Текст книги "Тайна папок Йонсона"

Автор книги: Станислав Меньшиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

– Но, – возразил Сергей, – разве нельзя допустить, что те, кто интересуется этими акциями, действуют сообща и, быть может, уже сейчас подходят под ту категорию, за которой позволяется следить твоей службе?

Скотт задумчиво поглядел на официанта, сервировавшего кофе.

– Быть может, и так, – заметил он. – Но будем откровенны: это – иностранные фирмы, и меня они не слишком-то волнуют. Это во-первых. Кроме того, одна из них практически принадлежит иностранному государству. Тут в дело вторгается политика. Вряд ли мы станем предпринимать такое расследование без санкции госдепартамента. Тебе это, наверное, ни к чему. Наконец, один из концернов занят в области оборонного производства, то есть нам не обойтись и без консультаций с Пентагоном. Понимаешь, не могу же я позвонить туда и сказать им, что хочу удружить своему русскому приятелю, и спросить, что они об этом думают?

Нефедов усмехнулся:

– Когда мы занимались Южной Америкой, ты не был таким осторожным.

– Самое же главное, – продолжал Скотт, не обратив внимания на этот укол, – у меня нет данных о том, что кто-то незаконно спекулирует акциями этих фирм на основе информации, доступной инсайдеру. Без таких данных я не могу начинать даже предварительное неофициальное расследование.

И как бы выбросив из головы это дело, Скотт стал вспоминать старые времена, когда они впервые встретились с Нефедовым, вместе посещали манхэттенские рестораны, как познакомились со стюардессой-норвежкой, ставшей потом второй женой Тэда.

– Кстати, – продолжал он, – Ола часто вспоминает о тебе. Почему бы тебе не провести у нас один из ближайших уик-эндов? А? Поедим лососинки с шампанским.

Нефедов охотно согласился. Место, где жили Скотты на Лонг-Айленде, располагало к ленивому субботнему и воскресному отдыху.

Покончив с десертом и кофе, они вновь вышли на Нассау-стрит. Толпа служащих заметно поредела. Был час, когда финансовое начальство возвращалось в свои кабинеты. Поднявшись к себе, Скотт вынул из корзины входящего ответ на свой предобеденный запрос, бегло проглядел его и отдал Нефедову.

– Думаю, тебя это удовлетворит. У меня есть еще несколько минут, пойдем, я тебя познакомлю с Майклом Хинденом.

Брокерская контора «Синклер Брандт» помещалась в здании напротив. Они поднялись на шестой этаж и прошли через зал, где за крошечными столиками с телефонами сидело человек сто служащих, а над их головами на стенах в несколько рядов мерцали десятки дисплеев. Небольшой кабинет рядом с залом занимал приветливый мужчина лет тридцати пяти, лысоватый, с круглой бородой, глазами непрерывно косивший на монитор, который стоял на его письменном столе.

– Майкл, познакомься, это – Серж Нефедов из ООН, – быстро проговорил Скотт тоном, не терпящим возражений. – Он мой старый и хороший друг. У него несколько вопросов. Ты должен на них ответить. А теперь мне надо идти, срочная встреча. Увидимся! – И он исчез за стеклянной дверью, отделявшей кабинет от зала с сотней служащих и десятками дисплеев.

– Вас, наверное, интересует, как мы работаем? – спросил Хинден, закуривая длинную сигарету с золотистой окантовкой на фильтре. – Впрочем, вы, должно быть, бывали в брокерских фирмах?

– Бывал, – заметил Нефедов. – Я вижу, вы не сводите глаз с экрана. Почему?

Хинден усмехнулся.

– С тех пор, как нас революционизировал компьютер, мы попали к нему в рабство. Обороты фирмы настолько выросли, что наши люди уже не могут без помощи машины определять, когда продавать, покупать и почем. Интуиция уже не срабатывает, приходится полагаться на компьютеры. Девяносто процентов наших сделок заключают машины, а не люди. Иначе мы бы безнадежно опоздали и потеряли клиентов.

