Текст книги "Оле, Мальорка !"
Автор книги: Стенли Морган
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)
– Послушай, Инглиш… – Голос низкий, грудной, напоминающий кошачье мурлыканье; зеленые глазищи подернуты сексуальной поволокой. Теперь я знал, каково сидеть перед изготовившейся к прыжку львицей. – А доводилось тебе когда-нибудь трахать богатую женщину? По-настоящему богатую…
Я уже собрался было сразить нахалку наповал остроумной репликой, но вдруг нутром почувствовал, что шутки в данный миг неуместны, и только выдавил:
– Нет.
– А ведь разница довольно большая.
Ее глаза, её голос… превратили меня в камень. Я чувствовал себя кроликом, которого загипнотизировал удав.
– Да? – с трудом выдохнул я.
– Я – из другого теста, Инглиш.
Она поджала под себя ноги и встала, потом подошла ко мне вплотную и остановилась между моими вытянутыми ногами, пожирая меня глазищами. С расстояния всего нескольких дюймов я убедился, что кожа у неё и впрямь атласная, цвета темного меда.
– Как, по-твоему, Инглиш, я красива? – прошептала она.
Ее груди бурно вздымались и опускались; я даже видел, как колотится её сердце.
– Да, – прохрипел я.
– Хочешь меня?
Я тяжело сглотнул.
– Да.
Руки Каролины скрылись за спиной, и в следующий миг верхняя часть бикини свалилась на полотенце к её ногам. Затем она грациозно, одним движением избавилась от трусиков и застыла надо мной – близко, стоя почти вплотную, и очень-очень голая.
– Подвинься, – приказала наконец она. – И сними свои дурацкие плавки.
Она упала ко мне в объятия, постанывая и задыхаясь, прижимаясь ко мне разгоряченным телом.
– Люби меня, – прошептала она, устремив на меня молящий и, как мне показалось, какой-то дикий взгляд. – Будь понежнее… и не спеши.
Она обвила меня руками за шею, и её жаркие влажные губы прильнули к моим. Ее страсть поразила и испугала меня. Каролина вела себя, как дикая кошка! Извивалась в моих объятиях, подмахивала тазом, покусывала уши и плечи, царапала за руки. А потом, когда я прикоснулся к ее…
Каролина сошла с ума! Я невольно припомнил воинов-берсерков из далеких времен. Это продолжалось секунд десять, не больше.
– О Боже! – задыхаясь, выкрикнула она.
Она потрясла головой, потом дрожь пробежала по всему её телу и Каролина обессиленно затихла, еле слышно шепча:
– О Господи… как это было прекрасно…
Некоторое время спустя, когда дыхание её восстановилось, Каролина повернула голову и посмотрела на меня затуманенным взором. На губах мелькнула улыбка, взор прояснился и в глазах появилось озорное выражение.
– Ты мне подходишь, Инглиш, – прошептала она. – У тебя это есть.
– Что именно? – спросил я, улыбаясь в ответ.
– Какая-то особая закваска. Нечто, не поддающееся описанию. Ты меня заводишь.
– Я заметил.
– Ха, – она снова прижалась ко мне всем телом. – Ты ещё ничего не видел. Это была только разминка. Иди ко мне.
И в тот миг я вдруг явственно ощутил, что отныне жизнь Рассела Тобина никогда не будет такой, как прежде.
Мы начали с Каролиной в четыре; мы закончили в половине седьмого.
– Фу! – вздохнула она наконец. – Я хочу поплавать.
Мы окунулись голышом в теплую ласковую воду и вдоволь накупались. Солнце уже скрылось за высокой скалой, и на Приют Тобина спустилась прохладная и спокойная тень.
Мы лежали на мелководье, любуясь на чистое, почти безоблачное небо, подернутое розовыми бликами заходящего солнца.
– Да, Инглиш, ты хорош, – тихо сказала Каролина. – Кто тебя научил?
– Не знаю, – чистосердечно рассмеялся я.
– Поживи со мной. Ты мне нравишься.
– Что?
– Черт побери, ты что, глухой? Я сказала – поживи со мной, ты мне нравишься.
– И что у нас будет за жизнь? – игриво спросил я, понимая, что она меня подкалывает.
– Ты о такой даже не слыхивал.
– Еще бы. Расскажи мне про свою жизнь, Каролина.
