Текст книги "Великолепная страсть"
Автор книги: Стефани Блэйк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)
Глава 14
На следующий день они не стали двигаться дальше, а дождались, пока к ним присоединится Брэд. Майор Флинн удалился, когда Брэд здоровался с Майрой, обнимал и целовал ее.
– Скучала по мне, моя радость?
– Ужасно.
Через плечо она взглянула на Флинна, стоявшего на берегу пруда. Он нагнулся, поднял плоский камешек и бросил его так, что тот скользнул по гладкой поверхности воды. Прежде чем пойти ко дну, камешек подпрыгнул четырежды. Плечи Флинна опустились, на сердце его было так тяжело, будто оно пошло ко дну, как этот камень.
Майра только изображала радость. У нее на сердце тоже было тяжело. Она безмолвно корила себя за то, что не чувствует угрызений совести из-за своей измены с Флинном. Но ведь она всегда была реалисткой. Что нельзя вылечить, следует пережить и забыть. Кроме того, она ведь не приглашала этого красивого англичанина в свою палатку, не назначала ему свидания. Возможно, она спровоцировала его тем, что раздевалась при свете фонаря, но ведь она не соблазняла его бесстыдно и открыто.
– Как продвинулась твоя работа? – непринужденно спросила она Брэда.
– Прекрасно. Министерство иностранных дел будет очень довольно.
С того самого момента, как Брэд был приглашен на коронацию трехлетнего императора Гуансюя в 1875 году, полковник Брэдфорд Тэйлор был одним из немногих иностранцев, кого всегда считали желанным гостем в императорском дворце в Запретном городе в центре Пекина. Императорский дворец был обнесен внешней стеной, за которой была еще одна, внутренняя, и наконец сам Запретный город был окружен еще одной стеной.
Реальная власть в Китае была в руках вдовствующей императрицы, и это должно было продолжаться до тех пор, пока императору Гуансюю не исполнится пятнадцать лет. Вдовствующая императрица была властной, деспотичной и не знающей сострадания женщиной, на совести которой была отсталость Китая и его невозможность вписаться в современный мир. Но из числа молодых мандаринов, служивших советниками при дворе и осуществлявших связь между дворцом и иностранцами при иностранных миссиях в колонии, вырастало новое поколение, подобное младотуркам. Брэд был ближе связан с молодыми мандаринами, чем любой другой иностранец на службе в Пекине. Мандарины ратовали за строительство новых дорог и железнодорожных путей, прокладку телеграфных линий через всю страну с тем, чтобы улучшить связь между городами и провинциями Китая. Они были также полны решимости модернизировать китайскую армию и флот, чтобы они могли противостоять угрожавшей Китаю Японии, стране, некогда воспринимавшейся китайцами как варварская, но теперь обскакавшей своего «старшего брата» и продолжавшей двигаться вперед семимильными шагами во всех областях жизни.
Брэд считал одного из придворных, напрямую связанных с любимой племянницей императрицы Сунь Ин, своим сильным союзником. Сунь Ин была истинной принцессой. Округлая фигурка этой маленькой женщины двадцати четырех лет казалась бескостной, настолько ладно были соединены в ее теле кожа, плоть и кости. Безупречная кожа ее лица походила на фарфор оттенка светлого сандалового дерева. Ее раскосые глаза под выщипанными в ниточку бровями напоминали цвет темного нефрита. Слухи о том, что принцесса доверяет полковнику Тэйлору, были очень ему на руку и снискали ему славу самого компетентного эксперта по делам Китая среди всех остальных служащих иностранных миссий в колонии.
Сворачивая свой лагерь, путешественники заметили большое скопление народа вокруг священной пагоды на склоне холма.
– Интересно знать, что там происходит? – спросил Флинн.
– Собираюсь разузнать, – ответил полковник Тэйлор, принявший теперь на себя обязанности главы этой группы иностранцев.
