Текст книги "Тайна папок Йонсона"

Автор книги: Станислав Меньшиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

23

Гарри насупился и отвернулся. Казалось, он внимательно разглядывает группу молодых парней, громко и весело гудевших на одной из соседних скамеек. В этот очень теплый день Вашингтон-сквер был необычно оживлен. Кое-кто из студентов Нью-Йоркского университета пристроился с книжками прямо на газоне. Университетская библиотека была рядом, на одном из углов площади.

Почему Нефедов выбрал именно это место для встречи? В субботний день у него не было других запланированных свиданий, и брать машину из подземного каземата не хотелось. Потянуло пройтись просто так, куда глаза глядят, и Сергей решил, что давно не был в Гринич-виллидж. К тому же он собирался очень серьезно поговорить с Йонсоном и по возможности подальше от подслушивающих устройств. Конечно, при современной технике все предосторожности были самообманом, и все же отсутствие давящих стен, телефонных аппаратов и потолков в большей мере располагало к откровенному разговору.

Они встретились на углу Тридцать четвертой стрит и Пятой авеню у подножия громады «Эмпайр стейт Билдинг» и не спеша пошли на юг. Очень кратко, не вдаваясь в детали, Нефедов изложил Йонсону свои выводы: он почти уверен, что нити тянутся именно к международному консорциуму, скупавшему акции ВВФ, а не к мафии или каким-то другим группам. Абстрактно рассуждая, все три версии, о которых они говорили несколько дней назад, могли считаться равноценными. Но в пользу версии с консорциумом говорило несколько дополнительных обстоятельств.

Первое обстоятельство: именно эта версия была теснее всего связана с папками Йонсона. Все указывало на повышенный интерес консорциума к акустическому оборудованию и электромагнитам. То, что «Феникс» занят опытами с электромагнитной пушкой, не случайность. «Электро-магнетическая» цепочка идет от канцелярии Нордена через Ленартсенов к фирмам «Фенико, «Э. Томсон», «Дж. Хаггер», «Хэггерти корпорейшн». Связь с акустическим оборудованием пока менее понятна, но достаточно и первого обстоятельства.

Они подошли к книжному магазину «Барнс энд Нобл», и Нефедов, давно не бывавший в этом районе, предложил прервать беседу и заглянуть туда. Лет десять назад он, роясь здесь в отделе старых изданий, к большому удивлению, обнаружил экземпляры своей старой книжки о финансовом капитале. Здесь она продавалась впятеро дороже номинала. Тогда «Барнс энд Нобл» только развертывал свою деятельность, и этот магазин был у него единственным. Теперь же их несколько десятков в различных районах Нью-Йорка. Все они славились как места, где хорошие издания можно купить со скидкой. И хотя это была по большей части иллюзия, выбор был большой, и копаться на полках многочисленных отделений было очень приятно. На сей раз кончилось тем, что Сергей прикупил в свою коллекцию опер еще две – «Лоэнгрина» и «Богему» в редком исполнении. Однако он был раздосадован тем, что не нашел достойного современного издания киноэнциклопедии. Придется, подумал он, еще порыскать в других местах. Гарри же ничего не купил. Он с нетерпением ждал, когда Сергей наконец вернется к делу, ради которого они встретились. Вновь выйдя на Пятую авеню, они продолжали разговор.

Второе обстоятельство, указывавшее на особую важность версии о ВВФ, заключалось в том, что она была дальше всего от поверхности и больше всего была покрыта тайной. Скандал с торговлей оружием таил в себе много секретных подробностей. Но о нем было уже довольно широко известно, велось официальное расследование, и вряд ли что-то в папках Йонсона могло оказаться для Нордена неожиданностью. Конечно, это было крайне неприятное дело, отчасти бросавшее тень и на правительство, которое Норден возглавлял. И все же мало вероятно, чтобы именно это привело покойного премьера в столь очевидное волнение. Другое дело – тайное, скрытое многочисленными предосторожностями проникновение американцев и японцев в главный военный концерн страны, причем в то самое время, когда шли острые политические дискуссии о денационализации ВВФ и о разрешении концернам Иксляндии участвовать в программе космических вооружений. И хотя в папках Йонсона содержатся лишь намеки, но ведь это – намеки лишь для непосвященных, но не для премьер-министра.

