Красного Песка длились не сорок восемь, а пятьдесят склянок, две дополнительные склянки были даром Божественного Провидения.

Я чувствую, что пишу слишком подробно, нарочито подробно – но, если ты, читающий эти строки, дойдешь до конца, то поймешь, что есть тому причина.

К полудню мы, по моим расчетам, достигли середины дуги, и здесь я вспомнил, что совсем рядом видел в Нави шатер. Взможно, как и в случае с храмом, в Яви мы не найдем ничего, но все же стоило попробовать, тем более, что следовало всего лишь изменить курс на один румб к северу.

Я так и поступил.

Товарищи мои изменения курса и не заметили, они всецело доверяли мне управление песчаным кораблем. Ветер меж тем усилился, и винт вращался так, что лопасти его размывались в воздухе, образуя блестящий на солнце круг. Это еще более утвердило меня в решении посетить место видения – за последнюю склянку мы прошли полтора лье, и, следовательно, могли не опасаться второй ночи в пустыне.

Я вглядывался в пески, стараясь обнаружить шатер, но напрасно – ни низкого, ни высокого, ни развалин, ничего.

Обнаружил его мой товарищ, смотревший в другую сторону. Он обратил мое внимание на необычное сияние на совершенно ровной местности, сияние это напоминал тот круг, что образовался быстрым движением воздушного винта.

Замедлив скорость (для этого винт переводится в иную плоскость, впрочем вот эта подробность уже совершенно никчемна), я приблизился к месту, готовый при необходимости тут же покинуть его. Товарищи мои изготовили метатели – как знать, чем обернется эта сверкающая пелена.

Сойдя с палубы корабля (один из товарищей остался охранять раненых), мы начали медленно, шаг за шагом приближаться к шатру, вернее, куполу.

Ибо это все-таки был купол: сверкающая пелена образовывала не круг, но полусферу.

Но сквозь круг, описываемый винтом можно было смотреть и видеть, пусть не так четко, как сквозь воздух. Полусфера же была совершенно непрозрачной, хотя по тону, цвету она ничем не отличалась от окружавшей нас пустыни. Если кто-то поставил здесь шатер, то он сделал это умело.

Я крикнул, но никто не откликнулся. Внутри купола либо никого не было, либо просто не отзывались на крик.

Мы обошли купол вокруг. Всюду он был одинаков – блестящая непрозрачная полусфера в три человеческих роста высоты.

Подходить особенно близко не хотелось – как знать, вдруг вход в купол лежит под землей. Что вход – не страшно, но вдруг и выход тоже? Не зная хозяина купола, я должен был предполагать худшее. Например, что это – гнездо пиявок. Или яйцо неведомого гигантского монстра. Или ловушка неведомого племени. Правда, мы не видели живых разумных, но тем хуже – некому будет ловушку открыть. Что это удастся нам, мысли не возникало – купол казался несокрушимым.

Я решил проверить – и подошел к куполу вплотную.

Лицо не чувствовало ничего – ни жара, ни прохлады, ни ветерка. Поверхность даже на расстоянии шага определялась с трудом.

Коснуться ее рукой я не посмел. Разве разумно было бы касаться движущегося винта нашего судна? Разве что человек захочет, чтобы у него было рукою меньше, чем при рождении. Но кончиком меча я все-таки прикоснулся – осторожно, едва-едва.

Ничего не случилось. Рука не ощущала структуры поверхности, просто нечто не пускало меч дальше. Я нажал сильнее, затем еще сильнее. Меч мой не продвинулся ни на волос. Он даже не оставил царапины на поверхности. Да полно ли, была ли здесь поверхность вообще? Вещественная поверхность? Даже тень от меча, что должна была падать на купол, и то исчезла. На песке – пожалуйста, а на куполе нет.

Я вернулся к товарищам. Мы попытались пробить купол арбалетом – иногда там, где бессильна сила, помогает скорость. К счастью, я выпустил стрелу по касательной, потому что она отлетела от поверхности столь стремительно, что, попади в кого-нибудь из нас, быть новой беде. Проследив место падения стрелы, я пришел к выводу, что соударение стрелы и купола было совершенно упругим – или близко к совершенству.

