Текст книги "Великолепная страсть"

Автор книги: Стефани Блэйк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

Глава 29

Когда они вышли на улицу, он помог ей сесть в машину. Подножка оказалась высокой, и Майре пришлось высоко поднять юбку, обнажив колени. Кавалер без стеснения уставился на ее ноги.

– Прелестные. Вне всякого сомнения, прелестные, – сказал он.

– Ах вы, распутник!

– Признаю это. Никогда не мог устоять перед парой прелестных ножек.

– А мне показалось, что вы поклонник прелестных задов.

– И это верно. Но они так гармонично и эстетично сочетаются.

Он завел мотор, и они поехали по гравиевой подъездной аллее по направлению к шоссе.

– Вы спешите домой?

Она задумалась. Ночь была прекрасной. Светила полная луна, а выпитое вино ударило ей в голову, и она чувствовала необычайную легкость. К тому же она ощущала беспокойство, всегда посещавшее ее с приходом весны. В ее полном жизни теле пульсировала кровь, будто сок, поднимавшийся по ветвям кленов, стоявших по обе стороны дороги и уже распускавших почки.

– А что вы предлагаете? – спросила она его.

– Недалеко отсюда есть небольшое живописное озеро. Серебряное озеро.

– Да, я слышала о нем. Кажется, оно популярно у молодежи. Они там собираются и веселятся, верно?

– Сегодня я чувствую себя совсем молодым. А как вы? У вас нет настроения порезвиться? На берегу озера есть павильон, где по пятницам и субботам играют самые известные джаз-банды.

– Мне бы это пришлось по вкусу, Уинстон. Я хочу сегодня потанцевать.

– А вам известно, – спросил он, – что с наступлением эры передвижения на автомобилях количество адюльтеров в Соединенном Королевстве увеличилось чуть ли не в десять раз?

– Господи, а почему это так?

– Да все объясняется очень просто. В те времена, когда ездили в экипажах и на лошадях, и мужчины, и женщины ограничивались своими деревнями и городишками. Очень редко кто-нибудь решался удалиться от своего местожительства на десять миль. С появлением автомобилей возникла возможность передвигаться быстро и на большие расстояния. Например, сегодня вечером мы с вами удалились от дома миль на тридцать. И очень маловероятно, чтобы ваши лондонские друзья повстречались нам в «Таверне Джона Пила» во время нашего тайного рандеву.

– Тайного рандеву? – Майру позабавили его слова. – Но ведь в нашей встрече не было ничего тайного. Все мои домашние были в курсе того, что я обедаю с вами. Право же, Уинстон, у вас фантазия новеллиста романтического толка.

– Мне советовали, чтобы я свои романтические устремления облекал в материальную форму.

Их разговор принял более серьезную направленность, и она спросила:

– А вы замечали, как со смерти королевы Виктории новые веяния стали проникать в жизнь Британии? Вы заметили, как сама ткань жизни в Англии изменилась? Я имею в виду жизнь всей страны.

Он повернулся, чтобы видеть ее лицо, – из одного угла его рта лихо свисала недокуренная сигара.

– Вы чрезвычайно восприимчивы, моя дорогая. Да, изменения коснулись всех сторон нашей жизни: движение вашей миссис Пенкхёрст… – это типичное проявление изменений, произошедших в Британии за последние несколько лет. Резкое возрастание роли профсоюзов и рост профсоюзного движения, движение женщин за раскрепощение и равные права, недовольство и мятежи в Ирландии и Индии… нарастание напряжения в Европе, России и на Ближнем Востоке… Мы все сидим на гигантской пороховой бочке. И фитиль уже подожжен и тлеет. Единственное, в чем состоит наша дилемма, – это то, что мы не знаем длины этого фитиля и того, сколько времени он будет гореть… Но время идет, и взрыв неизбежен. Нам остается только попытаться определить, когда, где и как произойдет этот взрыв в первую очередь. Хочу еще раз процитировать свою мать-американку, которая говорит, что все мы сидим и ждем затаив дыхание несчастье, которое должно непременно случиться.