– А служащие? У вас их полный зал только на этом этаже.

– Служащие разговаривают с клиентами, принимают заказы, сообщают о результатах. Ну, а кроме того, остаются те самые десять процентов, которые требуют человеческого участия. Компьютеру можно довериться лишь до известного предела. Если происходит массовый сброс акций, машина только способствует панике. Тут нам приходится вмешиваться и стараться обеспечить мягкую посадку. Все это напоминает полет самолета на автопилоте.

Сергею нравилась спокойная и образная манера Хиндена рассуждать о биржевых материях.

– А десятки дисплеев в зале? Они зачем?

Хинден объяснил. Торговать приходится тысячами акций ежедневно, причем на всех основных биржах мира. За всем не поспеешь. Есть несколько десятков ключевых показателей, по которым приходится ориентироваться. Они постоянно меняются, но экраны моментально оповещают об этом.

– Раньше бывало, что табло в главном зале биржи не поспевало даже за сделками, которые совершались там же, в зале. А теперь мы каждую секунду знаем, что происходит в Токио, Лондоне, Франкфурте и Париже.

У Хиндена было приятное открытое лицо. Он был похож на русского интеллигента старого времени, когда неторопливый умственный труд не приспособлялся ежедневно к поворотам истории. Было довольно странно встретить такое лицо в самой гуще биржевой карусели, где, казалось, человеческая психика претерпевает необратимые изменения.

– Тэд сказал, что вы можете мне помочь, мистер Хинден, – произнес Нефедов, испытывая инстинктивное доверие к этому человеку.

– Зовите меня просто Боб. Вас, кажется, зовут Серж?

– О’кей, Боб.

И Сергей повторил вопросы, заданные Скотту за обедом. Хинден задумался, но не надолго. Он набрал местный телефонный номер – должно быть, одного специалиста из соседнего зала.

– Майкл, это вы наблюдаете за НМ? Что там происходит? – Он внимательно выслушал ответ. – А ВВФ? Ага, понятно. Спасибо.

– Видите ли, Серж, как вы и полагали, вокруг «Норд-металла» идет оживленная спекулятивная деятельность. Причем у нашего специалиста сложилось мнение, что вскоре может возникнуть вопрос о захвате этой фирмы группой инвесторов того типа, который вам, думаю, известен из печати. Скупка происходит более или менее в открытую, и идентифицировать скупщиков несложно. Разумеется, это не наше дело, а Тэда и ребят из комиссии. Нас это волнует лишь постольку, поскольку мы должны обеспечивать наилучшие условия обмена для своих клиентов.

В нашем бизнесе конкуренция сильна, как нигде. Если клиент недоволен, достаточно позвонить нашим соседям…

Хинден прикурил новую сигарету от только что законченной. Он курил много, наверное, пачки по две в день. Но цвет лица был здоровый, как будто он много времени проводил на свежем воздухе. «Наверное, – подумал Нефедов, – плавает на собственной яхте, как тут у них принято. Зарабатывает около ста пятидесяти тысяч в год – побольше, чем Генеральный секретарь ООН».

– Ваш второй случай сложнее, – продолжал Боб. – Вокруг ВВФ открытой деятельности нет. Вернее, так: у нашего человека такое впечатление, что происходит усиленная скупка его акций, но делается это очень осторожно и по тщательно продуманному плану. Дело в том, что все акции ВВФ, которые предлагаются нашими клиентами, сразу же находят покупателя по запрашиваемой цене. Это – редкость. Но если возникает хотя бы легкий ажиотаж и акции концерна повышаются на несколько пунктов, то тут же происходит серия демонстративных сделок, сбивающих цены до прежнего уровня. Они заключаются практически фиктивно, например когда и покупатель, и продавец принадлежат к одной организации. Чистый результат этого – курсы акций остаются почти без движения, и ажиотаж вокруг них каждый раз исчезает, не успев развернуться.

Раздался телефонный звонок.

– Кто? – спросил Хинден. – Хорошо. Скажите, что минут через пять. Я позвоню сам.

