Текст книги "Операция «Прикрытие»"

Автор книги: Степан Кулик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

Глава седьмая

Командно-штабная палатка освещалась подвешенной к центральной распорке керосиновой «летучей мышью» с сильно прикрученным фитилем, но и этого тусклого света вполне хватило, чтобы Корнеев смог увидеть, как на лицах личного состава формирующейся разведывательно-диверсионной группы возникает, с поправкой на черты лица, одно и то же удивленное выражение.

Капитан Малышев, прослуживший вместе с Николаем последние полтора года, никак не ожидал увидеть рядом с командиром двух радисток. Остальные бойцы, хоть и не знали о принципиальной позиции майора Корнеева в этом вопросе, поотвыкнув в штрафбате от женщин, тоже не были готовы к обществу двух красавиц.

А младшие сержанты, одним лишь появлением посеявшие смятение в рядах мужчин, тоже не ожидали такого обилия офицеров и, теряясь под их восторженными взглядами, мило краснели и растерянно хлопали длинными ресницами.

Да и сам Корнеев, признаться, наверное, выглядел не менее удивленным, чем подчиненные. Всего час, как он оставил на попечении заместителя шестерых штрафников, а сейчас видел перед собой чисто выбритых, подтянутых боевых офицеров. Словно выпускники училища, готовящиеся к параду, все присутствующие отсвечивали форменными, почти новенькими погонами на аккуратно отутюженных солдатских гимнастерках.

Два старших лейтенанта и четыре капитана.

Да и заместитель его буквально преобразился за этот промежуток времени. А постную печать угрюмости на лице Малышева сменило выражение предельной собранности и решительности.

– Это где ж вы успели так припарадиться, Андрюха? Я думал, химическим карандашом звездочки нарисуете и все. Военторговский ларек ограбили, что ли?

– Степаныч твой помог разжиться, – объяснил тот. – Сказал: «Пользуйтесь, славяне. Нам с Николаем теперича однопросветное барахло без надобности. Да и маленькие звездочки тоже».

– Молодец Степаныч, сообразил… – похвалил ординарца Корнеев. – А я б и не догадался.

– А то у тебя, Коля, своих забот мало… – негромко произнес за его спиной ефрейтор Семеняк.

Ординарец ловко протиснулся мимо загораживающего вход Корнеева и вошел внутрь палатки, привнося с собой запах кофе и жареного хлеба.

– Вот. – Он поставил на стол два дышащих горьким ароматом котелка и миску, наполненную поджаристыми хлебцами. – Наскреб по сусекам. Пейте… Мой Степка говаривал, кофе думать помогает.

– Ты как сюда вошел, Степаныч? Я же взводных в караул поставил и приказал никого за периметр не пропускать?

– Это лейтенантов-то? – хмыкнул ординарец, делая уставной разворот и шагнув к выходу. – Мало каши съели еще… Если прикажете, товарищ майор, я лучше сам покараулю. А вы пейте, пейте кофе, пока опять не остыло.

– Ладно, – махнул рукой Корнеев. – Еще одна пара глаз и ушей лишней не будет. – Потом повернулся к Малышеву и прибавил: – Угощай гостей, капитан. Где тут у нас кружки были? – и продолжил совсем другим, почти официальным тоном: – Товарищи офицеры и сержанты, прежде чем довести задание, давайте познакомимся поближе. С этой минуты мы с вами одна диверсионно-разведывательная единица. И теперь от каждого будет зависеть не только жизнь остальных, но и боеспособность группы в целом. Предлагаю начать представление с младших по званию…

Смуглянка Мамедова, которой показалось, что строгий майор со звездой Героя смотрит именно на нее, сунула котелок в руки одному из капитанов и сделала попытку вскочить с лежанки.

– Сиди, Лейла, – остановил девушку Корнеев и поднял руку, привлекая общее внимание. – Объясняю всем сразу, чтобы больше не повторяться. У разведчиков свои правила. На маскхалате нет погон, поэтому звания не имеют такого значения, как в обычных войсках. Есть просто старший группы, его заместитель и все остальные. Ценится исключительно и только личный боевой опыт. В общем, чувствуйте себя так, словно оказались на вечеринке в еще незнакомой, но очень хорошей и дружелюбной компании. Со старшеклассниками…

– Я думаю, командир, – подал голос капитан с большим резаным шрамом через левую щеку, начинающимся у крыла носа и уходя наискось под подбородок, – что лучше начать исповедь с наших историй. Какая там биография у девчушек? Средняя школа да курсы радисток?.. И по этикету в культурном обществе мужчин представляют дамам, а не наоборот… – вроде как шуткой смягчил он собственный безапелляционный тон.

