Текст книги "Магия остролиста"

Автор книги: Стеф Энн Холм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

– Да, – прошептала она в ответ, глядя ему в лицо. – Я пойду с тобой.

Она встала со стула и плотнее закуталась в шаль. Перед тем как встать, она взяла его шляпу и надела себе на голову. Джон взял ее под руку, и они спустились по широкой улице к пляжу.

Музыканты остались позади, а мелодия полетела вслед за Джоном и Изабель. Ночь брала их в свои бархатистые объятия. Ямки следов на песке наполнялись водой, как только их покидала нога. Они шли вдоль океана, держась за руки.

Луна в иссиня-черном небе была подобна апельсиновой дольке или загадочному профилю. Тонкие перышки облаков рисовали на нем рот и глаза и тут же уплывали, влекомые ветром, отчего выражение постоянно менялось – то тихая радость, то легкая грусть…

Джон и Изабель сидели на одеяле, слушая, как волны накатывают на берег и бегут назад. Изабель редко доводилось слышать этот любимый ею звук – нежный ритмичный плеск, который наполнял душу покоем.

– Ты часто ходила на берег, когда жила в Лос-Анджелесе? – спросил Джон, как бы угадав ее мысли, и покрепче обнял за плечи.

– Ну не так часто, как мне бы хотелось. Я помню, у меня постоянно не хватало времени. – Она положила голову ему на плечо. – Мне всегда приходится догонять его, время. Вот и сейчас оно от нас убегает – совсем немного осталось.

Говоря это, она имела в виду, что конкурс близится к концу, но в каком-то смысле для них двоих это утверждение приобретало дополнительный, более важный смысл – что вот-вот наступит момент, когда решится дальнейшая судьба их отношений – решится так или иначе. Конкурс пройдет, что будет дальше?

Она не хотела думать про Рождество.

Ничто не имело значения, кроме сегодняшней ночи, в которую Джон все так прекрасно устроил для нее: ужин, танцы, океан и луна.

Он нашел укромное местечко среди дюн, поросших латуком, и устроил здесь уютный уголок для двоих. Живая изгородь из кустов мальвы служила защитой от ветра, а фосфоресцировавшие в ночи всеми оттенками розового цветы издавали аромат, который, смешивался с соленым дыханием моря.

Изабель чувствовала комфорт и уверенность, сидя рядом с Джоном. Рука, которой он прижимал ее к себе, была такой сильной и заботливой. Изабель не знала лучших минут в своей жизни. Ах, только бы эта ночь длилась вечно! Ей хотелось вырвать из времени мгновения, которым память отвела бы самое почетное место в своей сокровищнице.

Большим пальцем руки, которую Джон держал в своей, она водила по плотной и шершавой, как войлок, коже его костяшек. Невозможно было пренебречь этим невиннейшим из удовольствий. Свободной рукой он повернул ее лицо к себе.

– Изабель…

Вместе с поцелуем она ощутила на губах свое имя.

Их губы играли и танцевали друг с другом, так же плавно и легко, как недавно сами они двигались под музыку, – танец? поцелуя. Ей это было так нужно. Она только сейчас поняла насколько.

Их пальцы разомкнулись, чтобы отправиться в чудесное путешествие.

Держа его лицо в ладонях, она рассказывала ему поцелуями все то, чем полнилось ее сердце, но не могли передать слова. Он приподнял ее ноги, положил их к себе на колени и придвинул ее ближе.

Поцелуй заключал в себе целую историю чувства. В этот небольшой отрезок времени она получила больше любви, чем за всю свою жизнь. Ей было понятно его желание, потому что она испытывала то же самое. Они не уступали друг другу по силе страсти.

Изабель хотела отдать ему всю себя без остатка; клятвы были им ни к чему. Здесь, в скрытом от мира пристанище, никто никого не осудит.

Джон провел пальцами от ее плеча вниз, вдоль линии ее груди. Когда кончики пальцев коснулись тугого бутона под тонкой материей блузки, поцелуй изменился. Он кружил голову и будоражил кровь, он взывал к откровенности, о которой раньше она боялась и думать, о тех тайных мечтах и желаниях, что рассказывали друг другу девушки в «Бутоне», о том, чего она никогда в жизни не пробовала.

