Текст книги "Диалоги"

Автор книги: Станислав Лем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 32 страниц)

Проблема предпочтений – это проблема ценностей, поскольку определение, какие сигналы, информация более важны, свидетельствует о придании им большей значимости, чем прочим. На языке кибернетики проблема «ценностей» сводится, таким образом, к «распределительной проблеме», то есть к проблеме распределения импульсов, направления их на определенные пути.

Мы обсудили до этого момента два вида сетей. Сети простые, с внутренней обратной связью, не способны к обучению. Они используются, например, в устройствах типа «автопилот» или в центре управления самонаводящимися торпедами. Сети первого типа обладают постоянной системой предпочтений импульсов. Сети второго типа способны к обучению, поскольку обладают памятью (противовоздушные радары). Все живые организмы обладают памятью, хотя иногда и очень слабо развитой, однако у всех, даже у одноклеточных наблюдается формирование условных рефлексов. И поэтому они могут менять систему предпочтений импульсов с изменением внешних обстоятельств.

Эти два типа сетей обладают обратной связью, действующей между сетью и ее органами (входами и выходами).

Третий тип сетей, кроме внешних, обладает еще и внутренними обратными связями и благодаря этому способен к символизирующей деятельности, которая является основным условием для возникновения сознания. В то время как в простых сетях циркулирует информация только об окружении или же о состоянии частей организма (которые, будучи расположены вне сети, также являются частью ее «окружения», с той лишь разницей, что присоединены к ней навечно), то в сети высшего типа кроме этих «первичных» сигналов циркулируют также сигналы «вторичные» – то есть «информация об информации».

Набор потенциальных внешних обратных связей охватывает все то, что для данной сети может стать «осознанным», что она способна для себя «осознать». Информация об информации, или вторичные сигналы, это «сокращенные значащие сигналы», то есть названия (символы), определяющие состояние некоего фрагмента сети. То, что в рамках сети подчинено этому «сокращенному» поименованию, является не каким-либо токовым импульсом, а неким моментальным состоянием набора элементов сети. Когда этот «символ» появляется в сети, то приводится в действие и посредством внутренних обратных связей вводится в участки отвечающий ему комплекс состояний частей сети.

Сознание – это не символы, но процессы, с помощью которых символы «экстрагируются» из сети и возвращаются в нее для продолжения действий.

«Значение» символа есть комплекс сигналов, потенциально с ним связанных. Символизация дает возможность обобщать все процессы и достаточно значительные их объединения, имеющие место в цепи. Символы могут обозначать как группы первичных сигналов из окружающей среды («дерево»), так и группы сигналов, идущих из самой сети («печаль»). Работа сети тем четче, чем в более высокой степени она может использовать в последующих действиях предыдущий опыт (сохраненный в памяти). Это зависит от максимальной степени экстраполяции данных памяти. Психологи называют такую экстраполяцию «трансфером» приобретенных умений, то есть перемещением их в другую сферу деятельности.

Животное можно выдрессировать так, чтобы оно, увидев два черных кружка, съедало бы только два кусочка предложенного корма, а три кусочка – если показать три кружка. Однако животное, выдрессированное таким образом, не сумеет применить опыт из области зрительного анализатора в области другого чувственного анализатора. Человек же сможет «подхватить на лету» смысл сигналов, применяя опыт, полученный в области одного анализатора, в область любого другого. Происходит это благодаря способности символизирования, то есть обобщения, словесным отражением которого будет формула «на nсигналов – nдействий в пределах любого анализатора». Разумеется, эта формулировка может и не иметь вербального (словесного) характера. Словесный характер подчиняется процессу символизации только тогда, когда задание настолько трудно, что требует более сложного оперирования большими группами сигналов, как первичных, так и вторичных. Простой (без символизирования) трансфер приобретенного навыка создается из непосредственного возникновения связей, объединяющих области всех чувственных анализаторов с «обобщенной директивой», то есть с системой предпочтений, обязательной для любого рода импульсов. Эта система становится операционным правилом сети и действует до тех пор, пока не подвергнется изменению в результате последующих действий.

