Текст книги "Тот самый сантехник 6 (СИ)"

Автор книги: Степан Мазур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

Глядя на то, как Кира разревелась на плече несостоявшейся мамы, Боря вдруг понял, что хочет быть на её месте. По идее она должна была открыться ему. Броситься на плечи, разреветься на груди. Но на него Кира отреагировала ровно также, как на Лесю.

А это значит – отдалился. Ушёл. Пропал. Как будто и не было его.

– Что случилось? – донеслись от Киры первые слова за день.

И Боря вдруг понял, что у девушки сработал защитный механизм. Она как бы подсознательно готовилась потерять отца, с детства видя его нелегальный бизнес, бандитизм, торговлю оружием и чёрт знает, чем ещё.

«Она ВСЕГДА готова была его потерять», – согласился внутренний голос: «Но привыкнуть к тому, что потеряет и новую мать у неё пока не вышло».

Боря подошёл следом, слушая разговор.

– Я, главное, на остановке вышла. Хлеба купить нам на обед. По доставке он какой-то чёрствый, – объясняла Зина, посмотрев на Борю. – Странное дело с Князем, подписка о невыезде – это даже не домашний арест. Его просто отпустили. А я как до двери магазинчика дошла, так меня взрывной волной и догнало. Очнулась в ожоговом под капельницей! Говорят, из жопы три осколка вытащили. Но там всего пара швов. Чешется, сука. Но ничего страшного, просто как чирь даванула. Короче, сбежала я сразу, как очнулась и… домой.

Зина произнесла слово «домой» просто, как само собой разумеющееся. Но Кира разревелась от одного слова, уткнулась в грудь массивную. Зина гладить её принялась, успокаивать. А у самой в глазах слёзы стоят. Едва-едва слышно спрашивает:

– Боря… кто это сделал?

Так следом сантехник понял, что и массажистка приняла эти отношения среди Князевых как само собой разумеющееся. То есть она уже была матерью Киры, без процессии и печати в паспорте.

«Духовно приняли друг друга. Ментально породнились», – объяснил внутренний голос: «Всё бы и дальше возможно развивалось, но тут Князя волной отдачи накрыло. Карма догнала, наконец. Раз торгуешь оружием, будь готов от него умереть».

– Шаман, – ответил одними губами сантехник Зине и поспешил покинуть дом, логично прикинув, что на двух смертях тот вряд ли остановится.

Зина кивнула. О Шамане она уже слышала. Как слышала и прекрасно запоминала о схронах Битина. Правой руки Князева.

Имя прозвучало. И снайпер прекрасно знала, что ей делать дальше. Осталось только переждать траурные мероприятия и мстить, мстить, мстить, как учили люди, которые знали в этом толк.

Понимая, что больше не в силах чем-то помочь, Глобальный распрощался со всеми и покинул дом Князевых. Им требовалось побыть одним, а ему требовалось как следует над многим подумать.

Сев в микроавтобус и прокатившись одну улицу, Боря понял, что оказался у дома Шаца. Он уже хотел пройти в дом, лечь и отключиться до вечера. Но Зоя словно стояла у окна. Она заметила его первой. Накинув шубу, выскочила навстречу. Тут же пообещала, что оденется быстро.

Десяток минут спустя Боря понял, что снова ведёт автомобиль и они едут в дурку.

«Что ж, не худший маршрут дня».

Глава 19 – Ганс на час

Олаф Мергенштольц скрёб расчёской залысинку у зеркала. На морщинистом лице играла улыбка. Держа расчёску как микрофон, он напевал простую народную немецкую песенку на родном языке:

 
Среди лесистых гор,
У голубых озёр,
Где в чаше слышен
Птичий нестройный хор.
Под яркой синевой,
Под елью вековой
Плясать сегодня
Будем мы с тобой.
 

Настроение пациента психиатрической лечебницы было приподнятым. Он не только освоился в отделении для душевнобольных имени Павлика Морозова, но и заслужил право на личные вещи примерным поведением. Поэтому ему и выдали зубную щётку, пасту, мыло, туалетную бумагу, а также расчёску, в которой не было никакой необходимости, но раз давали – надо брать.

Топчась на месте, Олаф кружился у зеркала, и веселил себя как мог. Жена развелась с ним, наступила полная моральная свобода действий, а плата за отопление и свет для их совместно нажитого имущества в эту зиму равнялась примерно нулю.

Всё просто: нет отопления и света – нет и платы. Как ловко он провёл эту систему!

