Текст книги "Гибель империи. Северный фронт. Из дневника штабного офицера для поручений"

Автор книги: Степан Посевин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

К вечеру 19 августа 1917 года оперативная сводка уже ясно говорила: «В Риге не удержаться, Икскюльский сектор уничтожен, а большая часть войск его разбежалась со всеми вождями-комитетами и от Центрального совета депутатами; и фронт на протяжении почти 20 верст чист для германцев. Город со стороны фронта хотя был трудно уязвим по стратегическим условиям, к тому же на фронте все еще продолжали быть 2-й Сибирский армейский корпус, 5-я Сибирская стрелковая дивизия в составе 4 полков и 1-я Латышская стрелковая бригада – 4 полка, – часть из них на самом фронте, а часть – в прифронтовом резерве, со значительной дивизионной Сибирской артиллерией и 2 батареями 38-й артиллерийской бригады, а вправо до Рижского залива – в полном составе 6-й Сибирский армейский корпус в составе: 1,5 дивизии пехоты (6 полков) с корпусной и дивизионной артиллерией, а также и другие вспомогательные специальные войсковые части, с Усть-Двинским крепостным гарнизоном… – но обход противником со стороны Икскюля вполне возможен был…

Скоро последовало общее распоряжение, конечно, роковое, страшное и грозное по своим последствиям для всех: «отступление» и «очищение Риги», а Икскюльский участок фронта передается, как дополнение, в ведение командира 2-го Сибирского армейского корпуса генерала Новицкого, и для ликвидации дыры снимается из рижского прифронтового резерва вся 4-я Сибирская стрелковая дивизия (13, 14, 15 и 16-й Сибирские стрелковые полки), 2-й Сибирский артиллерийский корпус, с дивизионной артиллерией и спешно перебрасывается, вместе с другими отдельными войсковыми частями (17-й уланский полк) со стороны Риги, во фланг противнику: установив новую линию от реки Двины по прямой – озеро Югла; далее, для линии фронта: Ульброк – имение Югла – имение Кангару (по реке Малая Югла) собираются остатки разложенных комитетами войсковых частей 109, 110 и 112-й пехотные дивизии (43-го армейского корпуса), а во фланг противнику со стороны Огры высланы 33-я и 44-я пехотные дивизии с артиллерией (45-го армейского корпуса). Задание: ликвидировать прорыв и пустоту Икскюльского участка. В крайнем случае удерживать противника хоть на несколько дней и тем дать возможность эвакуировать Ригу и отступить армиям на новые позиции, Венденские укрепленные высоты.

Чувствуя непосредственную опасность, солдатские комитеты армии, дивизии и полков против этого шага больше уже не возражали: подчинились молча, и тем новое задание было выполнено успешно. И началось же «великое переселение народов», а вместе с ним и армии, разлагавшейся от усилившейся агитации большевистских комитетов, управлявшихся секретными чужими людьми, агентами.

Оставление вообще почти без боя города Риги и важных стратегических подступов к нему, понятно, есть только небольшой, но очень характерный эпизод в сравнении с падением и разложением всего большого русского фронта. В этом эпизоде, как в фокусе, ясно видны физиономии наших, того времени, большевиков во главе председателя комитета 12-й армии Нахимсона и представителя от войск при нем провокатора Данишевского и других, лично на передовых позициях торговавшихся с вождями германских войск и свободно разлагавших русскую солдатскую массу, устраивая митинги на самых передовых позициях, в окопах и в тылу – с общего разрешения высшей российской власти: в лице хотя бы временных правителей и главковерха Керенского, которые допустили устройство во всех войсковых организациях на фронте солдатских комитетов, с властью контролировать и подрывать авторитет начальников – офицеров. Вместе с тем же началось и разложение самой высшей власти, общества и семьи.

Генерального штаба полковник Казбегоров в это время положительно не мог уделить ни одной минуты, чтобы посетить свою семью на квартире. Его работа строго определена – в штабе у карты и у телефона, а в трудную минуту – в поле и на позициях. Денщик Филипп должен был сделать все за него, в его частной жизни. И послав Филиппа на квартиру с поручением: «немедленно всем его домочадцам выезжать из Риги с первым отходящим поездом, а Людмиле Рихардовне следовать в город Старую Руссу, на известную ей квартиру в гостинице «Россия», сам же он, на своей сильной машине с нашкором и с другими ответственными чинами, захватив с собою и пулемет, по поручению штаба армии выехали в поле, где больше всего угрожала опасность отрезать пути отступления из Риги, это новый участок фронта Икскюльского сектора, в Роденпойском, Зегевольдском направлениях, переданный в ведение 2-го Сибирского армейского корпуса генерала Новицкого.

