Текст книги "Диалоги"
Автор книги: Станислав Лем
Жанр:
Философия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 32 страниц)
В каком смысле «воля» свободна? Во-первых, она свободна от непосредственного давления окружающей среды благодаря тому, что противопоставляет ему данные, накопленные ранее, индивидуальный опыт, который вводится обратной связью в сеть для принятия решения. Без обратной связи с собственным прошлым функционирование сети было бы детерминировано исключительно сиюминутной ситуацией, внутренним давлением. Такая сеть не была бы способна к выбору «независимого» курса, к управлению «против течения» событий, она бы просто дрейфовала. Дрейфуют, то есть покорно подчиняются влиянию окружения, мертвые предметы, а не сети. Способность к автономному поиску целей, выбору их и стремлению к ним считается ценностью в «нравственном» смысле. Возможность такого выбора и управления определяется материальной предпосылкой автономии, каковой является постоянное обладание собственным прошлым, способное активизироваться в случае необходимости. Отсюда проистекает возвышенность интегральности, нерушимость внутренних обратных связей, то есть целостности сети, выражающейся в полной функциональности систем связей с кладовыми памяти, способности ее сиюминутной активизации; однако в этих функциях возможны сбои. Опасно перегружать сеть чрезмерной подачей информации извне, а также внезапно убыстрять темп процессов обучения так, что в результате мощного давления новой информации все прошлое сети превращается в нечто блеклое, несущественное в сравнении с нынешней ситуацией. Из этого следует, что сеть становится «личностью» тогда, когда процесс обучения равномерно распределен во времени, когда он постоянен и размерен. Сеть, которая воспримет сразу слишком много нового, которая «заучивает» одномоментно слишком много, превращается в вещь, начинает вести себя как мертвый предмет в том смысле, что собственное прошлое перестает играть существенную роль в принятии ею решений. Тем самым она утрачивает способность совершать выбор и начинает безвольно дрейфовать в потоке событий.
Совершенно очевидно, что темп обучения – то есть количество информации, поступающей в единицу времени, которая, перегружая сеть, делает ее безвольной, то есть блокирует индивидуальное прошлое сети, – определяется индивидуально и зависит прежде всего от того, что мы назовем интегральностью сети. Когда весь предыдущий жизненный опыт окажется никчемным, когда сеть не сможет противопоставить ему особо прочных, неуничтожимых систем предпочтений, может произойти «внутренний надлом» (в функциональном смысле). В такой ситуации находились, например, люди в лагерях смерти. Вынужденные приспосабливаться к ситуации, теряя способность противопоставлять ей предшествующий опыт, люди становились способны на поступки «аморальные», «грешные», «бесчеловечные» в номенклатуре разных этических систем. Это ведет к формированию новых навыков и новых приемов поведения, противоречащих всей прежней индивидуальной истории сети. Это «патологическое обучение» – поскольку оно происходит через утрату внутренней слаженности, интегральности сети. Процесс этот происходит тогда, когда у сети остаются только две возможности: либо уничтожение в физическом смысле, либо утрата внутренней целостности. Тогда наступает либо внешнее, материальное уничтожение («выбор героя»), либо подчинение – и производные от него патологические состояния (в нашем понимании). Подобные явления происходят с меньшей, так сказать, непограничной выразительностью, когда сеть теряет способность свободного обучения. Свобода обучения предполагает такой темп усвоения новой информации, при котором сеть сохраняет на каждом этапе существенную, обусловливающую интегральность, часть собственного прошлого.
Когда наплыв новой информации слишком велик и сеть теряет свободу обучения, она не способна усвоить новый опыт, совместить его с прежним, уже имеющимся, а поэтому не может адекватно реагировать на изменения окружающей среды. И тогда мы говорим, что человек «отстает от событий», «не успевает» за новыми временами, новыми условиями и т.п.
Комплекс систем предпочтений, определяющих поведение сети, в сумме составляет ее «личность». «Личность» может оставаться цельной, несмотря на то что под влиянием насилия извне исполняющие органы сети будут временно заблокированы. В плену внешних сил такая сеть по-прежнему сохраняет свою внутреннюю интегральность, свою «личность», подобно кораблю, уносимому бурей, у которого, однако, не сломан руль, или подобно Гамлету, который, даже заключенный в скорлупку ореха, «чувствовал бы себя господином пространств».
