Текст книги "Два берега"
Автор книги: Стелла Чиркова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)
– Было бы чему, – заулыбалась Мари.
Жанна решительно разлила остатки шампанского по бокалам.
– На самом деле я нашла новый способ знакомства, – вдруг решительно заявила она. – Интернет!
– Интернет? – полувопросительно повторила Мари.
– Конечно! Великая вещь… Наша Танька замужем за парнем, с которым начала болтать на форуме Cosmo.
– Что он там делал?
– Не важно! – Жанна беспечно махнула рукой. – Наша Ленка собирается замуж за парня, которого встретила, случайно вломившись не в ту аську. А начальница нашего рекламного отдела призналась на корпоративке, что уже два года встречается с мужчиной, с которым познакомилась по объявлению на missinghurts, или dating, или что-то подобное…
– Так я не говорю, что Интернет – это плохо, я интересуюсь, как твои успехи, – иронично уточнила Мари.
– В этом-то и беда. С этим и приехала, – наконец-то призналась Жанна. – Никак. Абсолютный ноль. Я разместила анкету на всех крупнейших сайтах – от Mail до Rambler, я торчу онлайн по десять часов каждый день, у меня высвечивается, что мою анкету просматривает куча народа, но… но мне очень редко пишут, а если пишут – то какие-то придурки. Тина «давай же трахнемся побыстрее» или даже «ты такая страшная, зачем ты вообще приперлась знакомиться». Мари, неужели я настолько некрасивая или глупая, что это очевидно всем по анкете и нормальные мужчины сразу не хотят со мной общаться?
– Ты – некрасивая? – Мари засмеялась. – Ты напрашиваешься на комплименты, и я тебе, конечно, их сделаю. Скажу правду – ты очень привлекательна. У тебя удачный рост, не мелкий, но дающий шанс практически всем. У тебя удачное сложение – среднее. Ты можешь понравиться и тем, кто любит худеньких, поскольку не полна, и тем, кто предпочитает округлости, поскольку они у тебя есть. У тебя удачная фигура – достаточно выпуклая, чтобы привлекать внимание, но и достаточно приближенная к стандартам, чтобы легко подбирать одежду. У тебя густые волосы, и хотя ты не тянешь на блондинку, цвет приятный, а покраситься можно всегда. У тебя большие глаза и красивые скулы, макияж легко сделает из тебя очень эффектную даму, жаль, что ты толком не умеешь пользоваться косметикой – а пора научиться. Ну вот, краткая характеристика.
– Тогда почему? Почему они меня игнорируют? – взмолилась Жанна.
– Знаешь что? Давай откроем еще одну бутылочку и переместимся к компьютеру, – вдруг решила Мари. – Я хочу посмотреть на твою анкету. Думаю, ты просто неправильно ее заполнила.
– Издеваешься? Как можно неправильно заполнить анкету, если там стандартные вопросы? Тупо вбиваешь ответы в строчки – ошибиться невозможно.
– Я не про это. Я говорю, что ты могла неправильно заполнить анкету с точки зрения психологии. Ты пишешь одно – а мужчина понимает другое.
– Ага… мужчины с Марса, женщины с Венеры… была такая популярная книжонка… – хмыкнула Жанна. – По-моему, Мари, ты иногда заигрываешься и начинаешь усложнять ситуацию искусственно. В анкете просто написано все как есть.
– Набирай адрес, – скомандовала сестра. – Все как есть – это, кстати, очень плохо… ты же не на исповеди… надо оставлять место для загадки, понимаешь? Мужчине должно быть интересно флиртовать, а если у тебя в разделе сексуальных вопросов четко прописано, что тебе нравится заниматься любовью два раза в день, что тебя возбуждает поза наездницы и волосатая грудь партнера с татуировками, что в придачу ты фантазируешь о сексе втроем с китайцем и негром, а размер органа подходящего товарища должен быть двадцать – двадцать пять сантиметров, то какой интерес может остаться у несчастного мужика? Даже если он китаец и не против взять в постель негра, грудь у него волосатая, сам он сплошь покрыт татуировками, орган у него не маленький и его норма как раз два раза в день. Никому не стоит заранее знать такие вещи!..