Отойдя к кораблю, я, теперь уже тщательно выверив угол, выстрелил из метателя. Заряд взорвался далеко в пустыне – поверхность отразила его с легкостью. Когда я второй раз подошел к куполу, то увидел ожидаемое – метатель, как и меч и арбалетная стрела, не смог даже поцарапать купол.

Идеальная защита. Мы нашли образчик идеальной защиты! Удайся нам разгадать тайну купола, и никакое орудие Темных Мастеров не было бы нам страшно.

Мы взобрались на палубу. Солнце было еще далеко от горизонта, но нас подстегивало нетерпение – все-таки поиск принес новое знание, и хотелось поскорее донести его до нашего поселения.

Остаток пути прошел гладко во всех отношениях – мы больше ничего и никого не встретили, песок мягко ложился под колеса корабля, ветер был сильным, но не ураганным. До заката оставалось добрая пара склянок, когда мы причалили к Гавани. Корабль был слишком велик, чтобы загонять его в Подземелье, и мы построили в ста шагах от входа Гавань – место, где можно было собирать новые корабли и укрывать их от непогоды – а в дальнейшем собирать и самоходные экипажи.

Нас встретили со всем вниманием, на которое могут надеяться скауты. Раненых товарищей тут же отправили в лазарет, и вскоре пер Шейкли подтвердил, что жизнь их вне опасности.

Погибший же был погребен на поверхности, там, где мы решили устроить наше кладбище. Чтобы предохранить тело от ведомых и неведомых животных, мы построили склеп, да и само тело помещали в кокон из прочнейшего астика.

На совете я доложил о каждой детали моего похода, и «поход Шерлока» решено было полностью внести в летопись поселения. Большая честь для меня и моих товарищей.

Решено было удвоить наземные патрули – известие о прыгающих монструозиях не на шутку встревожило всех. Я предложил сделать подобие катапульт, подбрасывающих глыбы связанного момтом песка – чтобы две дюжины стражей границ могли попрактиковаться в стрельбе по движущимся мишеням. Большее количество мы не могли выучить до тех пор, нока не научимся воссоздавать заряды для метателя. Позднее совет воплотил мою идею в жизнь, и она дала свои плоды.

Я рассказал и о городе, и о пирамидах, но продолжить их исследование немедленно мы пока не могли: ничего ценного они пока не обещали, а опасность со стороны монструозий не позволяла утолять любознательность в ущерб остальным занятиям. Но вот поход к Неуязвимому Куполу было решено надолго не откладывать, хотя пока и неясно было, как проникнуть под оболочку. Возможно, где-нибудь рядом, в песках лежал ключ для решения этой загадки.

Три последующих дня я и двое моих товарищей по походу готовили Стражей Границы к отражению вторжения прыгающих монструозий. Мы были уверены, что рано или поздно оно случится – до Пирамид, как оказалось, было немного более дюжины лье, и теперь, когда пиявки знали о нашем существовании, появление их близь Подземелья казалось неизбежным.

Провидение и тут уберегло нас – нашествие монструозий действительно вскоре случилось, и Стражи границы доказали, что не зря изводили заряды метателя на учениях.

Пер Шейкли покуда запретил мне хождение в Навь – сначала следовало дождаться благоприятного взаиморасположения светил, а не изводить впустую ментальные силы. Я углубился в исследование второго уровня Подземелья. По мнению пера Шейкли, в течение луны исследовавшего это место в суб-Нави, здесь могли находиться особые кладовые Наследия. Его прозорливость и на этот раз оправдала себя: нам удалось отыскать магнитные арбалеты – оружие, лишь немного уступающее метателям, но менее зависимое от зарядов. Даже обыкновенная стрела в магнитном арбалете обретала трехкратную мощь. А стрела серебряная – десятикратную! Превосходное оружие, и оно нас выручило во время Второй Атаки монструозий на поселение.

Помимо этого, я должен был исполнять обыденные обязанности – утешать уставших, подбадривать утомленных, помогать перу Шейкли в проведении служб, чертить планы Подземелья, рассчитывать движения Светил – все то, что потом и вспомнить-то бывает трудно, но сейчас занимает изрядно и времени, и сил.

