355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Станислав Гагарин » Океан. Выпуск восьмой » Текст книги (страница 9)
Океан. Выпуск восьмой
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 18:32

Текст книги "Океан. Выпуск восьмой"


Автор книги: Станислав Гагарин


Соавторы: Владимир Мезенцев,Александр Суворов,Виктор Дыгало,Юрий Иванов,Юрий Дудников,Евгений Сузюмов,Б. Волохов,Святослав Чумаков,Дмитрий Лихарев,Юрий Миронов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)

С обеих сторон улицы торчали многочисленные деревянные одно– и двухэтажные невзрачные домишки. Сколько помнил себя здесь Щукарев, столько и стояли покорно эти старожилы, удивительно крепкие и цепкие. Ничто не старило их. Смывалась с их стен краска – их снова покрывали каким-нибудь немыслимо блеклым казенным колером. Калечили их безжалостные жильцы, и к домам-страдальцам снова прилаживали двери, рамы, заплаты. И они опять бодро противостояли натиску стихии и людей.

На стене одного из домишек висел лист кровельного железа, на котором какой-то грамотей от руки намалевал суриком: «Хазяйственные тавары». Глядя на вывеску, Щукарев вспомнил, что дома кончился запас электрических лампочек, и свернул к магазину. Домишки стояли прямо на шишкастых боках сопок, и к дверям вели от асфальтовой мостовой деревянные щербатые мостики. Справа и слева от них – сплошные бугры и колдобины, ноги переломаешь.

Щукарев по-хозяйски распахнул дверь в магазин, занес ногу над высоким порогом и замер наподобие журавля: спиной к нему стояла и разговаривала с продавцом Екатерина Михайловна Логинова, жена Николая. Трудно сказать, что испытал при виде ее Щукарев – то ли неудобство какое, то ли угрызение совести, но встречаться и тем более разговаривать с ней сейчас ему никак не хотелось.

Юрий Захарович тихонько шагнул назад, закрыл за собой дверь, спрыгнул с мостка и, насколько позволяли ему это сделать скрытые мхом кочки и ямины, быстренько шмыганул за угол барака. Там и проторчал он, плотно прижавшись к корявой стене домишки и тревожно озираясь, до тех пор, пока не ушла из магазина Екатерина Михайловна.

* * *

Триумфатор Березин был безжалостно повержен прямо с Олимпа на грешную землю. Повержен и растоптан. При всем своем пристрастии к сухой математике, человеком он был импульсивным, переживал неприятности бурно и искренне. Поэтому незаслуженная обида, которую нанес им с командиром Щукарев, повергла его в глубокое уныние. Ужинал Березин безо всякого аппетита. Выйдя из столовой, он решил подождать Логинова. Когда подошел командир, они оба молча закурили. Последнее плавание их особенно сблизило. Они молчали, но думали об одном и том же – о людской несправедливости.

Рабочий по камбузу вынес огромное ведро с остатками пищи и вывалил его в бак. Чайки тревожно, а может быть, и радостно загомонили, соскочили на землю, но чуть только матрос отвернулся, они вновь облепили край бака.

– У-у, дармоеды! Совсем летать отучились, – проворчал зло Логинов. Он переживал их со Щукаревым несогласье и тоже был не в настроении.

– Приспособились. Так и мы скоро тоже приспособимся к Щукареву и плавать отучимся, – буркнул в тон ему Березин.

– Ладно, ладно, Геннадий Васильевич, не смотрите так мрачно. Все со временем образуется.

– Легко сказать, образуется… Испытания временем не выдерживают даже часы. А мы все-таки люди. До бога высоко, до главкома далеко, а Щукарев вот он, под боком. Пока наши молитвы дойдут по инстанции, товарищ комбриг нас с потрохами схарчит и не подавится.

Логинов все-таки был другом Щукарева, и он бросил на Березина осуждающе-сердитый взгляд. Березин все понял и замолчал.

– У японцев есть бог удачи Дарума, что-то наподобие нашего Ваньки-Встаньки. – Пройдя десятка два шагов, Логинов начал сглаживать возникшую между ними неловкость. – Он олицетворяет там стойкость духа: «Семь раз упал – восемь раз поднимись». Поднимемся, Геннадий Васильевич. Поднимемся! Все, как говорится, прекрасно, а остальное – нюансы.