В этот момент они подошли наконец к арке Вашингтона, которая, встав поперек Пятой авеню, преградила ее многокилометровое течение из Гарлема на юг. Арка служила и входными воротами в Гринич-виллидж, район студенчества и богемы, где Манхэттен переставал походить на самого себя, утрачивал прямолинейность улиц и переулков, высоту небоскребов и максимально приближался к облику западноевропейского города. Они прошли по скверу и сели на одну из скамеек, освещенную ярким солнцем.

И наконец, третье обстоятельство. Именно версию о консорциуме кто-то на днях пытался стереть в памяти компьютера. Не версию о мафии и не детали скандала с контрабандой оружия, а именно цепочку «Феникс» – ВВФ. Конечно, можно возразить, что более хитрый злоумышленник постарался бы не делать различий и стереть все подряд, чтобы не оставлять следов. Но ведь нарушитель сам попался в ловушку, о которой не подозревал. Его задача была достаточно тонкой – сделать ряд мелких изменений, чтобы не дать обнаружить факт манипуляций с программой и банком данных и чтобы ничего не подозревающий Нефедов сам отказался от версии ВВФ и вышел с помощью попорченной программы на другие версии.

– Кто же это мог сделать? – мрачно спросил Йонсон. – Ведь этот кто-то находится очень близко, следит за нами, знает о нашем предприятии.

– Разумеется, – отвечал Нефедов. – Но я с самого начала не сомневался, что в каком-то пункте наших расследований мы наткнемся на предел, перейти который будет крайне опасно. Думаю, что наши замыслы кому-то прозрачно ясны. И поэтому нам с тобой надо поговорить начистоту.

Йонсон посмотрел Нефедову прямо в глаза и увидел в них поразившее его молчаливое неодобрение.

– У меня есть своя версия на этот счет, – холодно продолжал Нефедов. – Ты был со мной не вполне искренен, Гарри. Полагаю, что ты рассказал кое о чем Траппу.

Именно в этот момент Йонсон насупился и отвернулся, как бы разглядывая парней на соседней скамейке.

– Если ты сделал такую ошибку, – спокойно продолжал Нефедов, – то лучше сказать об этом сразу же, чтобы можно было хладнокровно оценить обстановку. Если Трапп подсказал тебе версию с мафией и помог твоим римским похождениям, то тогда и вся эта манипуляция с моей программой становится понятной.

Йонсон смотрел в сторону.

– Я действительно говорил Траппу об истории с папками, – сказал он тихо. – Но это было еще до того, как я вас встретил в парке. Но я ничего не говорил ему о наших с вами действиях. От меня он об этом, во всяком случае, ничего не знает. К тому же…

Йонсон запнулся. Нефедов вопросительно ждал окончания фразы.

– К тому же Тони тоже просил меня ничего никому не говорить.

– И ты хотел получать информацию с обеих сторон и быть чем-то вроде арбитра? – безжалостно спросил Нефедов.

Йонсон потупил взгляд.

– Я не виню тебя, – заговорил Нефедов после минутного молчания. – Трапп – твой давний друг, и ты вправе ему доверять, если у тебя есть на то основания. Тем более что ты не мог знать, что он окажется в этом деле кровно заинтересованным, причем непосредственно.

Йонсон быстро вскинул на него глаза.

– То есть как?

– А так, – отвечал Нефедов. – Скажи, знал ли Трапп Нордена или кого-нибудь из его окружения?

Йонсон задумался.

– С Норденом он встречался лишь один раз у меня дома, но это было несколько лет назад в один из предыдущих приездов Берта в Америку.

– И он никогда сам не был в Иксляндии, не встречался там ни с кем по твоей рекомендации?

– Насколько я помню, нет. – Гарри прищурился, стараясь что-то вспомнить. – Правда, он продолжал переписываться с Алексом. – И, увидев недоуменный взгляд Нефедова, добавил: – С Алексом Нильсеном, старшим помощником Нордена.

