Текст книги "Предатель. Ты солгал всем (СИ)"
Автор книги: Стася Бестужева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)
Глава 4
Глава 4
Прошла неделя с тех пор, как Анатолий ушел из дома. Неделя, которая казалась мне одновременно мгновением и вечностью. Я жила на автопилоте: готовила завтраки для детей, убирала в доме, ходила на работу, отвечала на сообщения коллег, даже умудрялась поддерживать какие-то разговоры. Но внутри была пустота, будто душу вынули и оставили только оболочку, которая механически выполняла привычные действия.
Маша вернулась с медового месяца и, конечно, сразу заметила, что что-то не так. Дмитрий, её новоиспеченный муж, деликатно оставил нас наедине, и я рассказала ей всё. В её глазах отразилось сначала недоверие, потом шок, а затем гнев.
– Как он мог? – воскликнула она, сжимая кулаки. – Как они оба могли? На моей свадьбе!
Я взяла её за руки и мягко сказала:
– Не вини себя за то, что не заметила. Я сама ничего не замечала три года.
Маша покачала головой, глаза её заблестели от слёз:
– Я просто не могу поверить... Папа всегда был для меня... он всегда говорил о верности, о том, что семья – это главное... А теперь...
Я обняла дочь, и мы сидим так, держась друг за друга, пока она тихо плакала у меня на плече. Странно, но в тот момент я чувствовала себя сильнее. Сильнее, чем за всю эту неделю, когда я пыталась справиться со своей болью в одиночку.
– Я поговорю с ним, – сказала наконец Маша, отстраняясь и вытирая слёзы. – Он должен вернуться. Должен всё исправить.
– Нет, – я покачала головой. – Это наши с ним отношения, Маша. Ты не должна вмешиваться. Он всё равно твой отец, и я не хочу, чтобы ты оказалась между нами.
– Но мам! Он не может так просто...
– Может, – перебила я её. – Он уже сделал это. И сейчас мне нужно время, чтобы решить, что дальше.
Маша внимательно посмотрела на меня и вдруг произнесла:
– Знаешь, я всегда думала, что вы с папой – идеальная пара. Я мечтала о таких же отношениях, как у вас.
Её слова были как соль на рану. Я тоже так думала. Я строила наш брак, нашу семью все эти годы, веря, что создаю что-то прочное и настоящее.
– Прости, мама, – сказала Маша, заметив выражение моего лица. – Я не должна была...
– Всё в порядке, – я попыталась улыбнуться. – Жизнь просто оказалась сложнее, чем мы думали. Но мы справимся. Главное, чтобы у тебя с Димой всё было хорошо.
После ухода Маши я почувствовала странное облегчение. Она знает правду, и мне не пришлось выставлять Анатолия в ужасном свете. Она сама всё поняла. Кирилл и Алина тоже знали, и хотя они реагировали по-разному, в целом они держались лучше, чем я опасалась. Кирилл был молчалив и замкнут, но это было его обычное состояние в последние годы. Алина больше плакала, но потом как-то собралась и даже стала помогать мне с домашними делами больше, чем раньше.
В общем, мы медленно, но верно привыкаем к новой реальности. К жизни без Анатолия.
Я как раз размышляла об этом, помешивая рагу для ужина, когда зазвонил телефон. Номер не определился, и я почему-то сразу почувствовала тревогу. Обычно неизвестные номера… это либо спам, либо неприятности.
– Алло?
– Ксения? Это Ольга, – голос соседки звучал странно взволнованно. – Ты дома?
– Да, готовлю ужин. Что-то случилось?
– Я... не знаю, как сказать... В общем, я сегодя видела Толю. Он приезжал за оставшимися вещами.
– И? – я не понимала, почему это должно меня волновать. Мы договорились, что он заберёт остальное, когда я буду на работе, чтобы избежать новой встречи.
– Он был не один, – в голосе Ольги звучало сочувствие. – Он был с Верой. И они... они грузили вещи в её машину.