«Интеллектуальность сети» есть функция максимального трансфера, на какой способна сеть, а отнюдь не функция емкости сети. Сеть может обладать огромной памятью и не быть в состоянии ею пользоваться в достижении своих целей. Память тогда становится никчемным балластом. Через исследование собственного поведения, то есть посредством анализа собственного прошлого и обозначения определенных реакций определенными символами, сеть может «изучить» собственные операционные правила (системы предпочтений), которые тем самым она «осознает» и может тогда их «произвольно» изменять (комбинируя по-новому составные части, или включая новые элементы, или вводя другие директивы). Эти «произвольные» изменения следует отличать от изменений, вызванных действием других внешних импульсов, поскольку в первом случае изменение (переформирование системы предпочтений) происходит внезапно, в то время как во втором – через угасание одних условных рефлексов и формирование других, что всегда происходит постепенно. Внезапное изменение системы предпочтений импульсов, их внутреннюю рекомбинацию психологи обычно рассматривают как проявление «интеллектуализма» в отличие от постепенного изменения такой системы, какое наблюдается при дрессировке. Однако в определенных обстоятельствах может произойти внезапное изменение, не являющееся результатом «сознательной», то есть основанной на символизировании работы сети. Это происходит тогда, когда сеть действует, стремясь достичь цели, без плана, методом «проб и ошибок», и случайно попадает на нужную комбинацию импульсов, что позволяет достичь цели. Эта комбинация благодаря удаче сразу же закрепляется. Такое явление часто наблюдается в поведении обезьян, которые пытаются выполнить трудные для них задания (например: как достать банан, лежащий за пределами клетки, если в клетке есть две палки, из которых каждая в отдельности слишком коротка, чтобы ею можно было дотянуться до банана. Для этого нужно вставить одну палку в отверстие, находящееся на конце другой).

ГИЛАС. Я не очень хорошо понимаю, что ты подразумеваешь под «символами», если не обязательно это должны быть слова?

ФИЛОНУС. Дело в том, что сети оперируют принципиально определенными единицами действия значительно раньше, чем у них появляется способность оперировать словесными символами. Такой единицей действия для хищника, например, является вся последовательность его поведения, которое увенчивается добычей пищи (ловлей жертвы).

ГИЛАС. Я понимаю, что такое «единица действия» в случае, когда речь идет о поведении животного, но что соответствует этому поведению в сети?

ФИЛОНУС. Последовательность сменяющих одна другую двигательных директив, объединяющихся в определенное сверхуровневое целое, как ноты в мелодии. Это целое даже называют «моторная мелодия». Этот процесс накладывается на изменяющийся фон, созданный постоянно поступающими извне импульсами, которые подвергаются систематизации под воздействием систем предпочтений. Таким образом, «моторная мелодия» не является неизменной, данной раз и навсегда, но постоянно формируется под контролем обратных связей, а также импульсов, идущих из самой сети, образующих определенные иерархические комплексы, – это импульсы, создающие «динамичную пространственную схему» и «схему временных связей» очередных действий. Даже в настолько высокоорганизованной сети, какую представляет собой нервная система человека, производятся аналогичные единицы действия (предметного, то есть действия инструментами) значительно раньше, чем дело дойдет до развития речи. Символом тогда может быть не только слово, но и определенная поза, определенный жест или целая удачная ситуация (пантомима). Следует помнить о том, что роль речи в жизни индивида, облегчающая приспособляемость благодаря высокому уровню процессов обобщения и систематизирования информации, поступающей извне и изнутри, является вторичной по отношению к ее первичной роли, заключающейся в информировании представителей одного и того же вида. В этом последнем смысле речь является системой сокращенных импульсов, несущих достаточную информацию для того, чтобы одна сеть могла передать другой настолько однозначные «директивы к действию», что между процессами, происходящими в обеих, будет наблюдаться определенная аналогия («похожая настройка»).

ГИЛАС. Скажи мне, с какой целью ты так сложно описываешь процессы и явления, уже основательно изученные в психологии?