– Он его знает?

– Так ведь мы все вместе учились в Беркли, – отвечал Йонсон. – Тони окончил университет на год раньше меня. А Алекс – еще раньше.

– Это тот самый Нильсен, – спросил Нефедов, – место которого тебе предлагал Норден?

– Да, я еще возразил, что мне неудобно перед старым знакомым, а Берт сказал, что Нильсену подобрано хорошее место, я и успокоился.

– Ты говорил об этом Траппу?

– Конечно, – подтвердил Йонсон, – он ведь мой старый друг.

«Вот как оно бывает, – подумал Нефедов. – Дружат люди, но у каждого свой подход. У одного на всю жизнь сохраняется наивная вера в нерушимость юношеских привязанностей, а другой очень скоро делает ставку на личные интересы, пользуется наивностью друга и даже по-своему остается к нему привязанным, но в действительности готов предать его в любой момент ради своего спасения».

– Ты не помнишь, куда после университета пошел работать Трапп? Преподавал?

– Нет, – сказал Гарри. – Ему тогда повезло. В университет приехала вербовочная группа из корпораций, и Тони предложили хорошее место в «Хеггерти корпорейшн». Но там он проработал всего несколько месяцев. Потом его перевели в одну калифорнийскую фирму, названия которой я не помню. Это была консультативная фирма, и он стал сотрудничать в местном университете…

Он вдруг замолчал, как бы споткнувшись о какую-то невесть откуда выползшую змею-мысль.

– Серж, – сказал он потухшим голосом, – та фирма называлась «Феникс», а университет – Роландз.

– Нет, не верю, – возбужденно пробормотал он, помолчав с минуту. – Во-первых, это был другой «феникс», там были другие владельцы, фирма оказалась через несколько лет на грани разорения, и Тони остался только в университете. Но он никогда не имел отношения к технике. Он преподавал политологию…

– Как и Бринкли? – быстро спросил Нефедов.

– Да-да. Подождите. Да, он хорошо знал Питера. Мы все были друзьями. Слушайте, Серж, вы мне совсем голову заморочили. Неужели вы думаете, что Тони, Питер, Алекс – все они связаны с делом ВВФ?

– Я не тороплюсь с заключениями, Гарри. Но у меня есть сильные подозрения на этот счет. Не хочу тебе навязывать свою точку зрения. Подумай сам. И тогда скажи, что тебе подсказывает разум. А пока что возьми это.

Нефедов вынул из внутреннего кармана конверт.

– Здесь коротко, но со всеми деталями, которые мне представляются важными, изложены результаты нашего расследования. Если бы я был на твоем месте, то, не откладывая, переслал бы его со своими комментариями преемнице Нордена. При создавшихся обстоятельствах я не знаю другого выхода. Если только ты не хочешь слетать на родину и рассказать все сам. Впрочем, если там заинтересуются твоим письмом, тебе не миновать личных объяснений. Кстати, уверен ли ты, что письмо твое не попадет к Алексу? Что касается меня, я с этим делом пока кончаю. Все, что можно было, собрано и проанализировано. Мавр сделал свое дело. Пойдем, я угощу тебя ленчем в «Неаполе», мне нравится это местечко. А потом сходим в кино на Бликер-стрит, там сегодня идет «Блоу-ап» Антониони. Ты помнишь этот фильм? Я его впервые видел в Москве, еще двадцать лет назад, тогда он мне понравился.

Гарри попал домой в девять вечера. Усевшись в глубоком кресле напротив окна, в которое когда-то смотрел Норден, он прочитал записку Нефедова. Текст был убийственно убедительным и не оставлял никаких сомнений в правоте Нефедова. Взяв с журнального столика блокнот, он быстро набросал черновик письма к Патриции Гунардсон, затем, перейдя в другую комнату, набрал чистовой вариант на текстовом редакторе. Завтра он отвезет его сам в представительство Иксляндии. Посол, предупрежденный звонком, будет ждать.

