Текст книги "Операция «Прикрытие»"
Автор книги: Степан Кулик
Жанр:
Боевая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)
– Нормально выглядишь, – успокоил его Басов. – А молодость не срамная болезнь, со временем сама проходит… Ладно, лейтенант, ты нас пока вперед пропусти и не отвлекай. Добро?
– Есть не отвлекать, – козырнул тот и отодвинулся, насколько позволяли размеры окопа.
– Товарищ майор, – официально обратился к Корнееву Басов. – Я не превышу свои полномочия, если сначала спрошу о количестве вашей группы?
– Двенадцать… А что?
– А вот, погляди сам… Видишь, озерцо слева блещет? Мелкое. Собственно, и не озерцо – так, раскисшее утиное болото. На карте точкой отмечено. Но эта грязь практически непроходима. И если б ты брал в поиск обычную группу из пяти-шести бойцов, лучше места для перехода линии фронта и не придумаешь. У немцев там охранения почти нет. Всего один пост, да и тот на сухом берегу, на приличном отдалении. За ночь мои орлы замостили бы вам тропку и… добро пожаловать к фрицам в гости. Но двенадцать это много. Без шума не обойдетесь. А накроют из пулемета, даже не дернетесь, так и поляжете гуськом…
– Согласен. Болото не годится. Да и бегать по немецкому тылу в мокром обмундировании это, Вадим, не совсем то, о чем я мечтал.
– Ясно, тогда отработаем резервный вариант. Гляди правее, майор. Первый ориентир – вон тот здоровый валун в двухстах метрах на десять часов. Я выведу группу прямо на него. Под прикрытием камня пройдете этот отрезок даже не пригибаясь.
– Вижу. Принято… – одобрил Николай.
– От него вправо пятьдесят пять метров, на два часа… Обрати внимание – бугристая поверхность. Это старая траншея. Отсюда ее толком не видно, но она прорыта почти перпендикулярно к передовой. По ней пройдете еще триста метров… Мои хлопцы ее вчера разминировали.
– Годится. Дальше.
– Дальше будет немного сложнее. Взгляни в трубу. Видишь группу сожженных немецких танков? Три «тигра» в ряд и «пантера» чуть сбоку?
– Вижу.
– Траншея не доходит до этого металлолома метров двести. Придется пробираться ползком… Зато от них до линии немецких проволочных заграждений меньше ста метров. Под прикрытием фашистского зверинца соберете группу и передохнете для последнего рывка. Проход открыт и разминирован строго напротив отдельно стоящей «пантеры». Там же и припрятали загодя парочку досок для преодоления речки.
– Не понял? – чуть недоуменно спросил Корнеев, внимательно осматривая зелено-бурую, как маскхалат, равнину. – Какой еще речки?
– Из того гиблого болотца, что мы забраковали, вытекает и аккурат поперек всей нейтралки журчит. Ее, в общем-то, и речушкой не назовешь, так себе – канава. Даже в самом широком месте всего на полтора-два шага будет, но берега глинистые. Скользкие, как намыленные… Если упадет кто, шуму поднимет столько, что проще вернуться, чем пережидать, пока немцы успокоятся.
– Принято. Дельное замечание. Спасибо, капитан.
– Когда будете выдвигаться?
– Смена караула у немцев в темное время, начиная с двадцати двух тридцати, производится каждые два часа. Мы пойдем так, чтобы проскользнуть их посты между десятой и пятнадцатой минутами любого парного часа. В здешних местах темнеет позже. – Корнеев замолчал, делая в уме прикидку. – Значит, в двадцать три. Но это мы еще уточним. Группа прибудет в расположение батальона Гусейнова в двадцать тридцать.
– А как с шумовыми эффектами? Будем фрица тревожить? Мои орлы в прошлую вылазку один интересный блиндаж неподалеку приметили. В полутора километрах правее места перехода. Очень он похож на склад боеприпасов. Если боги войны не промахнутся, вполне приличная кашица может завариться. А вы тем временем, под шумок, вглубь и проскользнете.
– Заманчиво, – задумался Корнеев. – И часто вы так здешнюю немчуру беспокоите?
– В общем, нет. С недельку уже даем фрицам успокоиться. С пулеметов постреливаем периодически, чтоб уж совсем гады не расслаблялись. Когда парочку мин забросим. А из орудий пока не палили. Верно, лейтенант?