ФИЛОНУС. Усложненность моих рассуждений происходит от того, что я вынужден описывать, вместо того чтобы пользоваться математическими формулами, поскольку их еще попросту нет для высших форм организации сетевых процессов. Ты затронул проблему, по существу, очень важную. Обрати внимание, каждый случай поведения организма можно описать или словесно, или же соответствующей нейронной сетью (схемой соединений). Теоретически здесь должна существовать полная равнозначность, то есть в принципе можно бы описать словами все возможные функции данной сети – кроме того, можно начертить исчерпывающую схему ее соединений (то есть «формальную схему»). Теперь, если мы захотим начать описание возможных действий сети, ну, например, того, каким образом сеть способна распознавать самые различные треугольники как принадлежащие к «категории треугольников», то наше словесное описание будет неслыханно долгим. Когда в конце концов мы выясним, как происходит, что большие, малые, равно– и разносторонние треугольники всегда идентифицируются сетью как треугольники, нам придется создать неимоверно огромное описание, которое будет представлять собой лишь узкоспециальный и незначительный фрагмент обширной проблемы «аналогии геометрических форм». Если бы мы и с этим описанием справились, то вновь окажется, что оно – только часть функции еще более общей, а именно: распознавания похожих форм (зрительной аналогии) вообще. Все дело как раз в том, что психология поступает именно таким образом, то есть описывает поведение животных, что легкоприменимо для относительно элементарных реакций; но уже для таких, как упомянутые выше, описательный метод не годится. Мы просто не в состоянии описать то, что происходит в цепи, поскольку происходит там nпроцессов одновременно и завершающий эффект, то есть действие организма, является их очень сложной равнодействующей. В то время как очень может быть, что для того, чтобы представить, что такое «визуальная аналогия», достаточно описать соединения нейронной сети в зрительной области мозга. Поэтому представляется разумным, что простейшим описанием объекта является не каталог возможных его состояний, потому что такой каталог пришлось бы составлять веками, – но сам объект, то есть сама сеть. Вот почему оказываются напрасными поиски логического определения, что есть «зрительная аналогия». В словаре к этому термину должна прилагаться схема нейронных связей сети, которая полностью адекватна этой аналогии, равноценна ей. Ты понимаешь, насколько это абсолютно новый, до сей поры неизвестный науке метод?

ГИЛАС. Не особенно. Что в нем нового?

ФИЛОНУС. Ну вот посмотри: логическое понимание также является функцией определенных видов сетей. Мы умеем строить модели сетей, рассуждающих логически. Так вот, сеть, чья функция есть формулирование связей типа «если p, то q», более сложна, чем ее формально логическое соответствие, которым является функция, выраженная предложением «если p, то q». Однако если в подобных простых случаях обычное логическое описание (фраза «если p, то q») является более простым, чем равноценная ему сеть, то в случаях более сложных, наоборот, логическое описание становится более сложным и значительно более пространным, чем то, что описывается, то есть сама сеть. Поэтому мы оказываемся в странной ситуации, когда самым простым логическим описанием сети является она сама, когда логика начинает превращаться, перерастать в неврологию.

ГИЛАС. Почему в неврологию?

ФИЛОНУС. Ну а как же? Потому что неврология занимается – по крайней мере занималась до сих пор – изучением нейронных сетей мозга.

ГИЛАС. Ты считаешь, что на этом пути, на пути математизации процессов, происходящих в сетях, а также конструирования их схем, можно будет найти ответ на вопрос о разнице между сознательными и бессознательными процессами?

ФИЛОНУС. Во всяком случае, это единственный путь, по которому можно идти вперед, применяя точные методы. Я представил тебе трудности, громоздящиеся при исследовании механизма «визуальной аналогии», которая, между прочим, по сравнению с процессом символизирования – просто детская забава.

ГИЛАС. А что по сути уже известно о зрительной аналогии, то есть о том, как это происходит, что мы распознаем формы, предметы, буквы как идентичные, хотя они могут быть самой разнообразной величины, вида, могут искажаться под влиянием оптической перспективы, освещения и т.п.?

ФИЛОНУС. Я могу только предложить тебе гипотезу, которая лучше прочих объясняет известные факты. Число волокон в зрительном нерве меньше количества элементов, с которыми этот нерв соединен, то есть световых рецепторов сетчатки и клеток зрительной области ( area striata [17]17
  полосатое тело (лат.).


