Текст книги "Римский трибун (Историческая повесть)"

Автор книги: Станислав Жидков

Глава XII
ВОЗВРАЩЕНИЕ

толяр Паоло Буффа, голодный и злой, что в последнее время бывало с ним нередко, медленно брел по людной рыночной площади. Несмотря на базарный день, ему не удалось купить ни соли, ни хлеба. Угрюмо глядя себе под ноги, он с тоской думал о том, как ни с чем вернется домой, к детям.

Вокруг потревоженным роем гудел народ. Слышались возгласы негодования, крепкая брань.

– Чтоб им сдохнуть, этим сенаторам! Вывезли все зерно из Рима!

– Так жить невозможно! Любое терпение лопнет.

– Теперь опять увеличат цену на хлеб, как недавно на соль!

– Будь прокляты, грабители! Нет на них управы.

– Дождутся, возьмемся за топоры!

Среди общего шума и гвалта до Паоло вдруг донеслись слова, заставившие его поднять голову. Неподалеку отчетливо произнесли имя Колы ди Риенцо. Буффа остановился и окинул взглядом площадь. Впереди, в гончарных рядах, он увидел большую толпу. Горожане плотно обступили перевернутую вверх дном бочку, на которую взобрался длинный рыжий юнец из школяров. Он держал перед собой развернутый свиток и громко читал.

– «Тот, кто некогда был нашим трибуном, находится в заключении, как будто бы он был вором или предателем своей родины, – услышал столяр. – Ожидая смерти, он томится в оковах, и то, в чем не отказывали до сих пор ни одному богохульнику – право защиты, – отнято у него перед земными судьями, господами „справедливости“».

– О чем читает? Что за бумага? – проталкиваясь поближе, спросил Паоло.

– Тише ты! – зашикали на него. – Это письмо Петрарки к римскому народу.

– «Знайте же, почтенные мужи! – продолжал юноша. – Нашего согражданина упрекают не за то, что он пренебрегал свободой, а за то, что он ее защищал, не за то, что он покинул Капитолий, а за то, что он его занимал! Величайшее его преступление, за которое его хотят лишить жизни, – это утверждение, что Римская империя должна находиться в Риме и во власти римлян!»

Паоло Буффа, забыв собственные беды, жадно слушал послание поэта. В его памяти ожило прошлое: заполненная горожанами Капитолийская площадь, народное собрание, волнующие речи Колы. Когда же это было? Неужели миновало всего пять лет? Теперь то время казалось далеким сном. Ведь именно тогда он впервые узнал, что такое родина, понял, зачем стоит жить, чего добиваться. И все лучшее, отпущенное ему судьбой, было связано с именем трибуна.

Столяр с трудом отогнал нахлынувшие воспоминания, стараясь не пропустить того, о чем говорилось в письме Петрарки, – «…Умоляю вас не покидать Риенцо и требовать его возвращения, – звонко звучал юный голос. – Если он сделал ошибку, то совершил ее в Риме и только Риму принадлежит право судить его. Если же трибун заслуживает не пытки, а хвалы и награды, то где надлежит ему получить их, как не там, где он совершал свои достойные деяния…

Спасите этого человека! Спасите того, кто подвергся тысяче опасностей и внушил к себе смертельную ненависть ради вашего спасения.

Вспомните, в каком состоянии вы находились до него и как сразу мудростью и энергией одного человека не только Рим, но и вся Италия оживились новыми надеждами; как внезапно возвеличилось имя итальянца, как обновилась римская слава, как испугались и огорчились наши враги и как обрадовались наши друзья; какие ожидания воскресли в сердцах народов; как изменился ход вещей, как преобразилась земля, как неожиданна и чудесна была революция».

Паоло Буффа затаив дыхание слушал чтеца. Вокруг была тишина. Лишь с дальних концов площади по-прежнему доносился глухой базарный шум.