– А зачем тогда во всех анкетах автоматически проставлены эти вопросы?
– Кто же его знает, – вздохнула Мари. – Видимо, с психологами во время их составления никто не проконсультировался. Или эти формы были созданы для тех, кто знакомится на одну ночь, – им как раз подробности важны. А то вдруг его возбуждает пирсинг, а она, как назло…
– Мари, слезь с сексуальной темы, сделай милость! – вдруг резко возмутилась Жанна.
– Ты стесняешься?
– Не то чтобы, но я совершенно не хочу выслушивать все вариации на тему твоих глубоких познаний в этой области.
– Завидуешь? – почти серьезно спросила Мари и снова закурила.
Жанна задумалась… Выпитое шампанское толкало к откровенности.
– Завидую, – призналась она. – По-хорошему как бы. Не с пожеланием, чтобы у тебя отнять, а с надеждой, что и мне тоже бы обломилось. Завидую не количеству и даже не качеству, завидую твоему отношению к мужчинам, твоему умению все делать изящно и красиво, легкости, что ли…
– Рефлексия погубит интеллигенцию, – засмеялась Мари. – Я тебе сто раз говорила: меньше думай, больше делай. С твоей внешностью, с твоим подвешенным языком, с твоей эрудицией – от тебя поклонники штабелями будут складываться.
– Это еще откуда? – насторожилась Жанна, – Знакомое выражение про штабеля…
– Из старого советского фильма «Девчата». Там такая мелкая-мелкая девчушка мечтала, как мужчины могли бы сходить от нее с ума. Вместо того, чтобы действовать. Ой, мамочки, это что же?!
– Что ты увидела? – нахмурилась Жанна.
– Вот это да! – бормотала Мари. – Как все запущено-то. Жан, ты мне скажи, ну зачем в твоей анкете пятнадцать, нет, шестнадцать, нет, семнадцать фотографий?
– А что? – удивилась та. – Говорят же, что мужчина любит глазами.
– Ну и… одной вполне хватило бы, чтобы он полюбил тебя глазами. Ну, двух – портрета и фотки в полный рост. Вот эта фотография в купальнике зачем? Ты что, портфолио для стриптиз-клуба выставляешь, что ли? Или вот эта, в мини-юбке?
– Там, где в мини, у меня целлюлита не видно – ракурс хороший, – надулась Жанна.
– А… понятно… целлюлита… Тогда можно я дальше угадаю? Фотка из Праги – чтобы он сразу оценил, что ты не какая-нибудь подзаборная, а вполне респектабельная леди, фотка с вечеринки в клубе – чтобы он догадался, какая ты модная и современная, фотка с рюкзаком – чтобы он подумал, насколько ты надежный друг, а не капризная мимоза, фотка в вечернем платье – чтобы он не забывал, что в первую очередь ты прекрасная дама, фотка с некрасивой подругой – чтобы он мог сравнить, фотка…
– Мари, перестань!
– Ого… ты аж покраснела, – захохотала кузина. – Угадала?
– Да, да, угадала! Довольна? Я злобная и никчемная особа, пытающаяся выдать себя за более успешную и привлекательную. Коварная обманщица! Ни стыда, ни совести!
– Жанна, я прошу тебя, не нервничай, – Мари засмеялась и налила еще шампанского, – иначе придется убрать от тебя алкоголь. Я просто объясняю тебе, что мужчина сделает совершенно другие выводы из этих фотографий. Он не начнет анализировать фон, позы, места и одежду, как это сделала бы женщина, рассматривающая фото, он просто подумает, что ты – самовлюбленная недалекая девица. Потому что сам мужчина выкладывает в анкете одну-две фотографии, чтобы собеседники его представляли, и мысль выложить двадцать две нормальному мужику в голову не придет. Они по-другому устроены. Попроще, я бы сказала. Ты слишком многого от них хочешь.
– Может, ты за меня анкету заполнишь? – еще слегка сердито, но уже с потеплением в голосе предложила Жанна.
– Давай. Мне не жалко. Только не сейчас, а на трезвую голову, хорошо?
