Текст книги "Операция «Прикрытие»"

Автор книги: Степан Кулик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

Глава четвертая

Командир 54-го штрафбата майор Дегтяренко, невысокий крепыш с красными, воспаленными глазами, внимательно изучив документы Корнеева, понимающе кивнул.

– Чайку с дороги или чего покрепче?

– Можно и покрепче… – не стал отказываться Корнеев.

Предвечерняя поездка на мотоцикле в одном кителе, несмотря на выданное в госпитале раньше сезона теплое белье, не доставила разведчику особого удовольствия. Дни, последнюю неделю, стоят хоть и довольно теплые, а все-таки не июль-август…

– Кстати, если предложишь пожевать, тоже не откажусь.

– Сейчас все организуем, а пока… – комбат достал из тумбочки початую бутылку армянского коньяка, щедро плеснул в две алюминиевые кружки и вышел из-за стола. – Ну за победу!

Офицеры со стуком сдвинули посуду и залпом выпили.

– И чем же мои люди заинтересовали «Смерш»? Насколько я понимаю, тут в основном трусы, нарушители воинской дисциплины и разгильдяи. Предателей или шпионов особисты сразу в расход пускают. И вдруг – Главное управление контрразведки?

– Задание у меня, комбат, не шутейное, так что ходить вокруг да около некогда. Спрашиваю в лоб – у тебя есть люди, которым гораздо важнее умереть… правильно, чем дожить до победы?

– Ну ты и спросил, – мотнул головой Дегтяренко. – Вообще-то они все здесь вину кровью искупают. После каждого боя… на половину состава либо представление пишу, либо похоронку…

– Да знаю я, – досадливо отмахнулся разведчик. – Знаю… Не первый день на фронте. Но даже в самой страшной атаке шанс выжить и уйти по ранению остается у каждого…

– Вот как? – комбат внимательно посмотрел на Корнеева. – Тогда ты не по адресу.

– Не понял тебя, майор? – Корнеев прищурил глаза, выискивая на лице собеседника неодобрение или нечто похожее. Вообще-то армейские офицеры, мягко говоря, частенько недолюбливали особистов. На войне всякое случается, в том числе и невыполнение приказа по независящим от солдат причинам. И тут уж как отрапортовать. Можно срыв боевого задания представить роковой случайностью, стечением непредвиденных обстоятельств, а можно и вражеский умысел в действиях командира обнаружить. Результат понятен. Но чтоб подобное отношение было у командира штрафбата?

– Да не ершись ты… майор. Ишь вспетушился! Думаешь, упрекаю за то, что смертников ищешь? Брось!.. Не маленькие дети. Тут другое. Просто я на батальоне всего ничего. Прежний комбат погиб шесть дней назад. И мой начштаба тоже всего две недели как вступил в должность. Дела полистали, конечно, но ведь бумага и человек не одно и то же, верно? Я и рад бы помочь, но ситуацией не владею… Впрочем… Гм, за Хохлом послать, что ли… – неожиданно оживился Дегтяренко. – Эй, кто там! – рявкнул громче.

На его зов в дверях показалась голова вестового.

– Каптенармуса Хохлова из второй позови, боец, – велел комбат.

Солдат совсем не по уставу кивнул и скрылся с глаз.

– Сержант Хохлов у нас старожил… – объяснил свои действия Дегтяренко. – Он-то уж точно все и обо всех знает.

– Что, такой везучий? – среагировал на «старожила» Корнеев.

– Это с какого боку посмотреть… – пожал плечами Дегтяренко. – Я думаю, чем такое везение, лучше быстрое ранение… Один бой, одна атака – и… уплачено. А потом – пока отлежался в госпитале, подоспело и восстановление в звании, и все такое прочее. А то отбегаешь целехоньким полные девяносто дней, а на девяносто первый, пока рапорт рассмотрят и подпишут, – на пулю нарвешься и ага…

– Тоже верно.

– Р-разрешите в-войти?

В дверях образовалась нескладная личность в солдатской пилотке и линялой гимнастерке размера на три больше необходимого, хоть рукава закатывай. Полноту картины завершали нелепые докторские очочки, висевшие на самом кончике толстого, мясистого носа.

– Разрешаю…

Одновременно с этими словами комбат встал с табурета. Одернул гимнастерку, надел фуражку и махнул рукой.

