Текст книги "Великолепная страсть"
Автор книги: Стефани Блэйк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)
Глава 7
21 марта 1867 года
«Дорогие Уэнди и Сьюзен!
Вам может показаться странным, что утром одного из самых важных и торжественных дней в моей жизни я настолько спокойна, чтобы выбрать время и написать вам письмо. Да, мне трудно поверить, что этот момент близок. Через несколько часов я стану женой, миссис Майрой Каллахан Тэйлор. Всем сердцем желала бы, чтобы вы были здесь, мои дорогие сестры, и разделили со мной мое счастье. Некоторым образом то, что я пишу вам это письмо, дает мне возможность передать вам малую толику моей радости. Я мысленно держу вас обеих за руки. Я, фигурально выражаясь, протягиваю к вам руки через огромное пространство, разделяющее нас, и дотягиваюсь до вас, касаюсь вас. Подумайте только, ведь всего через три месяца мы, все трое, будем участвовать еще в одном торжестве, когда мы с папой приедем на восток на свадьбу Уэнди. Как я надеюсь и как хочу, чтобы все члены моей дорогой семьи соединились и были вместе.
В Техасе всю зиму мы наслаждались самой лучшей погодой за все время пребывания здесь. Зимние дожди прибили пыль и наполнили водой пересохшие реки, которые теперь кишат рыбой. Здесь полно дичи, особенно оленей и диких индеек. Наши сады и огороды цветут и плодоносят, и почти каждый вечер у нас на ужин изысканные блюда.
Жизнь форта разительно изменилась. В нравах солдат произошла удивительная метаморфоза. Почти удалось покончить с пьянством и пьяными стычками. Вместе с улучшением погоды смягчились и нравы военных. На гауптвахте сидят всего несколько провинившихся. По крайней мере два или три раза в неделю у нас балы, маскарады, танцевальные вечера и любительские театральные представления. На прошлой неделе мы поставили как раз ту пьесу, которую мы вместе смотрели в театре Форда, когда убили нашего президента Линкольна, «Наш американский кузен». Элизабет Кастер играла главную роль. Вы не поверите, но на ней был светлый парик, целиком сооруженный из золотистых локонов генерала Кастера.
– Лишила волос, как Далила Самсона,[5]5
Самсон и Далила – библейские персонажи. Филистимлянка Далила обольстила израильского воина Самсона, вся сила которого заключалась в его волосах, и отрезала их, когда он уснул.
[Закрыть] – грустно пошутил он.
Ситуация с индейцами здесь, на границе, постепенно, месяц за месяцем и год за годом, осложняется. Не могу подавить в себе глубокой симпатии к краснокожим, не могу не сочувствовать их отчаянному положению. Несмотря на все соглашения и бесконечные заверения Соединенных Штатов в том, что угодья индейцев останутся неприкосновенными и будут только их собственностью, белые поселенцы ведут себя здесь бессовестно. Движимые алчностью, постоянно пренебрегая правительственными заверениями и присутствием здесь чиновников, заручившись молчаливым согласием военных, они все дальше и дальше, все глубже и глубже вторгаются на территорию индейцев. Одна из главных причин гнева и ненависти индейцев к белым – строительство железной дороги, которая пройдет прямо через центр страны, где водятся буйволы. За строителями следуют орды профессиональных охотников на буйволов, убивающих несчастных животных тысячами ради их ценных шкур, что уже похоже не на охоту, а на бойню. По правде говоря, буйволы в течение многих веков были источником пищи для всех индейских племен. Они служили и материалом для постройки жилищ, а их кости и ребра использовали для изготовления орудий труда. Вся граница от Канады до Мексики в огне ненависти. Генерал Фил Шеридан, командующий воинским подразделением Миссури, в разговоре с генералом Кастером выразил это так: «Если бы я мог направить кавалерийские подразделения на каждый участок границы, где индейцы неспокойны и бунтуют, нам потребовалось бы только на равнины отправить сто тысяч солдат-кавалеристов».
