Текст книги "Два берега"
Автор книги: Стелла Чиркова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)
– Я не вру. Мой муж был со мной.
– Если вы не врете, – чуть повысив голос, сказал следователь, – то как вы объясните тот факт, что у меня есть показания некой… – он заглянул в бумаги, – Ирины Красновой. И эта Ирина Краснова уверяет, что Александров провел ночь с четырнадцатого на пятнадцатое февраля именно с ней.
– Ирина Краснова? – охрипшим голосом переспросила Мари.
– Да. Она говорит, что живет вместе с Александровым с октября прошлого года, то есть около шести месяцев.
– Как живет?
– Вот так. Могу прочесть: «Я являюсь гражданской женой Александрова, со своей законной женой он давно не живет, просто не успел оформить развод, но обязательно разведется с ней и женится на мне. Он ее все равно не любит и никогда не любил, женился ради денег, а со мной встречался еще до их свадьбы потому, что любит». Как вам?
Мари не могла сказать ни слова. Ей казалось, что у нее отнялись руки и ноги.
– Хотите воды? – спросил следователь, а потом просто подал ей стакан.
Мари залпом осушила его.
– Можно выйти на несколько минут? Мне нужно привести себя в порядок.
Мари вышла в коридор и бесцельно побрела к большому окну. Она не верила тому, что услышала, хотя не верить было глупо, и девушка это понимала.
Мари познакомилась с Ириной Красновой, Ирочкой, два года, назад. Цепочка их знакомства была сложной и включала знакомых друзей и друзей знакомых. Поводом стало то, что у Мари уволилась домработница – вышла замуж и перестала нуждаться в деньгах, и Мари стала через приятелей искать новую. Кто-то посоветовал ей Ирочку, пятнадцатилетнюю девочку из поселка Красная Заря, и однажды на пороге у Мари появилось застенчивое прыщавое существо с тонким робким голосочком. Ирочка была маленького роста, среднего сложения, но не фигуристая, а какая-то ровная со всех сторон, круглолицая и довольно невыразительная. Даже после нескольких встреч вряд ли можно было уверенно узнать ее в толпе или на фотографии. Волосы странного сероватого оттенка Ирочка завязывала в хвостик, от этого ее полные щечки расплывались по всему лицу, а небольшие глаза казались совсем маленькими, заплывшими. Ирочка была девочкой старательной и доверчивой – она охотно поведала Мари свою историю и осталась у нее работать. История Ирочкиной жизни оказалась простой, как три копейки: отец спился и умер, мама вышла замуж вторично, места в доме катастрофически мало, денег нет совсем, у Ирочки родились братья и сестры, жить в поселке стало совсем невыносимо, поэтому, бросив девятый класс, девочка решила поехать на заработки в столицу. В Москве Ирочка прибилась к хиппующим на Арбате компаниям, вместе с ними пила и выпрашивала мелочь у прохожих, ночевала и на вокзалах, и в подворотнях, и на случайных квартирах, несколько раз продавалась за деньги желающим, короче, пока обустройством Ирочкиной судьбы не занялась случайная знакомая, девочка медленно, но верно катилась на дно по стандартному пути. Ей повезло – случайно повстречавшаяся немолодая художница Таня почему-то пожалела добрую, глупую Ирочку и решила ей помочь. Несколько месяцев Ирочка прожила у Тани в свободной комнате, работала курьером, раздавала листовки, отдавала Тане небольшую сумму за комнату, а потом Таня пристроила Ирочку домработницей к знакомым. Ирочка по дому умела делать все, быстро освоилась и стала искать подработку еще на пару дней в неделю. Так она и попала к Мари, которой нужна была домработница на вторник и пятницу на пять-шесть часов. Мари решила заняться имиджем Ирочки из самых лучших побуждений – старательная девочка, умела идеально отгладить шелковые блузки Мари и приготовить довольно сложный соус по кулинарной книге и казалась ей достойной большего, чем роль прислуги, выданная ей судьбой. В силу недалекости и неспособности к обучению карьера Ирочке вряд ли светила. Мари решила, что ее домработница должна стараться удачно выйти замуж. А для этого недопустимо иметь прыщи по всему лицу и серые волосы в хвостике. Ирочка оказалась девочкой необидчивой и даже благодарной. Мари дарила ей средства по уходу за кожей, направила к хорошему парикмахеру, объявив поход премией за хорошую работу, а заодно забрала у подруги надоевшую той стильную одежду Ирочкиного размера. Полная любви к Мари Ирочка старалась изо всех сил и в каждый приход готовила все более экзотические блюда, которые Мари при желании могла бы выдавать за ресторанные. Постепенно из подростка Ирочка превратилась в девушку и к семнадцати годам могла похвастаться совсем не отталкивающей внешностью – неплохая кожа, модная стрижка, вещи по фигуре, хорошо наложенный макияж. У своей хозяйки Ирочка переняла некоторые жесты и выражения и с огромной гордостью рассказала Мари, что на том же Арбате ее принимают за девушку из хорошей семьи, даже думают, что у нее богатенькие родители. Мало кто распознает в ней провинциалку, не зря Мари так старательно поправляла все просторечные Ирочкины фразы. Конечно, девочка слегка преувеличивала, но Мари все равно проделала очень большую работу.