Происходило то, что обыкновенно происходит в поселениях к концу первого – началу второго года – во всяком случае, так учили в семинарии: люди начали уставать. Усталость не была усталостью тела: пожалуй, никогда в истории республики Метц не было прежде поселения, где пионерам стол и кров стоил меньших трудов. Два человека в пещерах Манны без труда обеспечивали питанием все поселение, и у них оставалось вдоволь времени для экспериментов: они научились разводить манну со вкусом хлеба и со вкусом мяса, и даже неотличимую от земляники! Жилые покои Подземелья по своим удобствам равнялись княжеским – я об этом уже, кажется, упоминал. Мастерские могли обеспечивать нас одеждой, обстановкой – из разных видов астика, разумеется. Пионеры шаг за шагом исследовали Подземелье, каждый из них пробовал себя и в Мастерских, и в пещере Манны, но я замечал порой странный блеск в глазах.

Я делал все, чему был обучен – но знания мои были рассчитаны на наш Мир. Здесь же требовалось иное, и обрести его можно было лишь собственным опытом. Покой и довольствие могут обернуться худшими трудностями, чем страдания и невзгоды. Мать всех грехов – праздность. Люди начали терять связь с Миром. С нашим Миром.

Все больше и больше пионеров стремились в патруль – под фиолетово-оранжевым небом им было легче, чем под надежными сводами. Им нужно было нечто, связывающее их с родиной. Солнце. Звезды. Ветер.

Воистину нет зла, которое Провидение не может обернуть добром! Первое нашествие монструозий ободрило всех и вернуло смысл существования! Оно показало, что не зря мы стремились усовершенствовать свое искусство во владении метателем, напомнило о битвах с силами Нечистого, как прошедших, так и, что важнее, предстоящих!

Все возжелали стать стражами границы и получить магнитный арбалет. Отлично. Арбалет не метатель, стрел вдосталь, и вскоре наше поселение имело четыре отряда по дюжине человек в каждом. Между отрядами даже возникло соперничество, впрочем, не переходящее во вражду: в поселениях бывает и это. Вновь время поселенцев было заполнено до последней склянки.

Но услышанное на исповеди повергло меня в уныние: оказывается, возникла идея, будто лучшие отряды стражей границы будут возвращены в прежний Мир для войны с Темными Мастерами.

Возвращение в прежний Мир – вопрос щекотливый. Формально поселенцы – свободные люди, и никто не вправе требовать от них вечной преданности Границе. Но, помимо законов писанных, есть и неписаные. На дезертирах Границы оставалось невидимое пожизненное клеймо. Такой человек не мог претендовать на выборный пост, кредит его был самым мизерным, да и роду своему он нес больше позора, чем уважения. Потом, когда поселение окрепнет и перестанет быть Границею – пожалуйста, но сейчас, в первые годы…

Но отправиться на битву с Нечистым, конечно, было делом другим.

Беда только в том, что мы не собирались никого возвращать в Прежний Мир. Освоение Мира Красного Песка и было нашей битвой! Битвой, длящейся не часы, не дни даже, а поколения. Но не все могли принять это. Человеку свойственно торопиться. Требуется много терпения, чтобы научиться терпению, как говорил великий Лек-Сий.

Я и сам постигал суровую науку ожидания. Помог перу Шейкли с расчетами нового песчаного корабля – мы решили построить их с полдюжины. Пер Шейкли продолжал работать и над совершенно независимым от ветра экипажем, но решение пока не давалось. К тому же первый песчаный корабль показал себя превосходно, и отвергать его – значило впадать в грех неблагодарности.

Все это время я воздерживался от вылазок в Навь. Пер Шейкли не зря наложил запрет на навигацию. Я чувствовал, что неподалеку обретаются чрезвычайно опасные существа. Были то известные мне монструозии, или же Мир Красного Песка вмещал в себя и иных тварей? Этим-то и занимался пер Шейкли, ныряя еженощно в суб-Навь. Последовать за ним я не мог – случись что с нами обоими, и это бы поставило само существование нашего поселения под угрозу. Пер Шейкли был многажды искуснее меня в навигации, и то, что мне грозило бы неминуемой ментальной гибелью, для него не представляло особенной опасности. Но я волновался.

