Текст книги "Диалоги"

Автор книги: Станислав Лем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 32 страниц)

Существование этих процессов, этих подсознательных явлений (хотя и произвольно осознанных) – своеобразная основа, «фундамента» постройки сознания, однако создается впечатление, что навязывать необходимость однонаправленности отношений, которые должны господствовать в этой области, означает предоставить сознанию полную и произвольную власть над приводимыми в движение по прихоти, бессознательными, устанавливающими и обеспечивающими его четкую работу автоматическими действиями – однако же обратные процессы, то есть доминирование бессознательных автоматических действий над сознанием, должны быть – так по крайней мере представляется на первый взгляд – невозможны.

Взаимные связи и отношения сознательного и подсознательного в действительности значительно более сложные.

Я напомню здесь только два момента. Во-первых, вспомним наш разговор о хаотичном, статистически случайном действии «младенческой сети». Она с самого начала является «проектом гипотезотворческой аппаратуры» об окружающем мире и об отношении организма к этому миру. Она создает, как мы знаем, методом исключения по принципу «успех или поражение» модели окружающей действительности и динамические модели целевых действий. Так вот, очень важно, что «ложные модели» отнюдь не все ликвидируются, исключаются, уничтожаются без следа – после некоторых остаются определенные отметины, определенные частички, которые могут обнаружить чрезвычайную жизнеспособность. Тут подключается фактор эмоционального вовлечения организма (сети) в конкретные ситуации, которые, ложно представленные в сети, подвергаются рациональному подавлению, исключению и сознательному отсеиванию, но одновременно остаются в составе сети, укрытые за «динамическим барьером», как некие подсознательные процессы, и оттуда они могут в течение многих лет деформирующе влиять на протекание других процессов – сознательных.

Некоторый свет на эти факты бросает явление, которое я затрону в качестве второго пункта. Я имею в виду память, механизм запоминания и прежде всего запоминания произвольного.

Нейронная сеть человека – механизм не настолько совершенный, не настолько подчиненный сознанию, как полагают некоторые. Экспериментально подтверждено, что человеческая память включает приблизительно в миллион раз больше сохраненных элементов, чем доступно усилиям произвольного воспоминания. Под воздействием гипноза человек может вспомнить события и явления, к которым в сознательном состоянии у него нет никакого доступа. Так, например, исследования американских психологов показали, что загипнотизированные каменщики могут точно описать вид каждого из кирпичей, которые они укладывали восемь – десять лет назад в числе прочих десятков тысяч во время строительства. Такой человек опишет тебе некий кирпич в стене дома, который он ставил, скажем, шестым от угла в восьмом ряду на третьем этаже, потому что на нем есть красное пятнышко сбоку и немножко обколот левый угол, и это можно проверить – и это было проверено! Эти феноменальные результаты указывают на то, что память обычного человека включает до 1015 элементов, и только около миллионной их части человек может произвольно осознать благодаря усилию в состоянии бодрствования, то есть в обычном состоянии.

О связи этих фактов с явлениями подсознания мы сегодня можем только строить предположения. Быть может, подсознание – это комплекс явлений, неизбежно проявляющихся в сетях, которые преодолели определенный порог сложности; и таким образом, это побочный, не предполагавшийся эволюцией, но неизбежный эффект действия структур, достаточно сложных, в которых присутствует сознание.

Как следует из экспериментальных данных, над запасами памяти мы обладаем только ограниченной – и очень ограниченной! – властью. В пределах этих запасов протекают разнообразные малоизученные процессы – как бы спонтанное налаживание связей отдельных энграмм, следов памяти. Это приводит к возникновению определенных связей, скрытых за «динамическим барьером» подсознания, которые непонятным образом влияют на все сознательные процессы. Сегодня мы можем набрасывать приблизительные схемы нейронных соединений, которые предположительно соответствуют описанным процессам, то есть выключению энграмм из области, доступной произвольному запуску механизмов памяти и включению их в область функциональных компонентов, представляющих собой субстрат подсознания. Это все первые шаги кибернетического анализа на таком, столь сложном и столь неблагодарном для исследователя пространстве. Особенно ценным здесь является метод свободных ассоциаций, потому что он позволяет нам как бы «ввести зонд» в глубину подсознательных процессов и доставать оттуда «образчики», «случайные сгустки» сырья этих процессов, в то время как анализ содержания сознания ограничивается тем материалом, который оказался профильтрованным через «динамический барьер», подвергнутом и организации, и структурированию, и поэтому немного или вообще ничего не говорит нам о явлениях, происходящих за пределами поля сознания.

