Текст книги "Оле, Мальорка !"
Автор книги: Стенли Морган
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)
– Куда прикажете, мадмуазель?
– Куда скажешь.
– Есть хочешь?
Она чуть призадумалась.
– Пожалуй, да. Что-то я вдруг проголодалась.
– Я знаю одно местечко, где тебя совершенно задаром угостят роскошным сандвичем с курицей и чашкой ароматного кофе впридачу.
– Чего же мы ждем – поехали!
Я, улыбаясь до ушей, запустил мотор и покатил в Пальма-Нову.
* * *
Случилось так, что мы напрочь позабыли про сандвич с кофе. Когда я вышел из ванной, уже готовый топать на кухню, чтобы заняться стряпней, Лайла стояла у раскрытого балкона, любуясь на предрассветный залив. В комнате было темно, но лунный свет призрачно озарял её волосы.
Я подкрался сзади и обнял Лайлу за тонкую талию. Она подставила мне щеку для поцелуя, а потом повернулась и прижалась ко мне всем телом.
– Как здесь красиво, – промурлыкала она. – Такая яркая луна. И воздух напоен каким-то неземным ароматом. – Она глубоко вздохнула, закрыла глаза и принюхалась. – Господи, и почему я должна улетать в этот дурацкий Лондон? Расс, я не хочу отсюда уезжать.
– Как я тебя понимаю.
– Слишком уж скоротечны эти поездки. Совершенно выбивают из колеи. В следующий раз попробую задержаться подольше.
– Непременно. Вот уж когда повеселимся на славу.
Она рассмеялась.
– Как сегодня?
Мы замолчали, прильнув друг к дружке и прислушиваясь к ласковому шепоту моря.
Наконец, Лайла снова вздохнула и сказала:
– Я устала. Уложи меня в постель.
Я заглянул ей в глаза.
– В какую? Твою?
Она медленно помотала головой и улыбнулась, уже засыпая на ходу.
– Нет, дурашка. В твою, конечно же.
Глава шестая
Продрав глаза ровно в восемь утра, я едва не задохнулся от счастья, обнаружив рядом обнаженную женщину поразительной красоты; руки Лайлы были небрежно закинуты за голову, пышные волосы разметались по подушке. Я осторожно, чтобы не потревожить её, присел и залюбовался.
Лайла была и впрямь достойна всяческого восхищения. Безукоризненная фигурка, стройное, гибкое, божественно пропорциональное тело. Мягкие губы те самые, которые казались мне столь жадными и ненасытными ещё четыре часа назад – были полуоткрыты, уголки чуть приподняты в загадочной улыбке. Она казалась спокойной и умиротворенной. Во мне заговорил мужчина. Пригнувшись к ней, я поцеловал её правую грудь. Лайла вздохнула и шевельнулась, её спина еле заметно изогнулась, но в следующее мгновение девушка расслабилась и безмятежно задышала, снова погрузившись в объятия Морфея.
На этот раз я атаковал уже её левую грудь, осыпав её жадными поцелуями, а потом впился в нежный розовый сосочек. Лайла, вздрогнув, открыла глаза, улыбнулась, узнав меня, и промурлыкала:
– Эй, торопыга, я ведь ещё сплю.
– Можешь не просыпаться, я уже подыскал занятие себе по душе.
– Я заметила.
Лайла снова закрыла глаза, заложила обе руки за голову и, улыбаясь, притворилась, что спит. Продержалась она недолго. Не прошло и минуты, как из её груди вырвался протяжный стон, потом её ножки вытянулись в струнку, а сама она выгнулась дугой, и её тело стало извиваться – сначала медленно, потом все быстрее и быстрее.
– Ой… Тобин, – задыхаясь, проговорила Лайла. – Мне же нужно… а-ах!.. на работу!
– Разумеется.
Глаза её были закрыты, вся она очутилась во власти удовольствия.
– О-оо, – застонала она. – Расс! Ра-аааа-сс! Прекрати! О Боже… О Господи! Я больше не могу! Боже, какое счастье! А-аааааа!
Она обхватила мою голову и изо всех сил прижала к своей груди, пока все её тело билось и содрогалось в сладостных судорогах, а из горла вырывались бессвязные животные звуки – то ли поскуливание, то ли всхипыванье. Когда наконец дрожь прекратилась, Лайла блаженно вздохнула и звонко рассмеялась, хлопая ладошами по кровати.
