Текст книги "Операция «Прикрытие»"

Автор книги: Степан Кулик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

– Больше ж нечего… А просто так уйти, не обозначив, что мы заходили – нельзя. Господин подполковник должен точно знать наш маршрут. Только в обратном порядке…

– Почему нечего? Вон административное здание, вход легко рвануть можно… – предложил сапер. – Опять же, я заметил: трактор там какой-то в боксе стоял. С большими колесами. Не на выставке же. Заложу заряд. И как только заведут…

– Да? Ну хорошо, если тебе техника больше нравится. Вернее, наоборот.

– Спасибо, командир…

– Ишь ты, – усмехнулся майор Корнеев, – какие у нас саперы, оказывается, привередливые да разборчивые? С тонкой душевной конституцией.

Потом помолчал немного и продолжил задумчиво:

– Хотя в чем-то ты, Виктор, конечно, прав… Война не навсегда, и кому как не нам – победителям, о будущем подумать? Особенно сейчас, когда все что угодно на боевые потери списать можно. Молодец, капитан, уважаю. Действуй, как наметили. А я еще парочку ящиков осмотрю, для полной уверенности, и буду ждать тебя у забора… Только не возись. Нам еще к монастырю поспеть надо, пока не рассвело. Он вроде рядом. Но и время – не стоит. А больше пары часов после рассвета Штейнглиц нам не даст. Тут и к гадалке не ходи.

* * *

Человек шел по дороге совершенно не скрываясь. Больше того, он то и дело нервно взмахивал свободной левой рукой, поскольку правая была занята небольшим саквояжем, и громко бормотал что-то, судя по интонации – очень ругательное.

– Эй, доктор, – поманил Хохлова к себе Гусев. – Ну-ка, прислушайся. Чего этот чудак там лепечет?

К тому времени незнакомец подошел ближе, и теперь его голос в ночной тишине звучал еще отчетливее.

– Ну вот зачем им в монастыре понадобился ветеринар? Да еще так срочно! Посреди ночи?.. У «королевского тигра» зубы разболелись? «Пантера» охромела? Приказ!.. У оберштурмбанфюрера бессонница, а Иосиф из-за этого тоже должен не спать. И никому нет дела, что я за вчерашний день принял двух телят и отнял мужество у жеребца на соседнем хуторе. А для этого мне пришлось целых шесть верст идти туда и обратно собственными ногами.

Ветеринар остановился и посмотрел на упомянутые им ноги, словно не верил, что они сумели проделать такой сложный путь.

– Ладно, дорогу обратно не считаем. Это пошло на пользу. Потому что, если бы я заявился домой сразу после угощения пана Дызмы, Ядвига, чего доброго, могла бы и со мной поступить, как я с несчастным Каурым. И так шуму было больше, чем мы с паном Дызмой выпили на двоих… Спрашивается: я что, на прогулку ходил? Фунт шпика, полфунта отличнейшей буженины, полтора десятка яиц, лук, картошка. Два фунта муки! А яблоки? Целый мешок! Едва донес. Да, сейчас они ничего не стоят. Но если не лениться и засушить? И она еще смеет говорить, что я…

Тут ветеринар сбился с курса, видимо, все-таки сказалась общая утомленность организма. Его ноги выписали какое-то замысловатое танцевальное па, и Иосиф нырнул носом вперед, на обочину… Прямиком в объятия Гусева.

От неожиданности старший лейтенант не придумал ничего лучшего, как приложить ветеринара кулаком по темени. Иосиф не возражал. Общая анестезия настолько пришлась ему по вкусу, что он спокойно распростерся ниц, при этом не выпуская саквояж и… захрапел.

– Вот тебе и здрасьте, – пробормотал Гусев. – Даже если бы хотел такое дело провернуть, и то лучше б не смог. Командир вернется, а у нас «язык».

– Судя по его состоянию, – хмыкнула Лейла, – много от него не узнаешь.

– А больше и не надо, – произнес Хохлов. – Решать, конечно, майору. Но из того, что я услышал – в наших руках пропуск в монастырь.

– Да? – заинтересовался Гусев. – И чего этот фриц наболтал такого занятного?

– Он не фриц. Не могу сказать точнее, но – либо чех, либо австрияк…

– А какая разница?