Они верхом спустились вниз по склону холма на уступ, на котором был воздвигнут храм, и остановились там. Коленопреклоненные крестьяне молча молились, когда неожиданно странный, какой-то нечеловеческий, громоподобный голос, будто исходящий от бесплотного существа, послышался из храма, голос, от которого сотряслись, содрогнулись опаленные солнцем склоны холмов:
– Я Юй Ди, бог невидимого мира. Если вы покоритесь святотатству, которое пытаются навязать вам иноземные дьяволы, если вы согласитесь навлечь несчастье на свою священную землю, я не позволю дождю пролиться, и ваш урожай высохнет на корню и погибнет. Вы должны противостоять их попыткам осквернить вашу землю строительством железных дорог и телеграфных линий. Вы должны воспротивиться попыткам превратить вас в отступников от вашей религии и обратить в свою веру. Вы должны уничтожить иноземных дьяволов, вы должны обезглавить их. Тогда на вас снизойдет благодать Юй Ди, а земля ваша будет плодоносить и процветать, как прежде.
– Вот то, что я называю славным представлением, хорошим фокусом, – сказал Брэд с искренним восхищением. – Кажется, кому-то удалось внушить этим несчастным невежественным людям, этим беднягам, страх перед Божьим гневом, который может обрушиться на них.
Теперь толпа поднялась с колен, люди хлопали в ладоши и скандировали:
– Юй Ди всемогущ!.. Юй Ди вечен!.. Юй Ди непобедим!.. Прогоним иноземных дьяволов! Убьем их! Убьем! Убьем!
– Не очень-то умиротворяющее обещание! – проговорила Майра.
– Schweihundes![18]18
Собаки! (нем.)
[Закрыть] – Майор Шульц сплюнул на землю. – Если они попытаются изгнать нас, немцев, из Китая, им это дорого обойдется!
– Oui, это грязное merde![19]19
дерьмо (фр.).
[Закрыть] – подтвердил капитан Фуше. – Ах, эти бараны никогда не посмеют восстать против нас, западных людей!
– Не обольщайтесь на этот счет, джентльмены! – мрачно возразил Брэд. – Поедем, надо убираться отсюда подальше!
Они провели еще два дня, разъезжая верхом по горам, потом направились к Пекину. По дороге подстрелили двух кабанов и дюжину диких уток.
– Когда мы вернемся в миссию, устроим царский пир, – сказала Майра.
– Я приглашен? – спросил Флинн, сопровождая вопрос своей обычной ухмылкой.
– Разумеется, старина, – ответил Брэд, пока Майра искала подходящие слова, чтобы извиниться и не приглашать его.
После близости с Флинном она чувствовала в его присутствии еще большую неловкость, чем когда их отношения были прохладными и носили официальный характер. Со свойственной ей проницательностью в ту ночь, полную страсти, она осознала, почему старалась держать его на расстоянии с момента его приезда в Пекин. Инстинкты предупреждали о том, что если этот человек подойдет к ней слишком близко, она не сможет владеть собой. Но теперь Майра дала себе клятву все сделать для того, чтобы больше не повторилась та безумная ночь.
Она не знала, была ли связь между ее смятением, чувством вины и ухудшением отношений с Бредом: постепенно их любовные объятия становились реже, а накал страсти убывал.
В начале сентября Брэд сообщил ей:
– Я собираюсь на несколько дней в Тяньцзинь. Посланник направляет меня туда с особой миссией. Я попросил майора Флинна взять на себя заботу о тебе на это время.
Она смотрела на него, не веря своим ушам, но не без трепета. Неужели он догадался о том, что случилось в ту ночь? Или заподозрил неладное? Может быть, это хитрый ход, чтобы вызвать ее ответную реакцию и понаблюдать за ней? Нет, такое невозможно, если только Флинн не выдал ее. Майра внимательно изучала лицо мужа, стараясь увидеть в его выражении признаки коварной игры. Однако ни в его глазах, ни в искренней улыбке она не заметила ни малейших признаков хитрости. Она облегченно вздохнула и сказала со свойственной ей дерзостью:
– Не странно ли то, что ты говоришь другу: «Позаботьтесь о моей жене, пока меня здесь не будет»? Право же, я прекрасно обойдусь без помощи майора Флинна.
Брэд рассмеялся:
– Ты все еще злишься на этого беднягу? Что он тебе сделал?
Майра только пожала плечами и молча отвернулась.