– «В течение семи месяцев Кола ди Риенцо держал бразды республиканского правления, и если бы ему удалось кончить так же, как он начал, то это было бы дело скорей божественное, чем человеческое, – отчетливо выговаривая слова, читал школяр. – Такому человеку, принесшему себя в жертву ради вашей славы, а не ради своей гордости, вы, не колеблясь, должны прийти на помощь… Осмельтесь же на что-нибудь, заклинаю вас памятью истории Рима, останками великих предков, милосердием господа, завещавшего любить ближних и помогать несчастным! Страх недостоин римлян!

Сделайте все для спасения того, о ком я говорю! Будьте единодушны, пусть мир узнает, что у римского народа одна воля и один голос… Требуйте узника или по крайней мере справедливости и освободите Риенцо от недостойной его тюрьмы!»

Едва послание Петрарки было дочитано, рыночная площадь забурлила и огласилась сотнями криков.

– Свободу Коле ди Риенцо! Долой сенаторов! Да здравствует трибунат!

Столяр Паоло Буффа вдруг поднял руку и громко воскликнул:

– Идем к Капитолию! Потребуем народного собрания!

Его дружно поддержали:

– На Капитолий! Все на Капитолий!

Толпа, вооружаясь валявшимися под ногами камнями, с яростными возгласами устремилась к Капитолийскому дворцу.

* * *

– Как только кончится прием испанского посла, я позову вашу милость. – Папский камерарий слегка поклонился и бесшумно исчез за дверью.

Кола ди Риенцо остался один в малом гостевом зале Авиньонского дворца. Прихрамывая, он подошел к высокому венецианскому зеркалу, вделанному в стену, и взглянул на свое отражение. В новом, отлично сшитом камзоле и дутых штанах из дорогого сукна, в кожаных узконосых сапогах, какие носили рыцари, он выглядел не так уж плохо.

Конечно, трехлетнее заключение оставило следы. На лице появились морщины, борода стала почти седой, а ведь ему всего 38 лет. Последние месяцы он провел в постоянном ожидании казни в одиночной полутемной камере, под одной из башен папской резиденции.

Но, слава богу, теперь все позади. Бороду можно подкрасить или сбрить, а чрезмерная худоба и бледность начали понемногу проходить благодаря хорошему питанию и ежедневным прогулкам по дворцовому парку. Только вот с правой ногой беда. То место, где была надета колодка с тяжелой цепью, которой он был прикован к стене, очень болело. Хотя придворный врач и дал целебные мази, вряд ли он перестанет хромать прежде, чем доберется до Италии.

При мысли о предстоящем возвращении на родину сердце Колы забилось сильнее. Неужели он опять увидит Рим? Наконец-то божественное провидение вспомнило о нем. Чудесное избавление пришло в тот миг, когда, казалось, не было никакой надежды. Правда, небесная милость была возвещена устами человека, мало походившего на ангела. Это был всего-навсего старый тюремный надзиратель, обычно угрюмый и молчаливый. Однажды он явился в камеру и, сам заговорив вдруг с узником, сообщил о смерти Климента VI.

Дальше события разворачивались быстро. Недели через полторы пришло известие об избрании конклавом нового папы. Им стал француз Этьен Обер, получивший имя Иннокентий VI. Новый первосвященник вскоре потребовал к себе дело узника. Рассмотрев его, он объявил, что в поступках и речах бывшего трибуна не было ничего, противоречащего христианской религии, и потому нужно отменить приговор; тем более что римское население настойчиво выражало желание видеть его свободным.

Кола ди Риенцо улыбнулся. Кажется, маг-сарацин, предсказав возвращение в Рим, не ошибся. Один папа велел его казнить, другой миловал и, вероятно, пошлет в Италию. Слухи о волнениях в Вечном городе проникали даже сюда, за толстые стены Авиньонского дворца. Размышления Колы были прерваны появлением камерария. Тот молча проводил его в рабочий кабинет папы. Иннокентий VI, болезненного вида человек, в очках, с усталым лицом, изборожденным старческими морщинами, поднялся из-за стола и отослал камерария. Подойдя к гостю, опустившемуся перед ним на колени, он положил ему руку на плечо и сказал:

– Встань! Встань, сын мой, и соблаговоли выслушать нас. Мы знаем, ты долго подвергался гонениям и перенес многие невзгоды. Но такова участь всех, кто хочет добра, не умея бороться со злом.