Майра поежилась и даже обхватила себя руками.

– От этих ваших гипотез, Уинстон, мороз по коже.

– Это только потому, что я глубоко убежден, что Армагеддон не за горами.

* * *

Павильон на Серебряном озере был в этот вечер полон. Танцевальная площадка помещалась на пирсе, уходившем далеко в глубь озера. В центре площадки находился круглый помост. На нем четверо музыкантов играли на фортепьяно, контрабасе, барабане и саксофоне. Все они были чернокожими.

– Боже мой! – воскликнула Майра. – Никогда прежде не слышала такой музыки. – Она принялась хлопать в ладоши и ритмично двигать бедрами. – Она так заразительна. Я просто не могу устоять на месте.

– Это называют джазом Нового Орлеана, – сообщил ей Черчилль. – Бадди Болден со своими ребятами. Они только что прибыли с континента. К сожалению, танцплощадка так тесна, и там яблоку негде упасть. Есть старый анекдот о том, что в такой давке девушка ухитрилась забеременеть и даже не почувствовала, как это ее затанцевали.

– Затанцевали?

– Ну да, это такое вульгарное разговорное выражение, означает забеременеть.

– Как странно! Мне это нравится.

– Вы имеете в виду секс?

– А вот это уже не ваше дело.

– Я надеюсь, что это скоро станет моим делом. Раз уж нам не удастся потанцевать, то не согласитесь ли вы прогуляться вокруг озера? Говорят, что природа здесь восхитительная.

– С радостью прогуляюсь.

Они медленно двинулись по песчаной отмели, удаляясь от павильона.

– Ясно, отчего озеро назвали Серебряным, – заметила Майра. – Песок в лунном свете сверкает, как серебро.

Черчилль указал куда-то на другой берег озера.

– Взгляните. Вода тоже сверкает. Это эффект лунного света, пробивающегося сквозь ветви плакучих ив и белых берез, свисающие до самого берега.

Черчилль раскурил сигару и вдохнул дым. Ее огонек рдел, как ярко-красная вишня.

Майра спросила:

– Вам правда нравится быть среди этой публики?

– Это мое второе любимое развлечение, – ответил он, и Майра отлично поняла намек.

Они стали непринужденно болтать обо всем, в основном сплетничать об общих друзьях и знакомых.

– Я очень благодарен вам за то, что вы огрели меня зонтиком, – сказал Черчилль. – Я в течение многих лет слышал о вас, но почему-то наши пути до сих пор не пересекались.

– А вот я никогда о вас не слышала, – вызывающе возразила Майра.

Он уставился на нее немигающим совиным взглядом:

– Ну, вы еще обо мне услышите, милочка. Вы, несомненно, услышите об Уинстоне Черчилле. Со временем мое имя станет известно в каждом доме, и не в одной только Англии.

Она вздохнула:

– Вы говорите почти так же, как мой муж, Уинстон, вас так же, как его, пожирает честолюбие.

– В обществе есть два типа людей: те, кто рождается, чтобы вести за собой, и те, кто рождается, чтобы следовать за ними. Случилось так, что я лидер по своей природе. – Внезапно он загасил свою до половины выкуренную сигару. – А теперь пойдемте и ведите себя так тихо, будто ступаете по яичной скорлупе.

– И зачем это?

– Хочу, чтобы вы собственными глазами увидели то явление, о котором я недавно рассказал вам. Связь между автомобилями и адюльтером.

Он взял ее за руку и повел вверх по склону поросшего травой холма, приложив к губам палец и показывая ей таким образом, что она должна соблюдать тишину.

– Когда мы доберемся до его вершины, говорите только шепотом и старайтесь держаться в тени, чтобы вас не увидели.

– Да что вы, черт возьми, затеяли? Думаю, вы слишком много выпили.