– Ну, бандюга, ты у меня попляшешь, – заявила она. – Из-за тебя я не попаду на работу.
– Это ещё почему?
Она повернула голову и метнула на меня озорной взгляд. В глазах плясали бесенята, но я разглядел кое-что ещё – неприкрытую страсть.
– Потому что я тебя хочу, – прошептала Лайла, обнимая меня и привлекая к себе. – Только теперь я хочу тебя всего! Иди ко мне!
* * *
В Пагуэру она выехала только в одиннадцать. Откровенно говоря, учитывая все обстоятельства, поразительно, что она вообще смогла уехать.
* * *
В полдень внутренний дворик отеля "Сан-Винсента", в котором разместился открытый бассейн, был охвачен той непередаваемой смесью грусти и веселья, что всегда царит в последний день отпуска таких людей как Дорис, Элла и им подобных. Рассевшись за столиками под бело-синими зонтами вокруг бассейна, они шутили и громко смеялись, наслаждаясь последними часами солнца и морского воздуха.
Витторио, толстенький официант с бородавкой на носу, который обслуживал всю отъезжающую братию, буквально сбился с ног, не успевая таскать из бара нагруженные подносы.
– Эй, Витторио, ещё один джин с тоником для миссис Фартинг, – крикнула ему вслед Элла, когда изрядно взмокший толстячок в очередной раз устремился к бару. – Эх, – вздохнула она, щурясь на солнце. – Как мне уже завтра будет недоставать всего этого. В нашем Манчестере все не так. Беда с этими отпусками – после них совершенно не хочется возвращаться домой. Я уже заранее знаю, что несколько дней буду ходить сама не своя. С другой стороны, нельзя же всегда отдыхать, верно?
Она обращалась как бы в пустоту, но Альберт Фитч тут же поддержал:
– А почему бы и нет, Элла. Или ты ощущаешь себя дома только тогда, когда дрожишь от холода?
– Нет, Альберт, дело не в том. Просто я не могу долго пребывать в праздности. Я должна что-то делать, а не просто валяться на пляже целыми днями напролет.
– Странно устроены эти англичане, – произнес Фред Стейли. – По-моему, они чувствуют себя хорошо только тогда, когда чувствуют себя плохо. Неужели страдания и лишения доставляют вам удовольствие?
Дорис Черепахоу наклонилась к Вилли Рэндаллу.
– Вилли, ты любишь страдать? – пробасила она.
Вилли, который по самые уши погрузился в эротический журнальчик, вздрогнул и встрепенулся.
– Что? – переспросил он.
– Я спрашиваю, любишь ли ты страдать? – громко повторила Дорис.
– А, да… – захихикал Рэндалл, не имея ни малейшего представления о сути беседы.
– Сейчас он вовсе не страдает, – вступила в разговор его жена. – Но, если он не отложит свою мерзкую порнуху, я ему не завидую. Вилли, немедленно выкинь эту дрянь и поговори с нами.
– О, с удовольствием, дорогая, – осклабился он. – О чем мы будем говорить?
– Сперва отдай мне журнал, – усмехнулся Джордж Дарнли, отнимая его у Вилли. Открыв наугад какую-то страницу, он звонко шлепнул себя по коленке. – Чтоб меня разорвало! Вы только посмотрите на эту бабенку! В жизни не видел такой жо…
– Джордж!
– Желтой повязки для волос, – поспешно поправился Дарнли. – У неё изумительная повязка для волос… И больше ничего. – Он плотоядно гоготнул. – Кстати, вспомнил анекдотец про дочку жокея, которую переимели все конюхи. Представляете? Лошадиное дерьмо…
– Заткнись, мерзавец, все это знают, – напустилась на Джорджа его благоверная, для вящей убедительности лягая супруга по лодыжке.
– А-ууу-ыыыыиии! – взвыл Дарнли, громко хохоча.
Глэдис, совершенно неотразимая в черном бикини (на добрую дюжину размеров меньше, чем ей требовалось), внезапно вскочила.
– Я хочу всех вас сфотографировать! – звонко выкрикнула она. Соберитесь в кучку, пожалуйста. И ты, Расс, встань между Эллой и Дорис.
– Не вздумай, Расс! – предостерегла меня Элла. – Если Дорис попадет в кадр, таким заморышам, как ты, там места не останется. Если на то пошло, даже я там не помещусь.
– Очень остроумно, – фыркнула Дорис. – На твоем месте я также не стала бы купаться в этом бассейне. Ты устроишь цунами, под которым погибнет вся Европа.