– У вас, наверное, срочные дела? – вежливо заметил Нефедов.

– Сегодня несколько суматошный день. – Ответ был неожиданным для Нефедова. Неизменное спокойствие Хиндена никак не свидетельствовало о суматохе. – Понимаете, вечерняя сессия биржи в Токио закончилась вчера паникой, и шеф хочет обсудить нашу тактику на следующее утро. В Токио оно начнется, когда у нас будет семь часов вечера. Времени осталось в обрез.

Нефедов поднялся. Хинден тоже встал.

– Прежде чем вы уйдете, – сказал он, – я хотел бы дать вам совет. Вполне возможно, что часть акций ВВФ скупается не через биржу, а напрямик. Кто-то раздобывает списки акционеров. Среди них всегда есть несколько десятков институционных держателей – страховых компаний, благотворительных фондов, траст-отделов коммерческих банков. К ним обращаются непосредственно, минуя нас и биржу. Думаю, что вам надо посоветоваться со специалистами в банках. Они занимаются более долгосрочной стратегией и могут больше об этом знать. Начните с солидного международного банка.

– Спасибо за совет, – ответил Нефедов. – Постараюсь им воспользоваться. А вам желаю успеха в Токио завтра утром.

Спустившись на улицу, он повернул направо и вскоре оказался на платформе станции метро. Поезда пришлось ждать две-три минуты. Уже сев в вагон, он вспомнил о бумаге, которую ему дал Скотт, и, вытащив ее, быстро пробежал глазами. Сердце забилось часто. Вот что там было написано:

«Эдуарду Скотту, директору отдела исследований.

На Ваш запрос сообщаем:

1. Карл Питерсон – директор ВВФ, «Роландз», «Оксидентал секьюритиз», президент «Роландз», вице-президент «Оксидентал секьюритиз». Постоянный адрес: Роландз, Калифорния. Служил в военно-воздушных силах, ушел в отставку два года назад в чине подполковника. Совладелец фирм «Э. Томсон» и «Дж. Хаггер» (см. ниже).

2. Фирмы «Э. Томсон» и «Дж. Хаггер» созданы совместно Карлом Питерсоном (см. выше), Эвелином Томсоном и Джорджем Хаггером (все трое – директора «Роландз»). Фирмы специализируются на исследованиях и разработках в области высокомощных электромагнитов и акустической аппаратуры. Основные контракты – с промышленными фирмами в Калифорнии, изготовляющими указанную аппаратуру. Эвелин Томсон – профессор Роландзского университета (Калифорния), специалист в области электромагнитных устройств, живет в Роландзе. Джордж Хаггер – профессор Роландзского университета, специалист в области акустической аппаратуры, живет в Роландзе. «Э. Томсон» имеет контракт о совместных исследованиях с Наритским университетом в Японии, «Дж. Хаггер» – с акустической лабораторией в Симериксе (Иксляндия).

С уважением начальник секции АСПС Кен Говард».

Нефедов вторично перечитывал записку, когда поезд уже подходил к Гранд-сентрал. Подымаясь по лестнице на улицу, он подумал, что цепь Симерикс – Питерсон – «Нордметалл» – ВВФ замкнулась в мозгу Нордена не случайно. Но что это – погоня за высокой технологией?

Когда Нефедов возвращался к себе в Центр, уже сгущались ранние сумерки. Солнце еще не садилось, но небоскребы Среднего города уже заслоняли его, навязывая преждевременный вечер. Продлить день можно было, поднявшись к себе на двадцатый этаж. Там еще было светло и ничто не предвещало наступления ночи.

7

Через три дня Нефедов вновь отправился на Уоллстрит. На сей раз он не спеша прошел большую часть этого узкого каньона, сжатого многоэтажными зданиями, где гнездились банки, брокерские, юридические и разные другие конторы.

На Уолл-стрит он вошел в массивное здание постройки конца прошлого века. Поднявшись по нескольким ступенькам и миновав охранника, оказался в высоком зале с колоннами, где слева и справа от широкого прохода работали за барьерами клерки. В конце зала остановился перед сидевшей слева миловидной женщиной лет тридцати пяти. Она разбирала ворох бумаг.

