Текст книги "Испытание веры"

Автор книги: Стерлинг Ланье

Соавторы: Василий Щепетнев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

– Очень приятно, сударь, – при необходимости и семинарист лицом в грязь не ударит, будет говорить языком вельмож и дипломатов. – Я же Иеро Дистин, волею случая ставший священником поселения Но-Ом. Судя по всему, вы обо мне осведомлены куда больше, нежели я о вас.

– Ну что обо мне осведомляться, пер Иеро, кто я таков? Незначащий червь мира сего, и недостоин, чтобы обо мне заботились. Не будет меня, будет кто-нибудь другой.

– То же самое я могу сказать и о себе, сударь. Семинаристов в аббатстве много, есть и достойнее.

– До сегодняшнего дня возможно, вы были правы, пер Иеро. Но сегодняшний день многое изменил. Или, во всяком случае, может многое изменить.

– Позвольте осведомиться, что же необычное сегодня случилось?

– Вы истребили Озерного Сайрена, пер Иеро.

– Не я один, сударь. И потом, если его истребление и есть происшествие незаурядное, то все равно я от этого не стал иным.

– Вот здесь, позвольте заметить, вы ошибаетесь, пер Иеро. Вы становитесь очень даже иным. Я пока не знаю, чем это кончится для вас, для меня и некоторым образом, для судеб целого мира.

Искушает, подумал Иеро. О судьбах мира заговорил.

– И что тому причина, достопочтенный Сол Нафферт?

– О, я не дослужился до «достопочтенного», пер Иеро. «Камрад», вот как обычно обращаются ко мне. А причина – ваш контакт с личинкой сайрена.

– Контакт?

– Да, во время подводной схватки. Личинка Озерного Сайрена – существо еще более необычное, чем взрослая особь. Не буду утомлять вас перипетиями метаморфоз данной монструозии, но вкратце суть сводится к следующему – она перестраивает чужой организм в свой. Поэтому Сайрен и помещает в гнездо жертву для личинки. Вы уничтожили несчастного киллмена – он уже частично стал плотью личинки. Но личинка попыталась заразить вас, пер Иеро. И ей это удалось.

Иеро вздохнул. Это не просто бред, это кошмар.

– И я превращусь в сайрена?

– О нет, это невозможно. Сначала жертву должна обработать взрослая особь, и только потом личинка посылает в бессильное тело свой яд. Вы же молоды и здоровы. Нет, не волнуйтесь, в сайрена вы не превратитесь.

– Спасибо.

– Благодарите себя, пер Иеро. Правда, не исключена банальная смерть…

– Еще раз спасибо, сударь.

– Я лишь излагаю факты, пер Иеро.

– Получается, моя смерть может изменить мир?

– Нет, нет, смерть – это лишь вариант. Тупиковый вариант. Гораздо привлекательнее другой исход.

– Какой же?

– Ваш организм, пер Иеро, я имею ввиду человеческий организм вообще, тоже старается превратить все окружающее в себя. Просто личинка вводит свою субстанцию в жертву, а люди жертву банально поедают, то есть, некоторым образом, вводят в себя. И вот вы можете приспособить субстанцию сайрена для своих нужд.

– Какие нужды вы изволите иметь, камрад Сол Нафферт?

– Ментальная сила, пер Иеро, ментальная сила! У человечества она выражена неравномерно, да и слаб человек. Но если вы усвоите способности сайрена, встроите их в свой организм, ваша ментальная сила станет огромной, невиданной.

– Как у сайрена?

– Вы – человек, и сможете управлять силой куда эффективней, нежели сайрен.

– Вот как… – нет, бред не так уж плох. Иметь мощную ментальную силу – такую, как у аббата Демеро или Айрона Гальса – заманчиво, Им-Ста побери! – Значит, сударь, дело за малым – выжить и, как вы соблаговолили выразиться, встроить способности сайрена в свой организм.

– Вы верно изложили суть дела, пер Иеро. На самом деле все сложнее, эти способности и сами будут активно встраиваться в вас, но я не хочу надоедать длинными объяснениями.

– И вы, полагаю, решили помочь мне, искренне и бескорыстно?

– Увы, пер Иеро, увы… Принцип невмешательства доводит порой до помешательства, а нарушить сей принцип не смею. Мне и говорить с вами воспрещено, а уж оказывать физическую помощь…

– Кем воспрещено?