Не прекращая поцелуя, они легли на одеяло лицом друг к другу. Неторопливые ласки длились до тех пор, пока Изабель не почувствовала себя слабеющей от охватившего ее любовного томления.

Джон поднял голову. Луна скупо освещала его лицо.

– Изабель… ты хочешь…

Она приложила палец к его губам, заставив замолчать.

– Хочу. Не надо больше слов.

Волны с шумом дробились о берег, но Изабель едва могла расслышать их плеск за громкими ударами своего сердца. Одежды были сброшены, и обнаженные тела воспламенялись от ласк и поцелуев. Руки сплелись. Губы продолжали свой танец. Каждое прикосновение дарило неземное блаженство.

Джон возбудил ее чувства до предела. Ноги их сплелись, тела слились в единое целое. Изабель задохнулась от ворвавшегося в нее сладостного восторга. Фонтан неведомого и совершенного наслаждения взорвался внутри ее. Она жила каждой клеточкой своего тела, тонула в нежности и ласках.

Джон познавал ее плавными, мерными движениями своего мощного тела, достигая самых глубоких тайн. Изабель все плотнее льнула к нему и поднималась ему навстречу. Она смотрела в его лицо, схватывая одним взглядом все черты: напряженный рот, в котором отразилось контролирующее усилие воли, раздувающиеся ноздри, затуманенный страстью взор.

Он продолжал равномерные движения до того момента, когда Изабель уже не могла сдержать конвульсивную дрожь. Капитуляция произошла неожиданно и лишила ее воли, нестерпимый наплыв блаженства захлестнул ее. Джон соединился с ней в сладостном экстазе, его горячее, прерывистое дыхание обожгло ее кожу.

Чуть живая от счастья, Изабель обвила руками его шею.

Пожар полыхал в ее сердце. Как просто сказать эти три слова: я люблю тебя. Но в момент страсти это были бы пустые, ничего не значащие звуки. Поэтому она промолчала, предоставив поведать ему о своей любви слезам, хлынувшим вдруг из глаз.

Глава 7

Джон въезжал на двор Изабель, ведя за собой на веревке вьючного мула. Когда высокие травы расступились перед ним, он увидел хижину и хозяйку. Она стояла на крыльце с чашкой белой краски в руках и по трафарету рисовала на оконном стекле снежинки. Джон любовался сзади ее прекрасной фигурой, оставаясь незамеченным.

Собранные на затылке в узел мягкие черные волосы серпантином ниспадали ей на спину. В его памяти ожили те бесценные мгновения, когда он держал в пальцах ускользающие локоны, трогал шелковистую кожу, целовал ее, сжимая в своих объятиях.

В тот день они возвратились в город к полудню, привезя с собой корзины, полные ягод. Они собрали бы еще больше, если бы провели ночь за работой, а не предаваясь любви. Время, проведенное с Изабель на побережье Вентуры, было самым дорогим в его жизни временем. Он хотел сказать ей об этом, но сдержался. Признать истину всегда было ему непросто.

Она доверила ему себя так беззаветно, и оставалось только надеяться, что сожаление не омрачило ее душу. Что до него, то о сожалении не могло быть и речи. Но вместе с тем Джон не хотел продолжать их сексуальные отношения. Это было бы нечестно по отношению к ним обоим, и, конечно, он боялся, что Изабель будет думать, будто это все, что ему от нее нужно.

У нее уже однажды была семья, домашний очаг, но не с таким мужчиной, какой ей был нужен. Джон мог бы показать ей, что такое настоящий брак, если, конечно, она позволит ему.

Но в его голове беспрестанно звучал один и тот же вопрос, заставлявший его молчать. Как она поведет себя, если он признается ей в любви. Страх, что она оставит его, ввергал его в нерешительность.

Изабель обернулась на стук копыт и, увидев его, улыбнулась.

– Привет.

Он улыбнулся ей в ответ, остановился и спешился.

Что вез на себе вьючный мул, невозможно было сохранить в тайне, поэтому Джон просто подошел и напрямик выложил все, что имел сказать по поводу небольшой елочки, за которой проскакал сегодня два часа. Сейчас он чувствовал ужасную неловкость, беспокоясь, как бы подарок не показался Изабель слишком уж претенциозным.