Утром Жанна проснулась и поняла, что похмелье, измучившее ее в прошлый раз, неумолимо повторяется. Голова разламывалась, тошнота каталась противным липким комком от желудка до десен, сердце стучало, как отбойный молоток, а глаза не хотели открываться.
– И зачем я так нализалась? – простонала Жанна нарядным розовым стенам спальни Мари. – Ведь знала же, овца бестолковая, что сегодня на работу!!!
– Выпей аспиринчику, – донеслось из кресла.
– Мари? Ты что, спала в кресле?
– Нет, я сначала спала в кровати. Потом ты начала храпеть и пинать меня ногами. Пришлось пойти на кухню и выпить все, что осталось. После этого твоя покорная слуга перебралась на кресло и задремала.
– Зачем я так нализалась, ответь мне? Зачем ты меня не остановила?
– Хватит заниматься мазохизмом. Иди прими холодный душ, выпей аспирин, пожуй что-нибудь и топай, а то опоздаешь.
Разбитая Жанна потащилась в душ. Как назло, сегодня ей предстояло три съемки – вручение юбилейных медалей в одной из школ округа, детский спортивный праздник «Веселые старты» и вечерняя презентация неизвестно чего в ресторане «Яр». Медали вручали по всему округу, и каждый день нужно было вставлять в вечерний выпуск хотя бы один маленький сюжет о преемственности поколений – школьники читают ветеранам стихи; или о заботе чиновников – представители управ и муниципалитетов вручают старикам по три гвоздички. И так целый месяц. В коридорах студии журналисты с безумными глазами прижимали к стенке верстальщиков из местной газеты и требовали:
– Скажи любую узнаваемую цитату про войну. Быстро!
– «Жди меня, и я вернусь, только очень жди», – лопотали испуганные парни, пытаясь вывернуться и сбежать.
– Было! Было! Еще! – вопили журналисты, слегка встряхивая жертву.
– Ну… это… «Никто не забыт, ничто не забыто!»
– Сто раз было! Думай!
– «Переправа, переправа, берег левый, берег правый, снег шершавый кромка льда, кому память, кому слава, кому темная вода, ни приметы, ни следа…» – покорно бубнили несчастные, теряя остатки рассудка.
– Вчера было! У Юли в сюжете!
Вскоре коридоры опустели. Корректоры и печатники, менеджеры по рекламе и распространители передвигались по зданию мелкими перебежками, а при появлении на горизонте кого-нибудь с телевидения быстро прятались в кабинетах. В корреспондентской висела зловещая тишина, прерываемая редкими отчаянными вскриками:
– «Час мужества пробил на наших часах». Пойдет?
– Было!
С беременной Наташи обязанности по написанию текстов к вручению медалей сняли после истерики, закончившейся валерьянкой, новопасситом и двумя неделями на сохранении. Все остальные журналистки быстро сделали тесты, но, увы, больше никто прибавления в семействе не ждал.
Неудивительно, что после бурной ночи идея поехать на очередной сюжет про ветеранов не казалась заманчивой. Откровенно говоря, Жанна была слишком впечатлительной для своей работы – ее коллеги переставали принимать происходящее близко к сердцу уже на второй-третий месяц, а она продолжала переживать события, как в первый день. И ей было до слез жалко стариков.
– Мари! – крикнула она из ванной.
– Да? – отозвалась бодрым голосом сестра.
– Ты что делаешь?
– Кофе тебе варю и завтрак собираю. А то сама поленишься и будешь бегать весь день по съемкам голодная и злая.
– Мари, тебе просто цены нет. Я понимаю, почему мужики от тебя с ума сходят!
– Можно подумать, ради кого-то из мужиков я бы стала вставать по утрам… Хотя… хотя, если подумать…
– Ты влюбилась, да?
– Ну, я бы не стала так сразу…
Жанна выскочила из ванной, едва накинув полотенце и забыв о похмелье.
– Мари! Вот это да! У тебя новый поклонник! И ты сама влюбилась в него!!! Расскажи! Он богатый? Красивый? Бизнесмен какой-нибудь? Знаменитость?
– Почему сразу знаменитость и богатый, – засмеялась Мари. – Иди оденься, пока есть будем, расскажу.