– Мне бы не хотелось этого касаться, пер Иеро. Я и так допустил вольность, вторгшись в ваш сон. Хотя что есть сон, пер Иеро? Мудрец Древности, Лао Цзы говорил: спал я, и снилось мне, что я бабочка, и не знал я, кто я есть – Лао Цзы, которому снится, что он бабочка, или бабочка, которой снится, что она – Лао Цзы?

– Позволю в ответ привести слова Лек-Сия: «Кто говорит, не знает ничего. Кто знает – молчит. Так говорит Лао Цзы. Но как тогда случилось, что Лао-Цзы написал книгу в пять тысяч слов?»

– Туше, пер Иеро, туше. Оправдывает меня одно – вы проснетесь, и забудете этот сон, меня, наш разговор.

– Жаль, – непритворно вздохнул Иеро. С ним это случалось – увидишь во сне что-то очень важное, а проснешься, и важное оказывается чепухой. Или ничем не оказывается. С этим сном, наверное, будет так же. А рассуждения Сола Нафферта про личинку сайрена показались не лишенными логики.

– Извините, что не провожаю вас, пер Иеро. Дорогу вы знаете, потому милости просим, заходите запросто, без церемоний…

Иеро повернулся назад. Путь опять преградило зеркало, большое, овальное. Но в зеркале – не убеленный сединами человек, а он сам, Иеро Дистин. Эка невидаль.

Вбок вел новый ход. Он хотел пройти по нему, но отражение окликнуло:

– Постой! Сюда не так просто проникнуть, а ты хочешь побыстрее уйти?

– Я не тороплюсь. Но, стоя здесь, разве узнать, где я, как я сюда попал – и зачем?

– А ты не стой на пороге. Проходи дальше, может быть, что-нибудь и узнаешь. Со временем.

– Вот я дальше и иду.

– Не туда, – отражение покачало головой. – Туда ты еще не готов.

– А куда – готов?

– Сюда, – отражение сделало приглашающий жест – Давай-давай, не бойся.

– Я и не боюсь, – Иеро действительно не боялся. Сон, он и есть сон, а что окружающее ему снится, в том он был уверен совершенно. Возможно, это вещий сон, но вести уж больно странные.

– Тогда иди.

Иеро подошел к зеркалу вплотную. Да, по виду это было сколько зеркало, столько и дверь со всем, чем полагается у двери быть – порожком, косяком, замком. Только замок невидимый. Но сейчас, похоже, дверь раскрылась.

Отражение приблизилось настолько, что – исчезло. Лицом к лицу лица не разглядеть, пришла на ум строка величайшего Лек-Сия.

Он решился и сделал шажок, готовясь почувствовать холодную гладкую поверхность. А вышло – словно прошел сквозь паучьи тенета, неодолимые для мух но едва заметные человеку: едва слышимый треск, да и то не скажешь – слышал, или помстилось.

Но этот маленький шаг стоил тысячи больших, или дюжины дюжин тысяч. Потому что Иеро оказался не в другом зале, как ожидал, а посреди поляны.

Обычной поляны, которых в Тайге не меряно. Вокруг травка, кусты, чуть дальше – лес.

Он оглянулся.

Ни двери, ни зеркала. Теперь, поди, и не проснешься!

Иеро усмехнулся. Разбудят, придет время.

Приглядевшись внимательно, он понял, что поспешил объявить поляну обыкновенной. И поляна непростая, и Тайг на себя не похож. Деревья стоят не сплошь, не кое-как, не дико – а рядами, словно посаженые гигантским садовником.

Или садовник был самым обыкновенным, но сажал деревья пятьдесят лет назад, или сто, или двести – когда они, деревья, были обыкновенными прутиками-саженцами.

И трава на полянке не простая – вся одного росточка. Он наклонился. Так и есть – стриженая трава. Значит, он не в Тайге – в искусственном парке.

Около Аббатства тоже был парк, но деревья в нем росли привольней, да и траву не стригли. Косить косили изредка, чтобы не было совершенной, непроходимой дикости.

Он прошелся по полянке. Вот и дорожка, выложенная плоским камнем, еще одно подтверждение искусственности.

Посмотрим, куда ведет эта дорожка.

Деревья частью знакомы, но встречались и совершенно неизвестные. Сорвать листок? Сорвать и послать в Совет Заклинателей, мол, вот что мне приснилось, не распознают ли они, что да откуда.