– Садись сюда, майор. Мой кабинет в твоем распоряжении. Работай. А я, если не возражаешь, присутствовать не буду, пойду. Толку из меня чуть, а в батальоне дел – за гланды. Заодно распоряжусь насчет ужина. Ну а ты, Сергей Фомич, помоги человеку. У майора из «Смерша» к тебе вопросы есть. И не виляй, отвечай как на духу. Сам знаешь, проверю потом…

– Отч-чего же не п-помочь х-хорошему ч-человеку, – сговорчиво кивнул тот и чуть развязно прибавил: – Н-небось, гражданин майор, не огород вскопать з-зовет…

– Присаживайся, сержант, – не поддержал предложенного шутейного тона Корнеев. – Когда узнаешь, что мне требуется – охота балагурить пропадет.

Комбат коротко кивнул и вышел. Тем временем Хохлов осмотрелся и занял ближайшую к выходу табуретку. Потом поправил очки и выжидающе уставился на майора. Его лицо больше не улыбалось.

Корнеев немного подумал, еще раз оценил гражданский облик штрафника и решил вести разговор в более привычном для него ключе.

– Я уже говорил комбату, а теперь повторю для вас. Мне нужны люди, для которых умереть героически важнее, чем остаться в живых. Есть у тебя, Сергей Фомич, на примете такие бойцы?

– В-в штрафбате, как в Ноевом к-ковчеге – всякой твари п-по паре, – неопределенно пожал плечами тот. – Одним с-словом, гражданин майор, я так понимаю, что вам н-нужны добровольцы в с-смертники? В-верно? Тогда объясните: а какой р-резон хлопцам ш-шило на м-мыло менять? Тут каждый с-свою п-пулю ждет. И п-просит об одном: чтоб не насмерть.

– Не совсем… – остановил Хохлова Корнеев. – С голой грудью на амбразуру или с гранатой под танк бросаться не придется. Не сорок первый, воевать научились… Наоборот, я очень надеюсь, что все мы уцелеем… Но для этого мне как раз и нужны люди, которым умирать не страшно, которым – смерть во благо. Старуха капризна и порою обходит именно тех, которые перед ней не кланяются.

– Мы?! – с ударением переспросил сержант, вычленив из слов офицера самое важное.

– Да… – подтвердил Корнеев. – Я тоже пойду с ними. Надеюсь, Сергей Фомич, ты не собираешься спрашивать: куда?

– 3-зачем с-спрашивать, – пожал плечами тот, но под безразмерной гимнастеркой это было почти незаметно. – У нас у всех одно н-направление – н-на Берлин. Так, д-дайте п-подумать… И м-много н-народу надо?

– Шестеро. Но я не каждого возьму. Так что с десяток добровольцев будет в сам раз…

– К-Купченко В-Василий, это раз. Д-даже не сомневайтесь. Б-бывший старлей. Б-боксер. Чемпион округа в п-полутяже. Дома жена и дите м-малое. Без пособия семьям военнослужащих туго п-приходится… Да и отношение у властей, с-сам п-понимаешь, тоже с-соответственное… Муж – враг, она оставалась на ок-купированной т-территории. Он родом из Харькова…

– А сюда за что попал?

– Орден «Красного Знамени» ему в феврале д-дали. И к нему пять суток отпуска. А н-на третий день он в-в драку ввязался. Какие-то пацаны к его соседке прямо в парадном п-пристали. Ограбить хотели, или что иное. А у Василия удар б-будь здоров. Да и злость ф-фронтовая. М-маленько не рассчитал. Одного – н-насмерть пришиб, двое – в больнице. И все бы ничего, но у одного у-уродца отец оказался из… особо з-заслуженных…

– Понятно. Но вряд ли он мне подойдет. Ребенок, любимая жена… Ему непременно уцелеть надо.

– Т-так-то оно так, – потер скуластый подбородок сержант, потом снял очки, подышал на них, вытер о гимнастерку и вновь нацепил.

– Но ты же с-сам, майор, сказал: что н-нужны такие, к-которые б и смерти не боялись и в-выжить хотели. Не с-сомневайся… Вася К-Купченко пулям не кланялся, сам видел. Но и п-по минному п-полю д-дуриком не пер. Зато, если п-после выполнения т-твоего задания ему и звездочка, и еще одна награда упадет, то он п-после войны того… заслуженного п-под лавку загонит. А не судьба, так ж-жену г-героя обидеть побоятся. В-верно к-кумекаю?

– Согласен, – вынужден был признать правоту ротного каптенармуса Корнеев. – Годится. Кто второй?