– Так точно. Был приказ огня не открывать.
– Тогда и сегодня не лишайте их покоя… – решил Корнеев. – Для толкового контрразведчика незапланированный шум вернее красной ракеты сигнал подаст. Передовую легко проскочим, а в тылу – частям СС, жандармерии и войскам охраны тревогу объявят. Пусть себе спят спокойно. Авось, они именно этого отвлекающего маневра и ждут от нас? А мы – тихонько, на мягких лапках пойдем.
– Умно, – согласился Басов, с уважением поглядев на Николая. – Тогда у меня все, товарищ майор. Будут еще вопросы, уточнения, замечания?
– Нет, спасибо, капитан. Я увидел достаточно, – и, сменив тон, закончил: – Поехали обратно, Вадим. Буду готовиться к выходу.
* * *
В расположении разведывательно-диверсионной роты Корнеева поджидал сюрприз. В облике мешковатого каптенармуса второй роты штрафбата – сержанта Хохлова. Тот сидел на поставленном набок ящике, ковырялся в земле обломанной веткой и насвистывал какой-то затейливый мотивчик.
– Здравия ж-желаю, товарищ м-майор! Р-разрешите обратиться? – увидев Корнеева, медик изобразил попытку соответствовать уставу.
– Здоров, Сергей Фомич, – протянул руку для пожатия Корнеев. – Тебя каким ветром к нам надуло?
– А в-вот, – Хохлов протянул Корнееву аккуратно сложенный вчетверо, до размера спичечного коробка, страничку из походного блокнота. – П-приказано: лично в руки.
Корнеев развернул послание и увидел вверху листка выведенное бисерным почерком полковника Стеклова одно только слово: «Пригодится».
Полковник, как всегда, был предельно лаконичен, поскольку считал, что умный все поймет с полунамека, а глупцу – сколько ни объясняй, все без толку.
Видимо, Корнеев на какое-то время тоже перешел в разряд последних. Он прочитал послание еще раз, тщательно оглядел бумажку с обеих сторон и вопросительно взглянул на Хохлова. Тот глядел себе под ноги.
– Ну?
– Ч-что? – встрепенулся сержант.
– Где?
– Ч-что?
– То, о чем в письме сказано.
Хохлов пожал плечами.
– Н-ничего больше мне н-не поручали.
– Понятно, – с умным видом произнес Корнеев, которому как раз было совершенно ничего не понятно. – Давай начнем сначала.
– К-как п-прикажете.
– Ты как к полковнику Стеклову попал, Сергей Фомич?
– К М-михаилу Иванычу?
– К-к нему, – непонятно почему, Корнеев тоже начал заикаться. – Извини.
– Н-ничего. Т-так бывает, – кивнул Хохлов. – Особенности ч-человеческой п-психики. А к М-михаилу Иванычу меня к-комбат направил. Ч-часа через три, как вы уехали, вызвал, в-вручил пакет и отправил. П-путь неблизкий. Я т-только к утру добрался. Трижды останавливали. Д-документы проверяли. Н-не думал, что у нас т-так много п-патрулей.
Корнеев представил себе бредущую проселочными дорогами мешковатую фигуру Хохлова и хмыкнул. Странно, что только три раза. Если существует какой-то собирательный образ дезертира, то именно он и стоит сейчас перед ним. Личностей, более несовместимых с армией, майору до сих пор встречать не доводилось.
– Дальше.
– М-михаил Иванович п-пакет взял. Чаем напоил. П-потом спросил, з-знаю ли я н-немецкий.
– И что? – Корнеев начал понимать. Ведь он, по старинке, готовясь к диверсионному рейду, подбирал офицеров физически крепких, выносливых. А о знании языка как-то не задумывался. Это для разведчика важный фактор, а для «призрака», которого и увидеть-то никому нельзя, не столь существенно. Но, видимо, полковник Стеклов считал иначе. Вот и решил одним выстрелом, так сказать. И от человека, случайно узнавшего слишком много, избавиться, а заодно усилить группу и в этом вопросе. – Я не о языке. Почему Стеклов вам поверил? Чем зацепили старика?
– Так я же не в-всю жизнь в Запорожье п-прожил. Родители мои из Гросслибенталя.