Кругом все еще гремит, шумит: треск, дым, огонь, свист – смешалось в один общий тон, как бы говорящий – «уничтожай непослушный народ…» На самом же фронте Икскюльского сектора к 3 часам дня 19 августа корпусным должностным лицам 2-го Сибирского корпуса представилась довольно неприятная картина: кое-где виднеются в одиночку и маленькими группами германские пехотные дозоры, перебравшиеся уже через реку Двину; наши пехотные окопы первых трех линий вдоль реки уже совсем пусты, но с человеческими трупами, посиневшими и потемневшими от удушения газами; много из них без голов, без рук, без ног – от разрушительной работы артиллерийского огня противника. Винтовки, пулеметы, патроны и снаряжение лежат неподобранными. Нет людей. Артиллерийские позиции: двух артиллерийских бригад полевые батареи мертвы, прислуга и командный состав частью удушены газами разрывных удушливых снарядов; конский состав бригад также частью в прикрытии лежит в запряжках по шести коней, а сбоку их лежат и некоторые удушенные ездовые и начальники отделений. Передки орудий полны снарядами. Немного дальше, в прикрытии, три артиллерийских парка; большая часть людей, как видно, разбежалась на лошадях еще до начала обстрела удушливыми снарядами, многих лошадей нет, судя по остаткам отрезанных постромок, а часть людей удушена на месте так же, как и на батареях, вместе с лошадьми в запряжках. Патронные повозки и артиллерийские передки полны патронами и орудийными снарядами. Нельзя было вывезти ничего: людей нет, лошадей нет; к тому же и противник зорко наблюдает с другой стороны реки Двины, беспрепятственно наводя понтоны через реку. Нельзя подобрать и тяжелораненых и еще живых солдат и офицеров, которые со слезами на глазах или молча умоляли о спасении, или душу раздирающе кричали о помощи, дабы прекратить нестерпимые мучения.

– Ну и мясники же! Вот вам, господа, и результат братания на фронте по указанию вождей – товарищей большевиков Нахимсона и Данишевского, с благосклонного разрешения господ в «нелегальном совете депутатов»… – с болью в сердце протянул генерал нашкор после беглого осмотра сектора.

И что хуже всего – нельзя было прислать людей, санитаров, ну хотя бы подобрать раненых и увезти оставленные пушки и артиллерийские парки, подобрать оружие, патроны… Противник в то время находился уже в выгодных для него условиях, и все подступы открыты и под его огнем…

Тем временем на фронте против города, со стороны Олая, противник скоро замолчал и непосредственным нападением на Ригу с фронта не угрожал. По проверенному донесению разведки 1-й Латышской стрелковой бригады, как точно установил и начальник бригады полковник Гоппер, в этом направлении на фронте у германцев оставалось действительно только лишь около двух батарей артиллерий для демонстрационной стрельбы во всех направлениях и небольшой состав пехоты. А вся сила удара, со всего длинного Рижского фронта, с многочисленной артиллерией, сгруппирована была против Икскюльского сектора, куда подвезены также и новые, свежие, пехотные дивизии с артиллерией.

Удары русских 4–5 дивизий во фланги дозорным частям противника, у Икскюльского прорванного участка фронта, не были нанесены своевременно; остались невыясненными и вопросы: почему же не было сделано это? И вошли ли они своевременно в соприкосновение с противником в этом районе? Но если читатель примет во внимание огромное в то время влияние выборных войсковых комитетов на солдатскую массу и ограничение власти в войсковых частях высшего командного офицерского состава, то вполне будет понятна причина, которая допустила и эту «большую оплошность», аналогичную с «преступной оплошностью», не допустившей вообще перехода в наступление, – «в контратаку» вечером 18 или утром 19 августа в тыл противнику «почти» с не защищенной им стороны участка фронта, в Митавском и Бауском направлениях.

Противник использовал эти моменты и с наступлением темноты 19 августа приступил к переброске по понтонам через реку Двину у Икскюля своих главных сил пехоты, кавалерии и артиллерии.