В то же утро Брэд отбыл в Тяньцзинь, а майор Флинн появился в их апартаментах вскоре после полудня. Майра сидела на небольшой передней веранде, напоминавшей ей их бунгало в форте Хемпстед. Веранда была затенена трельяжем из зелени, она вся была обвита каким-то неизвестным растением с мелкими желтыми цветами, пахнувшими, как жимолость.
– Подумал, что следует вас навестить и узнать, не могу ли я оказать вам какую-нибудь услугу.
Он снял свой шлем и нерешительно остановился у нижней ступеньки крыльца.
Майра положила шитье и теперь смотрела на него глазами, потемневшими от гнева.
– Вы специально выбрали столь двусмысленную фразу? Вы имеете в виду ту «услугу», которую жеребец оказывает кобыле?
– О, Майра! – Его лицо побагровело. – Поверьте, у меня вовсе не было такого намерения.
Он вытер рукавом внезапно покрывшийся испариной лоб.
– Меня это тоже угнетает. Я чувствую себя таким негодяем. Я хочу сказать, после того теплого приема, который оказал мне Брэд.
Он упрямо вздернул подбородок.
– Могу вам сказать одно: я способен жить с этим чувством вины и презрения к самому себе потому, что я не жалею о случившемся. Это воспоминание я буду лелеять всю свою жизнь.
Майру тронула нотка искренности, которую она расслышала в его тоне.
– Ладно, садитесь. Я скажу мальчику-слуге, чтобы он приготовил нам чай. Сейчас вернусь.
Майра встала и прошла в кухню, где Ким протирал и полировал плиту. Когда она вернулась, Флинн сидел на ратановом стуле с отрешенным и потерянным видом.
– Приободритесь, Шон. Бессмысленно горевать о том, что произошло.
Он поднял голову и мрачно посмотрел на нее.
– Нет, вы не понимаете. Я бы не отказался от того, что было между нами, за все золото мира, за весь чай Китая. – Он потянулся к ней и взял ее руку. – Не отрицайте, любовь моя, вы ведь испытали такое же наслаждение, как я.
– Я и не собираюсь это отрицать, – ответила она твердо. – Но больше это никогда не повторится.
Он крепче сжал ее руку.
– Почему же не повторится, Майра? Вы чувственная, живая женщина, и я совершенно уверен, что Брэд не удовлетворяет вас в постели.
– Брэд – искусный любовник, а иначе я не вышла бы за него.
– Возможно, так и было когда-то, но теперь у него не хватает времени, чтобы как следует выполнять свои супружеские обязанности. Да и как бы он мог это делать? Он постоянно занят делами, постоянно пропадает в Запретном городе, а теперь на пути в Тяньцзинь, и, возможно, вы не увидите его неделю, а то и больше.
Майра не могла возражать. Это было правдой. Брэд был слишком занят делами и поглощен своими честолюбивыми замыслами. Она не могла приписать свою растущую неудовлетворенность браком тому, что произошло между нею и Флинном. Семена этой неудовлетворенности были посеяны еще год назад. Флинн поднялся с места и, прежде чем она успела его остановить, заключил ее в объятия. Она попыталась высвободиться.
– Вы с ума сошли? Ким сейчас принесет нам чай.
– Это не займет больше минуты.
Он страстно поцеловал ее, его язык проник в ее рот. Поцелуй не затянулся. Он тотчас же выпустил ее из объятий.
Потрясенная, Майра прикоснулась к своим губам, все еще горячим и влажным после его поцелуя, все еще чувствовавшим его. Она ощутила, как чресла ее отозвались на этот поцелуй медленно нарастающим желанием, которое она была бессильна подавить.
– Ну? – спросил он тихо. – Ведь вы чувствуете то же, что и я. Майра, дорогая, я никогда не питал таких чувств ни к одной женщине! Первый раз в жизни я полюбил.
– Это абсурд, Шон. Это всего лишь физическое влечение, и только. – Она твердо встретила его взгляд. – Нет, я не стану отрицать, что испытываю к вам физическое притяжение, желание, но ведь это не имеет ничего общего с любовью.
– Вы любите Брэда?
– Конечно, люблю. Он мой муж.
– Это ничего не значит. Любовь и муж не одно и то же. Вы всегда его любили?
