Текст книги "Предатель. Ты солгал всем (СИ)"
Автор книги: Стася Бестужева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)
Глава 13
Я стою у дверей квартиры Веры, где сейчас живет Анатолий… и не решаюсь позвонить. Каждый раз, когда моя рука тянется к звонку, внутренний голос кричит: “Остановись! Он не стоит твоего унижения!”. Но потом я вспоминаю бледное лицо Кирилла на допросе, его дрожащие руки в наручниках, и страх за сына пересиливает гордость.
Наконец я нажимаю на кнопку. Через минуту дверь открывается, и на пороге появляется Анатолий. Выглядит он... странно. Домашняя одежда, всклокоченные волосы, помятое со сна лицо. Таким я его не видела уже много лет. С тех пор, как он стал успешным бизнесменом и начал тщательно следить за своим внешним видом.
– Ксюша? – его голос звучит удивленно и настороженно. – Что ты здесь делаешь?
– Нам нужно поговорить, – я стараюсь, чтобы мой тон был спокойным и твердым. – Это важно. Пустишь?
Он медлит пару секунд, потом нехотя отступает в сторону, пропуская меня. Я прохожу в квартиру, осматриваюсь. Обычная берлога… немытая посуда в раковине, разбросанные вещи, пустые бутылки на столе. Неужели так быстро опустился без моей заботы?
– Я слушаю, – Анатолий усаживается в кресло и смотрит на меня выжидающе. – Что случилось?
Я набираю воздуха в грудь. Сейчас мне понадобится вся моя выдержка.
– Толя, наш сын в беде. Ему грозит тюрьма.
Анатолий хмурится:
– Это из–за той дурацкой выходки с Верой? Она в больнице. Сотрясение, амнезия...
– Да. Но еще... – я запинаюсь, слова даются с трудом. – Еще у него нашли запрещенные вещества в крови. Толя, Кирилл принимает какую–то дрянь. И если Вера не вспомнит, что произошло, если откажется от показаний... Сын может сесть за решетку. На несколько лет.
Повисает тяжелая пауза. Я вижу, как меняется лицо Анатолия… удивление, шок, гнев, растерянность сменяют друг друга.
– Этого не может быть, – наконец произносит он. – Кирилл не наркоман. Он всегда был хорошим мальчиком.
“Был” – это слово режет слух. Как будто наш сын уже в прошлом.
– Я тоже не могла поверить, – мой голос дрожит. – Но факты... Анализы не лгут. И эта агрессия... Господи, как я могла проглядеть?
– Действительно, Ксения, как ты могла? – внезапно резко говорит Анатолий. В его тоне столько яда, что я вздрагиваю. – Ты же у нас идеальная мать. Всегда все под контролем. А сына в наркоманы пустила!
Я задыхаюсь от возмущения. Он смеет меня обвинять?!
– А ты? Ты вообще помнишь, что у тебя есть сын? Когда ты последний раз с ним разговаривал, интересовался его жизнью?
– Я работал, обеспечивал семью! – он почти кричит. – А ты должна была следить за детьми! Вот до чего ты довела – сын фиг знает что употребляет, дочь вообще от рук отбилась... не хочет со мной разговаривать!
– Не смей так говорить об Алине! – я вскакиваю, руки сжимаются в кулаки. Меня трясет от гнева. – Наша дочь – умница и красавица! А твой уход стал для нее страшным ударом!
– Да неужели? Только поэтому она ни разу не попыталась со мной связаться? – Анатолий тоже встает, нависает надо мной. – Признай, Ксения, это ты настроила детей против меня! Ты всегда меня ненавидела!
– Ненавидела? – я задыхаюсь. Не могу поверить, что он говорит это. – Я любила тебя больше жизни! Я посвятила тебе лучшие годы! А ты... Ты предал меня. Предал нас всех.
В горле встает ком, слезы подступают к глазам. Но я не дам им пролиться. Не сейчас.
Анатолий отворачивается, плечи его поникли. Будто из него разом выпустили весь воздух.
– Уходи, Ксюша, – глухо говорит он. – Я не могу тебе помочь. Разбирайся сама. Это твоя вина. Ты довела сына. Тебе и решать.
Меня будто окатывают ледяной водой. Его слова – как пощечина. Нет, хуже. Как нож в спину. От самого близкого человека.
