Текст книги "Агент № 1"

Автор книги: Станислав Струмп-Войткевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

X
«ПАРФЕНИУМ»

Наступила прекрасная ранняя греческая весна. Вестниками ее по всей Аттике были алые, голубые и белые анемоны. А для Георгия с весной начался трудный период, ему вновь пришлось расстаться с квартирой. Пару ночей он проспал среди руин и скал, нетерпеливо дожидаясь связного. Сны ему снились тяжелые, зловещие, отравленные предчувствиями, а возможно, и опасным ароматом красивых, но вредоносных цветов. Анемоны раздражали его. Он предпочитал смотреть на парфениум. Как-то он сорвал один из этих нежных цветков и бездумно приложил к горящему лбу. Минуту спустя ему припомнилось, что по древнегреческим поверьям парфениумом лечили воспалительные процессы. Кажется, сама богиня Афина рекомендовала это лекарство Периклу, и, кажется, какой-то греческий каменщик, свалившийся с лесов при строительстве Пропилеев, был исцелен именно таким способом.

– Можешь спокойно возвращаться, – сказала хозяйка бывшего дома, найдя убежище инженера и помогая приготовить ему еду.

Тревога возникла опять из-за Апостолидиса, который после очередного допроса у гестаповцев разболелся и в жару принялся выкрикивать, что он не виновен, что страдает он из-за братьев Янатос и многих других, называя также Папазоглу и обоих морских офицеров. Однако, оправившись, Апостолидис поклялся, что ничего подобного он немцам не говорил, это пока подтверждалось отсутствием арестов или обысков. Тем не менее с этим беднягой нужно было что-то делать. «Убить», – посоветовал один из братьев Лабринопулос. Янатосы и Папазоглу возмутились таким решением и предложили выслать Апостолидиса вместе с семьей куда-нибудь в провинцию, но выполнить это не представлялось возможным из-за отсутствия денег.

Хозяйка принесла не только плохие вести. Так, она сообщила, что в Новом Фалироне операции продолжаются, приблизительно каждый третий мотор начиняется «фасолью». Донесения центру «004» отправляются регулярно. И вот еще какое-то новое предложение Каира относительно «М. С. 109».

Георгий с головой ушел в расшифровку текста, который требовал от него выполнения нового задания. Предыстория этого задания была связана с сообщением одного информатора, работавшего на побережье. Тот сообщил, что в греческих водах появилось новое немецкое судно. Информация была подвергнута проверке, затем зашифрована и передана центру «004». Спустя какое-то время Георгий еще раз вернулся к этому вопросу и дополнительно сообщил, что указанное судно представляет собой подводную лодку, поставленную на причал не в обычном месте стоянки военных кораблей в Саламинском заливе, а пришвартованную в Скараманга, в Элефсисе, на некотором отдалении от Арсенала. «На подводной лодке замечен опознавательный знак, состоящий из букв М и С, а также цифры 109. Повторяю: М. С. 109, – гласила телеграмма Георгия, отосланная неделю назад. – Похоже, что лодка поставлена на ремонт и отойдет, по-видимому, не скоро». Казалось, что известие такого рода не может взволновать англичан. Однако все произошло наоборот…

Наступили первые мартовские дни – жаркая пора как в метеорологическом, так и в военном смысле. На далеком Тихом океане одна за другой рушились под натиском японцев англо-американские позиции, а на Средиземном море продолжалось единоборство авиации и флота борющихся сторон за два главных пути, скрестившихся в этом районе: Гибралтар – Суэц и Сицилия – Триполи, в первую же очередь – Мальта. В Северной Африке в любой день могло начаться новое контрнаступление генерала Роммеля, который спешно латал прорехи в людях и технике, накапливал боеприпасы и горючее. При создавшемся положении англичане больше всего интересовались регулярно выходящими из Пирея и Патр караванами судов. Но вот оказалось, что малоинтересное сообщение о незаметной, да к тому же еще и ремонтируемой подводной лодке очень взволновало англичан.