– Дважды в году я отдыхаю – по шесть месяцев. Летом мотаемся по Средиземке… Зимой колесим по Африке. Иногда катаемся на лыжах, когда есть настроение… у нас все зависит от настроения.
– У кого – "у нас"?
– У меня и некоторых других.
– А кому принадлежит яхта?
– Кларенсу де Курси Хорнету.
Я расхохотался.
– А кто такой этот Кларенс де Курси Хро… Хур… Господи, ну и имечко! Кто он?
– Мой жених.
– Ой, извини.
– Не за что. Он – полный мудак.
– Тогда почему…
– Потому что Кларенс де Курси Хорнет стоит восемьдесят миллионов долларов, а моему папочке очень хочется наложить на них лапу.
– Понимаю.
– Тебе везет, Инглиш – сама я ровным счетом ни черта не понимаю.
– Почему – восемьдесят миллионов долларов на дороге не валяются…
– У папочки уже есть восемьдесят миллионов – ему хочется еще.
– Ого!
– Такие же планы строит и папаша Кларенса.
– Понятно – деловая сделка. Замечательно… хотя и жалко вас. Сколько лет Кларенсу?
– Двадцать шесть, а ума на все девять. До десяти он никогда не дотянет.
– А почему он "мудак"?
Каролина вздохнула, словно воспоминания причиняли ей мучительную боль, потом начала перечислять. Голос её звучал безжизненно и монотонно.
– Кларенс родом из семьи бостонских аристократов, он инфантилен, скучен, капризен, в постели ведет себя, как последняя свинья… – она пожала плечами, словно могла продолжать часами.
– И тем не менее он тебе нравится? – В моем мозгу уже созрел мысленный образ Кларенса. Вытянутая бледная физиономия, намечающееся брюшко, образованный, всегда одетый с иголочки сноб, но жуткий зануда. – А кто ещё у вас есть на яхте?
– Уилмер Писбоди со своей проблядушкой, Лолой Шлитц. Джереми Франклин и Джоанна Гейдж, его шлюха. Карл Бирскин и Элла Райнхорн – невеста, как ни странно. Хотя, кроме его денег, её ровным счетом ничего не интересует. Чванливый индюк по имени Ги Д'Арблэ. Его папашу звали Гэс Лавинский и, хотя он сменил фамилию, плебейское происхождение из него так и прет. Его потаскуху зовут Паула Лоусон – она из калифорнийских Лоусонов.
Да, похоже, эта компания и впрямь не доставляла ей удовольствия.
– В каком они возрасте? – полюбопытствовал я.
– Двадцать два… двадцать четыре – пес их знает.
– И чем они занимаются?
– В основном – трахаются.
– Я имел в виду – чем они зарабатывают на жизнь?
– Ха! Они доят своих родичей. Этого им вполне хватает, можешь мне поверить.
– Значит, они все богачи?
– Смотря что ты имеешь в виду. Если обладетель десятка миллионов относится к богачам, то – да.
– Черт побери! – присвистнул я.
– В каком смысле?
– Десять… миллионов… долларов, – с расстановкой произнес я, обкатывая на языке эту сумму. – Больше трех миллионов фунтов.
– А сколько стоишь ты, Инглиш?
Я расхохотался, пытаясь подсчитать свои доходы. "Уайт-Марвел" принес мне шесть тысяч фунтов. После вычета налогов, гонорара моего агента и прочих платежей у меня осталось около трех тысяч. Надо же – ещё минуту назад я был готов считать себя Крезом.
– Примерно семь тысяч долларов, – сказал я.
– Это все, что у тебя есть?
– До последнего пенни.
– Нет, – плотоядно ухмыльнулась Каролина. – У тебя ещё есть он – а он стоит даже больше, чем его платиновая копия в полный рост. Он – большой мальчик. При нынешних расценках он потянет на полмиллиона. Это твое главное богатство, Инглиш. Гордись им.
Я понял, что Каролина уже опять завелась. Господи, до чего ненасытная девица! Внезапно она перевернулась и нырнула. Я последовал за ней и, разглядев её приближающуюся под водой тень, встал на дно, растопырив ноги и изготовившись отразить нападение. Это оказалось ошибкой. Мою гордость схватили и стиснули, а потом – ох! – бесцеремонно цапнули зубами. И вдруг вместо остреньких зубов я ощутил мягкие, мягкие губы…
Каролина вынырнула, тяжело дыша, и наградила меня озорной улыбкой.