– Не важно. Сейчас увидите сами.

Вершина холма поросла густыми кустами. К тому же на ней возвышались сосны. Они осторожно пробирались сквозь рощицу и остановились в густой траве. Майра была изумлена при виде по крайней мере десятка автомобилей, припаркованных у подножия холма на разном расстоянии друг от друга и под разными углами.

– Не понимаю, – шепотом сказала Майра.

Черчилль тихонько хмыкнул:

– Вот оно, доказательство, о котором я говорил.

В темноте Майра могла различить силуэты мужчин и женщин в автомобилях, расположившихся кто на передних, кто на задних сиденьях.

– Что, черт возьми, они здесь делают, в этой глуши?

– Для светской женщины, какой вас все считают, вы на удивление наивны. Посмотрите внимательнее вон на ту машину, прямо перед нами.

Майра попыталась рассмотреть, что происходит в ближайшей к ним машине, утопавшей в лунном свете. Верх машины был опущен, и на заднем сиденье устроились мужчина и женщина – их одежда была в беспорядке.

Щеки Майры вспыхнули от смущения.

– Это возмутительно, Уинстон! Мы не лучше, чем Том, подглядывавший за леди Годивой.[33]33
  Леди Годива – героиня средневековой легенды, проехавшая по рыночной площади обнаженной, одетая только в плащ из своих длинных волос, дабы своим подвигом купить снижение пошлин для жителей Ковентри, которые целомудренно закрыли ставни, чтобы не смущать ее. Один только Том не сделал этого и подглядывал за ней.


[Закрыть] Не помню случая, когда я чувствовала себя такой униженной.

– Разумеется, я разделяю ваши чувства. – Его рука прогулялась по ее спине и остановилась на ягодицах. – Но вы не находите это зрелище чрезвычайно волнующим? Разве я не прав?

– Вы отвратительны!

– Да не лгите же, Майра! Неужели вас не интересуют сексуальные привычки подобных вам двуногих? Я хочу сказать, что, когда мы занимаемся сексом, это очень личный и субъективный опыт. Мы ведь не видим себя в такие моменты со стороны. И потому лишены возможности долго и спокойно наблюдать за этим процессом. А теперь мы имеем возможность наблюдать эту волнующую картину во всей ее красе и просвещаться на здоровье. Смотрите туда – вы сейчас увидите coup de grace.[34]34
  Здесь: последний удар, последний штрих (фр.).


[Закрыть]

Из уст женщины вырвался долгий трепетный вздох, когда мужчина овладел ею, и теперь Майра и Уинстон могли наблюдать, как согласно и ритмично задвигались их тела.

Майра стояла в оцепенении, похожем на сомнамбулическое состояние. Она почти не почувствовала, как его рука подняла сзади ее юбку и скользнула между ее обнаженными бедрами.

– Прекратите это немедленно, – задыхаясь пробормотала она. – Вы не имеете права!

– Перестаньте играть в свои игры, дорогая. Созерцание этой пары возбудило вас так же, как и меня. Ага! А вот и неопровержимое доказательство! – Его пальцы скользнули дальше, за край ее подвязки.

– Вы мерзкий проныра, – сказала она, но не стала сопротивляться, когда он заставил ее опуститься на густую сладко пахнущую траву и принялся целовать ее шею и виски.

– Это чистое безумие, – слабо протестовала она, но слова ее звучали не слишком убедительно.

– Не желаете ли снять ваше платье, а иначе оно помнется и на нем будут пятна от травы?

– Возможно, это было бы правильно.

Не прошло и мгновения, как они оба избавились от своей одежды. Майра легла на спину на мягкую травку, ноги ее были раздвинуты. Она была уже вполне готова, когда он овладел ею, и даже несколько смущена тем порывом страсти, который охватил ее при виде мужчины и женщины, занимающихся любовью. Медленное, дюйм за дюймом проникновение в ее тело принесло ей столь острое наслаждение, что первый пик она испытала еще до того, как он полностью вошел в нее. Не утратив желания, она испытала четыре оргазма подряд.