Папа прошелся по комнате, остановился у окна и, внимательно посмотрев оттуда на собеседника, продолжал:

– Ты хотел привести Италию к миру, а там по-прежнему не утихают войны. Ты собирался сделать Рим оплотом порядка и добродетели, а он, как и раньше, остается рассадником смут и пороков.

– Чтобы избавиться от междоусобиц, надо обуздать баронов и объединить страну, – тихо произнес бывший римский трибун.

– Совершенно верно, – согласился Иннокентий VI, – только свершить это может лишь церковь. И мы постараемся в ближайшее время дать народам Италии желанный мир и спокойствие. Кардинал Альборнос, лучший из наших кардиналов, назначен легатом и викарием всех наших владений на Апеннинском полуострове. Тебя же мы намерены направить в Рим, если ты, впрочем, выразишь согласие.

– Я готов! – радостно воскликнул Кола ди Риенцо.

– Однако, не скрою, мы рассчитываем, что, наученный горьким опытом, ты употребишь свои силы и влияние на действительное водворение общественного блага. – Папа подошел к столу и, взяв один из лежавших там свитков, продолжал: – Вот письмо к римлянам. Мы отправим его сегодня же в «Совет тринадцати». Послушай, это касается тебя. – Иннокентий VI, придерживая очки, стал неторопливо читать: – «Хотя по поводу возлюбленного сына нашего, благородного мужа Николая Риенцо, вашего согражданина и рыцаря, было говорено много худого, как нашему предшественнику, блаженной памяти папе Клименту Шестому, так и нам; хотя против него веден был даже процесс, однако мы, направляемые божественным милосердием и принимая во внимание, что, хотя Этот рыцарь, ныне содержащийся в нашей темнице, многое преувеличивал, зато совершил много действительно хороших и великих дел…»

Папа бросил на гостя быстрый взгляд и, сделав многозначительную паузу, закончил:

– «И учитывая, что ваше единодушное и всеобщее желание, которое неоднократно высказывалось, заключается именно в его освобождении и возвращении в город, мы сняли с него всякие обвинения, освободили от всех тех наказаний, к каким он был приговорен, и, выпустив его из темницы, в скором времени пришлем к вам».

Дочитав письмо, римский первосвященник с улыбкой сказал:

– Надеюсь, мы будем добрыми друзьями, не так ли?

– Не знаю, как благодарить ваше святейшество, – взволнованно произнес Кола. – Вас послало мне само небо!

– Я просто забочусь о деле, которому служу, – задумчиво глядя на собеседника, отозвался папа. – Каждый из нас в меру своих сил выполняет волю всевышнего. А теперь, сын мой, иди готовься в дорогу.

* * *

Ждать! Опять приходится ждать! Уже десять месяцев, как он покинул проклятый Авиньон, но до сих пор никак не может добраться до Рима.

Кола остановился у маленькой беседки и с надеждой взглянул в глубину сада, где находился дом его новых приятелей. Мессере Аримбальдо и мессере Бреттоне, младшие братья знаменитого кондотьера Монреаля, были самыми богатыми людьми в Перудже. Он познакомился с братьями в расчете достать через них денег для найма солдат. Возвращаться в Капитолий без хорошего отряда было немыслимо.

Бывший трибун вспомнил о неудачах, которые преследовали его на родине. Не успел он пересечь границу Италии, от Иннокентия VI поступило распоряжение отправиться в Монтефьясконе к папскому легату кардиналу Альборносу. Затем началась война между Альборносом и Джованни ди Вико, и ему пришлось принять в ней участие в качестве рыцаря.

В памяти Колы ожили сцены нудной лагерной жизни, осады крепостей Вико и жарких боев. Пока он сражался в армии кардинала, в Риме подняли мятеж бароны. То и дело в городе разгорались схватки и лилась кровь. Альборнос послал туда временным правителем Гвидо делла Изола, бывшего когда-то подестой в Ареццо, потом сместил его и назначил своего племянника Гомеса. Но это лишь усилило беспорядки.