– Молодец, Инглиш. Он у тебя, похоже, никогда не вешает голову. Я хочу тебя – прямо сейчас!
Она прыгнула на меня, обхватив руками за шею и обвив бедрами мою поясницу. Мой платиновый дружок мигом проник в нее. Оргазм потряс её почти сразу же, и я поспешил составить ей компанию. Крик Каролины эхом прокатился над бирюзовой водой заливчика. Запрокинув голову назад, она беспомощно лопотала:
– О Боже, о Господи…
Потом бессильно обмякла в моих руках и повисла на мне.
– Отнеси меня на берег, Инглиш, – попросила она.
Мы ещё долго лежали, обнявшись. Мне даже показалось, что Каролина уснула, когда она вдруг встрепенулась, вскочила и посмотрела на меня; в глазах плясали чертенята.
– Пошли, Инглиш, я отвезу тебя на яхту.
– Что?
– Опять ты за свое. Я сказала…
– Я слышал, что ты сказала.
– Тогда пойдем. Одевайся.
– Постой, Каролина… Здесь – одно дело, но что скажет Кларенс, когда я заявлюсь на яхту?
– Кларенс ничего не скажет. Не волнуйся на его счет – у него свои развлечения.
– Вот как? – Мне не понравился её тон. – И – какие же?
– Увидишь. Одевайся.
– Э-ээ, я не знаю…
– Инглиш, неужели тебе не хочется посмотреть, как живут другие люди?
– Хочется, конечно, но…
– Тогда собирайся. Никто тебя не съест.
Признаться, от такой перспективы у меня даже дух перехватило. Сколько раз я любовался сказочными яхтами, бороздившими бухту Пальма, и мечтал побывать на борту хоть одной из них… Упустить такую возможность я попросту не имел права. И даже, знай я наперед, чем закончится мой визит на эту яхту, я бы все равно согласился побывать на ней… так мне кажется.
Глава четвертая
В открытое море мы выбрались, когда стрелки часов приближались к восьми, а солнце уже почти скрылось за горизонтом. Волны улеглись, и над водной гладью задувал свежий бриз. Легкий ветерок и мелкие брызги приятно взбадривали меня, поднимая настроение.
Каролина казалась поглощенной вождением. Сидя за штурвалом, она вся ушла в себя. Дроссельная заслонка была, по счастью, открыта только наполовину, что давало мне возможность насладиться прогулкой, не опасаясь, что меня вот-вот выбросит за борт.
Магалуфский залив мы пересекли, следуя примерно в миле от берега. Огни отелей змейкой вились вдоль побережья; должно быть, оправившиеся после фиесты туристы уже готовились вкусить новых ночных развлечений.
Я невольно улыбнулся, представив себе, что сказали бы Элла и Дорис, узнав о том, как я провел день, и чем собираюсь заняться вечером. Я почти услышал, как Дорис прогнусавила:
– Ну и везунчик же ты, Расс – просто слов нет. Слушай, будь другом, приволоки мне симпатичного молодого миллионерчика. А лучше – двух.
Интересно, как отнеслась бы Каролина к моим толстушкам, подумал я. Впрочем, возможно, она даже не подозревала, что такие люди существуют.
Я взглянул на нее. Гордый профиль Каролины четко вырисовывался на фоне чуть розовеющего горизонта. Красотка в бикини. Подбородок казался таким же вздернутым, как и упругие груди, волосы мягким дождем рассыпались по обнаженным плечам.
– Ты не замерзла? – спросил я.
– Нет.
– Дать мою рубашку?
– Нет.
Я уже отчаялся услышать от неё хоть одно "спасибо" или "пожалуйста".
– А что делает папаша Кларенса, чтобы приумножать свои миллионы?
– Как что – сласти, конечно.
– Ах, да – "Кэнди Кинг"![1]1
Конфетный король (англ.).
[Закрыть] А папаша твой чем занимается?
– Всем подряд. Он держит сеть супермаркетов.
– А братья и сестры у тебя есть?
– Если есть, то я о них не слыхала.
Единственное дитя, но – какое! Не удивительно, что она не склонна разбрасываться пустяковыми словечками, вроде "спасибо" и "пожалуйста". Я попытался представить себе её детство, но почти сразу отказался от бесполезной затеи. Что я могу знать о жизни таких людей?