Она задумалась, стараясь ответить честно и подбирая подходящие слова.
– Пожалуй, в начале нашего знакомства… нет… Я находила его самодовольным, наглым юнцом, слишком любящим себя и слишком упоенным своей способностью нравиться женщинам.
Флинн улыбнулся.
– Ведь ваше первое впечатление обо мне было точно таким же? Верно?
Майра была застигнута врасплох.
– Никогда не задумывалась об этом, но, пожалуй, вы правы. Вы очень похожи с ним.
– Нет, мы как день и ночь. Внутренне мы с Брэдом совсем не похожи. Это только фасад. Я не испытываю ничего, кроме презрения, к его маниакальному честолюбию. Я не стремлюсь стать лидером, стать средоточием власти. Единственное, к чему я стремлюсь, это отслужить положенный срок, уйти со службы, поселиться на каком-нибудь уединенном ирландском озере с женщиной вроде вас и там провести остаток моей жизни, стараясь сделать счастливой любимую.
Он говорил так пылко и трогательно, что в горле у нее встал комок.
– Прекрасное чувство, – сказала она задумчиво, – но вы забыли кое о чем. Одной из черт Брэда, подкупившей меня, было как раз его честолюбие. Видите ли, я сама честолюбива, а жизнь на уединенном ирландском озере не для меня.
– В таком случае и я стану честолюбивым, – возразил он непринужденно, и его руки взметнулись вверх, – но мое честолюбие никогда не станет таким, чтобы я пренебрег вами.
Она уставилась на него:
– Мною? О чем вы, черт возьми, толкуете?
– То, что я говорил о девушке вроде вас, неправда! Я хочу жить с вами, Майра! Я хочу, чтобы мы были вдвоем – вы и я, только мы!
– Шон, пора прекратить этот глупый разговор. Все это звучит по-детски. Я замужняя женщина.
– Возможно, по закону вы принадлежите Брэду, но в глазах Всемогущего Господа вы моя. Сердцем и душой мы принадлежим друг другу. Есть ведь древнегреческий миф о том, что когда-то, в начале времен, существовал только один пол и живые существа воспроизводили себе подобных. Потом Господь разделил их на мужских и женских особей и, перемешав, рассеял по свету. Он решил, что они должны странствовать, блуждать по земле, пока не найдут свою утраченную половину, мужчину или женщину, которые окажутся подходящими им во всех отношениях. – Он улыбнулся и взял обе ее руки в свои. – Вы и я наконец-то нашлись.
При звуке шагов Кима в холле они отпрянули друг от друга. Ким подал им чай и поклонился Майре:
– Мадам… у нас с Лотос к вам большая просьба… В Тонлонгском храме на холме сегодня праздничное богослужение в честь дня рождения Будды. Если вы разрешите нам уйти на закате и посетить храм, мы будем вам очень признательны.
– Разумеется, Ким. Откровенно говоря, вы можете уйти и раньше, до заката. Вы мне не понадобитесь до завтрашнего утра.
– Мы так вам благодарны, мадам.
Он снова поклонился и ушел в дом.
Майра разливала чай, чувствуя жадный взгляд Флинна, не спускавшего глаз с ее груди, пока она наклонялась над столом. На ней был восточный костюм – нечто вроде кафтана ослепительно ярких цветов, коричневого, золотистого и малинового с мягко струящейся волнистыми складками ниспадающей юбкой и глубоким V-образным декольте. Она села и тщательно расправила одежду на груди.
– Отчего вы покраснели? – спросил он.
Она почувствовала, что лицо ее запылало еще сильнее.
– Я не краснею, – огрызнулась она, – и перестаньте пожирать меня своими голодными глазами.
– Ничего постыдного в моем взгляде нет. Он выражает только любовь, хотя та, кого любят, должна понимать, что любовь и желание нераздельны.
– Может быть, поговорим о чем-нибудь другом?
– Ваши слуги уйдут на ночь, и вы останетесь одна.
– Не может быть, чтобы вы говорили серьезно. Это совершенно исключено.
– Если вас это успокоит, я могу вломиться в вашу спальню под покровом ночи, как и в прошлый раз.
– Думаю, вам сейчас лучше уйти, Шон. У меня страшно болит голова.