Тогда же ночью, с 19 на 20 августа, на фронте от Рижского залива у Шлока до грунтовой дороги Шварцека-Гренчи оставлены но-прежнему те же войсковые части 6-го Сибирского армейского корпуса, а левее его, до реки Двины у острова Доле, 2-го Сибирского армейского корпуса только 5-я Сибирская стрелковая дивизия в полном составе (17, 18, 19 и

20– й Сибирские стрелковые полки и дивизионная артиллерия); из состава последней 17-й Сибирский стрелковый полк генералом штаба полковника Бангерского предназначен был и в арьергард 2-го Сибирского армейского корпуса, на случай общего отступления из-за Двины и перехода на новые позиции – восточнее Зегевольда. А 1-я Латышская стрелковая бригада в ту же ночь была снята с фронта за Двиной против Олая и спешно переброшена в район против Икскюльского прорванного германцами фронта, заняв позиции в новом корпусном участке (2-го Сибирского армейского корпуса генерала Новицкого) южнее озера Югла, между реками Малая и Большая Югла. В то время как 2-я Латышская бригада, находясь до начала боев на отдыхе, в районе станции Белозерск – Роденпойс, около 3 часов дня 19 августа снята и переброшена далеко влево, в район устья Рекста – мельницы Баяри, для связи с 112-й пехотной дивизией, которой найти ей не удалось, как не удалось ей войти и в связь с 33-й и с 44-й пехотными дивизиями 45-го корпуса, находившимися по дислокации левее ее.

В ту же ночь, с 19 на 20 августа (старый стиль), Штаб 2-го Сибирского армейского корпуса генерала Новицкого также оставил Ригу и перешел в усадьбу у юго-восточного шоссе, в 6 верстах от озера Югла; где в первый день операции в Икскюльском направлении все попытки противника схватить корпус обходом его флангов были успешно отбиты на всех участках. Противник весь день 20-го и всю ночь на

21– е беспрерывно нащупывал слабейшие места, усиленно тесня фланги – участки 1-й и 2-й Латышских стрелковых бригад, полки которых, занимая на своих участках позиции, уступали, и тем наносили противнику чувствительные удары, каждый раз во фланг. К утру 21-го противник усилил свои атаки на флангах корпуса, почему штаб 2-го Сибирского армейского корпуса перешел в маленькую усадьбу южнее станции Роденпойс, в 1/2 версте, где к часу дня ясно обнаружился удар германцев клином, в центр русских групп, участков, занимавшихся остатками частей 109-й и 110-й пехотных дивизий (из бывшего 43-го корпуса), и ударные части противника обнаружены в версте от штаба корпуса в лесу; так как сведений не было о положении частей 109-й и 110-й пехотных дивизий, то штабная рота связи спешно была введена в бой с противником, а все штабные должностные лица корпуса, вооружившись винтовками и пулеметами (было 5 пулеметов), рассеялись группами по лесу, и противник был отбит; сила его определялась: 1 рота пехоты, 1 взвод кавалерии, 1 взвод саперов при 4 пулеметах на колесах. Этот отряд противника поспешно отступил вправо, т. е. как раз во фланг позициям полков 1-й Латышской стрелковой бригады. Телефонной связи не было, почему конными нарочными спешно сообщено было на соседские позиции одного из ближайших полков бригады, и, по полученным сведениям, участь зарвавшегося отряда противника была весьма печальна: Латышские стрелки отблагодарили их за своих братьев, удушенных у Икскюльского предмостного укрепления. Этот отряд противника уничтожен весь.

К вечеру 21-й штаб корпуса под прикрытием темноты начал отступать в имение Хинценберг.

Таким образом, вся тяжесть боев на новом корпусном участке вновь легла главным образом на фланги корпуса. Хотя в большинстве случаев и без связи одной группы войск с другой, пассивно маневрируя, каждая по себе, благодаря все тем же комитетам, игравшим в пользу противника, задача удержания активно наступавших германских войск со стороны Икскюля увенчалась успешно работой в совокупности всех войсковых частей 2-го Сибирского армейского корпуса генерала Новицкого, в том числе и 1-й и 2-й Латышских бригад, подведомственных ему в оперативном отношении. Эти бригады в течение 4–5 суток беспрерывно вели упорную геройскую борьбу с противником на флангах. Сам же противник, во много раз превосходивший по своему численному составу составы Латышских стрелковых бригад, все время пытался прорваться в тыл и обойти корпус с флангов, но этого достигнуть ему не удалось. Стрелки в то время были еще в руках своих опытных вождей начальников-офицеров.