– Ты... ты сволочь, Толя, – выдыхаю я. Слезы все–таки прорываются, текут по щекам. – Какая же ты сволочь!
Я разворачиваюсь и почти бегу к двери. Мне нужно уйти отсюда. Сейчас же. Иначе я задохнусь.
Уже на улице меня накрывает осознание. Он не поможет. Анатолий окончательно вычеркнул нас из своей жизни. Теперь я одна. Совсем одна перед лицом всех бед.
Телефон звонит, когда я в полубессознательном состоянии плетусь к метро. Номер Кирилла. Сердце замирает.
– Алло! Кирилл, сынок, что случилось?
– Мам... – его голос какой–то потухший, безжизненный. – Меня отпускают. Пока. Под подписку. До выяснения.
– Это же... Это же хорошо? – я боюсь поверить в лучшее. – Значит не будет суда? Тюрьмы?
– Если Вера очнется. Если вспомнит. А если нет... – он судорожно вздыхает. – Мне конец, мам. Никто не поверит, что я не хотел. С моими–то анализами...
У меня подгибаются ноги. Я опускаюсь на ближайшую скамейку. Голова идет кругом.
– Кирюша, милый, все будет хорошо, – бормочу я, еле шевеля непослушными губами. – Мы справимся. Мы обязательно справимся...
Но сама не верю в свои слова. В голове только одна мысль. Вера должна очнуться. Должна все вспомнить. Иначе моему мальчику конец.
Иначе нам всем конец.
Глава 14
Глава 14
Утро встретило меня холодным светом, пробивающимся сквозь тонкие занавески. Я сидела за кухонным столом, сжимая в руках уже остывшую чашку кофе, и смотрела в пустоту. Вчерашний разговор с Анатолием всё ещё звучал в голове, как заезженная пластинка. Его слова – “Это твоя вина. Тебе и решать” – резали, как нож, оставляя за собой горький привкус предательства. Но хуже всего была мысль о Кирилле. Мой сын, мой мальчик, сидящий в камере, с клеймом наркомана и преступника. Как я могла этого не заметить? Как могла допустить, чтобы его жизнь скатилась в пропасть?
Я встряхнула головой, отгоняя эти мысли. Самобичевание не поможет. Нужно действовать. Нужно найти способ вытащить Кирилла, выяснить, что с ним произошло, и понять, как вернуть его к нормальной жизни. Но с чего начать? Я была всего лишь журналистом, пишущим статьи о семейных традициях, а не супергероем, способным решить все проблемы одним махом.
Мой взгляд упал на телефон, лежащий на столе. Инна. Она вчера говорила, что знает хорошего адвоката, который помог её подруге в сложной ситуации. Я схватила телефон и набрала её номер, почти не надеясь, что она ответит так рано. Но после третьего гудка раздался её голос, чуть хрипловатый, но тёплый.
– Ксения? Всё в порядке? – в её тоне сквозила тревога.
– Нет, Инна, ничего не в порядке, – мой голос дрожал, и я не пыталась это скрыть. – Мой сын… его могут посадить. Нужен адвокат. Ты говорила о ком-то, кто может помочь?
Инна помолчала секунду, будто собираясь с мыслями.
– Да, конечно. Моя подруга как-то попала в беду с сыном – подростковая драка, дело дошло до суда. Её адвокат, Сергей Иванович, буквально вытащил парня. Я дам тебе его номер. Он дорогой, но дело своё знает. Хочешь, я позвоню ему первой, договорюсь о встрече?
Я выдохнула, чувствуя, как напряжение в груди чуть отпускает. Впервые за последние сутки кто-то предлагал реальную помощь, а не просто сочувствие.
– Инна, я даже не знаю, как тебя благодарить. Пожалуйста, позвони. Я готова на всё, лишь бы вытащить Кирилла.
– Не благодари, Ксюша. Мы с тобой в одной лодке, – её голос стал мягче. – Я позвоню Сергею Ивановичу прямо сейчас. А ты держись. И… если что, звони мне в любое время, хорошо?
– Хорошо, – прошептала я, чувствуя, как слёзы подступают к глазам. – Спасибо.
После разговора я сидела, глядя на телефон, будто он мог дать мне ответы на все вопросы. Но вместо этого в голове крутился только один: откуда у Кирилла наркотики? Он никогда не был проблемным ребёнком. Да, в последние годы стал более замкнутым, но я списывала это на подростковый возраст, на учёбу, на стресс от поступления в университет. Как я могла так ошибаться?