Вопросы относительно загадочной «М. С. 109» посыпались градом, после чего был получен категорический приказ принять любые меры для ее уничтожения. И сейчас Георгий расшифровывал депешу, призывающую агента № 1 вплотную заняться этим делом, расценивая его как главное задание.

Отправляясь в Скараманга, Георгий вновь изменил свою внешность. Офицер-подпольщик из греческой полиции снабдил его удостоверением моряка греческого торгового флота на имя Кириакоса Париссиса. С таким документом, в черной матросской робе и порядком потрепанных брюках, подстриженный ежиком и плохо умытый, Георгий мог и в действительности сойти за бродягу или моряка, выгнанного с какого-нибудь торгового суденышка. Информатор сопровождал его до места назначения, стараясь познакомить спутника с местностью, на которой предстояло ему действовать. Самое главное было найти правильный тон при первом же разговоре с лейтенантом немецкого военно-морского флота, неким Адольфом Кингелем.

– Если сумеешь ему понравиться, он примет, если же нет – все пропало, – говорил грек, указывая дорогу к бараку, в котором размещалась администрация.

Кингель оказался довольно проницательным руководителем отдела найма рабочей силы. Вопросы его были меткими как с точки зрения профессиональной, так и с политической. Внимательно просмотрев удостоверение кандидата, он спросил:

– Можешь обслуживать дизельные моторы? Как ты поступишь при плохой подаче горючего?

Георгий ответил по-немецки, что, если говорить откровенно, он уж не такой особенный специалист. Он предпочел бы, например, место переводчика. Работа полегче! Да и вообще…

– До вчерашнего дня, – продолжал он, – я работал на судах… Но ведь все хотят жить, и уж лучше медленно подыхать с голоду, чем сразу утопиться… Если подыщете для меня что-нибудь подходящее, дайте знать…

Георгию хотелось произвести впечатление человека беззаботного, а возможно, даже имеющего за собой кое-какие грешки.

– Я люблю жизнь, – дерзко заявил он, подмигивая в глубь барака, где раздавался стук пишущих машинок, и протянул руку за удостоверением.

Немец задумался и придержал документ.

– Ты пойдешь туда, куда я тебя назначу, – строго сказал он. – Место получше будет позже. Ты откуда родом?

Следовало немного сбавить тон. Поняв это, пришелец выпрямился и почти по-военному доложил:

– Родился в Египте, возле Александрии, но выехал оттуда уже давно, потому что меня разыскивала английская полиция.

– Почему разыскивала? – спросил немец, незаметно приглядываясь к странному типу, явно подходящему для разных темных делишек.

В ответ бродяга только пожал плечами.

– А чего тут рассказывать, герр лейтенант? Честное слово! Когда тебе восемнадцать, много ли нужно для хорошей драки. Завелись из-за девушки с английским сержантом. А я люблю пожить. С греческим моряком в таких делах лучше не заводиться. Сам ведь виноват… Вот и пришлось мне бежать в Пирей. Было это еще до начала войны. А как началась война, так я уж решил за лучшее не показываться в Александрии и остался здесь. У англичан, сами знаете, руки длинные…

– Знаешь иностранные языки?

В ответ кандидат обрушил на него целый поток слов на греческом, французском и английском языках. Это были ругательства и соленые словечки, известные в портах всего мира. Немцу понравилась плутоватая наглость лжеморяка. Глянув еще разок в удостоверение, он уже более мягким тоном сказал:

– Немцы, Париссис, любят тех, кто их любит, хорошенько запомни это… Если проявишь себя, мы тебя не оставим без помощи. Пока что получишь место в цехе. Вижу, что ты хитрюга и лентяй, со временем направим тебя на более легкую работенку, а пока что придется тебе поработать и заслужить доверие. Понимаешь?