Но лучше напишу о приятном. Папочка и Беатрис Картер влюблены друг в друга. Я уверена в этом. Он всегда находит тот или иной предлог, чтобы отправиться в Сент-Луис. Надеюсь, наступит день, когда они поженятся, потому что с момента, когда начался роман с ней, он стал другим человеком. Он выглядит на десять лет моложе. Кстати о браке: мне самой уже пора готовиться к церемонии. Снова я выражаю сожаление о том, что вас здесь нет, чтобы присутствовать на ней, но я верю, что вы обе мысленно будете со мной. Передайте тете Тилли и ее кузине Мод мой привет и скажите им, что я люблю их. Да благословит вас всех Господь.
Ваша любящая сестра,
миссис Майра Каллахан Тэйлор».
Она хихикнула и положила перо.
– Не слишком ли ты торопишь события, Майра, девочка моя? – подумала она вслух. – Да нет же, надо привыкать писать свое имя по-новому. Кроме того, Брэд и я телом и душой давно уже принадлежим друг другу, как муж и жена. Переход от состояния девичества к положению замужней дамы для меня всего лишь формальность – всего-то клочок бумаги и несколько слов священника, которые он произнесет, обращаясь к молодым людям. О Боже, папочка будет так счастлив!
Свадьба лейтенанта Брэдфорда Тэйлора и Майры Каллахан состоялась в гостиной дома Кастеров. На невесте был подвенечный наряд ее матери, старинное платье белого атласа с кринолином и широкой юбкой, с узким корсажем, расшитым мелким жемчугом и отделанным кружевами валансьен.[6]6
Валансьен – особый сорт дорогого французского кружева.
[Закрыть] Ее фата, прикрепленная к простой тиаре из слоновой кости, ниспадала до талии. Элизабет Кастер, посаженая мать, была в лиловом платье из затканной цветами парчи и широкой трехъярусной юбке. Волосы ее были собраны в шиньон и прикрыты сеткой из золотой нити.
Полковник Каллахан, стоя рядом с дочерью, в мундире кавалериста армии Соединенных Штатов, как и сам жених и дружка лейтенант Сет Монро, сиял от радости. Майор Алонсо Уилсон, капеллан, приписанный к полку генерала Шеридана, обвенчал молодую пару. Не более десяти офицеров и их жен присутствовали на церемонии и скромном приеме, последовавшем за ней. В столовой Кастеров были сервированы закуски и пунш. Вскоре после этого Майра и Брэд распрощались с присутствующими и отбыли в Сан-Антонио.
Их путешествие дилижансом и поездом продолжалось два дня, и ко времени, когда молодая пара смогла зарегистрироваться в отеле, Майра и Брэд были до крайности утомлены. Их пребывание в номере для новобрачных было оплачено генералом Шериданом. Это был его свадебный подарок молодоженам, и ванная комната стала источником чистой радости для Майры.
– Ванна с горячей водой! – ликовала она.
Брэд похлопал по небольшому железному котлу для нагревания горячей воды возле ванны, наклонился и зажег газовую горелку, от которой нагревалась вода в котле.
– Ну что, будем тянуть жребий, чтобы решить, кто будет мыться первым? – пошутил Брэд.
Аквамариновые глаза Майры вдруг сощурились по-кошачьи и приобрели темно-синий цвет.
– У меня есть идея получше! Почему бы нам не принять ванну вместе?
Брэд поднял ее на руки и поцеловал в губы.
– Ты коварная и злая искусительница Иезавель.[7]7
Иезавель – библейский персонаж, дочь сидонского царя Евфаала и жена израильского царя Ахава, символ разврата и бесстыдства.
[Закрыть] Ну так чего же мы ждем?
Они разделись в спальне и нагие вошли в ванную, теперь полную пара от горячей воды. Майра легко и изящно ступила в большую металлическую ванну. Брэд последовал за ней. Они уселись друг против друга, вытянув ноги.
– Правда, уютно? – спросил он.
– Это мне напоминает о том времени, когда мы вместе купались в заводи, – ответила Майра.
Брэд улыбнулся:
– Здесь чуть потеснее, верно?
– Ты жалуешься?
– Ни в коем случае.
Он протянул руку и принялся ласкать ее груди, и желание его росло по мере того, как ее соски на его глазах набухали и приподнимались.