Я встала, подошла к комнате Кирилла и замерла у двери. Его комната всегда была его убежищем… плакаты рок-групп на стенах, гитара в углу, стопки книг по программированию. Я вошла, чувствуя себя почти вором, вторгающимся в чужое пространство. На столе лежали тетради, какие-то провода, внешний жёсткий диск. Я открыла ящик стола, не зная, что ищу. Может, хоть что-то даст подсказку.
В глубине ящика, под старыми конспектами, я нашла картонную коробку. Мои пальцы задрожали. Я открыла коробку, и из неё выпал маленький пластиковый пакетик с белым порошком. Сердце рухнуло в пропасть. Это было как удар под дых. Я знала, что это. Знала, но не хотела верить.
Я опустилась на стул, сжимая пакетик в руке, и разрыдалась. Не от гнева, не от страха… от бессилия. Как я могла не видеть, что мой сын катится вниз? Как могла быть так слепа, так поглощена своей болью, своей жизнью, что не заметила его отчаяния?
Телефон зазвонил, вырывая меня из оцепенения. Это была Инна.
– Ксюша, я поговорила с Сергеем Ивановичем. Он готов встретиться с тобой сегодня в два часа дня. Я скину адрес его офиса. И… он сказал, что дело серьёзное, но шансы есть, особенно если Вера не вспомнит деталей нападения. Ты как, держишься?
Я вытерла слёзы и постаралась собраться.
– Держусь. Инна, я нашла у Кирилла… порошок. Какой-то... Я не знаю, что делать.
На том конце провода повисла тишина.
– Господи, Ксюша… – её голос был полон сочувствия. – Это ужасно. Но не паникуй. Это может быть разовый случай. Главное вытащить его из камеры, а потом разбираться. Покажи это адвокату, он подскажет, как быть. И… не вини себя. Мы, матери, всегда виним себя, но это не твоя вина.
Её слова были как спасательный круг. Я кивнула, хотя она не могла меня видеть.
– Спасибо, Инна. Я поеду к адвокату. И… я не знаю, как бы справилась без тебя.
– Мы справимся, – твёрдо сказала она. – Вместе. Я буду на связи.
К двум часам я была в офисе Сергея Ивановича. Его кабинет находился в центре города, в старом здании с высокими потолками и деревянными панелями. Сам адвокат оказался мужчиной лет пятидесяти, с жёстким взглядом и спокойной, почти гипнотической манерой речи. Он выслушал меня, не перебивая, пока я сбивчиво рассказывала о нападении Кирилла на Веру, о наркотиках, о его состоянии.
– Ксения Витальевна, ситуация сложная, но не безнадёжная, – сказал он, когда я замолчала. – Ключевой момент… состояние потерпевшей. Если она не вспомнит нападение или откажется от обвинений, дело можно закрыть за отсутствием состава преступления. Что касается наркотиков… – он нахмурился, глядя на пакетик, который я положила на стол. – Это осложняет дело. Суд может расценить это как отягчающее обстоятельство. Но если употребление было разовым, мы можем добиться условного срока или административного наказания. Главное выяснить источник. Откуда он взял это?
Я покачала головой.
– Я не знаю. Кирилл никогда раньше… он был хорошим мальчиком. Я даже не подозревала.
Сергей Иванович кивнул, будто ожидал этого.
– Часто так бывает. Подростки скрывают, родители не замечают. Нужно поговорить с ним, выяснить, кто его снабжал. Это может быть ключом к смягчению наказания. Я организую встречу с ним в СИЗО завтра. А вы пока подумайте, кто из его друзей мог быть замешан. Любая деталь важна.
Я кивнула, чувствуя, как внутри зарождается слабая надежда. Впервые за последние дни кто-то говорил о деле Кирилла не как о приговоре, а как о задаче, которую можно решить.
– И ещё, Ксения Витальевна, – добавил адвокат, глядя мне в глаза. – Ваш сын сейчас в трудном положении. Ему нужна ваша поддержка. Не осуждение, не вопросы “почему”, а вера в него. Это поможет ему держаться.
Я сглотнула ком в горле.
– Я верю в него. Всегда верила.
Выйдя из офиса, я почувствовала, как плечи чуть расправились. У меня был план. У меня был союзник. И, главное, у меня была цель… спасти моего сына. Я села в машину и набрала номер Алины.
