Текст книги "Операция «Прикрытие»"

Автор книги: Степан Кулик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

Глава тринадцатая

В любом лесу старшина Телегин ориентировался лучше, чем в незнакомом помещении или городе. Оно и понятно… Впервые Михаила Кузьмича, тогда еще Мишку, отец взял на охоту, когда хлопцу едва исполнилось шесть годков. Аккурат в одна тысяча восемьсот девяносто втором году. Цифры эти Мишка запомнил очень хорошо и, даже став усатым Кузьмичом, не позабыл первую в своей жизни и тогда единственную газету, по которой ссыльный поляк Тадеуш учил смышленого русского пацаненка читать и писать.

Конечно, здешнюю мешанину всевозможной растительности не сравнить с барственной чистотой кедровой тайги, но деревья и кусты, даже в самых густых дебрях, посреди самого страшного бурелома всегда подскажут человеку нужное направление, если тот понимает язык леса, умеет видеть и слышать. Если тот все еще ощущает себя частью природы.

Если б кто спросил у ротного старшины, почему тот вдруг остановился на полушаге, а потом, присев, стал осторожно шарить руками в траве впереди себя, он едва сумел бы объяснить, что именно его встревожило и предупредило об опасности.

Не столько вглядываясь в густую тьму, сколько прислушиваясь к собственным ощущениям, Телегин вдруг почувствовал какую-то неправильность в окружающем мире. Инстинктивно почуяв присутствие в лесу чего-то чужеродного, лишнего. Неживого… Не выросшего, а принесенного извне.

Глубоко и косо забитый в землю, толстый колышек, о который едва не запнулся старшина, был ответом на этот вопрос. Наверное, охотник, сроднившись душой с лесом, сумел распознать, почувствовать нечто мертвое среди живой растительности.

Ощупав траву в направлении, противоположном углу наклона, Кузьмич наткнулся пальцами на достаточно толстую веревку, почти канат!..

Слово «канат» плохо монтировалось со словом «чека». Даже если, вопреки любой логике, немцы все же соорудили несколько смертоносных ловушек, то для установки растяжек обычно используют тонкую стальную проволоку или бечевку. А канат больше подходит для палатки или… маскировочной сетки. Это опять-таки вызывало в уме целый ряд еще более интересных ассоциаций.

«Вопрос на засыпку для непутевого разведчика-второгодника. Что обычно принято маскировать на опушке леса, в непосредственной близости от странного „поля-огорода“, пахнущего авиационным бензином, совсем как полевой аэродром? Да в общем-то много чего… Начиная от склада боеприпасов и горючего, потом – всевозможного груза медикаментов, обмундирования, продуктов, перевозимых транспортной авиацией, аж до самих самолетов… И к этому стоит приглядеться внимательнее. Похоже, тут у них не простая заимка, а самое настоящее лежбище. Логово!..»

Но, сделав такой вывод, Кузьмич еще и выпрямиться толком не успел, как чуть дальше, метрах в десяти, впереди и где-то сверху, что-то сухо лязгнуло, как будто хлопнула форточка. И послышались четкие чужие голоса. И отличить немецкую речь от многих других Телегин смог сразу. Для этого опыта четырех лет войны разведчику вполне хватало.

Фашисты разговаривали не таясь, громко, уверенно и неспешно, даже посмеиваясь, считая, что подслушивать их здесь некому. В чем несильно ошибались.

Какой толк в том, что с такого расстояния Телегин мог разобрать каждый произносимый звук, если не понимал из сказанного ни одного слова. Ну не встречались во времена его учебы в Уссурийском крае немцы. Поляки – были, китайцы – захаживали, а обучиться немецкому языку не представилась возможность. И кроме необходимого для разведчика минимума, состоящего из «Хальт!» или «Хенде хох!», – весь разговор старшина воспринимал как сплошную тарабарщину.

Единственный плюс, который Кузьмич мог записать в актив – это то, что обнаружил немцев. А если охрану заброшенного лесного аэродрома несут фашистские части, значит – он для них по-прежнему важный объект, не пустышка.