– Немецкие колонисты? – удивленно переспросил Корнеев, который сам был родом из Одессы. – Так ведь…
– Д-да, все к тому шло, – кивнул Хохлов. – Вот мой отец и увез н-нас на Днепрогэс. С-сразу, как только п-первый клич бросили. Тогда еще НКВД н-не так щепетильно кандидатов отбирало, н-не то что докторов – р-рабочих рук не хватало. А м-моя матушка н-немецкий в школе п-преподавала…
И немедленно, чтобы сменить тему и окончательно снять подозрение, забормотал скороговоркой:
Что удивительно, Хохлов даже заикаться перестал.
– Верю, верю… – остановил его Корнеев. – Полковник никогда ничего не делает, не перепроверив. Уверен, что и ему вы Гейне читали.
– Гёте.
– «Фауста»? – проявил заинтересованность Корнеев.
– «Страдания юного Вертера».
– А-а, ну тогда да. Тогда, конечно. И даже – скорее всего. Я не читал вашего личного дела, поскольку оно, как я понимаю, вместе со всеми остальными делами бойцов нашей группы в штабе осталось, но на один вопрос прошу ответить сразу. Фамилию давно сменили?
– Еще при П-петлюре. Дедушка р-раздобыл по случаю д-документы… – не стал скрытничать Хохлов. – А к-как вы догадались?
– Это неважно, Степан Фомич. Это совершенно неважно.
– Отправите об-братно… – кивнул штрафник. – Я п-понимаю.
– Не угадали, доктор. Полковник Стеклов не ошибается в людях, – отрицательно мотнул головой Корнеев. – И если он вам доверяет, то и мне сомневаться нет смысла. Кстати, а что за мотивчик вы тут насвистывали? Судя по мелодии, явно не из немецкой классики.
Вместо ответа Хохлов, счастливо улыбаясь, запел:
Шаланды, полные кефали,
В Одессу Костя приводил.
И все биндюжники вставали,
Когда в пивную он входил.
Синеет море за бульваром,
Каштан над городом цветёт.
Наш Константин берёт гитару
И тихим голосом поёт.
Я вам не скажу за всю Одессу,
Вся Одесса очень велика,
Но и Молдаванка и Пересыпь
Обожают Костю-моряка.
Но и Молдаванка и Пересыпь
Обожают Костю-моряка…
– Занятная песенка! – Корнеев, как и всякий одессит, о любимом городе мог говорить и слушать до бесконечности, но именно сейчас он не мог позволить себе такой роскоши. – Где слышали?
– Что вы, т-товарищ майор. Это же из нового фильма «Два бойца». Там Андреев играет! А Бернес еще и поет! Нет, я п-понимаю, что с Леонидом Осиповичем ему не равняться, но т-тоже за душу берет.
– Ладно, – Корнеев невольно улыбнулся. – Об Одессе, кино, музыке и поэзии мы в другой раз договорим, товарищ Хохлов… – и прибавил, не повышая голоса, но глядя в сторону: – Кузьмич! Выходи уже, не прячься.
Как можно оставаться незамеченным на открытом пространстве, Хохлов не мог понять. Но еще мгновение тому назад он готов был поклясться, что в пределах видимости нет никого и – вдруг оказалось, что всего лишь в каких-то десяти шагах от них как ни в чем не бывало стоит усатый старшина. Доктор мотнул головой, стащил с носа очки и стал протирать стекла.
– Я здесь, командир, – ответил призрак.
– Все слышал?
– Виноват, командир. Старею. Вижу хорошо, а на ухо туговат стал. Бу-бу-бу, да бу-бу-бу… Или это от той мины, когда и тебя контузило?
– Проехали, – усмехнулся Корнеев. – В общем, ты вот что, Кузьмич, хватай доктора. Тащи его на склад. И чтоб через полчаса он выглядел более штатским, чем я могу вообразить. А уж немцы и подавно.
– Понял, – оценивающе поглядел на Хохлова старшина Телегин. – Сделаем. Крестьянин, городской?
– Что-то среднее. Ветеринар. Ну и добери там что он, как врач, скажет.
– Все сделаю, командир. Не сомневайся… – Кузьмич козырнул, потом подхватил Хохлова под локоть и потащил в сторону. – Пойдемте, товарищ военврач. Я вот что хотел спросить… – голос Кузьмича стал задушевно-вкрадчивым, и дальнейший разговор затих, удалился вместе с ними.