– Не вопрос, – пожал плечами Корнеев. – А уж, коли назвался груздем, так и полезай… Только погоди чуток. Кофе – это здорово, но и по глотку, за знакомство, так сказать, тоже лишним не будет. Тем более что почти у всех нас сегодня для этого имеется весьма важный повод. Возражения есть? Возражений нет. Держи, капитан, флягу. Обойдемся без мерной тары. Душа меру знает… Ну а для тех, кто захочет ее обмануть, на всякий случай сразу уточняю: на задание выходим завтра вечером. Но и до этого отдыхать не придется.

– Понятно… – кивнул капитан, но глотнул все-таки основательно, занюхал рукавом и отрекомендовался: – Будем знакомы. Петров Виктор. Командир саперного батальона. Осужден за невыполнение боевой задачи… – немного помолчал и объяснил: – Мост к назначенному часу не успели отремонтировать. Сорвали сроки наступления полка.

При слове «осужден» радистки недоуменно-встревоженно переглянулись промеж собой, а потом вопросительно уставились на Корнеева.

– Да, девчонки, все эти парни вчерашние штрафники. Но тем не менее люди достойные и надежные… – объяснил он. – Продолжай, Виктор. Извини, что перебил. А что так, с мостом?

– Вообще-то мы успели с ремонтом, но за полчаса до «Ч» немец его повторно разбомбил. А разбираться в суматохе не стали… Начштаба писал, что за первый мост меня к награде представили, – криво усмехнулся капитан. – Ну а за второй таким вот макаром… Значит, все по справедливости. Без обид.

– Бывает, – согласился Корнеев.

– Бывает… – кивнул Петров. – Курить можно?

– Вы как, девчонки? По упомянутому ранее этикету вопрос больше относится к вам, – усмехнулся Корнеев. – Хотя лично я разрешил бы. Палатку и проветрить можно, зато комаров поубавится…

– Ой, ну что вы, товарищи офицеры, в самом деле? Вот еще придумали буржуйские условности? Терпеть не могу разные цирлих-манирлих… Дамы, сэры, господа… – возмущенно зарделась Гордеева, принимая от Петрова баклагу и делая совсем маленький, осторожный глоточек, но все равно закашлялась и замахала перед разинутым ртом ладошкой. – Ф-фу, это же спирт! Жжет, зараза. Ой, забыла… Ольга Гордеева.

– Ольга Максимовна, – не забыл уточнить Корнеев, чем вызвал еще один приступ румянца у девушки, но поправлять командира она не стала. Сама напросилась.

– Лейла Мамедова, – улыбнулась вторая радистка. – Можно Ляля или Лиля. – Забрала у подруги баклагу и тоже чуть-чуть надпила. Но более умело, вовремя задержав дыхание. – Со знакомством, товарищи офицеры.

– Боюсь, что табачный дым мало поможет, больно злющие гады… Как эсэсовцы… Олег Пивоваренко, – представился сидевший рядом с ней капитан, перенимая у девушек эстафетную посуду. – Ну за победу!

Он пил спирт не спеша, как воду. Только кадык ходил. Потом перевел дыхание и передал баклагу соседу слева.

– Не волнуйся, командир, – прямо посмотрел в глаза Корнееву. – Я вообще горькую не пью. Но сегодня можно. Командир парашютного батальона. Во время высадки не справился с парашютом. Сильным боковым ветром отнесло далеко в сторону. При выполнении поставленной задачи мой батальон понес очень большие потери. В штабе воздушно-десантной бригады решили, что из-за отсутствия в бою командира…

– Десантник? – обрадовался и тут же возмутился Корнеев. – То-то я едва от удара твоего ушел. Почему дальше в полную силу не работал? Ленился или побоялся уронить достоинство командира?