Тем временем фрицы закончили импульсивное обсуждение, пробубнили по очереди что-то похожее на «Гутбабенд», – наверно, попрощались. А еще мгновение спустя пара сапог гулко простучала по твердому и, судя по звуку – металлическому настилу. Словно кто-то прошелся мостом или крышей. Потом – послышался шум прыжка, и один из немцев, негромко насвистывая что-то бравурное, удалился в направлении необследованных еще построек. Тогда как второй, что-то невнятно бормоча, пару раз чиркнул спичкой, добыл огонь и закурил.

Чуть пульсирующий, багрово-оранжевый светлячок возник в воздухе примерно на высоте трех метров и шагах в пятнадцати от Кузьмича, мгновенно превратив и без того густую ночную темень вокруг в совершенно непроглядный мрак.

Телегин досадливо поморщился и стал наблюдать за огоньком из-под прищуренных век. Пока старшина не понимал, что тут происходит. Сторожевая вышка посреди лесных зарослей? Но какой в ней смысл? Что происходит внизу, караульному не видно из-за сплетения ветвей, а за небом наблюдать с высокого дерева намного удобнее. Кроме «гнезда», ничего строить не надо, зато подняться можно значительно выше. При этом совершенно не нарушая маскировку.

Курил фриц недолго. Всего несколько глубоких затяжек, но не бросил окурок беззаботно наземь, а аккуратно затушил. Значит, соблюдал правила пожарной безопасности. Впрочем, как посмотреть. Если б действительно соблюдал, так и вовсе бы не закуривал. Потом опять послышался давнишний странный щелчок, будто закрыли форточку, и в лес вернулась прежняя тишина.

«Что ж вы, сучьи дети, тут стережете? Притом, что обычные караулы по периметру почему-то не выставлены…» – думал старшина, медленно, шаг за шагом, продвигаясь в сторону, указанную туго натянутым канатом.

Когда ты чего-то не понимаешь, жди любых сюрпризов, – гласит одна из заповедей разведчика, и потому Телегин не торопился, осторожно ощупывая пальцами каждый сантиметр почвы.

Ответ пришел гораздо раньше, чем старшина рассчитывал, и совершенно с неожиданной стороны. То есть не спереди, не сбоку, а – сверху. В какой-то миг Телегин поднял взгляд к небу и не увидел над головой звезд. Кузьмич в недоумении замер, а потом аккуратно потянулся к уплотнившейся тьме руками. Как Фома Неверующий… И, как тот же самый библейский герой, убедился, что зрение не обманывает его. Всего лишь в нескольких сантиметрах над головой кончиками пальцев старшина прикоснулся к хладу металла.

«Навес?.. – мелькнуло в голове Кузьмича. Но уже следующий шажок окончательно прояснил разведчику сущность находки. Перед лицом старшины Телегина возникла широкая лопасть пропеллера. – Самолет?.. Черт возьми! Это же самолет!»

Старшина постоял несколько мгновений неподвижно, додумывая при этом важную мысль и даже не опуская рук, чтоб не потерять контакт с крылом самолета. Словно опасался, как бы его находка не превратилась в мираж.

«Самолет. И судя по размеру, явно не истребитель. В таком случае говорливые фрицы наверху – это не часовые, а дежурящие в кабине летчики… Интересно узнать: чего или кого они в таком стартовом режиме дожидаются, что даже спят здесь посменно? Вот так-так… Похоже, дольше бродить мне нет резона. Надо возвращаться и доложить командиру… Пусть Малышев сам решает, что делать дальше? Это серьезная находка. Поэтому в любом случае с такими новостями группе и до утра подождать не грех. Не пустышку тянем… Торопиться не следует».

Еще осторожнее, чем несколько минут тому назад, он продвигался вперед, буквально превратившись в бесплотный дух – старшина Телегин стал отступать в глубь леса. Обнаруженный им «след» мог принадлежать крупной дичи, и опытный охотник-промысловик очень беспокоился, чтобы не спугнуть зверя с лежки преждевременно.