Ее руки скользнули в воду и начали ласкать его с таким искусством, что мгновенно привели в боевую готовность.
– Я люблю тебя, Брэд. Иди ко мне, мой возлюбленный, – прошептала она.
И, закрыв глаза принялась совершать ритмические круговые движения, тесно прижавшись к нему.
– Я в раю, – пробормотала она.
Он поцеловал ее в шею.
– Ты и сама райский сад.
После минут близости они вымылись и вернулись в спальню. Они лежали рядом на широкой кровати с пологом, держась за руки и нежась в тепле послеполуденного солнца, лучи которого проникали в широкое окно фонарем и ласкали их простертые тела.
– Хочешь выйти в город поужинать? – спросил ее Брэд.
– По правде говоря, нет. Хочу понежиться. Папочка говорил, что в этом отеле есть прекрасный ресторан. Мы можем заказать ужин в номер и поужинаем вдвоем, а потом посидим за бутылкой хорошего вина.
– Звучит соблазнительно. – Его зеленые глаза плотоядно сверкнули. – А потом продолжим наши дополнительные развлечения в постели.
Майра хихикнула:
– Дополнительные развлечения – это, пожалуй, слишком мягко сказано. Это самая большая неточность, какую я когда-либо слышала. Но, как сказал бард, «хоть назовешь ты розу именем иным…». Во всяком случае, я всей душой за это.
Внезапно она посерьезнела.
– А как насчет будущего, Брэд? Ты думал о том, как мы будем жить теперь? Что нам сулит будущее? Я хочу сказать, ведь не собираешься же ты провести всю оставшуюся жизнь на равнинах Техаса?
– Черт возьми! Конечно, нет! Ты ведь знаешь о моих планах. Моя конечная цель в жизни резко отличается от того, о чем мечтает большинство лейтенантов, – то есть дослужиться до полковничьих погон, украшенных орлами, командовать батальоном и прочно усесться за письменным столом в ожидании отставки. Я не имею в виду твоего отца, дорогая. Кстати, твой отец говорил мне, что министерство обороны одобрило присвоение мне чина капитана.
– Это здорово, дорогой. Хвала тебе и честь. Проскочить из лейтенантов в капитаны. Вот это прыжок вверх. Но ты это заслужил после того, как проявил такое мужество четвертого июля в битве с шайеннами.
Он пропустил комплимент мимо ушей.
– Мужество, как и любая другая форма успеха, означает только одно – быть в нужное время в нужном месте, там, где он или она будут иметь возможность не пропустить свой шанс, свое везение.
Он сел на постели. Она никогда еще не видела его более собранным и решительным.
– Этот малый, за которого выходит твоя сестра, по мнению твоего отца, из тех молодых да ранних, кто предназначен для большой политики. Должно быть, у него немало друзей в министерствах обороны и иностранных дел.
– Да, как ты верно заметил, Карл Коллинз обладает многими качествами, необходимыми политику, насколько я могу судить по тому, что пишет о нем Уэнди. Он точно знает, чего хочет. Она говорит, что он живет в полном соответствии с принципами, высказанными Браунингом: «Цель человека всегда должна быть чуть значительнее того, чего он может достигнуть».
Брэд улыбнулся:
– Мне это нравится. Да, когда мы поедем в Вашингтон на свадьбу, я думаю сделать все возможное, чтобы подружиться с будущим родственником.
Майра перекатилась на бок и провела рукой по густым и спутанным волосам у него на груди.
– Знаешь ли, эта аксиома касается не только мужчин, но и женщин. Всю свою жизнь я стремилась к недостижимому, но это обязывало меня оставаться в хорошей форме – тянуться изо всех сил, и, я знаю, наступит день, когда я смогу дотянуться до всего, чего хочу, и захватить это.
Рука ее на его груди сжалась в кулак, захватив пучок волос.
Брэд вскрикнул от боли:
– Что ты собираешься сделать? Выщипать мне все волосы по одному?
Беспечно рассмеявшись, она провела рукой по его груди, потом по животу, и наконец ее рука спустилась ниже и оказалась между его бедер, лаская и улещивая его.