– Изабель… – Он сдернул с головы свой стетсон и сунул его под мышку. – Я видел в окно, у тебя нет рождественской елки. Вот я привез тебе одну.

– Ах! – Изабель бросила кисть и сошла по ступенькам вниз взглянуть на подарок. Подойдя к мулу, она протянула руку и провела ладонью по зелено-голубым иголкам. В глазах ее светилась искренняя благодарность, когда она повернулась к Джону. – Какой замечательный сюрприз! Спасибо тебе.

Он разозлился на себя, почувствовав, как жар приливает к шее. Проклятие!

– Останься со мной, мы ее вместе украсим.

– Хорошо.

Джону потребовалось совсем немного времени, чтобы установить елку в передней комнате, которая оказалась довольно просторной. Хижина делилась на две половины: большое жилое помещение с кухней и спальня справа от нее, в которой он увидел простую деревянную кровать, покрытую пестрым лоскутным одеялом. Он поймал себя на мысли о том, как хорошо было бы просыпаться на этой кровати рядом с Изабель.

Сквозь широко распахнутую дверь в комнату врывались солнечные лучи. Джон поставил елку вертикально в ведре и навалил камней, чтобы закрепить ее в этом положении. В камнях недостатка не было – они валялись по всему двору. Джон заметил, что Изабель использует их для украшения дорожки, ведущей к дому, и цветочных клумб.

Он налил в ведро воды и слегка пошатнул елку, чтобы убедиться в надежности конструкции. Затем встал с корточек и объявил:

– Готово. Можно развешивать побрякушки.

Изабель достала из пыльной коробки бумажную гирлянду с белыми ангелочками и снежинками. Боясь, как бы не испортить хрупкое украшение, она с осторожностью протянула Джону один конец.

– Ты стой на месте, а я пойду кругами вокруг елки. Он чувствовал себя немного глупо, старался и не мог припомнить, когда еще в своей жизни вешал гирлянды на елку или по крайней мере не считал это дурацким времяпрепровождением.

– Повесь свой конец вот сюда.

Последний ангел разместился на самой макушке, и дело было сделано. Джон отступил на шаг и присмотрелся к фигуркам.

– Кто их вырезал?

– Я, – гордо сказала Изабель. – Мне было четырнадцать. У мамы родилась идея, она предложила нам с Кейт попробовать, мы сели за стол и принялись вырезать. – Она поправила гирлянду в нескольких местах. – Ну а ты? Вы с братом делали елочные украшения?

Джон пошевелил бровями в раздумье.

– Нет. Мы с Томом были очень разными. Мы и сейчас то редко друг от друга весточки получаем.

– Да, понимаю. Мне тоже надо почаще писать сестре. Может, в новом году будем больше интересоваться родней?

– Может быть. – Только обращение к брату всегда приводило к денежному заему, которых и так скопилось чертова прорва. Поэтому Джон и писал так редко. Он не хотел влезать в долги, которые вряд ли будет способен когда-либо вернуть.

Чувствуя себя виноватым и желая сказать про брата что-нибудь лестное, он добавил:

– У Тома спортивный магазин в Гармони, штат Монтана. Он лихо заправляет своими делами. Продает охотничье снаряжение. Только для гольфа ничего нет. Тому эта игра никогда не была по душе.

– Откуда ты знаешь эту игру – гольф?

– Ну, – он переступил с ноги на ногу, – я знал одного скотовода. – Джон не упомянул, что воровал у него телят в те злополучные времена, когда жил в Техасе. – Он был ужасно богатый, какой-то там барон или магнат. Так вот он любил играть в гольф на пастбище. И меня научил. – Когда однажды Джон был пойман с поличным, барон не отдал его в руки шерифа, но приказал в течение года отрабатывать на ферме стоимость украденных животных. Джону тогда пришлось туговато, но это привило ему чувство ответственности за свои поступки, которого в нем не воспитали дома.

Видя, что Изабель выдирает пушистые хлопья из клубка белой шерсти, Джон поспешил переменить тему.

– А это что?