– Как скажете.
Он поднялся и надел шлем. Спускаясь по ступенькам, он обернулся и сказал:
– Если передумаете, оставьте дверь открытой, когда пойдете спать.
Нервы Майры были напряжены до предела, а тело так щипало, будто ее отстегали крапивой. Холодная ванна ей не помогла. Прикосновение к коже пушистого халата только подстегивало ее возбуждение, вызывая дрожь, пронизывавшую ее грудь и ягодицы и отдававшуюся внизу живота.
Ей приходилось читать о женщинах-нимфоманках, помешанных на сексе. Неужели и она такая же, как они? Нет, возражала она себе, она нормальная, здоровая, страстная женщина, в последнее время заброшенная слишком занятым мужем. Ее общее состояние, ощущение потерянности и подавленности были вполне объяснимы.
Майра поужинала остатками пирога с говядиной и почками, потом устроилась на веранде и принялась смотреть, как ночная темнота наползает на поселок. Это была сухая и чистая темнота, вызывавшая у многих жителей колонии желание неспешно прогуляться. Кое-кто из них останавливался у крыльца поболтать и посплетничать с Майрой. Неподалеку оказались американский посланник с женой.
– Чувствуете себя одиноко, когда полковник в Тяньцзине, да? – спросил посланник.
– Немножко. Но несколько дней смогу потерпеть. Как вы думаете, долго Брэд там пробудет? – спросила она.
Посланник, казалось, удивился ее вопросу:
– Но я знаю об этом не больше вас.
– Прошу прощения?
– Дело в том, что он уехал туда не по официальному поручению. Он попросил отпуск на несколько дней, чтобы уладить кое-какие личные дела.
Внезапно ее собеседник закашлялся, затем сказал:
– Приятно было побеседовать с вами, миссис Тэйлор. Право же, нам пора. И привет, как говорят наши британские друзья.
Он и его жена торопливо удалились.
– Мой дорогой, как ты мог? – зашипела на посланника жена, когда они оказались достаточно далеко от дома, чтобы Майра не могла их услышать. – По личным делам! Ляпнул – нечего сказать! Наверняка «личные дела» имеют отношение к этой маленькой китайской шлюшке. Голову даю на отсечение!
– Придержи язык! Если какой-нибудь китайский шпион услышит, что ты называешь царственную особу шлюшкой, нам с тобой придется отбыть на следующем корабле. – В его голосе прозвучала нотка подлинного беспокойства: – Я ведь предупреждал полковника Тэйлора, что его связь с принцессой, племянницей вдовствующей императрицы, не вызовет восторга у многих придворных. Конечно, у него множество могущественных друзей, включая и саму императрицу. Но нрав императрицы известен всем: она непредсказуема и переменчива. Если ей донесут, что дружба между ее племянницей и полковником Тэйлором переросла в нечто большее, что их отношения не носят платонического характера, наш славный полковник может навлечь на себя большие-пребольшие неприятности. Я хочу сказать, что связь принцессы с обычным незнатным человеком, тем более человеком с Запада, может быть сочтена нетерпимой и даже преступной.
Майра была совершенно выбита из колеи этим разговором. Должно быть, посланник ошибся. Какие личные дела могли быть у Брэда в Тяньцзине? Могло ли быть так, что он решил еще более упрочить свое положение и способствовать своей карьере, завязав отношения с влиятельными китайскими чиновниками? Нет, такого быть не могло! Зачем ему было налаживать связи с провинциальными мандаринами в Тяньцзине, когда у него и так были прочные связи с влиятельными при дворе людьми здесь, в Пекине, в Запретном городе, включая… включая… И вдруг все элементы загадки встали на место, как буквы в разгаданной анаграмме! Дружба Брэда с племянницей императрицы! И действительно, как-то Брэд упомянул, что у Сунь Ин был дворец в Тяньцзине. Она с пугающей ясностью вспомнила о его флирте с Шарлоттой Коллинз в Вашингтоне, когда он стремился снискать расположение влиятельных чиновников из министерства иностранных дел. Вне всякого сомнения, его отношения с Сунь Ин были повторением его связи с Шарлоттой.