– Сам же сказал – аккуратно, без травм. А у меня, Николай, удар поставлен так, что если бить от души – непременно покалечу, а как начну соизмерять движение – сразу темп теряется.

– Вартан Ованесян, – вклинился третий из капитанского состава, сидящий на нарах напротив. – Я, как и Виктор, тоже сапер. А промашку дал другую… Мои ребята не тот участок заминировали. Сориентировались, правда, вовремя: пехота не пострадала. Но оргвыводы в штабе дивизии, а что хуже – в особом отделе – все же сделать успели.

– Причина? – профессионально поинтересовался Петров.

– Я работал согласно карте. Где отметили, там и минировал.

– И что, это не приняли во внимание?

– Карта сгорела… – махнул рукой Вартан. – Вместе с планшетом… Но это долгая история. Чего уж теперь… С того дня, считай, целая вечность прошла. В штрафбате я второй месяц разменял.

– Два собственных сапера в группе – это же замечательно, – ткнул в бок Малышева Николай. – Разведчик, десантник. Прямо как на заказ… Вот уж не знаешь, где подфартит.

– За победу, – решительно приложился к спиртному четвертый капитан. – Сергей Колесников. Пилот, командир эскадрильи тяжелых бомбардировщиков ИЛ-4… Тварь одну пристрелил… – И, не дожидаясь вопросов, сам уточнил, глядя в сторону от девчат: – Он жену моего бортстрелка… – капитан вздохнул и глотнул еще раз. – Нет, не потому. Может, у них и любовь была, как знать? Но, понимаете, Саню Белкина… В последнем вылете… Я шел и думал, как сказать, что его больше нет, что он… А она, стервоза, в койке с… Ну меня и накрыло. Глупо. Саню не вернуть, а я – отличный летчик, вместо того чтоб бомбить фрицев, с винтовкой бегаю.

Капитан дернул щекой, внимательно посмотрел на баклагу и передал ее сидевшему рядом старшему лейтенанту.

– Василий Купченко… – хмуро промолвил тот, поводя лобастой головой так, словно тугой воротник больно натирал его крепкую шею. – Бывший начальник штаба пехотного батальона. Убил и покалечил троих гражданских во время отпуска… У меня все.

– Троих подонков, – уточнил Корнеев специально для девушек. – Защищая жизнь и достоинство женщины. Ты, Василий, либо пей, либо передавай дальше. Видишь, мы с капитаном Малышевым заждались уже своей очереди.

– Андрей Малышев, – представился тот, принимая эстафету, и очень нехотя добавил: – Бывший заместитель командира отдельной разведывательно-диверсионной роты. Застрелил пленного… – и без более подробных объяснений приложился к фляге.

– История у Андрея слишком свежа, поэтому не будем торопить капитана с исповедью, – продолжил вместо товарища Корнеев в ответ на молчаливые взгляды остальных. – Оттает, сам расскажет. Но мы с ним второй год вместе. Отвечаю, как за себя.

– Спасибо, командир, – Малышев отдал ему флягу. – Я скажу. А то нечестно получается, – он расстегнул пуговичку под горлом. – Жену мою, беременную, снайпер… А фриц под руку подвернулся…

– Ну а я – Николай Корнеев. Командир той самой разведывательно-диверсионной роты. Теперь и ваш командир. Расчет окончен… – привнес майор еще одну ноту непринужденности в разговор, отбирая флягу у Андрея и завинчивая пробку. Главное Малышев сказал, а смысла бередить рану Николай не видел. – А теперь предлагаю от более личных тем воздержаться и перейти к общим вопросам. Впереди еще целый день подготовки, с обязательными перекурами. Успеете наговориться. У меня вопрос к вам, девчонки. Ирина Игоревна сказала, что позывные вы получили. Я верно понял?

– Так точно, товарищ майор! – все же Лейла не удержалась и вскочила, громко рапортуя.

– Тихо, тихо, егоза… – досадливо дернув щекой, усадил девушку Корнеев. – Вышколила же вас тетя Ира на мою голову… Ладно, еще пообвыкнете. Вы поймите, товарищи, что это не моя прихоть и не любовь к панибратству. Так что строевой устав пока забудьте. В тылу врага любое лишнее движение опасно, а уж произнесенные в полный голос слова, когда успех операции и наши жизни напрямую зависят от тишины и скрытности, смерти подобен…

– Извините, товарищ майор… – смутилась девушка. – Мой позывной «Призрак-один».