Скорее всего он думал о новом работнике как о будущем осведомителе, а пока что выправил ему пропуск и приказал проводить в цех. Так началась краткая карьера Иванова на предприятии в Скараманга.

Подводную лодку, действительно украшенную свеженамалеванным опознавательным знаком «М. С. 109», можно было спокойно осматривать во время обеденного перерыва, когда рабочие уничтожали свои скудные завтраки на свежем воздухе. Инженера поразили следующие три факта. Экипаж подводной лодки состоял из немцев, однако среди них вертелись три сухощавых итальянца с хорошо развитой мускулатурой и явно спортивной внешностью. Иногда они усаживались в моторную лодку и исчезали в направлении маленького островка Кирадес, откуда возвращались изрядно усталые, таща за собой на судно какие-то тщательно запакованные свертки. Когда Георгий помогал им, ему вдруг пришло в голову, что он имеет дело со своими коллегами – пловцами или с ныряльщиками, использующими в занятиях какую-то дополнительную аппаратуру. Но неужели сейчас, во время войны, находясь, по-видимому, в составе экипажа подводной лодки, они могли заниматься только спортом? Наверняка нет! Предупреждение капитана Саббата, переданное настырной Леной Караиани, превратилось в твердую уверенность. Сам Георгий, перебрасывая на территорию доков части магнитной бомбы, часто прятал их в песке или между грудами железного лома, и ему не раз приходили в голову различные идеи, например раздобыть где-нибудь легкий скафандр и специальные перчатки с ластами, что позволило бы ему достаточно быстро опускаться на нужную глубину. Идеи эти возникали в ответ на практические потребности. Магнитную бомбу следовало прикреплять к корпусу корабля по меньшей мере в метре или двух от поверхности воды. Кроме того, еще в Египте, во время тренировок, Георгий на собственном горьком опыте узнал, что не оснащенные перчатками руки можно легко поранить о корпус судна, покрытый острыми ракушками и ржавчиной.

В свете подобных размышлений лодка «М. С. 109» могла служить в качестве средства транспорта для пары готовых на все аквалангистов. Перед глазами инженера предстала картина английских крейсеров и броненосцев, спокойно стоящих в Александрийском порту. Да, дело именно в этом – теперь он понял тревогу англичан и их требование ликвидировать загадочную подводную лодку и ее пассажиров.

Используя обеденные перерывы, Георгий незаметно собрал бомбу. Однако уже на пятый день он решил ускорить срок акции, потому что наступал один из гитлеровских праздников и почти вся команда отправлялась после обеда на берег. Место старта было высмотрено заранее, готовая к действию бомба, закопанная в песок, лежала неподалеку от помоста. После работы Георгий спрятался в корпусе старой, выпотрошенной моторной лодки, где решил дожидаться темноты. Он надеялся, что в связи с праздником часовые в воротах не сразу спохватятся, что один из сотен рабочих остался в доках. Притаившись в дырявом и тесном убежище, диверсант старался сдержать дрожь – наступал холодный и слишком ветреный для предстоящего купания вечер. Кроме того, ветер поднял изрядное волнение на море. Шум ветра и плеск волн как нельзя лучше помогут выполнению задания… Медленно тянулось время, Георгий еще раз продумал и распланировал все, начиная с первого шага в сторону воды и кончая бегством после установки мины.

…Наступила полночь, когда пловец выполз из своего укрытия, откопал мину, тщательно проверил взрыватель, прикрепил опасный груз на спине, сбросил и старательно закопал в песок брюки, а затем в одной рубашке и плавках, дрожа от холода, а еще больше от возбуждения, медленно погрузился в воду. На минуту Георгию показалось, что в воде теплее, чем на воздухе. Место старта он облюбовал неподалеку от лодки, но продолжал плыть по выгнутой дуге вдоль помоста, пользуясь его тенью и радуясь плеску волн, ударяющих в камни набережной и деревянные столбы. С момента погружения в воду Георгий высмотрел силуэт стоящего на палубе часового и уже затем не отрывал от него взгляда. Часовой был ему не опасен; оперевшись о поручни, он грустно глядел в сторону набережной. Кроме него, в доках никого не было.