ГЛАВА 4
Работа у Мари была таинственная. Называлась PR-менеджер, но многие коллеги ставили на кон голову, что на самом деле Мари – аналог девушки-эскорта, обаятельная шпионка, которую подкладывают под нужных людей в нужное время, а в остальное время ее прелестями наслаждается господин генеральный директор. Слухов Мари не опровергала, а с господином генеральным директором была так же кошачьи ласкова и слегка надменна, как и со всеми сотрудниками вплоть до курьеров. Плавно покачивая бедрами и звонко стуча каблучками, девушка бродила по кабинетам, успевая проконтролировать и тексты для нового буклета, и обработку фотографий для рекламного каталога, и обновление на корпоративном сайте, и подготовку к конференции. Но самое главное, что за день Мари успевала несколько раз появиться в курилке и изобразить полное отсутствие каких-либо дел, за счет чего и заработала славу гламурной девицы, у которой есть волосатая лапа. Больше всего на свете Мари, получившая блестящее образование без малейшей помощи со стороны (поступила она в институт в шестнадцать, окончила его досрочно и умела в своей отрасли практически все), боялась, что кто-то отнесется к ней как к «боевому товарищу». Непонятно почему Мари была уверена, что все женщины в мире делятся на две основные категории: рабочие лошадки и нежные кошечки. Рабочим лошадкам достается право зарабатывать деньги, делать карьеру, вести хозяйство, готовить и убирать, рожать и воспитывать детей, решать проблемы окружающих, начиная с коллег и кончая родственниками мужа, и всю жизнь служить жилеткой для тех, кому надо выплакаться. А нежным кошечкам принадлежат остальные права – на капризы, цветы, рестораны, салоны красоты, клубы и тусовки, их любят опекать и лелеять, им дарят подарки, помогают решать проблемы, берегут от превратностей жизни, им посвящают стихи, их именами называют звезды. Естественно, Мари хотела находиться в категории сладеньких и нежных кошечек, и раз судьба не дала ей отца-миллионера и не уронила на голову мешок с долларами, то она могла хотя бы изображать из себя этакий цветок жизни, не пригодный для использования в качестве рабочей лошадки. Чем и занималась уже несколько лет весьма успешно. Даже держала приходящую домработницу, чтобы с чистой совестью признаться при случае, что сама ничего по хозяйству не делает и даже не всегда знает, где лежат полезные мелочи. Конечно, теоретически Мари могла бы ограничиться враньем, но она думала, что только профессиональный актер способен не выйти из образа, а обычному человеку нужно или действительно жить, как он говорит, или его обязательно поймают на лжи, и получится неприятно.
Таким вот образом вечно порхающая по этажам, а на самом деле везущая на себе практически весь отдел по связям с общественностью, Мари в очередной раз поехала в командировку. По версии коллег – чтобы охмурить очень важного заказчика из Ярославля и посетить все местные злачные места. По версии господина генерального директора – чтобы осуществлять контроль за предстоящей в славном городе презентацией. А реально – чтобы полностью подготовить презентацию с нуля, поскольку ничего вразумительного от командированных туда еще неделю назад сотрудников по телефону добиться не удалось.
В Ярославле Мари и понравилось и не понравилось одновременно. Правда, город девушка практически не увидела: занятая исправлением многочисленных ошибок, лишь забежала на час в Спасо-Преображенский монастырь и поснимала на мобильный несколько старинных церквушек. Но тишина понравилась. Мари показалось, что Ярославль какой-то особенный по сравнению с шумной столицей – более уютный, более теплый. Не понравилась гостиница. Обещанный люкс в реальности оказался довольно паршивой комнатушкой, которая по европейским меркам вряд ли дотянула бы до одной хилой звезды, и кормили в местном ресторане далеко не на уровне. Что касается злачных мест – Мари не отказалась бы посетить их в хорошей компании, но, увы, на бары и казино ей отдельных бешеных командировочных денег не полагалось. А на свои Мари ни за что туда бы не пошла – при имидже легкомысленной особы девушка она была весьма и весьма разумная, имела некоторые накопления и считала, что копейка рубль бережет, ведь не зря испокон веков кавалеры расплачивались за дам.