– Ну вот, я снова привела тебя в счастливое состояние. Не сделать ли нам еще одну попытку развлечься?
– С огромным удовольствием.
К его удивлению, она толкнула его, заставив лечь на спину, и села верхом на его бедра.
– Что, черт возьми, ты задумала? – спросил он.
– Разнообразие – прекрасная приправа к радостям жизни. Я подумала, что эта столь агрессивная позиция будет приятным новшеством.
– Что за чушь ты несешь? Почему позиция «сверху» кажется тебе агрессивной? Никогда так не думал. Ты просто рехнулась.
– Должно быть, ты не думал об этом, а где-то в подсознании у тебя засела эта мысль. Мне кажется теперь, что то, что я нахожусь сверху, почему-то вызывает у тебя некое неясное, но не покидающее тебя беспокойство.
– Это неправда, – запротестовал он, но не слишком убежденно, и Майра это заметила. Она обхватила его орган и ввела его между своими бедрами, потом, склонившись над ним, прижалась грудями к его груди, упершись локтями в постель по обе стороны его тела, и за этим последовали ритмичные движения.
– Ну что, неужели это так тяжело принять? – спросила она, нежно поцеловав его.
Он тяжело дышал, стараясь приноровиться к ее движениям.
– Теперь я знаю, что имеют в виду, когда говорят «он с ней в ладу».
Она заглушила его голос поцелуем, и ее язык проник глубоко в его рот и задвигался в нем, дразня его. Она управляла его движениями, как управляла в свое время Дьяволом, побуждая двигаться все быстрее и сильнее, пока он не изнемог под нею и не прекратил попытки угнаться за ней.
Майру очень волновала мысль об их долгой будущей совместной жизни. Она надеялась, что эта жизнь будет счастливой.
Глава 8
Карл Коллинз и Брэдфорд Тэйлор с того дня, как только они встретились, вступили в союз, основанный на взаимном обожании, хотя на первый взгляд между ними не было ни малейшего сходства. Однако они очень походили друг на друга складом ума и темпераментом. Это были две идентичные личности. Коллинз был племянником министра обороны Эдвина Стэнтона и дальним родственником верховного судьи Соединенных Штатов Залмана Портленда Чейза, радикального члена Республиканской партии из штата Теннесси. Убежденный легитимист, он был неизменным поклонником Британской империи, и его пламенной честолюбивой мечтой было сделать однажды Соединенные Штаты колониальной державой, не менее великой, чем Англия.
Майра Тэйлор не разделяла восхищения своего мужа их будущим родственником. Она была склонна согласиться с тем, что он был привлекательным и даже обаятельным мужчиной, стройным брюнетом среднего роста со светло-голубыми глазами и улыбкой, столь же неотразимой, как у Брэда. Отличительными особенностями его внешности были масса густых черных кудрявых волос и высокомерно вздернутый нос.
Самым неприятным в Карле Коллинзе Майра находила его политические взгляды и его отношение к общественной жизни. Хотя по рождению он и был аристократом-южанином, но единственным, что он сохранил от своего происхождения, были его изысканные манеры и рыцарское отношение к женщине.
Во время войны он служил в чине майора в армии конфедератов, но в середине 1864 года осознал бесперспективность, обреченность дела Юга и дезертировал, перейдя на сторону северян. В послевоенный период восстановления и воссоздания страны он оставался совершенно равнодушным к отчаянному положению обнищавшей родины, одним из ярых защитников которой некогда был. Теперь же Коллинз стал столь же ярым сторонником принятия серьезнейших санкций и требовал возмездия побежденным конфедератам. Было много людей и среди республиканцев, и среди демократов, кто не любил Карла Коллинза и не одобрял его деятельности, но они скрывали свою неприязнь из страха и уважения к его внушительному политическому весу и связям, которые он приобрел всего за несколько лет после прекращения военных действий и подписания мирных соглашений в столице страны.
Во всех трех основных министерствах, во всех трех ветвях власти – исполнительной, законодательной и правоохранительной – в последнее время остро чувствовалось его влияние.