Вокруг поредело. Сквозь просветы дерев он заметил строение. Дом, хороший, даже роскошный дом. Не дом – дворец! Посреди – восемь колонн, два крыла, и в высоту два этажа да еще надстроечка.

Дорожка влилась в дорогу, широкую, вымощенную желтым булыжником. Но видно было, что местами булыжник истерся. Это сколько же ног прошло по нему? А место-то пустынное…

По обе стороны от дороги под сенью дерев стояли скамейки, и видно было – на них отдыхали тысячи и тысячи людей, так истерлись дубовые сидения и спинки.

Широкая лестница с невысокими ступенями вела внутрь, но он подошел к фонтану, что бил перед входом. Круглый прудик, а посреди цветок Красного камня, из которого ввысь устремлялись струи воды и разлетались, окружая причудливые изгибы цветка водяною завесой.

Вдруг из прудика показалась голова снапера – но сапера совсем крохотного едва ли в локоть. Показалась, посмотрела на Иеро круглыми безвекими глазами и ушла на дно.

Веселая картинка.

Он отошел подальше. Где маленький, там и большой.

– Иеро? Ты, мой мальчик?

На верхней ступени лестницы стоял Аббат Демеро!

Иеро вздохнул облегченно. Пусть и сон, а спокойнее, когда рядом Аббат.

– Признаюсь, ты меня поразил, – продолжал Аббат, спускаясь к нему по ступенькам. – Меньше всего я ожидал увидеть здесь – тебя.

– Я и сам не знал, что мне сегодня приснится, – ответил он.

– Приснится? О нет, Иеро, это не сон. Это Навь.

– Простите, Аббат?

Аббат Демеро пристально посмотрел на него.

– Вижу, ты только вступил на Путь. Конечно, иначе и быть не могло. В Аббатстве у тебя, честно сказать, сил не было, чтобы перейти за порог комнаты, но сейчас… Удивительно.

Аббат подошел к скамейке, сел и показал Иеро место рядом.

– Как ты думаешь, где мы?

– Не знаю, Аббат Демеро. Первый раз вижу это место – Иеро хотел добавить «во сне», но удержался.

– О месте потом. Сейчас я о Мире. О стороне Мира.

– Ну, на севере, Аббат Демеро. У Мира четыре стороны – Восток, Юг, Запад и Север. Но-Ом Лежит на севере.

– Стороны, о которых ты говоришь, Иеро, есть стороны зримые, хотя и здесь все непросто – идя на Север, можно оказаться на Юге. Но есть и незримые стороны Мира. Явь и Навь. Явь – привычная нам сторона, место, где мы пребываем душою и телом от рождения до смерти. Но есть и Навь, место, доступное лишь душе. Не всякой душе, а душе, наделенной Даром. Да, чаще всего попадают сюда во сне, но сон – это лишь способ существования души. А Навь – это место существования.

Все, что ты видишь вокруг – Аббат рукою показал на дворец, фонтан, парк, – не более призрачно, чем Аббатство или Но-Ом. сюда можно придти, отсюда можно уйти. Если сломать ветку дерева, она останется сломанной. Если посадить семечко – вырастет цветок. А если ты встретишь здесь врага, он убьет тебя. Или ты его.

Иеро невольно оглянулся – враги, о которых сказал Аббат, словно обрели плоть и кровь.

– Но здесь и сражаются, и ходят, и дышат не физическим усилием, а силой души. Сразу понять подобное трудно, нужна привычка, – Аббат умолк. Давал время привыкнуть?

– Получается, что здесь встретились не мы, а наши души?

– Мы и есть наши души, Иеро.

Теперь пришла пора Иеро замолчать, обдумывая услышанное.

– Выходит, вещие сны…

– Совершенно верно, мой мальчик. Вещие сны есть то, что нам удается вспомнить о Нави.

– Но почему здесь так мало людей? Спят-то ведь все!

– Еще раз повторяю, Навь – не сон. И в Яви многие живут на одном месте всю жизнь, не странствуя Ни на Север, ни на Восток. Лишь один на дюжину могут вступить в Навь, лишь один из дюжины могущих действительно сюда вступает, и лишь один из дюжины вступивших обладают достаточной силой души, чтобы существовать в Нави дольше, чем длится время между двумя биениями сердца. В Аббатстве мы внимательно присматриваемся ко всем ученикам, и потому-то я так и удивился, увидев себя здесь. Возможно, с тобою что-то случилось по дороге в Но-Ом или в самом Но-Оме?