И хотя дело было сделано и торопиться больше некуда, Гарри долго не мог заснуть. Мозг воспроизводил то одну, то другую картинку из его жизни, и все они как бы нанизывались на одну ниточку. И вдруг то, что раньше ему не приходило в голову, стало очевидным.

Все трое, они в какой-то год зачастили в сан-францисскую оперу. У Тони там было много знакомых, и им доставались контрамарки на хорошие места. Тони был удивительно музыкален. Он на лету схватывал самые сложные мелодии и мог на следующий день свободно наигрывать их на пианино в клубе.

Иногда Тони появлялся с молоденькой балериной, брал их с собой в ресторанчик на Русской горе и угощал, тратя за вечер безумные деньги. Но денег у него хватало лишь на единичные выходы, и балерины это быстро понимали. Тони всегда грустил, когда через неделю-другую снова оказывался в одиночестве.

Алекс был тихий малый. Он нравился девушкам, но связи свои, если они у него и были, держал в тайне, во всяком случае, старался не афишировать. Они с Тони понимали друг друга с полуслова, но это были совершенно разные люди. На чем основывалась их дружба? Просто на постоянном общении, на некоей интеллектуальной общности. Они могли часами говорить и спорить друг с другом, умели прощать друг другу слабости. Так тогда казалось.

Как он познакомился с Сузи? Тони позвонил ему как-то и сказал, что пригласил к себе одну молодую особу, обещал за ней заехать, но у него что-то случилось с машиной, а ей неудобно ехать на своей. Не сможет ли Гарри подхватить ее на выходе из кампуса и привезти к нему? Йонсон поехал в назначенное место и встретил очаровательную женщину, которая заполнила несколько последующих лет его жизни. Но в тот вечер она сидела только рядом с Траппом и танцевала только с ним. Прошло две недели, и она поняла, что не Тони, а Гарри близок ей, как никто. Повлияло ли это на дружбу Йонсона с Тони? Казалось, что нисколько. Не было никаких объяснений, упреков, ссор, Тони улыбался ему, как всегда.

Правда, была та ужасная история, когда муж Сузи публично дал ей пощечину. Он много пил и от одного из собутыльников узнал о ее неверности. Вдобавок кто-то его специально завел. Говорили потом, что это был Тони. Йонсон никогда не спрашивал у Тони, так ли было на самом деле, потому что не верил этому. Не верил, что Тони мог проговориться, даже в пылу спора. Тем более что муж вскоре успокоился и согласился на развод.

Алекса тогда уже не было. Он уехал, пробыв в Беркли всего полтора года. И он был, наверно, прав. Не послушайся он тогда совета Берта, не сделал бы он карьеру в партии. Конечно, некоторые думают, что старший помощник премьера – это не пост. Напрасно. Разве сам Берт не был помощником старого Озмудсена, прежде чем стать секретарем исполкома партии? Правда, Алекс задержался в помощниках, а разница в годах у них с Бертом была не так велика. Алекс всегда был холодным и мудрым. Интересно, сохранит ли Гунардсон его при себе? Пожалуй, нет. У нее есть свои, лично ей преданные кадры.

Чем в то время занимался «Феникс»? Это было началом электронной революции, когда обживалась Силиконовая долина. «Феникс» консультировал новые фирмы, создававшиеся здесь, и Тони был очень активен в этом деле. Суть консультаций заключалась в том, чтобы сводить новые фирмы со старыми, давно существовавшими здесь банками, искавшими выгодных клиентов, чтобы как-то избежать неминуемого, как казалось до того, закрытия и поглощения их сан-францисскими гигантами. Так складывались местные промышленно-банковские группки, которым взаимный союз позволял удерживать независимость до появления выгодного покупателя, превращавшего местных бизнесменов в мультимиллионеров.

Как же получилось, что Тони Трапп, при всей его изворотливости и умении ладить с людьми, не стал миллионером на этой волне? Он потом объяснял, что не уловил вовремя перелома в конъюнктуре, кому-то дал неверные советы и очень скоро вынужден был покинуть «Феникс». Он решил тогда уехать подальше из тех мест, приехал в Нью-Йорк и неожиданно оказался сослуживцем Гарри в ООН. Здесь Тони включил свои таланты на полный ход и очень быстро обошел Йонсона по служебной лестнице.