Я протиснулся между ними и скорчил гримасу, как будто оказался зажат между двумя тектоническими плитами – тем временем хохочущая Глэдис беспрерывно щелкала затвором. Вернувшись на свое место, я заметил, что из отеля выходит Патрик. Вид у него был потрясающий – даже легкий порыв ветра опрокинул бы беднягу на спину.
Изможденно махнув мне вялой ручонкой, Патрик плюхнулся на ближайшее плетеное кресло. Я подошел к нему, улыбаясь до ушей, и поприветствовал:
– Привет, Самсон. Кто обстриг твои волосы?
Патрик устало закрыл глаза и прошептал:
– Рассел, старый дружище… Я стою одной ногой в могиле… Если сегодня мне суждено отдать Богу душу… распорядись, чтобы на моем надгробии высекли слова: "Он умер от слишкой большой радости… общаясь с высокими пылкими брюнетками".
– Поделом тебе, кобель неуемный.
– Я знал, дружище, что могу рассчитывать на твое понимание и сочувствие. – Он приподнял лапку, которая тут же беспомощно плюхнулась на колено. – Друг, никогда ещё за всю свою бурную жизнь…
– Никогда ещё за твою никчемную жизнь… Продолжай.
– Я никогда… ни разу… – Он потряс головой и громко застонал. – Это было невероятно… немыслимо.
– Тебе нужно выпить, старина. Ды дотрахался до потери пульса. Тяпни бренди.
– Меня спасет только срочное переливание крови.
– Хорошо, тогда выпей "Кровавую Мэри" – с настоящей кровью.
– Невероятная бабенка!
– Это ты уже говорил – раз десять. Ты это будешь теперь до вечера повторять или, наконец, расскажешь хоть что-нибудь? Мне, конечно, глубоко наплевать на твою жалкую сексуальную жизнь, но уж лучше помучиться сейчас, чем потом месяцами выслушивать скучнейшие скабрезные подробности.
Я перехватил Витторио, который из последних сил тащил поднос, уставленный несколькими тоннами коктейлей, и заказал пару стаканов холодного пива.
– Я даже не ложился, – пожаловался Патрик. – Точнее – ни на секунду не сомкнул глаз.
– Не двигайся, старина. Ты истечешь кровью.
– Уже, да? – Он растянул губы в мученической улыбке. – И все же, я умираю не зря. Но, кто, черт возьми, мог предположить, что в ней столько…
– Ты имеешь в виду Аманду?
– Кого же еще. Представляешь – мы занимались этим на рассвете прямо в море…
– Пф – а где же еще!
– А десять минут спустя – на пляже.
– Обычное дело.
– И в квартире.
– Это уже банально. Нашел чем хвастать.
– Какое счастье, что они сегодня улетают домой. Еще пара таких ночей и тебе пришлось бы катать меня повсюду в инвалидной коляске.
– Интересно, – фыркнул я. – А кто бы катал меня?
Патрик, ухмыляясь, открыл глаза.
– Как – и тебя? Бегорра, и что за дьявол вселился в этих пташек? Должно быть, от жары все они с ума посходили. Клянусь, что у меня дома, в Ирландии, такого просто быть не может.
– В Ирландии пташки, должно быть, вечно с ног падают, целыми днями напролет копая торф в ваших непролазных болотах.
– Картофель, – поправил Патрик. – Эх, какие женщины!
Подоспел Витторио и поставил перед нами на столик два высоких запотевших стакана с ледяным вспененным пивом. Смахнув пену и одним глотком опорожнив свой стакан наполовину, Патрик блаженно вздохнул и, опустившись пониже в кресле, вытянул вперед ноги.
– Рассел, тебе никогда не казалось, что жизнь слишком прекрасна? спросил он. – И что в любую секунду весь этот рай может разлететься вдребезги из-за какой-нибудь ерунды? – Он снова вздохнул и смежил очи. Подумать только – прекрасная уютная квартирка, приличная работа, солнце, тепло… и бесконечный поток совершенно сногсшибательных девиц. Должно быть, я слишком долго вел праведную жизнь, раз меня так награждают.
– Ничего, наслаждайся, братишка. Тебе недолго осталось. Продолжай в том же духе – и к четвергу откинешь копыта. Кстати, о чуде – вот и наши куколки…
Из прохлады отеля вынырнули Лайла с Амандой. Прищурившись от яркого солнца, они обвели глазами бассейн и заприметили нас. Обе радостно замахали руками и устремились к нам. Выглядели девушки свеженькими и прелестными.