* * *

– Молодец, Лейла… – прошептал Корнеев, заботливо укутывая дрожащую не столько от холода, сколько от избытка волнения девушку в свою куртку и протягивая ей баклагу со спиртом. – Хлебни чуток… Вмиг согреешься.

Теперь, когда водный рубеж остался позади, можно было перевести дыхание. Одеться в сухое, глотнуть согревающего. Вода в реке хоть и не холодная, но все же не баня в Сандунах и не Черноморский курорт. А в совокупности с ночной прохладой и опасностью – свое сделала. Большинство разведчиков с трудом унимало дрожь в теле. А уж о девушке, принявшей на себя главный удар, и говорить нечего.

– Д-да я и н-не з-замерзла с-совсем… – выступала морзянку зубами по горлышку Лейла.

Сведенное судорогой горло девушки не пропускало алкоголь, хотя она совершенно не чувствовала крепости предложенного напитка. Младшего сержанта Мамедову лихорадило не столько от пережитой опасности, сколько от воспоминаний о ней. Те несколько минут, что девушка простояла на берегу реки, словно на рампе, вырванная из остального мира беспощадным светом прожекторов, один на один с врагами, словно входящий в клетку с хищниками дрессировщик, показались Лейле целыми часами. Она не боялась, нет!.. Там, на противоположном берегу, страха не было, он пришел только теперь. Страх, что в хитрость не поверят, и группа будет уничтожена! И этот ужас покидал сейчас ее застывшую, замерзшую душу с такой же острой болью, как холод выходит из прохваченного морозом тела.

– Ну все, все… – прижат ее к себе покрепче Корнеев. – Успокойся, Ляля. Теперь уже все позади. Благодаря твоей силе воли и выдержке, мы все на этой стороне… Прошли под самым носом у врага и без потерь. Младший сержант Мамедова, за проявленное мужество объявляю вам благодарность…

– Служу трудовому…

Девчонка запнулась на полуслове и, уткнувшись лицом в плечо майора, громко шмыгнула носом.

– Отставить сопли и рыдания, – погладил ее по спине Корнеев. – Группа, слушай меня! Выдвигаемся в направлении заводской пристани. Соблюдать предельную осторожность… В случае крайней необходимости – действовать ножами. Гусев – первый, остальные следуют в установленном ранее порядке! – потом чуть смягчил тон и прибавил более душевно: – Вперед, товарищи. Некогда засиживаться. У нас еще слишком много дел… А до рассвета не так уж и далече.

Жители Дубовиц спали крепким и спокойным сном.

Война еще не дотянулась до здешних мест, и пока никому не было дела до отголосков грозно громыхающей бури, которая неуклонно надвигалась с востока, но все-таки остановилась в нескольких десятках километров от их хозяйств. Даже бомбовозы обеих армий ни разу не вываливали свой смертоносный груз на городок, видимо, считая его слишком ничтожной целью. А потому настоящая гроза или ливень сейчас, когда хлеба созрели и поклонились колосьями к земле, казалась крестьянам куда большей бедой.

И если б не охранный батальон, занявший под казарму несколько домов, выселив из них прежних хозяев-евреев, да не гудящие, с каждым днем все чаще, в небе самолеты, – возможно, недоверчивые крестьяне еще и до сей поры сомневались бы в том, что кто-то где-то с кем-то воюет. Считая всё специально задуманной правительством хитростью, имеющей единственную цель: увеличить и без того большие налоги. Даже сторожевые псы и те, устав лаять на непомерно расплодившихся чужаков в форме, теперь обращали на солдат внимания не больше, чем на соседскую живность: пусть себе бродят по улице, лишь бы на подворье не лезли.