– Примерно как между украинцем и белорусом. Но не это важно. Он – ветеринар и вызван в монастырь к какому-то оберштурмбанфюреру.

– О! Я всегда знал, что эсэсовцы не люди! – оживленно произнес Вартан Ованесян. – Что и требовалось доказать.

– Отставить шутить, – явно копируя Корнеева, приказал Гусев. – Если так, то задерживаться не следует. Немцы пунктуальны и педантичны. Любая необъяснимая задержка ветеринара в пути вызовет тревогу. И если в ближайшие пять-десять минут командир не вернется, придется самим принимать решение. Сергей Фомич, ты сможешь привести его в чувство и расспросить? Нам нужно больше информации. Кстати, это в твоих интересах.

– Ты хочешь сказать?..

– А кто из группы сможет изобразить врача? Я уж не говорю о знании языка.

– Но я же…

– Ладно, не суетись, медицина. Может, еще и не придется геройствовать. Сперва допросим.

Военврач Хохлов сам просился в разведку, когда в их часть, в поисках добровольцев, приехал Корнеев. Тогда ему казалось, что после трех месяцев в штрафбате нигде не будет страшнее и хуже. Но, будучи сугубо штатским человеком, он как себе все это представлял? Что вместе с группой боевых товарищей преодолеет ничейную полосу, ворвется в какой-то штабной блиндаж, спеленает там важного «языка», лучше всего – генерала, или хотя бы полковника. Потом – марш-бросок обратно. И вот уже все позади. Задача выполнена, наградные списки составляются. Понятное дело, что риск большой. Могут и убить. Ну так на войне нет безопасных мест. Убивают и в самом глубоком тылу. Это если на минуточку позабыть, что в конце жизненного пути нас всех поджидает смерть.

Когда Корнеев отверг его кандидатуру, Сергей Фомич почувствовал себя обойденным. И сильно обрадовался, после того, как по его мнению, справедливость – в лице полковника Стеклова – восторжествовала и была восстановлена. Но сейчас перспектива пойти одному в самое логово врага совсем не казалась военврачу заманчивым приключением.

Потерев ветеринару уши и сунув под нос пузырек с нашатырем, Хохлов добился того, что бедняга очнулся. Почти… Потому что, привстав на колени, он вдруг широко перекрестился, хоть и слева направо, и забормотал:

– Domine Iesu, dimitte nobis debita nostra, salva nos ab igne inferiori, perdue in caelum omnes animas, praesertim eas, quae misericordiae tuae maxime indigent.

– Чего он бормочет? – не удержался Гусев.

– Молится. Наверное, решил, что оказался в аду.

– А-а, – с пониманием отнесся старлей. – Бывает. Особенно если выпито много, а закуска – так себе…

Услышав звуки чужой речи, ветеринар умолк, а потом тоже заговорил по-русски. Правда, с жутким малороссийским акцентом.

– Я еще сплю, или уже в России?

– Не волнуйтесь, Иосиф, – ответил ему по-немецки Хохлов. – Вы по-прежнему находитесь неподалеку от своего дома, на околице Дубовиц. Хоть и попали в плен к русским.

– Вам даже мое имя известно? – изумился тот.

– Нам все известно, – грозно ответил Хохлов. – Так что советую отвечать на вопросы предельно четко и откровенно. Если хотите сохранить свою жизнь.

– Да-да, конечно… Спрашивайте, – интенсивно закивал тот. – Я не нацист и никогда не любил фюрера. Вы можете себе представить, как трудно жить ветеринару, если хозяину запрещено бить скотину? А не приведи Господь, падеж какой в округе случится? Трудовой лагерь – это еще очень повезло.

– Откуда русский знаете?

– Я Академию ветеринарной медицины в Лемберге заканчивал. А там, в пригороде, и малороссов, и русинов хватало. Особенно среди официанток и горничных. Старая Австро-Венгерская империя большая… была. Ну и при поляках еще не все изменилось… Во всяком случае – паненки по-польски и по-немецки не все понимают. Помню, упадала за мной одна Маруся. Премилое создание, скажу я вам. В доме у графа Скшетушкого служила. Так она, вы не поверите…

– О паненках после… – остановил разговорившегося ветеринара Хохлов. – Объясните лучше, зачем вас в монастырь вызвали? Да еще так срочно?..