– Как поживаете, Мэри? – кинул он ей. – Давненько не приходилось вами любоваться.

– А, мистер Нефедов, – отвечала она с дружелюбной улыбкой, отрываясь от бумаг. – Где вы пропадали? Мы тут без вас скучали. Мистер Коуз освободится через минутку.

Нефедов был препровожден в маленькую комнату для посетителей. Он успел перелистать лишь несколько страниц «Уолл-стрит джорнэл», когда в комнату вошел, широко улыбаясь, высокий пожилой мужчина с приветливым открытым взглядом. На нем был серый деловой костюм. Под массивным его подбородком красовалась темно-синяя в белый горошек бабочка. Сколько помнил его Нефедов, Ричард Коуз был одет всегда одинаково, у него всегда наготове была дюжина точно таких же костюмов, набор идентичных рубашек, бабочек, ботинок, носков. Всем своим видом и одеждой он олицетворял неизменную стабильность своего положения и банка, в котором он был одним из старших партнеров и вице-президентов.

Ричард Беллингсон Коуз был человеком примечательным, как и его банк. «Братья Таккер» был основан еще в начале XIX века. В отличие от коммерческих банков вроде «Чейз Манхэттен» с сотнями отделений и многомиллиардными активами и от ведущих инвестиционных банков типа «Морган – Стенли», ворочавших миллиардными синдикатами по размещению ценных бумаг, частный банк «Братья Таккер» казался фирмой небольшой, скромной и второстепенной – но только непосвященным людям. В его конторах никогда не появлялись рядовые вкладчики, торопившиеся получить деньги по чеку, обменять валюту, поговорить о займе. Не давал банк и кредитов корпорациям. Его главной функцией было управление денежными капиталами очень богатых семей, предоставление им финансовых консультаций, причем чем дальше, тем больше в делах международных, а не внутренних. Зарубежные его филиалы находились в Лондоне, Токио, Париже и Цюрихе, а также на Гернсейских и Каймановых островах, славившихся крайне либеральным режимом налогообложения и официальной отчетности. Весь акционерный капитал банка принадлежал его партнерам и не фигурировал на фондовых биржах. Банк не публиковал отчетов и практически стоял вне контроля со стороны правительственной комиссии по ценным бумагам. Он был стабилен, как и его партнеры.

Ричард Коуз был известен в стране как финансист с немалым политическим влиянием. Два с лишним десятилетия до описываемых событий он занимал руководящий пост в министерстве финансов и по праву считался автором валютной политики тех лет. Уйдя от государственных дел, он оставался неофициальным консультантом правительства, возглавлял наблюдательные советы нескольких важных благотворительных фондов и научно-исследовательских учреждений.

Нефедова и Коуза связывала старая дружба. Познакомившись на симпозиуме в Принстонском университете, они регулярно встречались в Нью-Йорке, когда Сергей там работал, а потом и в Москве, где банкир нередко бывал по делам. Их дискуссии чаще всего касались сугубо профессиональных тем, и однажды они даже поместили совместную статью в академическом журнале. Нефедова в Коузе подкупала не только личная доброжелательность, но и политическая уравновешенность. Когда он слышал привычные клише, вроде «трезвых голосов в США», перед его глазами невольно возникал образ вице-президента банка «Братья Таккер».

В маленьком старомодном лифте они поднялись на третий этаж, в ресторан для партнеров. Их обслуживали чопорные пожилые лакеи. Ленч не отличался изысканностью. За столом господствовала та же стабильность. Какие-либо, даже небольшие отклонения от строгих норм банкирской диеты не допускались. В качестве аперитива – только сухой херес. В кабинетах царили тишина и полумрак. В эту тщательно отгороженную от внешнего мира крепость не проникали ни гул, ни суета окружавшего ее города, если и не крупнейшего в мире, то, во всяком случае, шумнейшего.