– Снег понарошку. На, можешь повесить на елку несколько снежинок. – Она положила в его ладонь горсть шерстяных клочков, пальцы их на мгновение соприкоснулись, и в нем вспыхнуло желание сжать Изабель в объятиях и поцеловать.

Но Джон даже не шелохнулся – настолько ему было хорошо наблюдать ее за этим несерьезным занятием и слушать, как она мурлычет себе под нос мелодию какой-то рождественской песни.

В этот миг воображение рисовало ему бесконечную вереницу праздников, которые они могли бы отмечать вместе из года в год до самой смерти. Вот они украшают дом и елку, зажигают свечи на ветках, и запах хвои разносится по всей комнате. Наступает утро, и оба бегут к окошку, чтобы поскорее развернуть обертку и достать подарки, выбранные ими друг для друга с вниманием и любовью задолго до праздника. Может быть, они даже заведут малыша, который будет резвиться рядышком…

Джон встряхнул головой и глубоко вздохнул. Какие сладкие мечты, как хочется в них поверить!

– А теперь нам понадобится вот это, – сказала Изабель, возвращая его к реальности. Пальцем она указывала на коробку позади него.

Джон повернулся и вытащил из коробки россыпь блестящих звезд, вырезанных из жести консервных банок. Когда звезды были развешаны, Изабель подошла к кухонной стойке и достала бусы из жареных кукурузных зерен и сушеных абрикосов.

– Я думала повесить их над крыльцом, но потом вспомнила Про птиц. Так что затею пришлось оставить. Но теперь у меня есть елка. Повесь, пожалуйста, на нее.

Он выполнил ее просьбу, позаботившись о том, чтобы распределить бусы равномерно по всему дереву. Наконец они привязали проволокой маленькие оловянные подсвечники и заправили в них свечи.

Покончив со всеми приготовлениями, они вместе отошли полюбоваться на свое произведение, и Джон положил руку ей на плечо.

– Ух ты, – вздохнула Изабель восхищенно. – По-моему, очень красивая елочка. А ты как думаешь?

Он не мог отвести взгляд от этой женщины, которая стояла рядом с ним.

– По-моему, это ты очень красивая, Изабель.

Он взял ее за плечи, притянул к себе и поцеловал. Разомлев в его объятиях, она проговорила, касаясь губами его губ:

– Сегодня ночью, когда закончится конкурс, мы с тобой вместе зажжем свечи.

– Вместе. – Слово превратилось в поцелуй, которым, как печатью, было скреплено данное обещание.

Старушка луна, улыбаясь, взирала на толпу, собравшуюся в полночь у дома Беллами Никлауса. Дом производил впечатление гигантского имбирного пряника. Часы отсчитали двенадцать ударов, которые показались Изабель двенадцатью столетиями. Она стояла рядом с Джоном и то и дело кусала губы от нетерпения или приподнималась на цыпочки в надежде увидеть Беллами в окнах фасада.

Все сдали ему свои ягоды, и он передал тюки, мешки и корзины мамочке, чтобы та сосчитала и нанизала ягоды на нитку. Изабель всякий раз недоумевала, спрашивая себя, как старушке удастся справиться со всем этим.

Большая ель во дворе здания сияла от бесчисленных свечек, горевших в ее ветвях. Мерцающие красные огоньки отражались на глянцевой поверхности разноцветных лент. По счастливой случайности погода стояла безветренная, так что свечи не гасли.

– Долго еще, по-твоему? – спрашивала Изабель у Джона уже, наверное, в десятый раз за вечер.

– Не знаю, Изабель. Должно быть, скоро.

Она отыскала на ощупь его руку и сжала ее в своей Ладони. Они подождали еще немного.

Наконец дверь отворилась, и на пороге показался Беллами.

Изабель смотрела на него с той же почтительностью, что и раньше. Санта-Клаус. Святой Николас. Сколько рождественских ночей она боролась со сном, чтобы хоть краешком глаза взглянуть на вечно ускользавшего от нее старичка в красном плаще! Смешно, что в двадцать восемь, когда вера в сказку давно потухла в ней, детская мечта сбылась.