После того как пропал Митя, Мари только один раз позвонила Ирочке, чтобы отказаться от ее услуг (на какие деньги держать домработницу? Да и что убирать в абсолютно пустой и разрушенной квартире, где нет даже люстры и отодраны плинтуса?), но не застала девушку дома. Передала через напарницу (Ирочка давно снимала квартиру вместе с двумя приятельницами), чтобы девушка не приходила во вторник убираться, и завертелась. Рассчиталась она с домработницей накануне (удачное совпадение), дел и проблем у нее хватало своих, она долго не думала, почему Ирочка ей не перезвонила. Несколько месяцев спустя Мари вдруг вспомнила про бывшую домработницу и с обидой решила, что порядочные люди так не поступают. Девочка проработала у нее полтора года. Мари всегда регулярно и не скупясь ей платила. Подбрасывала маленькие подарочки и премии ко всем праздникам. Учила следить за собой, помогала. С пониманием относилась к болезням и личным трудностям, охотно шла навстречу, когда нужно было перенести уборку на другой день. И вот, узнав от напарницы, что к Мари не нужно приезжать убираться, девочка пропала навсегда. Даже не узнав – может быть, Мари попала в какую-то беду. Даже ни разу за полгода не поинтересовавшись, как дела у бывшей хозяйки. В общем, Мари сочла Ирочку неблагодарной и непорядочной и тему о ней закрыла, надеясь, что после родов с деньгами будет получше и она найдет замену. Теперь Мари четко решила брать женщину в возрасте – дабы второй раз не попасться на удочку жалости и приятельского отношения.
Услышав правду об Ирочке, сбежавшей вместе с Дмитрием, Мари на минуту почувствовала, что лишается рассудка. Как такое могло случиться? Красивой, умной, умеющей очаровать собеседника, интеллигентной и воспитанной Мари предпочли невзрачную, глупенькую девочку из глухого далекого поселка. Девчонку, которая не закончила даже девять классов и продавала свое тело по дешевке, шляясь темными ночами по арбатским подворотням. Это не укладывалось в голове, это казалось кошмарным сном, но у следователя на столе лежали документы, делающие кошмар явью.
Мари вернулась в кабинет. Она понимала, что должна идти до конца. Испить чашу до дна, так сказать.
– Вы себя хорошо чувствуете? – спросил Михаил.
Мари в очередной раз удивилась, почему среди ее знакомых принято считать работников милиции людьми второго сорта, бесчувственными, жестокими и патологически злобными. Девушка уже второй раз приходила в милицию, и к ней относились совершенно нормально, если не сказать больше – заботливо.
Разговаривали всегда вежливо, даже чай предлагали. Послушать знакомых – так милиционеры, кроме мата, и слов не знают, с порога на всех кричат, а свидетелей и потерпевших зверски избивают. Ничего подобного Мари не заметила и решила, что доверять слухам в наше время точно нельзя.
– Все в порядке, – сказала девушка.
Михаил еще раз скосил глаза на ее живот и поинтересовался:
– А папа – Александров?
– Да. Мальчишку жду. Назову Ярославом, – поделилась Мари. – А у вас есть дети?
– Пока нет, – улыбнулся Михаил.
– Но вы хотите?
– В принципе я не против. Но так серьезно пока об этом не думал.
– А Митя очень хотел ребенка. Девочку хотел. Я для него и решила родить – он так трогательно рассказывал, как мечтает о дочке.