Приближалась решающая минута. Вот уже над пловцом появился корпус подводной лодки, закрывая обзор, и только одна Малая Медведица дружески подмигивала спокойному миру. Ночь была очень тихая, без гремящих огнем английских налетов и нервного блеска прожекторов. Немцы могли вволю наслаждаться праздничным отдыхом! Плывя все медленнее и осторожнее, бывший ватерполист не мог сдержать торжествующей усмешки. В двух метрах от корпуса лодки он набрал в легкие воздуха и нырнул, еще раз подумав о необходимости соорудить нечто среднее между перчатками и ластами. Напрягая под водой зрение, Георгий разглядел смутные очертания винтов и осторожно нащупал руль глубины. Именно здесь нашлось место, идеально подходящее для мины. Нырять вторично не пришлось – пловец быстро сорвал со спины смертоносный груз, приложил его к корпусу и убедился, что мина присосалась наглухо. У него нашлось еще несколько секунд для того, чтобы оттолкнуться от шероховатой поверхности лодки и медленно всплыть. Полярная звезда продолжала спокойно светить над головой. На палубе никого не было…

Составленный заранее и тщательно продуманный до мельчайших подробностей план состоял в том, чтобы благополучно возвратиться назад и укрыться в одном из укромных местечек, где и дожидаться прихода рабочих. Трудовой день начинался в шесть часов утра. Затерявшись в толпе, Георгий мог бы быть свидетелем взрыва, который согласно установке взрывателя должен был произойти в семь часов утра. Так было запланировано ранее, однако сейчас Георгий изменил свое решение. Следя за Полярной звездой, он взял направление чуть левее и принялся рассекать воды залива Элефсис, быстро удаляясь от Скараманга.

Давно Георгий не плавал с таким наслаждением. Ему казалось, что он опять отважный спортсмен, не имеющий ничего общего с тревожными делами войны. Проплыть пару миль в море он давно считал сущим пустяком, акул же в окруженной сушей воде залива, пожалуй, не могло быть. Он плыл размеренными, плавными движениями довольно быстро. Издалека поблескивали красные огоньки на высокой башне, иногда вспыхивали далекие отсветы от паровозов и фар автомашин на прибрежном шоссе, ведущем в Мегару. Пловец направлялся к этому городу, что без документов и одежды составляло большой риск, однако он предпочитал появиться голым на улицах Мегары, чем встретиться лицом к лицу с разъяренным Кингелем. Подсознательно, чутьем разведчика он чувствовал, что подозрения должны были пасть на него, может быть, именно потому, что он так понравился немцу. Раздвигая руками темную волну, Георгий обдумывал последствия своего приключения. Возможно, двигаясь вдоль берега, ему удастся добраться до Мегары, возможно, в купальнях на пляже ему удастся найти какие-нибудь лохмотья, забытые или брошенные там… Удостоверение личности на имя Париссиса уже сослужило свою службу и могло спокойно гнить в песке на базе Скараманга, запасное удостоверение личности он взял с собой, храня его в прорезиненном мешочке, прикрепленном к плавкам. Он глянул на водонепроницаемые часы – до рассвета оставалось совсем немного времени. И тогда Георгий перешел на свой знаменитый кроль. Вдали от пристани ему уже не нужно было соблюдать осторожность. Да и кто в конце концов смог бы разглядеть дерзкого пловца, затерявшегося в центре большого залива в густом предрассветном мраке?..