Глава девятая
Осветительная ракета взмывала в небо каждые десять минут и на тридцать бесконечно длинных секунд ослепляла мир призрачным белым светом. А потом все снова проваливалось в непроглядную тьму, как будто на глаза падали бронированные шторки. Тьму такую густую, что собственной руки не разглядеть, даже прикоснувшись кончиком пальца к носу. Единственная возможность быстро восстанавливать зрение – плотно зажмурить глаза и укладываться лицом вниз, как только заслышишь шелест взмывающего над ничейной полосой фашистского фейерверка.
Лежишь, плотно вжимаясь в землю, слепой, беспомощный, и кажется, что все до единого фрицы, притаившиеся в траншее, смотрят сейчас на твою голову и плечи сквозь прицелы автоматов и пулеметов. И вот-вот нажмут на спусковые крючки. Но проходит секунда, другая, десятая… Спасительная тьма возвращается, и снова можно двигаться вперед. Осторожно, но быстро, не тратя ни единого драгоценного мгновения. Ведь противник сейчас тоже слеп, как выползший из норы крот. Вперед, только вперед… До насмешливого шороха очередной рукотворной звездочки, нахально затмевающей все иные – настоящие, но такие далекие и равнодушные к человеческим судьбам вообще и конкретно.
Глядя, как оба сапера аккуратно проверяют разминированный накануне проход, Корнеев в который раз мысленно поблагодарил капитана Басова за отлично проделанную работу. И особенно – за припасенные у ручья доски. Без них преодоление осклизлых, глинистых берегов могло и в самом деле превратиться в нешуточное препятствие. Не вспоминая о том, что грязные и мокрые разведчики непременно наследили бы в немецких траншеях, и вся скрытность операции растаяла бы с восходом солнца, как предрассветная дымка. Какой из тебя, к такой-то матери, «призрак», если маскировочный костюм изгваздан с ног до головы? А каждый твой сделанный шаг оставляет четкий отпечаток на мокрой глине? Отпечаток – умноженный на дюжину пар солдатских сапог. Чтоб обнаружить такую тропу, фашистам не понадобилось бы умение Дерсу Узала или Соколиного Глаза.
Ползли двумя цепочками. Впереди саперы, Петров и Ованесян, за ними умудренные опытом и осторожные «старики», потом «штрафники» с рациями, девушки и – замыкали группу, заметая следы, Корнеев с Малышевым.
Пока все шло, как брехня по деревне. Споро, ловко да гладко.
Немец периодически подсвечивал себе ракетами, несколько раз прочесал нейтралку из пулемета, чередуя обычные пули с трассирующими, но и только. Разведчиков здесь не ждали… Или – наоборот?
Корнеев вспомнил слова полковника Стеклова, сказанные накануне.
«Если я не ошибся, Николай, то к объекту вы пройдете, как по ковровой дорожке. Штейнглицу очень надо, чтобы группа дошла до объекта. Уж чем он там будет тебя убеждать, что цель ложная, я не знаю, но что до места назначения проведет разведчиков без сучка и задоринки – и к гадалке не ходи. Это и будет знак, что мы их прокачали верно…»
Вот и думай, майор, шевели мозгами. Ищи нестандартные решения. На это тебе, товарищ Корнеев, голова и дадена, а не токмо для ношения фуражки или другого форменного головного убора. Подмечай мелочи, анализируй… Хотя, с другой стороны, до тех пор, пока цель и метод выполнения группой поставленной задачи совпадают с вражескими планами, можно с гитлеровцами и в поддавки поиграть. Готовясь к тому, чтобы в любой момент изменить правила, и пока враг очухается – уйти, вывернуться из-под удара.
Ракета опять хищно полыхнула, и все замерли, вжимаясь в землю.
Первая линия окопов была уже совсем рядом, метрах в пятнадцати.
Левее, где немцы оборудовали пулеметное гнездо, слышался негромкий разговор. Какой-то Ганс рассказывал какому-то Дитриху о последнем, полученном из дома письме. И жаловался, что давно не был в отпуске. Мол, соскучился, сил нет… А товарищ участливо советовал ему отвести душу, постреляв по русским. Видимо, Ганс согласился, потому что пулемет быстро затарахтел, выплевывая в ночь рой пуль и ссыпая в кучку, под ноги, излишне говорливым пулеметчикам пустые, дымящиеся гильзы.