Восемь лет назад они оказались конкурентами, претендовавшими на одну и ту же открывшуюся вакансию с солидным повышением. Они заранее договорились не мешать друг другу. Накануне решающего дня Тони пришел к нему и сказал, что снял свою кандидатуру, чтобы не мешать другу. А когда объявили решение, назначенным оказался Тони. Как это получилось? Для самого Тони это было загадкой. Они несколько дней вместе пили, меняя ресторан за рестораном. И остались друзьями.

Потом эта история с Аделин. Йонсон сразу же согласился отдать им на время свою квартиру. Конечно, он всегда имел свое особое мнение о новой жене Траппа. Он был уверен, что Аделин не любит Тони. Как-то раз он видел ее с какими-то молодыми людьми в «Аиде», недалеко от Бликер-стрит. Это было, когда Тони уезжал в Южную Америку на пару недель. Они выпивали и неплохо проводили время. В домашней обстановке Аделин никогда не употребляла спиртного.

Йонсон не стал говорить об этом Тони, чтобы его не расстраивать. Зачем вносить разлад в чужую семью?

Гарри вспомнил тот вечер, когда он позвонил Тони и рассказал о встрече с Бертом. Это было еще до убийства.

– Знаешь, Тони, он предложил мне занять место Алекса. Как ты считаешь? А Алексу подыскали другое хорошее место, причем самостоятельное.

Трубка молчала.

– Алло, Тони, нас не разъединили?

– Нет, Гарри, я хорошо тебя слышу. Очень рад за тебя. Желаю тебе успехов.

Неужели Тони действительно написал Алексу и предупредил его? Неужели он действительно связан с «Фениксом» и всей этой цепочкой, ведущей к ВВФ? Неужели он нарочно подстроил поездку в Италию, чтобы замести следы? Неужели правда все то, что написано в документе Нефедова? Как дальше жить, работать вместе и встречаться с Тони, зная все?

Гарри встал с постели и пошел на кухню. Он вытащил бутылку виски и налил себе полстакана. Обычно он пил мало и держал спиртное лишь для гостей. На северо-востоке светлело небо. Ночь кончалась, и начиналось очередное воскресенье. Может быть, взять на время отпуск и слетать в Иксляндию? А то и просто поездить по Европе, посмотреть, что там нового. Так он и сделает, в понедельник напишет меморандум, сошлется на нездоровье. Нефедов поддержит, а шеф подмахнет. Да, надо выбираться из этой трясины и подумать о себе. Поговорить с Патрицией, быть может, она подберет хорошее место. В конце концов сколько можно жить в этой добровольной эмиграции? Сейчас, как никогда раньше, его страна нуждается в честных людях, готовых ее защищать.

Он залпом выпил виски. Спал долго и спокойно. А когда проснулся, то увидел, что уже почти полдень. Он встал, принял холодный душ и пошел вниз за газетой.

24

Айлендер Фесс наслаждался. Не зря он потратился на выписку техники и специалистов из Виши. Теперь у него в собственном замке в Ангулеме была точная копия вишийского Института геронтологии. Вода нагревалась до температуры крови, ровный свет мягко струился через цветник, окружавший бассейн. Легкие движения под аккомпанемент тихого, почти потустороннего голоса инструктора заставляли мышцы совершенно расслабиться. Ароматическое вещество, растворенное в воде, делало кожу мягкой и эластичной, как китайский шелк. Полчаса такой благодати – и забывались все треволнения дня. Потом по мозаичному полу он шел в небольшую комнату, где единственным звуком было бурление теплой зеленоватой розмариновой воды, массирующей мышцы. Еще один массаж в четыре руки – и он возвращался к жизни посвежевшим, с чувством абсолютного душевного равновесия и уверенности в себе, которое отличало его в двадцать лет в начале пути к вершинам богатства и власти.