[Закрыть]). Таким образом, проекционных (чувствительных) волокон до отдельных анализаторов коры доходит меньше, чем в этих анализаторах находится клеток (воспринимающих нейронов). Из этого следует, что через относительно малое число передаточных каналов должно быть передано относительно большое количество информации. Как такое возможно? Можно провести аналогию с телевизионным аппаратом. В этом аппарате есть только один электронный луч, настолько узкий, что, отвесно падая на экран, обозначает на нем точку. Этот лучик с огромной скоростью движется по экрану, интегрируя его поверхность в доли секунды, последовательно пробегая (горизонтальными линиями) через все точки поверхности экрана. Благодаря тому, что наш глаз не фиксирует изменений, происходящих в долю секунды (меньше 1/16), телевизионный образ, в действительности складывающийся из мелких световых точек, размещающихся одна рядом с другой, мы видим «весь одновременно». Аналогично пространственный рецептор мозга «интегрирует» подвижным лучом зоны восприятия. Таким образом можно через относительно небольшое число каналов передать много информации (для одновременной передачи двух импульсов необходимо два канала, для передачи двух импульсов одного за другим достаточно одного). Амплитуда циркулирующего луча максимальна в тот момент, когда сигналов нет вообще. Это явление соответствует так называемому ритму «альфа» в электроэнцефалограмме, то есть равномерным синусоидальным подъемам и спадам электрического потенциала коры. Интегрирующий луч «бежит» так же равномерно, как и электронный луч, рисующий абсолютно белый, то есть пустой экран включенного телевизора. Когда в поле зрения появится какой-нибудь контур, то его пространственные элементы, постоянные в тот отрезок времени, когда интегрирующий луч совершает один круг (то есть длительности одной волны «альфа»), превращаются во временную серию (а затем пространственная серия точек – элементов контура пересылается в качестве временной серии следующих друг за другом импульсов). Благодаря этому даже канал, имеющий одно измерение (телевизионный, например), может передать пульсирующими сигналами объект, достаточно сложно представленный в пространстве.

Такая передача имеет и отрицательные стороны. Во-первых, скорость восприятия ограничена временем одного пробега интегрирующего луча. Сигналы, длящиеся меньше, чем рисуется один круг, создают впечатление движения (это объясняет тот факт, что они приходятся на разные подъемы синусоиды ритма «альфа»). Действительно, короткие вспышки производят впечатление движения, особенно если частота их появления близка к частоте циркулирующего луча (то есть ритму «альфа»). Во-вторых, процесс интегрирования требует непрекращающейся спонтанной деятельности коры, то есть существования в ней постоянно движущейся волны процессов. Такая спонтанная деятельность реально происходит, ее проявлением является в принципе не останавливающийся ритм «альфа» мозговых биотоков. Сигнал должен действовать по крайней мере 1/10 доли секунды, чтобы его можно было уловить. Более короткий сигнал попадает на фазу «нечувствительности» (здесь прослеживается определенная аналогия с «фазой реакции нерва» – краткого состояния отсутствия возбудимости зрительного волокна непосредственно после прохождения через него импульса). Когда происходит процесс восприятия, возникает наложение друг на друга токов разной частоты, ритм «альфа» пропадает и появляются быстросменяемые ритмы («бета»). Прекрасно подтверждает вышеприведенную гипотезу тот факт, что время, которое проходит от момента возникновения импульса до реакции зрительной коры, не всегда одно и то же. Происходит так потому, что импульс попадает по-разному: либо в момент, когда интегрирующий луч как раз достигает поля рецепции коры – тогда время между действием импульса и реакцией коры достаточно короткое, или в момент, когда интегрирующий луч как раз выходит из поля рецепции коры – и тогда он должен «ждать», когда луч совершит полный круг и вернется.

ГИЛАС. Хорошо, но чем же, собственно, является этот луч? Ведь в телевизоре он существует абсолютно реально – это направленный пучок электронов в вакуумной трубке.