– Вы самая потрясающая женщина, с которой мне довелось сблизиться, – прошептал он, ощутив ее страсть и ее завершение.

– А вы один из самых лучших жеребцов, с которым довелось познакомиться мне, – ответила она сердито. – Кстати, не впадайте в заблуждение, Уинстон. Вы, как и большинство мужчин, убеждены, что это они укладывают женщину в постель с собой. Они считают, что в сексуальных отношениях их роль ведущая. Но это заблуждение… В действительности это я вас уложила с собой!

Он перекатился на спину и разразился смехом.

– Умерьте свое веселье, – предостерегла она. – Нас могут услышать там, внизу.

– Пусть придут и посмотрят на нас, если хотят. Мне наплевать. В конце концов, мы первыми начали за ними подглядывать, как вы изящно выразились. Хотите еще разок попытать счастья, прежде чем мы уедем?

– Пожалуй, нет, Уинстон. До Лондона ехать далеко. И уж если быть вполне откровенной, то я совершенно без сил. – Она рассмеялась и легонько ущипнула его. – Я чувствую себя, как кошка, готовая свернуться клубочком после того, как она вылакала блюдечко теплых сливок.

– Когда я снова увижу вас?

– Давайте не будем строить планов надолго. В будущем месяце должен вернуться Брэдфорд.

Он склонился над ней и поцеловал ее в щеку. Тон его был необычно серьезным:

– Я хочу, чтобы вы знали, что для меня это не эскапада на одну ночь. Это я снова цитирую свою старушку. Конечно, скверно, что мы оба состоим в браке. Мы смогли бы сохранить связь надолго, и наши отношения были бы идеальными.

– Уинстон… – Она потрепала его по щеке. – А как насчет ваших честолюбивых устремлений? Если ваши политические противники разведают о наших отношениях, они вас просто уничтожат, как вы уничтожили Чарлза Парнелла[35]35
  Чарлз Стюарт Парнелл (1846–1891) – ирландский политик, член парламента, оставался влиятельным политическим деятелем до 1890 года, когда был вынужден выйти в отставку из-за дела о разводе.


[Закрыть] из-за его делишек.

– Черт возьми! – Он сел и ударил кулаком по земле. – Испокон веку известно, что самая страшная тирания – это власть слабых над сильными. Общественное мнение несгибаемо и своевольно. Мы, политики, служащие толпе, – большие рабы своей власти, чем они, плебеи, наши рабы.

– Так всегда было, Уинстон. Возьмите хотя бы Брэда. Личные отношения он принес в жертву власти и богатству, и жертвы эти были несоизмеримы с его достижениями. Если выразить это буквально, то можно сказать, что он потерял семью из-за своего честолюбия.

– Как жаль, но ведь у каждого человека своя цена, и трагедия заключается в том, что эта цена слишком низка. Я желаю вас, и так будет всегда.

– Нет такого понятия, как «всегда». Все имеет начало и конец.

Идиллические отношения между Уинстоном Черчиллем и Майрой Тэйлор продолжались до самого начала Первой мировой войны.

Глава 30

28 ИЮНЯ 1914 ГОДА. СЕГОДНЯ ЭРЦГЕРЦОГ ФРАНЦ ФЕРДИНАНД, НАСЛЕДНИК АВСТРО-ВЕНГЕРСКОГО ПРЕСТОЛА, И ЕГО СУПРУГА БЫЛИ УБИТЫ В САРАЕВО, В БОСНИИ.

Уинстон Черчилль отшвырнул номер лондонской «Таймс» с такой силой, что тот угодил в стену.