«Личность сети» незначительно изменяется под воздействием каждого нового опыта и с каждым новым принятием решения. Благодаря собственному прошлому сеть не подчинена полностью данной сиюминутной ситуации. А благодаря сохранению возможности дальнейшего обучения она не зависит целиком и полностью от собственного прошлого. В этом понимании личность, характер подвергаются изменениям в процессе существования экзистенции личности. Как раз в этих конфликтах и проявляется «внутренняя свобода». Сеть, сформировавшая стереотипную систему предпочтений в прошлом и не сопоставляющая ее с новой информацией, невзирая на ее содержание, обнаруживает «дисциплину» поведения, «фанатизм», «строптивость». Подобным образом и сеть, подверженная усиленному давлению изнутри, также утрачивает полную свободу с той лишь разницей, что императив ее действий проистекает из ее собственных недр, исходит изнутри, а не снаружи. Отсюда – «консерватизм». Обычно каждая сеть проходит период оптимального обучения, усвоения новой информации, после чего обучение происходит со все возрастающим трудом, поскольку и объем памяти уменьшается, и структуры предпочтений, которые доминировали в ней чаще всего, имеют тенденцию к стабилизации, окостенению, застыванию в прежде сформированном виде.
ГИЛАС. А что ты скажешь о предвидении функций, действий сети? Считаешь ли ты, что, обладая математической теорией сети, о которой ты говорил, и зная ее актуальное состояние (располагая данными обо всем ее прошлом опыте плюс знанием систем предпочтений и т.п.), можно было бы однозначно предвидеть ее решение в актуальной ситуации?
ФИЛОНУС. По отношению к нейронной сети это невозможно.
ГИЛАС. Почему? Снова индетерминированность атома?
ФИЛОНУС. Не в этом дело. Правда, индивидуальные и непредвиденные в гейзенберговском смысле атомные флуктуации могут в определенных обстоятельствах повлиять на решение посредством влияния на сиюминутное преобладание какого-нибудь импульса, но мы не должны выискивать подобные квантовые аргументы в пользу индетерминизма поведения сети. Сам посуди, на процессы, происходящие в электронной сети, влияет такое количество факторов, что их даже перечислить невозможно. Среди прочих большое влияние на порог чувствительности нейронных синапсов, то есть на прохождение импульсов, оказывает температура тела, химический состав крови, то есть параметры, которые характеризуются постоянными незначительными изменениями, постоянными колебаниями относительно среднего значения. Эти мельчайшие колебания могут накапливаться и оказывать относительно большое влияние на протекание психических процессов. То, что в самом начале возникновения импульса является незначительным, микроскопическим отклонением, по истечении некоторого времени накапливается и в итоге может привести к совершенно иному результату, вызвать неожиданные соединения, спонтанную реакцию. Предусмотреть это невозможно. Кроме того, сеть в разной степени включается в разные решения, результат их зависит от «времени обдумывания», от «случайной» активизации какого-нибудь кода в памяти, который внезапно «вплывает в пределы сознания», и т.д. К тому же разные сети в разной степени способны к «спонтанным» реакциям, то есть неожиданным нарушениям привычных систем предпочтений. Есть сферы деятельности, где «ценность» сети решающим образом зависит от ее возможности ломки прежних предпочтений, например, в творческой работе поэта, инженера, музыканта. Однако, конечно, спонтанность как способность отказываться от старых и создавать новые системы предпочтений еще не критерий того, что сеть обладает «творческими способностями». Одной спонтанности недостаточно – она должна служить максимальному богатству новых возможных конфигураций составляющих элементов. Тот, кто ведет себя непредсказуемо, совершенно не обязательно будет творцом, художником – он может быть просто чудаком. Обладающий лишь обширной памятью может быть эрудитом. Ломка прежних структур предпочтений плюс «огромное внутреннее богатство», плюс способность интегральной организации внутренних элементов сети в абсолютно новые структуры – только эти три условия, выполненные одновременно, дают «творческую» сеть. Во всяком случае, понятно, что новые конфигурации могут возникнуть только из тех элементов, которые уже есть в сети. С этой точки зрения сеть получает информацию двумя способами: во-первых, извне и, во-вторых, рекомбинируя символы, которые в таких соединениях в рамках данной сети еще не существовали. «Внутреннее богатство» плюс «интегральность сети» свидетельствуют о ее характере. Такая сеть действует по «своей воле», обнаруживая в этом действии свой «характер».