Недовольные римляне снарядили в Авиньон посольство и обратились к папе с просьбой назначить Колу ди Риенцо пожизненным сенатором. Иннокентий VI принял посланцев доброжелательно и написал Альборносу, чтобы тот направил Колу с вооруженным отрядом в Рим. Однако кардинал, занятый войной с Вико, не желая ослаблять собственные силы, отказался выделять средства и солдат для этого предприятия.

Тогда Кола решил действовать самостоятельно. В Перудже он уговорил братьев знаменитого кондотьера Монреаля участвовать вместе с ним в походе на Вечный город. Аримбальдо и Бреттоне согласились дать взаймы четыре тысячи флоринов, за что он должен был сделать их главнокомандующими римского войска. Оставалось лишь получить деньги в банке. Но для этого требовалось разрешение от самого Монреаля. Братья написали ему, и вот уже вторую неделю все с нетерпением ждали ответа.

Бывший трибун с тоской подумал о том, что кондотьер может ответить отказом и тогда их предприятие будет обречено на провал. А медлить нельзя, время проходит, и удачная ситуация, которая сложилась сейчас в Риме, возможно, не повторится.

Со стороны дома вдруг послышались громкие, возбужденные голоса. Кола ди Риенцо взволнованно посмотрел туда и увидел Аримбальдо и Бреттоне, спешивших к нему в сопровождении целой толпы молодых людей.

– Что? Неужели ответил? – не удержался, спросил Кола.

– Слава господу, письмо получено! Брат разрешил взять деньги, – радостно отозвался мессере Аримбальдо.

– Можно сегодня же начать вербовку солдат, – подтвердил Бреттоне. – Кстати, в городе задержались наемники, отпущенные недавно графом Малатестой да Римини. У нас будет отличный отряд.

* * *

Первого августа 1354 года, в день праздника своего покровителя апостола Петра, Рим спешно готовился к прибытию Колы ди Риенцо. С раннего утра по городу разнеслась весть о приближении его отряда. Улицы, дома, триумфальные арки от Капитолийской площади до ворот дель Пополо украсились разноцветными полотнищами, зелеными ветками, гирляндами живых цветов.

Римская кавалерия выступила навстречу бывшему трибуну. В знак мира всадники держали в руках пальмовые и оливковые ветви. Первая встреча произошла на дороге в нескольких милях от городских ворот. Молодой капитан отряда кавалеротти, подъехав к Коле, почтительно поднял над головой пальмовую ветвь и вместо приветствия громко продекламировал посвященные ему стихи Петрарки:

 
О муза! Видишь на скале
Тарпейской мощного героя:
Стоит он с думой на челе
Об общем благе и покое.

Иди к нему и возвести:
«Ты озарен лучами славы,
Ты призван родину спасти —
Восстань на подвиг величавый!

Склонен под бременем веков,
С потухшими от слез очами,
Рим скорбными зовет мольбами
Тебя со всех семи холмов!»
 

Под восторженные крики солдат они, не сходя с коней, обнялись. Затем, пропустив на дорогу воинов Риенцо, кавалеротти пристроились к ним и общим большим отрядом двинулись к Риму.

Кола ди Риенцо ехал впереди. На нем был пурпурного цвета плащ, золотые рыцарские шпоры и длинная, украшенная драгоценными камнями шпага, дар кардинала Альборноса за храбрость, проявленную в войне с Вико. Приближаясь к родному городу, он думал о недавнем свидании с папским легатом. По пути из Перуджи пришлось специально заехать в Монтефьясконе – резиденцию кардинала.

Альборнос исполнил наконец волю Иннокентия VI и назначил его римским сенатором, однако денег по-прежнему не выделил и дал ясно понять, чтобы он рассчитывал лишь на собственные силы. Всадник, обернувшись, угрюмо окинул взглядом свое немногочисленное войско.

Мессере Аримбальдо и Бреттоне, которым он доверил командование, вели двести пятьдесят наемников – германцев. Это были крепкие бородачи, плохо понимавшие по-итальянски, но отлично вооруженные и опытные в ратном деле. Следом шли двести тосканских пехотинцев и около сотни добровольцев, присоединившихся к ним в Перуджи. Денег, взятых в долг у братьев Монреаля, едва хватило, чтобы снабдить отряд всем необходимым и уплатить солдатам за месяц вперед.