ФИЛОНУС. В таком смысле, разумеется, луча в мозгу нет. Ведь прежде всего речь идет о том, что число нейронов обычно бывает большим, чем количество проводящих волокон, то есть каналов, по которым поступает информация. То, что циркулирует, – это попросту само очередное «подключение» проводящих волокон к анализатору и связанные с этим изменения порога возбудимости. Ты можешь представить себе это так: в круглой комнате находится человек, который должен проверять показания приборов, расположенных по стенам. Он не может снимать показания со всех одновременно, вот он и ходит по кругу, от одного прибора к другому. Естественно, он может зарегистрировать только такие изменения, которые произойдут в показаниях прибора за период не меньший времени одного прохода по комнате.

ГИЛАС. В твоей комнате изменения фиксирует человек, а в мозгу кто является этим наблюдателем?

ФИЛОНУС. Процессы более высокого порядка, протекающие внутри самой сети. Они проявляются в большей частоте потенциалов коры, возникающей при восприятии, мышлении и пр. Однако выделить эти процессы более высокого порядка гораздо труднее, чем элементарные процессы, о которых мы говорили, поскольку каждый такой процесс охватывает большие области коры головного мозга, так что его везде «понемногу», в то время как более элементарные процессы имеют тенденцию концентрироваться в пределах чувственных анализаторов. Пока мы обсудили, как происходит передача импульсов коре. Для смены серии импульсов в восприятие необходим ряд дальнейших процессов, поэтому, направив свет в глаз исследуемого, мы сначала наблюдаем скачок потенциала и нарушение ритма «альфа» в самой зрительной области ( area striata), которые сразу распространяются на окружающие эту область сенсорные поля коры второго ряда. Именно там помещаются элементы сети, дающие возможность «распознавания» по принципу «визуальной аналогии». Это исключительно сложный процесс. Давай посмотрим, как происходит распознавание куба. Его можно наблюдать под различными углами зрения и на разном расстоянии. Имея в распоряжении одну перспективную проекцию (развертку), можно без труда вывести систему уравнений, определяющих, как бы выглядел куб с произвольно выбранной точки зрения (под произвольно выбранным углом зрения). Серию этих уравнений можно ввести в соответствующую сеть (в ее память). Тогда поступающие символы будут по очереди сравниваться с данными памяти, то есть с сериями уравнений, и в тот момент, когда поступающие импульсы структурно наложатся на определенные импульсы из памяти, возникает «резонанс», и сеть «видит куб».

ГИЛАС. То ты говоришь о том, как выглядит куб, то об уравнениях. Что же конкретно хранится в памяти?

ФИЛОНУС. Ничего, кроме способности высылать определенную серию импульсов. Ей соответствует группа соединений нейронной сети, воздействие на которые воссоздает эту серию. Математическим выражением этих соединений является уравнение, его можно записать. Одно равнозначно другому в смысле логики. Мы об этом говорили, когда обсуждали вопрос «визуальной аналогии», помнишь?

ГИЛАС. Действительно ли происходит такое поочередное сопоставление поступающих импульсов с данными памяти? В таком случае распознавание должно было бы продолжаться очень долго.