Спустя четыре часа Георгий коснулся ногами грунта и осторожно вышел на берег среди скал и камней уже за Элефсисом, у подножья высокого берега, как бы вырастающего из волн и тянущегося в сторону Мегары. Он отыскал среди скал углубление и улегся в защищенном от ветра месте, достал из мешочка несколько конфет, пососал их, отдышался и решил немножко вздремнуть после пережитого напряжения. Далеко, за невидимыми отсюда Афинами, начало восходить солнце и золотить вершины гор на восточном горизонте. Ближе начинала голубеть вода только что пересеченного им залива, вырисовывался силуэт острова Саламин, и где-то там серела покинутая им база Скараманга. Напрягая зрение, Георгий мог уже разглядеть мол и стоящие подле него суда, среди которых должна была находиться обреченная на гибель лодка.

Георгий посмотрел на часы. 5 часов 15 минут. Оглядевшись вокруг, он подыскал себе более уютное местечко, устланное мягким песком, и почувствовал прикосновение первых лучей солнца. День обещал быть теплым, солнечным, возможно, и жарким. И тут отдых Георгия был прерван – по воде до него докатился звук взрыва. Быстро взглянув в сторону Скараманга, он увидел только стелющийся над помостом дым.

– Черт, слишком рано! – выругался он. – Хороши все эти бомбы, а часовой механизм и того лучше…

И тут до него дошло: хорош был бы он сейчас на совершенно пустой базе, лицом к лицу с немецкой облавой.

Теперь необходимо было самым срочным образом раздобыть какую-нибудь одежду. Возможно, розыски диверсантов будут вестись повсюду по берегам залива. Георгий решил подняться наверх, на скалы, и поглядеть, нет ли поблизости какого-нибудь селения, но тут раздался шум авиационного мотора. Был ли это разведывательный самолет или просто случайный полет, трудно было решить. На всякий случай беглец укрылся в расщелине. И, видимо, вовремя. Едва только скрылся самолет, как вдоль берега медленно прошла моторная лодка. Было видно, как с ее борта два человека внимательно осматривают в бинокли побережье. Наверняка это были те самые итальянцы! Самолет вновь вернулся и стал низко кружить над скалами и селениями, а на близлежащем шоссе понеслись мотоциклы и автомашины. Со всех сторон! Переждав, пока эпицентр облавы переместится в сторону, Георгий взобрался на крутую скалу и прыгнул с нее прямо в воду, хотя высота прыжка и была поистине рекордной. Он решил проплыть еще несколько сот метров, до того места, где между шоссе и берегом стояло несколько окруженных заборами домов. Там можно было сыграть роль любителя утренних купаний – ведь ничего иного ему сейчас не оставалось, разве что попросить убежища в женском монастыре св. Иеронима, где еще раньше нашли себе приют несколько пленных англичан.

Позднее, вернувшись на одну из своих квартир в Афинах, беглец не очень распространялся о дальнейших своих приключениях в тот памятный день 15 марта. Сохранилась версия, что, встретив немца, он убил его, переоделся в немецкую форму и вернулся с попутной грузовой машиной, сидя рядом с шофером и минуя несколько проверочных постов на шоссе. Другие будто бы видели его – измазанного машинным маслом и угольной пылью – в роли помощника машиниста на паровозе, сбавляющем скорость у станции Пелопоннесской железной дороги. Третьим больше пришлась по душе версия о том, что Иванову оказал помощь рыбацкий катер поблизости от Мегары. А возможно, он, пока не стихли облавы, укрывался в монастыре св. Иеронима? Так или иначе, но после краткого отчета о том, что он переплыл залив Элефсис, Георгий умолкал и даже самым близким своим сотрудникам не рассказывал о том, как ему удалось выбраться из столь трудного и отчаянного положения. В этот период он все еще вел борьбу по чисто спортивным правилам: до сих пор ни разу не воспользовался ни пистолетом, ни типичным оружием диверсантов – кинжалом.