Кола вздохнул, размышляя о будущем. Положение в Риме было сложным. Недаром там по нескольку раз за год менялась власть. Удастся ли вовремя пополнить казну и преодолеть трудности, которые неизбежно возникнут, как только он окажется в Капитолийском дворце? За последние годы бароны, некогда почти разгромленные им, восстановили силы. Справиться с ними теперь будет нелегко.

Праздничный колокольный звон, доносившийся со стороны города, вывел Колу ди Риенцо из задумчивости. Привстав на стременах, он разглядел ажурную каменную надстройку над воротами дель Пополо и огромную толпу встречающих горожан. При его приближении они замахали руками и зелеными ветками. На дорогу под копыта коня полетели цветы. Воздух огласился дружными криками приветствий.

Сердце бывшего трибуна дрогнуло, когда он увидел людей из своего квартала. Над их головами развевалось малиновое знамя свободы. Рядом со знаменосцем, в котором он без труда узнал столяра Паоло Буффа, стояли одноглазый гигант кузнец дель Веккио, горбатый ткач Симоне, зеленщик Кафарелло и другие завсегдатаи маленькой траттории на берегу Тибра. С ними когда-то он шел на штурм Капитолия, им он доверил хранить знамя.

Кола вдруг почувствовал невероятную радость. Сбылась заветная мечта. Он снова в Риме. Ровно семь лет назад, в день посвящения в рыцари, он провозгласил на Латеранской площади декрет о возвращении народу исконных прав на власть. И вот теперь, испытав все превратности судьбы, гонения, скитания в горах, отшельничество, тюремное заключение и суд со смертным приговором, он опять видел перед собой тех, ради кого начал борьбу.

Кола с улыбкой посмотрел вокруг. По всему пути от ворот дель Пополо до Капитолийского холма толпы римлян приветствовали его ликующими криками. Народ с удивлением и восторгом чествовал своего героя, человека, против которого оказались бессильны даже такие могущественные враги, как папа и император.

* * *

– Мир, свобода, справедливость! Всего месяц прошел с тех пор, как Рим, ликуя, встречал тебя этими словами. А сегодня по городу носятся слухи о войне. – Нина с тревогой взглянула на мужа. – Неужели Стефанелло Колонна поступил столь подло с нашим послом?

– Он избил его и потребовал выкуп, как настоящий разбойник, – надевая с помощью сына доспехи, отозвался Кола.

– И ты уплатил выкуп?

– Пришлось! Но римская армия сегодня же выступит против Палестрины.

– Думаешь, твои капитаны Лримбальдо и Бреттоне справятся с бароном?

– Я поведу войска вместе с ними. Можешь не сомневаться. Ни один предатель не получит теперь пощады. Последний волк из рода Колонна отправится вскоре вслед за родичами.

С площади донеслись возбужденные крики. Все с тревогой обернулись к двери. На пороге появился зеленщик Кафарелло, посланный Колой для переговоров со Стефанелло Колонна. Его посольский кафтан был порван, на щеке и под глазом виднелись синяки, из распухшей губы сочилась кровь.

– Будь неладна та минута, когда я согласился стать твоим послом, – с трудом проговорил он. – Проклятый барон выбил мне сразу три зуба.

– Стефанелло заплатит за подлость, – надевая пояс с мечом, сказал Кола. – Через час мы выступим против изменника.

– Следует спешить, – угрюмо пробормотал зеленщик. – Барон отпустил меня у самого города и повел своих головорезов грабить римские селения. Колонна велел солдатам жечь все, что нельзя взять или угнать с собой в Палестрину.

– Оставайся здесь, поможешь матери, – обратился Кола ди Риенцо к сыну. – В случае опасности немедленно дайте знать.

Он поцеловал жену и быстро направился к выходу.

* * *

– Ты поистине бесстрашен, синьор! – Барон Лукка Савелли с любопытством смотрел на сидевшего перед ним незнакомца в скромной одежде простолюдина. – Иметь лучшую армию в Европе и одному без слуг и свиты тайно явиться в Рим, где властвует это исчадье ада. Право, на такое может решиться лишь человек, подобный тебе, Монреаль.