ФИЛОНУС. Представленная схема – это колоссальное упрощение. Дело в том, что достаточно небольшой частичной совместимости импульсов, чтобы запустить процесс организации поля зрения по директивам памяти. В этом смысле зрительная память активна, то есть склонна «навязывать» процессам в пределах area striataсвою «концепцию». В переносном смысле можно сказать, что зрительная память «отгадывает», что она видит. Особенно наглядно это проявляется в оптических галлюцинациях, тогда, когда поступающая информация скупа, например, при плохом освещении. Тогда зрительная память в процессе организации поля видения «подсказывает» полю area striataпоочередно самые разнообразные «возможные варианты», и поэтому, идя ночью по проселочной дороге, видишь сначала человеческую фигуру, которая через минуту оказывается кустом, и т.п. В реальной нейронной сети происходит не простое сопоставление импульсов, а постоянное наложение друг на друга многозначных процессов, обладающих тенденцией формироваться в определенные динамические структуры. Все эти явления протекают ритмично, то есть в виде нейронных выбросов, а электроэнцефалограмма фиксирует лишь общий результат, равнодействующую наложенных друг на друга биопотенциалов. Отдельным процессам по самой их природе соответствуют определенные ритмы. Ряд ритмов и ряд частот в нейронной сети мозга занимают как бы привилегированное положение («альфа-ритм»), и поэтому, используя импульс, например, световой, с соответственно подобранной частотой, можно «раскачать» ритмы коры, увеличить их амплитуду, используя принцип резонанса, до такой степени, что у исследуемого может начаться приступ эпилепсии. К счастью, физиологические импульсы не обладают настолько ритмичным характером, как те, что используются в экспериментах. Прежде чем начнутся конвульсии, исследуемый переживает различные эмоции, чаще всего неприятные. Это свидетельствует о непосредственной связи между частотой колебаний потенциала нейронной сети и чувствами. Особой способностью влиять на ритмику процессов в сети обладают слуховые импульсы, и это во многом объясняет то значение, которое имеет для человека музыка. Обычно главным процессам, происходящим в цепи, сопутствуют – во время сосредоточенного восприятии (перцепции) или во время спонтанного, ненаправленного мышления – частоты гармоник более выского порядка. Возникновению гармоник зависит от «субъективно переживаемой ситуации» (эмоционального психического состояния). Когда, например, мы возбуждаем нейронную сеть импульсом частоты 12 Герц, то в лобных долях могут появиться гармоники порядка 24 Герц, а в височных – 6 Герц. Если изменится настроение исследуемого, изменятся и соотношения гармоник. Когда в сети преобладает частота 6 Герц, испытуемый переживает гнетущее чувство (он с трудом его переносит) – если же доминирующую частоту повысить до 24 Герц, то он становится способным к спокойному интеллектуальному анализу световых иллюзий, вызванных импульсом. Если попросить испытуемого не противодействовать этим световым впечатлениям, позволить им «нестись» свободно, то начинают нарастать низкие гармоники порядка 6 Герц, и очень скоро испытуемый оказывается не в состоянии дольше выдержать эксперимент. Если же поддержать аналитическую, интеллектуальную атмосферу во время исследования (по-прежнему воздействуя ритмическим световым импульсом), то обычно увеличиваются высокие гармоники (24 Герца). Медленный ритм, 6 в секунду, ощущается как норма только в угрожающей, опасной ситуации и связан с появлением соответствующих эмоций. Очень существенно то, что одни и те же ритмы импульса вызывают у разных людей различные ассоциации, но у одного человека – всегда те же самые. Это свидетельствует о сугубой индивидуальности процессов, происходящих в цепи, которая легко объясняется историческим формированием ее «личности», то есть систем предпочтений, данных памяти, навыков и т.п. Из многих гипотез, которые высказывались по вопросу значения ритмов, я приведу тебе только одну. Она основана на признанных фактах, из которых следует, что когда отсутствуют приятные впечатления, то доминирует ритм «тета» (6 Герц). Эта гипотеза состоит в том, что как «альфа» ищет зрительных впечатлений, так «тета» ищет впечатлений «приятных».

ГИЛАС. Известно ли, для чего служат гармонические частоты?

ФИЛОНУС. В принципе – да. Сверх– и около-гармоничные частоты являются носителями связи «дальнего радиуса действия» – между несоприкасающимися участками коры головного мозга, и поэтому наиболее ярко они проявляются в процессах мышления, особенно сложных. Они являются составляющими этих процессов – аналогично тому, как сигналы из оптических областей последующего ряда в area striataявляются составляющими зрительного восприятия. Поэтому нельзя сказать, чтобы они что-то «обозначали», что им соответствует конкретное явление в субъективной психической жизни человека. Если рассматриваемый мыслительный процесс мы сопоставим с целым, то гармоничные ритмы составляют некоторые доли этого целого. Мы можем их зафиксировать, но мы не понимаем их значения, не знаем, какую информацию, какие указания они передают из одной части сети в другую. Однако существует возможность провести эксперименты, которые прояснят значение этих сигналов. Если, к примеру, мы перехватим шифрованное известие, депешу, которая из одной части неприятельской армии выслана в другую, но не сможем ее расшифровать, то мы можем сделать кое-что другое: выслать ее адресату и ждать его реакции. Эта реакция сделает нам понятным содержание депеши. Подобным образом экспериментаторы стараются зафиксировать тот «шифр», каким одна часть мозга находит общий язык с другой, чтобы потом, в другой ситуации, ввести этот зафиксированный «текст», эту информацию внутрь нейронной сети и пронаблюдать, как она на это среагирует.