Иеро начал подробный рассказ, но Аббат прервал его.

– Потом, Иеро, позже. Мое время в Нави течет иначе, чем твое. Я ждал пера Кельвина.

– Пер Кельвин умер.

Аббат словно и не удивился.

– Вот об этом поподробнее.

Иеро рассказал, что знал и рассказывая, понял, что знал-то он очень, очень мало.

– Я тоже не верю в самоубийство, Иеро. Но случившееся не есть вопрос веры или неверия. Смотри, запоминай, размышляй. Используй данные Богом разум. Постарайся продержаться три луны. Я пришлю тебе смену – или… – он задумался на несколько мгновений, – или подкрепление. Хотя тебя и возвели в сан – и возвели совершенно законно, тебе еще многое нужно узнать. Правда, лучший учитель – опыт, а его ты черпаешь в Но-Оме полными пригоршнями.

Внезапно из дома донесся звук рожка. Протрубил один раз, коротко и смолк.

Аббат вскочил.

– Идем в Дом.

Шел он быстро и бодро, Иеро едва поспевал за ним.

– Дозорный подал сигнал – сегодня в наш Мир открыты ворота Мира Красного Песка.

– Это… Это южные пустыни, Аббат Демеро?

– Нет. Помнишь, в семинарии вам говорили о пере Бруно, который во всеуслышание заявил о множественности Миров? Он раскрыл тайну, и его за это покарали, хотя и слишком, слишком строго.

– Его сожгли на костре.

– Верно. Церковь сожалеет о сделанном, и теперь, когда рьяные головы требуют костров для слуг и подсобников Нечистого, мы всегда вспоминаем о той ошибке. Но сейчас я о другом. Миров действительно много, очень много. И время от времени можно перейти из одного Мира в другой.

– Здесь?

– Путь из Мира в Мир всегда лежит через Навь. Но никогда не знаешь заранее, кто идет в наш Мир. И с чем. Поэтому здесь, в Нави, мы держим стражу. Ночную стражу – так ее прозвали с древних времен.

Двери во дворец оказались приоткрытыми, Аббат Демеро их чуть толкнул, и они открылись настежь.

– Заходи, Иеро. Прости, я теперь должен звать тебя пер Иеро.

Иеро шагнул за порог.

– Ты выдержал испытание. Отлично.

– Какое испытание? – Иеро подумал, что промолчи он, то выглядел бы куда солиднее, но язык, как всегда, опередил мысль, что быстрее всего на свете? Язык болтуна.

– Этот дом – узел Нашего Мира в Нави, и войти сюда может лишь один из дюжины тех, кто свободно перемещается по Нави. Поразительно. У меня ушло три года на то, чтобы переступить порог.

– Я не знал…

– Тебе простительно. Но почему не знал я? Почему не разглядел в тебе Стражника Нави?

Рожок протрубил дважды, и Аббат прекратил самоедство.

– Похоже, Мир Красного Песка все ближе. Идем, нам нужно приготовиться.

На сей раз Иеро удалось удержаться и не спросить, в чем, собственно, будет заключаться подготовка. Он просто следовал за Аббатом, держась слева и на полшага сзади. Позиция это показалась ему наиболее правильной.

Аббату тоже.

– Ты прежде был в патруле?

– Нет.

– Значит, и здесь инстинкт, – Иеро послышалось, что в голосе Аббата Демеро проскользнули завистливые нотки. Именно послышалось, чтобы Аббат, один из наиболее уважаемых людей Союза Аббатств завидовал недоучившемуся семинаристу, ставшему священником только волею случая?

Они вошли в зал, полоуину которого занимало оружие – пики и мечи, арбалеты и кистени, диковинные диски с острейшими краями, метатели от крохотных, карманных до больших. Неподъемных. По сравнению с этой оружейной палатой та, что в поселении Но-Ом, казалась сокровищем бедняка.

Панцири, шлемы, кольчуги занимали другие ползала.

Но, в отличие от Брасье, Аббат Демеро сам подобрал вооружение для Иеро – короткий кривой меч, легкую кольчужку и странный шлем – прочный, он был с прозрачным забралом-окошечком. Понизу по наплечникам проходила губка.