– В-второй? Т-ты не сомневайся, майор, если В-Василий тебе подходит, т-то я вот т-таких же еще десяток к-кликну, а д-дальше уж ты сам с-смотри. Ч-чего попусту языком м-молоть. Как говорится: л-лучше один раз у-у…

– И опять ты прав, Фомич, – согласился Корнеев. – Давай, сержант, собирай своих протеже. По душам после говорить будем…

– Да, ч-чуть не забыл. Вчера к нам разведчика п-прислали. Кажись, к-капитан… Этот уж т-точно по твоей ч-части будет. И в-во второй старший л-лейтенант имеется. Из п-полковой…

– Зови всех, сержант. Поглядим… Кстати, не обижайся, сам ты из каких родов войск сюда загремел?

– Н-не обижаюсь. Я – в-военврач, хирург…

– Аборт, что ли, чьей-то ППЖ делал? – припомнил самую «ходовую» статью нарушений для фронтовых медиков Корнеев.

– Н-не угадал, м-майор. Г-генерала я зарезал… – как-то ссутулился тот, зябко поведя плечами.

– Иди ты, – не поверил Корнеев. – В самом деле?

– Д-да, – кивнул сержант. – Из-за самонадеянности. Двен-надцатая операция з-за день. Мне бы п-полчасика отдохнуть, в-воздухом подышать. А я на нашатырь п-понадеялся. Г-глупо вышло! С-сам-то л-ладно, а жизнь человеческую п-почем зря з-загубил. Так-то вот…

* * *

Выстроившиеся у командного блиндажа добровольцы, отобранные сержантом Хохловым, и в самом деле походили друг на друга, как братья. В меру рослые, широкоплечие, а отличную офицерскую выправку и спортивное телосложение не портило даже не подогнанное по фигуре, мешковатое солдатское обмундирование. Но на все это Корнеев обратил внимание гораздо позже. Сейчас он смотрел только на стоявшего в конце шеренги штрафника и не верил собственным глазам.

– Андрей?! – спросил неуверенно. – Малышев, ты?

– Так точно, гражданин кап… виноват, майор.

– Да иди ты в жопу со своими извинениями… – Корнеев шагнул ближе и сграбастал в объятия бывшего заместителя. – Здорово, братуха. Что за бредятина? Ты-то каким макаром здесь очутился?

– Виноват, гражданин майор. Оступился. Теперь вот искупаю кровью. Родина оказала мне доверие…

Малышев не ответил на объятия друга и даже как-то чуток отстранился.

– Слышишь, Андрюха, ты чего, особо умным хочешь казаться? – нахмурился Корнеев. – Или тебя еще разок в задницу послать? А могу и куда подальше…

Льдинки в глазах Малышева немного растаяли, и лишнюю влагу пришлось удалить резким поворотом головы. Аж позвонки хрустнули.

– Товарищи офицеры, – не по-уставному обратился Корнеев к остальным штрафникам, продолжая удерживать Малышева в объятиях. – Обождите чуток. Вот неожиданно своего боевого друга встретил. Поговорить нам надо. Вольно, можно курить…

Потом схватил бывшего заместителя за рукав и оттащил на пару шагов в сторону.

– Ну Андрюха, рассказывай, что случилось?! Меня ж всего десять дней не было… Уму непостижимо!

– А тебя разве еще не проинформировали? – немного удивился Малышев. – Должны были.

– Я что, по-твоему, спектакль разыгрываю? – вызверился Корнеев. – Андрей, лучше не зли меня. Дам в морду!

– Не имеешь права, гражданин майор… – штрафник оттаял еще немного, но только самую малость. И голос, и взгляд весельчака Андрюхи Малышева казался безжизненным и пустым. – Расстрелять, это сколько угодно – твоя власть, а бить штрафников – уставом запрещено…

– Да ты пойми, чудак человек, – ткнул его в бок кулаком Корнеев. Вроде не сильно, но чувствительно. – Я еще в расположении роты не был. Из госпиталя прямо к аналитикам. А от Стеклова – сюда. Ну же, не томи? Что произошло? Ведь должна быть причина, не тридцать седьмой…

– Маша погибла…

Слова прозвучали сухо, как пистолетный выстрел, и почти так же убийственно.

– Маша?.. Она же… Я ж ее в тыл… Нет, этого не может… – потерянно забормотал Корнеев. – О господи!.. Как это случилось?