В общем, командировка вышла среднего качества. Вроде бы и ничего плохого, но и ничего яркого тоже не произошло, как, например, в прошлый раз в Сочи, когда у Мари был довольно бурный курортный роман, развивавшийся по вполне стандартному сценарию, но приятный двумя моментами – богатством влюбленного и платоническим характером действия.
На обратном пути началась полоса невезения. Мари решила ехать поездом, но билеты в кассе были только на один поезд, он тащился до Москвы целых пять часов, а выезжал в двадцать два тридцать. То есть, по подсчетам, она прибывала в столицу глубокой ночью, когда страшно даже ловить до дома такси. Плюс неудобное время – ни полюбоваться на поля-леса, ни поспать толком. В поезде Мари досталась нижняя полка, и она сочла это большой удачей. Оставалось только молиться, чтобы соседями не оказалась мамочка с двумя маленькими детьми или трое полупьяных рабочих – и можно было записывать дорогу в актив. Поезда Мари любила – за уютные маленькие купе, ритмичный стук колес, проводниковый чай, интересных попутчиков, загадочную и одновременно простую обстановку вагона-ресторана, за успокаивающее однообразие пейзажей за окном. Однажды Мари познакомилась с девушкой, которая стала ей хорошей приятельницей, много раз – выслушивала достойные внимания и сочувственных слез исповеди, еще как-то – прекрасно провела ночь, флиртуя с молодым художником. В общем, дорога всегда обещала Мари какие-нибудь маленькие радости.
Нижнюю полку в купе заняла круглолицая очень чистенькая старушка с добрым лицом, сразу принялась доставать из сумки бесконечные припасы, завернутые в вышитые салфеточки, и потчевать «худенькую деточку». Мари не чувствовала себя ни деточкой, ни худенькой, но ела охотно – старушку так и хотелось назвать бабушкой, а та вскоре сама предложила:
– Зови меня баба Катя.
– Баба Катя, это вы сама так вкусно печете? – спросила Мари, заталкивая в рот очередной пирожок.
– Сама, конечно, мне ж всего-то семьдесят стукнуло, что же я, немощная, что ли? И пеку, и хозяйство веду, и скотина у меня есть, и дочке помогаю еще.
Поезд тронулся. Мари только успела обрадоваться, что теперь уже их купе не грозит нашествие малолетней или пьющей саранчи и она сможет поболтать со старушкой, а потом спокойно выспаться, как в купе ворвался молодой мужчина с пакетом. Он тяжело дышал, пряди длинных волос прилипли к лицу.
– Здравствуйте. Я ваш сосед. Меня зовут Митя. – Он широко улыбнулся и добавил: – Я так бежал… думал – все, не успею. В последний момент заскочил, проводница еще ругалась.
– Да ты садись, сынок, – сказала баба Катя, – возьми пирожок, пирожки вкусные. Меня баба Катя зовут. Бери-бери, не стесняйся. Тощий-то какой, как тебя ноги носят.
Баба Катя явно была склонна к некоторым преувеличениям, но Дмитрий (Мари не любила уменьшительных имен) действительно был сложен так, что свободно мог спрятаться за швабру. Мари внимательно рассматривала попутчика, пока он, не кривляясь, уписывал угощение за обе щеки. Дмитрий был высок, несмотря на худобу, довольно гармонично сложен и вполне мог называться привлекательным. Мари отметила правильные черты лица, мужественность подбородка, глубину больших темных глаз и чистоту смуглой кожи. В принципе попутчик показался девушке симпатичным, особенно хороша была его улыбка – обаятельная широкая улыбка искреннего человека, освещавшая лицо ярким светом.
Пока Мари задумчиво примеряла юношу к образу своего принца (Мари делала так почти всегда, это было своеобразной игрой), Дмитрий доел практически все запасы бабы Кати, сказал старушке спасибо и достал из-за пазухи котенка.
– Это – Мурка, – сообщил попутчик.
– Ой, какая прелесть! – Мари понимала, что, скорее всего, выглядит глупо, начиная сюсюкать, но ничего не могла с собой поделать – смешная мордочка и тонкая шейка пестренькой кошечки вызвали у нее умиление, от которого к горлу подступили слезы.
– Моя любимая девочка. Вот, проснулась, зацарапалась. Значит, пора выпускать на волю – тесно ей.
– У меня в сумке курица есть, – предложила Мари, – она будет?
– Нет, она сытая. Я ее сейчас на полку положу, пусть там спит.
Мари выпросила котенка на руки, и Мурка уснула под ее ласковые поглаживания. Дмитрий смотрел на ее пальцы не отрываясь. Мари стало неловко.
– Что вы?
– Нет, ничего особенного. Я мог бы сказать, что у вас удивительно красивые руки, таких не осталось в современном мире, они ушли вместе с последними изящными дамами серебряного века, но… но вы слышали это сто, если не тысячу раз.
– Не так уж часто, – откровенно сказала Мари. В попутчике было что-то, неуловимо располагающее к откровенности. – Иногда мне начинает казаться, что современные мужчины разучились ценить изящные мелочи.
– А мне иногда кажется, – он подхватил доверительный тон, – что современные женщины разучились… как бы сказать… что они больше не владеют этими мелочами – искусством очаровывать взглядом, настоящим флиртом, умением играть словами, красивыми жестами… всем тем, что раньше и составляло неповторимое слово «женственность».
– Я об этом часто думаю, впрочем, мы, кажется, сплетничаем, – спохватилась Мари.
– Лучший способ возвыситься в собственных глазах – унизить соседа, – улыбнулся Дмитрий, и тут Мари все поняла.
Вообще все в этом мире поняла.
И что такое любовь с первого взгляда, над которой она столько лет смеялась.
И как рождается желание умереть за человека, лишь бы он был счастлив.
И как имя становится не набором звуков, а маленькой вселенной.
И для чего женщины рожают своим мужьям плюшевых детишек.
А еще поняла, для чего она родилась и выросла, для чего училась, читала книги, писала в юности стихи, делала карьеру, обустраивала квартиру, создавала себе имидж – для чего жила.
Точнее, для кого.
– Митя, – сказала она вслух звенящим голосом, – Митя…
– Что? – отозвался он, не гася полностью улыбку.
– Просто так… Митя… Митенька… Митенька, как в «Братьях Карамазовых», да?
– Думаете, я на него похож?
– А разве он – не вы?
– А вы?
– А я… а я не знаю…
– Вы курите?
– Да.
– Давайте выйдем в тамбур. Положите Мурку на полку, можно сразу ко мне на верхнюю – и покурим.
Он пропустил Мари вперед, она не могла рассматривать его, но старалась, чтобы ее походка была еще более соблазнительной и томной, чем обычно. Руки мелко дрожали, колени подгибались, и Мари боялась, что он заметит.
Они курили долго-долго, одну за одной, заядлые курильщики с большим стажем, он красиво выпускал дым колечками и уводил ее словами. Мари помнила книжку Лукьяненко «Осенние визиты» – герои умели уводить словами, заставляли поверить. Он не заставлял. Он был естественен, открыт, дружелюбен, и все, в чем можно было упрекнуть его – называлось легким флиртом. Именно легким. А так – культурная беседа на разные темы, приятный собеседник, умный, тонкий, совершенно не давящий и не навязывающий собственного мнения.
Муха лезла в паутину сама – Мари это понимала. Она хотела вести себя как обычно, но боялась. Ее игра с мужчинами строилась на том, чтобы изображать надменное равнодушие, в лучшем случае слабый интерес, а мужчинам предоставлялась возможность биться лбом об стену, завоевывать, привлекать, настаивать. Мари привыкла быть окруженной поклонниками и назубок знала роль снежной королевы. Впервые в жизни – а ей казалось, что двадцать четыре года – это так много! – впервые в жизни она боялась. Боялась оттолкнуть мужчину и потерять его навсегда. Мари лезла из кожи вон, судорожно старалась вспомнить и применить все советы из умных психологических книг и глупых глянцевых журналов разом, призывала на помощь природное обаяние, интеллект – да что угодно, лишь бы Дмитрий не канул в никуда, а оставил ей телефон, и они смогли бы встретиться. И все равно – не вытерпела до утра, как планировала, еще в тамбуре попросила у него номер, стыдясь себя.
– У меня нет телефона.
Мари окаменела. Она не знала отказов и не могла поверить услышанному.
– Дело в том, что в Москве я остановлюсь у друзей, а мобильный я еще не купил. Поэтому пока мне и нечего вам оставить. Лучше я запишу ваш и позвоню при первой возможности.
– Вы не москвич? – спросила Мари, пытаясь понять, как она сможет жить, если он ей не позвонит.
– Москвич. Живу в столице уже пятнадцать лет, а родился в Питере. Просто давно не был в Москве, жил временно в другом месте, а квартиру сдал своим друзьям – они молодая семейная пара, им жить было негде, я и сказал, пусть живут у меня. Поэтому сам пока поживу у друзей… Неожиданно вернулся, раньше срока…
– То есть пока вам негде жить?
– Да не проблема. У меня много друзей, я всегда что-нибудь найду. А вы москвичка, коренная, да? Сразу видно, кстати.
Когда они вернулись в купе, баба Катя уже спала. На груди у нее спала Мурка. Дмитрий улыбнулся и шепотом предложил:
– Поищем вагон-ресторан?
В вагоне-ресторане не было ни единого человека, а за стойкой спал пожилой мужчина. Дмитрий усадил Мари за столик, пошептал что-то мужчине на ухо, и вскоре они пили шампанское в полном одиночестве.
– Мари, вы любите Ницше?
– Да, очень, – впервые в жизни созналась Мари.
Почему-то окружающие дружно считали Ницше проповедником фашизма, и девушка никогда не говорила, что она читает и любит немецкого философа, а доказывать обратное совершенно не хотелось. Мари не умела доказывать, она предпочитала быть с собеседником на одной волне или вообще не обсуждать некоторые щекотливые темы.
Она смотрела на Дмитрия, и страх пробегал мурашками по спине, растекаясь где-то внизу. После рассуждений об истинной женственности и составляющих ее тонких мелочах она не знала, как себя вести. Мари не хотела затевать долгие, полные туманных намеков игры, она мечтала прикоснуться к попутчику, замереть в его объятиях.
Дмитрий накрыл ее руку своей рукой – и она увидела, какие у него тонкие длинные пальцы и узкая кисть. Странно, но при всех претензиях на эстетство Мари никогда не придавала значения красоте мужских рук – до сегодняшнего дня, точнее – ночи.
Она поняла, что пропала и потеряла надежду казаться «дамой, чьи взоры непреклонны».
– Мари, а почему вы называете меня Дмитрием? Мне больше нравится Митя.
– Это слишком… слишком интимно, мне кажется, – честно сказала девушка. – Кстати, а Дмитрий – это разве не Дима?
– Нет. Дима – это сокращение от древнего славянского имени Дидим. А Дмитрий – это именно Митя. Я в институте специально интересовался.
Мари никогда не слышала о древнем славянском имени Дидим, но все равно поверила.
– А в каком институте вы учились?
– В педагогическом. На литфаке. А потом еще в Вальдорфской школе педагогики и психологии.
Мари никогда не слышала о Вальдорфской школе педагогики и психологии.
– Хотите, я вам стихи почитаю?
– Свои?
– А вы хотите мои?
– Да, конечно.
Мари даже не сомневалась, что ее собеседник обязательно должен писать стихи. «У него не лицо, а лик, – подумала она, – он так похож на Христа».
– Хорошо. Вот мое раннее стихотворение, оно многим нравится.
Боль вздымая на дыбы, потерпи немного,
Позади – тропа судьбы, впереди – дорога,
Слепоте своей пророчь не очки, но очи,
Позади – дорога в ночь, впереди – из ночи.
Добрым словом обусловь людное безлюдье,
Позади звезда-любовь, впереди – безлюбье,
Только не сойди с ума, ведая и зная,
Позади – ночная тьма, впереди – земная.
Мари, конечно, не хотелось оказаться в числе многих, но стихотворение понравилось и ей.
– Дмитрий, знаете, я тут подумала, – она окончательно падала в бездну, откуда нет возврата, – вы вполне можете жить у меня. Это совершенно не проблема.