Кольчужка оказалось удобной – нигде не теснила, не сковывала движения. Правда, тонковата. Копье, посланное сильной рукой, проткнет, пожалуй, насквозь.

Аббат помог Иеро надеть шлем. – Незаменим в Мире Красного Песка.

Незаменимых людей нет, а незаменимые вещи есть. Как странно…

Аббат тоже облачился в кольчугу.

– Как знать, возможно, сегодня проход и откроется, – сказал он и просунул голову в отверстие шлема.

В углу зала виднелась винтовая лестница, уходившая вниз.

– Иди за мной, – голос его внутри шлема звучал непривычно, гулко и глухо одновременно.

Аббат начал спуск.

Пять ступенек. Десять. Пятьдесят. Путь шел в темноте, лишь наверху пятно света позволяло первое время видеть окружавший их камень. Тесаные кубы плотно прилегали друг к другу.

Но на сотой ступеньки света уже не хватало. Не споткнуться бы. А то и споткнуться – и кубарем полететь вниз, ломая шею, ребра и все, что есть внутри прочного. Никакая кольчуга не спасет. Как глубоко спускаться? Сделать вместо ступеней желоб да и скользить, протирая порты. Можно тряпицу подстелить, смазанную топленым салом грокона? Постелить и со свистом лететь в бездну.

Иеро нарочно напускал на себя смешные, дурашливые мысли, но веселее не становилось.

На сто восьмидесятой ступени он заметил красное свечение, идущее снизу. Еще тридцать четыре ступеньки – и они оказались в подземелье.

Аббат прошел вперед, Иеро послушно следовал за ним. Следовал – и оглядывался.

Свет исходил от факелов, что торчали из чугунных факельниц. Сами подставки изображали гнусных тварей с огромными зубастыми пастями, в которых и вставлялись рукоятки факелов.

Но огонь, исходящий от них, тусклый, темно-вишневый, казался странно холодным, и языки пламени не плясали, а лениво, тягуче шевелились, когда он и Аббат шли мимо.

Иеро поднес к пламени руку. Ладонь ощутила стужу.

– Это люма, – пояснил Аббат. Ага, люма. Понятно. Ничего удивительного. Знать бы, что это за штука – люма. Минерал, жидкость для горения или вовсе колония светлячков?

Каменный свод наверху не давал эха, и шли они, словно по траве, мягко, неслышно. Не трава под ногами, не земля – мох-камень. Этим камнем выкладывают пол в кельях затворников, чтобы звуки извне не тревожили их, не мешали погружаться в глубины Духа.

– Осторожно, – предупредил Аббат.

Они прошли меж плит, больших, каждая в два роста Иеро. Не плиты – зеркала, это стало видно, когда они вошли в пространство между ними.

Зеркал было пять, и образовали они собой незамкнутую пентаграмму – между каждым зеркалом был проход в три шага шириной. А само зеркало шириною шагов в семь-восемь.

Многократно отраженные фигуры Иеро и Аббата составили толпу. Не потеряться бы.

Посреди пространства возвышалась другая пентаграмма, на сей раз сплошная, по три шага каждая сторона. Она поднималась над поверхностью едва на вершок, но отчего-то казалось, что взобраться на нее будет трудненько.

Они и не взбирались.

– Подождем здесь, – придержал Иеро Аббат Демеро.

Что ждать, или кого, он не сказал, а Иеро не спросил. Не тянуло спрашивать в этом подземелье.

– Этим воротам сотни веков, – вполголоса сказал Аббат. – Они построены еще во времена пре-Смерти. Отсюда можно отправляться в Другие Миры – или в Межмирье.

– Только отсюда? – не удержался Иеро.

– Зависит от расположения светил и Лестницы Миров. В Межмирье иногда можно попасть и из собственного ложа, если тому благоприятствуют светила. А в Миры нижних ступеней сильные духом могут пройти и так… из Яви, – развивать тему Аббат не стал, перешел к другому. – Мир Красного Песка – спутник нашего Мира, его близкое отражение. Он пуст, в нем нет обитателей – разумных обитателей. Неразумные твари кое-где попадаются.

Мы решили заселить этот Мир.

– Мы?