Катер выскочил на просторы залива Пальма-Новы.
– Вот где я живу, – сказал я, кивая на берег. – Вон в том доме, на втором этаже.
Каролина мельком взглянула на берег и кивнула.
– Ты чем-то обеспокоена? – спросил я.
Она повернулась ко мне и нахмурилась.
– Нет, почему?
– Ты уверена, что не совершаешь ошибки, приглашая меня на яхту? Уверена, что никто не будет против?
– Нет, кое-кому это наверняка придется не по нутру. Впрочем, это зависит от настроения.
– Вот как? Замечательно!
– Боишься?
– Как тебе сказать… Как правило, я стараюсь не появляться там, где меня не очень ждут. Я все-таки – не полный мазохист.
– Хотя ничто мазохистское тебе не чуждо – не правда ли?
– В каком смысле?
– Я ведь тоже устроила тебе не самый торжественный прием, но ты остался.
– Ты была одна, а на борту их – восемь.
– Я знаю множество мужчин, которые при виде меня бежали бы без оглядки.
Я улыбнулся и пожал плечами.
– Хорошо, значит, я мазохист.
– Держись крепче! – вдруг крикнула она с нотками раздражения в голосе. – Слишком уж медленно мы тащимся.
Вввжжжжик! Рычаг выдвинут вперед до предела, корма погружается в воду и катер мчит вперед, как на крыльях.
Каролина не гасила скорость до самой последней секунды, пока мы не ткнулись в правый борт яхты, едва не раскроив носом дорогую обшивку.
Лишь завидев подобную яхту в заливе, пусть даже ночью – залитую яркими огнями, – любой нормальный обыватель разинет пасть и бухнет что-то вроде: "Ух ты, чтоб я сгорел!"; представляете же, что почувствует такой человек, оказавшись на борту этой сказочной красавицы! Размеры, великолепие и богатство просто поражают. Что бы там ни рассказывала Каролина про своих родственников с сотнями миллионов, но лишь в ту минуту, ступив на палубу этого сверкающего хромом и медью белоснежного чуда, я столь явственно осознал, в каком чуждом мире оказался. Так, должно быть, ощущал себя Тарзан, попав в Нью-Йорк, а ведь меня, вдобавок, никто не приглашал. Словом, вы, наверное, и сами догадались, что я уже начал горько корить себя за столь легкомысленно принятое предложение.
По трапу к деревянному причалу быстро сбежал матрос в белой майке и слаксах.
– Добрый вечер, мэм, – подобострастно поздоровался он.
– Прими катер, Хэнсон, – бросила Каролина. – Пойдем, Инглиш, – кивнула она мне. – И – хватит строить из себя затравленного кролика.
Она резво взбежала по ступенькам, привычная к ним. Я последовал за ней.
Едва мы оказались на палубе, как к нам приблизилась парочка. Парень напоминал меня – примерно моих лет и одного со мной роста и сложения, высокий, стройный и загорелый красавец, с темными вьющимися волосами. В легкой белой рубашке и брюках. В руке он держал наполненный темной жидкостью стакан, в котором позвякивал лед.
При виде сопровождавшей его девушки у меня захватило дух. Невысокая и худенькая, но с огромной грудью и длинными, черными, как вороново крыло, волосами. На ней был очень элегантный брючный костюмчик цвета морской волны, с полностью оголенным животиком. Девушка выглядела страстной, зажигательной и необычайно возбуждающей.
Завидев Каролину, мужчина остановился, как вкопанный. Вид у него сразу сделался угрожающим. Темные глаза сузились, губы поджались, а дыхание стало прерывистым. Зрелище довольно неприятное, скажу я вам.
Его подруга метнула на Каролину ревниво-мстительный взгляд и отошла к борту, словно предвкушая приятную сцену. На меня она даже не посмотрела.
Зато её спутник насмотрелся на меня вволю. Он стоял, набычившись, и прожигая меня насквозь взглядом, тепла в котором читалось не больше, чем у изголодавшегося паука, в тенетах которого запуталась жирная и сочная муха. Затем он перевел взор на Каролину.
– Я хочу с тобой поговорить…
– Потом.
– Сейчас же! Иди сюда. – Он кивнул на прикрытый жалюзи дверной проем в проходе.
– Я же сказала, Кларенс – позже! – раздраженно ответила Каролина.