Пользуясь поднятым шумом, разведчики ссыпались в траншею и, пробежав с десяток шагов, за спинами увлеченных стрельбой немцев, свернули в ближайший ход сообщения. Здесь замерли, сбившись плотной кучкой, ощетинившись автоматными стволами, напоминая настороженного ежа. Еще не свернувшегося клубочком, но уже сжавшегося, готового атаковать или убегать. Как раз вовремя… У пулеметчика Ганса закончилась лента, и траншею накрыла вязкая тишина. А еще мгновение спустя, разбрызгивая искры, рассерженно зашипел, взмывая в небо, светящийся сгусток. Одновременно из приоткрытой двери блиндажа вырвался луч фонарика, к счастью, шарящий по противоположной от группы стенке траншеи.
– Schießen zu aufheben! – заорал кто-то нервно. – Daß darbot sich? [2]2
Прекратить стрельбу! – Что случилось?
[Закрыть]
– Schuldiger, Herr Hauptmann! Zeigte sich! [3]3
Виноват, господин капитан! Показалось!
[Закрыть]
– Donnerwetter! Verfluchter Hund… – все еще раздраженным тоном, но уже гораздо тише проворчал разбуженный стрельбой офицер. – Dummkopf!.. [4]4
Гром и молния! Проклятый пес… – Олух!
[Закрыть]
Гауптман потоптался еще немного на пороге, а потом шагнул обратно и плотно закрыл за собой дверь блиндажа.
Корнеев тут же ринулся в ту сторону, давая знак остальным следовать за ним.
Стараясь производить как можно меньше шума, группа гуськом пробежала мимо офицерского блиндажа и свернула в крытый ход сообщения, ведущий во вторую линию окопов. А еще минуту спустя «призраки», подсадив девушек, выметнулись из дальней траншеи, подходившей почти впритык к опушке и, пригибаясь к земле, бросились под защиту леса.
Успели! Ракета взмыла в тот миг, когда Малышев уже привычно придерживал руками слишком раскачавшиеся ветки.
Присели, переводя дыхание. Самое трудное и опасное осталось позади, но расслабляться было рано. Чужой, неисследованный лес мог прятать врагов не хуже, чем разведчиков. А единственной защитой для группы была непроглядная темень, которая в любой миг могла предать, осветившись вспыхнувшей спичкой или сполохом карманного фонаря. Еще хуже – неожиданным снопом света от вспыхнувших фар, укрытого ветками или маскировочной сетью автомобиля.
Опасно. Но и рассиживаться некогда, – летом светает быстро. Корнеев поманил к себе старшину Телегина. И условленными знаками приказал продвинуться вперед на пятьдесят шагов. Кузьмич кивнул и бесшумно исчез во тьме.
«Вот из кого надо было формировать группу, – запоздало подумал Николай. – Хотя, если вдуматься, умение двигаться бесшумно еще не делает из охотника настоящего разведчика-диверсанта. Зато уж если совпадает с остальными навыками…»
Корнеев ткнул пальцем в Гусева и указал направление, в котором выдвинулся старшина. Через пять секунд следом за ними пошел Пивоваренко. От десантника шуму было больше, чем от первых двоих, но лес по-прежнему молчал. Зато, когда пришла очередь выдвигаться саперам, у Николая даже сердце екнуло. Вот где сказалось отсутствие хоть какого-то мало-мальски приличного времени, необходимого для подготовки. Ползали оба капитана отменно, а вот ходить по ночному лесу не умели совершенно. Удирающее от опасности стадо диких кабанов подняло бы меньше треску и шороху. Но и им Корнеев еще смог бы скрепя сердце поставить зачет. Особенно на фоне подарка от полковника Стеклова. Военврач Хохлов – вот кто был настоящим слепцом и неумехой. Этот, наверно, умудрился бы наделать шума и на что-нибудь наткнуться, переходя улицу на зеленый свет.
К счастью, противника поблизости все же не оказалось, и Корнеев поспешил переместить вперед одним броском всю группу. При этом с некоторым удивлением отметил, что в движениях младшего сержанта Гордеевой нет той заполошной суетливости, присущей многим остальным. Девушка передвигалась уверенной поступью бывалого лесника. Но в целом общая, неутешительная картина от этого не менялась. Уповать на везение и ротозейство врага и в дальнейшем не стоило. К сожалению, у этого фактора, столь желаемого, особенно на войне, постоянства и надежности не больше, чем у неразорвавшихся после выстрела артиллерийских боеприпасов.