Я замерла, чувствуя, как что-то холодное и тяжёлое оседает в животе.
– Ты уверена?
– Да, конечно. Я хорошо знаю Веру. Она даже поздоровалась, представляешь? Как ни в чём не бывало. Я сделала вид, что спешу, и прошла мимо, но потом смотрела из окна. Они уехали вместе.
Я молчала, не зная, что сказать. В голове крутилась только одна мысль: “Он переехал к ней. Так быстро. Даже недели не прошло”.
– Ксения? Ты там? Прости, если я... может, не нужно было говорить? – голос Ольги звучал обеспокоенно.
– Нет-нет, ты правильно сделала, – я наконец пришла в себя. – Спасибо, что сказала. Я... я должна была знать.
После разговора я выключила плиту, оставив недоготовленное рагу, и вышла на задний двор. Мне нужен был свежий воздух. Нужно было подумать.
Итак, Анатолий не просто ушёл от меня. Он сразу же переехал к Вере. Не к брату, как говорил. К Вере. Это значило, что он уже принял решение. В отличие от меня, ему не требовалось “время подумать”. Он выбрал. Выбрал не меня. Не нашу семью. Не двадцать пять лет совместной жизни.
Странно, но я не чувствовала новой волны боли. Может быть, я уже исчерпала лимит страданий за эту неделю. Может быть, где-то глубоко внутри я уже знала, что всё так и будет. Что он не боролся за наш брак не потому, что давал мне пространство, а потому что не видел в этом смысла. Потому что уже сделал выбор.
Я села на садовую скамейку и уставилась на куст роз, который мы с Анатолием посадили пять лет назад, в двадцатую годовщину свадьбы. Тогда он сказал: “Эти розы будут расти вместе с нашей любовью”. Какая ирония. Розы всё ещё цвели, а нашей любви больше не существовало.
Я достала телефон и набрала номер Анатолия. Он ответил почти сразу, голос звучал настороженно:
– Ксюш? Что-то случилось?
– Ты переехал к Вере, – сказала я без предисловий.
Пауза. Длинная, тяжёлая пауза.
– Кто тебе сказал? – наконец спросил он.
– Какая разница? Это правда? – мой голос звучал удивительно спокойно.
Ещё одна пауза, затем вздох:
– Да. Я собирался сказать тебе... Не хотел причинять ещё больше боли.
Я невольно рассмеялась, и смех вышел горьким:
– О, ты всегда так заботишься о моих чувствах, Толя. Только почему-то всегда после того, как разбиваешь мне сердце.
– Ксюш, послушай...
– Нет, это ты послушай, – перебила я его. – Ты солгал мне. Опять. Сказал, что будешь у брата. Что тебе нужно время подумать. А сам сразу побежал к ней. Ты даже не пытался бороться за наш брак, Толя. Даже не пытался.
– Я думал, ты не хочешь, чтобы я боролся, – в его голосе прозвучала нотка защиты. – Ты сказала, что не можешь меня видеть.
– И это всё, что тебе было нужно? Первое препятствие… и ты сразу сдался? Двадцать пять лет брака, трое детей, вся наша жизнь… и ты просто уходишь к другой женщине, даже не попытавшись всё исправить?
Анатолий вздохнул:
– Я не знаю, что сказать, Ксюш. Я запутался. Я... – он замолчал на мгновение, будто подбирая слова. – Я знаю, что поступил ужасно. Знаю, что причинил тебе боль. Но... я не могу просто так всё забыть и вернуться. У нас с Верой... это не просто интрижка.
Каждое его слово было как удар ножом. Не просто интрижка. Значит, он действительно любит её. Любит достаточно сильно, чтобы бросить семью, чтобы рискнуть отношениями с детьми, чтобы перечеркнуть всё, что было между нами.