– «Призрак-два», – почти шепотом доложила Гордеева, вызвав улыбки на лицах офицеров.

– Принято, – подтвердил Корнеев.

Группа внимательно ожидала.

– Итак, считаю, что для максимально эффективного выполнения поставленной перед нами задачи отряду лучше действовать двумя независимыми друг от друга группами. Командиром группы «Призрак-два» назначаю капитана Малышева, группу «Призрак-один» возглавлю лично. В состав первой группы войдут капитан Петров, капитан Колесников, старший лейтенант Купченко, младший сержант Мамедова. Остальные товарищи поступают под команду капитана Малышева. Поскольку существенная часть личного состава обеих групп почти не имеет разведывательно-диверсионного опыта, считаю необходимым усилить их еще двумя бойцами. Как думаешь, Андрей, кого из наших ребят взять?

– Думает он, – проворчал у входа знакомый голос. – А чего тут думать, коли и так все ясно? Ребятня одна собралась. Бриться еще толком не умея. Я пойду с вами. И старшина…

– Ефрейтор Семеняк! Что вы себе позволяете?! – возмутился Корнеев, хотя как раз именно о своих ветеранах и подумал. – Для вас что, особый Устав написан?

– Ты погоди лаяться, командир, – примирительно поднимая руки, шагнул ближе ординарец. – Я ведь почти сразу сообразил, зачем ты девиц в поиск взять решился. Вот и мы с Кузьмичом как раз под эту самую гребенку и подходим. Лучше других. Тютелька в тютельку… – Но до конца Степаныч тон не выдержал и не преминул проворчать: – И потом, кто только что предлагал забыть об Уставе. А для меня приказ командира – закон!

И пока сбитый с толку Корнеев и остальные обменивались недоуменными взглядами, не в силах понять, по каким таким критериям можно сравнить пожилого ефрейтора и красавиц радисток, ординарец стал объяснять.

– Я ж тебя, Николай, с сорок первого года знаю. И ты сейчас не о том думаешь, как ловчее к немцам пробраться да рвануть там что-то, а как обратно целым выскользнуть. Вот и девчушек потому взял, что им, если в гражданскую одежку переодеться, больше шансов уцелеть выпадет. Верно?

– Ох, и пронырливый ты, Игорь Степанович, – вынужденно уступая такому напору и соглашаясь с догадливым ординарцем, развел руками Корнеев. – И как только Михаил Иванович до сих пор тебя к себе, в аналитики, не сманил? Все как есть подметил. Но я так и не понял, с какого боку ты со старшиной к этому прислониться можешь?

– Это все потому, командир, что для тебя боец – существо без возраста. Оно и понятно, под пилоткой ни седины, ни лысины не видать. Особливо в противогазе. А ведь нам с Кузьмичом вскорости сто лет на двоих, может статься, будет. Так-то, детишки… И в гражданке, да с плотницким инструментом за поясом, вполне девчонок обратно к своим вывести сможем. Или спрятать надежнее…

Ординарец перевел дух и продолжил не менее настойчиво:

– Ведь они, пичуги, если, не приведи Господь, сами в тылу у немцев останутся – пропадут. Без опыта. И еще тебе скажу, Коля, когда ты в поиск с нашими парнями хаживал – это одно дело, там я вам только обузой стал бы. Да и Кузьмич, хоть и охотник, а за молодыми не поспевал бы. А потому, хоть и просилась душа в дело, с фрицами за сына посчитаться, разумение имел и с глупостями к тебе не совался. Нынче ж, когда скорость группы в девичьих ножках, я от вас не отстану. Ну а сгинуть доведется – знаешь: обо мне рыдать некому. Не откажи, командир. Возьми на задание. Как друга прошу.

– Да ладно, ладно… – опешил от неожиданного натиска Корнеев. – Логика в твоих словах присутствует. И да, я согласен. Только не пойму, с чего ты за Кузьмича распинаешься? А ну как старшина не захочет к немцам?