– Милая, ты дома? Мне нужно поговорить с тобой о Кирилле. Ты знаешь его друзей? Кто мог… кто мог дать ему наркотики?
Алина помолчала, и я услышала, как она шмыгнула носом.
– Мам, я… я не знаю точно. Но он в последнее время часто тусовался с какими-то ребятами из универа. Они… они странные. Я видела, как они курят что-то, не сигареты. Я хотела тебе сказать, но…
– Почему ты молчала? – мой голос сорвался, но я тут же взяла себя в руки. – Прости, милая. Я не виню тебя. Просто… расскажи всё, что знаешь.
И Алина рассказала. О том, как Кирилл изменился после ухода Анатолия. Как стал чаще уходить из дома, как перестал делиться с ней своими мыслями. Как однажды она видела, как он прячет что-то в карман, когда вернулся с очередной тусовки. Каждое её слово было как удар, но я слушала, не перебивая. Это была моя вина. Не её. Я должна была быть внимательнее, должна была заметить, что мой сын тонет в своём горе.
– Мам, ты вытащишь его, правда? – голос Алины дрожал. – Он не плохой. Он просто… запутался.
– Вытащу, – твёрдо сказала я. – Обещаю.
Я повесила трубку и закрыла глаза. Где-то там, в холодной камере, мой сын ждал меня. И я не подведу его. Не подведу, чего бы мне это ни стоило.
Глава 15
Глава 15
Следующий день начался с тревожного звонка от Сергея Ивановича. Он сообщил, что получил доступ к материалам дела и договорился о встрече с Кириллом в СИЗО. Я должна была быть там через час. Я бросила взгляд на часы… девять утра. Алина ещё спала, и я решила не будить её. Ей и так досталось за последние дни. Написав записку, что вернусь к обеду, я схватила сумку и выбежала из дома.
СИЗО встретило меня серыми стенами и запахом сырости. Охранник провёл меня через металлоискатель, проверил документы и указал на комнату для свиданий. Я сидела за столом, сжимая руки, пока не услышала звук открывающейся двери. Кирилл вошёл, сопровождаемый конвоиром. Его лицо было бледным, под глазами темнели круги, а в глазах застыла смесь страха и стыда.
– Мам… – его голос дрогнул, и он опустил взгляд.
Я вскочила, едва сдерживаясь, чтобы не броситься к нему. Но конвоир жестом остановил меня, указав на стул.
– Сынок, – я старалась говорить спокойно, хотя сердце разрывалось. – Как ты? Тебя не обижают?
Он покачал головой, всё ещё не глядя на меня.
– Нормально. Просто… холодно тут.
Я сглотнула, пытаясь не заплакать. Мой мальчик, мой умный, талантливый Кирилл, сидящий в этой клетке, как преступник. Это было невыносимо.
– Кирюш, я нашла адвоката. Хорошего. Он говорит, что есть шанс закрыть дело, если Вера не вспомнит нападение. Но нам нужно знать… – я замялась, подбирая слова. – Откуда у тебя… наркотики? Кто тебе их дал?
Кирилл резко вскинул голову, и я увидела в его глазах панику.
– Мам, я… я не наркоман. Клянусь. Это было только пару раз. Просто… я хотел забыться.
– Забыться? – я почувствовала, как внутри закипает гнев, но тут же подавила его. Сергей Иванович был прав – осуждение сейчас не поможет. – От чего, сынок? Что с тобой происходило?
Он опустил голову, и я заметила, как его плечи задрожали.
– Когда папа ушёл… всё стало каким-то бессмысленным. Он был для меня… ну, как пример. А потом я узнал, что он с Верой… что он врал нам всем. И я… я не знал, как с этим жить. А эти ребята… они были весёлые, беззаботные. Они предложили попробовать, сказали, что это поможет расслабиться. Я знал, что это плохо, но… я просто хотел, чтобы перестало болеть.
Его слова были как нож в сердце. Мой сын страдал, а я не видела. Я была так поглощена своей болью, что не заметила, как он тонет в своей.
– Кто эти ребята? – тихо спросила я. – Нам нужно знать, чтобы адвокат мог использовать это. Чтобы показать, что ты не преступник, а жертва обстоятельств.
Кирилл помолчал, будто борясь с собой.