– Я понимаю, – сказала я, хотя на самом деле ничего не понимала. Как можно было нас предать? Как можно было так легко отказаться от всего, что мы строили вместе? – Что ж, спасибо за честность. Хотя бы сейчас.
– Ксюш, дети... – начал он.
– Я не буду настраивать их против тебя, если ты об этом, – ответила я сухо. – Ты всё ещё их отец. Но ты сам должен объяснить им, почему выбрал Веру вместо семьи. Я не буду делать это за тебя.
– Понимаю. Я... поговорю с ними. Спасибо.
В его голосе звучит благодарность, и меня внезапно захлестнула волна ярости. Он ещё смеет благодарить меня? После всего, что сделал?
– Не благодари меня, Толя, – сказала я, едва сдерживая гнев. – Я делаю это не для тебя. Для них. А теперь извини, но мне нужно идти. Ужин сам себя не приготовит.
Я повесила трубку, не дожидаясь его ответа. Руки дрожали, сердце колотилось где-то в горле. Мне хотелось кричать, хотелось разбить что-нибудь, хотелось выплеснуть всю эту боль и ярость наружу. Но вместо этого я глубоко вдохнула, сосчитала до десяти и вернулась в дом. Рагу нужно было доготовить. Детей нужно было накормить. Жизнь продолжалась, даже если моё сердце было разбито.
Уже у двери я бросила последний взгляд на розовый куст. Одна из роз начала увядать, её лепестки опадали один за другим. Странно, но это зрелище принесло мне какое-то мрачное удовлетворение. По крайней мере, теперь цветы соответствовали реальности нашего брака.
Глава 5
Глава 5
Ужин проходит в напряжённой тишине. Алина ковыряется в тарелке, не поднимая глаз. Кирилл ест молча, сосредоточенно глядя в стену перед собой. Я пыталаюсь начать разговор несколько раз, но получаю в ответ только односложные реплики. Что-то не так, и я чувствую это кожей.
– Ладно, – сказала я наконец, отложив вилку. – Что происходит? Вы оба ведёте себя странно.
Кирилл и Алина переглянулись, как будто решая, кто будет говорить первым. Наконец Кирилл вздохнул и повернулся ко мне:
– Нам звонил папа.
Я напряглась. Значит, Анатолий всё-таки решил сам рассказать детям о своём переезде к Вере. Что ж, может, это и к лучшему. По крайней мере, мне не придётся выбирать слова, чтобы не выставить его подлецом.
– И что он сказал? – спрашиваю я как можно более нейтральным тоном.
– Что живёт теперь у тёти Веры, – ответила Алина, и в её голосе прозвучало что-то похожее на обвинение. – И что это не временно.
Я кивнула:
– Да, я знаю. Он сказал мне сегодня.
– И это всё? – Кирилл посмотрел на меня с недоверием. – Ты просто... принимаешь это?
– А что я должна сделать, Кирилл? – я пожала плечами. – Насильно притащить его обратно? Умолять вернуться? Он сделал свой выбор.
– Но ты даже не пытаешься бороться! – вдруг воскликнула Алина, и я увидела слёзы в её глазах. – Ты просто отпустила его! Как будто тебе всё равно!
Я смотрю на дочь, ошеломлённая её вспышкой. Всё равно? Мне? После всего, что я пережила за эту неделю?
– Алина, – начала я осторожно, – ты не понимаешь...
– Нет, это ты не понимаешь! – перебивает она меня. – Папа сказал, что ты даже не захотела попробовать сохранить семью! Что ты сразу выставила его из дома! Что ты...
– Что я что? – я почувствовала, как закипает кровь. Анатолий представил меня виноватой? После всего, что сделал?
– Что ты последние годы была слишком занята домом и работой, – тихо сказал Кирилл. – Что ты перестала следить за собой, перестала интересоваться им, его работой...
Я не могла поверить своим ушам. Мой муж, который изменял мне три года с моей лучшей подругой, теперь обвинял меня в том, что я была плохой женой? И мои дети слушали его?