– Приветик, – сказала Аманда, глядя на безжизненно распростертого Патрика.
– Вы уж извините, что мой друг не может встать, – официальным тоном произнес я. – Он просто не держится на ногах.
– Неужели? – игриво поинтересовалась Аманда.
– Да, он всю ночь не смыкал глаз.
Аманда расплылась до ушей, а её хорошенькая мордашка порозовела, несмотря на загар.
– Как насчет того, чтобы выпить? – спросил я.
– Выпить! – подхватила Лайла. – Потом ещё выпить, искупаться, позагорать, пообедать, снова искупаться и ещё немного позагорать. У нас осталось восемь часов, и я собираюсь использовать их на всю катушку… Вы же можете делать что хотите.
– Отлично сказано! – оживился Патрик, делая безуспешную попытку приподнять свое немощное тело с кресла. – Заметано! Девушки, мы устроим вам праздник, который вы никогда не забудете.
Так и случилось.
Мой выводок тем временем порядком нализался. Альберт Фитч ухитрился свалиться в бассейн во всей одежде – он поспорил с кем-то на бутылку шампанского, что на одной ноге простоит минуту на трамплине для прыжков в воду. Элла, Дорис, миссис Фартинг и Миссис Дарнли расхаживали в купальниках, выбирая мисс Мальорку – из своего числа, разумеется. Фред Стейли, уже напоивший шампанским всю ораву, в приступе смеха опрокинулся на свой шезлонг и сломал его; мы потратили минут десять, извлекая его из-под обломков. За обедом же миссис Поппет, наклюкавшись почти до потери пульса, опрокинула тележку с закусками, так что все оказались по колено в сардинках с оливками; сама же она с веточкой спаржи в зубах торжественно восседала посреди произведенного бардака.
День промчался незаметно. В шесть часов Патрик отвез девушек в Пальму, чтобы они собрали вещи и упаковались, а я принялся объезжать свои отели, занимаясь последними приготовлениями.
В семь вечера к "Сан-Винсенту" подкатил наш автобус, и водитель Антонио начал укладывать багаж.
Грустное это занятие – наблюдать, как люди прощаются с недавно приобретенными друзьями, обмениваются адресами и телефонами, клятвенно обещают встретиться по возвращении домой. Сразу становится ясно – отпуск закончился.
– Пока, Франческо, – попрощалась Элла с портье. – Спасибо за заботу, милый. Давай поцелуемся. До встречи на будущий год.
Все погрузились в автобус. Немного странно было, привыкнув каждый день созерцать всю компанию в одних купальниках, теперь увидеть их в выходной одежде; женщины щеголяли нарядами и прическами, мужчины неловко жались в костюмах при галстуках. Впрочем, выглядели все загорелыми и поздоровевшими. А видели бы вы этот жалкий сброд две недели назад!
– Пока, Франческо! До встречи в следующем году, Витторио!
Мы покатили в "Польенсу", потом заехали в отель "Пальму", чтобы забрать остальных, и – взяли курс на аэропорт.
– Посмотри-ка, Джордж, – игриво окликнула Джорджа Дарнли Дорис Черепахоу, когда мы проезжали мимо скамейки, на которой расположилась стайка молоденьких девчушек в крохотных бикини. – Небось, в своем Блэкборне таких не увидишь.
– Увы, – мрачно вздохнул Джордж. – Пятьдесят недель теперь страдать, дожидаясь следующего праздника.
– Ладно, сейчас я стерплю, – процедила его супруга. – Но дома тебе мало не будет, это уж точно!
– Леди и джентльмены… – воззвал я в микрофон.
– О, Расс проснулся. Спой нам, Рассик, и не сиди, как в воду опущенный.
– Спою я чуть попозже, а пока хочу сказать вам следующее. От имени компании "Ардмонт Холидейз" выражаю надежду, что все вы хорошо отдохнули и не жалеете о том, что приехали сюда. От себя же лично хочу добавить, что получил огромное удовольствие от знакомства с вами и буду счастлив видеть всех вас снова.
– А от нас скажу я, Рассик, – прогнусавила Элла Харботл. – Ты – очень милый, внимательный и заботливый. И вообще очаровашка. Верно я говорю?
– Дааа! – грянул дружный рев. Вся компания разразилась бурными аплодисментами. Вы не поверите, но я почувствовал, что к горлу подкатил комок.