Десяток похоронок, четверо калек, вернувшихся с войны, и приходившие с фронта письма не смогли сколь-нибудь существенно повлиять на их мнение. Ведь во всем этом не было ничего необычного. Люди умирали всегда. Неосторожного человека беда поджидает даже на мягком ложе. Ну а уж написать можно все, что угодно – бумага стерпит. Увы, такова натура людская, и только переживший наводнение понимает, какой это ужас, и всегда готов потрудиться на строительстве дамбы. Даже если всем остальным его работа кажется бессмысленной тратой сил и времени…

Отведя группу от моста на более-менее безопасное расстояние, Корнеев приказал остановиться, укрывшись в дополнительной тени от какого-то палисадника. Здешний свечной заводик построили в километре от Дубовиц, вниз по течению. Пройти к нему можно было либо берегом, либо селом. Но протоптанная вдоль реки тропинка вела верхом по насыпи, а скрадываться рядом, практически на ощупь, не зная местности, пришлось бы до утра. И Корнеев решил идти открыто. Шансов наткнуться на вражеский патруль был гораздо меньше, чем риска, что кто-нибудь заметит странные силуэты на фоне посверкивающего звездами неба. К тому же, если караульная служба организована грамотным офицером, вдоль реки он тоже должен был выставить посты. Да и время поджимало все ощутимее. Выигранная ими фора таяла, как последний весенний снег.

Майор ни минуты не сомневался, что всего лишь через несколько часов, как только рассветет, по следу «Призрака» пойдут егеря и специально обученные антидиверсионные группы. Сюрприз, поджидающий фрицев в сторожевой башне, предупредит разведчиков и наверняка вызовет некоторую заминку в преследовании, но заодно и подтвердит, обнаружит их присутствие. Подскажет оберштурмбанфюреру Штейнглицу, что дичь попалась и капкан можно защелкивать. Поступить по-другому: не минировать башню, оставить тело товарища на поругание фрицам, не пытаться отомстить за его смерть, возможно, было логичнее, но неправильно. Не по-людски…

Поэтому разведгруппе надо поторопиться, чтобы к тому времени, как громыхнет, успеть и задание выполнить, и оказаться вне досягаемости смертельного кольца. Решение напрашивалось само.

– Маскировочные костюмы снять. Привести себя в надлежащий вид. Пойдем через деревню. Все, как с башней. Со встречными немцами в разговор не вступать. Радистку и Хохлова внутрь кольца… Если кто-то увидит, пусть сам строит предположения: кого и куда мы ведем? Двигаться уверенно, быстро, но без суеты. Напоминаю: огня не открывать ни при каких обстоятельствах. В случае боевого контакта работать только ножами. О готовности доложить через три минуты…

Корнеев все рассчитал верно. Небольшая группа эсэсовцев, во главе с офицером, конвоирующая гражданскую пару за пределы поселка, только при самом плохом раскладе могла кого-то удивить и насторожить. Но в данном случае судьба оказалась целиком на стороне разведчиков. Они не только удачно разминулись с армейским патрулем, но и ни один любопытный взгляд не проводил маленькую колонну из-за приподнятой занавески.

Выйдя на околицу мирно спящего селения достаточно далеко, чтоб их не было видно из окон крайних домов, но еще не слишком близко к объекту, так чтоб движение не заметила охрана заводика, майор опять остановил группу.

– Ну что, братцы биндюжники? Вон, впереди темнеет забор и крыша Объекта номер два. И нам до рассвета надо попасть внутрь, не поднимая тревоги. Какие у кого будут соображения?

– Может, с пристани зайдем? – неуверенно предложил Гусев. – По воде?

– Стал бы я фрицам представление у моста устраивать и рисковать жизнью Лейлы, если б мы могли здесь переправиться… – проворчал Корнеев. – Тут бы сразу и перешли реку вброд, безо всяких фокусов, – и объяснил понятнее: – На пристани постоянный караул. Я его еще сверху, от башни, заприметил.

– А если часовому тоже интересный фокус с девушкой показать? – как бы размышляя вслух, произнес Пивоваренко. – Если те, на мосту, нашу переправу проморгали, то здесь уж и подавно ничего не заметят…

– Я не хочу больше обнажаться перед фрицами! – насупилась радистка. – Второй раз я не выдержу.

– Никто и не говорит о раздевании, – успокоительно дотронулся до плеча девушки десантник. – Я вообразил себе погоню двоих солдат за селянкой, происходящую в поле зрения часового. Девушка убегает, немцы пытаются ее догнать, ругаются… Любой отвлечется. Главное – к посту не приближаться.