– Ах ты, аморальный, лицемерный, бесчувственный негодяй! – сказала она вслух.
Ее гнев быстро прошел. Брэд был Брэдом. Он никогда не изменится, не больше, чем леопард, который захотел бы избавиться от пятен. Она должна стоять на твердой почве, быть реалисткой. С этими мыслями она поднялась со ступенек крыльца и вернулась в дом. Поднимаясь по лестнице, Майра приостановилась, с минуту постояла, все еще погруженная в раздумье. Потом медленно вернулась вниз. Улыбаясь и прекрасно отдавая себе отчет в том, что делает, она сняла болт с входной двери.
Глава 15
Она зажгла свечу на столике возле кровати, легла в постель обнаженной и лежала в полной тишине, уставившись на блики, отбрасываемые горящей свечой на потолок. Она хотела надеяться, что Флинн не придет, но в душе изнывала от желания и страсти к нему. Теперь вопрос ее неверности отпал сам собой. Ее сердцебиение участилось, когда она услышала скрип шагов на лестнице, потом ночной гость пересек коридор, остановился у двери, оставшейся слегка приоткрытой. Он толкнул дверь и вошел. С постели она видела темную фигуру: тусклый свет свечи оставлял большую часть комнаты в полумраке.
– Шон, – позвала Майра дрогнувшим голосом.
– Я уже был готов повернуть назад и уйти, когда добрался до двери, – сказал он.
– Почему?
– Испугался, что она окажется запертой, а это означало бы, что вы решили раз и навсегда отвергнуть меня.
Она протянула руки навстречу ему.
– Я все решила. Это верно. Больше я не заблуждаюсь в отношении святости своего брака. Скажите мне правду, Шон, вы знали о Брэде и этой китаянке, племяннице императрицы?
Он тяжело опустился на край кровати, пытаясь избежать ее вопрошающего взгляда, отводя глаза и задумчиво потирая подбородок – губы его были сжаты.
– В чем дело? – спросила она. – Проглотили язык?
Рука его переместилась с подбородка на затылок.
– Мне трудно вам ответить, Майра. Есть кодекс офицерской чести. У нас не принято сплетничать о своем брате.
– Что за ребячество? Что за чепуха? Вы уже переспали с его женой, а теперь валяете дурака и не хотите дать ответа на простой вопрос. Послушайте, мой мальчик, вы должны быть преданны мне, а не Брэду. Кроме того, я уже знаю правду. Все, что мне требуется, – это подтверждение.
Он взглянул ей в глаза и со вздохом ответил:
– Да… это так. Я это знал с самого своего приезда, с той первой ночи. Брэд не отличается скромностью, когда выпьет. Он хотел произвести на меня впечатление, рассказав о своих влиятельных друзьях в святая святых империи. Сунь Ин – весьма красивая женщина, не говоря уже о ее титуле и положении. Да, у Брэда пламенный роман с ней. И сейчас он в ее летней резиденции, в Тяньцзине.
– Я так и думала… Но теперь это не важно. Давайте-ка перейдем к нашим делам. Сегодня я в особенно игривом настроении. Снимите одежду.
Дыхание Майры участилось, когда Шон снял китель и рубашку. Трепетное пламя свечи отбрасывало блики на его мускулистую грудь и бицепсы. Она облизнула губы, когда он сбросил на пол остальную одежду. При виде его отвердевшего направленного на нее органа, подобного обелиску, воздвигнутому в честь страсти, у нее перехватило дыхание. Она протянула к нему руки и нежно привлекла его к себе.
– Сегодня, дорогой, я очень хочу доставить вам радость. Лягте на спину и расслабьтесь.
Она встала на колени возле него, а он, будто загипнотизированный ее красотой, смотрел на нее. Ее губы раскрылись и захватили его мужское естество.
– Господи! – застонал он, охваченный восторгом, когда ее веером рассыпавшиеся по плечам волосы окутали его бедра и живот. Она была похожа на верховную жрицу, приносящую дары богу Эросу. Тело его сотрясалось от спазм такой силы, каких он не испытывал никогда в жизни, и потом он остался лежать, обессиленный и почти опустошенный, как никогда прежде.
Майра подняла голову:
– Я угодила тебе, мой дорогой?