– Их зовут Дима и Слава. Они из моего универа. Я познакомился с ними на вечеринке пару месяцев назад. Они… они всегда были с какими-то веществами. Я не знаю, откуда они их брали, но… они предлагали всем.
Я кивнула, запоминая имена. Это была зацепка. Маленькая, но важная.
– Спасибо, что рассказал, сынок. Мы разберёмся. И… я обещаю, мы тебя вытащим. А потом… потом я помогу тебе. Ты не один, слышишь?
Он поднял на меня глаза, и я увидела в них слабую искру надежды.
– Прости, мам. Я не хотел тебя подводить.
– Ты не подвёл, – твёрдо сказала я. – Ты мой сын, и я всегда буду за тебя бороться.
Время свидания закончилось, и конвоир увёл Кирилла. Я вышла из СИЗО, чувствуя, как внутри кипит решимость. Нужно было действовать. Я набрала номер Сергея Ивановича и рассказала о Диме и Славе. Он пообещал передать информацию в полицию, чтобы проверить этих ребят. Но это было только начало.
Вернувшись домой, я начала искать психолога. Кириллу нужна была помощь, настоящая, профессиональная. Я не могла позволить, чтобы он снова сорвался, даже если мы вытащим его из камеры. Через знакомых в редакции я нашла контакты Светланы Петровны, психолога, специализирующегося на подростках с зависимостями. Я позвонила ей, объяснила ситуацию, и она согласилась встретиться, как только Кирилл будет на свободе.
– Ксения, ваш сын, скорее всего, переживает сильный стресс, – сказала она по телефону. – Уход отца, разрыв семьи – это огромная травма. Наркотики могли быть его способом справиться с болью. Но если он готов работать над собой, у него есть шанс. Главное – ваша поддержка.
Я кивнула, чувствуя, как слёзы снова подступают к глазам.
– Он будет готов. Я сделаю всё, чтобы он был готов.
После разговора я почувствовала, как внутри зарождается что-то новое. Не только страх и боль, но и сила. Я была готова бороться за своего сына, за свою семью. И я знала, что не отступлю.
Вечером я сидела с Алиной на кухне, рассказывая ей о встрече с Кириллом. Она слушала, прижавшись ко мне, и я чувствовала, как её маленькое тело дрожит от слёз.
– Мам, это всё из-за папы, да? – прошептала она. – Если бы он не ушёл, Кирилл бы не…
– Не вини папу, милая, – мягко сказала я, хотя внутри всё кипело от гнева на Анатолия. – Это не только его вина. Мы все… мы все могли быть внимательнее. Но теперь мы исправим это. Вместе.
Алина кивнула, уткнувшись мне в плечо.
– Я помогу, мам. Я сделаю всё, что нужно.
Я обняла её крепче, чувствуя, как тепло её тела согревает моё сердце. У меня были мои дети. У меня была цель. И я знала, что не остановлюсь, пока не верну своего сына домой.
Глава 16
Глава 16
Дни слились в бесконечную череду встреч, звонков и тревожных ожиданий. Сергей Иванович работал над делом Кирилла, собирая доказательства того, что нападение на Веру было импульсивным, вызванным эмоциональным срывом. Полиция начала проверять Диму и Славу, и, по словам адвоката, у одного из них уже нашли запрещённые вещества, что могло сыграть в нашу пользу. Но всё это было лишь фоном для главного… состояния Веры.
Я сидела в больничной палате, глядя на женщину, которая когда-то была моей лучшей подругой. Вера выглядела хрупкой, почти прозрачной, с бледным лицом и повязкой на голове. Её глаза, когда-то такие живые и хитрые, теперь были пустыми, растерянными. Она приходила в себя, но память возвращалась фрагментами, как мозаика, которую кто-то рассыпал.
– Ксения? – её голос был слабым, почти шёпотом. – Ты… ты приходила раньше?
Я кивнула, стараясь скрыть внутреннюю дрожь. Это был мой третий визит за неделю. Каждый раз я приходила под предлогом узнать о её состоянии, но на самом деле у меня была другая цель. Жестокая, расчётливая цель, о которой я старалась не думать слишком долго, чтобы не утонуть в чувстве вины.
– Да, Вера. Я хотела убедиться, что ты в порядке, – я выдавила улыбку, хотя внутри всё сжималось от отвращения к самой себе. – Ты помнишь что-нибудь? О том, что случилось?