ГИЛАС. Такие эксперименты уже проводились?

ФИЛОНУС. Еще нет, потому что неимоверно трудно выделить такую «шифрованную депешу» из одной части сети в другую среди множества процессов, протекающих одновременно.

ГИЛАС. Еще большую трудность я вижу в том, что следовало бы такой «мозговой шифр» направить соответствующим путем соответствующему адресату, то есть во вполне определенную часть сети – а неизвестно, какая из них должна быть получателем.

ФИЛОНУС. Нет, это не препятствие, потому что, насколько можно судить, отдельные части нейронной сети соединены по принципу не телефонной, а радиосвязи: импульсы расходятся в разные стороны, но получает их только адресат. Сама «дешифровка» импульсов, сама их структура (гармоническая, прежде всего) однозначно устанавливает как содержание информации, так и ее источник и назначение (откуда – что – куда). Думаю, друг мой, на сем мы закончим экскурс в область кибернетически интерпретированной нейрофизиологии, потому что иначе нам никогда не удастся закрыть тему в обобщенных рамках, ведь мы имеем дело с явлениями такой неизмеримой сложности, что даже беглое упоминание о них, хотя бы простое их перечисление обрекло бы нас на значительно более пространные и всесторонние исследования. Поэтому я считаю, что пора уже перейти к следующим свойствам сети, рассматриваемой синтетически (то есть как целое), а именно: к фундаментальным для философии проблемам свободы воли и личности.

Под «свободной волей» мы понимаем обыкновенно субъективное ощущение свободы действия в ответ на один или несколько импульсов. При этом сознательным обычно является только сам акт принятия решения, акт выбора поведения. После принятия решения следующее за ним действие может протекать уже автоматически. Достаточно возыметь намерение, а его «приведение в действие» – дело определенных подузлов сети, соединенных в функциональные единицы. Не нужно сознательно иннервировать мышцы языка, гортани, губ, чтобы произнести слово. Достаточно принять решение, как бы «психически нажать кнопку», и высказывание произойдет «самопроизвольно». Благодаря такому иерархическому «централизму» поле сознания свободно от детального управления подчиненными ему процессами сети и вмешивается, проинформированное внутренними обратными связями, только тогда, когда действие не развивается так, как должно развиваться. Итак, «свобода» – это комплекс решений вместе с антиципированными (ожидаемыми, разумеющимися сами собой) результатами «задействования» этих решений. Эти решения в качестве разнообразных альтернатив, «предлагаемые» сетью, ее памятью, являются, таким образом, «примеркой» актуальной ситуации к прошедшим (опять же не в буквальном и статическом, а в динамическом смысле, аналогично тому, как это происходит в процессах зрительной коры первого и второго порядка). Выбор состоит в «активации» определенной единицы действия посредством введения ее в сеть в качестве правил движения (системы предпочтений). Это равносильно блокированию и торможению всей информации, сопутствующей решению, которое обнаруживает постоянную тенденцию руководства деятельностью организма. Решение принимается в тот момент, когда кумулятивный заряд уже имеющейся в сети информации начинает активно препятствовать поступлению информации, противоречащей решению. Таким образом, это является поддержанием выбранной системы предпочтений вопреки более поздней информации, то есть поступающей после акта выбора. «Свободу» в таком понимании обнаруживают даже самые простые сети, которые вроде автопилота компенсируют влияние, могущее отклонить их от направления действия, от цели. Однако в такие сети «свобода» вмонтирована раз и навсегда в отличие от сложной сети, которая может выбирать между различными системами предпочтений. Примером может служить поведение человека, который, стремясь к цели «из чувства долга», преодолевает ощущение боли, чувство страха, сомнения и т.п.