В первые дни тяжелых операций, ведя борьбу на два фронта и с внутренним «неприятелем», войсковые комитеты с депутатами от Центрального нелегального совета, состоявшего при Временном правительстве Керенского в Петрограде, и с превосходными силами германских войск, активно наступавшими со стороны Икскюля, штаб корпуса не терял связи только лишь с 1-й Латышской стрелковой бригадой полковника Гоппера, все время находясь у нее недалеко, в ближайшем тылу, – сначала, как было уже сказано, в усадьбе юго-восточного шоссе, в шести верстах от озера Югла, а затем в усадьбе около станции Роденпойс, в имении Хинценберг, в усадьбе Палтмале и, наконец, центр группы Венденских укрепленных высот в имении Шпаренгоф. Это была уже не война, а скорее горькая, предательская измена главарей комитетов, игра с примесью трагедии вождей, разбежавшихся у Икскюля войсковых частей, и непосильная, отважная, геройская борьба остатков войсковых частей, еще желавших добросовестно нести боевую службу, отстаивая родину свою.

Латышские стрелки сдержали слово, данное военному министру Временного правительства господину Гучкову, при представлении ему депутации еще в конце марта месяца (Рижское обозрение, IV, № 72); они открыто ему тогда сказали: война на Рижском фронте должна вестись до победного конца…» С ними солидарны были и сибирские стрелки 2-го Сибирского армейского корпуса, выздоровевшие после «лечения» их полевыми судами за непослушание во время больших рождественских боев 1916 года. Их общие слова останутся историческими – если будет заключен сейчас же мир, они никого не послушаются и будут продолжать войну. Присутствовавшие же тогда и там же сибирские стрелки, сражавшиеся с ними на одном фронте и в одном и том же 2-м Сибирском корпусе, дополнили министру господину Гучкову, что «их части всецело присоединились к латышам в этом решении». И действительно, первые сражались теперь как львы с превосходными силами противника, теснившего их со стороны Икскюля, а последние, надеясь на своих сотоварищей по оружию, что они, мол, не будут отрезаны противником от общих сил корпуса, уверенно сдерживали натиск германских войск на участках фронта: за Двиной против Риги и от озера Югла до реки Двины.

В разгар этих боев на участках корпуса женских ударных групп не видно было. Они исчезли с арены боевых действий тихо, незаметно, не сказав о том никому ни слова. Появились же они на фронте – с треском, шумом и стрельбой в самом городе Рига; в особенности в местах их стоянок на Двинской улице, вблизи Гетрудйенского железнодорожного переезда, не поддаваясь власти комитетов в течение всего лета.

II

Два дня и две ночи эвакуировалась Рига. Грунтовые и шоссейные дороги запружены в три-четыре ряда движущейся на северо-восток живой массой: людей разных полов и категорий – военных, гражданских, горожан и из деревни, случайно или по обстоятельствам войны из Курляндии и Земгалии очутившихся в Риге и в ее окрестностях, обозов войсковых частей и артиллерийских паромов, а по железной дороге двойного пути, поезда движутся черепашьим шагом, один другому в затылок, придерживаясь лишь 20 саженей интервала.

Такую громадную силу войск германцам нужно было сгруппировать против Икскюльского сектора, очевидно, только лишь с целью деморализовать своего противника и показать ему наглядно свое превосходство над теми силами, которые находились в то время на фронте русского Икскюльского сектора. Вся эта громадная масса брошена через реку Двину вечером 19 августа, под прикрытием наступавшей темноты и когда под Ригой и в самой Риге все зашевелилось к отступлению. Это был действительно рискованный шаг Генерального штаба императора Вильгельма II: оставив совершенно свободным большой район фронта против Риги, вероятно, положившись исключительно на данную гарантию большевистскими комитетами при братании на фронте о том, что они, мол, ни в коем случае не допустят перейти в контратаку. Конечно, они исполнили это в точности при «торговле» вечером 18 августа. А ведь при таких обстоятельствах, перейди русская 12-я армия за Двиной, против Риги, в контратаку, и к вечеру 19 августа вся германская артиллерийская масса и большая часть территории Курляндии были бы в руках русской армии без особых к тому усилий; а перебравшуюся через реку Двину у Икскюля германскую пехоту заставили бы вернуться обратно в исходное положение. Нужно подчеркнуть – это сделано не было. Всевластные комитеты и главкосев были против.