За ужином в официальной резиденции Коллинза в Джорджтауне накануне свадьбы Уэнди между Майрой и Коллинзом разгорелся жаркий спор по вопросу о политике Соединенных Штатов в отношении индейцев и из-за его точки зрения на роль Соединенных Штатов в мире в ближайшем и более отдаленном будущем.
– Есть только одно неизбежное и окончательное решение индейской проблемы, – рассуждал он, сидя в гостиной за сигарой, кофе и бокалом коньяка «Наполеон». – Мы должны раз и навсегда привыкнуть к мысли о том, что нам следует собрать воедино всю свою военную мощь и раздавить краснокожих мятежников. Мы уничтожим непримиримых и сгоним покорных индейцев в резервации. Отныне их будет опекать государство.
– Мятежников? – воскликнула Майра. – Эта страна принадлежала им много веков до того, как белый человек оккупировал и разграбил эти земли. Горсточка наших предков поднялась против некогда гордого народа – индейцев и втоптала этих благородных людей в грязь, обратила в прах. По правде говоря, именно белый человек совершил предательство и произвел переворот в этой стране.
– Чепуха! – огрызнулся он, высокомерно поднимая бровь и оглядывая Майру. – Тоже сказанули! «Благородный народ»! Это омерзительная тошнотворная жвачка либералов, пытающихся запихнуть ее в глотки нашей публики в течение многих лет. Да, эти «благородные дикари были обречены на рабство порочными белыми людьми». Мисс, если в вашей хорошенькой головке есть хоть капля здравого смысла, вы поймете, что я предлагаю оптимальное и милосердное по отношению к индейцам разрешение их бедственного и все ухудшающегося положения. По своему развитию индейцы как дети. Они принадлежат к низшей в умственном отношении расе. И как мы поступаем с собственными детьми? Мы должны защищать и лелеять их. Мы должны предотвратить угрозу безопасности и благополучию людей, неспособных справиться со сложными проблемами, неизбежно возникающими в таком обществе, как наше, – прогрессом в области техники, экспансией во внешней политике и трудностями в жизни, изо дня в день растущими.
Уэнди Каллахан, его будущая жена, весьма чувствительная к воинствующему либерализму сестры и ее взрывчатому характеру, пыталась сделать все возможное, чтобы избежать ссоры между женихом и сестрой, готовой вот-вот разгореться.
– Дорогой, не перейдем ли мы к обсуждению более приятных тем? В конце концов, завтра наша свадьба, и сегодня вечером нам надлежит быть веселыми и радостными.
Но стычка между Коллинзом и Майрой оказалась неизбежной. Глаза ее метали молнии в сторону Коллинза, и наконец Майра взорвалась:
– Карл, я нахожу вас самовлюбленным и невыносимым негодяем и хамом.
Уэнди затаила дыхание и прижала платок ко рту. Брэд заговорил, и его лицо и голос выразили крайнее неодобрение:
– Майра, как ты можешь! Мы гости Карла. Ты не только забыла о хорошем вкусе, но повела себя еще и непростительно дерзко и нагло для молодой невежественной женщины, чтобы бросать вызов такому образцовому и опытному государственному деятелю, как Карл!
Майра хлопнула себя рукой по лбу.
– Боже мой! Ты говоришь так же высокомерно и помпезно, как он. И, позвольте заметить, Коллинз, вам не стоит беспокоиться о моей хорошенькой головке. Я сама могу о ней позаботиться, а мыслю я достаточно ясно, чтобы понять, что вы и вам подобные – подлинные враги нашей страны, гораздо более опасные, чем бедные индейцы. «Мир и процветание, надежда на благополучие и счастье!» Неужели вы забыли, что сказано в Декларации независимости, мистер Коллинз? Мы считали самоочевидными вещами, аксиомами, что все мы созданы равными и что индейцы, как и все остальные люди, наделены Создателем некоторыми неотъемлемыми правами, среди которых не последнее место занимают жизнь, свобода и стремление к счастью. Господь создал индейцев такими же, как мы, и они обладают теми же правами. Нет, мистер Коллинз, вы и в грош не ставите принципы, на которых зиждется государство. Вам плевать на мир и процветание американского народа. Все, что имеет для вас значение, – это возможность заполучить власть и богатство. Вам нужно все больше и больше власти и богатств! Но, что еще хуже, вы стремитесь распространить свою власть за пределы нашей страны, за пределы нашего континента. Сначала опасность для вас представляли французы, когда они возвели на трон Максимилиана и сделали императором Мексики. Политики из радикалов вопили: «Войдите в Мексику и спасите ее от французского империализма!»