Телевизора в отделении не полагалось, и Олаф даже себе не представлял, что его канцлер, за которого он голосовал, уже обсуждает возможность поставки танков Леопард на Украину. Преемственность Вермахта и Бундесвера имела одну линию – драх нах остен. Любыми путями прорваться на малонаселённый восток. Не напрямую, так опосредованно. И как предки леопардов в 1943 году горели в причерноморских степях, так суждено было гореть и их потомкам и в 2023 году. Олаф не знал этого, но продолжал напевать немецкие песенки.

Настроение теперь ничем не испортить. Ведь он подружился с Максимом! Парнем, который немного знал немецкий, в школе учил. Сам же немец немного знал русский. И на этой почве они нашли друг друга.

Макс был частым гостем отделения. С диагнозом «вялотекущая прогрессирующая шизофрения» с периодами острых обострений.

Некоторые постоянные клиенты имели особые привилегии в отделении. И Макс был среди них. Ему одному из немногих позволяли брать с собой телефон. Сначала Олаф просто брал поиграть в лопанье шариков. Потом попросил установить одно немецкое приложение, что представляло собой социальную сеть, которую даже не думали блокировать в России. Дальше подключил свою учётку, благо помнил пароль, а там – Света. Пишет, переживает, интересуется.

О, что за чудная девушка! Высокая, стройная, светленькая. Каждому западному немцу по нраву.

«А восточные немцы пусть живут с кем хотят. Проклятые осси!» – хмыкнул Олаф.

Он-то был весси. Человеком что надо. Истинным арийцем и наследником идей Третьего рейха, реваншистом в душе и на деле. Просто с женой не повезло. Женился на той самой осси, корни которой были так далеко на востоке, что чуть уши не отморозил.

И если восточная Германия и её жители по сути отличались от Западной только диалектом, то главное крылось в деталях. Сорок с лишним лет им удалось пожить при разных строях. Так восточные осси хлебнули халявы социализма в виде бесплатного образования и медицины, соцобеспечение, бесплатной раздачи квартир. Но также дефицита товаров с постоянным контролем и идеологической обработкой.

Тогда как западные немцы всего добивались своим трудом, трудолюбием и если по-честному, западная Германия уцелела в гораздо большей степени, сохранив свой промышленный потенциал даже под временным внешним управлением.

Олаф снова улыбнулся, перестав шкрябать залысинку пластиковыми мелкими зубчиками. Светлана тоже была откуда-то с востока. Не уточняла. Может, Польша. Может, Прибалтика. Сколько они шнапса вместе выпили, сказать не сможет никто. Но оргазмы? О, что это были за оргазмы! Помолодел с ней лет на пятнадцать. Оказалось, что женщина в постели может быть инициативна, подвижна, гибка и умела. А откуда набралась опыта – не так уж и важно.

Помнилось Олафу, что на первый секс, как любой педантичный немец, он купил пачку презервативов, где было ровно три штуки. Первый, как водится, порвал. Давно не пользовался. Второй порвали в процессе, поправляя. Третий использовали по назначению. А когда после выпитого среди ночи снова потянуло на подвиги, словно виагрой закусывал, о контрацепции уже никто и не думал.

И тут выяснилось, что Светлана беременна.

Первая мысль была предельно проста – вернуть Светлану. Она и по хозяйству может и в постели на высоте себя показала.

Вторая рациональна – будут жить в его доме.

А третья последовательная вышла – надо продолжать род.

Подумав несколько дней, Олаф пришёл к выводу, что надо рожать. И бежать на родину. Точнее, сначала бежать, а потом рожать. А то было стойкое подозрение, что дети могут родиться в шапке-ушанке вместо рубашки с такой погодой.

Собственно, мысль о наследнике или наследнице (Светлана пока не уточняла), и заставляла Мергенштольца улыбаться. Вновь запевая в расчёску, как микрофон, он продолжал петь немецкий песенки, только вместо больничного одеяния на этот раз представлял себя в молодости, в немецком парадном мундире на дембеле.

Кители и мундиры вермахта ФРГ и ГДР в 1980-ые годы, конечно, отличались. Орлы против эмблем циркуля и молота. Но на плацу маршировать учились солдаты той и другой армий. И вспоминая как правильно шагать в ногу, Олаф продолжал петь. А теперь ещё и маршировать.

Для Мершгенштольца его импровизированное выступление звучало как:

 
Сейчас вдвоём в быстром танце
Рядом мы пойдём,
Рядышком пойдём,
Вместе мы пойдём.
Мы в быстром танце,
Мой дружок, пойдём.
Лишь с тобой вдвоём.
 