– Вместе с любимой женщиной? С Муркой? – Дмитрий заулыбался, давая возможность свести услышанное к шутке.
– А другой любимой женщины у вас нет? – Мари окончательно скатывалась по наклонной, теряя границы флирта.
– К сожалению, нет, – серьезно ответил Дмитрий, глядя ей в глаза. – Нет – и никогда не было. Мне почему-то не встретилась женщина, которую я бы полюбил. Хотя я так давно об этом мечтал – о любви, о семье, о детях…
– Может быть, я смогу стать для вас этой женщиной? Я тоже еще никогда не встречала мужчину, которого полюбила бы, хотя мечтаю о любви, о семье, о детях. – Мари окончательно сожгла мосты.
– Я так на это надеюсь.
Дмитрий перегнулся через стол, нежно коснулся губ девушки, а его длинные волнистые волосы упали ей на плечи.
– Вы очень красивая. Вы замечательная, – прошептал он, возвращаясь обратно, а потом встал и мягко поднял ее из-за стола. – Давайте посидим в тишине купе. Помолчим вдвоем.
Они долго обнимались в тамбуре, и Мари, никогда не считавшая себя маленькой, на всех своих каблуках вдруг оказалась носом где-то на уровне его шеи. Он был выше на целую голову – так непривычно и так приятно.
В купе они вернулись, держась за руки, а потом Мари уснула у него на коленях. Поезд простоял на каком-то полустанке почти два часа. Утром ее разбудило солнышко.
Поймав неодобрительный взгляд бабы Кати, девушка покраснела до самых ушей, а Дмитрий-Митя весело сказал:
– Баба Катя, вы представляете, случилось чудо! Вот так неожиданно, в поезде, я вдруг встретил девушку своей мечты. И теперь я ее никуда не отпущу – мы поженимся сразу, как только доедем до Москвы.
Мари не поверила своим ушам.
– Так что поздравляйте меня с невестой. Я ведь никогда не был женат, а мне почти тридцать семь лет!
Баба Катя помолчала секунд пятнадцать, а потом заулыбалась:
– Вот и молодцы! Дай вам Бог счастья, здоровья и детишек хороших! И ничего, что так быстро – в жизни всякое бывает, главное, любите друг друга, и терпения побольше. У меня вот брат когда на войну пошел, то на вокзале увидел девушку – она с подругой пришла, провожать кого-то, и понравилась она ему, он подошел, адрес попросил. Потом письма они друг другу писали, а как только он вернулся – сватать пошел. Он без ноги домой вернулся и все переживал, будет ли ей такой нужен. И так хорошо они жили, троих детей родили, да…
Дальше Мари не слушала. Она схватила полотенце и побежала умываться. Возле туалета выстроилась заспанная очередь, и кто-то, глядя на пылающее лицо девушки, молча пропустил ее вперед. Мари влетела в тесную кабинку и приникла к зеркалу, не узнавая своего лица.
Мир стал совершенно другим – удивительный мужчина, добрые отзывчивые люди – и ее лицо должно было обязательно измениться.
Как можно все это рассказать в нескольких словах? Это вообще невозможно передать – это и почувствовать невозможно, это только для нее, для Мари, и больше ни с кем и никогда такого не было и не будет…
– Ну, Мари, не мучай меня. – Жанна пулей влетела на кухню, на ходу застегивая пуговицы. – Весь вечер вчера занимались моими проблемами вместо того, чтобы рассказать такую новость. Так кто твоя любовь?
– Его зовут Дмитрий, – сказала Мари, – но он предпочитает, чтобы его называли Митей… он… – Она запнулась, не сумев подобрать слова.
– Сколько ему лет?
– Тридцать шесть.
– А чем он занимается?
– Не знаю.
– Как не знаешь???
– Так получилось. Я знаю, что у него два высших – литфак и психологическое, но где он сейчас работает, не спросила.
– Он москвич?
– Да.
– А где живет территориально? Один? Ты у него уже была?
– Он живет у меня, он давно не был в Москве и пустил пожить друзей в квартиру, а вернулся неожиданно, поэтому жить ему пока негде.