Айлендер Фесс не любил засиживаться на одном месте. Как бы хороша ни была вилла «Катари» в Калифорнии, он проводил на ней не более двух месяцев в году. Еще столько же в Палм-биче, в поместье под Нью-Йорком, в швейцарских Альпах и, наконец, в ангулемском шато. Не говоря уже о трехэтажной квартире на вершине одного из тридцатиэтажных зданий напротив Центрального парка на Пятой авеню. Манхэттен был шумен, но неизбежен. Каждый, кто действительно важен и влиятелен в этом мире, будь он ведущим акционером швейцарского банка, страховой компании из Гонконга, владельцем поместья в десять тысяч гектаров в Австралии, должен появляться в Нью-Йорке хотя бы несколько раз в году. Некоторые из членов этой глобальной олигархии отсиживались на яхтах, перемещаясь из порта в порт. Но он, Айлендер Фесс, предпочитал твердую почву под ногами и считал свои яхты, самолеты и лимузины лишь средствами для сокращения времени в передвижениях между своими главными опорными базами.

Замок был огромным. Филиал Института геронтологии, созданный им для самого себя, находился в восточной части замка. Рядом был музей с двадцатью дворцовыми залами, которые могли соперничать по роскоши с Версалем или Зимним дворцом.

В западной части, построенной в традиционном стиле местной аристократии, с ложными башенками и высокими окнами, через которые вливался щедрый солнечный свет Южной Франции, были жилые и рабочие апартаменты Фесса, откуда несколько десятков телефонных и телексных линий соединяли его с горячими точками финансового и политического мира. В высоком переходе между жилой частью и музеем находился большой зал, где давались балы, концерты, балетные представления. Это случалось не часто, и тогда на много миль с высоты холма, на котором расположился замок, струился яркий золотистый свет из пяти громадных окон.

Завершив процедуры, Фесс отправился пешком по верхней балюстраде в западное крыло. Дорога была недлинной, всего метров двести, но он любил ее из-за вида, открывавшегося отсюда. Справа был густой лес, защищавщий замок от северных ветров, а слева, далеко внизу за рекой, вившейся у подножия холма, расстилалась равнина.

Дойдя до конца балюстрады, он вошел в лифт и вскоре оказался в своем кабинете для малых приемов на втором этаже. Окна кабинета выходили на парадное крыльцо, у которого стоял длинный голубой «кадиллак». Фесс поморщился.

– Плохой вкус, – пробормотал он себе под нос. – Почему не розовый или желтый в крапинку? Кто его испортил? Эта актриса? Впрочем, пусть развлекается, как может.

Еле слышно раздался зуммер.

– Мосье Гудхарт, – провозгласил секретарь.

– Просите, – буркнул он в ответ.

Фесс нарочито остался у окна, глядя на двор и не оборачиваясь к входившему Гудхарту. Тот знал его немало лет и с первых же мгновений должен был понять, что провинился. Нет ничего легче, чем управлять подчиненными, в которых бродили чувство собственной вины и готовность искупить ее последующим исполнением твоих желаний.

– Добрый день, Айл, – громко и ласково сказал Гудхарт, как бы не замечая неудовольствия своего старого босса. Всего два года назад он оставил место президента в одной из компаний, входивших в империю «Хэггерти корпорейшн», и, конечно, не забыл привычек и манер человека, благодаря которому он приобрел некоторое богатство и положение в обществе.

– Это вы, Боб? – обернулся хозяин. Он внимательно оглядел Гудхарта. В нынешнем заместителе министра обороны было внутреннее сознание приобщенности к высшей силе.

«Ничего, – подумал Фесс, – сейчас ничего не останется от твоей мании величия».

– Как добрались? – спросил он вслух. – Никак не думал, что в военное ведомство пробрались эти, как их, «странные» люди.

– Вы о чем? – удивился Гудхарт. Если бы в комнате стоял счетчик, измеряющий его самоуверенность, то он показал бы скачок вниз на несколько делений.