– Кошка оберштурмбанфюрера рожает, – предпринял попытку вскочить на ноги Иосиф, но был усажен обратно бдительным капитаном Пивоваренко. – Вы что?! Вы не понимаете! Я, наверно, и так опаздываю!.. И если с животным, не дай Бог, что-то случится, мне несдобровать. А то и всей родне. Тем более, я не немец, а всего лишь австриец.

– Не волнуйся, все будет нормально, – успокоил ветеринара Хохлов. – Не знаю, как решит командир – но то, что идти в монастырь тебе уже не придется, могу утверждать со всей уверенностью. А теперь не спеша и очень подробно расскажи все, что тебе известно, а следовательно, и мне надо знать – о кошке, ее хозяине и вообще, что там – за стенами монастыря?..

* * *

– Такая вот петрушка, командир, – закончил доклад Гусев.

– Ну что ж, – хмыкнул Корнеев. – Занятную историю он вам поведал. А сколько в ней правды?

– Считаешь, хитрит коновал? – удивился старлей.

– Мог бы угадывать, был бы гадалкой, – пожал плечами тот. – Если этот Иосиф тот, за кого себя выдает – один расклад, а если нет? Вот ты, к примеру, попадись врагам…

– Тьфу-тьфу-тьфу, – трижды сплюнул Гусев.

– Извини, – Корнеев оглянулся, а потом постучал себя по лбу. – Но все же. Стал бы с ходу правду выкладывать?

– Обижаешь, командир.

– Вот и я о том же. Где гарантия, что пленный нам дезу не лепит?

– Я – гарантия, – отозвался Хохлов, подползая ближе. – Не берусь судить о его должности и звании, товарищ майор, но что этот человек действительно ветеринар, могу подтвердить. Мы тут еще немножко побеседовали с ним о медицине. Так что не сомневайтесь. Я же и сам доктор, если помните.

– Ты уверен, Сергей Фомич?

– Да.

– Гляди, ошибка дорого может обойтись. Причем в первую очередь именно тебе. Да ты уже, наверно, и сам все понял?

– Конечно, понял, командир. Потому и тороплю. Иосиф говорил, что опаздывает, а оберштурмбанфюрер этого не любит. В общем, если идти – то немедленно. Каждая минута промедления только усилит подозрение фрицев.

– Не усилит, – усмехнулся Корнеев, кивая на опять уснувшего ветеринара. – Вы что, не видели, в каком он состоянии? А если еще чуток усугубить? Вот и объяснение любым задержкам. Пьяного-то сумеешь изобразить?

– Что я не русский? – возмутился военврач. – Попрошу без намеков, товарищ майор.

– Отставить пререкания. Сам говоришь: медлить опасно. А идти – действительно надо. Такой козырный случай нам никак упускать нельзя. Гусев, тащи сюда ветеринара.

– Не надо, командир, – остановил его Хохлов. – Все что можно, я уже выспросил.

– Точно?

– Да. Ну во-первых, Иосиф ничего не знает о тех фрицах, что прячутся за монастырскими стенами. Туда никого из местных не пропускали. Об интересующем нас оберштурмбанфюрере – тем более. Кроме того, что слышал от солдат в городке, будто бы он тут недавно появился. Недели две-три, не больше. Так что благословите, отче, и я пойду.

– А может, ловушка?..

– Да брось, Николай. Думаешь, СС специально подгадало с окотом к нашему прибытию? Думаю, тогда была бы причина более умная.

– Не понял тебя?

– Легче кошек плодятся только кролики, я имею в виду – из домашней живности. Так что в ловушку господин подполковник заманивал бы нас болезнью любимого жеребца или еще каким-то важным событием. А окот – это больше на глупую шутку смахивает. Кстати, Иосиф тоже так сперва подумал, когда ему позвонили из монастыря и позвали принимать роды у Марты. И собрался только после того, как за ним прислали вестового. Вот почему вдвойне поторопиться следует. А то – загнется кошка, и меня не как диверсанта шлепнут, а за саботаж. Обидно…

– Шутить изволишь?

– Какие уж тут шутки… – поднялся на ноги Хохлов и с удовольствием потянулся. – Все, пошел. Сможете, подстрахуйте. Нет – ждите. Постараюсь управиться по-быстрому. Если Марта согласится…

– Погоди.