Выделяя главное, можно сказать, что существование сознания не было бы возможно без автоматизированных бессознательных процессов. Аналогично без существования символотворческой функции не могло бы существовать подсознание, которое главным образом проявляется в снах, под гипнозом, в невротических состояниях, а кроме того, в нормальных состояниях в виде, к примеру, ошибочных действий, забывания определенных фамилий, имен т.п., вызванных скрытым влиянием подсознательных процессов.

ГИЛАС. Следовательно, символотворческая функция подсознания непонятна в том смысле, что мы не знаем, чему она служит – и можно подозревать, что она является побочным эффектом действия очень сложной структуры типа сети, не так ли?

ФИЛОНУС. Да. Думаю, на этом мы завершим наши туманные рассуждения на тему психоанализа. Мы вспомнили об этих явлениях, чтобы констатировать, что проявление относительной свободы, автономии некоторых психических явлений является существенной, важной закономерностью действия всех нейронных сетей. Это проблемы, которые кибернетика не в состоянии сформулировать достаточно четко только потому, что как наука еще находится в пеленках и пока что не существует, собственно, никакая обобщающая математическая теория автоматов типа сетей с достаточно высокой степенью сложности.

ГИЛАС. А какую, собственно, теорию ты имеешь в виду? Я не очень хорошо тебя понимаю.

ФИЛОНУС. Наиболее сложные сети, какие сегодня конструируются, это счетные машины. В них насчитывается три-четыре тысячи элементов – речь идет о числе электронных или кристаллических проводников. Нет сомнения, что даже при использовании современных технологий и знаний самые сложные сети, какие возможно создать, не будут иметь более чем 10 000 функциональных элементов. Таким образом, показатель сложности этих сетей – 10 000, то есть 104. В то же время центральная нервная система, сеть человека, имеет 1010 элементов (нейронов) или является в миллион раз более сложной, чем самая сложная «искусственная» сеть. А откуда взялась эта граница создания сложных автоматов, эта высшая достижимая сложность уровня всего лишь 10 000 элементов? Основную трудность представляют технологические факторы: размер ламп, относительно большое потребление мощности, приводящее к тому, что электронный мозг, в 100 000 раз больший, чем те, которые существуют, созданный с применением электронных ламп, потребовал бы для охлаждения Ниагарский водопад. Однако в этой области наблюдается уже значительный прогресс, потому что благодаря транзисторам оказалось возможным уменьшить размеры и потребление мощности на 90% в сравнении с электронными мозгами, сконструированными с использованием катодных ламп. Другая трудность вызвана нашим невежеством в области теории. Речь идет об общей теории автоматов. Дело обстоит так. Первые самолеты можно было создавать чисто эмпирически, методом проб и ошибок, и однако же без теории полета, аэродинамики, теории прочности материалов, теории вынужденных колебаний и т.д. дальнейшее развитие авиации было бы невозможно. Конструирование сетей сейчас все еще ведется, собственно говоря, методом проб и ошибок, поскольку не существует теории, обобщающей их действия. Теория автоматов счетного типа, каковыми являются счетные машины, должна рассматриваться как раздел формальной логики. Например, формальная логика не занимается тем, каково должно быть количество элементарных операций, необходимых для решения данной задачи, а занимается она тем, решаема ли в принципе задача или нет. Для формальной логики безразлично, что для выполнения какой-нибудь задачи необходимо, к примеру, такое количество элементарных операций, выполнение которых заняло бы десять миллиардов или квадриллион лет. А при постройке автомата как раз и необходимо ответить на вопрос о количестве операций, необходимых для достижения цели – решения задачи. Это одно. Другое – то, что при каждой элементарной операции сеть может совершить ошибку. Если этих операций будет очень много, то и вероятность ошибки возрастает. Организм применяет для минимализации ошибок корректировку, подобную которой мы организовать не можем, поскольку она действует благодаря «самоисправляющей» тенденции тканей. Подобной тенденции технические устройства не обнаруживают. Это очень существенное препятствие. Теория автоматов, которая должна быть создана, будет анализировать длительность цепей анализа задания, а для этого необходимо принять во внимание фактор времени, кроме того, следует учесть и предусмотреть возникновение ошибок при анализе задачи. Поэтому такая теория должна, во-первых, объединить определенные элементы логики и термодинамики (которая учитывает фактор времени в процессах возрастания энтропии, а как ты знаешь, информация является противоположностью энтропии), во-вторых – учесть данные биофизики. Пока это только общие директивы, потому что, как я уже сказал, такой теории нет.