– Я удивляюсь недальновидности некоторых наших деятелей в Вашингтоне, – говорил Коуз, поднимая свою любимую тему. – Как будто бог лишил их разума. Откуда этот фанатизм, противоречащий практицизму Америки? Совершенно не понимаю, как можно доводить отрицание коммунизма до абсурда. Не будем пугать друг друга «ядер-ной зимой». Допустим даже, что кто-то, особенно в Пентагоне, выживет в будущей войне. Но ведь погибнут богатства, создававшиеся столетиями. Сколько времени понадобится для их восстановления? Очень много. Если это вообще будет возможно.

Закончив половинку грейпфрута, с которой он всегда начинал свой ленч, Коуз откинулся на спинку стула в ожидании главного блюда. Нефедов не торопился менять тему разговора.

– Даже и без войны Америка довела себя до таких дефицитов, которые в мои вашингтонские годы вызвали бы массовые самоубийства среди руководителей казначейств. Это – сумасбродство. Хрупкое здание международных финансов держится сейчас на шатком фундаменте, и возможно повторение двадцать девятого года. Если бы я это признал публично, меня бы осудили мои же коллеги. Но не потому, что они со мной не согласны. А почему? Потому что не принято лить слезы на корабле, трюмы которого и без того залиты водой и который вот-вот пойдет ко дну. В такое время всем нам приходится дружно откачивать воду и поддерживать корабль на плаву.

Они молча жевали отварную телятину с овощами. Нефедов решил, что пора перейти к делу, ради которого он пришел.

– Я знаю, Дик, что у вас тут неплохая информационная служба по международным делам. Я сейчас занимаюсь иксляндскими концернами, и меня заинтересовала повышенная активность вокруг некоторых из них. Создается впечатление, что на них надвигается опасность поглощения. Не могли бы вы помочь узнать, так ли это и откуда идет эта опасность?

Коуз слушал внимательно, в его неизменно приветливых глазах зажглась деловая искра.

– Очень симпатичная маленькая страна, эта Иксляндия, – пробормотал он. – Я бывал там еще в годы войны. – Дик Коуз служил тогда в военной разведке, и ему было о чем вспомнить.

– Впрочем, это все история, – отмахнулся он от своих реминисценций. – Да, вы правы, глобализация идет сейчас очень бурно, и даже эта симпатичная страна не избежала ее. Только сегодня я получил сообщение из Лондона, что ожидается слияние двух ведущих инвестиционных компаний Иксляндии – «Меркурия» и «Тангера». Вы слышали об этом?

Нефедов признался, что знает об этих фирмах только понаслышке. Он подумал, что его собеседник с Уолл-стрит знал о фирмах Иксляндии больше, чем он предполагал.

– Видите ли, – продолжал Коуз, – слияние это отнюдь не ординарное. Создается единый инвестиционный центр, в котором сосредоточены акции многих влиятельных концернов этой страны. В том числе и смешанных, то есть полугосударственных, если они вас тоже интересуют.

Банкир мельком взглянул на Нефедова, который поразился тому, что мысли их текут параллельными руслами.

– Да, и они тоже, – подтвердил он. – Например, ВВФ. Мы обнаружили, что там даже появился американский директор. Это – отход от многолетней традиции. Чем это объяснить?

Лакей внес кофе и предложил сигары. Сергей отказался, а Коуз взял одну и не спеша раскурил ее. Сделав несколько затяжек, он ответил на вопрос Нефедова:

– Об этом конкретном случае я пока ничего не знаю. Но думаю, что в ближайшие годы вы увидите много новых иностранных директоров в иксляндских концернах, как и во всех других, в том числе и в американских. Не удивляйтесь. Глобализация есть глобализация. Возьмите такой пример. Я сам, как вы знаете, состою в совете директоров «Сити ойл». Это – один из лидеров нашего нефтяного бизнеса. Недавно мы приветствовали своего первого иностранного директора. Он – швейцарец. Почему? Да потому, что мы теперь часто пользуемся еврорынками для получения дополнительного капитала. Присутствие европейца нам важно как символ уважения к нашим акционерам из Европы. Итак, глобализация касается и Америки. Она касается всех стран. Тут исключений быть не может. Даже социализм от этого не избавлен. Сначала Китай, потом и ваша страна пошли на смешанные общества. И у вас будут американские директора, так что приготовьтесь к этому. Кстати, присутствие в директоратах не означает контроля. Я сижу в десятке директоратов, но смешно считать, что я их контролирую.