– Командир, – врач наклонился и поднял саквояж ветеринара. – Ну что ты себя уговариваешь. Ничего лучшего мы все равно не придумаем, а время уходит. Да ты глянь на меня внимательнее? Это похоже на доблестного и неустрашимого русского диверсанта-разведчика?

Поскольку более нелепого сравнения и представить себе было невозможно, Корнеев непроизвольно улыбнулся.

– Вот. Что и требовалось доказать, – удовлетворенно кивнул Хохлов.

– Я не о том, – очень серьезно произнес Корнеев. – То, что мы затеваем – авантюра чистейшей воды. Шанс, что ты что-то увидишь и сможешь до рассвета вернуться, минимален. Мы не имеем права его упустить, но при этом всего лишь пользуемся случаем. А удача – капризная тетка. Поэтому, Сергей Фомич, если по какой-то причине ты не сможешь уйти до рассвета – не паникуй. Либо затаись в лесу и жди наступления, оно должно начаться в самые ближайшие дни. Либо – пробирайся за линию фронта самостоятельно. Только не тем же путем, а отойди километров десять в сторону.

– Я понял, – не менее серьезно ответил Хохлов. – Разрешите выполнять?

– Давай, Сергей. И ни пуха тебе…

– К черту… – Хохлов дернулся уходить, а потом посмотрел на безмятежно похрапывающего ветеринара. – А с ним что будет?

– Как говорится, по закону военного времени… – хмыкнул Гусев. – Нож под ребра, труп в реку. Не боись, доктор. Все сделаем, как надо.

– Командир, не убивайте? Он же не фриц. К тому же – доктор, а не солдат, хоть и ветеринар. А врачей теперь много понадобится.

– Связался черт с младенцем, – сплюнул Корнеев. – Один свечи бережет, второй – коновала жалеет. Таскать мы его с собой не можем, оставить – тоже. А если он очнется раньше времени и тревогу поднимет, когда ты еще в монастыре будешь?

– Да он в таком состоянии, что проспит до обеда. А проснется – ничего не вспомнит.

– Ладно… – недовольно проворчал Корнеев. – Придумаем что-нибудь.

– Да чего там думать, – усмехнулся Пивоваренко. – Прежде чем уходить, вольем в него еще одну дозу, тогда точно раньше времени не проснется.

– Спасибо…

– Эй, медицина, – окликнул его десантник. – Сам-то ты ничего не позабыл?

– Кажется, нет?

– Ну да. А хлебнуть на дорожку? Чтоб все путем и – для соответствующего запаха… – капитан протянул врачу фляжку.

– Вот, черт! – выругался Корнеев. – Даже я запамятовал. Спасибо, Олег.

– Спасибо, – поблагодарил Пивоваренко и Хохлов. Правда, не так искренне, поскольку он-то как раз и не позабыл об этом. И уже принял втихомолку. Для храбрости, так сказать. Но и от вторичного угощения отказываться не стал. Как сказал в шутку командир: он что – не русский?

– Ну все. Пошел я, парни. Пожелайте мне удачи, или как там у вас принято.

– Не пропадай…

– К черту… – уже не прислушиваясь к словам Корнеева, а потому невпопад ответил военврач. Повернулся, вышел на дорогу, и уже там, перейдя на немецкий язык, с пьяной путанностью и упрямством, довольно громко стал доказывать какой-то Ядвиге, что она сама во всем виновата, потому что…

В общем, эта тема, похоже, одинакова во всех странах и у всех народов.

«Ошибался Лев Николаевич, – совершенно не ко времени, но как-то само собой вспомнилось Корнееву начало „Анны Карениной“. – Это счастливы люди по-разному, а несостоявшиеся семьи все одинаковы. Как под копирку…»

Глава шестнадцатая

Еще одну, на этот раз по-старчески согнутую фигуру, неуверенной шаркающей походкой бредущую по околице Дубовиц, первой заметила Лейла. Благо и луна как раз пробилась одним краешком сквозь вновь оккупировавшие небо облака. И что-то настолько знакомое почудилось в приближающемся человеке сержанту Мамедовой, что она позвала майора.

– Смотрите, товарищ командир, я не вполне уверена, но похоже – это Степаныч?..