– Мария Михайловна, вы понимаете, вам придется давать показания… может быть, прийти на суд.
– Да-да, конечно, я все понимаю.
– Поэтому я вам сразу все скажу. У вашего мужа нет шансов уйти от уголовной ответственности. Против него и его приятеля веские улики – в мусоропроводе нашли ключи с отпечатками пальцев, у них в сумке были вещи, принадлежавшие потерпевшим, а на квартире, которую они снимали с Красновой…
– Он снимал с Ирочкой квартиру?
– Их было четверо. Александров, Краснова, еще один молодой человек, Пименов – и его девушка, Бахметова. На четверых и снимали. Бахметова незадолго до кражи уехала к родителям в Алма-Ату, поэтому снять с нее показания проблематично. На квартире мы нашли краденые вещи, на них есть отпечатки Красновой. Плюс свидетельские показания, что похожую на Краснову девушку тоже видели в день кражи возле того дома – она качалась на качелях во дворе.
– Как это похоже на Ирочку, – пробормотала Мари машинально.
– Вы близко знаете Краснову?
– А разве она не сказала? Она полтора года работала у меня.
– Кем?
– Убиралась, готовила… Домработница, помощница по хозяйству.
– Краснова отпущена под подписку о невыезде. Пименов тоже – он несовершеннолетний, за ним приехали родители. А вот ваш муж, к сожалению, под подписку не уйдет – у него не первая судимость, да и в этой компании он главный.
– Всех отпустили, кроме Мити?
– Да. И Краснова утверждает, что она беременна от вашего мужа. Справки у нее нет, но проверить это очень легко.
– Что, простите? – Мари решила, что ослышалась. – Что Краснова? Ирочка…
– Краснова утверждает, что беременна от Александрова, вашего мужа.
– Но как же она беременна? – залепетала Мари. – Я за ним замужем, у нас в сентябре свадьба была, он ребенка хотел, девочку, вот я собираюсь родить в июне, правда, это будет мальчик, Ярослав, красивое имя, Ярослав Дмитриевич, я Мите все простила, я его люблю, как же это Ирочка может быть от него беременна, вы что-то путаете…
Михаил с жалостью посмотрел на девушку, сказал:
– Мария Михайловна, успокойтесь. Чего стоит ваш муж – вы уже поняли. Вам нельзя волноваться, это может повредить ребенку. Давайте я попрошу ребят отвезти вас домой, машина найдется. Вы ляжете, поспите, а потом днем, завтра или послезавтра, когда вам будет удобно, подъедете – и я запишу ваши показания. Мы закрываем дело и передаем его в суд – тянуть некогда.
– А что я должна рассказать?
– По личности в основном. Поскольку вы жена, то вы должны рассказать о характере подозреваемого, собрать справки разные, в частности, что он не состоял на учете, я вам дам списочек, принесите из консультации бумагу о беременности. О краже вас допрашивать вряд ли будут, поскольку Александров уже не жил с вами. Кстати, ваш ребенок по закону все равно будет иметь отца, а вот Красновой придется еще долго доказывать, что ее ребенок от Александрова, тут вы не волнуйтесь. Перед законом вы все еще жена Александрова, у вас все права.
– Толку-то мне от этого закона, – горько и со злостью сказала Мари, – какая я жена, если мой муж не живет со мной полгода и спал с моей же домработницей. Вы ее видели, да?
– Краснову? Видел.
– Неужели она… – Мари осеклась.
– Мария Михайловна, успокойтесь, пожалуйста, прошу вас. Не надо сравнивать. Я вас понимаю, как человек, и, как человек, скажу вам честно – никакого сравнения и быть не может. Могу дать совет – надеюсь, вы меня послушаете: забудьте про Александрова. Дайте показания и забудьте. Подайте на развод, не приходите на суд, если вызовут – пришлите взамен адвоката и подтвердите ранее написанное, а потом выкиньте этого человека из своей жизни. Вы знали, что у него три судимости?
– Нет. Точнее, не знала, когда выходила замуж, а потом узнала. Уже после, когда он от меня ушел.
– Вы понимаете, он рецидивист. Уголовник. Его уже ничего не исправит. Он будет снова и снова возвращаться в тюрьму, он уже не станет жить честно. Их тут много таких.
– Я могу его увидеть? – вдруг спросила Мари.
Михаил странно посмотрел на нее.