Что же касается пресловутой «М. С. 109», только позже догадались, что потопленная Георгием подводная лодка носила фальшивые опознавательные знаки. Намалеванные на борту буквы и цифры должны были ввести в заблуждение разведку союзников. В действительности же на дно пошла лодка У-133, которая должна была отправиться со специальным заданием, наверняка затем, чтобы подбросить в окрестности Александрии итальянских аквалангистов, снабженных точно такими же магнитными минами, которыми начинил ее Иванов.

Требования центра «004» относительно усиления диверсионной деятельности на море указывали на то, что в Африке готовятся к решительным действиям. Генерал Роммель требовал для своего корпуса подкреплений: танков, самолетов, горючего. Из Италии один за другим выходили караваны судов – у английских самолетов, подводного и надводного флота хватало работы. Иногда крайне необходимые для армии Роммеля грузы приходилось отправлять по два-три раза, прежде чем они достигали места назначения. Кроме того, английская авиация непрерывно и во все возрастающих масштабах бомбардировала порты отправления в Италии и Сицилии, а также – и при этом наиболее интенсивно – Триполи и Бенгази, где производилась выгрузка. Поэтому немцы все чаще стали использовать греческие гавани. Кроме того, нельзя было допускать, чтобы, например, греческий морской охотник или истребитель служил немцам. В данном случае речь шла о великолепном греческом боевом корабле «Василефсе Георгиосе», иначе – «Короле Георгии». Этот истребитель водоизмещением более 1400 тонн и скоростью в 37 узлов был построен на шотландской верфи. Немцы в начале войны потопили его во время одной бомбежки, позднее подняли со дна и ввели в доки Арсенала, где долгое время ремонтировали корабль, но уже 21 марта 1942 года судно было официально включено в военно-морской флот Германии, сначала как «Z. G. 3», что означало «Церштерер Грихиш 3», а позднее под названием «Гермес».

Итак, еще в марте за Саламинским проливом в бывшем морском арсенале греческого военно-морского флота, или в Навстагмосе, как его называли сами греки, велись какие-то крупные работы. К работам этим – починкам и ремонту – нельзя было относиться пренебрежительно. С момента вторжения оккупантов на территорию Греции прошло уже десять месяцев – время, достаточное для поднятия затопленных судов и кораблей. Разведка доносила, что по меньшей мере три из затопленных ранее кораблей были введены в доки; пройдет еще месяц, и тающему немецко-итальянскому флоту на Средиземном море придет новое пополнение…

На этот раз получить нужные пропуска и удостоверения оказалось делом весьма сложным, однако тут пригодились отличные рекомендации, выданные комендантом марафонских укреплений. Попадопулос и его мнимый племянник брались за любые поручаемые им работы по ремонту судов, очистке набережной и водного бассейна от различного лома. Вторая часть работ была особенно изнурительной – последствия сначала немецких, а затем и английских бомбардировок ликвидировались кое-как и наспех. Особенно заинтересованы были немцы в очистке территории от всяческих обломков и железного лома, которые мешали даже самым мелким судам пользоваться доками. Для выполнения хотя бы части этих работ Попадопулос и его помощник перебрались на остров Саламин, где младший из них безустанно нырял для подсчета кубатуры лежащих на дне развалин, старший же наблюдал за работой механиков, слесарей, столяров и маляров или вербовал в Пирее и на Саламине рабочих, а также торговался с немцами за каждый пункт нового договора. Немцы с восхищением следили за смелыми подвигами молодого техника, а с главой «фирмы» вскоре пришли к обоюдному согласию, не слишком заботясь о том, сколько драхм по их приказу и от их имени выплатит марионеточное афинское правительство. Все эти работы продолжались вплоть до того времени, когда, наконец, отремонтированный «Король Георгий» не отправился в Пирейский порт, где принял на борт недостающий комплект команды, а также сотни две летчиков и немецких парашютистов, возвращающихся на Крит.

…Георгий никогда не раскрыл тайны, где и когда удалось ему прикрепить «Королю Георгию» свою знаменитую магнитную «черепаху». Во всяком случае, «Король Георгий» затонул от взрыва, вместе с ним погиб также и итальянский морской охотник, который шел следом за судном в качестве эскорта. Греция торжествовала!..