– Подождите, – я подняла руку, останавливая их. – Вы сейчас серьёзно? Ваш отец спит с другой женщиной три года. Лгал мне, вам, всем нам каждый день три года. Разрушил нашу семью. И вы... вы обвиняете меня?
Алина опустила глаза:
– Не только тебя. Но папа сказал, что ты изменилась. Что ты стала как... как домработница. Что вы перестали быть парой, стали просто родителями.
Каждое слово было как пощёчина. Я смотрела на своих детей и не могла поверить, что они повторяют эти унизительные обвинения.
– И вы поверили ему? – спросила я тихо. – Поверили, что я виновата в том, что он предал нас всех?
– Нет, не только ты виновата, – Кирилл покачал головой. – Но папа сказал, что пытался поговорить с тобой много раз о проблемах в отношениях, но ты всегда была слишком занята.
Я рассмеялась, и смех вышел горьким и резким:
– О, да. Я была так занята, готовя ужины для вас всех, убирая дом, помогая с уроками, поддерживая его бизнес, планируя семейные праздники, что совсем забыла быть идеальной женой! Как я могла!
– Мам, не надо так, – Алина выглядела испуганной моей реакцией. – Мы не говорим, что ты плохая. Просто... может быть, если бы вы оба больше работали над отношениями...
– Над отношениями? – я не могла сдержать возмущения. – Алина, он спал с моей лучшей подругой! Три года! Какие тут могут быть “отношения”?
– Но люди меняются, мам, – тихо сказала она. – Может быть, он действительно запутался, но всё ещё любит тебя. Может, если бы ты попыталась... если бы вы пошли к психологу...
Я не могу поверить своим ушам. Моя шестнадцатилетняя дочь учит меня, как спасти брак с мужчиной, который предал меня самым подлым образом. Меня… её мать, которая всегда была рядом, всегда поддерживала, всегда заботилась. А она теперь на стороне отца?
– Папа всегда был хорошим отцом, – добавил Кирилл. – Он не заслуживает, чтобы его вот так выкинули из семьи.
– Выкинули? – я почувствовала, как к горлу подкатывает ком. – Я никого не выкидывала, Кирилл. Это он ушёл. Это он предал нас. Это он выбрал другую женщину вместо своей семьи.
– Но ты даже не пытаешься вернуть его! – воскликнула Алина со слезами в голосе. – Ты просто сдалась!
Я встала из-за стола, чувствуя, что ещё немного, и я либо разрыдаюсь, либо начну кричать. Ни то, ни другое не помогло бы сейчас.
– Я понимаю, что вы любите отца, – сказала я, стараясь говорить спокойно. – И я никогда не буду мешать вашим отношениям с ним. Но не смейте обвинять меня в том, что произошло. Не смейте говорить, что я не боролась за нашу семью. Я боролась за неё каждый день последние двадцать пять лет. Я отдала ей всю себя. А теперь извините, мне нужно побыть одной.
Я выхожу из кухни, поднимаюсь в спальню и закрываю дверь. Руки дрожат, сердце колотится как сумасшедшее. Я чувствую себя преданной дважды: сначала мужем и лучшей подругой, теперь… собственными детьми.
Сев на кровать, я закрываю лицо руками. Значит, Анатолий не просто ушёл к Вере. Он ещё и выставил меня виноватой перед детьми. Рассказал им, что я “перестала следить за собой”, что я была “слишком занята”, что я “стала как домработница”. И они поверили ему. Конечно, поверили. Он всегда был для них весёлым, лёгким папой, который приходил домой с подарками и устраивал праздники по выходным. А я была той, кто заставлял делать уроки, кто ругал за беспорядок, кто настаивал на режиме. Я была будничной, повседневной частью их жизни, незаметной, как воздух, который не замечаешь, пока дышишь.