Комдарм 12-й [армии] генерал Парский, приняв армию от уволенного от службы генерала Радко-Дмитриева[25]25
  Радко-Дмитриев Радко Дмитриевич (1856–1918) – генерал. Участник Русско-турецкой, Сербско-болгарской, Балканских войн и Первой мировой войны. В 1914–1915 годах руководил 3-ей армией, с 1916 года – 12-й армией, базировавшейся около Риги.


[Закрыть] 26 июля 1917 г., тогда же предусмотрел невозможность проявить активную работу на этом фронте и сговориться с комитетами, почему, по тактическим соображениям, еще до 19 августа приказал выровнять Рижский фронт: очистить Тирельские болота у Кемерна и остров Доле у реки Двины и тем поставил противника в невыгодные условия, вместе с тем парализовав и его возможные удары, хотя бы и при пассивной обороне на этом участке; все это в конечном итоге, по-видимому, и толкнуло германское командование к операциям у Икскюля, до ясности очевидно – с помощью подкупленных того времени русско-армейских большевиков, комитетчиков и их агентов.

Рано утром, на рассвете 21 августа, генерал штаба полковник Казбегоров на своей машине вместе с комендантом штаба подполковником Шрамом попадает и под Ригу, в штабы 4-й и 5-й Сибирских стрелковых дивизий, и в самый город Ригу, проверить, так сказать, ход эвакуации и передать в дивизии новые тактические задания. По Псковскому шоссе, на участке станция Роденпойс – озеро Югла, им навстречу из Риги кое-где еще двигались большими и малыми группами войсковые обозы и артиллерийские парки; по бокам дороги виднелись многие свежие могилки с новыми, на скорую руку сделанными крестами; много лошадиных трупов, а недалеко от них – разбитые и помятые военные повозки и двуколки: ясно видна была работа германских аэропланов в течение дня 20 августа, успешно преследовавших двигавшуюся массу в этой лесной части, сбрасывая на нее бомбы. Дальше, в самом городе – улицы, в особенности Мариинская и Старого города, носят следы опустошения и разрушения торговых помещений: разложенная солдатская тыловая масса и здесь показала результат «именно воспитания и уговаривания» их того времени большевистскими комитетами, созданными и введенными в армиях на фронтах согласно положению, выработанному военной комиссией генерала Поливанова[26]26
  Поливанов Алексей Андреевич (1855–1920) – генерал от инфантерии. В 1915–1916 годах – военный министр.


[Закрыть], по указанию военного министра Временного правительства (Рижское обозрение, 1917 г. 9/1II, № 7), признавшая «допустимым, в известной мере, самоуправление солдат в ротах, полках, штабах и управлениях армий»… Но вот и последние поредевшие ряды отступают по приказу, и доблестные стрелки 17-го Сибирского стрелкового полка (5-й Сибирской стрелковой дивизии), 2-го Сибирского армейского корпуса арьергард полковника Бангерского. Время показывает уже 9:30 утра. Прочие же полки дивизии и артиллерия ее проследовали вперед раньше. 17-й Сибирский стрелковый полк последним прошел спокойно по Мариинской улице и в конце ее, за городом, остановился на привал. Уже перевалило за 10, и вдруг… страшный взрыв, в 10 часов 20 минут, взрыв потрясающей силы, а затем другой, третий, и ни одно стекло в окнах домов города Риги, казалось, не уцелело: мосты железнодорожные, оба одновременно, а затем деревянный левее города против Дрейлинбуша и понтон в городе взорваны. Руководитель – командир арьергарда полковник Бангерский[27]27
  Бангерский Рудольф Бангерович (1878–1959) – генерал-майор, министр обороны Латвии (1926–1928). Участвовал в создании латышских стрелковых полков; командир 1-го латышского стрелкового батальона, исполнял должность начальника штаба Сводной латышской стрелковой дивизии в составе 6-го Сибирского армейского корпуса 12-й армии в 1916–1917 годах. Командир 17-го Сибирского стрелкового полка 5-й Сибирской стрелковой дивизии 2-го Сибирского армейского корпуса (февраль 1917– март 1918).


[Закрыть]. Офицеры у мостов, военные железнодорожники-путейцы, легким движением рук за рукоятки маленьких машинок, и колоссальной крепости железные мосты, некоторые их пролеты, полетели в воду, будучи заранее подготовленными к тому.