– Союз Аббатств. Доктрина множества обитаемых Миров – доктрина тайная. Слабые умы, те, кто не способен проникнуть в Навь, и, тем более, перемещаться между Мирами, не должны знать о своей ограниченности. Во многом знании многие печали, и чувство ущербности способно отравить бытие. Людям свойственно не ценить то, что им дано, и переоценивать то, что дано другому.

Три зимы назад мы послали отряд – двести поселенцев, трое священников-заклинателей. Для всех они ушли на северо-восток Канды и там бесследно пропали. На деле же они переместились в Мир Красного Песка.

– Но… Но пер Иеро, вы говорили, что перемещаться между Мирами способны немногие… Очень немногие. А двести поселенцев – это немало.

– Молодец, мой мальчик. Ты прав. Людей, способных самостоятельно перемещаться – очень мало. Но любого – или почти любого – можно переместить. Для этого и создана площадка перемещения, которую ты видишь. Здесь сила отдельных людей складывается в одну, и ее достаточно, чтобы перенести человека в Иной Мир. Особенно, если Мир этот близок, и расположение светил тому благоприятствует.

– Значит, у нас есть поселение в Ином Мире?

– Есть… Или было. Восемь лун назад прошло с тех пор, как мы получили от них последнюю весть. Следующие пять лун положение Лестницы Миров было таково, что делало Мир Красного Песка недоступным. Три луны назад послание должен был получить Пер Кельвин, но ему не удалось проникнуть в Навь. Почему – не спрашивай. Способности непостоянны, иногда они возрастают, иногда, наоборот, угасают – из-за болезни, из-за истощения сил, из-за враждебного присутствия. Как бы то ни было, с тех пор я не встречал пера Кельвина в Нави. Не получали мы вестей и с поселения Мира Красного Песка. Сегодня Лестница Миров позволяет проникнуть к поселенцами, и я должен воспользоваться представившейся возможностью.

– Но почему вы, Аббат Демеро?

– Когда я говорил тебе, что перемещаться между Мирами могут немногие, я не преувеличивал – вернее, не преуменьшал. Во всем союзе Аббатств найдется едвадюжина подобных людей. А в нашем Аббатстве, после смерти пера Кельвина – двое. Теперь, с тобой, трое. Тот человек сейчас занят в ином месте, – возглавляет отряд Ночной Стражи. Потому сделать это предстоит мне.

– Нам, – машинально поправил Аббата Иеро. Поправил и удивился собственной смелости.

Но Аббат не удивился.

– Нам, – подтвердил он. – Если мы не получим послание от поселенцев, придется перемещаться к ним. Случай упустить нельзя – следующий наступит только через двенадцать лун. Нельзя оставаться в неведении столь долго.

Почему нельзя, Аббат Демеро не сказал. Не захотел. Или не успел: откуда-то сверху рожок протрубил трижды.

И одновременно с этим сверху же красный луч упал точно в центр пентаграммы, упал на многогранный кристалл. Тотчас вокруг образовался туман – белесый, тяжелый, и начал сползать вниз, к ногам Иеро и Аббата.

Аббат подался вперед, вглядываясь в пентаграмму. Губы его неслышно шевелились, и если это была молитва, Иеро ее не знал.

Кристалл исчез. Возвышение залил ровный розовый свет, он отражался от зеркал и тем набирал силу и яркость.

– Послания нет, – сказал Аббат. – Придется идти.

Он шагнул на возвышение – пентаграму. Иеро последовал за ним.

Свет стал ослепительным, пришлось закрыть глаза. И запылать в огне, как пылал когда-то пер Бруно, осужденный на костер святой Римской церковью.

Хлопок, громкий хлопок – Иеро почувствовал, будто падает. Ловушка! Под пентаграмой – пьедесталом скрыт колодец!

Но испугаться он не успел: падение прекратилось, не начавшись.

Он открыл глаза – медленно, чтобы успеть, если что, зажмуриться вновь. Как глупо, он ведь не мальчик, которому снится страшный сон. Это Навь. И совсем не страшная Навь. Мир Красного Песка полностью соответствовал названию. Песок был везде, вплоть до горизонта. Он, мелкий и сухой, лежал под ногами, образуя мягкий ковер, он собирался в барханы, песчаные горы, которые находились по правую руку от Иеро, он вился в воздухе над барханами, и Иеро понял, зачем нужен шлем – без него моментально бы запорошило глаза, да и дышать было бы трудно. А так – ничего. Воздух проходил через губку и очищался от пыли. Дыши и не кашляй.