В казарме, у двери командирской каюты, переминались с ноги на ногу Ларин и Киселев.

– Пришли проститься, товарищ командир.

Это было понятно и без объяснений. Когда были сказаны положенные при прощании добрые слова напутствия, уже прощаясь, Ларин сказал Березину:

– А вам, товарищ капитан третьего ранга, от нас еще и особое спасибо за подарок, который вы всем нам сделали в этом походе. – Заметив на лице старпома удивление, он разъяснил: – Может, это звучит несколько высокопарно, но точно отражает наше чувство. В этом походе всех нас вы причастили к подвигу. Знаете, в нашем экипаже какие все ребята сейчас гордые и счастливые ходят?! Прямо именинники.

Старшины ушли. Березин, повеселевший, улыбнулся:

– Скажет же такое – «причастились к подвигу»… Знали бы они, какого хвоста накрутил нам комбриг за это причастие.

А после старшин пришел лейтенант Казанцев и попросил вернуть ему обратно его рапорт.

– Передумали? – спросил его Логинов.

– Так точно, товарищ командир. Передумал.

– Вот как? Значит, убедили мы вас?

– Никак нет, не убедили.

– В чем же тогда дело? Почему вы вдруг передумали?

– Меня не беседа ваша, а капитан третьего ранга Березин убедил. – Помолчал и добавил: – Очень убедительно убедил.

Закрылась за лейтенантом дверь, а в каюте будто повеяло свежестью. Логинов подошел к Березину и со счастливо-задорной улыбкой сказал:

– Только во имя этого уже стоит рисковать и жить.

Стоит, конечно, но перспектива стать командиром подводной лодки для Березина стала сегодня намного более призрачной, чем когда бы то ни было. Удалой баран не ходит без ран.

* * *

В пятницу Золотухин побывал в политуправлении флота и беседовал с членом Военного совета, Логинову о содержании ее ничего не сказал. А в понедельник утром пришла радиограмма, что Логинова и Березина к 15.20 вызывает к себе «на ковер» командующий флотом. Кинулись они искать подплавский катер, но оказалось, что на нем уже ушел в штаб флота Щукарев. То ли не знал, что и их тоже пригласили туда, то ли ушел без них умышленно, не захотел их обоих видеть. Пришлось добираться до штаба флота на «Комете».

Вместе с ними увязался и сын Логинова – Павел. Он был непонятно в кого долговязый, по-мальчишески нескладный, но уже уверенный в себе и одержимый мечтой стать офицером-подводником. Как отец. Сейчас он добирался в город, чтобы купить кое-какие радиодетали. Он считал, что каждый флотский офицер обязан знать радиодело, сигналопроизводство и иметь хотя бы второй разряд по самбо. Последнее очень важно: честь флотского офицера надо уметь отстоять.

Все трое дружно молчали. Павел, воспитанный в строгости и вообще по натуре молчаливый, сидел напротив отца и смотрел в стремительно проносящуюся за окном «Кометы» воду. Его снедало беспокойство: шла уже вторая половина июля, а до сих пор все не было и не было вызова из училища.

Молчание нарушил Березин. Он шумно вздохнул, будто подвел итоговую черту под своими раздумьями.

– Да-а… Колесо фортуны, кажется, встало на капитальный ремонт. Ну, что ж, комфлота не выдаст, комбриг не съест.

– Ну-ну, Геннадий Васильевич, осторожнее на поворотах. Не забывайте, что как бы там ни было, а Юрий Захарович все-таки мой учитель и друг. – Логинов приструнил Березина хоть и шутливо, но вполне серьезно. – Но в общем-то, командующий мужик рисковый. Вас, по-моему, тогда на флоте не было, когда он пришел к нам служить. Буквально накануне его прихода «сталинцам» ограничили глубину погружения: на одной из лодок делали контрольное сверление корпуса и обнаружили, что он подызносился. Иногда бывает такое – попали точно в центр коррозионной раковины, ну и пошла-поехала. В техупре [6]6
  Техупр – Техническое управление флота.