Изабель крепко зажмурилась на несколько секунд и сказала про себя: «Я верю. Я верю в тебя. Я верю в Святого Николаса».

Потом она медленно открыла глаза и обнаружила, что Беллами смотрит прямо на нее и… подмигивает ей. Она улыбнулась во весь рот. Они сумели! Они победили! Она знала, что так будет! Голоса стихли, как только Беллами спустился вниз по ступенькам, где, как караульные, справа и слева стояли Юль и Тайд. Беллами улыбнулся обоим и сказал:

– Как, еще раз, назывался тот фрукт?

– Ананас, – напомнил Юль.

– Йа, ананас, – кивнул Тайд.

– Хороший фрукт.

– Сочный, – прибавил Юль.

– Сладкий, – не остался в долгу Тайд.

– У меня сейчас слюнки потекут, – сказал Беллами. – Я думаю, сделаем-ка мы сегодня остановку в Паго-Паго и полакомимся ананасами.

– Иа, – согласился Юль.

– Иа, – повторил за ним Тайд, широко улыбаясь.

– Друзья, – начал Беллами свое обращение к собравшимся. – Я рад, что вы пришли узнать, кто же стал победителем конкурса «Магия остролиста».

Люди в толпе переглядывались, кивали друг другу.

– Я не хочу держать вас в напряжении, но мамочка говорит, что ей потребуется еще немножко времени. А пока я напомню вам, в чем заключается смысл нашего конкурса.

Он вошел в толпу, люди расступались перед ним, и Изабель заметила, что домашние тапочки сменились на его ногах черными высокими ботинками, начищенными до блеска. Но он был по-прежнему в бриджах и смешной шляпе с помпоном.

– Одни из нас знают, как найти ключ к вечному счастью. Другие даже не имеют представления, – продолжил он. Спрятав руки за спину, он прохаживался среди людей и всматривался в их лица. – Как достичь процветания – вот вопрос, на который разные люди дадут разные ответы. Тогда как на самом деле существует только один ответ.

Подойдя вплотную к владельцу коммерческой лавки, Беллами посмотрел ему прямо в глаза.

– Срывать награды не означает обманывать других людей. Я знаю, какой бардак сделался в городе из-за конкурса: ягоды заменили деньги; брат поднялся на брата; друг пошел против друга. – Он двинулся дальше и остановился рядом с Солом, барменом из «Республики Калифорния». – Любители пропустить стаканчик остались без выпивки, потому что ягоды – неустойчивая валюта. Но есть среди вас и такие, на которых мне не за что сердиться.

Он отошел от Сола и направился к тому месту, где стояли Изабель с Джоном. Изабель затаила дыхание и стиснула руку Джона. Беллами остановился, глядя на них с доброй улыбкой. Даже в темноте глаза его сверкали, как две звездочки, и щеки горели румянцем.

– Кто-то умеет верить, – сказал Беллами, вперившись взглядом в глаза Изабель. – А у кого-то нет такой способности. – Он многозначительно посмотрел на Джона.

Изабель почувствовала, что пальцы его сильнее сдавили ее ладонь.

– Вера – загадочная штука. Мы привыкли верить только в то, что, по нашему мнению, может произойти. Не в то, что мы хотим, чтобы произошло. Отчего так? – Он задумчиво почесал пушистую белую бороду и зашагал дальше. – А верить в себя мы забываем, ибо мы чужды духу времени.

Он взошел на крыльцо и обернулся. Дверь за его спиной распахнулась, и миссис Никлаус, выйдя на минутку наружу, прошептала что-то ему на ухо и опять скрылась в доме.

– Ну, друзья, – провозгласил сияя Беллами. – Прослушайте официальное сообщение.

Беспокойный шепоток пробежал по толпе, затем послышалось шарканье ног по мостовой. Шляпы, покрывавшие головы, сдвинулись. Люди подались вперед от нетерпения.

Беллами вдруг расхохотался, отчего его толстенькое брюшко уморительно затряслось.

– Приз достался Изабель Берш и Джону Уолкоту! Изабель громко ахнула и засмеялась – облегченно и счастливо. Она быстро повернулась к Джону, а он глядел на нее сверху вниз и ласково улыбался.

– Мы победили, – прошептала она.