Я подошла к зеркалу и посмотрела на своё отражение. Когда я в последний раз действительно смотрела на себя? Не мимоходом, торопясь на работу или укладывая волосы в привычный пучок, а по-настоящему смотрела? Я видела усталую женщину с тёмными кругами под глазами, с морщинками в уголках губ, с первой сединой в каштановых волосах. Я видела женщину, которая за последние годы действительно перестала следить за собой… не из-за лени или безразличия, а потому что всегда ставила семью выше себя. Потому что в сутках всего 24 часа, и когда ты пытаешься быть идеальной матерью, женой, работницей, то на себя просто не остаётся времени.
Может быть, Анатолий прав? Может, я действительно изменилась? Стала скучной, неинтересной, не той женщиной, в которую он когда-то влюбился?
Нет. Я тряхнула головой, отгоняя эти мысли. Я не позволю ему заставить меня чувствовать себя виноватой. Не позволю ему переложить ответственность за его предательство на меня. Да, я изменилась. Все меняются за двадцать пять лет. Но это не оправдывает измену. Ничто не оправдывает измену.
Раздался стук в дверь.
– Мам? – голос Алины звучит неуверенно. – Можно войти?
Я вздохнула и открыла дверь. Алина стояла на пороге, глаза красные от слёз, губы дрожат.
– Прости, – выдохнула она и бросилась мне на шею. – Прости, мамочка. Я не должна была...
Я обняла её, чувствуя, как собственные глаза наполняются слезами.
– Всё в порядке, милая. Я понимаю.
– Нет, не в порядке, – всхлипнула она. – Я не должна была обвинять тебя. Просто... просто я так хочу, чтобы всё вернулось, как было. Чтобы папа вернулся домой. Чтобы мы снова были семьёй.
Я глажу её по волосам, чувствуя, как сердце сжимается от боли. Как объяснить ребёнку, что некоторые вещи невозможно исправить? Что иногда люди, которых мы любим, причиняют нам такую боль, что простить и забыть уже невозможно?
– Я знаю, милая, – прошептала я. – Я знаю. Но иногда... иногда мы не можем получить то, чего хотим, как бы сильно ни старались.
– Значит, ты не попытаешься вернуть папу? – она подняла на меня заплаканные глаза.
Я вздохнула:
– Алина, это не так просто...
– Но ты же любишь его, правда? – в её голосе звучала отчаянная надежда. – Вы же были вместе столько лет...
Люблю ли я его? Хороший вопрос. Я не знала ответа. Любила ли я человека, которым он был для меня все эти годы? Да, безусловно. Но тот человек оказался иллюзией. Реальный Анатолий был способен на предательство, на ложь, на то, чтобы очернить меня перед нашими детьми. Могла ли я любить такого человека?
– Я не знаю, Алина, – честно ответила я. – Сейчас я чувствую только боль и гнев. Я не могу думать о любви.
Она кивнула, как будто понимая. Но я видела разочарование в её глазах, и это разбивало мне сердце.
– Иди спать, милая, – сказала я мягко. – Завтра будет новый день. Всё будет выглядеть иначе, обещаю.
Когда Алина ушла, я снова осталась одна со своими мыслями. То, что сказали дети, глубоко задело меня. Неужели я действительно выглядела для них и для Анатолия как “домработница”? Неужели я настолько потеряла себя в повседневной рутине, что перестала быть женщиной, личностью? И если да, то как найти себя снова? Как вспомнить, кто я такая на самом деле, без всех этих ролей… жены, матери, хозяйки дома?
Я легла на кровать и закрыла глаза. Воспоминания нахлынули волной: я в двадцать лет, студентка факультета журналистики, полная планов и амбиций. Я мечтала стать известным репортёром, ездить по миру, писать о важных событиях. Потом встреча с Анатолием, любовь с первого взгляда, свадьба через год. Рождение Маши, когда мне было всего двадцать два. Декретный отпуск, который затянулся, потому что через три года родился Кирилл, а ещё через три – Алина. К тридцати годам у меня было трое маленьких детей и никакой карьеры.