– Самовлюбленный высокомерный осел! Дразнить льва в его логове и то безопаснее! Эрцгерцог Австро-Венгерской империи принялся выставлять себя напоказ на этом проклятом Богом кусочке земли, Балканском полуострове! В течение многих веков это место было сценой величайших битв и началом всех величайших войн в истории Европы, конгломерат маленьких, но настроенных воинственно и пропитанных яростным национализмом стран, границы которых сдвигались в ту или иную сторону после каждой новой войны. И нет ничего удивительного в том, что они все поражены этнической паранойей.

Он остановился у окна, жуя свою сигару и глядя куда-то вдаль, на другую сторону обширных садов Мэнорхейвена, поместья Тэйлоров в графстве Кент. Майра поднялась с дивана и подошла к нему сзади, положила руки на его широкие плечи.

– Уинстон, я очень слабо разбираюсь в политике и международных отношениях и интригах, но никак не могу понять, почему одно политическое убийство в месте, где готовят политических убийц, как в цивилизованном мире врачей, юристов и учителей, должно вызвать столь безумную ярость у первого лорда адмиралтейства Британии.

Он обернулся и обнял ее.

– Моя дорогая Майра, с того самого момента, как шесть лет назад Австро-Венгрия аннексировала Боснию, я предсказывал, что Балканы стали бомбой с часовым механизмом, которая когда-нибудь взорвется и сотрясет всю Европу. С тех пор не было ни одного месяца, когда бы не возникало хоть одного серьезного конфликта между Австро-Венгрией, с одной стороны, и Сербией и Боснией – с другой.

– Но какое до этого дело Великобритании?

Он швырнул погасшую сигару в камин.

– Это как китайская головоломка – все запутано и перемешано: разорванные договоры, пакты о взаимопомощи – столько всего, такая мешанина, что в голове не помещается. Если немецкий посол помочится в мужском туалете на итальянского министра, фигурально выражаясь, то не пройдет и недели, как Англия окажется втянутой в войну против Германии.

– Ну, дорогой, ваши метафоры – это уж слишком! – Майра со смехом обняла его.

– Это прискорбные факты жизни. Позвольте изложить вам гипотезу, касающуюся возможного развития событий в следующие месяц или два. Прежде всего Австро-Венгрия предъявит Сербии ультиматум столь жесткий, что он окажется невыполнимым. Например, чтобы в Сербии и Боснии военными силами подавлялись все направленные против Австрии радикальные демонстрации. На этом этапе в процесс ввяжется Россия. У нее пакт с Сербией о взаимопомощи. Ну не идиотизм ли это? Пакт о взаимопомощи, заключенный между медведем и мышью! У Франции с Россией тоже пакт о взаимопомощи. Ну, это, пожалуй, более разумное соглашение. У Италии тайный договор с Францией, заключающийся в том, что ни одна сторона не будет вмешиваться в конфликт, в который окажется замешана другая. А Германия, безусловно, поддержит Австро-Венгрию, в случае если разразится война. Во время нашей первой встречи я говорил о том, что близится Армагеддон. Я ужасно боюсь, что этот момент настал, моя дорогая.

Она подошла к нему, и они обнялись нежно и без страсти.

Пророчество Уинстона Черчилля оказалось точным. 28 июля, после того как Сербия и Босния отвергли невыполнимые требования Австро-Венгерской империи, последняя объявила войну Сербии. И все равновесие сил на континенте мгновенно нарушилось, как падает карточный домик.

Россия объявила войну Австро-Венгрии. Германия объявила войну России. 3 августа Франция вступила в войну против Германии. Когда 4 августа Германия вторглась в Бельгию, нарушив ее нейтралитет, Великобритания объявила войну Германии. В том же году Италия присоединилась к союзническим силам. Турция поддержала крупные державы.

1 сентября 1914 года Патрик Тэйлор отказался от своих обязанностей и расторг свой договор с армией Соединенных Штатов и добровольцем вступил в ряды Британских вооруженных сил. Когда за обедом он сообщил об этом своей матери, Майра посмотрела на его жену Кэндиси.

– Что ты думаешь об этом? – спросила она.

– Я страшно за него боюсь, но согласна с его решением и считаю его высоконравственным.