Днем волнения и тревоги отступали – стражи границ, помимо стрельбы из магнитных арбалетов, осваивали управление нашей маленькой флотилией – в строй вступили еще два песчаных корабля. Я старался обучить их всему тому, что научился сам. Казалось бы, знал я не много, но, обучая, я обучался тоже, и вскоре три песчаных корабля довольно слаженно совершали различные эволюции, оставляя в пустыне следы от широких колес – мы стали делать их из полого астика, надувая воздухом, и потому они совершенно не зарывались в песок. Следы держались недолго: ветер присыпал их песочком так, как писец присыпает чернила на листе бумаги.

В поход к куполу пер Шейкли отправился на двух песчаных кораблях, с двумя же отрядами стражей границ. Я остался в Подземелье – покидать обоим священникам (хотя, конечно, я еще не был полноценным священником) поселение не стоило по той же причине, по которой не стоило и ходить вместе в Навь. Безопасность. Не наша, нет, но – поселения.

В тот день все оставшиеся завидовали отобранным в поход. А те, кто был в походе, наверное, завидовали нам.

Напрасно мы считали, что монструозии нападают только ночью. Когда корабли пера Шейкли подошли к куполу, из барханов, что стояли невдалеке, выползли сотни и сотни тварей. Были они гораздо меньше тех, с кем нам пришлось иметь дело раньше, размером с человека, но тем труднее было в них попасть – юркие, они стремительно набрасывались на стражей границ, и многие из стражей погибли прежде, чем догадались сменить метатели и арбалеты на мечи.

Экспедиция спаслась бегством, оставив у купола пятнадцать человек. Сам пер Шейкли был тяжело ранен пиявицами, и лишь благодаря его наставлениям мне удалось сохранить ему правую руку.

Но жертвы были не напрасны. Во время боя пер Шейкли подобрал у самого купола шкатулку. Размером в пол-локтя она была сделана из чистого серебра. Из чистого – значит, беспримесного, пер Шейкли определяет даже одну тысячную части золота, меди или другого металла, но здесь не было и тысячной доли примеси. Человек не в силах получить серебро такой немыслимой чистоты! Сейчас не в силах. Но во времена пре-Смерти, когда многими руководил Нечистый, подобное изделие могло быть сотворено. Или же его сотворили обитатели Иных Миров? Или же – сыны Истинной Церкви? К последнему склоняла выгравированная надпись на крышке. Римский язык. Пер Шейкли, после того, как я обработал его раны, превозмогая боль, указал мне на нее. «Ultima ratio». Как знать, что таилось в шкатулке? Карта к хранилищу легендарного оружия? Секрет его изготовления? Или само оружие? последнее, конечно, было крайне маловероятно, уж больно невелика шкатулка.

Но мы не торопились ее открывать. Прежде дождались исцеления всех, получивших увечья в бою у купола, чему и я, и пер Шейкли, сам раненый, отдавали все силы, физические и ментальные.

Настал день, когда зажила последняя рана. Отдохнув, я с пером Шейкли попытались провести ментальное обследование шкатулки, но тут мы оказались бессильны. Сверхчистое серебро полностью экранировало ее содержимое.

Тогда мы решили открыть ее физически. Ради безопасности сделать это вне Подземелья.

И – сделали.

Я и пер Шейкли поднялись в полдень на поверхность. Отряд встал по периметру невидимого круга, мы – в центре, у специального столика, нарочно поставленного заранее. Конечно, если внутри, действительно окажется манускрипт, предосторожности наши излишни, но нет такого понятие в поселениях, как излишняя предосторожность.

Пер Шейкли предоставил мне право открыть шкатулку, да ему с одной рукой было бы и неудобно.

Открывалась она несложно – крышечка съезжала в сторону, стоило подцепить ногтем особую уступочку. Под нею оказалась крышка другая, ее требовалось откинуть, используя рычажок. Я это и сделал со всем бережением, на которое был способен.