– Мысль, сама по себе вовсе не глупая, – кивнул Корнеев. – Но жизнь, Олег, не «мизер» в преферансе, повторения не любит. Обязательно какую-то подлянку подсунет. Чтобы не расслаблялись…

– К примеру? – не хотел отказываться от придуманной затеи Пивоваренко.

– Легко: шум хоть и небольшой, а поднять придется, верно? А как мы можем быть уверены, что кроме нужного нам часового, этот спектакль больше никто не захочет посмотреть? Ты знаешь график и маршруты передвижения остальных патрулей? А сколько человек в охране завода? Отделение? Больше? Где они сейчас? Вдруг скучают неподалеку? И в самый неподходящий момент вся эта толпа ринется на помощь?

– Я тут вот о чем подумал, командир… – почесал затылок старший лейтенант Гусев.

– Говори, не мнись…

– С одного боку, ты, безусловно, прав, а с другого – почему именно скрытно? У нас какая цель? Разузнать и доложить. Осталось всего два объекта проверить. До рассвета – часов шесть. Вполне выполнимо. В полночь снимаем часовых у завода, быстро осматриваем склад и, при необходимости продолжать поиск, выдвигаемся к монастырю. До того времени, как новая смена поднимет гарнизон в Дубовицах по тревоге, у нас часа два форы будет. Путь до святой обители займет не больше часа. Легко успеваем проверить и с полученным результатом выйти в эфир. Все – поставленная задача выполнена.

– Лихо, – вроде одобрительно кивнул Корнеев. – Прямо как кавалерийский наскок в гражданскую. Считаешь, что наглость – второе счастье диверсанта?

– Кто не рискует… – развел руками Гусев.

– Ваня, Ваня… Я так понимаю, что ничему тебя жизнь не научила. Да – задание мы выполним, а дальше? Как выбираться станем, если фрицы на нас со всех сторон насядут? Или тебе лично героически умереть не терпится? Тогда о товарищах подумай. Ты же офицер, привыкай о людях заботиться. А то так и будешь в одиночестве из рейдов возвращаться!

– Зачем ты так, майор? – обиделся тот. – Я же…

– Извини, Иван, – похлопал его по плечу Корнеев. – Это больно. Но для твоей же пользы стараюсь… Крепче запомнишь. Выполнение задания – самое важное и необходимое условие, но и вернуться живыми совсем не лишнее. И даже не из-за человеколюбия, а по тактическим соображениям. Чтоб предоставить в распоряжение командования отряд опытных разведчиков. Задание-то у штаба фронта не последнее. А с кем прикажешь воевать дальше, если каждый раз по группе в землю укладывать? То-то же… Еще во времена Суворова знали, что побеждают не числом, а умением. Поэтому приказываю думать… Всем думать! Время пошло.

* * *

– Кузьмич, это ты, что ли, там лазаешь? – окликнул старшину едва слышный шепот. – Двигай сюда.

– Я… – удивился Телегин, подходя ближе, и прибавил уважительно: – Ну у тебя, Степаныч, и слух. Лучше, чем у соболя.

– Зачем прислушиваться, если от тебя махоркой за версту несет, как от табачной фабрики. Ты ж по ветру шел…

– Ну да… – согласился старшина. – Чего мне от своих товарищей таиться?.. Но за намек спасибо, надо запомнить. Вдруг среди фашистов тоже какой-нибудь некурящий фриц попадется. Совсем я на войне охотничий навык подрастерял. И ведь курить только на фронте начал. М-да, обязательно надо бросать. А то, когда война закончится, все таежное зверье мне кукиш издали показывать станет. Как тогда план по пушнине выполнять?

– Это еще не страшно… – хмыкнул ефрейтор Семеняк. – Как-нибудь обойдется. Другое важно. Чтобы фронтовики в мирное время, прогуливаясь под ручку с барышней и выйдя на простреливаемое пространство, по привычке окапываться не начинали.

– Не знаю, как насчет окопчика, а при звуке авиационного мотора, думаю, многие долго еще на пузо плюхаться станут.