– Да, победили.

Изабель чувствовала непреодолимое желание броситься в его объятия и поцеловать его крепко-крепко, но сдержалась. Немного погодя, когда они зажгут на елке три свечки, она признается, что любит его, и все будет замечательно!

Перекрикивая возгласы разочарования, доносившиеся со всех сторон, Беллами продолжал:

– Победителям, как и было обещано в моей листовке, достается приз, непохожий ни на что, известное вам доселе.

«Деньги! Много денег!» – пронеслось в голове Изабель.

Миссис Никлаус снова вышла из дома. В руке она держала птичью клетку. Две маленькие птички беспокойно порхали под проволочным куполом. Одна была светло-серого, а другая – зеленого цвета. Усевшись на жердочку, пташки тут же склонили друг к другу головки.

– Мы с мамочкой держим этих птичек с тех пор, как они покинули гнездо. Одна – самочка, другая – самец. Это – неразлучники. – Он посмотрел на своих питомцев, сияя от умиления, и снова подмигнул Изабель.

Теперь Изабель уже не испытывала такого воодушевления. Неразлучники? А где деньги?

– Их нельзя разлучать. Когда они порознь, оба начинают чахнуть, но вместе всегда бодры и здоровы. В этом – их счастье.

Беллами взял клетку с попугайчиками из рук своей жены и подошел к Джону и Изабель.

– С огромным удовольствием вручаю вам приз за выигрыш в конкурсе «Магия остролиста» – парочку неразлучников.

Раздалось несколько злорадных смешков, а затем гул недовольных и разочарованных голосов поднялся над толпой. Люди начали расходиться.

Сначала Изабель не хотела брать клетку, но так как Джон даже не пошевелился, она была вынуждена сама принять награду. Подняв клетку до уровня глаз, она посмотрела на это «богатство, которое вам и не снилось». Крошечные птички вились друг около друга, крылышки их трепетали. Затем они вернулись на жердочку и принялись целоваться.

По меньшей мере унизительно, когда ты ожидаешь получить кучу денег, а тебе преподносят пару птах. Джон, без сомнения, думает точно так же, хотя он еще ни слова не проронил.

Беллами положил руки на плечи обоих и придвинул их плотнее друг к другу.

– Вверяю вам своих маленьких друзей. Старайтесь сделать так, чтобы им жилось хорошо, и сами будете счастливы до конца своих дней. С Рождеством! – Сказав это, он запрокинул голову и засмеялся: – Хо-хо-хо!

Изабель одновременно хотелось и расплакаться, и что есть силы хватить кулаком в это омерзительное трясущееся брюшко.

Неразлучники! Их надули. Джон был прав. Беллами – никакой не Санта-Клаус. Он просто сумасшедший старик, у которого от безделья голова полна всякого бреда. То, что он им всучил, вовсе не рождественский сюрприз. Это больше похоже на злую проказу в День всех святых!

Толпа успела изрядно поредеть, когда Беллами, за ним его жена и два молодца поднялись по ступенькам и скрылись в доме. Вслед им неслось недовольное ворчание.

Вскоре Изабель с Джоном остались на улице одни. Изабель опустила руку с клеткой. Вид у нее был самый понурый.

– Ты был прав, – уныло проговорила она. – Беллами – полный сумасброд.

Ее немного удивило, что Джон не поддержал ее горестное заключение. Постояв с минуту молча, он взял у Изабель клетку и зашагал прочь. Она пошла рядом.

Откуда ни возьмись налетел ветер. Теплые струи Санта-Ана кружили в воздухе какие-то странные белые хлопья. Снег?

Люди, которые плелись по Главной улице, останавливались и оглядывались в недоумении.

Крошечные белые лепестки заполонили небо и, кружа, бесшумно падали на землю.

Какой-то господин неподалеку от Изабель покачал головой.

– «Фавориты солнца»… – только и успел он сказать перед тем, как со всех ног кинуться домой.

Ну, конечно. Это лепестки зацветших в садах «Фаворитов солнца» лимонных деревьев. Но почему так много? Такого еще никогда не было. Цветочный шквал напоминал самый настоящий снегопад. Тонкий аромат, разносившийся вместе с лепестками, наполнял ночь неизъяснимым, волшебным очарованием.