Небо в этом Мире тоже было не голубым, а красным. И солнце куда тусклее земного. Тусклее, меньше и холоднее.

Аббат что-то сказал, но Иеро не понял и в ответ лишь пожал плечами. Уши заложило, и он слышал лишь биение крови в сосудах.

– Как тебе этот Мир, мой мальчик? – на сей раз Аббат прикоснулся своим шлемом к шлему Иеро, и голос его звучал ясно и четко.

– Странный…

– Ты привыкнешь. Поначалу трудно и дышать, и слушать, и даже двигаться, но способности человека приспосабливаться просто невероятны и свидетельствуют о Божественном Провидении… – Аббат отошел на несколько шагов, давая Иеро возможность обвыкнуться.

Иеро тоже сделал шажок. Песок под ногою скрипнул, он оглянулся на оставленный след, удивительно неглубокий, словно весил Иеро не добрых двенадцать стоунов, а четыре или пять. Да и в теле он ощущал легкость, зовущую бегать, прыгать, быть может и летать.

С непривычки все, с непривычки.

Он прошел дальше, поглядывая на Аббата, но тот ничего против не имел. Нужно думать, зыбучих песков поблизости нет.

Но Иеро благоразумно не стал уходить слишком уж далеко. Уйдешь и не вернешься. Кстати, возвращаться-то как? Здесь, в Мире Красного Песка не было ни пьедестала, ни зеркал, ни красного луча, ничего из того, что осталось позади. Но Иеро не чувствовал и следа паники. Он знал – неизвестно по какой причине, но знал, – что сможет вернуться в свой Мир тогда, когда пожелает.

Действительно, и дышать стало легче, и на ногах он держался увереннее. Перестало казаться, что налетит ветерок, подхватит да и унесет в неведомую даль. А ветерки здесь, судя по срывавшимся с верхушки бархана струйкам песка, нешуточные. Правда, сам бархан защищал надежно, но ветер, он ветер и есть, сейчас дует с одной стороны, а через склянку с другой.

– Аббат Демеро, – позвал он, решив проверить и слух, от ушей, наконец, отлегло.

– Да?

– Я не вижу поселения. Никаких следов.

– Их и не видно – здесь, на поверхности. Любые следы ветер заметает быстро. И не только следы. Поставь хижину, и в бурю наметет столько песка, что и не выберешься.

– Как же они живут?

– Не как, а где, мой мальчик. Они живут внизу, – Аббат показал рукою себе под ноги. – Мы должны быть рядом у входа. А, вот и он!

Сам бы Иеро никогда не догадался, что это – вход. Просто куча песка, и только. Небольшая куча, ему по пояс. Но над нею торчала железная палка.

– Похоже, нас не ждут, – сказал Аббат. – Придется поработать руками.

«Поработать» значило отбросить несколько сот фунтов песка от, небольшой дверцы, что вела внутрь.

– Специальный люк, – отдуваясь, сказал Аббат. – Устройство его таково, что засыпать песком его не может даже в самую сильную бурю, а бури в Мире Красного Песка бывают – только держись. Самоочищающийся профиль.

Видно, триста фунтов – или четыреста – были не в счет.

Аббат словно прочитал мысли Иеро.

– Немножко песка – это специально. Иначе песчаные зайцы выдадут местоположение. Они, зайцы, тепло чуют.

Первый вопрос у Иеро был – что за зайцы. Второй – кому выдадут. Второй был много важнее первого, и потому Иеро его и задал.

– Никому. Во всяком случае, живых разумных мы здесь не видели. Но мало ли что может случиться. Вчера не видели, а сегодня – как знать…

– Есть! – Иеро первый докопался до двери – выгнутой бочкообразно, будто надкрылье жука. Бронза? На глаз похожа, а на ощупь больше напоминает дерево. Открывалась она наружу. Как же они выходят-то, песок же мешает? Верно, существует какое-нибудь приспособление.

– Отлично, мой мальчик. Тяни.

Иеро и потянул за ручку.

Против ожиданий, дверь распахнулась легко, хотя толщиною оказалась в ладонь. А ладонь у Иеро широкая.

Он заглянул внутрь. Вертикально вниз уходила лестница.