Все еще не оправившись от пережитого почти священного восторга, он закатил глаза так, что зрачков почти не стало видно. Да, их любовь была священна. Она любила его так же, как он ее. Он в этом уже не сомневался.
– А теперь я доставлю удовольствие тебе.
Он сел на постели и обнял ее за плечи, потом заставил лечь рядом. Он осыпал поцелуями ее лицо, шею, грудь, живот, бедра. Но когда его рот отыскал сладостную сердцевину ее женственности, она его остановила:
– Нет, мой дорогой, не сейчас.
Флинн был изумлен.
– Почему? – спросил он.
Она улыбнулась и провела рукой по его щеке.
– Иногда мужчина или женщина должны свободно и без задних мыслей отдаться друг другу только для того, чтобы доставить наслаждение, ради высокой радости давать радость, не требуя ничего взамен. Это чистый, лишенный себялюбия акт. Не могу описать удовлетворение, которое испытываю оттого, что доставила тебе радость. Понимаешь?
Он снова лег и обнял ее.
– Да, моя сладкая.
Они молча ласкали друг друга. Наконец он спросил ее:
– Когда должны вернуться слуги?
– Они отпущены до утра. Они останутся ночевать у друзей, живущих недалеко от храма, чтобы можно было посетить службу еще и на рассвете.
– А как насчет детей?
– Они проводят выходные в христианской миссии.
– Майра…
Его волнение передалось ей.
– Через две недели я отправляюсь в Индию. Сегодня я получу особое задание.
Она приникла к нему со всей страстью, на какую была способна.
– О мой дорогой, жизнь здесь без тебя станет невыносимой.
– Я не смогу жить без тебя, Майра, особенно после сегодняшней ночи. Ты должна оставить Брэда и уехать со мной в Индию.
Слезы затуманили ее глаза.
– Шон, о, Шон, если бы жизнь была такой простой! Если бы мы были жаворонками, парящими свободно, поднимаемые потоками воздуха! Но мы прикованы, привязаны к земле. Мы пускаем в нее корни. Теперь я понимаю, что моя любовь к тебе глубже, чем то чувство, которое я питала к Брэду. И все же он мой муж. Он отец моих детей. Клянусь, что так же, как я люблю тебя, я люблю тех, кто произошел от моей плоти и крови, и я готова пожертвовать всем, даже тобой, ради них. Они выросли из моего тела, из моего лона. Я вскормила их грудью. Нет, Шон, наша любовь кратка. Она как падающая звезда, как метеор, ослепительной вспышкой мелькнувший на темном небе и исчезнувший так же быстро, как появился.
– Да, думаю, ты все это высказала достаточно ясно и точно.
Он вздохнул, потом приподнялся на локте и пристально посмотрел ей в глаза.
– Только одно, дорогая: у меня почему-то такое чувство, что наступит день, когда мы с тобой будем вместе и останемся вместе навсегда. Я чувствую это нутром, каким-то инстинктом. Не могу сказать, как, где или когда, но нам суждено соединиться. Это неизбежно.
Она улыбнулась и обвила руками его шею.
– А до того, как наступит этот день, сделаем все возможное, чтобы использовать наилучшим образом то короткое время, которое нам еще осталось до того, как ты отправишься в Индию. Люби меня, мой дорогой, покажи, что обожаешь каждый дюйм моего тела, покажи это, как умеешь – руками, губами, глазами и вот этим.
Она обхватила рукой его обмякший орган и ласковым поглаживанием пробудила к жизни.
До рассвета их соитие повторялось четыре раза, каждый раз сменяясь передышками, когда они погружались в блаженный сон, не размыкая объятий. После того, как это произошло в последний раз, Майра предостерегла его:
– Пожалуй, тебе лучше уйти, пока темно, любовь моя, и тебя никто не увидит.
Флинн оделся и снова обнял ее – в последний раз.
– Ты знаешь, этот греческий миф говорит правду. Расставаясь с тобой, я оставляю частицу себя.
Ее ответная улыбка была невеселой.
– Должно быть, это было придумано лучшей из двух половин.
– Ты и есть лучшая половина нашего единства.