– Цвет лимузина, – тихо, но угрожающе сказал Фесс. – Почему не розовый? Не желтый в крапинку? Почему не гитара на боку и не багажник в виде толстого зада?

Гудхарт рассмеялся:

– Ваше чувство юмора, как всегда, на высоте, Айл. Мы, бюрократы, чересчур поглощены текучкой, чтобы различать цвет казенного лимузина. Впрочем, вы правы. Для правительства – черный, для высокого бизнеса – серый. Я дам этим паршивцам нагоняй.

Фесс явно потеплел:

– Иногда следует прислушиваться и к налогоплательщикам. От этого всем будет только польза. Давайте-ка сядем и поговорим о делах.

Кресла были высокие, с герцогскими коронами на верхушках спинок. Сидеть в них было удобно, даже откинувшись и положив ногу на ногу.

– Я слышал, – начал Фесс, – об этой авантюре с захватом иксляндских тайников. По-моему, это слишком рискованно, а главное – излишне. Сейчас я вам объясню почему, но сначала скажите: кому это понадобилось?

Гудхарт заерзал на мягком сиденье. Он явно не ожидал осложнений с этой стороны.

– Вся программа оказалась под угрозой, – сказал он виновато, – нужен был решающий толчок…

– И кто же это придумал?

– Это идет с самого верха…

– Этому охотно поверит кретин Вирт, – перебил его Фесс. – Наш дорогой президент слишком далек от жизни, чтобы ему в голову могли прийти такие мысли.

– Вы не представляете, Айл, как действует государственная машина, – заговорил Гудхарт тоном учителя, объясняющего школьнику четыре действия арифметики. – Президент высказывает недовольство, и все бросаются предлагать решения. Если ваш начальник выходит с инициативой и она в принципе – не в деталях, конечно, – одобряется, то остается только четко выполнять приказ.

– Разумеется, дорогой Боб, – раздраженно заметил Фесс, – я не школьник и хорошо знаю классические басни. То, что в нашем правительстве избыток услужливых дураков, не секрет.

На этот раз Гудхарт не возражал. Если Фесс кого-то обзывал дураком, значит, у него были на то основания.

– Что-нибудь случилось? – спросил он после минутного молчания.

– Случилось то, что вы все, в Вашингтоне, можете испортить тонко начатое дело. Разумеется, ответственным воздадут по заслугам, но это грозит довольно существенными потерями.

– Мы же с вами обсудили общий расклад, Айл. Я полагал…

– В том-то и дело, что ваша вшивая электронная разведка действует много медленнее, чем моя допотопная. Вы полагали и еще полагаете, что искомые вами секреты спрятаны в одном труднодоступном месте, а в действительности они уже переехали в другое, менее труднодоступное. И когда ваши головорезы явятся со своими дурацкими вертолетами и пушками в пункт А, они в лучшем случае обнаружат лишь пустой сундук, а не драгоценности из потопленных испанских каравелл возле побережья Флориды.

– Бьюсь об заклад, что вы узнали об этом только в последние сутки. – В голосе Гудхарта опять зазвучала самоуверенность.

– Вы ошибаетесь, – старательно артикулируя, произнес Фесс. – Я знал еще позавчера о намерении переместить драгоценности, но только вчера получил полное подтверждение. Так что будет лучше, если вы отмените вашу доморощенную операцию.

Гудхарт посмотрел на часы.

– Боюсь, что уже слишком поздно, – заметил он. – Операция начнется через четыре минуты. У нас нет прямой связи с этой группой.

– И вы называете это хорошо продуманной операцией особого назначения?

– Группа действует автономно. Это гарантирует ее инкогнито.

– А если ее захватят?

– Там нет ни одного американца.

– Почему они действуют средь бела дня?

– Так неожиданнее. Ночью охрана усиливается вчетверо. Днем у них мертвый час.

Фесс встал и опять подошел к окну. Двор был пуст. Голубой лимузин исчез.

– При всех условиях объект нападения не может быть секретом для иксляндского правительства, – сказал он после минутного раздумья. – И, если пошевелить мозгами, то не стоит труда догадаться, откуда исходит интерес.