– Я не буду устраивать сцен, клянусь. Моему слову можно верить. Я не буду ни кричать, ни закатывать истерик, я просто поговорю с ним несколько минут. Пожалуйста! Я полгода об этом мечтала. Сделайте меня счастливой.
Михаил молчал.
– Я понимаю, что вы правы. Вы говорите очень разумные и верные вещи. Я очень благодарна вам за такое отношение, я очень вам благодарна. Разрешите мне хоть на несколько минут увидеть его, пожалуйста! Я все отдам, лишь бы его увидеть…
У Мари затряслись руки, когда она представила, что Михаил откажет. Глаза налились слезами, и она кусала губы, чтобы не заплакать и не выставить себя истеричкой.
– Пожалуйста! Всего несколько минут. Я ведь не могу повлиять на ход дела, не могу ему сообщить ничего секретного.
– Хорошо, – согласился Михаил. – Посидите здесь, я пойду вниз и все улажу. Не обещаю, поскольку это незаконно, но попробую.
Мари осталась в кабинете одна. Ее колотило мелкой дрожью и кидало из холода в жар. Она скрестила пальцы и напряженно ждала возвращения следователя. «Жаль, что я со своим пузом не могу его соблазнить, – мелькнуло у нее в голове, – может, он бы смог помочь Мите. Денег ему предложить? Но сколько? И удобно ли?» Скрипнула дверь. Мари повернулась, боясь вздохнуть, и жадно впилась глазами в лицо Михаила.
– Пойдемте, – сказал он, – но только несколько минут, вам повезло – сегодня нет начальства.
– Может, денег нужно? – спросила Мари.
Михаил как будто смутился:
– Если понадобится – я вам скажу. Пойдемте скорее.
Михаил повел Мари на самый нижний и самый грязный этаж. Лязгнули тяжелые железные двери. Раздвинулись решетки. Пожилой мужчина, звеня ключами, открыл очередную дверь и сказал:
– Проходите. Я ненадолго закрою вас в камере с мужем. Если что-то не так – подайте голос.
– Спасибо, – шепнула Мари и смело шагнула вперед, в полутьму.
Камера была крошечной. Тусклый свет еле-еле озарял грязные стены. Обстановка напоминала рублевые комнаты из Ильфа и Петрова: кровать, стол и стул. В углу журчала вода из трубы, пахло туалетом. Мари отметила все это машинально, увидела краем глаза, а сама почувствовала ослепительную вспышку счастья, когда ей навстречу встал из-за стола Митя. Уже много позже Мари заметила, что он сильно похудел, небрит, грязные волосы повисли сосульками, одежда тоже не первой свежести. А тогда Мари с порога кинулась к нему. Митя, сильно хромая, сделал два шага навстречу и улыбнулся. По лицу, озаренному улыбкой, расплывался огромный кровоподтек.
– Господи! – ахнула Мари. – Они били тебя? Они тебя били? – И кинулась обнимать мужа, которого не видела полгода.
Митя гладил Мари по спине и что-то нежно шептал ей в волосы, а она все продолжала повторять:
– Они били тебя? Они посмели тебя тронуть?
Мари не могла оторваться от мужа. Он что-то хотел сказать ей, но девушка не слушала. Она не знала, как заставить себя сосредоточиться на словах, она судорожно гладила его по щеке и пыталась целовать ему руки. Митя отстранял Мари, а та бормотала:
– А ведь у нас не девочка. У нас будет сын. Как они посмели до тебя дотронуться? Я не верю, что они посмели это сделать.
Только через несколько минут Мари немного успокоилась. Митя посадил жену на стол, а сам уселся у ее ног прямо на грязный пол, она крепко держала его за руки. Мари не стеснялась своих слез. Она не могла собрать мысли воедино, чтобы упрекнуть Митю за его предательство, и в итоге сумела только прошептать:
– Митя, за что?
– Девочка моя любимая…
– Митя, ты мне одно скажи – за что? Я после этого даже умереть смогу – спокойно. Просто ответь – за что? За что?
– Милая, прости меня. Я не знаю, что на меня нашло. Наверное, у меня в голове помутилось. Ну, помнишь, мы с тобой читали новую версию легенды про Пигмалиона, ты же сама подсунула мне эту книжку?
Мари помнила… Ей очень понравился рассказ о Пигмалионе, в котором начало полностью отражало классический миф: гениальный скульптор создал прекрасную статую, потом полюбил ее, потом боги оживили творение. Но в рассказе было и продолжение. Ожившая Галатея стала Пигмалиону верной и нежной женой. Абсолютно идеальной, поскольку он воплотил в ней все свои мечты, ожидания и надежды. Они жили очень дружно, Галатея умела любить своего создателя как никто другой. Она стала музой Пигмалиона, и его скульптуры становились все прекраснее. И вот однажды он не пришел вечером домой. Галатея заволновалась и побежала искать любимого. Она долго бегала от дома к дому и в конце концов оказалась в самом грязном и гадком трактире. Там собиралось отребье, там было противно находиться, но именно там Галатея нашла Пигмалиона. Он пил дрянную бурду, у него на коленях сидела старая, грязная, отвратительная шлюха, скульптор нежно целовал ее. Галатея вернулась домой, а на следующий день спросила создателя, почему он так поступил с ней и чем она это заслужила. Пигмалион искренне раскаивался. Но сказал, что все закономерно. Создавая Галатею, он вложил в нее самое чистое и самое лучшее, что было в его душе. Галатея заставляла его стремиться вверх, требовать от себя многого, не останавливаться в развитии. Но в душе скульптора не все уголки белые. Темные стороны периодически брали верх. Пигмалион оказался недостоин своей Галатеи – слишком трудно жить с идеалом.
В рассказе Галатея снова стала статуей. Мари повторить этого не могла.
– Я люблю тебя! – горячо клялся Митя и жарко целовал жену.
– А Ирочка? – спросила Мари.
– Ирочка – это ерунда. Кому эта корова нужна. Забудь про нее. Я тебя люблю, ты моя жена.
– Но она ждет от тебя ребенка!
– Да наплевать! И вообще, она врет. У меня с ней ничего не было. Я тебе потом объясню. Не морочь себе голову ерундой! Я тебя люблю! Мне дадут мало, там у меня связи и знакомые, я скоро выйду, может, вообще через год. Ты же меня дождешься, ты же моя самая лучшая в мире девочка. – И Митя крепко обнял Мари, прижал ее руки к губам. – Ты ведь меня любишь, да?
– Люблю, – обреченно ответила Мари, но Митя не услышал горечь в ее голосе.
– Вот и прекрасно! Слушай, Мари, скоро конвойный придет. Если что – ты ничего не знаешь, естественно, но у нас прекрасные отношения, мы поссорились, я уходил, но вернусь, поскольку у нас ребенок, я его кормилец и все такое. Хорошо?
– Да.
– И характеристику будут просить на меня. Кстати, адвоката у меня нет, поскольку нет денег. И попросить некого. Ты не поможешь?
– А сколько стоит адвокат?
– Я не знаю… ты узнай, пожалуйста…
– Что еще?
– Да, по мелочи… Если есть возможность, передай сигарет, еды какой-нибудь, только тут не все можно, а что можно, узнать надо у того же следака. Одежду бы еще потеплее.
– Но у меня нет твоей одежды.
Митя призадумался:
– Совсем нет?
– А ты что, не знаешь? Ты ушел, и в квартире ничего не осталось, даже занавесок.
– Родная, но…
– Я знаю, что это сделал ты.
– Но, любимая, ты пойми…
Скрипнула дверь.
– Выходите, – твердо объявил дежурный.
– Я люблю тебя, – быстро бормотал Митя, – никому не верь, никого не слушай, ты – моя жена, и я тебя люблю, дождись меня, я скоро вернусь, и обязательно пришли еды, сигарет и адвоката.
Мари вышла и долго плакала прямо в коридоре. Потом пришел следователь, и она подняла на него несчастные глаза:
– Спасибо большое. Я столько месяцев мечтала об этом.
– О чем? – не понял Михаил.
– Увидеть Митю. – И Мари улыбнулась сквозь слезы. – Я так боялась, что никогда больше не коснусь его руки. Что мне придется жить, не видя его лица.
ГЛАВА 16
Следствие закончилось быстро – в общем-то все было ясно. Улики, свидетели, четко опознавшие Митю и его спутника, – и никакого алиби. Дело почему-то передавалось нескольким разным людям – худенького Михаила сменил пожилой и грузный Олег Сергеевич, а его, в свою очередь, высокий и голубоглазый Арсений Петрович. Каждому из них Мари пыталась дать ложные показания – начиная с того, что Митя был с ней дома и никакой Красновой нет вообще, и заканчивая версией, что все украла сама Мари, пытаясь подставить неверного мужа, дабы отомстить. Слыша последний вариант, следователи выпучивали глаза, как раки, но почему-то отказывались подшивать признание в дело. Отказывались даже за пятьсот долларов, а больше у Мари просто не было, она обещала потом, но ей не давали договорить. Каждый из неподкупных (почему же в газетах герои статей постоянно натыкаются на взяточников – везение?) следователей, так или иначе, пытался воззвать к разуму девушки. Самым откровенным был Олег Сергеевич.
– Девочка, ты с ума сошла?
– Нет, я совершила кражу, раскаиваюсь, готова возместить ущерб и понести наказание. А мой муж ни при чем.
– Мария Михайловна, Маша, можно я уж по-простому, я тебе в отцы все-таки гожусь. Его потерпевшие опознали. Его соседи опознали.
– А вы мне скажите их телефоны, и мы с ними договоримся. Они еще разик посмотрят и поймут, что ошиблись. И вспомнят, что это я на самом деле была. Могу отпечатки пальцев где надо оставить.
– Даже если бы я имел право это сделать – убери свои деньги! – все равно бы ни за что не стал.
– Почему?
– Потому что ты не знаешь, на что ты набиваешься. Ты хочешь в тюрьму?
– Нет. Не хочу. Мне очень страшно. Но еще страшнее, что Митю били и что он будет заперт в тюрьме. Знаете, на него нельзя надевать наручники – у него слишком тонкие и красивые руки.
Олег Сергеевич смотрел на одухотворенно-бледное лицо Мари, в ее горящие глаза и жалел, что у них нет штатного психиатра. Он, конечно, знал, что беременные женщины не совсем вменяемы, помнил даже по жене. Но его жена, когда носила старшего сына, просила ночью квашеной капусты и клубники – непременно вместе, а когда носила младшего, лизала стенку и грызла школьный мел. В тюрьму она не рвалась. Может ли беременность настолько отразиться на психике, чтобы женщина добровольно захотела отправиться на зону за чужое преступление, следователь не знал. Таких декабристок, как Мари, ему раньше не попадалось.
– Твой Митя в тюрьме, как дома. Он – уголовник-рецидивист, кстати, и статус у него далеко не самый низкий, и связи есть. Никто его пинками на кражу не гнал, с голоду он не умирал, мужик здоровый, мог и работать. Еще раз говорю – убери деньги, все равно не возьму и делать ничего не стану. Лучше адвоката хорошего найми – может, срок меньше дадут.
Следователь налил себе и Мари по чашке чая и, еще раз заглянув девушке в глаза, продолжил:
– Вот что я тебе скажу, девочка, ты меня послушай внимательно, я ведь в жизни очень много повидал, а уж уголовный мир знаю явно получше тебя.
Посмотри на себя. Ты молодая, красивая, у тебя образование, хорошая работа, ребеночка скоро родишь, квартира есть. Ты девочка умная, добрая, очень преданная, тебе муж нужен хороший, и жизнь наладится. А ты ради кого размениваешься? Уголовник, вор, но квартирам лазил, у людей последнее отбирал, да еще и любовницу себе завел малолетнюю. И ты из себя для него половую тряпку делаешь? Он все равно не оценит. Он думает, что все бабы дуры, он эту жертвенность за глупость принимает, узенький у него мирок, дальше собственного носа он не видит. Забудь про него. Если хочешь помочь – возьми ему адвоката и дай хорошую характеристику на суде, И не лезь в это дело больше.
Найди нормального мужчину, который будет тебе настоящим мужем, а ребенку станет отцом. Подай на развод. И выбрось этого Митю из головы, как кошмарный сон. Потом в старости будешь вспоминать – сама удивишься, что так мучилась ради полного ничтожества.
Мари молчала.
– Ты послушай старика, послушай. Старики не все из ума выживают. Тебе сейчас больно и обидно, но ты уверена, что все знаешь лучше. Уверена, что вот ты пожертвуешь собой ради него – и он изменится, он раскается и станет другим. Не спорю – иногда люди меняются. Но человек, который провел в тюрьме пятнадцать лет жизни и которому там явно нравится – уже не изменится.