Кларенс! Вот, значит, он каков! Господи, до чего же обманчивы бывают имена. А я-то представлял его одетым с иголочки снобом с бледной вытянутой физиономией и брюшком. Высившийся передо мной парень скорее напоминал профессионального теннисиста.
Каролина, задрав голову, быстро и решительно прошагала мимо него. Кларенс резко развернулся и последовал за ней, агрессивно ускоряя шаг. Ярдов через пятнадцать он настиг её, схватил за руку и рывком повернул к себе. Разговора их я не слышал, но доносившихся до моих ушей отрывков вполне хватило, чтобы составить представление о сути супружеских разногласий.
Кларенс: "…своем идиотском катере… собирались кататься на водных лыжах… кто тебе дал право!.."
Каролина (очень громко и отчетливо): "Иди в жопу, Кларенс!"
Кларенс (свирепо махнув рукой в мою сторону и метнув на меня убийственный взгляд):…очередного своего альфонса… опять протрахалась весь день…"
Каролина сорвалась прочь. Кларенс помчался следом, и они скрылись из вида.
Я стоял и дрожал, как осиновый лист. Жгучая девица смотрела на меня, опираясь на фальшборт и ехидно улыбаясь. Жуткая стервоза.
Внизу взревел мотор и послышался шум отплывающего катера – должно быть, матрос повел ставить его на якорь. Я пожалел, что не сижу сейчас в катере и не мчусь домой. И черт меня дернул ввязаться в эту авантюру.
– Как вас зовут-то? – спросила девица. Американка, решил я. Тон снисходительный, чуть нагловатый.
– Тобин.
– Давно знаете Каролину?
– Часов пять.
– О, это целая вечность! Должно быть, вы в своем деле мастак.
Ее развязность меня возмутила. Чего не выношу, так это подобной фамильярности – не важно, с чьей стороны. Хорошо, пусть эти люди из высшего света, пусть они любят пускать пыль в глаза – я же не возражаю, и готов их даже уважать; но почему бы им при этом не вести себя по-человечески? Есть предел, переступив через который, любая коронованная особа вместо признания удостоилась бы болезненного щелчка по самолюбию, столкнувшись с кирпичной стеной тобинского презрения. Все различие между мной и шайкой этих вальяжных бездельников состояло в каких-то восьмидесяти миллионах долларов. И то – заработанных не ими самими, а их папочками. К чертям их!
– Вы… отдыхаете здесь? – прогнусавила она.
– Нет, работаю. – Меня так и подмывало спросить, знает ли она, что означает это слово, но я сдержался. Я ещё мало разозлился; скорее испытывал неудобство, да и, честно говоря, немного побаивался.
– Вот как? И чем же вы занимаетесь, мистер Тобин?
Даже слово "мистер" прозвучало в её устах обидным.
– Я – курьер в компании "Ардмонт Холидейз".
– Как интересно!
Внезапно я ощутил острый приступ одиночества. Какого черта я сюда приперся? В жизни не чувствовал себя настолько омерзительно. Я вдруг стал белой вороной, затесавшейся в благородную черную стаю. Чего угодно ожидал от красотки Каролины, но не того, что она способна бросить меня на растерзание этим волкам. Жаль, что рядом нет Патрика. Мне остро не хватало дружеского плеча.
– Что ж, раз уж вы здесь, так хоть выпейте, – предложила девица. Здесь все пьют.
– А Каролина вернется?
Брюнетка загадочно улыбнулась.
– Кто знает. Каролина непредсказуема. Поскольку вы знакомы с ней уже пять часов, то знаете её ничуть не меньше, чем я… – Ухмыльнувшись, она добавила: – А то и больше.
Моя собеседница повернулась ко мне спиной и решительно зашагала по палубе, ожидая, судя по всему, что я последую за ней. Мы миновали несколько дверей-жалюзи – кают, должно быть, решил я.
– А я удостоюсь чести знать, как вас зовут? – с легкой ехидцей спросил я.
– Элла Райнхорн, – бросила она через плечо.
Ага – невеста пресловутого Карла Бирскина, припомнил я.
Мы уже приближались к корме, когда Элла толкнула двустворчатые двери, пересекла небольшой холл, распахнула другую дверь и куда-то вошла. Я проследовал за ней и очутился в голливудской сказке.