2-го Сибирского армейского корпуса арьергард, 17-й Сибирский стрелковый полк, водимый своим командиром полковником Бангерским, с военной предосторожностью направился дальше только в 15 часов дня, сначала по грунтовым дорогам, а затем свернул вправо и обошел южнее озеро Югла; далее, с наступлением темноты, так как было очень пасмурно, около часу ночи прошел тихо по лесистой местности до станции Роденпойс, а утром 22 августа там же вышел на открытое шоссе и только к вечеру того же дня присоединился к корпусу в районе Зегевольд. Не считая маленьких стычек этого арьергарда и его дозоров с противником, полк полковника Бангерского, силою в 4 батальона, все же легко прошел ночью от южной части озера Югла до станции Роденпойс по территории, занятой уже противником, а дальше – до станции Зегевольд, вдоль неприятельского фронта, чем еще раз доказал на деле, насколько была сильна противника пехота, «разгромившая» части русских дивизии 43-го корпуса утром 19 августа у Икскюля, перебравшись там через реку Двину только к ночи, т. е. с наступлением темноты вечером 19 августа, и насколько была ошибочна тактика – оставив Ригу почти без боя, поддавшись влиянию армейских комитетов, так наглядно «игравших» многими сотнями тысяч жизней своих же солдат, погубить народную власть, лучший личный состав армии и отдать большую свободную страну в руки крайне левой диктатуры.

И как только арьергардные части стали проходить по улицам города, в 10–12 часов дня, начались взрывы и пожары в окрестностях: уничтожаются остатки невывезенного продовольствия, обмундирования, снаряжения и вооружения; артиллерийские снаряды, ружейные патроны и ручные гранаты – сбрасываются в реку Двину в районе портов, пылают в огне большие корпуса фабрик и заводов и складочные сараи Товарной и других станций Риги. Горят понтонный и деревянные мосты через реку Двину. Все уничтожается. Все, что веками наживалось, экономилось и совершенствовалось, предается огню и разорению, лишь бы только не оставить противнику годным и способным использовать против самих же его хозяев.

Улицы города пусты. Оставшиеся на местах жители попрятались, как от наступающей чумы, и только изредка, правда, появлялись в окнах смельчаки, приветствуя отступающих последними стрелков ряды.

Поспел полковник Казбегоров осмотреть поверхностно и город, военные складочные места, железнодорожный узел и заглянуть в конце концов на свою квартиру, которую нашел в порядке: все сложено, уложено заботливой рукой Людмилы Рихардовны, как и многими жителями квартир дома, выехавшими будто бы на короткое время, передав ключи дворнику старику Оскару.

– Все уехали, – поторопился доложить старик Оскар в вежливой форме, – старики вперед 19-го вечером, а барыня – вчера утром; со сборным поездом, в сопровождении какого-то господина… – и старик сильно закашлял.

– Хорошо, Оскар! Оставайтесь здесь хозяином и над моим имуществом. Вот вам пятьсот рублей авансом за квартиру и на чай… – ответил полковник Казбегоров и передал деньги, как бы поддаваясь общему настроению – «авось город сдается неприятелю только лишь на короткое время».

– А надолго, барин, уезжаете?.. – в недоумении спросил Оскар.

– Война, Оскар! Никто про то не знает, а живы будем, увидимся… – ласково ответил полковник и, обняв старика, поцеловал.

Старик Оскар прослезился и стал молиться Богу на латышском языке. А затем крикнул вслед полковнику, когда тот сидел уже у руля машины и дал ей холостой ход:

– Mijais barins! Dievs palldz tevim!.. Laimigu ceju! Dievs dos redzesimies…

Он еще что-то говорил, но машина сильно трещала работающим мотором, и полковник Казбегоров не мог разобрать ни слова. Он только видел старика Оскара, стоявшего на тротуаре у подъезда со слезами на глазах, с движущимися губами и с обнаженной головой, держа в руках фуражку.

Полковник также снял фуражку с головы и положил ее около себя, сбоку; а затем, поклонившись головой в сторону старика, повернул круто руль, и машина тронулась в путь мимо моря огня и дыма горевших построек и больших складочных мест на обширной площади центральной станции Рига-Товарная.

– Газу, газу, газу!.. – твердил полковник Казбегоров подполковнику Шраму, сидевшему сбоку.