ГИЛАС. Эта теория, как мне кажется, сможет по существу определить оптимальную сложность, то есть ту высшую пограничную отметку сложности, после которой начинает распадаться монолитность действия сети. Но я совершенно не могу себе представить, как сможет теория, изначально физическая и поэтому выраженная математическим языком, измерять уровень сознания, который представляет данная сеть.

ФИЛОНУС. Она сможет выразить четкость действий, разветвленность, скорость и результативность всех процессов, определяющих сознание, не более того. Приведу тебе пример, из которого, может быть, станет видно, что в состоянии дать такая теория. На основе изучения ряда нейронных сетей Маккалок и Питт обнаружили, что, если воздействовать на кожу человека – короткое время – холодным предметом, то он ощутит тепло. Это предположение было проверено экспериментом. Для выделенных и наиболее простых нейронных сетей мы уже в состоянии составить математический эквивалент их действия. Для более сложных сетей это пока невозможно.

ГИЛАС. Однако все это не затрагивает проблему «внутреннего качества» психических процессов.

ФИЛОНУС. Почему же? Ты же знаешь, что сознание человека не всегда одинаково «ясное». Есть химические средства, которые определенным образом «заостряют» сознание, другие понижают восприимчивость, кроме того, у человека меняется сознание в зависимости от того, спит он или бодрствует, болен или устал, существует состояние помрачения и т.д. и т.п. Все эти возможности будут предусмотрены теорией. А может быть, речь все же не об этом? Может быть, ты думаешь о том «внутреннем качестве», которое проявляется, например, в мозге рыб или в ганглии насекомого, то есть, говоря метафорическим языком, «что и как ты будешь ощущать, если ты муравей или карась»? Так вот, естественно, «качества» «психического опыта» ни муравья, ни карася теория нам не представит так, чтобы мы могли прочувствовать, каково это – быть насекомым или рыбой.

ГИЛАС. Мне пришло в голову еще одно очень существенное возражение, касающееся всей кибернетики, особенно ее философского обоснования. «Сети с обратной связью», которыми занимается наука, это ведь механизмы. А стало быть, кибернетика пытается свести явления, происходящие в нервной системе, даже психические, к механическим процессам, и таким образом является новой реинкарнацией старого механистического материализма XIX в., согласно которому все явления, в том числе и живой жизни, можно переложить на язык механики. Однако прогресс в биологии и физике обрушил и развалил здание наивных механистических рассуждений. Что ты на это скажешь?

ФИЛОНУС. Ты говоришь, что кибернетика – продолжение старого механицизма. Однако подумай, откуда взялось основополагающее понятие этого направления? Философия всегда есть отражение, абстракция практической деятельности человека. На ранней стадии своего существования люди, уже объединившиеся в коллективы, зародыши общества, и овладевшие речью, старались влиять на окружающий мир и объяснять его с позиций, выработанных в процессе общения людей друг с другом. Поэтому они приписывали личностные качества явлениям природы, небесным телам, звездам и т.д. Это была первая общая модель явлений, антропоморфическая и анималистическая одновременно. На значительно более позднем этапе развития, в XVII и XVIII вв., началось формирование новой модели явлений. Такой моделью стал механизм – искусственное произведение, сконструированное человеком по образцу часов; теоретическим обобщением этой модели была ньютоновская небесная механика. Физика стала рассматривать материю как комплекс мельчайших упругих тел, подчиняющихся законам механики. Законы механики помогли раскрыть загадки функционирования сердца и кровообращения. Механика помогла в создании паровой машины. Общая для всех рассмотренных явлений концепция «механизма» обнаруживает следующие особенности: целое сводимо к сумме своих частей; любой процесс может произвольно развиваться как в одном направлении, так и в противоположном; механизм всегда вне истории, то есть не формируется своим прошлым. Его можно при желании разобрать или снова составить, это ни в чем не изменит его работы. Можно повернуть вспять его развитие – он все равно вернется к исходной точке. Можно на основе знания о расположении его частей предвидеть, каково будет его состояние в любом отдаленном будущем, нужно только знать все воздействующие на него факторы. Однако подобные утверждения справедливы лишь по отношению к таким системам, как часы или паровая машина, а вот к явлениям биологическим или квантовым их применить невозможно. Все постулаты механицизма разрушила практика: организм – это нечто большее, чем сумма своих частей, происходящие в нем процессы необратимы, он формируется своей собственной историей, а его будущее состояние невозможно предсказать со стопроцентной уверенностью, основываясь на знании его предшествующих состояний. Таким образом, механизм в качестве модели явлений, происходящих в природе, представлял собой сомнительную ценность. Особенно эта модель подводила в случае процессов, происходящих в живых системах (говоря в общем, в организмах, живых или неживых, с точки зрения нашего «порога минимальной сложности»). Отсюда, разумеется, не следует, что в свое время эта концепция не сыграла положительной роли в прогрессе науки. Однако мы должны остерегаться, чтобы не скатиться к механицизму, и поэтому кибернетика отвергает предлагаемую им модель явлений, создавая новую, основанную на понятии системы, которая несводима к своим частям, отличается от них, является монолитом, сформированным своим собственным индивидуальным развитием, системы, которая активно сосуществует с окружающей системой и поведение которой невозможно полностью предвидеть, основываясь на знании о ее строении. Наречешь ли ты эту новую модель тем же именем – «механизм»? Ты, конечно, можешь так поступить, но тогда ты будешь вынужден назвать механизмами также и живые существа...

ГИЛАС. Следовательно, ты утверждаешь, что информационная сеть не является механизмом?

ФИЛОНУС. Это вопрос произвольного выбора терминов, который я не собираюсь тебе навязывать. Мы не будем углубляться ни в подобную технологию сетей, ни в их эволюцию, то есть в причины, вызвавшие их появление. Только обозначим в общих чертах, что сети могут состоять из живых тканей или из материалов, проводящих электрический ток, или это механические рычаги, или же каким-то образом связанная последовательность химических реакций (цепных). Таким образом, могут существовать нейронные сети, электрические, механические, химические, а также «комбинированные» сети, у которых разные части состоят из разного строительного материала. Важно добавить к вопросу об эволюции сетей, что сети в живых системах создала биологическая эволюция, а все другие (известные нам) являются плодами конструкторской деятельности человека.

ГИЛАС. Электрические сети – по крайней мере определенные их виды – могут, по-твоему, производить сознание, так, что ли? Если так, то каким образом можно в этом убедиться, если речь идет о внутреннем качестве системы, которое «обнаруживается только в том случае, когда ты сам являешься этой системой»?

ФИЛОНУС. Вопрос о том, обладают ли сети «внутренним качеством» восприятия, я оставлю открытым. Кибернетика этой проблемой не занимается. Ее предметом является только создание систем, которые обнаруживают такие свойства, как «память» и «учиться», как «стремление к цели», как «распознавание», как «удовлетворение стремлений» («действительных» и «мнимых»), как формирование «навыков» и «привычек», как возникновение «ценностей», как «свободная воля», «индивидуальность», «внутренняя свобода выбора», как «инициатива» и «творчество», как «характер», «личность», а также таких, как «невроз», «навязчивая идея» и многие другие.

ГИЛАС. И эти черты проявляются в устройствах, которые ты называешь сетями?

ФИЛОНУС. Да. Конечно, не во всех, однако мы рассмотрим ряд разнообразных видов, типов сетей.

ГИЛАС. Слушаю тебя очень внимательно.

ФИЛОНУС. Фундаментальной особенностью всех живых существ является их телеологический, то есть целенаправленный характер. Все жизненные функции каждого организма подчинены стремлению к цели, которой является продолжение существования как особи, так и всего рода (продолжение вида). Главная цель каждого организма относится, следовательно, к нему самому, а не к чему-то вне его. Это очевидное и банальное утверждение – люди, как и львы, гиппопотамы или мухи не служат фактом своего существования никакой цели, находящейся вне их самих. Иначе обстоит дело с машинами, творениями человека. Цель их существования и деятельности относится не к ним самим, а к области человеческих начинаний. Так, к примеру, микроскоп – это усиленный человеческий глаз, паровая машина или атомный реактор – усиленный мускул или увеличение возможностей передвижения; машины позволяют человеку выполнять действия, которые без них он вообще не смог бы совершить (самолет). В каждом таком случае для действия машины необходимо периодическое или постоянное вмешательство человека, то есть его деятельность, направляющая и регулирующая ее функции. Все они в этом смысле подключаются к нервной системе человека, который ими управляет (пилот – самолетом, механик – паровой машиной, физик – атомным реактором). Сверх того человек способен использовать для своих целей жизненные функции и особенности других разнообразных организмов (животных и растений). Точно так же он поступает, создавая сети с обратной связью. Таким образом, созданные конструкторами сети не имеют автономных, к ним самим относящихся целей: электронный мозг помогает человеку считать, автопилот – управлять самолетом и т.д. Каждая такая сеть, будучи созданием конструкторов, имитирует в определенном, очень узком разрезе функции нервной системы – не всей системы, а только ее одной, как бы выделенной части. С этой точки зрения дальнейшие аналогии между счетными машинами или иными сетями этого типа и человеческим мозгом бессмысленны. Однако это касается только тех сетей, которые в настоящее время уже сконструированы, и не относится к тем, которые будут созданы в дальнейшем или конструируются в настоящее время. Я об этом напоминаю, чтобы избежать упрека в том, что относительно мало внимания уделяю сетям существующим и действующим. А поступаю я так потому, что нас не интересуют определенные возможности узкоспециализированных сетей, возникающие в процессе использования; нас интересуют такие потенциально существующие в сетях возможности, какие мы наблюдаем в деятельности и процессах человеческого мозга, при этом в умственной деятельности эти процессы обнаруживаются значительно отчетливее. Высказав подобное предуведомление, я перехожу наконец к существу вопроса. Каждая сеть должна контактировать с окружающей средой и обладает для этого приспособлениями, называемыми обычно входом информации, а также выходом (выполняющим устройством). Информация, поступающая из сети, может – хотя и не обязательно должна – преобразовываться в физическое действие. Так вот, электронный мозг, используемый для ведения расчетов, получает информацию из окружающей среды (то есть инструкции к действию одновременно с заданием), а на выходе у него обнаруживается только информация «выполнено», что является результатом математических вычислений. В свою очередь, устройство противовоздушной обороны, состоящее из радара (вход), сети (наводящее устройство) и орудий (выход), обладает выполняющим устройством (пушкой).

Поскольку счетная машина представляет собой всего лишь изолированный кусочек мозга, куда следует ввести информацию и получить ее оттуда в переработанном виде, и поскольку машина не обнаруживает никакого «активного» отношения к окружающему, для наших целей более интересным будет рассмотреть принципы действия устройства ПВО. Оно в состоянии «заметить» самолет, от которого отражается эхо радара, «распознать» его в качестве самолета (а не, например, летящего по ветру листа), затем, основываясь на предварительно полученных данных, сохраненных в его «памяти», вычислить возможное положение самолета на несколько секунд вперед, а затем направить орудия в указанную точку и сбить самолет. Во время этих операций такая сеть, конечно, способна совершить ошибку – сначала в «восприятии» (приняв за самолет другое летящее тело, например, бумажный змей), она может «просчитаться», если самолет, выполнив маловероятный вираж, изменит направление полета, из-за чего его траектория не пересечется с траекторией выпущенного снаряда. Если не удастся поразить самолет с первого выстрела, то сеть произведет дальнейшие расчеты и повторит выстрел, действуя подобным образом до достижения цели (до попадания). Когда появятся одновременно два самолета, произойдет «конфликт», и сеть должна будет «решить», в какой самолет стрелять сначала. В случае правильных действий сеть «решится» и откроет огонь из орудий, поступая таким образом, что каждую совершенную ошибку (то есть отклонение траектории снаряда от положения самолета) можно будет исправить благодаря обратной связи в последующем выстреле, что приведет к серии уменьшающихся отклонений от цели – вплоть до ее поражения. Если же сеть не включает устройства принятия решений в случае конфликта (одновременного появления двух самолетов), то она не сможет «решить», начнет «колебаться» («проявлять нерешительность»), что проявится в серии переменных, противоречивых процессов (принятие решения, отказ от принятого решения, принятие другого).

В чем заключается основная разница между такой сетью и живым организмом?

ГИЛАС. В том, что организм живет, а сеть нет...

ФИЛОНУС. Это несомненная разница, но для нас не самая значимая.

ГИЛАС. Ну тогда, наверное, в том, что действия организма направлены на поддержание и продление его собственного существования, а действия представленной тобою сети – нет.

ФИЛОНУС. Вот именно. Обратная связь дает сети возможность последовательно стремиться к цели благодаря постоянному контролю и корректировке всех этапов деятельности на пути к этой цели, однако сама она этой цели не ставит. Цель задана – для организма эволюцией, для нашей сети конструктором. Можно в самом общем смысле констатировать, что «повод к действию», то есть «исходную мотивацию» для предпринятых усилий к достижению цели дает сети внутренний дисбаланс. Дисбаланс может быть биохимический, электрический или механический. Достигнув цели, сеть приходит в состояние равновесия. В этом смысле постановка перед электронным мозгом математической задачи, или отсутствие у животных корма, или появление самолета в поле зрения радара – все это вызывает сбой внутреннего равновесия сети (электронного мозга, животного, орудия противовоздушной обороны) и тем самым инициирует определенную систему действий. Электронный мозг, выполнивший задание; животное, получившее еду; орудие, поразившее самолет, приходят в равновесие, которое длится до тех пор, пока новый импульс (внутренний или внешний) его не нарушит.

ГИЛАС. Ты говоришь, понятное дело, только о целях, существующих объективно, а не о «осознаваемых субъективно», так ведь?

ФИЛОНУС. Да, естественно, я говорю только об определенных телеологических процессах, имеющих абсолютно объективный характер в том смысле, что ни наша противовоздушная сеть, ни счетная машина, ни животное не «осознают», в человеческом понимании этого процесса, целей, к которым они стремятся. Всегда есть событие или серия событий, в связи с которыми наступает состояние внутреннего равновесия в сети, или же дисбаланс достигает минимального значения. Это событие принципиально внешнее по отношению к сети (животное находит пищу или сексуального партнера, противовоздушное орудие сбивает самолет), но оно может также произойти внутри самой сети, а именно: когда сеть перегруппировывает свои элементы таким образом, чтобы было восстановлено равновесие.

ГИЛАС. А ты можешь привести конкретный пример стремления к цели, которое происходит только в пределах сети?

ФИЛОНУС. Подобная перегруппировка внутренних элементов сети в качестве целенаправленной деятельности происходит, когда поэт создает стихотворение. Цель является «внутренней», и предпринимаются «внутренние» действия, состоящие в объединении находящихся в пределах сети элементов (словесных символов) в новую структуру, реализация которой эквивалентна достижению цели и минимальному дисбалансу сети.

В некоторых случаях достижение реальной цели находится за пределами возможностей сети. Тогда случается, что сеть, чтобы уменьшить внутренний дисбаланс, стремится к мнимой, суррогатной цели, это явление в электронном мозге представлено коротким замыканием, а у человека – приемом наркотиков в качестве суррогата реальной деятельности. Это состояния патологии. Их границей становится самоуничтожение сети, неспособной решить поставленных перед нею задач (самоубийство, самоуничтожение сети).

ГИЛАС. Если ты рассматриваешь проблему в плоскости физических понятий, а не моральных оценок, то почему создание поэтом стихотворения ты называешь достижением реальной цели, а принятие наркотиков человеком – патологическим явлением?

ФИЛОНУС. Очень правильный вопрос. Конечно, действие наркотика приводит в конечном итоге к тому, что в сети происходит такая внутренняя рекомбинация, которая инициирует восстановление равновесия. Однако создание стихотворения свидетельствует об увеличении объема информации, а принятие наркотиков – нет. В целом можно сказать, что к патологическим относятся такие внутренние изменения сети, которые уменьшают ее способность достижения реальных целей.

Теперь перейдем к рассмотрению второй фундаментальной особенности сети, а именно: способности обучаться. Не правда ли, эта способность предполагает наличие памяти? Обучение – это модификация своего поведения на основании данных предшествующего опыта, происходящая благодаря действию обратных связей. На языке кибернетики обучением мы называем любую внутреннюю перегруппировку элементов сети, связанную с эффективным стремлением к цели. Самый простой механизм обучения состоит в выработке временных связей (условных реакций). Каким образом они возникают? В каждой сети в данный отрезок времени существуют определенные «правила внутреннего движения», или «система предпочтений». Как в уличном движении на перекрестке одни автомобили имеют преимущество перед другими – при этом все движение обусловлено конфигурацией перекрестка, числом прибывающих транспортных средств и состоянием сигнальных огней (указаниями светофора), – так и в пределах сети движение импульсов регулируется «преимущественным правом» некоторых импульсов, ее структурой (= конфигурация перекрестка), а также ее актуальным состоянием (= указания светофора). То, какие импульсы (какая информация) имеют преимущество перед другими, а также то, куда они должны быть направлены, решает действующая в сети система предпочтений.

Сеть, которая не в состоянии под воздействием нового опыта менять свою систему предпочтений, не способна к обучению. Изменение правил предпочтения означает возникновение новой системы условных рефлексов. Обратная связь либо упрочивает связи между отдельными импульсами (каждый раз перед тем, как мы даем собаке есть, звенит звонок), либо ослабляет их (звонок не звенит перед кормлением).

Одновременно излишек импульсов, вызывающий в сети «толчею», затрудняет обращение информации и тем самым снижает функциональность сети. У левшей (в их мозге доминирует правое полушарие), у которых, однако, центр речи сформировался в левом полушарии, импульсы, связанные с процессом говорения, вынуждены перемещаться из левого полушария в правое и обратно в левое, в связи с чем возникает «наплыв» в подкорковых тканях и комиссуре. Поэтому у таких людей часто проявляются затрудненность речи (вроде заикания).

В противоположном случае, то есть когда импульсов меньше, чем путей для их прохождения, имеет место явление «нерешительности» – необходимости выбора путей.

Сеть, способная к обучению, может испытывать внутренние конфликты, когда внутри нее сталкиваются две системы предпочтений: существовавшая прежде и возникающая в результате нового опыта. Чем проще сеть, тем легче решается внутренний конфликт посредством произвольного установления первенства импульсов. Чем сеть сложнее, тем больше она имеет разнообразных систем предпочтений (по отношению к различным импульсам и группам импульсов), и потому тем больше возможность продолжительных внутренних конфликтов. Поскольку сеть создает предпочтения внутри себя, не примеряя одни к другим с целью проверить, не исключают ли они друг друга логически, то предпочтения, возникшие в разные периоды ее существования, могут оказаться несогласованными и тем самым создать заколдованный круг, circulus vitiosus, попав в который импульсы кружат вслепую, что дает картину невроза, мании (навязчивые идеи). Простейший конфликт старых предпочтений с новыми возникает, например, когда водитель из страны с правосторонним движением оказывается в стране с левосторонним движением. Вот тогда происходит столкновение старых навыков с новой системой предпочтений. Высший уровень аналогичных конфликтов представляет столкновение позиций науки и религии и т.п.