Из вышеизложенного следует, что сеть отвечает за каждый свой поступок, поскольку в момент принятия решения она «свободна». Она ответственна за свою личность, сформированную всеми предшествующими решениями от начала существования. Никакое решение не было полностью обусловлено, оно могло (кроме всего прочего, из-за «случая») быть изменено. Вероятность такого «случая» в каждой ситуации невелика, но она существует. Когда сеть состоит из большого количества элементов (как человеческая – из десяти миллиардов), то никогда не случается так, чтобы в действие дважды подряд вступали те же самые процессы и элементы, которые присутствовали в аналогичной предыдущей ситуации. Это увеличивает возможность случайности. По традиции считается, что существует ответственность за «полностью свободный акт действия», однако в действительности подобной абсолютной свободы нет. Это – лишь недостижимая предельная ценность. То, что в сети постоянно, – это ее прошлое, ее собственная история. Каждое отдельное решение, каждый шаг на жизненном пути возникает в столкновении истории сети с ее современностью. История сети – это накопленный заряд всех предыдущих решений, это ее личность. Современность – это выбор, в какой-то степени определенный индивидуальностью, а в какой-то – случайный, поскольку он следует из статистической природы сетевых процессов. В этом смысле каждое решение представляет собой некую периферию случайности, оно может быть более или менее вероятным, но оно никогда не может быть несомненным и – тем самым – свободным. Чем дольше существует сеть, тем сильнее давит груз прошлого, тем в меньшей степени она свободна в принятии решений. Однако личность окончательно проявляется лишь в последнем опыте – в смерти. До ее наступления сеть в своих действиях по-прежнему, хотя и все в меньшей степени, свободна. Эту свободу она теряет окончательно в момент уничтожения. И это все, что я хотел тебе сказать о жизни и смерти, рассматриваемых с точки зрения кибернетики, друг мой.
ГИЛАС. Это твое сообщение, не скрою, я еще долго буду осмысливать. Однако как видятся перспективы кибернетического воскрешения, о котором ты упоминал?
ФИЛОНУС. Ну, это слишком сильно сказано. Я говорил о перспективах продолжения личного существования после смерти организма, не более того.
ГИЛАС. Но ведь это одно и то же.
ФИЛОНУС. Ты убедишься в том, что это не так, мой Гилас, – но не сегодня.
VI
ФИЛОНУС. Здравствуй, Гилас. Какой сегодня прекрасный день!
ГИЛАС. А, это ты? Я так зачитался, что не слышал, как ты подошел.
ФИЛОНУС. Что за книга так тебя увлекла?
ГИЛАС. «Записки из подполья» Достоевского.
ФИЛОНУС. Правильный выбор. Это, по сути, великолепное чтение для того, кто, как ты, стремится проникнуть в тайны кибернетики.
ГИЛАС. Ты так считаешь? А у меня в процессе чтения возникло множество сомнений, которыми я бы хотел с тобою поделиться. Эти понятные, хотя и сложные конструкции, какими являются твои сети, конечно, обладают собственными целями, свободой выбора, способны понимать, обладают интеллектуальными способностями, а все-таки что общего они имеют с миром чувств и человеческих стремлений? Возникшие, как мы считаем, в результате эволюции, которая снабдила нас целым комплексом способностей к самосохранению, мы обязаны избегать страдания, владеть интуицией, стремиться к развитию, максимально реализовывать собственные возможности – в то время как действительность гораздо сложнее. Не обманывает ли человек сам себя? Не находит ли он извращенное удовольствие в страдании, даже собственном? Не нравится ли ему уничтожать? Не является ли он существом, созданием, исполненным коварства, в котором есть множество запертых дверей, безрадостных тайников, двуличия? Жертвой дурных страстей, рабом собственных желаний, пустоты, темного стремления к реализации своих амбиций, мечты о власти? Ты можешь нарисовать мне схему сети с признаками самообмана? Или сети, которая будет приносить человеческие жертвы молоху «долга»? Или такой, что стремится к максимальному чужому страданию, потому что именно в нем обретает успокоение и наслаждение? Могут ли быть, о конструктор, сети ослепленные и фанатичные, сети, чья великолепная и сложная конструкция служит единственно для обмана и унижения себя и мира? Ты сможешь сконструировать для меня такие сети, Филонус? Если нет – нет смысла рассуждать о кибернетике.