Только после катастрофы выяснились некоторые обстоятельства. Прежде всего специальные комиссии установили, что ремонт судна чрезмерно затягивался, однако каждая такая оттяжка получала свое обоснование, а трижды проведенные пробные рейсы обнаруживали все новые и новые недостатки, которые соответствующим образом заносились в протоколы. Таким образом, помимо загадочного исчезновения двух предпринимателей, трудно было утверждать, что здесь имели место саботаж или диверсия. Тайна гибели корабля так и осталась неразгаданной… Немцы приписали ее деятельности вражеской подводной лодки, которой, по-видимому, удалось пробраться в окрестности порта. Подобные случаи уже имели место, да и к тому же в итальянском флоте уже имелись специальные команды ныряльщиков, предназначенных для подводных рейсов к английским базам. Что могло помешать англичанам использовать это же средство в борьбе с противником? И все же, несмотря на подобные соображения, в воздухе витала тень незримого саботажа. Несколькими месяцами спустя «Король Георгий» был вновь поднят немцами и отремонтирован. Окончательно он погиб под английскими бомбами только 7 мая 1943 года недалеко от тунисских берегов…

После своего второго подвига Георгию Иванову пришлось на некоторое время вновь вернуться в Афины, так как повышенная бдительность немцев и итальянцев делала его дальнейшее пребывание на побережье довольно рискованным занятием.

Он вновь поселился у Кондопулосов, где заботу о нем возложили на себя жена Кондопулоса и ее племянница Деспина. Иногда он возвращался простуженный и кашляющий, со сбитыми в кровь ногами, выпачканный в грязи и усталый до невозможности, но чаще всего – сияющий от счастья, как бы после хорошо выполненного задания. Женщин пробирала дрожь, когда Георгий в хорошем настроении, проходя мимо немецких или итальянских солдат, шутливо цеплял их, то предлагая папиросу, то, наоборот, прося у них закурить или же рассказывая им анекдот.

Поражала его выдержка. Как-то он сидел с девушками на лавке перед входом на радиостанцию в Запионе, которая давно вызывала у него большой интерес. В эту минуту проходящие мимо итальянские охранники заговорили:

– Глянь-ка, у него две красивые девушки, а у нас ни одной…

– Зато у вас два пистолета, а у меня ни одного! – крикнул Георгий им вслед по-итальянски.

Солдаты обернулись, и произошел обмен замечаниями, шутками, папиросами; немного позже новое знакомство помогло Георгию пробраться на радиостанцию и совершить там небольшую диверсию…

В другой раз друзья остолбенели: на месте встречи агент № 1 сидел на скамейке, ведя оживленнейший спор с двумя немецкими солдатами. Вообще Георгий выработал новую тактику поведения – по отношению к оккупантам он стал эдаким добродушным и беззаботным товарищем, настоящим благожелателем, как бы совершенно позабыв о том, что за его голову назначена полумиллионная награда, теперь, кстати сказать, еще больше увеличенная…

Так проходила весна 1942 года – весна голодная, жаркая и безнадежная для страны. В это время Георгий совершил еще одну рискованную диверсию. Подпольщики из Пирея сообщили ему, что испанское транспортное судно «Сан-Исидор» загружается ящиками с боеприпасами, в последнюю минуту оно должно принять на борт также и живую силу. Стоящий у набережной в течение дня пароход на ночь отводился на середину бассейна, по-видимому в целях безопасности. Почти с каждой из подходящих к заливу улочек можно было вплавь добраться до корабля, если бы этому не мешали лежащие на воде полосы света и отблески портовых огней. Вода в заливе была полна мусора, мазута и нечистот, но Георгий махнул на все это рукой и выбрал наиболее удобное место, с которого можно было бы легко стартовать. Одновременно Георгию пришлось следить за тем, чтобы не напороться на морской патруль. Георгий быстро спустился по железным скобам набережной к воде, осторожно опустился в воду, осторожно поплыл и еще осторожней нырнул в тени высокого борта парохода. Видимость была настолько плохой, что ему пришлось все делать на ощупь. Георгий сорвал с груди «черепаху» и прицепил ее прямо над самым винтом, после чего, соблюдая такие же меры предосторожности, вернулся на берег. Неприятную минуту он пережил только тогда, когда на набережной, у самой таможенной будки, столкнулся с какой-то насмерть перепуганной парочкой.