Джон поверх плеча посмотрел на дом Беллами. Изабель проследила его взгляд. Свет в окнах дома уже погас. Свечи на елке, должно быть, потухли от ветра.

– Я провожу тебя домой, – тихо сказал он.

Изабель инстинктивно чувствовала, что Джон отдалился от нее. Они не добились того, за что боролись, и теперь он злился. Ну вот и все, конец. Отныне пути их расходятся навсегда. Они станут друг другу чужими, словно никогда и не встречались.

Она должна была предвидеть это. Деньги разрушили ее первый брак. И деньги же отняли у нее шанс на второй.

Но что теперь делать с птицами?..

Кто возьмет их себе? Лично ей вовсе этого не хочется. Они постоянно будут напоминать ей о Джоне. Это будет слишком мучительно.

Улица покрывалась белым ковром из лепестков. Они падали Изабель на блузку, цеплялись к рукавам, запутывались в волосах.

Несколько лепестков легли ей на ресницы, и она моргнула, чтобы стряхнуть их.

Когда они добрели до хижины Изабель, Джон остановился у ступенек крыльца. Она была не в силах поднять на него глаза. Она так надеялась, что они проведут сегодняшнюю ночь вместе.

– Мне очень жаль, Изабель, что мы получили не то, что хотели.

Слезы стояли у нее в глазах.

– Ну что ж поделаешь! Ты с самого начала говорил, что этот придурковатый старик нас надует. Я тебя не послушалась, а теперь жалею.

Джон поставил птичью клетку на ступеньку, крепко обнял ее сзади и поцеловал в шею. Как это было бы просто – прильнуть к нему всем телом и в его руках позабыть печали и горести. Но ласками ничего не изменишь.

– Все, что я говорил насчет конкурса, неверно, – сказал Джон, заботливо уложив выбившийся локон ей за ухо. – Никакого обмана не было.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что если б не Беллами, я бы тебя так никогда и не узнал. За это я всю жизнь буду благодарен ему. В его листовке говорилось, что победитель всегда будет испытывать благодарность. Ну вот, значит, обещание выполнено. – Он отстранился, и Изабель услышала за спиной его прерывистый вздох. Она обернулась, смахнув со щек набежавшие слезы.

Его шляпа, плечи и грудь были усыпаны белыми лепестками – деревья, луна и ночь дарили ему свою нежность, как он подарил ей свою.

– Оставь птиц себе, Изабель. Твой дом им понравится в сто раз больше, чем мой. У тебя здесь… – голос изменил ему, и он слегка кашлянул, – …живет надежда. Они это поймут и полюбят. Береги их. – Затем, наклонив голову и засунув руки в карманы, он сказал: – И себя береги.

Слезы текли по лицу Изабель, когда она смотрела в спину удалявшемуся Джону.

Когда ночная мгла поглотила его, Изабель опустилась на ступеньку и закрыла лицо руками. Слезы просачивались сквозь пальцы.

Несмотря на то что в душе ее бушевали самые разные эмоции, одна мысль печалила ее больше других. Они так и не зажгли рождественские свечи.

Керосиновая лампа на столе тускло освещала комнату Джона, лежал в одежде на кровати, растянувшись во весь рост и уставившись в одну точку на потолке. В ладони его лежал мячик для гольфа, который он подобрал в саду Изабель в тот день, когда нашел воду. Легким движением кисти он подбросил мячик вверх и поймал его на излете. Снова подбросил. Снова поймал. Он проделал это уже несколько сотен раз с той минуты, как вернулся от Изабель.

Мысли о ней не шли у него из головы. Ее огорчение по поводу того, чем обернулся конкурс, с которым она связывала большие надежды, было очевидным. Она сильнее горевала из-за денег, чем он. Само собой, ему тоже нужны деньги, может быть, даже больше, чем ей. Но он без сожалений отказался бы от них.

Неразлучники.

Кого Никлаус собирался надуть? Неразлучники были влюбленной парой. Парой, которую нельзя разлучать. Никлаус знал, когда затевал этот конкурс, что приз доставит победителю мало радости. И еще он знал, что Джон и Изабель выиграют и им придется довольствоваться птичками.