Бумаги в шкатулочке не оказалось. И оружия, хотя бы стилета, тоже. Лишь облачко пара вылетело из нее. Я невольно отшатнулся – как знать, не отрава ли это, но обошлось.

Разочарованный и опечаленный смотрел я на пустое чрево шкатулки. Гибель поселенцев оказалась напрасной. И в том была моя вина – именно я натолкнулся на купол, пустышку, обернувшуюся гнездом монструозий.

Не знаю, сколько я простоял, не в силах поднять головы и посмотреть перу Шейкли в глаза, но тут возглас стражей границы прервал мои думы. Быть может, это монструозии пришли сюда? Я даже на мгновение захотел, чтобы было именно так – на них бы я выместил собственную досаду, а если бы погиб в схватке, то и к лучшему – мысли, разумеется, совершенно недостойны того, кто посвящает жизнь служению Господу, и пишу об этом, чтобы показать, насколько я пал духом.

Но это были не монструозии. Тот пар, что вышел из шкатулки, образовал над нами, пером Шейкли и мною, облачко продолговатой формы, в котором при известной фантазии можно было увидеть глаза и рот.

Облако стремительно спустилось ко мне, обволокло меня, и я, наверное, потерял сознание – во всяком случае, какое-то время вокруг меня была лишь беспроглядная смоляная тьма. Когда же она исчезла, я увидел, что облако поглощает пера Шейкли!

Оцепенение прошло. Я подскочил к облаку и ударил мечом – разумеется, стараясь не задеть тающего пера Шейкли. Меч прошел сквозь облако, не встретив ни малейшего сопротивления. Стражи границы не решались стрелять из арбалетов и метателей, боясь причинить зло нам.

Бессильный, стоял я у облака, как вдруг оно поплыло к стражам, оставив после себя пера Шейкли живого и взволнованного. Стражи границы проявили малодушие – они бросились бежать врассыпную, но никто не мог скрыться от облака: ускорив свой полет, оно настигало каждого, поглощало, чтобы спустя пять-шесть дыханий освободить невредимым.

Пер Шейкли смотрел на это без страха, я даже прочитал в его глазах удовлетворение. Он успокоил меня, обещав, что я и сам позднее пойму суть происходящего.

Тем временем облако извергло последнего стража и, струясь, стало погружаться в песок. Я понял, что оно проникает в Подземелье, но сейчас это уже не казалось мне опасным, напротив, я стал ощущать уверенность в благополучном исходе, более того, в исходе превосходном.

Постепенно такое же настроение охватило и стражей границы – панику и страх сменили сначала недоумение, затем спокойствие, а затем и радость, тихая и, казалось бы, беспричинная.

Солнце было на полпути к горизонту, когда мы решили спуститься в Подземелье. Встретили нас умиротворенные и просветленные лица. Облако не пропустило никого.

Пер Шейкли показал мне шкатулку. Она вновь была закрыта. Вернулось ли облачко назад, выполнив свою миссию?

У нас еще было время, и каждый стал довершать собственные дела. Я – дописывать эту рукопись.

Метаморфоз – вот что ожидает жителей поселения. Совершенное оружие, найденное пером Шейкли, не уничтожало врагов – оно изменяет нас, изменяет таким образом, что угрозы Мира Красного Песка и иных Миров становились просто ничтожными. Да и сам Мир Красного Песка для нас становится тесен, как тесна колыбель взрослому человеку. Мы уходим в Горние Миры, где будет форпост нашей республики.

Пишу я это больше по привычке. Оттуда, из Горних Миров мы будем навещать наш Мир и поможем ему не только полученными здесь знаниями, но и большим, много большим.

Я чувствую, что подошло время. Мы готовы расколоть скорлупу и отправиться в полет.

Я спокоен – мы все спокойны. Мы – потому что все наши ментальные сущности сливаются в единую необоримую силу, и я сейчас ощущаю себя лишь частицей сверхсущности.

Пора…

Аббат Демеро неторопливо скатал свиток и вернул его в цисту.