Она покачала головой:
– Нет, не согласна. Для меня лучшая половина ты… и я все еще не могу поверить в случившееся. Всего за несколько недель моя неприязнь к тебе претерпела немыслимую метаморфозу. Теперь я люблю тебя всем сердцем… Доброй ночи, мой возлюбленный.
Она спустилась вниз вместе с ним и выпустила его через парадную дверь. Остановилась в двери, глядя ему вслед, пока он не исчез в ночи. На востоке уже прорисовывалась тонкая волнистая серебристая линия – очертания горных цепей. Это было предвестием рассвета.
Майра крепко спала, когда Лотос вошла в ее спальню. Девушка приблизилась к кровати и мягко встряхнула ее.
– Мадам, там пришел гость. Вас хотят видеть. Это американский посланник.
Майра села на постели и руками пригладила волосы. Все еще не стряхнувшая с себя остатки сна, не вполне проснувшаяся, она протирала глаза и тряхнула головой, пытаясь избавиться от паутины, окутавшей ее мозг.
– Американский посланник, – сказала она сонным голосом. – Чего он, ради всего святого, хочет?
Внезапно разум и ясность мысли вернулись к ней, будто ей плеснули в лицо ледяной воды, а сердце сжалось.
– Подай мне пеньюар, Лотос.
Она торопливо провела щеткой по волосам, стараясь привести себя в порядок перед встречей с гостем. Он ходил по комнате взад и вперед, как лев по клетке, и, увидев его лицо, она поняла, что худшие ее опасения подтвердились. Никогда не видела она этого постоянно веселого и жизнерадостного человека таким серьезным.
– Миссис Тэйлор… – сказал он, подойдя к ней, – нет ли здесь места, где мы могли бы поговорить без помех и конфиденциально?
– Конечно. В кабинете Брэда.
Сердце ее отчаянно билось, и ей казалось, что оно ударяется о ребра… Она повела его через коридор в маленькую каморку, где Брэд держал книги и официальные документы. Майра села за письменный стол и сделала посланнику знак сесть на единственное обитое кожей кресло возле стола.
Он сел на краешек кресла, обхватив руками свои рыхлые колени. Он открыл рот, закрыл его, облизал пересохшие губы, снова открыл рот, кашлянул и наконец сказал:
– Миссис Тэйлор, я принес вам очень скверную новость. Соберитесь с силами, мадам, чтобы приготовиться к ужасному потрясению.
Майра была ошарашена. Конечно, ее бы не удивило, если бы ей попеняли тем, что она провела ночь с Флинном. Но она жестоко ошиблась, неверно оценив причину визита посланника.
– Миссис Тэйлор, ваш муж… полковник Тэйлор… арестован китайской полицией в Тяньцзине.
Она покачнулась, как от удара.
– Брэд арестован? Но это, должно быть, ошибка. С какой стати китайской полиции арестовывать моего мужа?
Он не мог посмотреть ей в глаза прямо. Печально покачав головой, посланник объяснил:
– Полковник Тэйлор был арестован по прямому приказу ее величества вдовствующей императрицы.
Она не могла в это поверить. Старая императрица благоволила к Брэду больше, чем к любому другому иностранцу в Пекине.
– А по какой причине?
Посланник, казалось, съежился и стал меньше ростом, не в силах совладать со своим смущением.
– Мне нелегко это сообщить вам, мадам, но дело в том, что уже в течение некоторого времени у полковника Тэйлора была тайная связь с племянницей вдовствующей императрицы Сунь Ин. Прошлой ночью тайная китайская военная полиция застала их вместе в спальне летнего дворца Сунь Ин в Тяньцзине.
Майра не знала, что ответить. Посланник наклонился к ней и протянул руку, стараясь успокоить ее.
– Я понимаю, миссис Тэйлор, что для вас это ужасный удар. Я выражаю вам свое искреннее сочувствие…
– Что будет с Брэдом? – перебила она его.
Он вскинул руки беспомощным жестом.
– Откровенно говоря, я понятия не имею. Его преступление, то есть то, что у него была связь с принцессой правящей династии… считается очень серьезным. – Он, казалось, на глазах побледнел и осунулся. Голос его теперь звучал глухо. – Его могут даже казнить.