Гудхарт стоял за его спиной и внимательно выслушивал все аргументы своего бывшего шефа.

– Все это – косвенные улики. На них доказательств не построишь. Это я вам гарантирую как профессиональный юрист.

Фесс повернулся к нему лицом. В глазах его было презрение. Гудхарт отшатнулся.

– При чем тут доказательства? Разве кто-нибудь боится доказательств? Речь идет не об этом. Сейчас иксляндцы почти готовы отдать нам сундук со всеми сокровищами, без боя и практически задаром. А через час, после налета ваших идиотов, они могут изменить свою точку зрения.

– Что-то не верится, при всем к вам уважении, Айл, – не без ехидства бросил Гудхарт. – На днях они арестовали наш самолет с кинокамерами.

– И поделом вам! – Фесс возмущенно пошел прочь от окна, чуть не задев Гудхарта по пути. – Слушайте, Боб, когда вы наконец перестанете играть в детские игры? Кинокамеры, спрятанные под задницей американского посланника или советника! Что может быть глупее? За кого вы принимаете этих иксляндцев? За туземцев с Сандвичевых островов?

Гудхарт в растерянности молчал, следя глазами за бегавшим из угла в угол Фессом.

– А главное – вы до сих пор не научились понимать мотивы поступков. Вы нанесли удар. Вам нанесли ответный удар. Значит, вы на данный момент квиты. Значит, можно спокойно говорить о деле.

Неожиданно Фесс кончил бегать и вновь опустился в кресло. Даже когда он сидел, вытянув шею, между его макушкой и герцогской короной оставалось сантиметров двадцать. Но Гудхарту не было смешно. Он примостился на самом краю кресла, как будто держал на коленях блокнот, в который надо было записывать указания начальника.

– Слушайте! Сейчас начинается новый этап борьбы. – Фесс успокоился и говорил почти что любезно. – Вчера подал в отставку глава ВВФ. Новым председателем будет Алекс Якубсен. Он еще не назначен, но об этом будет объявлено через несколько дней. И сокровище перемещено к нему.

Гудхарт смотрел на Фесса в совершеннейшем изумлении. Он был потрясен.

– Удивлены? Вот что значит хорошо разработанная комбинация со многими ходами и вариантами. Поэтому придется изменить тактику. И чем скорее, тем лучше. Следует настроить общественное мнение в Америке в пользу иксляндского правительства. Гунардсон – не Норден, с ней можно иметь дело.

Гудхарт пришел в себя. Глаза его стали стеклянными. Он о чем-то мучительно думал.

– Если вы думаете о том, – продолжал Фесс, – что нельзя доверять женщине, то вы абсолютно правы. Но я ей и не доверяю. Я делаю ставку на Якубсена и прежде всего на Торе Ленартсена. Этот не подведет.

Гудхарт вытащил из внутреннего кармана листок и подал Фессу.

– Это сообщение я получил из Вашингтона сегодня утром перед выездом к вам, Айл. – В его голосе не чувствовалось уверенности.

Хозяин пробежал несколько строчек расшифрованной телеграммы с грифом «Конфиденциально»: «Вчера днем в 13.14 в Манхэттене сбит автомашиной и тяжело ранен Гарри Йонсон. Состояние крайне тяжелое».

Фесс пренебрежительно скомкал листок и кинул Гудхарту.

– Опять игрушки! Я никогда не считал этих ооновцев серьезными противниками. Ничего бы они не сделали. Впрочем, снявши голову, по волосам не плачут. Будем надеяться, что их маленькое детективное приключение на этом закончится. Вы уверены, что их материалы не попали к Гунардсон?

– Если только через Нефедова. Мы до сих пор не знаем, кому он служит.

– Нефедов – ученый, которому нравится быть детективом. Даже если ему удастся что-то передать иксляндцам, вряд ли это теперь изменит ситуацию. Оставьте его в покое.

Фесс встал и пошел к двери. Не к той, в которую час назад вошел Гудхарт, а к другой, незаметной постороннему взгляду, в которую входил только он сам.