– Я ценю твое понимание и терпимость, Кэндиси, моя дорогая. Я со дня рождения была дочерью полка и позже женой военного. Мой отец был убит при Литтл-Бигхорне. Долгие годы я считала, что отец Пэта убит в Китае. Шона Флинна убили в Индии. А теперь мой сын идет сражаться в Европе. У меня-то толстая шкура, но мне больно за тебя, дорогая.

Пэт, сидевший во главе стола, протянул руки жене и матери, сидевшим друг против друга, и крепко сжал их.

– Вы две женщины, которых я люблю и уважаю и которыми восхищаюсь беспредельно. Я благодарен вам за вашу поддержку в том, что, должен признать, было очень важным решением. Эдмунд Бёрк[36]36
  Эдмунд Бёрк (1729–1797) – английский политик и философ.


[Закрыть] выразил эту мысль более красноречиво: «Все, что требуется для победы над злом, – это чтобы хорошие люди молчали и не вмешивались». Его кредо помогло нам добиться свободы и демократии. В это страшное время тирания и угроза расправы нависли над нашими головами, как дамоклов меч. И не только над Англией, но и над всем миром. Кайзер Вильгельм и не скрывает своих намерений. Он хочет подмять под себя весь мир. И только вопрос времени – присоединение Соединенных Штатов к союзу европейских государств, которые будут сражаться против Германии и Австро-Венгрии. В американском менталитете, как и в американской морали, нет места терпимости по отношению к демагогии и угрозе, к потрясанию железным кулаком, во всяком случае, их не больше, чем у Георга Третьего. Я считаю, что чем скорее это случится, тем будет лучше. Сам я намереваюсь оказаться в передних рядах защитников свободы.

– Хорошо сказано, мой милый сын.

Глаза Майры увлажнились слезами.

– И мой милый муж. Никогда я не гордилась тобой больше, чем теперь.

Они сидели в гостиной за кофе с бренди, когда появилась горничная.

– Миссис Тэйлор, мистер Уинстон Черчилль хочет знать, согласны ли вы принять его.

– Конечно, Сара. Проводите его прямо сюда.

Она и Патрик поднялись, когда Черчилль вошел в комнату. Он пожал руку Патрику, наклонился, чтобы поцеловать руку Кэндиси, и поцеловал Майру в щеку.

– Сожалею, что ворвался к вам и нарушил семейную идиллию, – извинился он. – Я сознаю, что эта ночь очень важна для всех нас. Время, чреватое бурными последствиями. – Он кивнул Патрику: – Вы уже стали знаменитостью, Пэт. Весть о том, что вы добровольцем записались в полк драгун его величества, уже разнеслась повсюду.

– Да, сэр, и я думаю, каждый, кто хочет поддать кайзеру в зад ногой, должен гордиться тем, что получает такую возможность.

Черчилль рассмеялся, и смех его раскатился по комнате, низкий, глубокий и звучный, но немного скрипучий.

– Так держать, парень! – Он хлопнул Патрика по плечу. – Во всяком случае, примите мои поздравления, полковник Тэйлор. Я не сомневаюсь в том, что ваш прославленный отец будет так же гордиться вами, как эти леди, когда узнает о вашем решении.

Патрик ответил Черчиллю ледяным молчанием и старался не смотреть ему в глаза.

Почувствовав напряжение, внезапно возникшее в атмосфере комнаты, первый лорд адмиралтейства откашлялся и закурил сигару.

– Откровенно говоря, дорогая Майра, мое присутствие здесь имеет отношение к Брэдфорду.

Патрик посмотрел на свои карманные часы и сказал:

– Кэндиси, право, я думаю, нам пора. Утром меня ждет уйма работы, и выполнить ее будет равноценно подвигам Геракла.

– Я провожу вас, – сказала Майра. – Простите меня, Уинстон. Я удалюсь всего на минутку.