– Я не посвящаю в свои дела слуг и привык все делать сам, – негромко сказал кондотьер. – К тому же здесь меня не знают. Итак, не будем терять времени. Я жду ответа, согласны ли вы вступить со мной в союз?

– Ты хочешь, чтобы мы, римские бароны, помогли тебе захватить город и дали возможность твоим отрядам иметь тут постоянную и надежную стоянку?

– Захватить Рим я мог бы и без вас, – чуть заметно усмехнулся Монреаль. – А вот насчет остального верно. Если в моем распоряжении будет этот город, я смогу диктовать свою волю всей Италии, да и не только ей.

– Разумеется, – кивнул барон. – Под твоими знаменами сорок тысяч солдат. Ни папа, ни император не в силах собрать такого войска.

– Дело не в количестве солдат, – заметил знаменитый предводитель наемников. – Для моих воинов, как и для меня, война – профессия. Никто не сможет тягаться с нами в этом искусстве.

– Однако что даст такой союз нам – патрициям Рима? – спросил Лукка Савелли. – Что получим мы за помощь и содействие?

– Я избавлю вас от Риенцо и гарантирую неприкосновенность ваших владений. Вам не придется больше дрожать перед чернью за жизнь и имущество, – подумав, ответил рыцарь.

– Как же ты отделаешься от Колы? Хотя твои братья и считаются командующими римской армией, на деле пока всем руководит сын трактирщика. Он осадил Палестрину и через день-два собирается начать штурм.

– Брать приступом столь хорошо укрепленный замок его воины не станут. Большинство из них наемники. Им заплачено всего за месяц вперед, и срок этот на исходе. Как только солдаты убедятся, что у их патрона нет денег, они перестанут повиноваться. Аримбальдо и Бреттоне уже получили от меня указание, как действовать. В ближайшее время Риенцо придется отказаться от власти или значительно увеличить налоги, а это наверняка вызовет общее недовольство. И в том и в другом случае с ним будет покончено.

– Ты ловкий политик, – улыбнулся Лукка Савелли. – Однако учти: Кола не так прост. На твоем месте я не стал бы рисковать собственной головой там, где можно использовать чужие.

– Риск – главная черта нашего ремесла, – серьезно сказал кондотьер. – Кто вершит великие дела, должен быть готов к мелким неприятностям. Впрочем, вряд ли Риенцо осмелится судить меня, если я попадусь ему в руки, у меня достаточно средств, чтобы откупиться.

Монреаль поднялся и, пройдясь по комнате, вдруг остановился перед собеседником.

– Так как же с союзом? Устраивают ли вас мои условия? – Он пристально взглянул на барона.

– Лично я согласен! – с готовностью ответил тот. – Думаю, что Колонна и другие тоже возражать не станут. Только прежде чем дать окончательный ответ, мы должны все обсудить. На это уйдет самое большее два-три дня.

– Три дня! – задумчиво повторил Монреаль. – Пожалуй, задерживаться здесь на такой срок действительно небезопасно. – Он вздохнул и, махнув рукой, решительно добавил: – Ну да ладно! Ведь дело идет о целом Риме.

* * *

– Ночью к осажденным прошел обоз. – Кола ди Риенцо хмуро взглянул на Аримбальдо и Бреттоне, командующих римским войском. – Почему не поставили заставы на лесной дороге?

– Виноваты не мы, – ответил Аримбальдо, старший из братьев. – Латники самовольно покинули пост. Ведь вчера истек срок, на который их нанимали.

– Я же обещал рассчитаться с ними после взятия Палестрины, – сказал Кола. – К штурму почти все готово. Скоро из Рима подойдут ополченцы, и мы начнем приступ.

– Наши люди привыкли получать деньги вперед, – заметил Бреттоне. – Кому охота рисковать головой за одни обещания.

– Вот как? Тогда объявите всем: кто не желает служить в римской армии, пусть немедленно убирается. Но если кому-нибудь еще взбредет в голову оставить без разрешения пост или нарушить приказ, его повесят как предателя. Кстати, это касается и вас, начальников. – Кола ди Риенцо круто повернулся и пошел к своей палатке.