ФИЛОНУС. Вижу, что ты внимательно читал Достоевского, друг мой. Я понимаю, что не интерес к конструкции говорил сейчас твоими устами, но слова эти вызваны гневом пополам с печалью, гневом, борющимся с отчаянием, – он обычно охватывает нас, когда мы с надлежащей добросовестностью начинаем задумываться о роде человеческом. Но на самом деле эти камни – не в огород кибернетики.
Непривычно, потому что до сих пор это нигде не практиковалось, и особенно трудно, потому что граничит с насмешкой, говорить языком физика или инженера о трагических или возвышенных сторонах сущности и психики человека. Однако, коли ты спросил, я вынужден тебе отвечать. Мы предполагали поговорить сегодня о бессмертии, а точнее, о том его единственном роде, какой может предложить человеку будущее развитие кибернетики. Темы совпадают в том смысле, что это будет не то бессмертие, какое нам хотелось бы принять, признать, какого мы хотим, о каком мечтаем. Это будет бессмертие гротескное, уродливое, неприемлемое, но другого не может быть. А теперь о сетях. Сознание, как тебе известно, Гилас, это только часть процессов, происходящих в мозге. Осознанным является то, что внутренней обратной связью вводится в определенные области сети. Но содержание того, что осознается, лишь частично зависит от воли, то есть от произвольно выбранной системы предпочтений. Эта система, как и сознание в целом, удерживается и подхватывается течением всех умственных процессов, словно земной шар – плечами Атласа. Ко входу в сознание допускаются только определенные виды информации. Таким образом, сознание действует выборочно, выуживая из океана процессов лишь их часть, блокируя остальное. Какая-то информация может представляться преувеличенно, несмотря на гораздо меньшее в процентном соотношении ее реальное участие в сетевых процессах. Другая информация может быть задержана и остановлена. Отдельные системы предпочтений можно – осознав их – в какой-то степени переиначивать. Однако если предпочтения, касающиеся, например, информации о продуктах питания, вред которых мы уже осознали, изменить легко, то не так-то просто сделать это в отношении мировоззрения, основы которого кто-нибудь разрушил у нас на глазах, обнаружив их внутреннее логическое противоречие. Вообще говоря, сеть может «фальсифицировать» не только свое собственное содержание, но и свое отношение к миру. Автомат, «воспитанный» соответствующим образом, проявит все черты «иррациональной веры», «предрассудков», будет при виде черного кота выполнять символические жесты, открещиваясь от сглаза, предастся мистическим и метафизическим рассуждениям. В этом не будет ничего особенного, просто его поведение обусловлено его прошлым. И у тебя, надеюсь, нет никаких сомнений, что младенец из ХХ века, попавший к неандертальцам, вырос бы не инженером или пилотом, а охотником на мамонтов, пожирающим сырое мясо? Вот и все по вопросу о «самообмане» сети.