– Теперь понятно, что случилось с поселением.

– Неужели это правда, Аббат Демеро?

– Каждое слово. То что мы видели, убеждает в этом.

– И они…

– Похоже, что они распрощались с телесной сущностью. Она для них значит не более, чем оболочка куколки для бабочки.

– Но Горние Миры? Что это такое?

– Заклинатели веками пытаются отыскать туда тропу, лучшие навигаторы ищут путь. Быть может, это сверхнавь, Навь Нави. Иные считают, что Горний Мир расположен рядом с престолом Всевышнего, другие боятся, что это соблазн, кущи Нечистого. Очень мало известно доподлинно, кажется, это четвертый подобный случай за всю историю Единой церкви. Раньше, во времена пре-Смерти, уходов в Горний Мир было больше, особенно по ту сторону Лантического моря-окияна. Отличительная черта ухода в Горний Мир – нетленность останков. Но сейчас не время для лекций, мой мальчик. Шерлок совершенно верно объяснил причину трудности перехода в Мир Красного Песка – взаиморасположение светил. У нас мало времени.

Времени оказалось еще меньше, чем думалось. Или Подземелье было больше, чем представлялось. Они не обошли и малой части помещений. Везде находили порядок. Аббат Демеро отыскал и обфициальную Летопись, но читать ее не стал, некогда.

В арсенальной внимание их привлек ряд блестящих стволов.

– Это и есть метатели, – удовлетворенно кивнул Аббат Демеро. – Что ж, лучше хоть что-то, чем вовсе ничего, – он взял с полдюжины этих страшных орудий.

Иеро кинулся помогать, но Аббат покачал головой. – Нет, это бесполезно.

– Почему?

– Ты вышел в Навь из места, где царит статис-поле.

– Да, и что?

– Ты не сможешь перенести туда вещественные объекты. Более того, ты даже не сможешь удержать в памяти свое нынешнее путешествие в Навь. Таково свойство статис-поля. Впрочем, в Нави память о прошлых погружениях к тебе вернется, – Аббат прихватил и цинковый ящичек с зарядами для метателей. – Один из метателей – твой. А пока – готовься к переходу.

– Здесь есть площадка перемещения?

– Достаточно того, что она есть в Нави. Когда подойдет время – а оно близко – нас просто выдернет отсюда, как удильщик вытаскивает рыбу из воды.

И в самом деле – окружающее после слов Аббата подернулось дымкою, на несколько ударов сердца у Иеро потемнело в глазах, а когда зрение вернулось, он обнаружил себя на площадке перемещения в Замке.

Рядом был и Аббат.

– Видишь, вот мы и в Нави. Теперь давай прощаться.

– Надолго?

– Как знать? Нам не только будущее неизвестно, и в настоящем скрыто немало тайн. Исследуй настоящее, мой мальчик…

……………………………………………………………………………………………..

Его била крупная дрожь, и сердце хотело выскочить, выскочить и разорваться где-нибудь вдали.

Издали доносились голоса:

– Он выживет?

– Как знать. Мы постараемя.

– Тихо, ему нужен покой…

Он очнулся в покое. Чужом покое – это чувствовалось даже с закрытыми глазами.

А если открыть?

Покой был залит розовым светом. Пожар?

Не пожар. Свет такой из окна.

Иеро встал с кресла. Как он, собственно, в нем оказался? И как он оказался в этом покое?

Высокий потолок изукрашен орнаментом, стены в зеркалах, голубых, бездонных, кресло, в котором он спал, само стоит целое состояние.

Полно, спал ли?

Он вдруг вспомнил аббата Демеро, путешествие в Мир Красного песка. Когда это было? Год назад, луну или мгновение? Или оно впереди, еще только предстоит? Значит, он в Нави. Упрощая – спит и видит сон. Если смотреть оттуда, с Яви. А отсюда Явь казалось сном, смутным, полузабытым сном.

За спиною кашлянули.

Иеро стремительно обернулся, готовый увидеть что угодно – ожившего идола, дракона, водяного человека.