– Спасибо, друзья, – выдавил я. – Теперь давайте споем что-нибудь повеселее. Как насчет "молодушки"?
Они распевали до самого аэропорта. Когда я помогал Элле выходить из автобуса, она звонко чмокнула меня в щеку.
– Спасибо, милый, все было просто великолепно.
– Счастливого пути, Элла. Да минуют вас неприятности. Алоха.
– Алоха, Рассик. Что касается неприятностей, то наши зеленщики и молочники – телята по сравнению с испанцами. Если выиграю в лотерею, непременно вернусь и куплю себе усатенького смугляша.
Один за другим они спускались и прощались со мной – скорее всего, чтобы исчезнуть навсегда.
Патрик уединился с нашими девушками. Я приблизился к ним. Обе были в нарядных легких платьицах – Лайла в желтом, а Аманда в изумрудно-зеленом. После того, как они прошли регистрацию, мы выпили по рюмочке в баре. Ненавижу проводы и расставания.
Объявили посадку – минута в минуту. Мы проводили девушек до зала вылета, произнесли последние прощальные слова и помахали им руками.
Я глубоко вздохнул и обратился к Патрику:
– Выпьем?
Он кивнул, засыпая на ходу.
– Угу.
– К тебе или ко мне?
– Ко мне – я потом сразу завалюсь на боковую. Господи, я совсем с ног валюсь.
– Сегодня отоспишься. Тебе нужны силы.
– Да? – подозрительно буркнул он. – Что ты имеешь в виду?
– Ты уже забыл? Завтра прилетает Тони Дейн, дубина!
Патрик приподнял измученные, налитые кровью глаза и глухо застонал.
– Нет, только не это.
– Пойдем, старина, – сказал я, обнимая его за плечи. – Не скули осталось всего каких-то пять месяцев.
Мы побрели к машине.
Глава седьмая
Воскресенье. Семь часов вечера.
Самолет британской авиакомпании рейсом из Лондона номер 717 приземлился на взлетно-посадочную полосу с такой точностью, скоростью и уверенностью, как будто за штурвалом пилота сидел сам сгоравший от нетерпения Тони.
Из кабинета помощника менеджера (очередной задушевный приятель Патрика) мы проследили, как самолет подкатил к зданию аэропорта и остановился, после чего отправились встречать Тони в зал прилета. Тони появился в четверть восьмого, причем не один.
– Вот он, – указал я Патрику. – Вон тот длинный, с зубами.
Патрик отрешенно вздохнул.
– Ну и друзей ты себе заводишь. И как его угораздило спутаться с Гарри Оньонсом и Памелой!
В ту же секунду я услышал раскатистый гогот Гарри, прокатившийся над толпой. Однажды услышав этот смех, вы не забудете его по гроб жизни.
Гарри, как некоторые из вас несомненно знают – жизнерадостный пятидесятилетний кокни. Громогласный и самоуверенный, с широчайшей натурой; к тому же ещё – мультимиллионер. Состояние свое, по собственным словам, заработал на металлоломе. Гарри считается некоронованным королем Мальорки. Все его знают; и он с каждым на короткой ноге. На остров он прилетает шесть раз в год и задерживается на любое время, пока не надоест; иногда – даже на пару месяцев.
Особую известность приобрели его вечеринки – мне, правда, ещё предстоит посетить хоть одну из них. Как говорит Патрик, "девчонок там больше, чем мух на ломте тухлой конины".
Памела – молодая любовница, которая сопровождает его везде и всюду. Длинноногая блондинка, веселая и легкомысленная, постоянно озабоченная одним вопросом – откуда берутся облака. Самое поразительное, что из-за этого она вечно таращится на небо, то и дело наталкиваясь на разные предметы.
Гарри с Памелой составляют дуэт, который с успехом выступал бы в любых комических шоу. Гарри сыпет анекдотами, как из рога изобилия, а Памела с поразительной, должно быть, прирожденной ловкостью ухитряется любой анекдот испортить. То некстати вворачивает какое-то словечко, то исправляет, подсказывает или даже забегает вперед с концовкой. В марте мне довелось сидеть между этой парочкой в самолете по пути из Лондона, и по прилете в Пальму шею у меня сводило, словно по окончании Уимблдонского турнира.
Глядя на Гарри, Патрик глухо застонал.