[Закрыть]
испугались и снизили глубину погружения чуть ли не вдвое. Вот так и ползали мы, чуть рубку замочивши. Прознал про это командующий и на свой страх и риск на С-15 произвел глубоководное погружение на предельную глубину. Сам в лодке был, а всю свою свиту сопровождающих на берегу оставил. На всякий случай, чтобы не рисковать людьми понапрасну. Ну и все прошло благополучно, а нам опять разрешили нормально плавать. Так что, как видите, и ему не чужд риск. – И добавил, лукаво рассмеявшись: – Возможно, и не выдаст…

– Знаете, какой-то остряк сказал, что хорошо смеется тот, кто смеется без последствий, – усомнился Березин.

Павел слушал, переводил взгляд с одного на другого и догадывался, что у отца произошло что-то неприятное, но он ничего не говорил ни маме, ни ему, делал вид, что ничего не случилось. И этот сегодняшний срочный вызов к командующему флотом…

Нет, тут что-то не так… Об этом можно было судить и из немногословного разговора отца с Березиным.

– Бать, что-то случилось у вас на лодке? – тихо, чтобы никто другой не услышал его вопроса, спросил Павел. Военную тайну он хранить умел. А какой мальчишка, выросший в гарнизонах, не знает их?

Отец и Березин переглянулись.

– С чего это ты решил?

– Да по вашему виду. Вздыхаете тяжело, приглашение к командующему не радует. Дядю Юру ругнули.

– Ишь ты, Шерлок Холмс. Дедукция плюс интуиция? Нет, сынище, все в порядке. Просто Геннадий Васильевич новый тактический прием использования лодок предложил. А командующий им заинтересовался. Кстати, в последние дни я то в море, то занят и все забываю у тебя спросить, как с училищем. Вызов прислали?

– Да нет пока. Я и сам волнуюсь, как бы не опоздать.

– Не опоздаешь, – заверил сына Николай Филиппович, – я сегодня же туда позвоню, выясню, в чем дело.

– Вы в какое училище поступать собираетесь? – спросил Павла Березин.

– В имени Фрунзе. Его папа заканчивал.

– И я тоже.

– При вас, Геннадий Васильевич, в училище не был распространен шутейный устав военно-морских жен? – спросил Логинов.

– Как же, был. Вот только содержание его не помню по своему холостяцкому положению.

– Там есть такой пункт: «Жена морского офицера воспитывает ребенка, прививая ему любовь к отцу и Родине, отвращение к морю и лютую ненависть к врагам». Наша мать не справилась с этой своей обязанностью. Отвращения к морю Павлу не привила.

– Она старалась, пап, – усмехнулся Павел, – да ты пересилил.

В приемной командующего флотом адъютант, худенький и аккуратный мичман, попросил их подождать – командующий пока занят. В приемную то и дело заходили адмиралы, капитаны первого ранга, другие начальники, и чтобы не вскакивать каждый раз при их появлении, Логинов и Березин встали у боковой стенки за дверной портьерой, за которой их не было видно.

А в эти же самые минуты перед огромным и пустым, как биллиардный, письменным столом командующего тоскливо переминался с ноги на ногу Щукарев. От его всегдашней молодцеватости не осталось и следа: только что прямо при нем командующий позвонил в Москву начальнику управления кадров военно-морского флота и попросил, если это еще возможно и удобно, притормозить представление на Щукарева к контр-адмиральскому званию. Судя по реакции командующего, на том конце провода пообещали придержать. «Придержат… – печально и зло подумал Щукарев. – Отбирать – не давать, всегда проще».

Командующий, осанистый и совсем еще не старый мужчина, красивый какой-то особой мужественной красотой, внешне очень напоминал артиста Мордвинова в роли Котовского: та же стать, орлиная гордость во взгляде и, самое главное, тоже был обрит наголо «под Котовского». Он положил телефонную трубку, привычно огладил левой рукой гладкую блестящую макушку и пронзительно взглянул на Щукарева.

– Военный совет флота допустил ошибку, представив вас, товарищ Щукарев, к адмиральскому званию. Будем ее исправлять. Если вы уже сейчас позволяете себе так вести, то чего же можно ожидать от зарвавшегося адмирала?