– «Вервольф». Снайпер. Прямо в живот…

Малышев не говорил, а ронял слова. Тяжелые, как пудовые гири.

– С-сука! Он же не мог не видеть, что она беременна. Не понимаю… – пытался хоть что-то объяснить себе Корнеев. – Зачем снайперу обычный ефрейтор медслужбы?

– Она в моем кителе была.

Корнеев потер пальцами переносицу, как делал только в моменты наибольшего волнения.

– Дай закурить.

Андрей молча протянул товарищу мятую пачку дешевых сигарет и запоздало удивился:

– Ты же не куришь? Или решил отменить свой зарок?

– Что? – словно приходя в сознание, переспросил Корнеев.

– Я говорю, что ты раньше курил только за линией фронта…

– Да, верно… – майор неумело вернул уже вытащенную сигарету в полупустую пачку. Рука его заметно дрожала, и сигарета легла в обойму только с третьей попытки.

– Это ужасно, Андрей…

– Да, Николай, – это ужасно, – повторил Малышев, играя желваками. – Только не говори мне о войне… О том, что на ней гибнут, и что гибнут самые лучшие…

– Зачем, ты и сам все это знаешь. Не первый год воюешь… Но при чем здесь штрафбат?

– Я пленного застрелил, командир, – помутнел взглядом Малышев. – Понимаешь, как затмение нашло. Держу в руках ее тело… еще мягкое, теплое, – поднимаю глаза и вижу перед собой фрица… Немецкого офицера. Вот тут мне башню и снесло. Выхватил пистолет и всадил в него всю обойму. А потом еще и конвоиров помял чуток, когда те меня вязать кинулись…

– Что ж Веселовский не вступился? Ведь о тебе и Маше даже командиру фронта было известно. На свадебку не приходил, но поздравление с адъютантом передавал. Я же помню.

– Если б генерал не заступился, меня б уже давно шлепнули… – поморщился Малышев и сам потащил из пачки сигарету. Прикурил, пустил дым и только потом продолжил нехотя: – Немец какой-то слишком уж важный был. Его в Москву отправлять хотели. Мне особый отдел такую статью шил, что лучше самому застрелиться… – вздохнул Малышев.

– Да, брат… Твоего горя и врагу не пожелаешь. Я даже не знаю, что тебе и сказать. И любимую потерял, и дров наломал…

– А ничего и не говори, Коля. Маши не вернуть, а я уж как-нибудь вывернусь, если пуля не приголубит.

– Ну тут-то я тебя не брошу, в штрафбате, в смысле. Раз судьба так все повернула, не использовать ее злой подарок я не имею права. На кону, Андрей, жизни многих тысяч людей. А то и больше. Пойдешь со мной?

– Да хоть в ад…

– Остановимся пока на вражеском тылу…

Корнеев повернулся лицом к курившим штрафникам, делавшим вид, что к разговору не прислушиваются. Хохлов, заметив это движение, скомандовал:

– Группа, смирно! Гражданин майор…

– Отставить. Товарищи офицеры, прежде чем начать разговор о предстоящем задании, я хочу убедиться в вашей хорошей физической подготовке. Доходяги мне не нужны. Отжимайтесь, кто сколько хочет, но не менее двадцати раз. Задача ясна? Выполнять! Упор лежа принять! К тебе, Андрей, это не относится, – остановил Корнеев бывшего заместителя.

– Это почему еще?! – дернул щекой тот. – Никогда в любимчиках не ходил…

– Отставить пререкаться! При чем здесь блат? Я просто хорошо знаю твои возможности, Леший… – назвал он боевого товарища его обычным позывным. – А с новичками еще только предстоит познакомиться. Кроме того, ты же хочешь отомстить за Машу? Вот я и дам тебе эту возможность, даже ценой твоей жизни… Можешь не сомневаться. Обещаю!

– Спасибо, командир. Я больше не сорвусь, не подведу, веришь?

– Не верил бы, так и разговора бы этого не затевал.

Корнеев повернулся к штрафникам.

Все, кроме Хохлова, продолжали ритмично отжиматься. Бывшие офицеры и в самом деле находились в отличной физической форме. А так как сержант успел им шепнуть парочку слов о чрезвычайной важности задания и сопутствующие этому возможности, штрафники старались показать будущему командиру все, на что способны.

Сперва Корнеев подумал, что Хохлов вообще не отжимался, но взглянув пристальнее, заметил и сбитое дыхание, и более яркую красноту щек и носа сержанта. Стекла очков и те запотели.