– У нас есть твердое законодательство, которое нас надежно защищает, – возразил Нефедов. – Но в Иксляндии таких законов нет.

– Вы считаете это угрозой, – сказал Коуз, с интересом наблюдая, как нарастает пепел на кончике его сигары, – но имейте в виду, что идет обоюдный процесс. Вернемся, например, к слиянию «Меркурия» и «Тангера». Хотя они не публикуют списков принадлежащих им акций, нам известно, что в последнее время они намного увеличили вложения в компании других стран. Они даже контролируют некоторые фирмы в США. Тут нет ничего необычного. Это не улица с односторонним движением.

Сигара уже дымилась где-то посередине. Кофе был выпит. Часы медленно, но верно двигались к верхней границе обеденного времени.

– Допустим, что это так, – признал Нефедов. – Но нас интересует очень конкретный случай. Речь идет о двух иксляндских фирмах. Одну из них я уже упоминал – это ВВФ, другая – «Нордметалл». Быть может, ваша информационная служба знает больше нас. Кое-что мы уже обнаружили самостоятельно, но все же очень надеемся на вашу помощь.

Сергей на память процитировал несколько строк из недавнего рекламного объявления в одной из европейских газет: «„Братья Таккер” делают ваши глобальные операции вполне управляемыми. Мы предоставляем уникальный набор электронных банковских услуг, позволяющих демонстрировать нашу беспрецедентную преданность своим клиентам. Она основана на глубинном изучении нужд клиентов с учетом специфики любого рынка».

– Вы явно очарованы этой рекламой, – иронически заметил Коуз. – Да, в наши дни даже солидному частному банку, вроде нашего, приходится публично нахваливать самого себя. Такова нынешняя конкуренция за новых клиентов.

– В том числе и иксляндских? – спросил Нефедов.

– А почему бы и нет?

Банкир поднялся.

– Хорошо, Серж, – сказал он, – я посмотрю, что можно собрать.

– В понедельник я уезжаю в Токио, – сказал Нефедов. – Хотелось бы до того.

– Не знаю, удастся ли, но постараюсь. Вы, кажется, приглашены к Аккерману на воскресенье? Я буду там и передам все, что наскребу к тому времени.

Вернувшись к себе в офис, Нефедов вызвал на дисплей фирмы «Меркурий» и «Тангер». Данные о них показались ему любопытными. Обе компании контролировались одним и тем же лицом – иксляндским финансистом и миллионером Торе Ленартсеном. До последнего времени «Меркурий» владел тридцатью пятью процентами «Тангера», а теперь покупал его полностью. Совместно они контролировали ряд местных машиностроительных и химических концернов. Среди них три фирмы, специализирующиеся на электромагнитном и акустическом оборудовании. Два директора «Тангера», как оказалось, числились и в правлении ВВФ. Оба в прошлом крупные политические деятели без каких-либо видимых интернациональных связей. Если у Ленартсена и его фирм были какие-то вложения в ВВФ, то об этом ничего не сообщалось. В последнее время «Меркурий» и его фирмы заключили десяток соглашений о техническом сотрудничестве с американскими компаниями.

Самого Ленартсена относили к числу богатейших людей Иксляндии, но состояние свое он нажил сравнительно недавно. Источником его богатств были отрасли высокой технологии. Начав с нескольких небольших фирм, он сумел превратить их в крупные компании с филиалами во многих странах Европы и за океаном. Он много путешествовал, состоял членом различных международных организаций гуманитарного профиля, часто выступал с публичными лекциями о путях спасения цивилизации от экономического кризиса и демографического взрыва. Созданный им благотворительный фонд субсидировал ученых, изучавших эти проблемы, среди них были американцы, японцы, индусы. Его младший брат Стиг когда-то работал в «Любберсе», а позже с помощью Торе приобрел контроль над парфюмерной фирмой «Конкордиа». Старший Ленартсен женат на Ингрид Ванденберг из старой аристократической иксляндской семьи.