– Разумеется. – Он пожал руку Патрику и торжественно и серьезно сказал: – Надеюсь еще увидеться с вами до того, как вас отправят во Францию. Но если нет, то желаю вам удачи, и да благословит вас Господь. Моя интуиция подсказывает, что эта война будет долгой и жестокой.

Патрик улыбнулся:

– Мы будем стараться на суше, а уж вы позаботьтесь об успехах Британского флота.

Черчилль усмехнулся:

– Можете на меня положиться. Даю слово. Доброй ночи, милая Кэндиси, и, пожалуйста, передайте мой привет вашим очаровательным детям.

– Благодарю вас, непременно передам, дядя Уинстон.

Майра вышла с Патриком и Кэндиси в холл.

– Доброй ночи, мои дорогие, – сказала она. – Я понимаю, как вы будете заняты в следующие несколько недель, особенно ты, Пэт. Понимаю, что тебе предстоит закончить столько дел. И все же, если у вас будет передышка, не забывайте навещать вашу старую мать.

И Патрик, и Кэндиси рассмеялись.

– Это ты-то старая, мама? – удивился Пэт. – Ты все еще самое лучшее украшение лондонского общества, как и всегда. Такая же красавица. – Он поцеловал ее в щеку и с лукавым видом сказал ей на ухо шепотом: – И вы оба не воображайте, что можете кого-нибудь обмануть. Совершенно ясно, что он твой пылкий поклонник.

Майра игриво шлепнула его по щеке.

– Не будьте столь дерзки со мной, молодой человек. Вам должно быть стыдно.

– Ладно, не буду. Но ведь в конце-то концов я произведение Каллаханов и Тэйлоров. А теперь тебе лучше вернуться к Уинстону.

Она закрыла за ними дверь и вернулась в кабинет, где Черчилль ходил взад и вперед, меряя шагами комнату, и жевал незажженную сигару. Его высокий лоб был изборожден морщинами – он размышлял.

– О, вот и вы. У вас чудесный сын, Майра. И Кэндиси тоже славная.

– Они прекрасная пара, – согласилась она. – Так о чем вы собрались поговорить со мной, что имеет отношение к Брэду?

– Генерал Тэйлор возвращается в Англию.

Она была изумлена:

– Откуда вам это известно?

– Сегодня из Южной Африки в палату общин прибыла дипломатическая почта. Существует расхожее мнение, что обычно сын следует по стопам отца. Но в данном случае все наоборот. Это отец идет по стопам сына. Он собирается последовать примеру Патрика – сражаться за Англию и союзные страны. Удивлены?

– Я удивилась только на мгновение. Брэда всегда радовала возможность принять участие в хорошей и честной битве за достойное дело. Интересно знать…

– Что вам интересно знать?

– Интересно знать, не сблизит ли их наконец это общее достойное дело.

Черчилль недоуменно поднял плечи:

– Такая возможность существует. Но я не уверен в результате. Видите ли, в области политики я шел по стопам отца, но продолжаю считать его сукиным сыном!

Наступила долгая напряженная пауза. Потом Майра заговорила о том, что тревожило их обоих:

– Теперь, когда возвращается Брэд, начинается война и на ваши плечи ложится гигантская ответственность, а на мои заботы о муже и сыне, я думаю, нам не стоит видеться, хотя бы временно.

– Хотя бы… – Его лицо приняло страдальческое выражение. – Майра! И сейчас и всегда вы есть и останетесь самой дорогой мне и самой незабываемой женщиной. Но мы оба слишком умны и слишком реалисты, чтобы питать иллюзии насчет того, что, когда война закончится, мы с вами начнем наши отношения с новой страницы, как будто ничто их и не прерывало. Всему есть время – время жить и время умирать. Мы с вами, мы оба, пережили вместе чудесную пору, но теперь сказке конец.

Он налил себе полный бокал бренди и осушил его одним глотком. Потом сел и, подавшись вперед, потер глаза.