Пролетали станцию Товарная, Выгонная дамба, Проводник, Красная Двина, Мангали, мост через реку и последние стрелки – отступают цепи арьергарда 6-го Сибирского армейского корпуса. Полковник Казбегоров остановил машину только на другой стороне реки и приступил к осмотру ее и охлаждению мотора, а подполковник Шрам тем временем приготовлял закуску, захваченную из Риги. Время быстро шло, и перевалило уже далеко за полдень.

Но в это время послышались новые, более сильные взрывы, а затем взрывы один за другим потрясающей силы. Форты Усть-Двинской крепости и тяжелые их орудия, которых нельзя было вывезти на баржах через реку Двину, также взорваны на воздух русскими морскими саперами (1917 г. 21 августа старого стиля в 15:30–16:00); а крепостной гарнизон, в виде отдельного отряда, выступил в поход по побережью Рижского залива в направлении Взцаки – Царниково. Генерального штаба полковник Казбегоров снял фуражку и молча перекрестился, а подполковник Шрам тем временем поторопился вытереть себе глаза; каждый из них по-своему переживал в душе тяжелую драму: «уничтожается, мол, все, не использовав его для защиты», – думали они, стоя неподвижно на своих местах. Когда же взрывы немного затихли, по счету их было – больших 12, а малых – бесконечное множество, тогда только лишь они пригласили к себе трех офицеров передового охранения вдоль реки Аа Лифляндская, и все впятером закусили и выпили «за здоровье своего же народа, временно оставшегося в городе Риге, в руках противника». Было около 4 часов вечера. Эта военная семья из 5 человек, по своему социально-общественному положению была различна, поэтому-то и разговор их на тему о сдаче Риги почти без боя и об уничтожении Усть-Двинской крепости почти что не клеился. Один лишь полковник Казбегоров твердо и откровенно высказался о падении психологии народа, о его пессимизме и безразличности к будущей судьбе великой и богатой свободной родины своей: «На Северном фронте погибла Российская империя, гибнет здесь же и вся великая свободная ее страна от руки великого масона; но дух народа, народа многомиллионного, неуничтожаем; он жив и будет жить в мировом пространстве, пока не выйдет опять на сцену земной жизни в лице свободных великих граждан родины своей», – философски заключил он.

Только 22 августа к вечеру полковник Казбегоров и подполковник Шрам присоединились к своему штабу корпуса в районе Лигат, в усадьбе Палтмале, где и выслушал доклад Филиппа о выезде семейств из Риги; доклад был аналогичен с заявлением старика Оскара, и полковник успокоился.

Общими силами корпуса, с присоединением 4-й и 5-й Сибирских стрелковых дивизий, натиск противника 23 августа остановлен на линии Зегевольд. В течение 3–5 дней германское командование все еще пыталось продвинуться вперед, но безрезультатно. Спайка сибирских и латышских стрелков была еще солидная, и еще в руках опытных начальников-офицеров.

Подводя итоги операции 19–26 августа, командир корпуса генерал Новицкий неоднократно выказывал свою личную похвалу и восхищение геройскими подвигах и сверхчеловеческой выносливости в боях латышских стрелков. Высоко ценя их заслуги, генерал Новицкий 25 августа лично приказал пишущему настоящие строчки: немедленно сделать представление в штаб 12-й армии о снабжении стрелков всех латышских частей 1-й и 2-й Латышских стрелковых бригад обмундированием и обувью вне процентной нормы, ввиду сильной обношенности их в боях и геройских подвигов. И когда это было уже сделано, ведавший распределением полковник В…ль секретное об этом распоряжение генерала Новицкого передал своему «большевистскому комитету», а тот – в комитет штаба 12-й армии Нахимсону и Данишевскому[28]28
  Данишевский Карл Юлий Христианович (1884–1939) – член РСДРП с 1900 года. С мая 1917 года находился на Северном фронте. В 1918–1919 годах – заместитель председателя правительства Латвийской ССР.


[Закрыть], «историческим купцам». Поднялся политический скандал: «большими преступниками» оказались генерал Новицкий и пишущий эти строчки. Дело передано в штаб Северного фронта. И только там, разбирая отчет об операциях под Ригой и против Икскюля, по личному объяснению генерала Новицкого, дело приняло другой оборот, виновником оказался полковник В….ль, который и был предан суду и отчислен от должности в резерв, в центр страны, за дискредитирование высшего военного начальника во время боев; таким образом, положение Латышских стрелков и их вне процентной нормы снабжение было утверждено.