Щукарев почувствовал, как внутри него что-то мягко рухнуло, отдавшись слабостью в коленях. Ноющей обидой засаднило сердце: «За что?!.. Я ли не тянул как вол?!..» И тут же на душе горькой пеной начала взбухать неудержимая ярость на Золотухина: как только Щукарев вошел в кабинет командующего и увидел на штативе, на котором обычно развешивают карты, лист ватмана с аккуратно вычерченной схемой маневрирования С-274 в Буйном, он сразу же понял, что здесь уже побывал его замполит. И схема маневрирования, и вообще все, что сейчас происходило в этом большом и гулком кабинете, все – дело его рук. Накапал, сукин сын, члену Военного совета… Недаром тот так и сверлит глазищами.

Член Военного совета, такой же крупный, как и командующий, но значительно постарше возрастом, и впрямь был разгневан, но гневался он больше не на Щукарева, а на самого себя: о грубости Щукарева, его нетерпимости он уже слышал не раз, не раз собирался его пригласить на беседу, но за разными неотложными и более важными делами все как-то не доходили руки. И вот дождался скандала…

– Мне, товарищ Щукарев… Товарищ Щукарев! – Щукарев настолько углубился в свою обиду, что забыл даже про командующего, и тот вынужден был окликнуть его. – Так вот мне совершенно непонятны мотивы вашего отношения к действиям командования двести семьдесят четвертой. Вы опытный подводник, прошли всю войну, казалось, вы должны были бы пропагандировать маневр Логинова, поставить в пример другим командирам четкость и продуманность его действий. Вместо этого вы устраиваете дикий разнос своему заместителю по политчасти, офицеру штаба флота, наказываете Логинова, его старпома. За что?! Почему?! Вы мне это можете объяснить?

– Так точно, товарищ командующий, могу. Логинов и Березин нарушили правила плавания на театре. Я считаю, что любое отступление от требований руководящих документов противозаконно и преступно. А они нарушили запрет на плавание в Буйном, шли на неоправданный риск. – Щукарев настолько увлекся, что не заметил, как командующий порывался что-то сказать, открывал рот. Щукарева было не остановить. – Если каждый в армии начнет переиначивать законы по собственному усмотрению, надумает переосмысливать их критически, то армия превратится в вооруженный сброд, товарищ командующий. Идя на совершенно неоправданный риск, и это мое глубокое убеждение, Логинов совершил проступок, в корне подрывающий основы воинской дисциплины. – Щукарев начал переводить дух, и командующий, воспользовавшись паузой, спросил:

– О каком, собственно, запрете вы ведете речь?

– О запрете плавать лодкам в подводном положении в Буйном. В лоции, правда, написано, что плавание подводных лодок в подводном положении там «не рекомендуется», но я – военный человек и привык считать, что в армии «не рекомендую» это то же самое, что «запрещаю». Если, скажем, мне мое начальство что-то не рекомендует делать, то у меня и в голову не придет делать это. Так же, как и моим подчиненным, если я им не порекомендую… По-моему, все это вполне естественно.

– Хорошо, что это только «по-вашему». У вас, товарищ Щукарев, своеобразное отношение к русскому языку. – Командующий хмыкнул. – Выгодно вам – толкуете так, не выгодно – толкуете этак. Я вот, например, всю жизнь считал, что «не рекомендуется» вовсе не означает «запрещается». Это не красный свет, а желтый, говоря языком автомобилистов. Если ты собираешься сделать что-то, что делать почему-либо не рекомендуется, то прояви осторожность, бдительность, мудрость, наконец. Логинов и проявил все эти качества, форсировав Буйный с блеском. Больше того, своим маневром он наглядно доказал нам, что в плане противолодочной обороны бухты Багренцовой у нас был допущен существенный изъян. И вина этому изъяну – традиционность нашего мышления, отсутствие гибкости в нем. А вот подводники вероятного противника вряд ли стали бы оглядываться на рекомендации нашей лоции, наверняка пошли бы на риск. Так что, товарищ Щукарев, Логинова поощрять надобно было, а не наказывать. И риск его был вполне оправданным.