В отличие от Лейлы, Корнеев слишком давно знал своего неизменного ординарца, чтоб не распознать ефрейтора с одного взгляда, в любом обличье, несмотря на все еще довольно густую предрассветную тьму.

Пристально оглядев местность, – не видит ли одинокого путника, кроме них, еще кто-нибудь, Корнеев приложил ладони к губам и подал Семеняку условный знак.

«Старик» чуть сбился с шага, но вскоре все так же неторопливо потопал дальше. И только отойдя достаточно далеко от крайних домов, он, буквально на полушаге, резко присел, почти исчезая из поля зрения, а потом – одним прыжком метнулся в сторону и пропал окончательно. Как растаял. Чтобы спустя полминуты вынырнуть рядом с разведчиками.

– Здравия желаю, товарищ…

– Здравствуй и ты, – Корнеев радушно обнял ординарца. – Ты почему здесь? Что-то произошло?! Наши все живы? Егеря?..

– Тьфу-тьфу-тьфу, слава богу. Целехонькие, командир, чего с нами случится… – устало присел на землю Семеняк. – Оказывается, трудное это дело – здоровому изображать хромого. Устал, аж ноги гудят и скрип какой-то в коленке образовался. А новости у меня серьезные, Николай. Важные новости.

– Тогда докладывай. Только постарайся уложиться в пятнадцать минут. Спешить надо.

– Хорошо, можно и кратко, – кивнул ефрейтор и бойко, на одном вдохе, отрапортовал: – Группой «Призрак-два» обнаружен секретный аэродром с готовым к взлету транспортным самолетом, – потом перевел дыхание и прибавил: – Все. А теперь, командир, ты сам решай: дальше докладывать подробно или второпях?

– Аэродром с транспортным самолетом? – задумался майор. – Где именно?

– Разверни карту, покажу.

– Показывай, – Корнеев открыл планшет и подождал, пока Степаныч не ткнет в карту местности пальцем. – Угу. Объект «Лесная сторожка». Двенадцать километров, – и забормотал под нос: – М-да, и что же это значит? Как сие укладывается в расчеты Стеклова? Мы думаем, что играем с фрицами в «поддавки», а они – значит, опять все переиначили и решили сыграть в шашки? Неприятно, но и не слишком. Как говаривают умные люди: «От перестановки сапог ноги не меняются!» Так, что у нас на часах?

Корнеев поднес к лицу светящийся циферблат.

– Угу… половина четвертого. Восход солнца наступит через два часа и восемнадцать минут. Вполне успеваем в обе стороны. Знать бы только, с какого конца за эту ниточку дергать. Да, торопиться пока некуда. Ну давай, Степаныч, убедил… Докладывай подробнее.

– К лесничеству мы вышли вместе с сумерками. По характерному запаху и иным признакам Колесников предположил, что расчищенная площадка перед сторожкой – не сенокос-огород, как предполагалось раньше, а полевой аэродром. Тогда Малышев, приказав группе ждать рассвета, отправил Кузьмича осмотреться. Вскоре старшина вернулся и доложил, что обнаружил неподалеку замаскированный самолет. Тот же Колесников, по описанию со слов Телегина, предположительно опознал Ю-52. Но самая важная деталь та, что в кабине самолета постоянно дежурит летчик.

– Дело ясное, что дело темное… – пробормотал Корнеев. – Дежурит, значит. У тебя все?

– В общих чертах.

– Теперь скажи, что по этому поводу думает Андрей. Не зря ж он погнал тебя ко мне?

– Капитан Малышев уверен, что немцы будут брать вашу группу сразу после выхода в эфир, – убрав из голоса любую фамильярность, как можно четче доложил Семеняк. – Не дожидаясь налета и подтверждения результатов бомбометания. Он думает, Коля…

– Ясно, спасибо. Андрей считает… – продолжил вместо Степаныча Корнеев, – что сырье уже погружено на машины, и как только мы радируем в штаб, фрицы немедля перевезут его в безопасное место, давая возможность нашей авиации отработать по пустому месту. Верно?

– Так точно, – подтвердил ефрейтор.

– А в данном, конкретном случае: доставят сырье на тайный аэродром, перегрузят в самолет и, как только краснозвездные бомбовозы улетят – закончат эвакуацию. И чтоб завершающая фаза операции прошла складно да гладко, немцы постараются уничтожить русских диверсантов, то есть – нас с вами, еще до подлета бомбардировщиков. Так?