Новый район фронта, новые позиции на Венденских укрепленных высотах, для 2-го Сибирского армейского корпуса генерала Новицкого знаменателен был тем, что боевой состав корпуса был не велик – 4-я и 5-я Сибирские дивизии, с дивизионной и корпусной артиллерией, технические части, 1-й и 2-й Латышской стрелковой бригады, корпусная кавалерия – 2-го полка (Уланский и Донской казачий), другие вспомогательные части, но по составу едоков корпус доведен был до состава хорошей армии: около 230 тысяч человек и до 56 000 лошадей. Эта масса – остатки 43-го корпуса, 109, 110, 111 и 112-й пехотных дивизий с артиллерией на бумаге, ибо она почти вся где-то потеряна, незначительные остатки 186-й и 185-й пехотных дивизий, бог весть какими путями попавшие, некоторые отдельные пехотные и конные части 33-й и 44-й пехотной дивизии соседнего 45-го корпуса, – начала постепенно группироваться и, так сказать, давать сведения о своем существовании в тылу и в районе 2-го Сибирского армейского корпуса только на третий-пятый день боев, будучи официально переданной в подчинение генералу Новицкому еще вечером 19 августа. Морально разложенная и психологически разбитая эта масса, как видно, начала было выздоравливать от большевистского угара «свобода на фронте» и от агитационной их работы, разрешенной им высшими «правителями» и «руководителями», в то время как генерала Скалона[29]29
  Скалон Владимир Евстафьевич (1872–1917) – русский генерал. Во время Первой мировой войны – генерал для делопроизводства и поручений управления генерал-квартирмейстера при Верховном главнокомандующем. Совершил самоубийство во время мирных переговоров в Брест-Литовске в 1917 году.


[Закрыть], конечно, поспешили предать суду все под давлением тех же армейских комитетов, сваливавших свою преступную работу на других. Пока делали расследование о работе генерала Скалона, созывали суд и судили, собранные остатки войсковых частей и дивизии 43-й и 45-й армейских корпусов в составе 2-го Сибирского армейского корпуса генерала Новицкого приведены в порядок и вполне были уже готовы к боевой работе. Но вот суд не нашел состава преступления в работе генерала Скалона и он, понятно, был оправдан. Это послужило новым сигналом для «товарищеских руководителей»: разложение армии усилилось. На фронте полное бездействие. В тылу разложили Кавказскую туземную дивизию генерала Багратиона[30]30
  Багратион Дмитрий Петрович (1863–1919) – генерал – лейтенант. С 1914 по 1917 год командовал 1-й бригадой Кавказской туземной конной дивизии. С августа 1917 года – командир Кавказского туземного конного корпуса. В РККА в 1919 году являлся начальником Высшей кавалеристской школы.


[Закрыть] и Кавалерийский корпус генерала Крымова[31]31
  Крымов Александр Михайлович (1871–1917) – генерал, участник Корниловского выступления в августе 1917 года.


[Закрыть], двигавшиеся на Петроград для уничтожения «крамолы» в виде «Центрального нелегального совета разных депутатов» в Смольном и большого столичного гарнизона, покрасневшего от безделья, но заручившегося еще 2 марта на это безделье от Временного правительства. В результате все привело к началу октября, лишний раз доказав преступную работу Временного правительства господина Керенского и агентов от Центрального нелегального совета на фронте Сиверса, поспевшего куда-то скрыться к 19 августа, Нахимсона, Данишевского, а в тылу – Брега, Дожи, Капу, Хачивили, Иоффе, Опала, Мучинского и других лиц, поистине странными «русскими» фамилиями в судьбе великой свободной Российской страны. А где же были великие российские народные патриоты из временного комитета Государственной думы? С надежными, громкими фамилиями времен бескровной революции и власти начала марта и высокие вожди, спросит читатель. Они были тут же; некоторые из них спокойно и самонадеянно смотрели на разыгрывающуюся драму, а многие же даже заискивали у власть имущих расположения к себе и повышения по службе, охали по временам, куда-то писали и опять молчали, пока рука великого масона, вершителя судеб народов, приближалась и к ним, а затем к концу октября разбежались; и в свою очередь взялись за оружие, но было уже поздно… Масонский мистицизм глубоко пустил корни своего учения к разложению широких масс и армий; они оказались в большинстве – морально больные и без реальных идей к жизни; пессимизм вихрем захватил их в свое течение, создав из них шайки грабителей.