Я не жалела об этом тогда. Я любила своих детей, любила Анатолия, была счастлива строить семейное гнездо. Но где-то по пути я забыла о своих мечтах, о своих желаниях. Я стала придатком к жизни мужа и детей, перестала быть самостоятельной личностью с собственными интересами и стремлениями.
И может быть... может быть, сейчас, когда всё рушится, это мой шанс? Шанс найти себя заново? Вспомнить, кто я на самом деле, чего хочу от жизни… не как мать, не как жена, а как женщина, как личность?
Эта мысль вызвала во мне странное чувство… смесь страха и возбуждения. Страха перед неизвестностью, перед жизнью без привычных ориентиров. И возбуждения от возможности начать всё заново, построить новую жизнь… свою собственную жизнь.
Глава 6
Утро наступает неожиданно ярко. Солнечные лучи пробиваются сквозь неплотно задёрнутые шторы, оставляя золотистые полосы на полу спальни. Я лежу, глядя на эти пятна света, и впервые за последнюю неделю чувствую что-то кроме боли и отчаяния. Странное, непривычное чувство… смесь решимости и тревоги.
Вчерашний разговор с детьми не дает мне покоя. Особенно фраза об утраченной женственности, о том, что я “стала как домработница”. Каким бы несправедливым ни было это обвинение, в нём была доля правды. Я действительно настолько погрузилась в заботу о других, что забыла о себе. Забыла, что я не только мать и жена, но и женщина. Личность со своими желаниями, мечтами, потребностями.
Я встаю с кровати, подхожу к зеркалу и долго смотрю на своё отражение. Темные волосы, всегда аккуратно убранные в практичный пучок. Усталые глаза, которые когда-то сверкали любопытством и жизнелюбием. Слегка поникшие плечи, как будто на них годами лежал невидимый груз. Я выгляжу старше своих сорока четырёх лет. Старше и... безжизненнее.
– Пора что-то менять, – говорю я вслух своему отражению. – Хватит жить для других. Пора начать жить для себя.
Решение пришло так внезапно, что я сама удивилась его чёткости. Мне нужны перемены. Радикальные перемены. Не просто новая причёска или платье. Мне нужно вспомнить, кто я такая без Анатолия, без роли его жены. Мне нужно найти себя заново.
Я достаю телефон и набираю номер редакции журнала, где работала последние пять лет. Небольшое глянцевое издание о домашнем уюте… я вела там колонку о семейных традициях, праздниках, рецептах. Работа, которая идеально вписывалась в мой образ “идеальной жены и матери”. Работа, которую я выбрала не из страсти, а из соображений удобства, потому что она позволяла совмещать карьеру с семейными обязанностями.
– Ирина? Это Ксения. Извини за ранний звонок, – говорю я, когда главный редактор ответила. – У меня к тебе просьба... нет, даже не просьба. Предложение.
– Ксюш, доброе утро. Что стряслось? – в голосе Ирины звучит удивление. Обычно я была предсказуемой, пунктуальной, никогда не беспокоила начальство без крайней необходимости.
– Помнишь, ты говорила, что хочешь обновить концепцию журнала? Добавить больше... жизни, реальных историй?
– Да, конечно, – отвечает она с интересом. – У тебя есть идея?
– Более чем, – я делаю глубокий вдох. – Я хочу написать серию статей. Честных, откровенных. О женщинах, которые начинают жизнь заново после предательства, развода, потери. О том, как найти себя, когда все привычные роли вдруг исчезают.
Повисла пауза. Я почти слышу, как крутятся шестерёнки в голове Ирины. Она всегда была чутким редактором, улавливала настроения и тренды раньше других.
– Ксения... это ведь о тебе? – спросила она наконец.