Оба тихонько и грустно рассмеялись, представив себе такую картину.

Грустно, потому что оба понимали, как покалечила, покорежила война человеческую психику. И все же смешно. Потому что происходить эти курьезы будут с теми, кто доживет до победы. Доживет!..

– А ты чего так быстро воротился? И часа не прошло… Или прав командир по поводу собак?

– Нет, тут другое. Я, кажется, нашел именно то, что мы искали. Андрей где?

– Рядом с остальными, – мотнул головой за спину Семеняк. – Только-только уснул. Может, не стоит будить? Пусть отдохнет чуток.

– Это не нам решать, Степаныч… Обязан доложить. А там пусть себе хоть и до утра дрыхнет…

– Ну чего разжужжались, шмели старые? – подошел к ним, позевывая, Малышев. – Забыли, что ночью шепот дальше обычного говора слышен? Докладывай, Кузьмич, раз все равно разбудили. Что интересного разведал?

– Судя по всему, летчик наш не ошибается, аэродром у них тут, командир. А вон в том направлении, на опушке, в кустах самолет спрятан.

– Точно?

– Врать не буду, целиком машину я не видел. А только крыло руками пощупал и в пропеллер, считай, собственным лбом упирался. Но вот что важно, командир: летчики в кабине посменно дежурят…

– Вот так даже? Интересно… Степаныч, буди летуна, – распорядился Малышев и, дождавшись, когда Колесников приблизится, произнес задумчиво: – Скажи, Серега, в каких случаях летчики несут дежурство прямо в кабине самолета?

– Когда объявлена готовность номер один. А что? – не вполне проснувшись, поежился от ночной прохлады тот. – Мы уже куда-то летим? Вы нашли в лесу ступу с метлой, брошенную Бабусей Ягусей при отступлении? Комплектацию проверили? Прутья из метлы никто не повыдергивал? Сбоить не будет? – Но так как шутки никто не поддержал, летчик оживился еще больше: – Вы серьезно? Тут что, и в самом деле самолет есть?! Какой тип?

– Старшина утверждает, что нашел. Кузьмич, опиши, что тебе конкретно разглядеть удалось?.. Может, капитан опознает тип?

– Да там сейчас такая темень: самого себя не видать. Могу только сказать, что кабина расположена довольно высоко, метрах в трех. Под крылом я свободно прошел, не вбирая голову, значит – до двух метров. Лопасть у пропеллера сантиметров семьдесят. Крыло на ощупь железное… Вот, собственно, и все…

– По этому описанию, скорее всего на Ю-52 похоже, – задумчиво произнес Колесников. – Легкий транспортник… Ну и правильно, для более тяжелых машин полевые условия менее пригодны. Истребитель или штурмовик еще сядет, а тяжелый бомбардировщик и капотировать может… А пропеллеров у него сколько? Два, три, четыре?

– Я не считал… Но не четыре точно. На крыле, которое я ощупал, только один мотор был.

– Жаль, что не видел, потому что если три, то это «тетушка Ю», вне всяких сомнений.

– Ну и каково твое мнение, капитан? Зачем фрицы прячут транспортник в лесу, всего в десятке километров от обозначенной нам цели?

Пилот пристально взглянул на довольно ухмыляющегося капитана Малышева, подумал немного и убежденно кивнул.

– Точно, командир. Все сходится… Мы, типа, обнаруживаем секретный склад. Вызываем по рации бомбовозы… А фрицы тем временем, под шумок, тихонько сваливают.

– На грузовиках сюда полчаса ходу. С учетом погрузки – час… Бомбардировщики еще и до линии фронта долететь не успеют. И когда прилетят бомбить, то отработают уже по пустому месту… – продолжил Малышев. – Хитро задумано. Наши будут уверены, что стратегическое сырье уничтожено, а фрицы преспокойно переправят его в безопасное место или – прямо на производство… Молодец Корнеев! Вовремя сообразил разделить отряд… Теперь дудки! Уважаемая публика: факир был пьян и фокус не удался…

– Угу, только я так понимаю, Андрей, – хмуро отозвался ефрейтор Семеняк, – что доклада о результате бомбометания, как предполагалось раньше, немцы ждать не планируют. И никакого запаса времени у наших ребят нет. А совсем наоборот. Чтоб обман не раскрылся, группу будут брать сразу. После первого выхода в эфир.