– Выдохлись? – спросил участливо. – Оно и понятно. Доктора все больше за чужим здоровьем следят. А на свое обращают внимание, только когда очень уж прижмет.

– Никак нет, гражданин майор. Разрешите доложить, сержант Хохлов поставленную задачу выполнил.

– Не понял?

– Была поставлена задача: отжаться сколько кому хочется, но не менее двадцати раз. Двадцать раз я отжался, а больше – не имею желания. Прикажете продолжить?

– Зачем вам это, Хохлов? – не удержался от усмешки Корнеев. – Вы же военврач?.. Да и в штрафбате свое практически отбыли? Не сегодня-завтра комбат представление подаст, я сам слышал. За проявленную сообразительность хвалю, но и только. Нет и еще раз нет. Боец вы так себе, а хирург во вражеском тылу мне без надобности. Легкораненые своим ходом вернутся. Тяжелые – отход товарищам прикроют. Да и врачам вскоре работы прибавится. Фашисты теперь не просто оборону держать будут, они – жизни свои поганые защищать станут. А загнанная крыса самая опасная.

– Но…

– Все, сержант, возражения не принимаются, – отрезал Корнеев, пресекая на корню любые пререкания. – Вы свободны, товарищ доктор. Если хотите, могу походатайствовать перед комдивом о скорейшем пересмотре вашего дела. Хотя более чем уверен, что это произойдет само собой в самые ближайшие дни.

– Я…

– Благодарю за оказанную помощь, Сергей Фомич. Извините, сержант, но дальнейшая информация только для бойцов, отобранных для выполнения задания. Кругом! В расположение шагом марш!

И подождав, пока негодующий Хохлов отошел на некоторое расстояние, скомандовал остальным:

– Прекратить упражнение. Вольно… Что ж, товарищи, я вижу, вы все в отличной физической форме. Но вас восемь, а мне нужны только пятеро. Кто из вас служил в разведке?

Вперед шагнул белобрысый крепыш с усеянным веснушками лицом.

– Звание, фамилия, последняя должность?

– Старший лейтенант Гусев. Командир взвода полковой разведки.

– Сколько служишь?

– Призыв сорок третьего.

– Награды?

– Орден Красной Звезды и орден Красного Знамени. Медаль «За отвагу», медаль «За боевые заслуги».

– За что оказались в штрафбате?

– Невыполнение поставленного задания. Потеря личного состава.

– Здесь подробнее. И прошу учесть, что мы с капитаном Малышевым в разведке почти с начала войны. Фальшь учуем сразу.

– Да мне перед вами, гражданин майор, финтить ни к чему, не особисты… – пожал плечами Гусев. – Все предельно просто, глупо и обидно. Получил задание. Отправился с группой на передовую. А когда преодолевали нейтралку, немец неожиданно открыл шквальный минометный огонь. Заметил что-то или просто пристреливался, попробуй теперь угадай. Залпов пять сделал, но нам хватило. Бойцов моих всех насмерть уложили, а меня контузило. Как оклемался, пополз обратно. Что одному за линией фронта делать? А дальше – сами знаете. Особый отдел, трибунал и штрафбат.

– Понятно. А готовилось наступление, разбираться не стали. Потом и вовсе не до того стало. Так?

– Начальник разведки погиб при наступлении. А новый меня не знал и заступиться не смог.

– Бывает, – кивнул Корнеев. – Годишься. Становись рядом с Андреем. Звать-то тебя как?

– Иван.

– Позывной, небось, Гусь?

– Так точно.

– Да, с фантазией у начальства, как всегда, негусто. Вопрос к остальным: кто владеет приемами рукопашного боя? Шаг вперед.

Вперед шагнуло сразу пятеро.

Корнеев оглядел последнюю пару штрафников и развел руками.

– Извините, парни, не судьба. В нашем деле одной храбрости мало, надобно еще и умение. Надеюсь, свидимся еще… в Берлине. Кругом! В расположение шагом марш… – и прибавил, не слишком громко, но отчетливо: – Легкого вам ранения, парни.

Потом повернулся к оставшимся добровольцам.