Я не стала отрицать:
– В том числе. Но не только. Я хочу поговорить с другими женщинами, которые прошли через подобное. Узнать их истории, их опыт. Как они справились, как нашли силы двигаться дальше. Думаю, это будет интересно многим нашим читательницам.
– Это... это потрясающая идея, – в голосе Ирины звучит искренний энтузиазм. – Я давно хотела добавить в журнал что-то более глубокое, более личное. Когда сможешь прислать первый материал?
– Через неделю, – отвечаю я решительно. – Мне нужно время, чтобы собрать несколько историй, поговорить с женщинами, которые...
– Подожди, – перебивает меня Ирина. – Я ценю твой энтузиазм, но не торопись. Начни с собственной истории. Напиши о том, что чувствуешь ты сама. Это будет первый шаг. А потом уже думай об интервью с другими женщинами.
Я замолчала, обдумывая её слова. Написать о себе? Открыть свою боль, своё унижение всему миру? Выставить на всеобщее обозрение то, что я считала самым личным, самым постыдным?
– Я не уверена, что готова к такой откровенности, – признаюсь я.
– Тогда ты не будешь готова и к честным разговорам с другими женщинами, – мягко говорит Ирина. – Ксюш, я знаю, что случилось. Слухи распространяются быстро. И я восхищаюсь твоей силой, твоим желанием превратить эту боль во что-то полезное для других. Но начать нужно с себя. С признания собственной уязвимости.
Я прикрываю глаза. Ирина была права. Чтобы помочь другим, я должна сначала помочь себе. А для этого нужно признать свою боль, свой страх, свой гнев.
– Хорошо, – говорю я наконец. – Я напишу о себе. Всю правду, без прикрас.
– Вот и отлично, – в голосе Ирины звучит явное одобрение. – Жду твой материал. И, Ксения... береги себя. То, что ты делаешь… это очень смело. И очень важно.
После разговора с Ириной я чувствую странное облегчение. Как будто я наконец начинаю действовать, а не просто реагировать на обстоятельства. Как будто я впервые за долгое время беру судьбу в свои руки.
Я спускаюсь на кухню, где Кирилл и Алина уже завтракют. В их глазах читается вопрос… до сих пор они привыкли видеть меня по утрам уже полностью одетую, причёсанную, готовую к новому дню. А сейчас я стою перед ними в домашнем халате, с распущенными волосами, без привычного макияжа.
– Доброе утро, – говорю я, улыбаясь. – У меня для вас новость.
Они напряглись, ожидая чего-то неприятного. Последние дни принесли слишком много потрясений.
– Я меняю формат своей колонки в журнале, – продолжаю я, наливая себе кофе. – Буду писать о женщинах, которые начинают жизнь с чистого листа. Об их опыте, их историях. И начну с собственной истории.
Алина непонимающе моргает:
– Ты будешь писать о... о том, что случилось с папой? Публично?
Я киваю:
– Именно так. Я не буду называть имён, но суть истории останется прежней. И это только начало. Я хочу кардинально изменить свою жизнь.
– В каком смысле? – настороженно спрашивает Кирилл.
Я глубоко вздыхаю и улыбаюсь:
– Во всех смыслах, сын. Во всех. Я слишком долго жила ради других. Пора начать жить ради себя.
Дети переглянулись с беспокойством. Я понимаю их тревогу… они привыкли видеть меня предсказуемой, стабильной, всегда доступной для их нужд. Мысль о том, что я могу измениться, жить для себя, пугает их.
– Не волнуйтесь, – поспешила я их успокоить. – Я всё равно ваша мама, и всегда буду рядом, когда буду нужна. Но я также женщина, личность. И эту часть себя я почти потеряла. Пора её вернуть.
– И как ты собираешься это делать? – спрашивает Алина с любопытством.
Я улыбаюсь:
– Начну с малого. Сегодня я иду в салон красоты. Потом в магазин… обновить гардероб. А вечером... вечером я начну писать свою новую статью. И свою новую жизнь.