Почему?

Неужели святой Николас знает лучше их, что им нужно? Ничего другого не приходило Джону в голову.

На деньги он смог бы купить кучу разных полезных вещей. Только любовь Изабель не купишь за деньги. Ее нужно заслужить.

Он подкинул мячик, который звучно шлепнулся обратно в его ладонь.

Ах, почему он не сказал ей все, что думал и чувствовал в тот момент? Почему не отбросил осторожность и не попытался быть честным хотя бы раз в жизни? Он бы пережил отказ. Но жить, не зная, любит ли его Изабель, было невмоготу.

Завтра утром, едва рассветет, он пойдет к Изабель и поговорит с ней. Просто выложит все начистоту, и пусть будет, что будет. Она должна знать, что Джон Уолкот не боится брать на себя обязательства. Он хочет быть мужем и отцом, и если Изабель согласна, то он женится на ней до захода солнца.

При этой мысли он забыл про мяч, и тот, упав, попал ему в бровь. Странное чувство посетило Джона, когда он скорчил гримасу от боли. Ему показалось, что Беллами укоряет его таким образом за то, что он так долго искал это простое решение.

Изабель почти не спала в ту ночь. Птицы все время шуршали в клетке, а под утро, незадолго до того как солнце позолотило небосвод, они начали щебетать и ворковать. Они были так влюблены друг в друга, что, казалось, их любовь наполняет собой все пространство комнаты.

Она вылезла из постели и босая вышла на крыльцо в серый предрассветный полумрак. Она вынесла с собой белую шаль, подаренную ей Джоном, укуталась в нее и села в свое кресло-качалку, чтобы встретить начало нового дня, который не предвещал ей ничего хорошего.

Как она надеялась, что получит в награду деньги и в ее жизни произойдет счастливая перемена! Она смогла бы тогда купить себе то, что ей нужно. Но деньги бессильны удержать Джона. Как было глупо с ее стороны позволить ему уйти! Ведь она любит его. Почему же она так и не сказала ему об этом? О, что за мука больше всего на свете желать оказаться в объятиях любимого и знать, что он потерян навсегда!

Изабель плотнее укуталась в шаль и, поднеся ее концы к лицу, потерлась щеками о мягкую материю.

Вчера ночью она вела себя как совершенная эгоистка и сегодня была недовольна собой. Она должна была сказать Джону, что чувствует к нему, несмотря на то что он мог бы остаться равнодушным к ее признанию. По крайней мере ей все было бы ясно.

Крошечная надежда еще теплилась в душе Изабель. Да… она скажет ему все. Прямо сейчас.

Несколько минут спустя она сбежала вниз по ступенькам и уже готова была пуститься бегом по тропинке, но вдруг застыла в нерешительности, взглянув на свой садик. Ее рот медленно приоткрылся от изумления.

Большие банты из алых лент висели на ветках всех шести деревьев. Ленты были именно того цвета, какого ей хотелось в детстве. Кто преподнес ей этот сюрприз? Джон? Но он ничего не знал про ленты.

Изабель хотела идти дальше, но, обернувшись, обомлела, увидев Джона, идущего ей навстречу. Он нес корзину и несколько клюшек для гольфа, похожих на те, которыми пользовался Беллами.

Она постаралась принять равнодушный вид и, вспомнив, какой был день, мягко проговорила:

– С Рождеством!

– Тебя также, Изабель, – вернул поздравление Джон приятным, но сдержанным тоном.

Присмотревшись к нему, Изабель ужаснулась. Боже, он подрался!

– Что у тебя с лицом?

Джон скорчил пренебрежительную гримасу.

– Поранился, когда брился.

– Что? – Его слова показались ей бессмыслицей.

– А, ерунда.

Изабель не стала больше расспрашивать его об этом. Она указала рукой на деревья и спросила:

– Ты это сделал?

Джон бросил взгляд на ленты и покачал головой.

– Не-е. – Затем приподнял корзину, полную мячиков для гольфа. – Что ты об этом скажешь? Ты оставила их у меня под дверью?

– Нет.

– Так… Черт, тогда кто?