Что же касается «коварства», то в определенной степени оно объясняется стремлением к заместительной цели, о чем мы уже говорили. Кроме того, это та цена, какую мы платим за наши большие возможности и таланты. Независимо от количества защитных механизмов, сети с достаточно высоким уровнем сложности подвержены различным «извращениям», механизм которых разнообразен. Человек, это существо, сформированное обществом, склонен к бунту против общества. Страсть к уничтожению, жестокости, мазохизму и десятки других пороков в принципе не были «запланированы» эволюцией, как ты это определил, как не была ею «запланирована» и наша привязанность к прекрасному, к музыке, к искусству. Подумай, ведь в сетях существуют только совместно реагирующие комплексы процессов, отражающих и интерпретирующих мир. Неожиданным образом какие-то процессы, какие-то частоты биохимических изменений, задачей которых является, скажем, поиск подобия форм, под влиянием определенных сигналов изменяются настолько, что внутренний дисбаланс сети внезапно уменьшается. Блаженство, покой, утешение – все, что дает нам искусство, – являются с точки зрения кибернетики снижением внутреннего дисбаланса сети при протекании в ней процессов, связанных с поступлением информации, такой как звуки музыки или вид заснеженных вершин. К сожалению, возможны и другие комбинации этих процессов, сеть может создать такие конфигурации, когда уменьшение внутреннего напряжения будет сопутствовать, например, убийству. Рашевский сумел математически рассчитать, какие из существующих геометрических фигур человек-наблюдатель признает «эстетичными», «красивыми». Может быть, удастся вычертить последовательность процессов, формальные соединения процессов, которые отражают радость уничтожения. Разумеется, это будет объяснение, а не оправдание, поскольку, как мы уже отметили, сеть в своих начинаниях в принципе свободна. Я ответил тебе не как конструктор, а как еще неопытный адепт науки о сетях, будучи не в силах сравниться с Достоевским ни в способности произвести воздействие, ни по языку. Но ты не должен на меня за это сердиться.
ГИЛАС. Да, ты прав, не следует упрекать кибернетику и не стоит (если стоит вообще) иметь к ней претензии. Не хочешь ли ты теперь рассказать мне об этой перспективе бессмертия?
ФИЛОНУС. Охотно, тем более что я тебя уже предупредил о ее особенностях. Речь идет о продолжении сознательного существования. Тебе ведь уже известно, что процессы, происходящие в цепи, не могут быть от нее отделены. Поэтому невозможно было бы «выделить чью-нибудь печаль», чтобы поместить ее в стеклянный сосуд, – невозможно как сегодня, так и в самом отдаленном будущем. Ведь ощущение печали есть следствие взаимодействия процессов, протекающих в определенной системе, и для создания печали необходимо создать всю эту систему. Только представь себе, как мы конструируем эту систему из разнообразных материалов! А ведь ее энергетические колебания могли бы совершаться со значительно большей амплитудой температур, чем это возможно в человеческом мозге.
Для адекватного решения задачи мы преодолеем несколько этапов, произведем ряд последовательных опытов. Опыт первый – соединение (например, хирургическое) периферических нервов двух индивидуумов. На животных это можно проделать уже сейчас. Таким образом, создается возможность того, чтобы один человек чувствовал то, что воспринимают органы чувств другого человека. И тогда стало бы возможно, чтобы один человек смотрел глазами другого – после соединения периферической части его зрительных нервов с центростремительной частью нервов другого участника опыта.
Следующий этап, значительно более трудный для реализации, – это операция по соединению окончаний нервов, исходящих из двух мозгов, посредством неких проводников биологического происхождения (фрагменты живых нервных волокон) или же каких-либо других, которые, будучи подсоединенными к нервным окончаниям одного мозга, принимают проходящие через него импульсы и передают их аналогичным нервным окончаниям другого мозга.
ГИЛАС. И ты считаешь, что подобным образом, даже если бы опыт удался, можно было бы в принципе почувствовать что-нибудь осмысленное? Боюсь, что возникли бы – то есть были бы получены – ощущения хаоса, беспорядка, замешательства, и ничего больше.