Николай быстро все взвесил и подозвал к себе Гусева, Малышева, старшину и Степаныча.
– Кузьмич, ты пойдешь впереди группы. Останавливайся примерно через каждые пятьдесят шагов у хорошего укрытия. Жди Степаныча и только после этого двигайся дальше. Если ничего не случится – привал через полкилометра. Там затаись и жди всю группу. Андрей, ты прикрываешь нас слева. Ты, Иван, – справа. Думаю, двадцати, максимум – тридцати шагов хватит. Я сопровождаю основную группу. Сигнал тревоги – крик филина. Отбой тревоги – двойной крик. Тройной крик – «все ко мне»! Движемся максимально быстро. До рассвета необходимо уйти от передовой не меньше чем на три-четыре километра. Задача ясна?.. Выполнять.
«Вот уж никогда не думал, что безалаберность противника будет меня настораживать больше, чем усиленная бдительность… – думал майор, поднимая разведчиков. – Вот запутал мозги полковник, краев не найдешь…»
– Держитесь свободнее, товарищи, не напрягайтесь. Лишний шум производит как раз тот, кто пытается не шуметь и слишком суетится. Ничего, скоро посветлеет и сразу станет легче. А через день-два так ходить наловчитесь, что вас даже заяц не услышит, пока вы ему уши не оттопчете. Двигайтесь парами и поддерживайте друг друга. А если уж упадете, то ни в коем случае не пытайтесь сразу вскочить на ноги. Не торопитесь, полежите пару секунд… Восстановите дыхание, осмотритесь. Вас прикрывают с трех сторон опытные разведчики. В случае непосредственной опасности успеют предупредить… Как кричит филин, все запомнили? Повторяю: услышите птицу – замрите, пока она не подаст голос еще дважды кряду. Если кому-то покажется, что он потерялся или отстал от группы – не волнуйтесь и не шумите, я лично замыкаю движение, подберу всех… И еще – пока не привыкнете, советую свободную руку держать полусогнутой, на уровне лица. Поможет сберечь глаза от веток и сучков. Ну все, вперед.
Произнесенный добродушным, дружеским тоном совет помог. Почувствовав себя увереннее, бойцы успокоились и стали передвигаться гораздо тише. Даже Хохлов перестал сопеть и топать. Они понемногу приноравливались к лесу, а он переставал воспринимать людей как неуклюжих чужаков.
И с каждым шагом группа «Призрак», уподобляясь своему позывному, все больше углублялась в сонно дремлющий тыл вражеских войск.
* * *
Следующие пятьсот метров преодолели довольно споро. Не бегом, но и не замирая при каждом шорохе. Лес по-прежнему молчал, – и у Корнеева опять возникло ощущение, что их ведут. Уж больно гладко все удавалось. Ну не бывает так. Немцы – фашисты, нелюди, сволочи, но воевать умеют. Иначе как бы им удалось пройти аж до Москвы?
– Слышь, командир, – приблизился к нему старшина. – Неладное что-то чудится вокруг. Такое впечатление, словно из чащи на просеку выскочил. Ночью всего подробно не разглядишь, но следов тут уж слишком много оставлено. Свежих. Не успевшие пожелтеть окурки, шуршащие обрывки газет, пахнущие едой консервные банки. Как рассветет, скажу точнее, хотя тогда ты уже и сам увидишь, а пока – думаю, что день-два тому назад в здешнем лесу немцев больше, чем грибов и ягод было. А сейчас – ни души. Хоть свищи… Странно это.
– Согласен, старшина. И мне на душе неспокойно. Посмотри-ка ты, Кузьмич, внимательнее, что вокруг нас деется. До километра – больше не отдаляйся. Только будь начеку. Чувствую: там, дальше, вот так, запросто, погулять леском не получится. И еще: пришли ко мне Малышева…
Старшина понимающе кивнул, поправил ремень автомата, поднял руку к голове и неслышно шагнул в ночь.
– Группа, привал, – приказал Корнеев. – Всем отдыхать… – и не удержался от вопроса: – Оля, ты где так лес чувствовать научилась? Или ты ночью, как днем, видишь?