Ночной инцидент не на шутку встревожил его. Конечно, несколько повозок с провизией, проскочивших в осажденную Палестрину, не могли существенно повлиять на ход событий. Но то, что наемники перестают подчиняться, служило плохим предзнаменованием. С одними ополченцами замка не взять. Для штурма такой крепости нужны опытные бойцы. Кола посмотрел в сторону высоких каменных стен. Он понимал, что, не заплатив солдатам, начинать приступ немыслимо. Денег же в казне не было. Лишь Аримбальдо и Бреттоне могли бы помочь. Их брат Монреаль был достаточно богат, чтобы ссудить необходимую сумму. Однако в последнее время оба капитана вели себя подозрительно. Доверяться им дальше было опасно.

Риенцо задумался. Оставалось еще одно средство. Он мог бы пополнить казну за счет новых налогов. Но это неизбежно вызовет недовольство. Отказываться от штурма Палестрины? Отступи они сейчас перед Колонна, завтра придется отступать перед другими. Только разгром мятежного барона позволил бы Римской республике укрепиться и покончить с войной. Кола ди Риенцо с ненавистью вспомнил надменное лицо Стефанелло, последнего представителя многочисленного когда-то рода Колонна. Человек этот славился необычайным коварством. Возможно, ему удалось подкупить Аримбальдо и Бреттоне. Имея такого противника, надо быть начеку.

Внезапно Кола увидел скачущего по Римской дороге всадника. Еще издали он узнал Чекко Манчини. Художник подъехал к нему.

– Что-нибудь случилось? – с беспокойством спросил Кола.

– Монреаль в городе, – сказал Чекко, тяжело слезая с коня.

– Зачем он пожаловал?

– Да уж не для того, чтобы помочь нам. Кондотьер предлагает грандам тайный союз. Он обещал расправиться с тобой, если те впустят его наемников в город и согласятся, чтобы Рим стал базой для его армии.

– С кем же он ведет переговоры?

– От его имени действует барон Лукка Савелли. Завтра римские патриции должны дать ответ. Можно не сомневаться, что они пойдут на сделку.

– Теперь ясно, почему мои военачальники пропускают обозы в Палестрину, – хмуро сказал Кола. – Но как удалось узнать о Монреале?

– Он скрывается в доме Пандольфуччо ди Гвидо. Один из слуг Пандольфуччо сообщил, что в заговоре замешаны не только гранды, но и многие богатые горожане из кавалеротти.

– Значит, толстосумы заодно с баронами готовы предать Рим! – Кола быстро взглянул на Чекко. – Надо действовать! Скажи, могу ли я в такую минуту рассчитывать на тебя?

– Иначе я не был бы здесь, – отозвался художник.

– Тогда оставайся тут за меня. Пусть пока никто не знает о моем отъезде. На наших ополченцев и капитана Риккардо можно положиться. Следи в оба за Аримбальдо и Бреттоне. Чуть что, гони их из лагеря. А наемникам скажи, что в ближайшее время они получат плату за месяц вперед и мы начнем штурм крепости.

– Поедешь в город один? – изумленно спросил Чекко. – Лучше бы вернуться туда со всей армией.

– Нельзя выпускать Колонна. С изменниками в Риме я справлюсь и сам. Заодно постараюсь собрать с горожан деньги.

– Ну дай тебе бог удачи.

– И тебе тоже.

Они крепко обнялись. Через несколько минут Кола ди Риенцо покинул лагерь.

* * *

– Конте с отрядом выступает сегодня. Я бы тоже хотел пойти с ополченцами на штурм Палестрины. – Лоренцо исподлобья взглянул на отца.

– Мы оба будем там, когда начнется приступ, – отрываясь от бумаг, отозвался Кола ди Риенцо. – А пока тебе придется съездить в Монтефьясконе. Отвезешь кардиналу Альборносу мое послание.

– Неужели нельзя отправить письмо с другим гонцом?