ФИЛОНУС. Ты, безусловно, прав. Определенные импульсы имеют конкретное значение только в пределах данной сети, к тому же только для своих «адресатов», то есть других частей той же сети, куда они направлены. Простое перемещение серии импульсов из одного мозга в другой, несомненно, приведет только к некоему хаосу, «психической какофонии». Это одна из самых больших трудностей на пути функционального совмещения мозгов. Однако мозг способен вынести процедуру значительно более мучительную, чем введение в него функционально чуждой группы импульсов. На мозге можно проводить очень мучительные и жестокие операции, вплоть до удаления целых сегментов, даже одного полушария, и, несмотря на это, подобные операции не влекут за собой необратимого отмирания психических функций, поскольку их способность к восстановлению, даже только в частично сохранившейся сети, поистине огромна. Так вот, эксперименты упомянутого рода, несомненно, долгое время будут робкими и несмелыми – их будут производить на животных, внимательно отслеживая их поведение и реакции после подобных операций. И поскольку на этом пути не наблюдается никаких принципиальных, касающихся основ, препятствий, то после неизбежных поражений придут и удачи. Возможны ли они и каким образом будут достигнуты? Разумеется, сначала два соединенных между собой мозга (соединенных в пределах одного или нескольких нервных окончаний, то есть подкорковых ассоциативных узлов и т.п.) будут только мешать друг другу. Но тут на помощь придет материал, собранный в неврологических клиниках. Мы знаем, как выглядят тяжелые формы проявления изменения функций после обширных уничтожений или повреждений в области мозга. Однако даже самые тяжелые изменения в значительном большинстве случаев восстанавливаются, компенсируются через определенное время (настолько, естественно, насколько сохранились области коры, которые заменить нельзя, например, проекционные области органов чувств). Восстановление функций иногда происходит самопроизвольно, однако чаще для этого необходима длительная сознательная тренировка под руководством опытных педагогов. Поврежденный мозг возмещает утраченную функцию посредством изменения действий своих частей. Как это происходит? Утраченную из-за уничтожения части коры функцию учатся выполнять части коры, которые прежде в этой функции не участвовали или же участвовали в самой незначительной степени. Например, при потере внутримышечной чувствительности человек теряет восприятие информации (действие обратной связи), информирующее его о положении конечностей и туловища, что лишает его способности двигаться, особенно ходить. Однако если он научится замещать мускульное ощущение зрительным контролем, то происходит весьма существенное восстановление двигательной функции. О еще более сложной перестройке, переключении на новые механизмы свидетельствует один случай, когда человек с повреждением мозга, приведшим к потере способности говорить (моторная афазия), был не в состоянии произнести слова, например, «муха», потому что сказав «му», он уже не мог (хотя это происходит автоматически) прекратить иннервацию мышц, участвующих в говорении, и начинал механически повторять слог «му». То, что было для него абсолютно невозможным – сказать слово «муха», являющееся символическим определением насекомого, стало очень просто выполнить, когда ему предложили представить мысленно сначала мычание коровы, а потом смех (му – ха). Тогда он сказал «муха» без всякого труда, поскольку были включены совершенно отличные от предыдущих сетевые механизмы – ведь цель была другая (и, таким образом, другие обратные связи – сохраненные, а не частично утраченные). Я подвожу к тому, что, если повреждение обширных фрагментов мозга вызывает ощущение увечности, беспомощности, замешательства в психике пострадавшего, но со временем происходит улучшение, которое очень часто оказывается результатом освоения утраченной функции заново, то по аналогии следует ожидать, что, когда мозговых механизмов не убудет, а напротив, прибудет посредством подключения одного мозга к другому, то возникнет хаос и замешательство импульсов, однако если эти два мозга пробудут соединенными более длительное время, то выработается новый modus operandi, наступит координация процессов в направлении приспособляемости, то есть обучения, – и по истечении определенного времени произойдет полное совмещение функций этих мозгов. Очевидно, что результат будет решительным образом зависеть от того, что с чем мы соединим. Мы можем предполагать, что соединение фрагментов сети низшего уровня, то есть фрагментов, ответственных только за передачу информации от органов чувств (например, волокон зрительного нерва с radiatio optica [18]18
зрительная лучистость (лат.).