Мари внимательно выслушивала всех советчиков и делала по-своему. Родители узнали обо всем от Жанны или от Кати, а остальная родня от тети Ани, ее мамы, – и вскоре желающих поучить девушку жить набралось больше десятка. Мари стала выключать по вечерам телефон, не брала мобильный, если звонили очередные макаренки, как прозвала их Катя. Сама Катя действия Мари не одобряла, но считала, что это ее личное дело – раз, и чего хочет беременная женщина, того хочет Бог – два. А про признания в воровстве и попытки сесть в тюрьму Мари рассказала только Наташе.
Наташа была самой близкой подругой Мари, хотя срок их общения не насчитывал и трех лет. Они познакомились в Интернете, Мари появлялась там практически каждый вечер, общалась на форумах и читала новости, чтобы не смотреть их по телевизору. Как-то раз, по какой-то случайной ссылке, Мари попала на родительский сайт – там общались беременные и мамочки с детьми, а заодно несколько папочек и почему-то мальчишка лет пятнадцати – шестнадцати, к месту и не к месту шустрый подросток упоминал свою мать как образец всех добродетелей и знатока педагогики. Девушка почитала несколько забавных дискуссий и что-то кому-то ответила. Слово за слово – появились постоянные знакомые, потом почитатели и недоброжелатели, потом неплохая репутация среди форумчан. Мари прижилась. Пару раз побывала на встречах (встречи, кстати, ее разочаровали – мамы были заняты только малышами, ревниво убеждались, что их дети явно лучше остальных). Выиграла местный фотоконкурс, узнала кучу полезных и бесполезных сведений о беременности, памперсах, грудном вскармливании и приучении к горшку. Почему-то почти у всех посетительниц дети были совсем-совсем маленькие, и Мари часто посмеивалась, обещая себе на будущее, что не будет придавать столько значения мировым проблемам отвыкания от соски и продолжительности дневного сна. Наташа, будущая подруга, сначала не очень понравилась Мари – она вела себя довольно нагло, не стеснялась в выражениях, часто пыталась обидеть собеседников и рьяно отстаивала каждую ерунду, лишь бы за ней осталось последнее слово. А потом в какой-то биографической теме Наташа вдруг разоткровенничалась и рассказала о себе – рассказала длинно, подробно, искренне, и у Мари буквально навернулись слезы на глаза. Она написала Наташе письмо – и они стали общаться. Наташа жила в подмосковном городке в маленькой двухкомнатной хрущобе, где в крошечной кухне из одной стены выпирала шахта лифта. Одну, большую, комнату метров в двенадцать занимала Наташина сестра Нина с любовником, в меньшей – девятиметровке обитала сама Наташа с маленьким сыном, собакой, двумя огромными попугаями, аквариумом и черепахой. Так называемый гражданский муж бросил беременную Наташу, когда она сообщила радостную весть, что ему предстоит сделаться отцом. На прощание муж не забыл прихватить деньги, мобильный и кое-какие украшения. После этого он не появлялся на горизонте, а Наташе было не до розысков блудного папаши, ей предстояло как-то выжить на оставшиеся в карманах пятьсот рублей, найти работу и родить ребенка. Самым простым оказалось последнее – несмотря на бесплатный роддом, на хамство персонала, на нечеловеческие условия, на мат, на тяжелые роды – все равно обеспечить себя и сына оказалось труднее. Во время беременности Наташа часто недоедала – питалась крупой, ходила обедать по гостям. Сестра Нина сама сидела без копейки, а любовник хоть и кормил, но бил ее и периодически ударялся в загулы. А мама, которая удачно вышла замуж и уехала жить в Москву, помогать вовсе не стремилась. Гражданский муж Наташи никогда матери не нравился, она была против него и против его ребенка и, поскольку дочь не пожелала сделать аборт, предоставила ей возможность и дальше разбираться во всем самостоятельно. Потом родился Максим – сильно недоношенный, слабенький, болезненный, и Наташа долго лежала с ним по больницам, перебиваясь подачками от Нины. Вернулась изможденная, злая на весь мир, уставшая – и тут же вышла работать. Не перебирала, хотя образование было хорошее и опыт тоже был – пошла туда, где согласились взять маму-одиночку с ребенком меньше года. Платили копейки. Работать приходилось полный день, да еще нередко задерживаться, а раз в неделю полагалось суточное дежурство. Наташа работала выпускающим редактором довольно известного