К счастью, мексиканцы сами разобрались с Максимилианом и потому обезопасили себя от сомнительного блага наслаждаться империализмом американского розлива вместо французского. А теперь «угрозой» для американской демократии становится Испания. Все эти треклятые испанцы, ошивающиеся недалеко от наших берегов, на Кубе, только и ждут подходящего момента, чтобы осуществить вторжение в Соединенные Штаты.
Коллинз молча взирал на нее с высокомерной и самодовольной улыбкой.
– Я бы и сам не выразил это точнее и короче, милая Майра. Испанское присутствие на Кубе – безусловное нарушение доктрины Монро.[8]8
Доктрина Монро – доктрина, изложенная пятым президентом Соединенных Штатов Джеймсом Монро в обращении к конгрессу в 1823 году, смысл которой заключается в том, что вмешательство любой из европейских стран в дела любого государства на Американском континенте должно рассматриваться как недружественное и опасное для Соединенных Штатов.
[Закрыть]
К облегчению обоих – Уэнди и Брэда, жаркие дебаты между Майрой и Коллинзом были прерваны прибытием гостей, приглашенных на фуршет с шампанским, сервированный вечером по случаю предстоящего торжественного события.
Среди самых уважаемых и высокопоставленных гостей были министр обороны Эдвин Макмастерс Стэнтон и верховный судья Залман Портленд Чейз, а также иностранцы высокого ранга – французский посол в Вашингтоне и британский вице-консул.
Брэд был приятно изумлен и даже потрясен тем, что находится в обществе столь влиятельных особ.
– Никогда и не мечтал оказаться так близко со столь многими влиятельными людьми, – тихонько сказал он Майре.
– И ты вне себя от восторга, Брэд? – язвительно спросила она.
– Разумеется, я под сильным впечатлением, – отозвался он горячо. – Неужели ты не понимаешь, что влияние Карла в столице может сослужить хорошую службу и помочь моей карьере, расширить сферу моей деятельности? Почему, черт возьми, ты вылезаешь со своей критикой и оскорбляешь его?
– Я его не оскорбляла, я только спорила с ним, прибегая к его языку и понятиям. Карл Коллинз – преграда на пути всего, что мне дорого, всего того, к чему должна стремиться наша великая страна.
– Что с тобой толковать? – с досадой возразил Брэд. – По крайней мере сделай над собой усилие и помолчи до конца нашего пребывания здесь.
– Это чрезмерное требование, мой мальчик, – прокомментировал полковник Каллахан, присоединившийся к ним. – А знаешь, Майра, Брэд прав. Стоит ли отдаляться от человека, способного посодействовать карьере твоего мужа? Не говоря уже о таком факте, что твое поведение огорчает сестру? Неужели ты хочешь омрачить ее свадьбу?
– Конечно, нет, – покаянно ответила Майра. – Ладно, с этой минуты я буду разыгрывать роль покорной женщины и чинно сидеть на краю стула, сложив руки на коленях и не раскрывая рта, делая вид, что молчаливо восхищаюсь вами, сильными и умными мужчинами, держащими в руках судьбы мира.
Сдержать это обещание было для нее равноценно подвигу Геракла, и, слушая, как ее муж воркует с «влиятельными» людьми, Майра все больше приходила в ярость и бессильное отчаяние. Они очень подходили под определение воинственных баронов-разбойников. Во всем мире эти люди были одинаковыми – относительно немногочисленная клика, управлявшая жизнью и судьбами миллионов. Было некое странное очарование в их непринужденной и почти небрежной манере, когда они обсуждали события, которым суждено было сыграть важную роль в жизни страны.