– Слово в слово… – кивнул Степаныч.

– Молодец фриц, хитро придумал, – потер переносицу Корнеев. – В штабе, значит, будут уверены, что с этой адской начинкой для чертовой сверхбомбы покончено, а оберштурмбанфюрер тем временем обеспечит ее доставку прямо на производство. Чтоб еще больше народу уничтожить. И мешает всем этим изуверским планам всего-то одна небольшая деталь, – приманенная самим же подполковником Штейнглицем разведгруппа. По его представлению: надоедливая букашка, комарик. Прихлопнуть ладонью и вся недолга. А вот ху… – Корнеев поперхнулся готовым сорваться с языка бранным словом и бросил чуть виноватый взгляд в сторону младшего сержанта Мамедовой. – Кхе, кхе… – притворно прокашлялся майор, словно прочищая горло. – Хулиган ты, дядя.

Корнеев немного помолчал и неожиданно улыбнулся.

– Как говорят у нас в Одессе: «Тетя Сара немножко поторопилась с оглашением завещания, дядюшка Хаим еще не до конца умерли…» – а потом продолжил совершенно серьезным голосом, словно и не он шутил: – Итак, товарищи разведчики, давайте прикинем: что мы имеем на кону?

Николай выставил перед собой ладонь и стал перечислять, демонстративно загибая пальцы.

– А вот что… Из трех объектов предполагаемого складирования сырья нами обследованы два. Искомое сырье в них не обнаружено. Это – раз… В десяти километрах от Дубовиц, в лесу находится замаскированный аэродром, с готовым к взлету транспортным самолетом Ю-52. Это – два… Отсюда следует, что немцы готовятся к вывозу важного и не слишком тяжелого груза. Потому что пассажира ждал бы штурмовик или истребитель, а для более габаритных перевозок «тетушка Ю» узковата в талии. Много не проглотит. Это – три… Аэродром оборудован в тупике единственной ведущей туда дороги. Это – четыре…

Корнеев отодвинул от себя кулак с отставленным вверх большим пальцем. Оглядел его, словно впервые видел, и удовлетворенно хмыкнул.

– Вот именно. Так какой из всего перечисленного напрашивается вывод? А вот какой: мы не пустышку тянем. Стратегический груз, вне всякого сомнения, все-таки спрятан где-то в пределах Дубовиц. Даже если и не в самом монастыре. Некоторая доля сомнения все же остается, но будем надеяться, что Хохлову удастся ее развеять. А потому, считаю: искать дальше нет смысла, а лучше всего спровоцировать немцев к действию… То есть – сделать тот ход, которого и дожидается господин Штейнглиц. Вот только играть будем не по его, а по нашим правилам. Как-то так, братцы… Но, прежде чем выходить в эфир, надо узнать: где замыкается расставленный на нас капкан? И придумать, как лучше всего перехватить груз?

Майор еще секунду подумал и уверенно кивнул.

– У меня все, товарищи. Какие у кого будут по этому поводу соображения?

– Как перехватить груз, я не знаю, – отозвался ефрейтор Семеняк, – а что касаемо наброшенной фрицами петли, предположение имею. Видел парочку солдат, идучи к вам. Сидят в засаде, комаров кормят.

– Где именно? Сколько их? Как вооружены?

– Да как раз на той самой дороге, что ведет к аэродрому, фрицы и затаились. В километрах трех от опушки будет, и – соответственно: в семи от объекта. Там аккурат поворот небольшой, но закрытый деревьями, и осмотрительный водитель обязательно притормозит. Особенно если по темному времени суток. Место хорошее, скрытое… Если б они сами на меня не вышли, разве только по запаху засек бы… Сколько человек в засаде – я не видел. Ночь на дворе. А со мной двое фрицев разговаривали. Но в придорожных кустах я сопение еще примерно троих, а то и больше людей слышал. Точнее не скажу. Может статься: остальные чуть дальше сидели. Или – вели себя потише… Оружие у тех двоих штатное. Максимум – пулемет установили. Да много ли с него в лесу толку? Шум один…

– Вот и ответ на вопрос… – нервно почесал левую ладонь Корнеев. – К деньгам, что ли? Или к удаче?.. Спасибо тебе, Игорь Степанович. Очень вовремя ты подоспел. Теперь у нас совсем иные танцы начнутся. Об орденах и медалях пусть командование хлопочет, а я лично… вместо благодарности, моим посаженым отцом тебя прошу на свадьбе быть. После войны. Не откажешь?

– Не откажу, – степенно ответил тот.

* * *

Громада монастыря нависала над головой одной огромной монолитной глыбой. Дорога упиралась в запертые наглухо ворота, и со стороны двора не доносилось ни единого звука.

– Доннерветтер! И зачем было поднимать врача ночью с постели, если он тут никому не нужен?

Хохлов не скупился на эпитеты и говорил гораздо громче, чем надо. И вообще вел себя так натурально, играя роль крепко подгулявшего человека, что ни один Немирович-Данченко вместе со всеми Станиславскими не смогли бы воскликнуть: «Не верю!» Рюмка спирта, положенная после форсирования водной преграды, плюс – вторая, которая для создания правильного запаха, вполне способствовали раскрытию скрытого актерского мастерства. Ну а уж третья, которую Сергей разрешил себе сам, так сказать, «на удачу», и вовсе привела военврача в приподнятое состояние души. Вдохнув в Хохлова тот кураж, на котором самым обычным людям удается совершать самые невероятные вещи.

Вообще-то, Сергей всю жизнь был жутким трусом. С детства он боялся всего на свете до дрожи в коленках. И чуть что не так – готов был разрыдаться и убежать. Но из-за боязни, что друзья заметят эту его слабость и станут дразниться, он без раздумий лез во все авантюры и драки, которые только могут случиться с подростком из пригорода.

Он и учиться не просто в медицинский пошел, а именно на хирурга – только потому, что случайно услышал разговор одноклассниц на выпускном вечере, о том, что кто-то из мальчишек боится крови. Приняв это, естественно, на свой счет – Хохлов немедленно отнес документы в мединститут, хотя еще вчера собирался учиться в университете на историческом факультете. И на фронт попал по той же причине. Первым положив заявление главврачу с просьбой отправить его в прифронтовой госпиталь. Чтоб никто и на мгновение не засомневался, будто бы он боится.

Их эшелон разбомбили еще на станции. Но, к счастью, бомбы легли не прицельно. Раненых и убитых оказалось на удивление мало. Зато Сергей, положив в карман гимнастерки осколок, оцарапавший ему щеку, раз и навсегда излечился от своей постоянной фобии. Словно произошла невероятная реинкарнация, и тот Хохлов, трус и паникер, все-таки был убит, а его тело заняла душа одного из бесстрашных героев прошлого…

– Ферфлюхтер!..

Хохлов уже занес было ногу для того, чтоб постучать в ворота сапогом, как в одной из них открылась врезная калитка и наружу выглянул солдат.

– Ветеринар?

– А ты кого ждешь? Русского Ивана? – хохотнул Сергей.

Солдат втянул ноздрями воздух и хмыкнул:

– Ты что, пьян?

– Почему пьян?! – немедленно возмутился Хохлов. – Рюмку на ночь принял, чтоб выспаться. Я же не знал, что понадоблюсь. Мои пациенты не слишком привередливые.

– Ага, – вклинился в разговор второй голос. – А рюмка была размером с пивной кухоль. Фриц, пропусти. Это он. Поверь, так напиваться могут позволить себе только врачи.

– Как скажешь, Пауль. Тебе за него отвечать.

– Если Марта подохнет, всем нам не поздоровится. Будь уверен.

– Кстати, ты заметил, что она поутихла?

– Я же не глухой. Доктор, следуйте за мной. Боюсь, как бы не опоздать. Раньше кошка орала, как недорезанная. А последние десять минут – тишина.

– Пошли…

Хохлов шагнул внутрь, и калитка немедленно захлопнулась у него за спиной. Звякнул металлический засов. Обратного пути больше не было.

– Держитесь рядом и не отставайте, – подал голос Пауль. – Из-за проклятой светомаскировки во дворе хоть глаз выколи. И если не знать – что и где стоит, можно лоб расшибить.

– Спасибо, – Хохлов притерся ближе к провожатому.

Он и сам видел, что во дворе громоздятся какие-то непонятные, темные силуэты, больше всего похожие на укрытую брезентом технику.

– Нам сюда.