Но это был всего лишь почтенный Рэндольф. Рэндольф здесь выглядел много старше, чем в Яви. И волосы, длинные, до плеч, седые, и морщины на лице четче и глубже. Иное место, иное время. Зато одет – так не одеваются в Аббатстве при встрече послов. Хорошо одет, роскошно. Черный бархатный кафтан с золотым шитьем, шляпа с пером, а панталоны… Записные щеголи Аббатства многое бы дали за подобные панталоны.

– И вы здесь? – не удержался от вопроса Иеро.

– И я, – бодро ответил Рэндольф. Говорил он иначе, чем в Яви – свободнее, вольнее.

– Мы снимся друг другу, или только вы – мне?

– Я бы вообще избегал использовать выражение «снимся», пер Иеро. Мы встретились в Нави – и довольно.

– Ну, конечно, конечно. И встретились совершенно случайно?

– Отнюдь нет. Я ждал вас здесь, в Межмирье.

– Ждали? Выходит, вы знали, что сегодня я буду здесь?

– Знал, пер Иеро. Не удивляйтесь, вы еще только начинаете странствовать по Нави. Обвыкните, и сможете приходить сюда, когда нужно. И когда можно.

– А сейчас – можно или нужно? Я-то как бы и не стремился сюда.

– Сейчас вас позвала воля магов нашего мира.

– Магов?

– Заклинателей, волхвов, эливенеров, как угодно. Всех, посвященных в суть Множества миров. Вы нам очень нужны, пер Иеро.

– Постойте, постойте, – голова у Иеро немного кружилась. – Выходит, вы – Заклинатель?

– Только здесь, пер Иеро, только здесь, в Нави.

– Зачем же я вам понадобился?

– Смерть пера Кельвина не оставила нам иного выбора. Вы, пер Иеро, должны заменить его на предстоящем турнире,

– На каком турнире? – Иеро чувствовал чудесную легкость во всем теле, необычайный прилив сил. Хочешь, гору сворочу, хочешь, в небо полечу. Спокойно, это, верно, пьянящий эффект перехода. Взаиморасположение светил. Пройдет.

– Каждые пять лет в Навь собираются лучшие мастера игры Раа со всех Обитаемых Миров. Собираются и выясняют, какой из Миров сильнее. Победитель провозглашается Первым Миром.

– А что это означает – Первый Мир?

– Первый Мир есть главный Мир. Это почетно. Но, что не менее важно, из Первого мира проникнуть в другой Мир можно с меньшими затратами ментальной энергии, Путь открыт часто, почти всегда. И, наоборот, проникнуть в Первый Мир из других миров очень, очень сложно, – почтенный Рэндольф сделал рукою замысловатую загогулину, словно не в силах высказать словами, насколько сложно попасть в Первый Мир.

– И мы можем стать Первым Миром?

Почтенный Рэндольф печально улыбнулся.

– Мы должны приложить все силы, чтобы не стать Последним Миром. Последний Мир открыт любому врагу…

– Но почему я?

– Пер Кельвин был большим мастером Раа. Но он был скромным человеком и не любил лишней гласности. Потому здесь ждут священника из Но-Ома. Если такового не окажется, наш Мир потеряет больше, чем если бы священник был, но проиграл. Лучше погибнуть в бою, чем бежать, не приняв боя, оставляя врагу на поругание свой дом…

– Следовательно, я нужен, чтобы проиграть? – Иеро почувствовал себя задетым.

– Вы нужны, чтобы принять участие в схватке.

– В игре Раа?

– Не на кулаках же биться. Да и хороша была бы битва между кархародонтом из Мира Голубой воды и Мурленом Мира Леса. Нет, здесь, в Межмирье, в почете ментальная сила.

– Да, я знаю, – Иеро, действительно, знал. Но постоянно забывал.

– А таинственная игра Раа одинаково известна во всех Мирах. Вероятно, это не случайно. Быть может, кто-то из Высших в древние времена одарил ею каждый Мир. Турнир Миров насчитывает сотни веков, быть может, тысячи… Но сейчас не время для исторических изысканий. Переодевайтесь, пер Иеро, – почтенный Рэндольф протянул Иеро ворох одежды.