Она нахмурилась, глядя в потолок.
– Иногда… мелькают какие-то картинки. Будто я в вашем доме. Мы… мы спорили? – она посмотрела на меня, и в её глазах мелькнула тревога. – Ксюша, я не понимаю. Почему я была у тебя? Почему мы ссорились?
Момент настал. Я глубоко вдохнула, собирая всё своё мужество. Это был риск, огромный риск. Но ради Кирилла я была готова на всё.
– Вера, ты… ты пришла ко мне, чтобы поговорить, – начала я, тщательно подбирая слова. – Ты была расстроена. Говорила, что устала от Анатолия, что ваши отношения зашли в тупик. Ты… ты хотела помириться со мной, просила прощения за всё.
Её глаза расширились, и я почувствовала, как моё сердце бешено колотится. Я лгала. Лгала так нагло, так цинично, что самой становилось тошно. Но я не могла остановиться.
– Я… просила прощения? – Вера прижала руку к виску, будто пытаясь поймать ускользающее воспоминание. – Но… почему мы спорились?
– Ты была на взводе, – продолжала я, стараясь говорить уверенно. – Кричала, что я не понимаю, что ты не хотела меня предавать. А потом… ты вдруг начала падать. Я не знаю, может, у тебя закружилась голова. Я пыталась тебя поймать, но ты ударилась о стол. – Я сделала паузу, глядя ей в глаза. – Вера, это был несчастный случай. Никто не хотел тебе зла.
Она молчала, глядя на меня с таким напряжением, что я боялась, что она сейчас вспомнит всё. Но вместо этого её лицо смягчилось, и она медленно кивнула.
– Несчастный случай… – прошептала она. – Да, наверное… я плохо себя чувствовала в тот день. Кажется, я пила что-то… вино? Я не помню.
Я выдохнула, чувствуя, как напряжение чуть отпускает. Она поверила. Или, по крайней мере, не отвергла мою версию. Это был шанс. Шанс для Кирилла.
– Не мучай себя, – мягко сказала я, касаясь её руки. – Главное, что ты жива. Остальное не важно.
Вера кивнула, но в её глазах всё ещё была растерянность. Я встала, чтобы уйти, но она вдруг схватила меня за руку.
– Ксюша… если я правда просила прощения… я хочу, чтобы ты знала. Я не помню, что сделала, но… мне жаль. Если я тебя обидела, прости.
Я замерла, чувствуя, как внутри всё переворачивается. Её слова были искренними. Но они были ложью, построенной на моей лжи. Я хотела ненавидеть её, хотела кричать, что она разрушила мою жизнь. Но вместо этого я выдавила улыбку.
– Всё в прошлом, Вера. Выздоравливай.
Я вышла из палаты, чувствуя, как ноги подкашиваются. Что я делаю? Я манипулирую человеком, который потерял память. Я лгу, чтобы спасти своего сына. Это было правильно? Это было морально? Я не знала. Но я знала, что не остановлюсь.
Вечером я встретилась с Сергеем Ивановичем, чтобы рассказать о разговоре с Верой. Он выслушал меня, задумчиво постукивая ручкой по столу.
– Если она поверит в эту версию, это наш козырь, – сказал он наконец. – Но это риск. Если память вернётся, а она вспомнит, что Кирилл ударил её, дело осложнится. Нам нужно, чтобы она официально отказалась от обвинений.
– Как это сделать? – спросила я, чувствуя, как внутри всё сжимается.
– Поговорите с ней ещё раз. Убедите, что дело не стоит того, чтобы разрушать жизнь мальчишке. Если она откажется от претензий, суд закроет дело за примирением сторон. Но… – он посмотрел на меня внимательно. – Ксения Витальевна, вы уверены, что готовы к этому? Это не просто ложь. Это манипуляция.
Я сглотнула, чувствуя, как горят щёки.
– Ради сына я готова на всё.
Он кивнул, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на уважение.
– Тогда действуйте. А я подготовлю документы.
Я вышла из его офиса, чувствуя, как внутри бушует буря. Я была готова лгать, манипулировать, идти на всё, чтобы спасти Кирилла. Но какой ценой? Что я стану после этого? Женщиной, которая ради семьи готова переступить через мораль? Или матерью, которая сделала всё, чтобы защитить своего ребёнка?
Я не знала ответа. Но я знала, что не отступлю.