– Пойми, сынок, это очень важно. Папский легат обещал прислать конницу. Именно сейчас она нужна, как никогда. Поторопи кардинала и постарайся, чтобы отряд через два дня был в Риме. За это время я соберу с горожан налог, и мы сможем уплатить солдатам. Тогда и начнем штурм Палестрины.

– Разве нельзя обойтись без всадников кардинала, отец?

– Мы должны оставить их в городе. Ведь если нас не будет, заговорщики опять попытаются поднять мятеж.

– Ты отправляешь с Конте почти всех верных людей. Не лучше ли оставить часть отряда? Когда я вернусь, можно будет взять их с собой.

– Здесь я как-нибудь обойдусь. После казни Монреаля и Пандольфуччо ди Гвидо изменники поджали хвосты. А вот нашим под Палестриной необходима помощь. Наемники грозят покинуть лагерь. Надо показать им силу республики.

Кола вновь склонился над столом. Дописав письмо, он приложил к бумаге свою печать.

– Возьми двух солдат из моих стражников. Скачите, не жалейте коней. – Он поднялся, обнял сына и трижды поцеловал.

– До свидания, отец, – пряча письмо на груди, сказал Лоренцо. – Я сделаю все, чтобы выполнить твой наказ.

Проводив сына до двери, Кола ди Риенцо подошел к окну. Внизу на площади перед Капитолийским дворцом строились ополченцы. Оттуда доносились слова команд, голоса и плач женщин, пришедших проститься с близкими. Среди провожавших Кола узнал своего тестя Франческо Манчини. Тот стоял рядом с племянником Конте. В блестящих доспехах и высоком шлеме капитана ополченцев сын художника выглядел бывалым рыцарем. Вот он подал знак, и трубачи протрубили сигнал «в поход». Отряд длинной колонной двинулся с площади.

Кола устало опустился в кресло. Уже трое суток, с того дня как пришло известие о появлении в Риме Монреаля, он почти не спал. И сейчас тревожные мысли не давали сомкнуть глаз. К счастью, удалось схватить кондотьера. Главный заговорщик и его укрыватель Пандольфуччо ди Гвидо казнены. Но в городе действуют их многочисленные сообщники. Лукка Савелли, другие бароны и богатые пополаны, готовившиеся предать республику, остались на свободе. И трогать их нельзя. Прежде надо покончить с Колонна. Только падение Палестрины могло развязать руки для борьбы с тайными недругами в самом Риме.

А пока враги распускали всевозможные слухи и подбивали горожан уклоняться от уплаты налогов. Несмотря на решение народного собрания, сбор средств на армию проходил с трудом. В некоторых районах чуть было не дошло до бунта. Приходилось даже прибегать к помощи солдат, чтобы утихомирить крикунов. Теперь с уходом преданных ополченцев в городе будет еще неспокойней.

Погруженный в свои думы, Кола не заметил, как к нему подошел Франческо Манчини.

– Ну вот, простился с Конте. Он уверен в нашей победе.

– Побольше бы нам таких воинов, – тихо отозвался Кола ди Риенцо.

– А тебе пора отдохнуть. Ведь человек не может без сна. – Старый нотарий положил руку на плечо зятю. – Ступай-ка приляг, мой друг.

– Потом отосплюсь. Еще надо успеть многое, – вздохнул Кола.

– Не лучше ли вам с Ниной перебраться пока в мой дом? В нашем квартале было бы спокойней.

* * *

В доме столяра Паоло Буффа было шумно и весело. Соседи и друзья собрались к столяру на семейное торжество. Он справлял в этот день крестины третьего сына. Женщины хлопотали вокруг младенца, укладывая его в свежевыструганную люльку.

Придвинув стол к верстаку, Буффа расставил на них горшки с полентой и вареными овощами. Сосед, горбатый ткач Симоне, разлил по кружкам вино из глиняной оплетенной бутыли. Когда все было готово, хозяин пригласил друзей к столу.

– Выпьем за новоокрещенного раба божия Николая! – торжественно произнес он. – Пусть господь пошлет ему удачу и крепкое здоровье.

– За нового римлянина! – Гости дружно подняли и осушили кружки.

– Жаль, вина больше нет, – кивая на пустую бутыль, вздохнул Симоне. – Разве так следовало бы отметить это событие.