И он до того разошёлся, что принялся выступать в голос, продолжая шагать на месте.

Но для жителей палаты это звучало и виделось так, как будто в атаку марширующим строем идут нацисты. Тишина на сонном часу лишь усилила впечатление. Эхо, отражаясь от стен в приоткрытую дверь, доносилось далеко за пределы палаты, в далёкий коридор.

Доктор Цветаев, который вышел из ординаторской, прислушался. Хмыкнул. Хватает событий по жизни перед Новым Годом. То дочь в депрессию впадает на фоне отсутствия мужского внимания и проблем по работе, то резко хорошо всё у неё, цветёт и какие-то клубы по интересам собралась заводить. А раз так, то о своём отделении лучше задуматься, а дочку отпустить во взрослую жизнь. И перестать о ней волноваться.

Но что в его вотчине творится?

– Ты только глянь на него, – буркнул пожилой доктор, прислушиваясь к немецкой речи.

Мало того, что пациент без страхового полюса поступил и медкарты, жрёт за казённый счёт и спит, занимая кровать тех, кому возможно нужнее, так ещё и других пациентов начал пугать. Бегут из палаты, как от пожара.

«Ладно в период обострения отлежался. Но уже сколько времени прошло?»

Полный желания разобраться, профессор медицинских наук Цветаев укрепил это желание парой санитаров и целенаправленно пошёл к палате.

Повернувшись к доктору и санитарам, марширующий Ганс продолжил песню. Раз пришли послушать, нужно показать свои творческие потуги в лучшем виде. А там может и по две порции начнут в столовой выдавать. Да и до весны ещё можно полежать. Тогда ещё меньше платить за жилплощадь.

И вдохновлённый Олаф не только не прекратил, но как следует набрав воздуха, продолжил:

 
Где горный спрятан луг,
Где никого вокруг,
Где слышен зверолова
Далёкий рог.
Среди цветов лесных,
В одеждах расписных
Плясать пойдём сегодня, дружок.
 

Когда Цветаев увидел перед собой марширующего немца, очевидно распевающего речёвки времён Великой Отечественной Войны, его терпение насчёт иностранца лопнуло. Хлопнув пару раз в ладоши вместо бурных продолжительных аплодисментов, он кисло обронил:

– Так, похоже господин Олаф достаточно погостил в стенах нашего заведения. На выписку его!

– Как это на выписку? Ещё не весна! – возмутился Мергенштольц и попытался найти глазами Макса.

– Не будем дожидаться весеннего обострения, – уточнил Цветаев. – Долечитесь дома, господин Олаф. У вас всё-таки медицина поинтереснее. Как никак, родина отца-основателя психиатрической медицины.

– Какой ещё отец? Я же пел лёгкую весеннюю песенку!

Но Максим, как человек, зависимый от общества, (особенно в стадии клинической прогрессии болезни), покинул палату вместе со всеми, повторяя, как и все «ну его нахуй, ребят» и «фашизм не пройдёт!».

– Как какой? Зигмунд Фрейд, – усмехнулся Цветаев и отправился в ординаторскую писать выписку.

Санитарам хватило десяти минут, чтобы собрать и выдворить иностранца из отделения с той выпиской в руках.

* * *

Зоя веселилась, Зоя смеялась. Шуточки-прибауточки перемешивались нередко с тонкими намёками, чаще толстыми полунамёками. Но Боря просто пропускал этот поток речи промеж ушей. Ничего не задерживалось. Сам себе на уме. А соседка Шаца просто вместо радио. Можно слушать отдельные моменты, можно игнорировать полностью, ссылаясь на то, что за рулём.

Когда они подъехали к больнице для душевнобольных, Похлёбкина немного притихла. Стала собраннее. А затем вовсе огорошила вопросом:

– Борис, а с чего бы мне начать?

Глобальный почесал макушку на входе и уже собрался подобрать слова, но тут из помещения пулей выскочил подозрительно знакомый человек в его шапке-ушанке и тулупе, вцепился в шиворот и заявил по-русски:

– Я же просто про весну пел! Нихт, выписка, нихт!

– Олаф, чтобы тебя кошки драли! – возмутился Боря, сбрасывая захват поехавшего немца.

Правда ехал он почему-то не в сторону Германии, а в основном по городу катался. Перекати-полем. И не было до него дела ни послам, ни министрам по делам иностранцев. Пока рабочая виза действует, пропавшим без вести не числится.

– Почему меня должны драть кошки? Я собак люблю! – возмутился Мергенштольц, чем тут же завоевал симпатию Зои.

– Правда? – улыбнулась она. – Ой, я тоже собак люблю. И котов немного. Не всегда Демон любить его позволяет. В основном смотрит презрительно, как Боря.

– Да, коты странные, а Боря тем более, – кивнул Олаф, и они зацепились языками.

Боря встал в ожидании. Сначала рта не давали открыть. Потом лишним себя почувствовал, а когда руку поднял, как за партой в школе в ожидании ответа, вовсе внимания не обратили.

Но время шло.

«Скоро к Аглае на встречу», – напомнил внутренний голос: «Давай завязывай с этой милой пиздаболией и по делам».

– Так, дамы и господа психи и выздоравливающие, – позволил себе перебить эту спонтанную беседу сантехник. – У меня дела. Вы либо в помещение зайдите, чтобы не мёрзнуть. Либо в кафе какое-нибудь сходите.

– Мне нельзя в помещение, меня выписали, – поник Олаф и сняв кольцо, протянул его сантехнику. – Боря, купи кольцо.

– Зачем мне твоё кольцо?

– Заложи, продай. Мне нужны деньги на билет до Берлина. Ну или отвези меня на нашу рабочую квартиру. С мыслями собраться. Я же… как там это? «Брит как кабан перед приготовлением».

– Ты хотел сказать «гол, как сокол»? – уточнил Боря.

– Где ты видел голого сокола? – не понял немец.

– Короче, нет уже никакой квартиры, – спокойно ответил Боря, как как с ликвидацией УК «Светлый путь», пропадали и обязательства перед работниками. Тем более, иностранного производства. А что на той квартире доживали свой срок Кишинидзе с бывшей женой немца Кристиной, уже ничего не значило.

«Поработали и будет», – заметил внутренний голос.

– Как это нет? А что делать? – удивился немец и снова посмотрел на кольцо. – Может, займёшь?

Боря посмотрел на часы на телефоне, обронил:

– Короче, продам я твоё кольцо и завезу тебе денег. Если будет не хватать, добавлю. Там уже разберёмся.

– А сейчас мне куда податься? – прозвучал самый логичный на морозе вопрос для немца.

Боря завис, устав распределять знакомых и друзей по квартирам и домам, сам при этом своего угла пока не имея.

Но Зоя быстро перехватила инициативу:

– Ой, а можете у меня пожить. Места всё равно много, а мне одной скучно. К тому же собак вы любите, а против котов ничего не имеете.

– Правда? – тут же повеселел Олаф и поёжился, уже порядком подмёрзнув на улице. – А это далеко? Дойти сможем? Я всё-таки без гроша.

Зоя заливисто рассмеялась и достала телефон, чтобы вызвать такси:

– Ой, Олаф. Вы такой забавный. Мне кажется, что мы подружимся. Пироги любите?

Немец поправил сползающую шапку, улыбнулся щербатым ртом и без сомнений ответил:

– Обожаю.

* * *

Оставив эту парочку, где каждый экземпляр стоил другого наедине, Боря сел за руль и повёл автомобиль в сторону центра. Рабочая одежда на первой деловой встрече сантехника совсем не смущала.

«Это же не собеседование с работой офисе», – заметил внутренний голос: «Если нужен работник, в любом виде возьмут».

В дороге позвонила Даша. Расстались в последний раз не при лучших обстоятельствах, но причин не брать трубку не видел.

«Мелочи это всё, Борь. Раз звонит, значит нужен», – прикинул внутренний голос.

– Боря привет, – спокойным тоном начала она. – Слушай, надо поговорить.

– Я с удовольствием, но сейчас еду по работе. Это терпит?

– Подожди, я в двух словах, Борь. Потом не решусь, – начала заметно нервничать она.

Боря понимал задним умом, что беременным нервничать лишний раз не положено. А там прямо точно его ребёнок, раз говорит, что больше ни с кем и ни-ни.

«Женщинам надо верить!», – важно добавил внутренний голос.

– Ну… давай, – с лёгкой заминкой ответил сантехник. – Я слушаю.

Он рассчитывал услышать речь о влиянии маленькой Ленки на её жизнь и заранее готов был попросить прощение за грубость и всё такое прочее. С другой стороны, и вины своей не чувствовал. Поступил, как должен был поступить. А дальше уже родители смотреть должны были.

Когда два-три варианта возможного разговора сформировались в голове сантехника, Даша вдруг выдавила из себя:

– Борь, я сначала думала, что ты со мной не ночуешь, потому что на Таньку глаз положил. Ну, думаю, Татьяна Юрьевна, подсидела меня. Господина она ищет, всё такое. А мужики же любят всю эту хуйню с подчинением.

– Что? – Глобальный невольно закашлялся.

– Да погоди, я же говорю, что думала. А потом присмотрелась. А Танька всегда со мной. Вот и думаю – когда ей с тобой спать-то?

– Да не спал я с Танькой! – возмутился Боря, наверное, потому что действительно – не спал. А спал или нет с кем-то ещё – никто не уточнял.

– Да я и не говорю, что ты с ней спал, – пробовала всё расставить по полочкам Дашка. – Она про тебя все уши прожужжала. Такое бы точно всплыло.

– Вот-вот.

– Но… – она снова сделала волнительным голос. – Борь, я тут подумала, и решила. А… почему бы и нет?

– Что, «нет»? – начинал путаться сантехник, так как общение с девушками ему почему-то чаще выходило боком.

Нет, мол в них, прямолинейности. Загадка одна. А начнёшь копать – вот тебе правда, а вот – истина.

– А что, Борь? Один раз живём. К тому же мне скоро нельзя будет. Ну… не то, чтобы прямо сейчас. Сейчас-то как раз очень хочется. А вот потом… – тут Дарья сделала усилие над собой и добавила. – Короче! Боря, можешь спать с Татьяной. Я не против.

А Боря об этом прямо вообще не думал.

«Но, если предлагают – надо брать, уже не думая», – уточнил внутренний голос.

Видимо, мыслительный процесс с ответом затянулся.Так как Дашка снова говорить начала:

– Борь, ну ты только не обижайся. Танька ведь хорошая девчонка. Ответственная, добрая. Ну поспишь с ней годик-другой, пока я после родов восстановлюсь, в форму приду. Кому хуже будет?

От разговоров подобных у Бори давление поднялось. Кровь носом, конечно, не пойдёт. Но в висках застучало.

– Даш…

– Борь, даже не спорь, – тут же возмутилась она. – А знаешь? Давай даже втроём попробуем. А что? Всё-таки близкие люди. Ну, мы с тобой. А я с ней. А так и ты будешь близок. Тройничок устроим. Так всегда будешь под присмотром. И ей не скучать. И мне приятно, что вместе время проводим.

Боря ощутил, как от создавшего давления глаза вылезают из орбит. В опасной близости оказалось уже не носовое кровотечение, а глаза потерять. А что внизу творилось, в двух словах и не скажешь.

«Ураган в голове, лава в комбинезоне», – точно поставил диагноз внутренний голос и исчез среди помех.

– Дашь, я подумаю… пора мне, – сипло, почти без воздуха ответил Боря, немного опасаясь за здоровье.

Гормоны так шибанули в кровь, что словно в состоянии алкогольного опьянения припарковал криво микроавтобус, заняв два парковочных местах. Но никто кричать не стал и требовать переставить. Парковка быстро пустела, люди в этот тёмный час уже разъезжались по домам, устав от затхлых, тёплых офисов.

Как в тумане он вошёл в здание и впервые в жизни вызвал лифт. Голова немного кружилась от обилия мыслей. Боялся скатиться по лестнице. Перед глазами мельтешили две симпатичные обнажённые девушки. Одна из них постоянно говорила «мой господин», а другая «всё-таки не чужие люди».

«Это не Зину с её подругой по пьяной лавочке массажировать», – прикинул внутренний голос: «Это совсем другой уровень!»

На фоне этого внутреннего потрясения Боря вошёл в кабинет с ходу, забыв постучать. Идти было неудобно, порой опирался на стеночку. Но списывал это состояние на переизбыток эмоций. И только войдя в офис, поздоровавшись и распрямившись, чтобы переключиться от мыслей к работе, сантехник вдруг понял, что совсем забыл об одной любопытной детали.

Нижний Боря горячо приветствовал Аглаю!

В попытке прикрыть его, Глобальный сунул руку в карман. Но это ничего не дало. Зато из кармана он вытащил вместе с платком уже золотое кольцо Ганса. Белоснежный постиранный платок отлично заменял собой подарочную коробку.

Аглая застыла, глядя на него во все глаза. Тут Боря только усугубил положение и с трудом выдавив из себя:

– Я тут подумал… – после чего завис.

«Ага, всё-таки не чужие люди», – добавил внутренний голос, признавая фиаско всей ситуации.