– Не удивляйтесь, – успокоил он их, – мне пришлось слазить в воду, потому что где-то здесь я потерял дорогую удочку…

Вернуться в Афины он уже не решился и просидел до утра в театральном дворе среди груды старых декораций. Грязный, как последний бродяга, он наблюдал, как «Сан-Исидор» под фалангистским флагом взял курс в открытое море. На этот раз бомба была поставлена с большим допуском…

…От «Сан-Исидора» немецким морским охотникам удалось выловить одного-единственного члена экипажа – болтливого капитана, который проговорился о грузе судна и времени его отправления. В портовых кафенионах о нем рассказывали потом, что приключение в греческих водах начисто отбило у него охоту к морской службе и что в Испанию он уже вернулся по суше…

– Меня не будет дней пять, – заявил как-то Георгий перед очередным своим исчезновением из Афин. Как всегда, он был спокоен и сдержан, но хозяева заметили в его лице новое выражение. Он как бы ожидал чего-то необычного. И действительно, агент № 1 принял рискованное решение, которое придало ему энергии. Дело в том, что он решил предпринять молниеносную поездку в Салоники.

Центр «004» имел там своего агента, однако при царящем в эфире хаосе тот никак не мог наладить связи с Каиром, а тем временем англичан очень интересовал порт Салоник и аэродром Серее. Таким образом, еще один категорический запрет командора Болби – «не показываться в Салониках» – перестал играть роль. Наоборот, Георгию дали понять, что только он один в состоянии наладить эту столь необходимую связь с Салониками. В решении ехать в Салоники сказалась и страшная тоска Георгия по матери, хотя он ясно себе представлял, чем это может для него обернуться.

…Георгий отправился в Салоники с удобствами, в спальном вагоне, с самыми надежными документами, в офицерском мундире, перед которым греки испуганно расступались, а железнодорожная жандармерия лихо щелкала каблуками. Несмотря на это, путешествие было довольно рискованным предприятием из-за вполне определенного сходства между мнимым офицером и разыскиваемым диверсантом. Но, с другой стороны, Георгий на собственной практике убедился, что легкий грим, а особенно немецкий покрой делают его совершенно иным даже для знакомых. Рослый, светловолосый, с холодным взглядом, вызывающе пренебрежительным по отношению к окружающим, он прекрасно играл роль одного из миллионов гитлеровских «сверхчеловеков».

Комната для него была заказана по телефону из отеля «Гран-Бретань». В отель «Медитерране» он входил с легким страхом, поскольку здесь он бывал много раз еще во время работы на польском эвакопункте и его могли узнать многие из обслуживающего персонала. Однако Георгию было дано недвусмысленное указание, что контакт следовало установить именно здесь. С облегчением Георгий убедился в том, что служащие в отеле были теперь новые: он впервые видел лифтера и коридорных. Персонал наперегонки соревновался в поклонах перед немецким мундиром и и исправно давал нужную информацию на немецком языке. Только позднее выяснилось, что предназначенный для офицеров Третьего рейха отель обслуживался специально проверенными людьми, присланными сюда из Германии и Австрии. Из греков здесь оставили только одну особу – царящую в баре мадам Калиопу. Мнимый офицер с явным облегчением отослал прислугу и, заперев дверь на ключ, вздохнул несколько свободнее.