– Все, пиши пропало. Так я и знал. Гарри проведет здесь весь июль, а это означает, что до августа никто не сомкнет глаз. Через пару недель у меня под глазами вырастут такие мешки, что будут при ходьбе лупить меня по коленным чашечкам.
– Это случится скорее, чем ты думаешь, – усмехнулся я. – Они уже достают тебе до пояса.
Привезли багаж. Гарри подозвал носильщика, который погрузил все оньонские чемоданы и сумки (а также чемодан Тони) на тележку, и принялся пробиваться сквозь толпу. Тони заметил меня и, весело помахав, зашагал в нашем направлении. Тони – высоченный и голубоглазый красавец с темными вьющимися волосами и ослепительной улыбкой; женщины ненавидят таких с первого взгляда. Радостно улыбнувшись, он протянул мне клешню.
– Привет, малыш! Как дела? Выглядишь неплохо – или это выходной марафет?
– Привет, сынок, рад тебя видеть. Познакомься с Патриком Холмсом, коллегой-курьером и неуемным ловеласом, который обучил меня уму-разуму – на курьерском поприще, разумеется.
Они приветливо пожали друг другу руки.
– Добро пожаловать, – сказал Патрик. – Много про вас наслышан, Тони, но несмотря на это – рад вас видеть.
– Ха-ха! Ба, Памела ты только посмотри, кто тут стоит! – Это проорал Гарри, который заметил Патрика. – Здорово, приятель, ты меня ждешь?
Он повернулся ко мне с таким видом, как будто узнал знакомое лицо, но не мог вспомнить, кому оно принадлежит.
– Расс Тобин, – напомнил я. – Мы летели с вами вместе в марте. Я только начинал работать на Ардмонта.
– Ах, да, как же! Пам, это ведь наш Расс Тобин. Как занятно, что вы друг друга знаете. Что ж, коль так, жду вас обоих у себя в субботу вечером. Так, Патрик, небольшая вечеринка, чтобы кровь не застывала. Тони уже приглашен.
– А где вы остановились, Гарри? – поинтересовался Патрик. – В "Бела-Висте"?
– Нет, на этот раз я снял небольшую уютную виллу на берегу – в Кала-Ратжаде. Дом находится на самой окраине городка. Спросите, где особняк графа Бананы – и все.
– Не Бананы, Гарри – Буэнано, – вздохнула Памела. – Ты вечно путаешь.
– Да. В общем – спросите, где особняк графа Баньяно. В эту субботу, не забудьте. В любое время. На весь уик-энд. Пойдем быстрее, Пам, все ноги уже стер из-за этих чертовых туфель.
Я снял чемодан Тони с тележки.
– Машина ждет снаружи. Кстати, где ты остановился?
Он пожал плечами.
– Не знаю. Я не заказывал номер.
У меня отвалилась челюсть.
– Ты что, спятил? В пиковый сезон! Да тут же яблоку упасть негде!
Тони ухмыльнулся и подмигнул Патрику.
– Ничего, поживу у тебя, пока ты не подыщешь мне местечко.
– Вот мерзавец, – покачал головой я и, в свою очередь, подмигнул Патрику. – Теперь понимаешь, что я имел в виду? Ладно, поехали. Ты хоть знаешь, сколько пробудешь на Мальорке?
Тони покачал головой.
– Понятия не имею. Недели три-четыре, должно быть. Денег у меня куры не клюют – три рекламных ролика не сходят с экранов. Погоди минутку, я сейчас.
Он устремился к трем молоденьким стюардессам, остановившимся чуть поодаль от нас и что-то оживленно обсуждавшим. Заметив Тони, девушки дружно заулыбались. Высокая стройная брюнетка отделилась от остальных и подошла к нему. Они с минуту поговорили, после чего Тони, весело помахав стюардессам, возвратился к нам, улыбаясь до ушей.
– Поскакали, – заявил он. – Я тут слегка навел мосты насчет ближайшей субботы.
– Молодец, Дейн, не забываешь про своих друзей, – сказал я. – Их трое, нас трое – как раз то, что нужно.
Тони прикинулся удивленным.
– Вы что, проголодались? А я то думал, что вы расписаны по крайней мере до конца сезона.
– Разумеется, – поспешно заверил я. – Но для друзей мы всегда готовы выделить окошко, хотя это связано с неслыханными жертвами. – Я ещё раз оглянулся на стюардесс. – С чудовищными жертвами.
Мы зашагали к моему "мерседесу", на котором приехал Патрик. Едва выйдя из здания аэропорта, Тони остановился, глубоко вздохнул и, раскинув в стороны руки, торжественно продекламировал:
– Наконец-то я чувствую себя человеком. Вы только принюхайтесь к этому сладостному зною.
– А какая сейчас погода в Лондоне? – поинтересовался Патрик.
– Не спрашивайте. Льет, как из ведра. Самый мокрый июнь за последние восемь тысяч лет. Люди больше не ходят, а плавают, как утки. Искусственные жабры подорожали раз в двести.
Мы уселись в машину. Я занял место за рулем, Тони устроился по-соседству, а Патрику пришлось забраться на заднее сиденье.
– И как далеко отсюда до вашей Пальма-Новы? – полюбопытствовал Тони.
– Восемь миль в западном направлении, – ответил Патрик. – Вам уже приходилось бывать на Мальорке?
– Нет, ни разу.
– Тогда вы наверняка будете приятно удивлены. Остров – загляденье. Горы, пляжи, тихие бухточки. Да и в самой Пальме есть на что посмотреть. Словом, этот отпуск вам запомнится надолго. Верно я говорю, Рассел?
– Дейну все равно, Пат, он с удовольствием проведет отпуск даже на тракторном заводе, если за конвейером поставить приличных девиц.
– Ты напомнил мне одну давнишнюю знакомую из Хаддерсфилда, ухмыльнулся Тони.
– Так я и знал.
– Здоровая такая телка, она работала сварщицей на мыльной фабрике. Обожала любовь сзади, а, кончая, лаяла по-собачьи.
– О вкусах не спорят, – глубокомысленно изрек Патрик. – Одна моя приятельница из Дублина, например, трахалась исключительно в высоких сапогах и в зюйдвестке. Кажется, её лишил девственности какой-то рыбак с Гримсби, а сапоги помогают ей возвращаться в заветное прошлое.
– А как обстоят дела с нашим любимым занятием здесь? – спросил Тони.
– Замечательно, – ответил Патрик. – Лучше и не придумаешь. Кого здесь только нет – немки, шведки, француженки, китаянки… Нет, друг, что-что, а разочарование тебя здесь не постигнет. Домой ты прилетишь счастливым человеком.
Тони мечтательно вздохнул.
– Я начинаю думать, что останусь здесь навсегда.
– Оставайся до ноября, – предложил я. – Потом поможем друг другу проковылять до трапа и забраться в самолет.
– Ой, чуть не забыл! – Тони резко выпрямился и выудил из внутреннего кармана пиджака какой-то конверт. – От Майка Спайеринга. Он хотел отправить тебе письмо по почте, но я сказал, что передам лично в руки.
– Что это? – озадаченно спросил я. Майк Спайеринг был нашим с Тони агентом в Лондоне; именно он в свое время устроил нас на телевидение.
– Я сам его не читал, – сказал Тони. – Но Майк мне рассказал. Ты там довольно популярная личность, малыш. Ролики про твой дурацкий "Уайт-Марвел" крутят каждый вечер по три-четыре раза. Доводят меня до белого каления…
– Это немудрено – ты вообще ни черта не смыслишь в искусстве. Вскрой конверт и зачитай мне письмо.
Тони аккуратно вскрыл конверт и извлек из него какой-то контракт и письмо. Развернув письмо и прокашлявшись, он зачитал:
"Дорогой Расс!
Похоже, успех рекламной серии про "Уайт-Марвел" превзошел все мыслимые ожидания, и в "Кроксли" все теперь просто пыжатся от гордости. В итоге, они уже не хотят заканчивать рекламный показ в конце лета.
Аллан Ланг, продюсер, прекрасно отдавая себе отчет в том, какие последствия продолжение рекламной компании могут иметь для твоей карьеры, тем не менее попросил меня обратиться к тебе с весьма заманчивым в финансовом плане предложением.
Предлагают они следующее. Рекламная компания продлится целый год, то есть до конца марта будущего года.
Учитывая все убытки, которые ты можешь потерпеть из-за столь беззастенчивого обращения с твоим телевизионным обликом, я запросил и получил их согласие на компенсацию в размере…"
Тони внезапно замолк и покосился на меня; на губах заиграла улыбка змия-искусителя.
– Говори же, не томи душу! – проорал я.
– Как ты думаешь, Рассик, какова сумма контракта? – невинно осведомился этот негодяй.
Сердце мое заколотилось. Судя по его поведению, мне сулили кучу денег. Внезапно в моем воспаленном мозгу промелькнула мысль: Господи, мне же не придется возвращаться осенью в Лондон! Мне хватит денег, чтобы ещё некоторое время не искать новую работу. Я смогу повидать мир… объездить уйму замечательных мест…
– Скажи наконец, – взмолился я, вне себя от нетерпения.
– Угадай.
– Будь человеком, Тони!
– Угадай!
– Не знаю, черт побери!
– Тем хуже для тебя, – отрезал мерзавец.
Сколько же там может быть, судорожно размышлял я. Та же сумма, что и в первоначальном контракте? Шесть тысяч? Вряд ли, ведь мне не придется работать. С другой стороны, и у них нет дополнительных затрат. Да, пожалуй, тысяч шесть, решил я. Вполне достаточно, чтобы прожить безбедно целый год.
– Шесть? – решился я.
– Нет.
Мое сердце оборвалось.
– Меньше?
– Нет.
Перед глазами все поплыло, во рту пересохло.
– Патрик, дай сигаретку, – проблеял я.
Засунув в рот сигарету, я кивнул, когда Тони поднес мне зажигалку, и спросил, не слишком, правда, уверенно:
– Семь?
– Нет.
– Меньше?
– Нет!
– Чтоб я сгорел!
Я глубоко затянулся. Руки предательски дрожали.
– Восемь? – проквакал я.
Последовало молчание. Негодяй отвернулся и уставился в окно.
– Посмотри, Патрик, какие замечательные пальмы. Мне всегда казалось, что пальмы символизируют субтропики. Не так ли?
– О, несомненно, – ответил второй негодяй. – Если бы не они, никто бы не отличил Мальорку от Дублина…
– Восемь? – завопил я.
– Патрик, мне показалось, что кто-то тут пропищал. Как у вас здесь насчет москитов?
– Сейчас прихлопну, – невозмутимо произнес Патрик.
Я не выдержал.
– Сейчас я вас сам прихлопну! В последний раз спрашиваю – восемь?
– Нет.
– Меньше?
– Нет.
– О Господи! Слушай, Тони, если ты водишь меня за нос…
– Я бы ни за какие коврижки не притронулся к твоему ослиному носу. Как, впрочем, и к любому другому органу после того, как ты тут развратничал целых пять месяцев.
– Тони, если ты не скажешь, я из тебя душу вытряхну!
– Нет… угадай.
– Что ж, девять – и это мое последнее слово!
Как ни в чем не бывало, он развернул письмо и невозмутимо зачитал:
"…я запросил и получил их согласие на компенсацию в размере девяти тысяч фунтов стерлингов…"
* * *
Остального я не слышал. Я едва не протаранил зад автобуса. Тони бормотал про подоходный налог, комиссионные Спайеринга, возможные доходы от других реклам, если я не соглашусь продлевать контракт, и тому подобную дребедень. Я его не слышал. Только одна мысль буравила мой мозг: девять… тысяч… фунтов… стерлингов!
– Да, приятель, теперь ты богат, – сказал Тони, складывая письмо. Подпиши контракт и наслаждайся жизнью. Можешь теперь целых полтора года бездельничать с чистой совестью.
– Поздравляю, Рассел, – сказал Патрик, хлопая меня по плечу. Господи, даже подумать страшно! Полтора года полной свободы!
В моем мозгу лихорадочно роились воспоминания. Сколько унижений я перенес за свою недолгую жизнь: как я прозябал в конторе Тернера и у Уэйнрайта, мучился в "Швейных машинках Райтбая", унижался в "Кеафри Кредит, Инк.", глотал обиды и выслушивал оскорбления… Как я тогда мечтал разбогатеть и вырваться из этой дыры… И вот теперь – самые смелые мечты сбылись. Я разбогател на девять тысяч фунтов! Я мысленно прикинул. С учетом тех денег, что лежали в Лондоне на моем банковском счету, после всех вычетов у меня останется около десяти тысяч! Невероятно! Десять тысяч фунтяшек – и всего через год после того, как я появился в Лондоне с восемьюдесятью фунтами в кармане…
– Что ж, мой мальчик, – произнес Патрик, прерывая поток моих мыслей. Теперь нужно всерьез пораскинуть мозгами. Весь мир лежит сейчас у твоих ног. Однако без нашей помощи ты вряд ли сумеешь быстро потратить свалившееся на тебя богатство. Предлагаю закупить ящик выпивки, удалиться на твою веранду и обсудить план действий.