– Это почти свершившийся факт, – говорил Стэнтон, обращаясь к группе слушателей, в которую входил и Брэд Тэйлор. – Старик наметил меня своей жертвой, обрек на гильотину.
– Старик? – недоуменно спросил Брэд.
Его наивность вызвала взрыв смеха.
– Президент Джонсон, мой дорогой мальчик, – весело объяснил ему Коллинз. – Он собирается сместить Эдвина и назначить на его место генерала Гранта временно исполняющим обязанности министра обороны.
– Это произойдет, только если распустить конгресс, – объявил сенатор от штата Кентукки.
– Мы объявим импичмент этому безмозглому болвану, и он уволит Эдвина, – сказал верховный судья, откусывая кончик свежей сигары и сплевывая его на дорогой персидский ковер. – Я надеюсь иметь честь председательствовать во время процедуры импичмента.
К компании присоединились французский посол и британский вице-консул. Карл Коллинз умело изменил тему беседы, заговорив о Китае. В 1839 году правительство Китая запретило ввоз опия, а это было весьма прибыльной областью торговли как для Великобритании, так и для других западных стран-импортеров, товарные склады которых по договору размещались теперь на задворках Кантона. В течение длительного времени торговцы с Запада кипели негодованием, бунтуя против ограничений, когда китайская армия совершила ряд действий, препятствовавших распространению их влияния по всему Китаю. Когда китайская армия совершила рейд на остров Линтин, центр торговли опием, изгнала оттуда британцев и спустила в Жемчужную реку зелья на шесть миллионов долларов, это стало поводом для англичан осуществить свои честолюбивые замыслы, их золотой возможностью распространить свои торговые операции на Восток.
Во время последовавшей за этим Опиумной войны британцы наголову разбили плохо вооруженную и экипированную китайскую армию и получили концессии ценой мира на унизительных для Китая условиях. Остров Гонконг был сдан в аренду Великобритании. Порты Кантон, Шанхай, Амой, Фучжоу и Нинбо были объявлены свободными от условий договора. Таким образом для алчных купцов из Франции, Германии, Голландии и других европейских стран были открыты шлюзы, и они получили возможность торговать по всему побережью и эксплуатировать новый свободный рынок бессовестно и без всякой меры.
– В прошлом году наша торговля с Китаем достигла высочайшей точки, если вести отсчет с момента договора 1842 года, – похвалялся французский посол.
– Но вы не переплюнули нас, – добродушно парировал британский вице-консул.
Француз пожал плечами:
– Этот пирог достаточно велик, и его хватит на всех нас. – Он обратился к Коллинзу: – Я удивлен, что вы, янки, не попытались присоседиться к этому пирогу. Только не говорите мне о своем альтруизме.
Было верно то, что до сих пор Соединенные Штаты упорно придерживались политики невмешательства в дела Китая, если не считать бойкой торговли чаем и восточными специями.
Коллинз хмыкнул:
– Альтруизму нет места в нашей политике. По правде говоря, до сих пор мы были слишком заняты своими внутренними делами, чтобы обращать внимание на Китай. Отмена рабства и затем война, а теперь урегулирование отношений с индейцами – все это отнимало наше время и внимание.
Он подмигнул:
– Но в будущем не сбрасывайте нас со счетов, джентльмены. Когда придет время, американский флаг будет развеваться во всех портах, открытых для свободной торговли по заключенному соглашению. Кстати, я так понимаю, что у ваших ребят могут возникнуть неприятности в Китае. В некоторых провинциях им грозит открытое сопротивление.
Французский посол подергал себя за усы.
– Да, там есть сложности. Смутьяны всегда там появлялись. Это как бы часть китайской традиции. Один «военный барон» соперничает с другим, а их вассалы бунтуют против них. И похоже, что это движение лучше организовано и более отлажено – это подпольное движение людей из разных провинций. Они называют себя «Ихэтуань», что в переводе означает приблизительно «Кулаки торжества справедливости». Но мы не думаем, что они могут представлять серьезную угрозу. Они маршируют и скандируют устрашающие лозунги и сулят гибель «иноземным дьяволам».