– Товарищ командующий, – чуть не возопил Щукарев, хватаясь за последнюю возможность хоть как-то оправдаться, – капитан второго ранга Логинов не выполнил моего приказа. Когда я ему давал задание на поход, я ему прямо приказал не рисковать, не идти на поводу у Березина. Я понимаю, возможно, мой приказ был и не совсем правилен в чем-то, но он был, и уставы требуют, чтобы любой приказ был выполнен, а потом лишь обжалован. Поэтому не наказать Логинова я не мог. Иначе… мой авторитет…

– Ваш авторитет? – У члена Военного совета, в отличие от командующего, голову украшала прямо-таки львиная грива. Только седая. И сейчас, когда он резко обернулся к Щукареву, грива зло вздыбилась над его головой. – Вы его уже давно растеряли…

Логинов и Березин протомились за портьерой уже минут пятнадцать-двадцать, когда, наконец, на столе у адъютанта замигала лампочка, и мичман подчеркнуто не торопясь, с чувством собственного достоинства прошествовал в кабинет командующего флотом. Через несколько мгновений он все так же с достоинством и не спеша выплыл из кабинета и, оставив распахнутой дверь, пригласил:

– Командующий ждет вас.

Они вошли. Сочетание в кабинете самого командующего, члена Военного совета и начальника отдела кадров флота добра не сулило, и Логинов с Березиным заметно приуныли. Что-то будет?! В сторонке на краешке стула притулился Щукарев. Широкое мясистое лицо его обвисло, было багровым и растерянным, и вообще он напоминал полуспущенную надувную резиновую игрушку – весь мягкий, потерявший форму. «Видать, всыпали все-таки… – не без злорадства подумал Березин. – Так тебе, деду Щукарю, и надо…»

Логинов доложил о прибытии и замер в тоскливом ожидании. Командующий кивнул на штатив с ватманом:

– Доложите свои соображения, товарищ Логинов, которыми вы руководствовались, принимая решение на форсирование Переймы в подводном положении. – Голос командующего был бесстрастен и строг, тон его не предвещал ничего хорошего.

Однако не успел Логинов раскрыть рта, как вперед выступил Березин.

– Товарищ командующий, разрешите докладывать мне? Капитан второго ранга Логинов по вводной штаба флота был в это время «убит», и поэтому лодкой командовал я. И все расчеты тоже делал я. – Березин, была не была, вмешался – решил всю вину принять на себя. И все это поняли.

– Ну, – чуть помедлив, разрешил командующий, – докладывайте вы, старпом.

Березин взял в руку указку, подошел к схеме, собрался с мыслями и начал говорить срывающимся от волнения голосом:

– П-против нас объективно б-были высокая выучка моряков б-бригады противолодочных кораблей и неб-благоприятная гидрологическая обстановка. Многодневный шторм перемешал воду, разогнал слой скачка, и акустики противолодочников могли работать на п-предельной дальности и глубине. Поэтому в-все наши попытки преодолеть рубеж ПЛО хрестоматийными методами успеха не имели. Под хрестоматийными методами я имел в виду… – Окунувшись в привычный мир расчетов, Березин сразу же успокоился, обрел уверенность, голос его отвердел. – Принимая решение на форсирование пролива Перейма в подводном положении, я прежде всего в крупном масштабе вычертил схему поперечных сечений фарватера между скалой и основанием острова, по которому должна была пройти лодка, рассчитал курсы, радиусы циркуляции при поворотах… – Говорил он теперь уверенно, легко и веско оперировал цифрами.

Начальник отдела кадров, сам в прошлом командир подводной лодки, встал рядом с Березиным и с неподдельным интересом разглядывал схему, не пропуская при этом ни одного слова из того, что говорил Березин. Член Военного совета походил на массивное изваяние, лишь глаза выдавали интерес, с которым он слушал Березина. Командующий выглядел совершенно бесстрастным.

– Доклад закончен. Считаю необходимым особо отметить высокое мастерство штурмана капитан-лейтенанта Хохлова, рулевых, гидроакустиков и электриков. Именно они больше всего способствовали успеху. – Березин замолчал и тут же со страхом осознал, что чересчур увлекся и доложил совсем не в той тональности, в какой следовало бы это сделать: в конце концов их пригласили сюда не хвалить, а наказывать. «А, будь что будет! Семь бед один ответ…» – с безнадежностью обреченного успокоил он себя.