– Еще как захочет! – усмехнулся Семеняк и бросил себе за спину: – Заходи, Телегин. Я ж тебе говорил: берут нас…

И почти тут же в приоткрытый полог сунулось смущенное усатое лицо ротного старшины.

– Разрешите присутствовать, товарищ майор?

– Заходи, Кузьмич, – хмыкнул Корнеев. – Надеюсь, там больше никого в очереди нет? Или пойти самому поглядеть? Для надежности?

– Только взводные по периметру бродят, – доложил Кузьмич. – Не волнуйтесь, товарищ майор. Мимо них и муха не пролетит, бедовые хлопцы. А за нас с ефрейтором вы на них не серчайте. Мы бы и мимо вас прошли, если бы довелось… кхе-кхе… – сконфузился он окончательно. – Я в том смысле, что… вы офицеры, конечно, опытные и… хоть и не вышли еще годами…

– Тихни, Кузьмич, – остановил старшину боевой побратим. – Знаешь пословицу «Язык мой – враг мой»? Вот и ты помолчи. Разрешите представиться, товарищи, ефрейтор Семеняк Игорь Степанович, ординарец майора Корнеева. Надеюсь, Коля, я буду в первом «Призраке»?

– Куда же мне от тебя деться… – приобнял его за плечи Корнеев. – Проходи, садись.

– Ротный старшина Телегин Михаил Кузьмич, – звякнул медалями, расправляя грудь, старшина. – Таежный охотник-промысловик.

– Ну что ж, – подвел итог майор Корнеев. – Значит, весь «Призрак» в сборе. Отряд, слушай боевую задачу!

Глава восьмая

Облачаясь в маскировочный халат, разведчик и диверсант отрешается от всего мира. С этой минуты боец уже больше не принадлежит ни родным, ни близким, ни начальству. Точно так же, как воины прошлого обращались перед смертельным поединком в молитвах к Господу Богу, вверяя свои души Его воле, принимая обет и послушание, после дарованной Всевышнем победы над супостатом, – он отдает старшине документы, письма, награды и прочие личные вещи. Теперь у разведчика нет ни прошлого, ни будущего, ни имени, ни звания, а все естество бойца подчинено одному императиву – выполнению поставленной задачи. Достижению намеченной цели любой ценой. В том числе – собственной жизни.

Но все это будет ближе к вечеру, а сейчас майор Корнеев, раздевшись до пояса, тщательно умывался над ведром ключевой воды, довольно пофыркивая от бодрящей тело ледяной свежести.

Утро выдалось ярким, солнечным, щедро обещая погожий день, и лесные птицы соглашались в этом предположении с человеком, добавляя в свою обычную перекличку какие-то особенно веселые ноты. Все это предвещало удачу и вселяло задорный оптимизм. Кураж…

Корнеев от полноты нахлынувших чувств даже принялся, отчаянно фальшивя, напевать незатейливую песенку из любимого довоенного фильма:

 
Под каждым окошком поют соловьи.
Любовь никогда не бывает без грусти,
Но это приятней, чем грусть без любви…
 

Вообще-то для обеспечения скрытности туман, дождь и прочее ненастье гораздо предпочтительнее, но сегодня разведчик почему-то радовался именно хорошей погоде.

– Товарищ майор, вас тут какой-то капитан спрашивает!

Корнеев оглянулся на голос солдата и увидел, как от часового в его сторону бодрым шагом направляется невысокий, коренастый офицер.

Он спешно вытер лицо и потянулся за гимнастеркой.

– Майор Корнеев? – уточнил незнакомый пехотный капитан, вскидывая ладонь к пилотке.

– Он самый, – застегивая пуговицы гимнастерки, ответил Николай. – Слушаю вас, товарищ?..

– Капитан Басов. Начальник разведотдела дивизии. Мне доверено общее обеспечение вашей операции. А также поручено передать лично в руки кодированную карту. Переходить линию фронта ваша группа будет через позиции батальона Гусейнова. А это как раз мое хозяйство, – и чуть хвастливо прибавил: – Каждый метр нейтралки вдоль и поперек исползан.

– Николай… – майор подал руку офицеру.

– Вадим, – капитан снял с плеча ремешок планшетки. – Пройдемте к столу, я отдам вам карту и покажу разработанный маршрут?