– Спускаемся – Аббат с трудом пролез в отверстие. Да, большой ворог сюда и вовсе не проникнет, не поместится. А непрошеного гостя поменьше можно из арбалета расстрелять сорок раз. Осадно живут. Строжко – при том, что живых разумных здесь нет. Спускаясь следом, Иеро закрыл за собою дверь, но темноты не было – все вокруг светилось бледным зеленоватым светом. Все – это лестница и круглые гладкие сплошные стены, то ли бронза, то ли дерево. Уж не смертельное ли свечение? Говорят, голубые пустыни до сих пор в таком холодном огне. Холодном, но голубом, а тут все-таки зеленый. Если Аббат не боится, то и ему бояться нечего, успокоил себя Иеро.

Спуск оказался недолгим. Узкий лаз расширился до размеров вполне приемлемых, бутылочное горлышко вело не в бутылку – в бочку.

Иеро стряхнул с себя песок. Тот упал на пол и заструился к стене, к маленькой дырочке в ней, в которой и исчез. Интересно придумано. Такую дырочку неплохо в любом доме иметь, пыль собирать. И метлы не нужно.

Аббат тоже привел себя в порядок, поправил меч, постучал сапогом о сапог, чтобы не нести песок вовнутрь.

Вторая дверь была побольше – можно было пройти, не сгибая шеи. Но сначала ее требовалось открыть – покрутить тяжелую круглую ручку. Три оборота. Раздался щелчок, и дверь открылась. Была она толще наружной вдвое, но все равно шла легко и бесшумно, будто кто-то невидимый помогал.

За дверью оказался длинный коридор, просторный и светлый, но светила уже линия, что шла по сводчатому потолку.

Аббат прошел мимо одной двери, мимо другой. Остановился перед третей. В ней вообще не было никакой ручки, и Аббат ее просто толкнул.

За дверью оказался зал, большой, просторный и полный людей. Все они лежали на полу – навзничь, со скрещенными на груди руками. Лежали очень аккуратно, ровными рядами по пятнадцать человек, образуя синий квадрат. Синий – потому что все они были одеты в синие балахоны – мужчины и женщины. Некоторые были изранены, но раны давно зажили, оставив рубцы и увечья.

Иеро вопросительно посмотрел на Аббата – может, так здесь положено? Но Аббат был поражен не меньше Иеро.

– Они живы, – сказал он.

Да, разумеется. Это и по запаху чувствовалось, мертвый человек, даже если он мертв лишь мгновение, пахнет иначе.

Аббат подошел к лежащему с краю, взял за руку. Иеро встал рядом. Кожа бледновата, а так – спящий человек. И следующий – спящий. И еще дальше.

– Сердце бьется, но медленно. На моих двадцать ударов – один.

Иеро тоже нащупал пульс. Рука была прохладной. Не холодной, нет, но и не теплой. Пришлось подождать, прежде чем волна пробежала по сосуду. А дыхание? Иеро поднес к губам лежащего меч. Держал долго, пока на его блестящей поверхности не появилось едва заметное пятнышко влаги.

– Это не сон, спячка, – медленно сказал Аббат. – Медведи так спят иногда, суслики, хомяки. Похоже, они к этому специально приготовились. Собрались – и уснули. Никаких следов паники.

– Мы можем их разбудить?

– Сначала я попробую наладить ментальный контакт, – Аббат прикрыл глаза, сосредотачиваясь. Иеро осматривал зал. Кроме людей, здесь не было ничего – ни мебели, ни циновок, ни окон. Голые стены, две двери – в одну они вошли, другая была в противоположной стене. На потолке светящиеся полосы и вдоль, и поперек, образовывали крупноячеистую сеть. Света достаточно, чтобы читать и выполнять тонкую работу, такой бы неплохо и у себя завести. Обшивка – дерево, опять же, любопытно. И вообще, как они смогли отрыть такое большой подземный зал?

– Странно, но я не чувствую никаких следов ментальной деятельности, – Аббат Демеро теперь был по-настоящему встревожен.

– Статис-поле? – предположил Иеро.

– Нет. Я ощущаю токи сердца и мозга, но они не несут мысли.

– Разве подобное бывает? – Иеро знал, что даже рыбы и гады мыслят – бедно, примитивно, но мыслят. А уж птицы и звери…

– Очень редко. Если ударит ментальный гром… или василиск заворожит… Тогда сознание окукливается, разрывает связь с Явью… да и с Навью тоже.