Он рассмеялся:
– Но правда заключается в том, что, если они получат достаточную поддержку, чтобы поставить иностранные концессии под реальную угрозу, это пойдет нам на пользу.
– Чертовски верно сказано, – согласился британский вице-консул. – Это будет повторением Опиумной войны, послужит предлогом для европейских стран ввести в Китай свои войска.
Слушатели сочли его оценку ситуации в Китае весьма остроумной, и никто не смеялся громче, чем Брэд Тэйлор.
После приема Майра и Брэд с полковником Каллаханом вернулись в карете в прежний дом Каллаханов в штате Мэриленд, расположенный на самой окраине Вашингтона. Коллинз сопровождал свою невесту в собственной карете. Когда наконец Майра и Брэд остались в своей спальне, он спросил жену:
– Что за бес в тебя вселился? Ты ни слова мне не сказала после того, как мы уехали от Карла.
– Когда мне нечего сказать, я предпочитаю молчать. Я ни в грош не ставлю Карла и его кровожадные высказывания, но ты, Брэд, – мой муж. Ты мне небезразличен. Я тебя уважаю, но в последнее время ты только и делаешь, что стараешься подорвать мое доверие и свести на нет уважение, которое я к тебе питаю.
Она сидела за туалетным столиком, расчесывая волосы, и видела в зеркале, как он приблизился к ней сзади и нагнулся поцеловать ее в шею, потом принялся ласкать ее груди сквозь ночную рубашку.
– Послушай меня, маленькая злючка. Мне тоже плевать на Карла Коллинза, но нет никакого смысла в том, чтобы отталкивать влиятельного человека, способного посодействовать мне в моей карьере. Самое большее, что от тебя требуется, – это вести себя с этим человеком вежливо. Сделай это ради меня и Уэнди! Завтра она станет его женой.
– Бедная девочка! Мне жаль ее.
Его зеленые глаза, отразившиеся в зеркале, были жесткими как кремень.
– Иногда ты становишься несносной. Тебе это известно? И своенравной к тому же! Ты испытываешь какое-то мазохистское наслаждение от самоуничтожения. Вспомни, что ты говорила в ночь нашей свадьбы. Ты спрашивала меня о нашем будущем. Ты сказала, что не хочешь провести всю свою жизнь в приграничном форте. Черт бы тебя побрал, женщина! Я тоже не хочу там оставаться! И, если потребуется полизать кому-то зад, чтобы добиться цели, я на это пойду! Пусть будет так!
Он сказал правду: она желала продвижения Брэда по службе, и это соображение смягчило ее и умерило ее раздражение отсутствием у него принципов, а также его фальшью, когда он проявлял свое преувеличенное почтение к «вершителям судеб».
Его упорные руки продолжали ласкать и гладить ее груди и соски, постепенно ее холодность, которую она испытывала к нему весь вечер, начала таять.
– Ладно, – недовольно сказала она. – Возможно, сегодня вечером я была слишком упрямой и непоследовательной. В дальнейшем я буду с Карлом вежлива. Я буду стараться избегать разговоров о политике. Но я никогда не приму его уродливого и эгоистичного отношения к жизни. Я никогда не примирюсь с его презрением к людям, особенно если у них кожа не белая, а какого-либо иного цвета. А ты слышал, что он сказал о планах Соединенных Штатов в отношении Кубы, о том, что испанцев следует вытеснить с острова?
– Да ну! Он вовсе не говорил этого.
– Ну, может быть, не в таких словах и не слишком многословно, но что он имел в виду, не оставляет ни малейшего сомнения. Как и то, что французский посол и британский вице-консул – убежденные легитимисты, если судить по тому, как они беззастенчиво хозяйничают в Китае все эти годы.
Его руки скользнули в вырез ее ночной рубашки, потом спустились вниз, к животу, и остановились на бедрах.
– Майра, ты можешь себе позволить быть идеалисткой, а я нет. Я солдат, как и твой отец, и первый мой долг – служить своей стране. Я не имею права решать, кто прав, кто виноват. Я подчиняюсь приказам и не позволяю себе осуждать вышестоящих. Ты ведь всю жизнь прожила среди солдат и должна понять и не осуждать мою позицию.