– Э-э, нет, – Корнеев отрицательно помотал головой, принимая планшетку. – Ты же, капитан, сам разведчик, значит, должен понимать: карта это хорошо, но чем сто раз услышать, лучше один раз на местности посмотреть. Времени достаточно, как считаешь? Управимся к обеду обернуться?

– Не вопрос, майор. Прошу в «виллис».

– Так ты на машине? Тем лучше. Одну минуту… Я быстро.

Корнеев заправил гимнастерку под ремень, надел пилотку и шагнул к шалашу, в котором расположилась на отдых его группа.

– Малышев, Андрей… – позвал негромко, а когда заместитель выглянул наружу, продолжил: – Остаешься за старшего. Я подскочу на передовую. Посмотрю место перехода. Буду часика через три. Знаешь, я тут ночью подумал: группу гонять не надо, пусть ребята отдохнут после штрафбата. Уж всяко молодые мужчины выносливее девушек да наших дядек будут. Да и не до Берлина нам сейчас топать, выдержат.

– Хорошо.

– Кстати, обязательно проследи, чтобы Кузьмич получил паек, НЗ и все, что положено… – И, заметив удивление, объяснил: – Я в том смысле, что лишнего не дай старшине набрать. Он будет по привычке запасаться, а нам потом его жадность на себе тащить. Ребятам из обмундирования, может, чего сменить надо? Белье чистое пусть получат. Особенное внимание удели обуви. Не думаю, что штрафникам новые вещи выдавали… В общем, чего я тебя учу, сам знаешь. Не первый поиск.

– Само собой, – кивнул Малышев, окончательно прогоняя сон. – А, может, Николай, я с тобой смотаюсь? Кузьмич и сам справится, а за старшиной Степаныч приглядит.

– Был бы другой состав группы, так бы и сделали. Не уверен, Андрей, что для наших капитанов старшина будет достаточно авторитетен. Не пообтерлись они еще в разведке. Если задержусь дольше, готовь наших «призраков» к выходу в семнадцать тридцать. Ну а если серьезное что случится – свяжись со Стекловым. Только с ним. Ты меня понял?

– Да.

– Ну и лады. Все, я уехал…

Начальник отдела разведки дивизии капитан Басов, профессионально пиная шины, ждал Корнеева у существенно потрепанной, но еще вполне пригодной для передвижения машины. Которую он почему-то оставил на перекрестке главной просеки и переулка, ведущего в расположение разведчиков.

– Задний ход заедает… Не хотел рисковать, вдруг не развернусь в тупике, – объяснил, садясь за руль. – Как шутят мои орлы: не зная броду, не кажи «гоп»!

– Обходишься без водителя?

– Только в дневное время. Особенно если поговорить с кем надо. Запрыгивай, Николай.

«Виллис» ровно загудел и плавно тронулся. Капитан водил аккуратно, как в мирное время, без военного дерганого лихачества, вырабатывающегося у шоферов после артобстрелов и бомбежек. Корнеев даже поручень отпустил. А Басов тем временем неспешно обрисовывал ситуацию.

– Во все детали операции «Призрак», Николай, я не посвящен. Мне только приказано обеспечить проход твоей группы и огневое прикрытие, на случай непредвиденного отхода. А кроме того, полковник Стеклов приказал передать на словах следующее: «На связь группе разрешается выходить только в том случае, если ты со стопроцентной уверенностью сможешь доложить, что именно обнаружил: оригинал или фальшивку». Товарищ майор, обратите внимание, в тексте радиограммы обязательно должно присутствовать одно из этих двух слов: «оригинал» или «фальшивка». Но, найдя оригинал, вы доложите по рации, что обнаружена фальшивка, и – наоборот. После получения штабом радиограммы, как и оговорено, через час-полтора ждите авиацию. Но если вами будет найдено то, что надо – вместо бомбардировщиков в район обнаружения перебросят подкрепление. Поэтому загодя ищите место, где сможете принять транспортный борт.