Спрашивал майор вполне серьезно, без тени насмешки. Приходилось Корнееву слыхивать о людях, которые обладали таким редким свойством. Причем сами они не придавали этому никакого значения, считая, что они – как все. И потом, что тут странного? Если существует «куриная слепота», то почему не появиться какому-то «кошачьему глазу»? Пусть это улучшение зрения не настолько сильное, как, к примеру, у совы, но все-таки…
– Я же родом из-под Брянска, товарищ командир, – шепотом ответила девушка. Дышала она ровно, совершенно не запыхавшись. – Сызмальства за грибами-ягодами хаживала. Мне в лесу сподручнее, чем на тротуаре…
– Тогда понятно, – чуть разочарованно пробормотал Корнеев. – Тогда конечно… И даже – скорее всего.
– Что случилось, Николай? – первым делом спросил подоспевший Малышев, не дав Ольге уточнить, что командир имел в виду. – У меня все тихо. Враг в пределах видимости и слышимости не замечен…
– То-то и оно, Андрей. То-то и оно… – пробормотал Корнеев. – Слишком тихо. Боюсь, как бы Михаил Иванович опять не оказался прав в своих расчетах, и мы не стали пешками в чужой игре. А что хуже всего – на чужой доске.
– А яснее?
– Подождем на доклад Телегина. Вот тогда я и пойму весь расклад окончательно. Надеюсь… Подсвети на карту.
Малышев присел рядом с Корнеевым, накрывая его и себя полами маскхалата, а потом чиркнул зажигалкой.
– Гляди: мы сейчас должны быть где-то здесь. В полутора километрах на запад дорога. За ней – длинный овражек, подходящий почти вплотную к песчаному карьеру. Вокруг оврага рощица. Там остановимся на дневку и помозгуем, как быть дальше. Бери, Андрей, Степаныча и выдвигайтесь вперед. Приготовьте нам местечко поуютнее. Сейчас четыре ноль пять, солнце взойдет в пять восемнадцать. Должны успеть.
– Разреши старшину подождать.
– Нет, Андрей. Не теряй время. Еще успеем поговорить. Целый световой день впереди. Один час ничего не решает. Могу лишь сказать: я почти уверен: мы в заранее приготовленной ловушке. Но немец еще не знает, что мы уже в нее вошли. И в этом наше главное преимущество.
– Но ведь узнает. Не сегодня, так завтра обязательно узнает. Наследила группа изрядно. «Призраки» итить-колотить…
– Завтра это уже будет не столь важно. Есть одна мыслишка, поможет выскользнуть… Как говорится: «Бог не выдаст, свинья не съест». Нет, это глупая поговорка. К нашей ситуации больше применимы слова из гайдаровского «Мальчиша-Кибальчиша». Помнишь?
– «Нам бы день простоять да ночь продержаться…» – хмыкнул Малышев.
– Именно, именно, Андрюха. Врешь, обер-штурмбанфюрерская твоя морда, одессита не возьмешь за рубль, за двадцать. Нашел фраера с Фонтанки…
– Кто б сомневался, Корнеев, – насмешливо хмыкнул заместитель, отлично зная, что коль уж Корнеев начал балагурить и вспоминать родной город, значит, придумал какой-то хитрый ход. – Небось, когда ты из Одессы в военное училище поступать уехал, все торговки с Привоза благодарственный молебен в Преображенском соборе заказали?
– Это ты, типа, пошутил сейчас, да? – проворчал тот. – Потом скажешь, в каком месте надо было смеяться. Иди уже, Филиппов недоделанный. Рассвет ждать не будет. И Гусева пришли ко мне…
– Не волнуйся, командир. E2-E4 – и шашка прыгнет в дамки, – Малышев лихо козырнул, поправил пояс и ушел.
Похоже, переход за линию фронта на капитана подействовал благотворно. Ощутив опасность, подчинив все мысли выполнению задания, офицер смог на время избавиться от жгучей, всепоглощающей боли. Потом наверняка все вернется, но уже не так разительно и остро. К счастью, даже самые страшные раны, если не смертельные, заживают и рубцуются. А шрамы – это уже только память.