Вам наверняка приходилось видеть подобное в кино – огромные, в несколько этажей гостиные, от стены до стены застланные пушистыми, с ворсом по колено, коврами. Вот в такую комнату я попал. Все в ней дышало богатством, роскошью и удобством. Уютные кожаные диванчики с грудами мягких подушек, розовые зеркала, огромный каменный бар с встроенным в стойку аквариумом, протянувшийся вдоль всей стены и уставленный таким количеством бутылок, какого хватило бы, чтобы держать под хмельком все население Пальмы в течение месяца.
В самой середине утопавшего в роскоши зала располагался круглый бассейн, окруженный каменным парапетом. Посередине бассейна бил самый настоящий фонтан. В пруду красовались экзотические водоросли и, должно быть, плавали рыбы.
Обведя завороженным взглядом все это пышное великолепие, я начал замечать людей. Мне показалось, что там находится человек тридцать – все под стать молодые, лет по двадцать с небольшим. Одни возлежали на подушках, другие сидели на диванчиках, третьи расположились у стойки бара или топтались рядом. Одна пара примостилась на низком парапете, окружающем бассейн, свесив босые ноги в зеленоватую воду.
Гости, похоже, были предоставлены сами себе. Одеты все были кто во что горазд – мужчины преимущественно в свободных брюках и рубашках с расстегнутыми воротничками, женщины – в шортах, брючках или мини-юбках. Почти все пили или курили; в огромной гостиной стоял смех и отовсюду слышались оживленные веселые возгласы.
Мягкая подсветка придавала великолепному залу вид какого-то сказочного грота, а льющаяся неведомо откуда музыка только усиливала это впечатление.
Я чуть постоял, привыкая к невиданному великолепию, потом последовал за Эллой, которая уверенно продефилировала к бару. В углу у стойки трое мужчин, сидя за столом, резались в какую-то азартную игру. Я остановился неподалеку, решив понаблюдать.
Все трое игроков были сложены, как настоящие атлеты – загорелые, крепкие, мускулистые. Один из них был ярко-рыжий, с крепкими руками, густо поросшими рыжей шерстью, второй – смуглый усатый брюнет с кудрявыми волосами, а третий – русоволосый красавец с недоброй физиономией и пронзительным взглядом.
Внезапно компания игроков разразилась смехом и в ту же секунду от кучки оживленно беседовавших людей отделилась хорошенькая блондинка, которая быстро взбежала по ступенькам к подиуму, на котором расположился игральный стол, и склонилась над русоволосым красавчиком. На ней были обтягивающие розовые брючки и розовая блузка, низкий вырез которой позволял мне видеть её хорошенькие голые грудки.
– Что случилось? – возбужденно спросила девушка.
Вместо ответа парень привлек её к себе и впился в её губы; одной рукой он гладил её хорошенький задик, а вторая ловко юркнула под блузку. Блондинка, казалось, только того и ждала. Она обвила его за шею обеими руками и прильнула к нему всем телом.
Я украдкой оглянулся по сторонам. Никто не обращал на целующуюся парочку ни малейшего внимания.
– Тебе бросать, Карл, – произнес рыжий, устремив безразличный взор на увлеченного своим делом красавца.
– Карл? Карл Бирскин? Быть не может. Элла, его суженая, стояла рядом, буквально в двух шагах, совершенно не реагируя на то, что её жених увлеченно сосет и лапает другую девицу.
Карл безмятежно извлек лапу из-под блузки, потянулся к игральному стаканчику, выкинул кости и снова, как ни в чем не бывало, полез за глубокий вырез блондинки.
– Слушай, Бирскин, – пробурчал рыжий. – Трик-трак или трах-трах выбирай. Оставь её в покое, будь человеком.
Так это и в самом деле был Бирскин! Я нервно оглянулся на Эллу. Она и ухом не повела.
– Что будете пить? – спросила она меня.
– Э-ээ… Водка у вас есть?
– Пять марок. Какую вы предпочитаете?
– Сойдет любая. С тоником, пожалуйста.
Элла нетерпеливо щелкнула пальцем и к ней подлетел молодой бармен с оливковой кожей. Впервые заметив меня, он метнул на меня встревоженный взгляд. Ему было на вид лет двадцать и мне показалось, что он араб или египтянин, или кто-то в этом роде – смуглый красавчик-брюнет с угодливыми глазками. Мне он сразу не понравился – возможно, за взгляд, которым меня одарил.