«Похоже, Михаил Иванович окончательно решил, что принятые под крыло СС контрразведчики Абвера затеяли с нами многоходовую игру, и я с группой все-таки выйду именно на настоящий склад стратегического сырья… – подумал Корнеев. – Вот только зачем высылать подкрепление? Какая разница немцам: отделение у них в тылу или батальон? Если всерьез возьмутся, подтянут к егерям тяжелую технику, минометы и задавят в полчаса… Нет, тут хитрее надо действовать».

– Повторить? – по-своему расценил его молчание Басов.

– Отставить, капитан, я все понял. «Оригинал» или «фальшивка». Доложить – наоборот. Подготовить аэродром. Ты бы прибавил газу, Вадим, а то мы так и до вечера не доберемся.

– Не волнуйтесь, товарищ майор. Успеем. Я здесь лучше, чем в собственной квартире, ориентируюсь. Коротким путем едем. А вот если застрянем, с разгону, на какой-то неучтенной колдобине или пне, тогда можем и задержаться.

– Добро, – кивнул Корнеев. – И вот еще что, Вадим, я к полковнику Стеклову уже не успею, а по телефону не хочу лишнего говорить. Михаил Иванович поймет, но не все в его власти. Операция наверняка на контроле у Ставки. Но ты, Вадим, все равно передай: подкрепление пусть не спешат отправлять. Пока я сам не попрошу о помощи. В донесении использую следующие кодовые слова: искомое – «огурцы», люди – «крышки», а бомбы – «банки». Запомнил?

– Да, доложу слово в слово… С отправкой не торопиться. Искомое – «огурцы», люди – «крышки», а бомбы – «банки».

Машина свернула с наезженной колеи в малозаметную прогалину и ловко запетляла между высокими и толстыми деревьями. Они росли друг от друга так далеко, что их гладкие, серебристо-белесые стволы, черные там, где скопилась влага, казались колоннами, удерживающими свод какого-то огромного здания.

Детство и юность Корнеева прошли на городских улицах, а школьных познаний майору не хватало, чтоб опознать гладкокожих представителей растительного мира, но то величие, с каким вековые деревья взирали на копошащихся внизу людей, он ощутил в полной мере. И зябко поежился.

– Ты тоже это чувствуешь? – спросил, не отрывая глаз от заметной лишь ему тропки, капитан.

– Что именно? – на всякий случай переспросил Корнеев.

– Как буки на нас смотрят?.. Словно взрослые на расшалившихся в храме детишек. Осуждающе и одновременно с чувством осознания собственной вины. Что не сумели воспитать как следует, не объяснили вовремя чего-то очень важного… Обязательного в этом мире. Правда?

– Вадим, а ты стихов не пишешь или рассказов? – хмыкнул удивленно Корнеев.

– Нет, а что…

– Сравнения уж больно у тебя лирическо-поэтические, товарищ капитан. Храмы, детишки… Разумные, мыслящие деревья… «Аэлита» прямо… Толстой обзавидуется.

– Н-ну, извините, товарищ майор. Как чувствую, так и говорю. Сам-то ты, Николай, небось, городской?

– И что?

– В общем, ничего особенного. Просто я заметил, что люди, выросшие на асфальте, как правило, более беспощадны ко всему живому. Такой боец и в цветущий сад, без какой-либо на то надобности, танком въехать может… ломая деревья. И поле, засеянное пшеницей, испоганить. И старинную церковь без зазрения совести разрушить.

– Эко ты повернул, капитан. Считай, пристыдил… Война ведь, не забыл, нет? Тысячи людей ежедневно гибнут, в том числе и мирных граждан – женщин, детей, а ты о деревьях печалишься. Самим бы выжить. И фашизм победить, который не только природу, само человечество истребить удумал.

– Обязательно выживем, майор… И победим, тоже – обязательно. Нет в том сомнения… – негромко промолвил Басов. – Люди крепко за жизнь цепляются. Вот только как после победы жить станем? В какой мир детей приведем, если уже и сами до кровавых мозолей истерли души?

Корнеев задумался, пытаясь подобрать слова для достойного ответа, но «виллис» как раз выскочил на небольшую полянку. Басов лихо развернул машину, поскрежетав коробкой передач, сдал задним ходом пару метров в лес и остановился.

– Все, станция «Конечная». Дальше, майор, только пехом.

Корнеев внимательно огляделся. Местность резко изменилась. Лесной храм остался позади. Здесь начинался небольшой подъем, и величавые буки поменялись местами с более привычными дебрями. Сплетенной из веток, витых, словно скрученных подагрой, стволов кустистых грабов и стрельчатого орешника.

– Прямо пятьсот метров вверх. На высотке уже передовая, наши траншеи. Давай за мной. Не обгонять. Местами мины натыканы. Тут рядом НП артиллеристов оборудован, оттуда поглядишь и на нейтралку, и на немецкую линию обороны. В стереоскоп…

Вадим ловко выпрыгнул из машины прямо через борт, не открывая дверцы. Привычно одернул гимнастерку, поправил пилотку и, убедившись, что Корнеев следует за ним, плавно заскользил между деревьями. Глядя, как ловко и непринужденно капитан двигается лесом, Николай вспомнил старшину Кузьмича и понял, что Басов тоже из потомственных охотников. Видимо, отсюда у парня и ностальгическая любовь к дикой природе. И особенно к той ее части, что за себя постоять не может…

Наблюдательный пункт артиллеристов расположился на самой опушке, под прикрытием низко нависающего сплетения веток колючего терновника, густо усеянного уже синими, но еще очень твердыми, недоспелыми плодами. Вся нейтральная полоса – чистое, испещренное воронками поле, шириной в полтора, а местами расширяющееся и до двух километров, зажатое между лесными массивами – отлично просматривалась в обе стороны, до самого горизонта. Ветер дул от немцев и, вместе с запахами сырой, потревоженной войной земли, доносил отзвуки какого-то столь любимого тевтонцами бравурного марша.

На их шаги из окопа сначала показалось дуло автомата, а следом настороженно выглянул седоусый сержант.

– Здорово, боги войны! – окликнул их Басов. – Не пульните в своих ненароком. Я к вам с гостем. Пустите в окоп?

– А не тесно будет, царица? – высунулась вторая голова, принадлежащая молодому лейтенанту, но увидев двоих старших по званию офицеров, поспешно прибавил: – Здравия желаю.

– Мы ненадолго… – успокоил наблюдателя Корнеев. – Мешать не будем. Полюбуемся чуток на фрицев и уйдем.

Он спрыгнул вслед за капитаном в окопчик и вынужден был признать, что опасения лейтенанта оказались не напрасны. Тут и в самом деле с трудом удавалось разместиться пятерым мужчинам. Кроме двух наблюдателей-артиллеристов, в окопе, на перевернутом снарядном ящике, вместе с коробкой полевого телефона, расположился еще и солдат с эмблемами связиста. От попытки встать смирно при виде офицеров, свалившихся ему на голову, солдата удержали все вместе.

– Сиди, сиди, боец…

– М-да, и в самом деле тесновато тут у вас, хозяева… Не по-божественному как-то… Поленились, громовержцы, шире ямку отрыть? – укорил лейтенанта Басов. – Гм, а скажи-ка мне, товарищ сержант, у тебя нет никаких срочных дел в расположении? Минут на сорок? Все бы нам легче дышать стало.

– Вообще-то не положено покидать НП, – засомневался тот, поглаживая приклад автомата. – Но если товарищ лейтенант не возражает, могу за завтраком смотаться. До смены еще далеко, а зачем ждать, если такой случай подвернулся? Чего, в самом деле, друг дружке сапоги оттаптывать?

– Верно смекаешь, отец, – одобрил с усмешкой Басов. – А лейтенант твой, я уверен, возражать не будет. Мы с майором его об этом очень попросим. В плане бережного отношения к казенному имуществу.

Молоденький лейтенант совсем смутился от такого напора, и, чтоб облегчить ему принятие сложного, непредвиденного уставом решения, Корнеев вынул новое удостоверение.

– С этого бы и начинали, товарищи офицеры, – укоризненно произнес лейтенант, уважительно поглядывая на золотистую надпись. – Раз такое дело, разве мы не понимаем.

– Давно на фронте?

– С месяц… После училища. А до ранения, – он повернулся так, чтоб была заметна красная нашивка, – почти полгода в окопах провел… Мне ведь полных двадцать лет стукнуло… Зимой. Я только выгляжу не слишком представительно. К медали представлен…