– Ты и ты, – указал пальцем, начиная с правофлангового. – Учебный бой с капитаном Малышевым. Кто из вас Василий Купченко? Ты отработаешь спарринг с лейтенантом Гусевым. Вы двое – попробуйте завалить меня. Работаем в полную силу, но предельно аккуратно. Не стоит калечить друг друга, для этого фашист имеется. Ну разобрались. На все про все – три минуты. Время пошло…

Бросившихся в атаку офицеров-штрафников рукопашниками можно было назвать только с большой натяжкой. В общем, кое-какая подготовка в рамках военного училища просматривалась, но в таком запущенном состоянии, что наставники, глядя на них, прослезились бы…

Хотя вряд ли кто в училище предполагал, что им придется схлестнуться с немцами один на один, да еще и без оружия. Вот и готовили будущих взводных командиров через пень-колоду. Ну ничего. Учитывая физические особенности каждого, по одному убойному приему еще будет время поставить.

Корнеев быстро уложил обоих своих соперников. Лишь в самом начале схватки едва не пропустил резкий тычок в печень и удачно увернулся от удара подъемом стопы под ухо. Повезло, что штрафник, проведший эту серию, был либо слишком вял, либо хотел покрасоваться. Второго шанса Корнеев ему не предоставил.

Взглянул на хронометр: схватка заняла меньше двух минут. Довольно отметил, что и Малышев не слишком от него отстал. С Гусевым было хуже, но и лейтенант уложился в отведенное время. Не помогла Купченко даже подготовка боксера. Рукопашный бой не спорт, тут другие правила. Хотя, возможно, решающую роль сыграло как раз то обстоятельство, что чемпион-полутяж был ограничен запретом наносить сопернику жесткие, нокаутирующие удары.

– В целом достаточно хорошо, – подвел итог майор. – Конечно, можно и лучше, но так тоже годится. Школа видна, а боевого применения не было. Верно? – И дождавшись утвердительных кивков, продолжил: – А теперь самое главное. Я не знаю, что каждому из вас шепнул Хохлов, поэтому говорю прямо: пойдем в тыл врага. Шанс вернуться живыми ничтожно мал. Я бы даже сказал – исчезающе мал.

Небольшая шеренга не шелохнулась.

– Для непонятливых повторяю…

– Не стоит, командир… – перебил Корнеева Малышев. – Это ж не сосунки восторженные. Боевые офицеры. Не удивлюсь, если некоторые и званиями повыше нас с тобой были.

– Да, Андрей. Наверняка ты прав, – согласился Корнеев. – Но мне не нужны герои на час! И потому прошу всех еще раз подумать и принять взвешенное решение. После того как я объясню группе предстоящую задачу, отказ будет приравниваться к дезертирству. Я жду ровно три минуты.

Корнеев посмотрел на часы. Потом вынул из планшетки лист бумаги и стал писать рапорт на имя майора Дегтяренко. Все необходимые документы потом оформит канцелярия, но хоть что-то взамен отобранных бойцов комбату он должен был оставить.

И хоть, судя по лицам, у штрафников имелся целый список вопросов, Корнеев почти не сомневался, что отказников не будет. Впрочем, все верно. Эти люди выбрали свои награды и знали цену, которую предстояло заплатить. Все остальное значения не имело. Но момент второго принятия решения имеет важный психологический фактор. Как утверждает медицина, самоубийцы, если их остановить в последний момент, за редким исключением предпринимают вторую попытку покончить с собой. Вот Корнеев и пытался таким нехитрым способом заранее отсеять из группы контингент «смертников». Тех, кто хочет не победить, а красиво умереть.

Три минуты истекли.

– Что ж, смирно! Товарищи офицеры, поздравляю! С этой минуты вы все можете считать себя снова в строю.

Переждал короткое оживление и продолжил:

– Отставить эмоции. Я сейчас договорюсь с комбатом по поводу документов и транспорта. Капитан Малышев, принимайте группу под свое командование и везите к нам. Извините, товарищи, времени в обрез. Ближе знакомиться будем в ходе подготовки к операции.

– А ты к профессору? – уточнил Малышев.

– Зачем спрашиваешь… – пожал плечами Корнеев. – Как обычно. Все, если не успею к вечеру, утром увидимся. А то и ночью подниму. Да, попутно объясните вместе с Гусевым пополнению нашу специфику. Ну и… вообще, Андрей, первый раз замужем, что ли? Ценных указаний ждешь? Работай уже. Удачи, зам…

– Удачи, командир. И это… спасибо.

– Пошел в… сам знаешь куда.

– Знаю, – улыбнулся Малышев. – Поэтому и благодарю.

И офицеры быстро, словно стесняясь, крепко обнялись.