издания с большим количеством рекламных объявлений, модули этих объявлений она и вычитывала и проверяла до бесконечности. Даже внештатные авторы, писавшие по пять статей в месяц из дома, получали больше старательной Наташи. К тому же большая часть зарплаты все равно уходила на няню, полегче стало только после полутора лет, когда удалось отдать ребенка в детский сад, и няня нужна была уже ненадолго. Естественно, Наташа жила очень бедно. Максим был одет в вещи, собранные у всех добрых людей, – порой линялые, растянутые, явно ношеные, игрушки – только самые необходимые и копеечные, кроватка – та, в которой выросла сама Наташа – и никаких серьезных трат. Фрукты, йогурты, сладкое и какие-то вкусности покупались только для ребенка. Одежду для себя Наташа не покупала совсем, носила старое. Неудивительно, что Мари, сразу разглядевшая яркую и эффектную внешность подруги, поняла, почему ей не везет с мужчинами. Наташа была девушкой небольшого роста и очень крупной – не то чтобы толстой до безобразия, скорее полной, ширококостной. Если бы она одевалась в красивые летящие ткани, умело маскирующие недостатки и подчеркивающие достоинства (например, большую грудь или округлые плечи), она выглядела бы статной дамой, а в старых дешевых вещах подруга создавала эффект тумбочки на ножках. Вкусом Наташа не обладала – даже те немногие приличные блузки, которые у нее были, покупались как будто без учета ее фигуры – с рюшечками, оборочками и пышными воланами, что еще больше подчеркивало полноту. Наташины яркие синие глаза создавали красивый контраст с черными волосами, но неухоженные жидкие волосы портили впечатление. Мари считала, что, если Наташу нормально одеть, убрать второй подбородок и сделать модную стрижку – подруга станет просто неотразимой. Даже без косметики, а уж если еще и аккуратно подкрасить глаза и губы, завить реснички – то и вовсе королевой.
Наташа грустно улыбалась. У нее никогда не было ни дорогой одежды, ни модной стрижки, ни хорошей косметики, ни мужского внимания. С раннего возраста ее дразнили «коровой», «жирдяйкой», «уродиной», никто не собирался за ней ухаживать – хотя бы дергать за косички и лупить портфелем, а на дискотеках она стояла у стенки, и даже в последнюю очередь ее не приглашали, а на ее робкие приглашения отвечали язвительными отказами – дескать, кто же с такой чучундрой танцевать пойдет. Мальчик, которого она безответно любила все школьные годы, вдруг проявил к ней интерес в институте, и Наташа, едва поверив своему счастью, летала на крыльях, расцвела, похорошела и даже как-то удостоилась комплимента старого знакомого: «Слушай, а что-то в тебе такое есть, чертовщинка какая-то». Готовила Наташа прекрасно, хозяйкой была отменной, поэтому превратила квартиру любимого в настоящий образец уюта и чистоты. После института она первым делом прибегала к нему и бросалась мыть-чистить-жарить-парить – мальчик с нерусским именем Иман обожал вкусно покушать и не выносил неаккуратности. Изредка он оставлял Наташу ночевать, но в основном провожал ее поздним вечером до автобусной остановки – и Наташа ехала в свое Подмосковье – полтора часа не так уж и много по сравнению со счастьем обрести любимого. Наташа мечтала о том, как они с Иманом поженятся и она родит мужу троих, а лучше – пятерых детей, будет сидеть дома и заниматься хозяйством, ждать его вечерами с горячим ужином и разводить цветы, чтобы квартира выглядела садом. Иман же станет отличным специалистом, руководителем, со временем – обязательно директором. Чтобы помочь будущему мужу стать директором, Наташа делала за него рефераты и курсовые, переписывала ему лекции (он посещал институт далеко не каждый день) и даже написала диплом (куда более интересный, чем свой, – он защитился на пять, и его работу хвалили как оригинальную и проработанную до деталей, ей поставили тройку с комментарием, что явно видно наплевательское отношение к делу). Наташа была счастлива, когда Иману торжественно вручили его красный диплом, и вместе с однокашниками веселилась на прощальной вечеринке. Именно на этой вечеринке и закончились ее мечты о свадьбе и белом платье. Подвыпивший любимый активно флиртовал с признанной королевой курса – крошечной, похожей на балерину, – и Наташа, тихонько подкравшаяся к парочке, услышала, как Иман уговаривает девушку поехать к нему ночевать.