– Что-то идет не так, майор? – поинтересовался Колесников. Привычный к среде боевых летчиков, у которых личное мастерство ценится выше просветов и фасона звездочек на погонах, он легче других усвоил специфику взаимоотношений, принятую среди разведчиков. – Вижу, ты чем-то обеспокоен?
– Да как тебе сказать, Сергей. Понимаешь, мы в немецком тылу, а фрицев – почему-то нет? Как думаешь, летун, это достаточно странно или не очень? Лично мне не верится, что все гансы драпанули без оглядки аж до самого Берлина.
Капитан ответить не успел, – чуть шурша листвой, к группе вышел Гусев, а буквально через несколько секунд у него за плечами материализовался старшина Телегин.
– Ну что там, докладывай! – нетерпеливо обратился к нему Корнеев. Жестом приказывая всем остальным молчать.
– Все, как ты и подозревал, командир, – кивнул Кузьмич, доставая флягу и делая небольшой глоток. – Метрах в трехстах левее и до полукилометра правее от нас – немцев гуще, чем пчел в улье во время роения. Если б они не храпели так громко да не воняли своей противоблошиной присыпкой, точно наступил бы которому фрицу на голову. Так и спят покатом, в траве… строем, – потом помолчал и уверенно добавил: – Коридор это, командир. Как пить дать – коридор. А завтра, когда егеря прочешут лес, к ныне гостеприимно откупоренному горлышку бутылки пробку обратно приставят.
– Не журись, Кузьмич… – похлопал его по плечу Корнеев. – Что будет завтра, только Господу Богу и вышестоящим начальникам ведомо. Мы же воспользуемся затеянной фрицами игрой и попытаемся их переиграть. Хоть и на чужом поле, зато – по нашим правилам. Группа, подъем. Держать дистанцию. Не отставать. Старшина Телегин, замыкающий. Скрытность минимальная. За мной бегом марш…
* * *
К лесной дороге вышли с рассветом и едва успели перебежать на другую сторону, как слева, из-за поворота выскочила мотоциклетка и протарахтела в противоположную сторону, откуда отчетливо доносился гул работающего на холостых оборотах танкового мотора.
Казавшийся ночью таким мирным и уютным, притихший на время отдыха лес просыпался с приходом нового дня не звонким и благостным щебетаньем птиц, а едва сдерживаемым рычанием затаившихся в засаде «пантер», «тигров» и прочей бронированной, смертоносной «живности». Готовой растерзать, раздавить, уничтожить все живое и не немецкое… Но пока разведгруппа не обнаружена, совершенно бессильной. Словно медведь, яростно размахивающий лапами, в тщетной попытке отбиться от роя наседающих и жалящих лесных пчел.
Дождавшись благоприятного момента и перебежав на другую сторону дороги, разведчики вполне комфортно расположились на дневку в узком лесистом овраге. Укрывшись в неприметной пещерке, образовавшейся осыпавшимся грунтом из-под старого граба. Дерево росло на самом краю обрыва и, только благодаря мощным корням, глубоко и крепко вцепившимся в почву, удерживалось от падения.
– Разрешаю оправиться и позавтракать. Отдыхаем три часа. Телегин, Гусев – в боевое охранение. Кому невтерпеж, можно курить, – распорядился Корнеев и, увидев, как все штрафники дружно потянулись к карманам, специально для них уточнил: – Не толпитесь, парни. Курить по очереди или одну по кругу… Вряд ли нас сегодня до обеда кто потревожит, но наглеть не стоит. Фортуна благоволит смелым – но как истинная женщина презирает развязность и хамство.
Майор уселся на вещмешок, прислонился спиной к барельефному плетению корней и распустил шнуровку маскхалата, но капюшон снимать не стал. Свод пещерки от любого неловкого движения щедро осыпал людей легким песочно-земляным дождиком, а нет на марше хуже напасти, чем заполучить за шиворот горсть песка. Который потом будет натирать в самых неподходящих местах, а в лучшем случае переместится в сапоги.
– Держи, Коля. Подкрепись, – протянул Степаныч располовиненную банку тушенки.
– У меня же свой паек.
– Свой карман не тянет, – проворчал ординарец. – Ты командир, работаешь не только ногами, но и головой. Значит, и есть должен больше. И мне, старому, облегчение. А то, как мы с Андреем ни следили, Кузьмич все равно так расстарался, что, наверное, половину НЗ роты нам в вещмешки запихнул.