– К тому же моя жена Клементина снова беременна. А Рэндольфу только три года. Черт возьми, Майра! Вы ведь превыше всего цените дружбу и целостность семьи. Вы понимаете, какие чувства я питаю к вам?

Она прикрыла его рот ладонью:

– Нет, Уинстон, вам не надо этого говорить. Я и так знаю. Я то же самое чувствую к вам. Но я также ценю и уважаю неразделимое единство уз плоти и крови… Брэд… ваша Клементина… ну, с этим-то мы могли бы справиться. Но ведь есть еще дети – Патрик… Дезирэ… и мои внуки. Нет, мы оба связаны узами семьи навсегда, до конца жизни… и вы так же, как я, – у вас есть Клементина и Рэндольф, возможно, у вас будут другие дети, и уже теперь вы привязаны к ним невидимыми узами.

Он поднял глаза на Майру и взял ее за руки:

– Майра, у нас есть обязательство друг перед другом.

– Какое?

– И вы спрашиваете? Последнее свидание.

– Уинстон, об этом не может быть и речи. В доме слуги…

– Нет-нет, я не это имел в виду. Не у вас в доме. Завтра вечером я хотел бы поужинать с вами в «Таверне Джона Пила». В таверне, где было наше первое свидание. А потом…

Она закончила его фразу:

– А потом мы отправимся на тот самый поросший травой холм, где мы впервые любили друг друга.

– Верно. Так вы согласны?

– Ни за что на свете не отказалась бы от такой возможности. И когда вы за мной заедете?

– Ну, скажем, в восемь часов вечера. Конечно, в тот самый час, как я заехал за вами тогда, в первый раз. И я хотел бы, чтобы вы надели то же самое зеленое платье с передником, как в тот раз. Память мне не изменяет?

Она с удивлением смотрела на него:

– Верно, не изменяет. Уинстон, вы замечательный человек. Несмотря на весь груз ответственности за страну, вы все еще помните, что на мне было надето в тот вечер, столько лет назад. Я глубоко тронута.

– Я никогда не забуду ничего из того, что случилось, что я видел или чувствовал в ту ночь, ни одной мелочи. И никакие ужасы войны не могут вытеснить эти дорогие воспоминания из моей памяти.

Они вместе подошли к широкому окну, выходившему в сад, обнимая друг друга за талию. Лужайки и серебристые клены, выстроившиеся вдоль аллеи в лунном свете, были окружены радужным сиянием.

– Видите, – сказал он тихо, – даже лунный свет напоминает о той ночи. Луна светит для нас ярче.

На мгновение глаза Майры увлажнились, и все расплылось перед ее взором.

– Я думаю, сейчас вам лучше уйти, а то я могу решиться на безумный поступок и оставить вас ночевать.

– Понимаю.

Он нежно обнял ее. Она проводила его и стояла в дверном проеме, глядя, как он спускается по ступенькам к ожидавшей его двуколке. Когда кеб скрылся за деревьями, Майра прошла на веранду и остановилась, глядя на звезды. И вдруг начала тихонько читать стихи:

 
Яркий, яркий звездный свет,
Нынче шлешь мне свой привет.
Пусть же первая звезда
Даст мне счастье навсегда.
 

«А чего я хочу? Какого счастья? – спросила она себя. – Неужели я хотела бы вернуться назад, в то время, когда лежала с Бобом Томасом в сладко пахнущей летней траве? Или в то время, когда мы в первый раз занимались любовью с Брэдом Тэйлором в теплой воде пруда в Техасе? Или с Шоном в палатке на склоне холма в Китае над пагодой?»

А как же быть с милым чувствительным Уинстоном?

Они, эти четверо, были мужчинами ее жизни. Они относились к ней по-настоящему, серьезно, думали о ней.

Но никакое желание не могло помочь ей удержать столь быстротечные радости жизни, те радости, что уже миновали и остались в прошлом.

Или покончить с этой проклятой и страшной войной.