– Черт! – стукнул кулаком об кулак капитан Малышев. – Точно! Об этом я не подумал. Немцы ни за что не допустят, чтобы Корнеев увидел выезд грузовиков. Ведь тогда теряется смысл затеянной операции. Надо предупредить Николая… Эх, зря он запретил связь по рации. А ну как не успеет? Увязнет где-то. Уйдет слишком глубоко в тыл… Понадеявшись на запас времени… Что же делать?

– Командир, давай я схожу к Коле… – предложил Семеняк, так невзначай, словно предлагал сбегать за пивом в ближайший ларек. – Предупрежу о сменившихся обстоятельствах. А вы тут пока все неторопливо разглядите да встречу на надлежащем уровне приготовите. Как считаешь? Вряд ли теперь у вас есть более важная задача.

Малышев внимательно посмотрел на ефрейтора и, как всегда в минуты глубочайшего сосредоточения, с хрустом поскреб заросший дневной щетиной подбородок, потом подергал себя за кончик носа, потянулся к мочке уха, но решение уже было принято.

– Хорошо, Степаныч… Это разумно. Отправляйся. Шанс поспеть вовремя у тебя есть. Скидывай обмундирование, будешь плотником-поденщиком, который возвращается домой, в Дубовицы, с заработков. Скажем… – капитан поглядел на карту. – А, вот… Выспа… Странное название, болезненное… на оспу похоже… Ничего, зато запомнить проще.

– Это означает «остров» по-польски, – объяснил Телегин.

– Да? Польский знаешь? Молодец. Что-то этот остров далековато от моря забрался. Ну пусть… Нам без разницы. Значит – из Выспы. Гляди сюда, Степаныч, – капитан развернул планшет так, чтоб Семеняку было удобнее сориентироваться на местности. – Мы здесь… Обогнешь «Сторожку» и пойдешь прямо по дороге. Заодно по сторонам посмотришь. Может, еще что интересное заметишь? Если мы с вами выскочили за кольцо, то между нами и Корнеевым обязательно должны быть выставлены посты, заслоны. По моим расчетам, «Призрак-один» утром выйдет к монастырю. Его увидишь издали. Такое здание с другими постройками трудно спутать.

– Я крещеный и знаю, как выглядят монастыри.

– Что? – сбился с мысли Малышев. – А, ну да… Не бери в голову. А теперь самое важное: Игорь Степанович, ты Корнееву передай не мои выводы, а все то, что слышал во время обсуждения. Пусть командир сам принимает решение. А мы будем действовать согласно его приказу. Это понятно?

– Так точно, товарищ капитан.

– Тогда удачи, Степаныч. На все про все у тебя в запасе чуть больше трех часов, так что двигайся с оглядкой, не спеши – управишься. Здешний немец не чета тем, которые зверствовали вместе с полицаями на нашей земле, но – все же не дурак. А у тебя даже задрипанного аусвайса нет…

– Ничего, командир, Бог не выдаст – свинья не съест. Справлюсь… Кузьмич, где там у тебя лучковая пила была? Давай неси сюда… С одним только топором за поясом я на плотника не очень похож. Скорее, на партизана, ненароком приблудившегося из белорусских лесов.

А старшина Телегин уже и сам протягивал товарищу инструмент, вместе с кисетом.

– Держи. Наверно, ты прав: мне и в самом деле лучше бросать эту глупую привычку, – объяснил просто. – А тебе, Степаныч, пригодится… Точно говорю. По военному времени некурящий мужик вызывает подозрение. И еще положи в котомку буханку хлеба, шмат сала и кольцо домашней колбасы. Командир сказал, что ты с заработков возвращаешься. А где оплата?

– Спасибо, старшина, что напомнил. Действительно, сглупили мы, – хлопнул себя по лбу Малышев. – М-да, за какие пустяки можно головой заплатить…