«Как тесен мир, – подумал Нефедов. – Ведь Ингрид и Шарлотта (вдова премьер-министра) родные сестры».

Да, «Конкордиа» контролируется братьями Ленартсен. Да, все директора – местные. Но вот интересная деталь: пять лет назад компания выпустила специальные акции, которые продавала только американским вкладчикам. Они составляют около десяти процентов общего количества. И размещал их в США американский банковский синдикат во главе с «Абрахам бразерс».

Итак, цепь, обнаруженная уже при его первом посещении биржи, теперь обрастала новыми звеньями. Нефедов попытался выстроить ее на дисплее. Схема получилась сложная, разветвленная, но почти все линии в ней были начертаны пунктиром. Тем самым компьютер давал знать, что квалифицирует эти связи как гипотетические, условные, отнюдь не достоверно установленные. Глядя на схему и подходя к ней с разных сторон, Нефедов мучался, но не находил определенного решения.

Наступило воскресенье. Встав около десяти, Сергей собрал чемодан – завтра он улетал в Токио. Позавтракав с Хозе, он спустился на лифте в подземный гараж, где стоял его «форд». Пользовался он им редко, машина была немолода, но избавляться от нее было еще рано. Служитель выкатил ее из дальних катакомб. Сергей сел за руль, пристегнул ремень и отправился на встречу с Аккерманом.

Въезжая в поместье Аккермана, Нефедов вспомнил, как впервые вместе с покойной женой явился сюда на большом лимузине с наемным шофером. Это было лет шесть назад, с тех пор многое изменилось, но, глядя на старого Джона Аккермана, можно было подумать, что время остановилось.

Это был один из известнейших в Америке мультимиллионеров, отец которого нажил состояние еще в прошлом веке, соперничая с первыми Морганами, Рокфеллерами и Гарриманами. В молодости Джон вложил капитал в банк «Братья Таккер» и со временем стал его главным владельцем. Теперь он уже много лет как отошел от дел, но партнеры время от времени собирались у него в поместье. Брат Аккермана в прошлом был известным дипломатом, одно время служил в Москве, и, должно быть, поэтому старик считал себя вправе приглашать советских, в том числе и Нефедова, с которым любил рассуждать о высокой политике.

Когда Сергей появился в поместье, Аккерман уже закончил деловые разговоры с партнерами, часть из них разъехалась, но Коуз и еще двое сидели в большой гостиной одноэтажного, очень длинного, со множеством крыльев и пристроек дома. Миллионер жил здесь, когда ему наскучивали особняк в Вашингтоне, вилла во Флориде, ранчо в Аризоне. Аккерману было за восемьдесят пять. Он был глуховат, но сохранял острый ум, нередко ставивший в тупик собеседников.

– А, – сказал он, завидя Нефедова, – мы вас ждали. Теперь все, кажется, в сборе.

Они перешли в столовую. Отсюда, как и из гостиной, открывалась панорама на покрытые густым лесом отроги Аппалачских гор. Дом стоял на вершине холма. Здесь начинался широкий, очищенный от леса спуск в зеленую живописную долину ближайшей речушки, одного из притоков Гудзона.

За столом возник разговор о предстоящей предвыборной кампании. Аккерман возлагал большие надежды на сенатора Фартуэлла, который, по его мнению, был в силах «образумить идиотов из Вашингтона». Он задал Нефедову несколько вопросов о переменах в Советском Союзе и внимательно слушал ответы, особенно когда речь шла о перестройке в экономике.