Пауль ухватил Хохлова за рукав, свернул в сторону и открыл совершенно невидимую во тьме дверь. Внутри тускло, вполнакала, помигивая в такт оборотам генератора, горели электрические лампочки, но для глаз, привыкших к темноте после ночной прогулки, света было даже в избытке.

– Сюда, герр доктор.

Положившись на проводника, Хохлов шел следом, особо не присматриваясь. Так только, запоминал на всякий случай повороты. Но уже на пятом – бросил. В любом случае он сможет уйти из монастыря, только если фрицы его отпустят. Ну а в этом случае – они же и выведут обратно.

Пауль открыл очередную дверь и посторонился, пропуская Хохлова.

– Прошу вас. Мы пришли…

Комната, в которой оказался военврач, оказалась довольно просторной и обставленной с непривычной, по меркам Сергея – театральной роскошью. Особенным нонсенсом, учитывая что это монастырь, казалась огромная кровать под шелковым балдахином. Застеленная, судя по игре света, тоже шелковым бельем.

– Ну и где ваша роженица? – оглянулся Хохлов на немца, не увидев кошки.

Пауль оказался крепким, еще не достигшим тридцатилетия мужчиной, в звании унтершарфюрера.

– В шкафу… – словно в недоумении пожал плечами тот. – Уж что я ни делал, чтоб примостить ее в другом месте. Собственным одеялом и подушкой пожертвовал. А не успеешь отвернуться, глянь – а она уже опять в шкафу гнездится.

– Это нормально… – кивнул Хохлов, открывая дверцу. – Кошки любят такие укромные места… О! А мы уже с прибытком! – заметил напополам с удивлением и с возмущением в голосе, увидев меленькое тельце, которое пушистая молодая мама самозабвенно вылизывала. При этом довольно урча и жмуря глаза.

– Ну и стоило из-за этого поднимать такую панику?

– Родила? – облегченно перевел дыхание Пауль, словно в изнеможении прислоняясь к дверям. – Слава тебе Господи.

– Эй, ты чего! – удивился Хохлов, видя, что лицо солдата покрыто легкой испариной. – На-ка, хлебни чуток, – протянул флягу. – Впервые вижу, чтоб так волновались из-за кошки. Это же не корова и не кобыла.

– Шнапс? – потянулся было к фляге немец, но в последний момент удержался. – Спасибо, но если господин подполковник учует…

– Глупости, – отмахнулся Хохлов. – Мы же роды принимаем. Ты что! Как можно соваться к роженице, не продезинфицировав руки и рот. Мало ли какая там инфекция. Да и дело это не быстрое. Она только-только первенца произвела. Так что можешь успокоить хозяина, но понаблюдать пациентку еще надо. И без помощника мне тут никак не управиться… – военврач многозначительно поболтал флягой. – Смекаешь?

– Яволь… – чуток приободрился тот. – Один момент…

Пауль скрылся за дверью, а Хохлов опустился на стул. Как бы он ни хорохорился, а нервы у человека не железные. Артисты на сцене за вечер как устают? Так им максимум не поаплодируют за фальшь…

Немец обернулся и в самом деле быстро. Неся банку тушенки, луковицу и полбуханки хлеба.

– Соображаешь, – похвалил его Хохлов.

– Оберштурмбанфюрер велел, если все пройдет как надо, наградить тебя недельным пайком. Вот я и прихватил немного, авансом…

Пауль проворно вскрыл банку, нарезал лук и хлеб. Вынул из буфета пару рюмок и наполнил их с такой же завидной сноровкой.

– За победу! – торопливо произнес Хохлов, опасаясь, как бы ему не пришлось пить за здоровье Гитлера.

– Прозит… – кивнул Пауль и поспешно опрокинул рюмку. Потом вытаращил глаза и побагровел.

«Черт! – выругался мысленно военврач. – Забыл предупредить, что это спирт…»

– Нюхни… – сунул немцу под нос хлеб.

Тот сделал усилие и таки смог втянуть в себя воздух.

– Теперь ложку тушенки. Она жирная, смажет пищевод… Извини. Я как-то уже свыкся с крепостью своего шнапса. Мне же для дезинфекции всегда первач отбирают. Почти как спирт… Да ты присядь, – Хохлов только теперь обратил внимание, что Пауль все время стоит.