[Закрыть]), вызовет помехи относительно меньшие и легче устранимые, чем соединение путей, связывающих мозговые системы высшего уровня. Это значит, что соединение этих фрагментов обеих нейронных сетей, задача которых – обеспечение высшего уровня организации, объединение и формирование процессов сознания – вызовет наиболее устойчивые проявления замешательства (может быть, даже сумасшествие?), поскольку каждая из соединенных сетей руководствуется в своих функциях абсолютно иным, своим собственным «методом шифровки», разная частота отвечает различным символам, разные процессы по-разному взаимодействуют, синтез информации достигает результата различным образом. Я умышленно так подробно анализирую эти трудности, поскольку я очень далек от того, чтобы их преуменьшать, и однако мне кажется, что достижение слаженных действий, единого действия обоих соединенных мозгов будет возможно. Разумеется, мы обязаны всегда соединять подобное с подобным, то есть соединять единицы (волокна, пути прохождения, фрагменты мозга), анатомически и физиологически соответствующие друг другу. К тому же следует избегать включения части одного мозга в другой неповрежденный мозг, поскольку в этом случае после предварительного этапа взаимных помех следует ожидать проявления тенденции функционального доминирования неповрежденного мозга над подключенной частью. В то же время, если мы перережем, например, в обоих мозгах комиссуру и соединим левое, доминирующее полушарие одного индивида с таким же левым полушарием другого, то мы можем предположить, что по прошествии периода замешательства в результате произойдет функциональное слияние обеих частей в новую функциональную единицу. Разумеется, это функциональное слияние произойдет на основе абсолютно невообразимых для нас чувств и переживаний, поскольку субъективным ощущением будет принадлежность функционально единого мозга двум отдельным телам, соединенным лишь перемычкой, проводящей нервные импульсы.
Из этого следует, что «включение в чужое сознание» с целью субъективного и непосредственного наблюдения происходящих в нем процессов невозможно, поскольку «включение» на начальном этапе вызывает значительные перебои в деятельности сознания (как того, которое «включается», так и того, к которому подключено), а затем, на этапе взаимной адаптации, возникает общее сознание, которое представляет собой не механическую сумму обеих составляющих, а новую функциональную единицу. Поэтому не может быть и речи о непосредственном наблюдении; возможно только «участие» в чужом сознании посредством превращения в «его функциональную часть». В то же время из этого следует, что успешное функциональное соединение двух мозгов идентично завершению их предыдущего индивидуального существования; по сути, исчезают сознания Аи В, а вновь возникшее АВкачественно отличается от обоих. Это достаточно пессимистическое утверждение в том смысле, что некий вид, некий уровень «личностного уничтожения индивидуальности» при функциональном объединении двух мозгов неизбежен. Тут имеется то примечательное следствие, что обратный процесс, то есть успешное разделение соединенных мозгов, опять же свидетельствует об уничтожении некоей возникшей из ничего функциональной единицы, в какую они до этого превратились. Обратный процесс разделения явился бы началом нового процесса несоответствий и последующего этапа обучения (или же «отучения») тому, что было обретено в период соединения, а возникшие в процессе этой сложной и рискованной операции два отдельных мозга были бы – по крайней мере могли бы быть – отличными от первоначальных мозгов Аи Вв том смысле, что вызванные объединением глубинные внутрисетевые изменения, глубокие перестроения процессов не могли бы просто механическим образом восстановиться, скорее всего новая реституция реализовалась бы благодаря столь вторичным внутренним изменениям, что в конце концов мы получили бы мозги Аxи Вy, непохожие на исходные Аи В.
Следует также предположить, что наибольшие шансы будет иметь соединение, образованное на наиболее ранней стадии развития, когда и сами процессы формирования сети еще в полном разгаре, при максимальной гибкости и адаптационных способностях коры. Итак, самым простым было бы соединение мозгов детей, а уж совсем наверняка – если строить предположения – соединение мозгов зародышей. Наверняка какие-то эксперименты уже ведутся на зародышах обезьян.
ГИЛАС. Все это столь же необычно, сколь и чудовищно, и я абсолютно не понимаю целесообразности таких ужасающе сложных, непомерно опасных, даже угрожающих и совершенно ничего не дающих экспериментов. Может быть, речь идет о производстве уродов? Или же мы продолжаем разговор о доказательствах невозможности «непосредственного включения в чужое сознание»? Но что общего эти доводы имеют с «кибернетическим воскрешением»?
ФИЛОНУС. Довод, о котором я упомянул, мы отыскали, так сказать, походя. Однако же мои умозаключения стремились не к этому выводу. Все это были только усилия, направленные к искомой цели, а именно – к выходу за индивидуальные границы жизни. Ты поймешь, что я имею в виду, когда я объясню тебе, как выглядит следующий и – в то же время – правильный шаг. Им станет прививка психических процессов человека на мозговой протез.