– Я всегда говорил, – торжественно произнес он, выслушав гостя, – что вы рано или поздно вернетесь к НЭПу. Помнится, я как-то говорил об этом Косыгину. Да, я понимаю ваши возражения, мистер Нефедов, на вашем месте я бы говорил то же самое. Но я выражаю собственный взгляд на вещи. Пусть у вас будет такой строй, какой вы хотите, но скажу так: чем он понятнее нам, бизнесменам, тем проще будет найти общий язык с идиотами из Вашингтона.

Они вернулись в гостиную. Стены ее были обтянуты розовым шелком. Над дальней дверью, ведущей в библиотеку, Сергей заметил небольшое полотно Шагала, должно быть, недавно приобретенное.

– Дик говорит, что вы волнуетесь за Иксляндию, – сказал Аккерман, кивая в сторону Коуза. – Он прав, вы его слушайте. Транснациональные корпорации – это ваши союзники, а не враги. В век современной технологии они значат больше, чем можно представить. Глобализм и прогресс стали синонимами.

– Я не против интернационализации технологии, – возразил Нефедов. – Но вы же сами не любите вашингтонских идиотов. А я не хочу глобализации этого идиотизма. Если бы корпорации были против него, я бы голосовал за них обеими руками.

– Знаете что, – заметил старик, – я верю вашему Генеральному секретарю. Он меня убедил в том, что пора кончать со всеми этими ракетами. Убедил не словами, а своей позицией, тем, как он разговаривает с нашим президентом. Ну, а о наших идиотах мы позаботимся сами.

– Будем надеяться, – улыбнулся Нефедов, – что вы с ними справитесь. Мои симпатии всецело на вашей стороне.

– Молодости свойственна ирония. С годами вы преодолеете и эту слабость, и вас будут больше любить. Дик сказал, что вы едете в Токио. Если увидите Эйсаки, передайте ему от меня привет. Скажите, что я наслаждаюсь тем, как он обхитрил Кирилиса на аукционе. Я бы и сам принял в нем участие, да стал стар, и денег что-то не хватает. – И он засмеялся своей остроте так, как смеются старики, едва слышно покряхтывая.

В то воскресное утро газеты отмечали, что на аукционе в Лондоне одна из последних картин Ван Гога была куплена японской страховой компанией «Дай лайф иншуренс». Возглавлял ее Татэкава Эйсаки. Греческий магнат Кирилис попытался обойти японца, но, больше тридцати миллионов долларов выкладывать не стал. Эйсаки дал сорок. Впрочем, еще два, правда, более ранних Ван Гога висели на стенах в гостиной, где они сейчас разговаривали. Видно, Аккерману они достались много дешевле.

Часа в четыре старик сказал, что ему пора передохнуть, а «вы, ребята, продолжайте развлекаться». Это было негласным разрешением уезжать, и Нефедов с Коузом направились к выходу. Прощаясь, Дик вручил Сергею конверт.

– Мои люди тут кое-что собрали. Вернетесь из Токио, дайте знать. Сверим впечатления. Тем временем я сам слетаю в Цюрих, – сказал он.

Нефедов поблагодарил и пошел к своему «форду». Отъехав от поместья несколько миль, недалеко от поворота к автостраде Соумилл он не выдержал: прижался к бровке, остановил машину и раскрыл конверт.

«Дорогой Серж! Мой аппарат собрал кое-какие данные для Вас. Двумя иксляидскими концернами, о которых Вы упомянули в разговоре со мной, действительно усиленно интересуются инвесторы из других стран. Что касается ВВФ, то, согласно достоверным сведениям, в последние месяцы было несколько случаев перекупки крупных пакетов его акций у прежних владельцев. Интерес исходит главным образом от японских фирм. Так, «Дай лайф иншуренс» приобрела у нескольких наших клиентов акции ВВФ по текущей рыночной цене, но минуя биржу. Наш банк не участвовал в этих сделках и был информирован о них постфактум. Точный размер пакета, скупленного японской страховой фирмой, пока неизвестен, но думаем, что он составляет не менее трех процентов. Быть может, во время посещения Токио Вы сможете поинтересоваться этим вопросом. Т. Эйсаки, президент этой компании, – наш давний клиент.