– Да-а… Дела-а… – будто очнувшись от забытья, глухим прокуренным голосом протянул член Военного совета. – Вот тут пойди и разберись… Один требует – наказать, другой докладывает так, что в пору всех к орденам представить… Дела-а… – И покосился на командующего.

– Мы старались выполнить задание, – неожиданно даже для себя громко и дерзко выпалил Березин.

Командующий метнул удивленный взгляд на Березина, в раздумье огладил голову и, подойдя к схеме, принялся в какой уже раз внимательно разглядывать ее.

– Ваша оценка действий личного состава лодки, товарищ Логинов, совпадает с только что высказанной вашим старпомом?

– Полностью, товарищ командующий.

– Тогда будем считать, Артем Сидорович, – командующий повернулся к члену Военного совета, – что ваше предложение о поощрении личного состава двести семьдесят четвертой принято. Только, конечно, не орденами. – Он заметил, что глаза члена Военного совета удивленно округлились, и спросил: – У вас есть возражения?

– В общем-то нет, Андрей Сергеевич… Вот только как быть с командиром?..

– Это уже другой вопрос. Товарищ Щукарев.

Комбриг, точно его ужалило, вскочил, чуть было не опрокинув стул. Он ничего не понимал в происходящем: он ничего не нарушал, хотел как лучше, без фокусов и риска, а его жестоко выстегали. Этих же, он и до сих пор был уверен в своей правоте, почему-то хотят поощрять… Все стало вверх тормашками, вроде того злосчастного гюйса.

– Слушаю вас, товарищ командующий, – мятым голосом отозвался Щукарев.

– Наиболее отличившихся офицеров, старшин и матросов лодки поощрите своей властью. Да не скупитесь. Действовали они мастерски, и это надо оценить по достоинству. Не забудьте поощрить и старпома. – Командующий прошелся вдоль своего длинного стола и обернулся к обрадованным Логинову и Березину. – А вы, Логинов, чему радуетесь? Лично вас комбриг наказал правильно, и я его поддерживаю. Вы имели его приказание не идти на риск?

– Так точно, товарищ командующий, имел, – все так же радостно ответил Логинов.

– И тем не менее не выполнили его?

– Не выполнил.

– А приказы, любые приказы, как гласят наши уставы, надобно выполнять безоговорочно, точно и в срок. Даже если вы с ними и не согласны. Вы извините, что я выговариваю вам в присутствии подчиненного, но товарищ Березин уже без пяти минут сам командир лодки, и пусть он на вашем примере навсегда запомнит, что точное выполнение приказов обязательно для всех, тем более для командиров кораблей. В первую очередь. Вы все свободны.

Когда Щукарев и его подчиненные вышли из кабинета, командующий погладил макушку и потерявшим строгость голосом сказал:

– Толковые офицеры, думающие. С такими воевать легко будет. – И тут же оговорился: – Но пока их в узде держать надобно.

– Но не передерживать, Андрей Сергеевич. А то из них такие же чересчур осторожные Щукаревы могут получиться, – сказал член Военного совета и вдруг засокрушался: – Проглядели мы человека, ох как проглядели! Особенно я!

– Бросьте, Артем Сидорович, все мы в этом повинны. Перехвалили безмерно.

– Товарищ командующий, – обеспокоенно спросил начальник отдела кадров, – а как же мне дальше быть с ними? С Логиновым и Березиным? Логинова мы начальником штаба назначить не можем, а с ним вот так, – кадровик сцепил пальцы обеих рук, – завязан и Березин.

– Чего это вы меня об этом спрашиваете? Вы же начальник наш кадровый, а не я, – усмехнулся командующий. – Как они вам показались?

– Отличные офицеры. Правда, Березин пока еще горячеват. Но с годами это пройдет.

– Пройдет, к сожалению… – раздумчиво протянул командующий. – Пройдет. Ну, раз отличные – планируйте их на строящиеся атомные лодки. Логинова – командиром, Березина – старпомом. Только на разные. Они, я вижу, спелись, а Березину пока пожестче командир нужен, его еще остужать иногда надобно.