– Водку с тоником, – приказала Элла. – А мне шампанского.
Разливая напитки, он несколько раз поднимал глаза, бросая на меня взгляды, в которых недвусмысленно читалось, что он раскусил меня, и прекрасно знает – что я за птица и зачем пожаловал.
Элла вручила мне мой стакан и взяла со стойки бокал с шампанским.
– Располагайтесь и чувствуйте себя, как дома, – сказала она и спустилась по ступенькам, оставив меня одного. Да, что-то я сегодня быстро терял собеседников. Я мысленно взял на заметку, что нужно сменить дезодорант.
Присев на свободный табурет, я закурил. Что ж, решил я, раз уж я попал сюда, то стоит повеселиться на всю катушку. Я сам себе не верил – Расс Тобин как ни в чем не бывало сидит на яхте мультимиллионера, попыхивая сигаретой. Кстати… Я вдруг вспомнил, что яхта стоит на якоре в доброй миле от берега, а то и в двух. Как мне покинуть эту посудину? Проплыть столько я не смогу, это как пить дать. По моей спине пробежал неприятный холодок. Куда, черт побери, могла запропаститься Каролина? Мне вдруг остро захотелось увидеть хоть одно знакомое лицо.
– У вас все в порядке, сэр?
Я круто развернулся. Мустафа-Али-Абдул пялился на меня своими бесстыжими арабскими глазами. Что ж, по крайней мере – знакомая физиономия. Я плюхнул опустевший стакан на стойку.
– Еще водки, пожалуйста.
– Все, что хотите, сэр.
Вы представляете!
– Я… что-то вас прежде здесь не видел, сэр.
– Да, это верно.
И вряд ли ты меня ещё когда-нибудь увидишь, засранец!
– Если вам что-нибудь понадобится… все, что угодно… Дайте мне только знать, сэр.
– Спасибо, непременно.
Я бы дорого отдал за то, чтобы взгромоздиться на любую моторку и рвануть к берегу. От взгляда Ахмед-бея по спине ползли мурашки. Да и губы у него были слишком толстые.
Хасан отвалил выполнять очередной заказ и я, оставшись в одиночестве, снова обвел взглядом залу, прикидывая, о ком из собравшихся мне рассказывала Каролина. Я попытался вспомнить их имена. Лола Шлитц, например – такие имечки не забываются. Ги д'Арблэ, кажется, и ещё кто-то… А, Вильям Писбоди. Или Догсбоди. Больше я никого не помнил. И черт с ними. Главное, что я сам здесь. Яхта, битком набитая миллионерами, и я – Расс Тобин. Надо, пожалуй, чуток подналечь, чтобы их догнать. А что? Семь тысяч долларов на моем счету уже есть. Оставалось наскрести каких-то жалких девятьсот девяносто три тысчонки и – дело в шляпе. Можно вступать в клуб. Пораскинь мозгами, Рассел. Кто знает, может быть, тебе не придется их зарабатывать. Просто жениться – и все. А что – возьму и женюсь на какой-нибудь Элле. Или даже на Каролине. Брр! Я зябко поежился при одной мысли о такой перспективе. Через неделю я превращусь в трясущуюся развалюху.
Я постарался пристально рассмотреть всех женщин. Все, как одна, заслуживали внимания. Просто поразительно, почему богатые женщины всегда выглядят столь привлекательно.
На одном из диванов я заметил мужчину, со всех сторон окруженного прехорошенькими кралями, каждая из которых старалась хоть чем-то угодить ему – поднести к губам сигарету, погладить, поцеловать…
Я узнал Стива Ренника – звезду сцены, экрана и дамских будуаров. Шесть футов четыре дюйма роста, сложением с регбиста. Пожалуй, Ренник был худшим актером за всю историю человечества, но в ковбойском наряде парень смотрелся просто сногсшибательно. Когда я уезжал из Лондона, в одном из вест-эндских кинотеатров как раз начался показ его новой картины, на котором, как выразился один из кинокритиков, "он всласть назевался". Тем не менее очередь женщин, желающих лицезреть его могучую фигуру, мальчишеское лицо, и насладиться тягучим техасским говором, змейкой обвивалась вокруг квартала. Девчонки просто теряли голову при виде этого красавца, который, в свою очередь, отнюдь не терялся, умело извлекая выгоду из массового обожания.
О его сексуальных подвигах ходили легенды. Не проходило и недели, чтобы одна из бульварных газетенок не живописала скабрезные подробности очередной захватывающей оргии на его техасском ранчо. Удивительно, но этот парень каким-то непостижимым образом находил время, чтобы сниматься в кино.
– Эй, ты в коброглаза играешь?
Я обернулся. Карл Бирскин разглядывал меня с нескрываемым любопытством.
– Мы знакомы?
– Э-ээ… нет.
– Как тебя зовут?
– Расс Тобин.
– Ты с кем здесь, Тобин?
– Э-ээ… с Каролиной. Она… привела меня.
Темные глаза Карла засверкали, а на губах заиграла презрительная усмешка. Он повернулся к остальным игрокам и провозгласил:
– Его зовут Расс Тобин, и его привела сюда Каролина.
Рыжий и Усатый осмотрели меня – с некоторым интересом, как мне показалось, – потом переглянулись. Теперь все трое усмехались одинаково. Надменно и презрительно.
– Ясно, – проронил Рыжий. – В коброглаза сгоняем, Тобин?
– Э-ээ, да, с удовольствием.
Что за коброглаз такой, черт побери?
Усатый-Гаучо сказал:
– Мы играем по голубку за кон – нормально?
– Да, замечательно…
Хоть убей, не знаю, что такое "голубок".
– Как, говоришь, тебя зовут? – переспросил Усатый.
– Тобин. Расс Тобин.
– Хватит с нас и Тобина. Я – Д'Арблэ. Это – Бирскин… А этот вот Писбоди. Выбрасывай, кому начинать, Тобин.
Я принял у него из рук стаканчик с двумя костями. Перед нами на столе стоял ящичек длиной в фут, шириной дюймов в девять и в пару дюймов глубиной. Он был разделен на два отделения. Одно из них предназначалось для того, чтобы выбрасывать кости. Второе занимал ряд цифр, от единицы до девяти – каждая помещалась в отдельной рамочке. Со стороны игра показалась мне исключительно простой. После каждого броска вычисляли выброшенную сумму и соответствующую цифру выводили из игры, накрывая её пластмассовым кружочком. Когда кружочек снимали, под ним приоткрывалась какая-то буква. Я предположил, что эти буквы и составляли слово "коброглаз". Я также догадался, что цель игры заключалась в том, чтобы поочередно выбросить все нужные числа.
Я сделал первый бросок. Два и два.
– Четыре, – возвестил Бирскин, забирая стаканчик.
Он выбросил пять. Д'Арблэ – семь. Рыжий Писбоди – девять.
Писбоди открыл игру.
Первым броском он набрал девять очков и накрыл кружком девятку, приоткрыв букву "з" в "коброглазе". Затем он выкинул семерку и обнажил букву "л". Выбросив затем девять, он накрыл кружками сразу две цифры четверку и пятерку, – открыв "р" и "о". Он продолжал бросать, пока в "коброглазе" не остались всего две буквы – вторая и третья. Бросок. Шесть очков. На очко больше, чем требовалось. Ему осталось набрать пять.
– О, черт, – сплюнул Рыжий.
– Писбоди… пять очков, – провозгласил Бирскин, записывая его результат шариковой ручкой прямо на столе. – Д'Арблэ, ты следующий.
Д'Арблэ кидал здорово. Мне уже показалось, что он очистит всего "коброглаза", но он остановился на последней букве.
– Д'Арблэ… два, – записал Бирскин. – Теперь моя очередь.
Он сделал всего два результативных броска, накрыв девятку и восьмерку, а вот после третьего хода на костях выпали две единицы. Это и оказался пресловутый коброглаз – несчастливый бросок в данной игре.
– Тьфу, блин! – прогремел Бирскин. – Что за невезуха!
Оказалось, что после такого хода право на бросок переходит к следующему игроку.
Я встряхнул кости и выкинул их на игровое поле. Дьвольщина – коброглаз с первого же броска!
– Не повезло! – гоготнул Д'Арблэ. – Я выиграл. Запиши, Бирскин.
Мы сыграли ещё раз. Д'Арблэ снова взял верх.
В третьей игре победителем вышел Бирскин.
В четвертой пальма первенства досталась Писбоди.
Счастье решительно отвернулось от меня. Я проиграл четыре голубка кряду.
Подкатил Мустафа.