ЭПИЛОГ

И вновь был июль, но в этом году тихий и на редкость знойный. Днем жарища загоняла столбики термометров до отметки тридцать пять градусов. Мальчишки и девчонки, не уехавшие на лето «на материк», с утра и до ночи барахтались в озерах. Чистая, словно родниковая, и прозрачная до дна вода прогревалась метра на полтора. И если плавать по поверхности, не становясь в воде вертикально, то купаться было тепло, не хотелось вылезать. Но стоило невзначай опустить ноги вниз – и тут же тысячи ледяных игл впивались в подошвы.

Ни ветерка, ни просто легкого движения воздуха. Над сопками, застя солнце, лениво сбивался в пласты черный дым – по всей округе горели сопки. Горят они тихо и незаметно. В этой-то молчаливости и неприметности пожара в тундре и скрывается вся его жуть. Стоишь и не видишь, что огонь уже бушует под тобой, яростно пожирая нетолстый слой спрессованного мхового перегноя. Только ногам становится нестерпимо жарко да начинают вдруг на твоих глазах жухнуть, корчиться только что беззаботно шелестевшие листья низкорослых, анемичных березок. Беги с этого гиблого места, лети стрелой, пока не сожрало тебя тихонькое коварное огнище и пока не превратилось в раскаленный пепел все, что вокруг тебя, что под тобой, да и ты сам! Беги!

В один из этих тревожных душных дней на причалах нашей базы подводных лодок было шумно, многолюдно и торжественно. Посверкивая трубами, кучкой стояли музыканты. Одни из них рассказывали что-то веселое, другие продували свои инструменты, разминали пальцы, извергая из своих валторн, труб и тромбонов какие-то совершенно неорганизованные завывающие звуки. Все – и парадная форма офицеров, и сдержанный шум разговоров, и звуки настраивающегося оркестра, – все это напоминало оперный театр, торжественные, наполненные ожиданием минуты перед началом увертюры.

Сегодня в базу должна была прийти наиновейшая ракетная лодка. Ее ждали с нетерпением. Еще ничего подобного никто из подводников не видел. Она была уже где-то рядом, на подходе к базе.

Командир соединения подводных лодок контр-адмирал Логинов неторопливо прохаживался вдоль самого края причала, недовольно поглядывая на радужную пленку, пятнами расползшуюся по поверхности воды. Вот же, сколько ни ругай, сколько ни наказывай, а все равно не могут быть аккуратными.

Время не изменило Николая Филипповича. Он по-прежнему был таким же подтянутым и новеньким, как свежеиспеченный выпускник училища. Но только с адмиральскими погонами да с поседевшей головой.

Оркестр начал выстраиваться. Из-за сопки, обрывающейся прямо в воду, выползли буксиры, ведя за собой атомоход. Они вытянули его на середину обрамленной со всех сторон гранитом бухты. Лодка произвела впечатление! Огромная, закованная в металлический корпус, она не выглядела громоздкой, даже, наоборот, казалась изящной. Округлый, правильной формы нос, маленькая рубка. Сзади, отделенная от корпуса водой, точно хвостовой плавник акулы, из глуби вздымалась на несколько метров острая лопасть стабилизатора.

Громадина, помогая буксирам, подрабатывала винтами и вскоре приблизилась к причалу. Матросы лихо перекинули на бетон причала трап, командир лодки, высокий капитан первого ранга, сбежал на причал, широко размахивая руками, подошел к Логинову.

– Товарищ адмирал, атомная ракетная подводная лодка прибыла в ваше распоряжение. По личному составу, работе механизмов замечаний нет. Командир лодки капитан первого ранга Березин!

Адмирал крепко пожал его руку, посмотрел на Березина счастливыми глазами и не удержался, обнял его.

– Ну, здравствуйте, Геннадий Васильевич. Вот и снова вместе. – И вдруг весело рассмеялся: – Но Буйным ходить больше не дам!

Чуть попозже, когда несколько улеглись суета и волнение и когда они смогли остаться наедине, Логинов, чему-то смущаясь, спросил:

– Как там мой-то?

– Павлик? Хорошо служит. За освоение новой техники медаль за бэ-зэ [7]7
  Медаль за бэ-зэ – медаль «За боевые заслуги» (жарг.).


[Закрыть]
получил и досрочно капитан-лейтенанта. Вдумчивый паренек. Математик. – В устах Березина это была высшая похвала.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю