Текст книги "Раса хищников"
Автор книги: Станислав Лем
Жанр:
Философия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)
Annotation
Это – хроника мировых событий глазами писателя, философа и публициста. Война в Ираке, "оранжевая революция" в Украине, выборы в Германии и Польше, стихийные бедствия… Обзор современной литературы, науки, культуры. Анализ проблем современности, исторические аллюзии и прогнозы на будущее…
В сборник вошли фельетоны Станислава Лема, публиковавшиеся в 2004–2006 гг. в польском еженедельнике "Тыгодник повшехны".
Алфавитный указатель
Предисловие
РАСА ХИЩНИКОВ
Мое чтение{1}
Шарик на каравае{8}
Без точки опоры{10}
Vita brevis{14}*
Semper fidelis{18}*
Рана{20}
Связующее звено{22}
Пиранья в Висле{23}
Под душем помоев{27}
Новый мир?{29}
После перелома{30}
Без формы{32}
После звонка{33}
Тучи сгущаются{37}
Спор о восстании{38}
Парадоксы истории{39}
Сейсмология и политика{43}
Геологическая симфония{44}
Визит{48}
Пустые места{50}
Мамонты и политика{52}
Волна{54}
Газ и Рапалльский договор{58}
Россия Путина{59}
Лед и кипяток{62}
Дороги и бездорожья{67}
В кругу паранойи{69}
Прошлое через объектив{70}
Жажда крови{74}
Власть мозга{76}
Политика, которой нет{80}
В тени урагана{82}
Хватит жаловаться{85}
В тени пирамид{87}
Нефть, уголь и выборы{90}
Сказки Гофмана{92}
Верхняя Вольта{94}
Терроризм, Вьетнам и Ирак{97}
Шахматная доска без фигур{98}
Что выбрать?{102}
Рождественское чтение{106}
Расписание движения{109}
Киты и политика{111}
Голоса из сети*{112}
Томаш Фиалковский. Послесловие{113}
notes
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
42
43
44
45
46
47
48
49
50
51
52
53
54
55
56
57
58
59
60
61
62
63
64
65
66
67
68
69
70
71
72
73
74
75
76
77
78
79
80
81
82
83
84
85
86
87
88
89
90
91
92
93
94
95
96
97
98
99
100
101
102
103
104
105
106
107
108
109
110
111
112
113
114
115
116
117
118
119
120
121
122
123
124
125
126
127
128
129
130
131
132
133
134
135
136
137
138
139
140
141
142
143
144
145
146
147
148
149
150
151
152
153
154
155
156
157
158
159
160
161
162
163
164
165
166
167
168
169
170
171
172
173
174
175
176
177
178
179
180
181
182
183
184
185
186
187
188
189
190
191
192
193
194
195
196
197
198
199
200
201
202
203
204
205
206
207
208
209
210
211
212
213
214
215
216
217
218
219
220
221
222
223
224
225
226
227
228
229
230
231
232
233
234
235
236
237
238
239
240
241
242
243
244
245
246
247
248
249
250
251
252
253
254
255
256
257
258
259
260
261
262
263
264
265
266
267
268
269
270
271
272
273
274
275
276
277
278
279
280
281
282
283
284
285
286
287
288
289
290
291
292
293
294
295
296
297
298
299
300
301
302
303
304
305
306
307
308
309
310
311
312
313
314
315
316
317
318
319
320
321
322
323
324
325
326
327
328
329
330
331
332
333
334
335
336
337
338
339
340
341
342
343
344
345
346
347
348
349
350
351
352
353
354
355
356
357
358
359
360
361
362
363
364
365
366
367
368
369
370
371
372
373
374
375
376
377
378
379
380
381
382
383
384
385
386
387
388
389
390
391
392
393
394
395
396
397
398
399
400
401
402
403
404
comments
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
42
43
44
45
46
47
48
49
50
51
52
53
54
55
56
57
58
59
60
61
62
63
64
65
66
67
68
69
70
71
72
73
74
75
76
77
78
79
80
81
82
83
84
85
86
87
88
89
90
91
92
93
94
95
96
97
98
99
100
101
102
103
104
105
106
107
108
109
110
111
112
113
Предисловие
Если провести опрос среди граждан России или бывшего СССР с просьбой назвать самого известного польского писателя, в ответ чаще всего можно будет услышать: Станислав Лем. И это неудивительно: Лем у нас чрезвычайно популярен и любим. Русскоязычный читатель вместе с читателями – без преувеличения – всего мира с грустью встретил два с половиной года назад известие о его кончине. В России издавались и продолжают переиздаваться большими тиражами многотомные собрания сочинений Лема. И вот теперь к ним прибавился еще один том, вышедший в Польше уже после смерти автора. В нем собраны фельетоны, которые Станислав Лем публиковал в польском еженедельнике «Тыгодник повшехны» почти до последних своих дней. Они свидетельствуют о живом интересе писателя к событиям, происходящим в разных уголках земного шара, о его мудрости и прозорливости. Слово Лема остается весомым и метким, и, не сомневаюсь, мы еще не раз будем возвращаться к этой небольшой книге, как и вообще ко всему, им написанному, а реальность – тоже еще не раз – подтвердит его пророчества.
В представленном читателю сборнике большинство переводов выполнены участниками семинара переводчиков «Трансатлантик» при Польском культурном центре. За семь с лишним лет существования семинара совместными усилиями подготовлены к печати (и впоследствии опубликованы разными издательствами) сборники рассказов современных польских авторов, среди которых и хорошо известные нашему читателю имена (Корнель Филипович, Ольга Токарчук, Тадеуш Ружевич), и менее известные (Юзеф Хен, Ежи Сосновский). Лема все участники семинара переводили впервые – работа была нелегкой, она требовала не только неизбежных при переложении иноязычного текста усилий, но и знания широкого круга проблем, затронутых автором, и составления солидного справочного аппарата – и тем большее приносила удовлетворение. Памяти нашего великого современника, выдающегося писателя и философа Станислава Лема посвящается этот скромный труд.
Ксения Старосельская
РАСА ХИЩНИКОВ
Мое чтение{1}
Недавно я перечитал «Историю двадцатилетия (1918–1939)» Павла Зарембы, изданную Гедройцем[1]{2} в 1981 году. По времени это случайно совпало с поездкой Леппера[2]в Россию. Его уклончивые псевдообъяснения, будто он не знал, к кому едет, с кем едет, кто рядом с ним сидит и что все это значит, напомнили мне эпизод времен II Речи Посполитой, период между Рапалло и Локарно[3]. Когда в 1922 году Германия и Советская Россия подписали договор в Рапалло, главой государства был еще Пилсудский[4], а министром иностранных дел – Габриель Нарутович[5], который вскоре стал президентом, а затем погиб от руки Невядомского[6]. В глазах Пилсудского налаживание Германией торговых, а затем и военных контактов с Россией представляло, как он выразился в обществе своих генералов, «смертельную угрозу для нашей независимости». Угроза эта еще больше возросла после конференции в Локарно в 1925 году, когда были получены гарантии нерушимости границ Германии с Францией и Бельгией, но не с Польшей и Чехословакией.
Едва заметный след военного сотрудничества Германии и Советов мне довелось увидеть (так разглядываешь слоновью ногу через лупу) во Львове осенью 1941 года, когда я работал механиком в немецких мастерских, и нас возили на грузовиках в те места, где прежде был Восточный рынок, а тогда находился так называемый Beutepark der Luftwaffe, то есть склад трофеев немецкой авиации. В частности, там стояли советские военные самолеты и были собраны детали к ним. Поскольку я любил что-нибудь мастерить, то выкрутил несколько шарикоподшипников, на которых с изумлением обнаружил надпись «Made in Germany»…
Факт немецко-российского сотрудничества, возможно, объясняет поведение маршала Пилсудского. Когда после роспуска парламента в 1930 году он отправил значительную часть бывших депутатов сейма от оппозиции в Брест{3}, эти непарламентские и неконституционные меры вызвали не только возмущение, но и изумление. Можно, однако, предполагать, что становящиеся все более жесткими действия и высказывания маршала по адресу сейма были реакцией на ощущение растущей угрозы извне и желанием наложить своего рода сурдину, то есть глушитель на оппозицию, чтобы успокоить страну.
Очередные кабинеты министров в тридцатые годы пробовали как-то обезопасить страну и сколотить широкий международный союз, который бы нас спас. Меня всегда удивляло равнодушие, которое тогда проявляло польское государство к Чехословакии, и vice versa{4}. Две славянские страны, общий противник, но ни Масарик[7], ни Бенеш[8] не замечали нарастающей немецкой угрозы, а поляки не хотели сотрудничать с чехами.
Франция, сильно ослабленная в Первую мировую войну (страна потеряла до пяти процентов населения в позиционных сражениях!), была исполнена пацифистского духа и упорно отвергала все польские предложения о превентивной акции по отношению к Германии. Когда гитлеровская Германия заняла демилитаризованную согласно Версальскому трактату{5} Рейнскую область, поляки пытались склонить французов к совместному выступлению в рамках польско-французского пакта, но и тогда встретили отказ. Межвоенное двадцатилетие было временем заключения бесчисленных пактов и уменьшения влияния Лиги Наций, в то время как Сталин и Гитлер решили действовать согласно принципу pacta sunt delenda – пакты следует разрывать.
Между тем над Европой сгущались тучи: сначала Германия с согласия Запада частично обезглавила Чехословакию, затем поглотила ее целиком и двинулась дальше. Склонила Румынию стать государством-сателлитом, Польша же подобное предложение отвергла. Гитлер пытался вбить клин между нами и Англией с Францией, но это ему не удалось. Французы, однако, сидели тихо за линией Мажино{6} и не шелохнулись, пока немцы громили Польшу, поэтому с психологической точки зрения понятно то мрачное удовлетворение, с которым мы встретили быстрое падение Франции и поражение англичан под Дюнкерком. Сегодня, впрочем, известно, что ни Франция, ни тем более Англия не были готовы в сентябре 1939-го нанести отвлекающий удар с запада. Известно также, что немецкие войска под Дюнкерком остановил сам Гитлер, желая дать понять англичанам, что они должны с ним договориться. Однако гонг, с удара которого начался тот кошмарный и кровавый матч, прозвучал намного раньше – в Рапалло и Локарно. Рапалло остается символом и сигналом, что, если за нашей спиной заключаются какие-то немецко-российские соглашения, поляки вправе почуять запах гари. Не важно, почему политик, располагающий согласно опросам значительной популярностью (каким является Леппер), поехал в Россию; важно, что в Польше вообще есть сила, готовая пойти этим путем. После московского похода Леппера я услышал отзнакомых: ну, теперь «Самооборона»[9] рассыплется. Пока этого не видно; конечно, котировки Леппера в обществе несколько упали, однако никто из рядов его партии не выходит. Книга Павла Зарембы прекрасна, но наверняка ни Леппер, ни кто-либо из «Самообороны» ее не читал и не знает, что означает в символическом и прямом смысле Рапалло.
Последующее мое чтение – две новые книги Милоша[10]: «Литературная кладовая» и «О путешествиях во времени». Разумеется, их нет в списках бестселлеров; когда я просматриваю такие списки, то впадаю в бешенство – как и когда читаю, что пятьдесят два процента поляков взывают: «Коммунизм, вернись!», и полагают, что лучше всего жилось при Гереке[11]. Объяснить это, конечно, можно, но амнезия, которая постигла моих соотечественников, поражает. Однако вернемся к Милошу: скажу только, что я был восхищен полетом его мысли, невероятной памятью и независимостью мышления. Он не занимается вопросами большой политики, сосредотачиваясь на литературе и разнообразных личных воспоминаниях, но я включил бы эти книги в курс школьного чтения.
Проглотил я и книгу Керского и Ковальчука о Богдане Осадчуке[12], изданную в Польше в 2001 году и присланную мне сейчас в немецком переводе Германо-польским институтом в Дармштадте. Впечатление от нее было ошеломительным. Попробую это объяснить. В Америке при проведении исследований чувственного восприятия объектам эксперимента надевали очки, которые переворачивали все вверх ногами, и люди поначалу ходили как в тумане. Вот и я пережил то же самое.
Я вырос во Львове, и такие фамилии, как Бандера, Мельник или, в меньшей степени, Петлюра[13] будили во мне страх – а Осадчук, выдающаяся личность, патриот и интеллектуал, к тому же друг поляков, показывает все вещи с противоположной стороны. И подчеркивает, что единственным польским политиком, который понимал необходимость федеративного объединения Польши и Украины, был Пилсудский. После крушения своих планов он сказал украинским офицерам: «Господа, я прошу у вас прощения», а неудачный киевский поход[14] стал критическим моментом в его карьере.
Пилсудского тревожила судьба Польши, так как он понимал всю тяжесть ситуации страны, зажатой в мощных тисках. Ведь Германия Штреземана[15], то есть еще до Гитлера, уже хотела отобрать у поляков балтийский коридор и Силезию. В этом пункте фюрер только продолжал политику своих предшественников. Ныне немецкое правительство ведет себя довольно сдержанно, но щупальца, отростки и лапы гидры вроде Эрики Штайнбах[16] и «Союза изгнанных», к сожалению, дают пищу для невеселых размышлений. Что будет с внешней политикой России, трудно сказать – Путин, наверное, и сам не знает, искать ли ему поддержки у старого генералитета и бывших гэбистов, которые хотели бы восстановить империю, или идти на сближение с Западом.
Почему интерес к истории у нас так ничтожен? Я получаю «Впрост»[17], польский «Ньюсуик» и «Шпигель». В «Шпигеле» есть большой исторический раздел, и почти в каждом номере помещается обширный репортаж то о войне, то о политической карьере Брандта[18], в наших же иллюстрированных изданиях ничего подобного нет. То же самое относится и к серьезному политическому анализу. Мне привезли из Москвы издание под названием «Россия», выпускаемое, как там написано, по соглашению и в сотрудничестве с Foreign Affairs{7}. Где у нас такой журнал?
Почему исторические науки нужны нам как телеге пятое колесо? Почему Вышеградский треугольник[19] фактически не существует? Почему чехи и поляки не хотят сообща защищаться от немецких реваншистов? Есть такая фраза, приписываемая Пилсудскому: «Я бег истории чуть-чуть затормозил»…
2004 Май
Шарик на каравае{8}
Ближний Восток во главе с Ираком напоминает сегодня гнездо шершней. Президент Буш завел в это гнездо Соединенные Штаты, и ныне туда стекаются со всех сторон профессиональные террористы, опекаемые Аль-Каидой. Гибнут ни в чем не повинные морские пехотинцы, а заодно и жители Ирака, поскольку Аль-Каида не разбирает, кто мусульманин, а кто нет.
Как известно моим читателям, я всегда возлагаю надежды на технологии. У американцев уже есть устройство, позволяющее с помощью гамма-лучей отыскивать взрывчатые материалы в любом транспортном средстве. В первую очередь будут просвечиваться большие контейнеры в американских портах. Установлено, что излучение частотой в терагерцы (тера – это миллиард) позволяет просвечивать даже плотно одетых людей, чтобы узнать, нет ли у них взрывчатки. Так можно будет предотвращать взрывы, совершаемые самоубийцами, нужно лишь приспособить сложную аппаратуру не только к условиям боевых действий, но и к обычным городским.
На общее положение в мире влияют сейчас обстоятельства, связанные с приближением президентских выборов в США. Буш делает все, чтобы лишний раз не тревожить сограждан, и потому, во избежание мобилизации новых солдат на родине, решил перебросить в Ирак треть сил, находящихся в Южной Корее. Я не специалист в военной области, но полагаю, что северокорейскому диктатору не следует слишком доверять, и потому уменьшение численности американских войск на Корейском полуострове – рискованный шаг.
В честь шестидесятилетия вторжения союзнических войск в Нормандию проводились разнообразные празднества и торжественные собрания, впервые с участием немецкого канцлера. На фоне волнующих сцен возвращения состарившихся участников высадки на места боев произошло несколько вымученное братание Ширака[20] и Шредера[21] с Бушем. Трудно судить, насколько слезливые благодарности уменьшат напряженность между американцами и их европейскими партнерами. Но в любом случае удалось слегка засыпать ров, который совершенно ни к чему возник между Америкой и Европой. В Нормандии присутствовал и Путин, который ведет себя двусмысленно: понемногу уничтожая политические свободы российских средств массовой информации, он старается сохранять неплохие отношения с Западом.
На все это наслаивается нефтяной кризис. Нефть – это кровь мира; прежде чем предложение уменьшится, страх уже повысит ее цену на биржах. Специалисты утверждают, что через восемьдесят лет запасы нефти иссякнут. В европейской части России начинают вестись новые буровые работы, но на результат этого пока можно лишь надеяться. Одновременно, желая потрепать российских олигархов, Путин вызвал крах нефтяной империи Ходорковского. Саудовская Аравия увеличивает добычу, но ведет при этом сложную игру. Ведь саудовские шейхи – ваххабиты, представители ортодоксального крыла ислама, и тем не менее их атакуют люди из Аль-Каиды. Теракты вызвали такой ужас, что возникла угроза массового отъезда западных специалистов. Их исход может привести к значительным пертурбациям в добыче саудовской нефти.
В последние дни американская пресса занималась в основном воспоминаниями о годах президентства только что умершего Рональда Рейгана. Его всячески превозносили, и Буш тоже постарался заработать на этом небольшой капиталец. В уже начавшейся президентской кампании Джон Керри[22] вынужден умалчивать о своем знании французского языка, поскольку это вряд ли сыграет в его пользу. Кое-кто негодующе заявляет, что Керри знает также и латынь, а это уже полная катастрофа, ведь президент должен говорить только по-американски… Качества, которые в других странах дали бы кандидату преимущество, здесь оборачиваются против него. Что меня совсем не удивляет: о президенте Форде, например, говорили, будто он не может одновременно жевать жвачку и ходить по комнате, так как не способен делать два дела сразу.
Мир пребывает в ситуации, которую я уже однажды описывал при помощи такой модели: круглый каравай, а на нем шарик. Мы не знаем, в какую сторону он покатится вниз, но когда покатится, то уже с ускорением. Мы отмечаем позитивные явления в области науки: в частности, в медицине открыли новые препараты против злокачественных опухолей, особенно меланом, но в то же время в обществе нарастает тревога и ощущение кризиса.
Недавно Папа Римский{9} был вынужден высказаться по вопросу о смешанных браках между католичками и мусульманами. Он осторожно заговорил о необходимости сохранения веры у детей от таких браков. Усилия швейцарских властей по обеспечению безопасности во время недавнего паломничества Папы свидетельствовали, что швейцарцы серьезно отнеслись к угрозе теракта. Лозунг «Смерть неверным» подхватывается не только группками исламских экстремистов, но и вообще оказывается довольно популярным слоганом. И я нe пойму, как можно, будучи христианином, переходить в ислам. Поэтому меня изумила напечатанная в «Тыгоднике повшехном»[23] беседа с новообращенным мусульманином Петром Кальвасом, который взял себе второе имя «Ибрагим». Я бы этой беседы не публиковал: а если кто-нибудь примет веру огнепоклонников, мы тоже будем с ним разговаривать?
Визит Леппера[24] в Россию не произвел ни на кого впечатления, как будто тень Рапалло[25], о которой я здесь писал, ушла в прошлое. Меня это немного удивляет. Госпожа Штайнбах[26] – мелкая сошка, но идею «Союза изгнанных» недавно поддержал Эдмунд Штойбер[27], глава оппозиционного баварского Христианско-социального союза. Проблема, таким образом, начинает приобретать государственное значение, поскольку согласно последним опросам немецкая социал-демократия проиграет на будущих выборах оппозиции.
Профессор Внук-Липинский правильно написал в «Тыгоднике», что дела наши идут очень хорошо и вместе с тем очень плохо. Если бы все вменяемые партии, которых у нас в сейме уже не знаю сколько, сплотили ряды, дабы на выборах в Европарламент дать бой «Лиге польских семей»[28] и «Самообороне»[29], мы бы, возможно, и вышли из сложной ситуации с честью. Я не опасаюсь катастрофических последствий выхода двух этих групп на сцену мировой политики, скорее мне стыдно, что мы, приобретя благодаря «Солидарности»[30] и Римскому Папе неплохое положение в мире, должны выставлять себя на посмешище, отправляя в Брюссель каких-то неучей.
«Лига польских семей», что немного странно, фактически не интересуется судьбой Польши, а Леппера это уж и вовсе не волнует. Вновь стала актуальной поговорка Сенкевича о штуке сукна, от которой каждый старается урвать как можно больше. И не надо сваливать вину на нехороших коммунистов и Москву. Мы сами себе готовим беду.
Под конец моего пребывания в Вене в восьмидесятые годы, когда забрезжил розовый рассвет в виде перестройки, да и в Польше начались перемены, я разговаривал с одним австрийским банкиром. «Теперь легко пожелать вам добра, – сказал этот банкир, – ведь у Польши уже нет грозных соседей». Тогда я, возможно, по легкомыслию, но и на основании некоторого знания истории, в порыве вдохновения заявил: «Поляки сумеют истребить себя сами, без помощи соседних держав».
От нашей преданности Соединенным Штатам мы имеем немного. Каково состояние наших отношений с Россией, не осмелюсь определить; в данный момент – никакое. У нас отсутствует конкретная политика в отношении России, поскольку у нас вообще отсутствует внешняя политика. Все партии сцепились друг с другом, как дворняги, и им недосуг посмотреть, не приближается ли к ним кто-нибудь с палкой в руке.
Июнь 2004
Без точки опоры{10}
Отсутствие поляков и словаков возле избирательных урн вряд ли сильно огорчит Европарламент.
Вернулись сомнения, действительно ли Евросоюз созрел для расширения, громче зазвучали голоса тех, кто полагает, что ввиду существенных культурных, бытовых и религиозных различий между отдельными странами, а также с учетом состояния их экономики и вооруженных сил ситуация может стать совершенно невыносимой, и уже начали поговаривать о разработке процедуры выхода из Евросоюза. И хотя популистские группировки составляют меньшинство в представительствах своих стран, в парламенте они являют собой немалую силу.
По мнению одного политолога, опубликовавшего статью в «Геральд трибьюн», придуманные в Брюсселе бюрократические процедуры настолько сложны, что зачастую даже люди с высшим образованием не способны через них продраться. Автор иронично пишет, что, когда в брюссельские инстанции обращаются с конкретными проблемами, в ответ слышится: «Некий господин Нусбаум ответит на все вопросы, но сейчас он, как назло, в отпуске…»
Мы должны научиться разбираться в этой путанице инструкций. Пока же достойные и благие начинания «Газеты выборчей»[31] в деле подготовки общества к последствиям вхождения в Евросоюз не принесли результата, а ожидания, связанные с ценовым эффектом этого вхождения, оказались в значительной мере ошибочными. Вдруг выяснилось, что наше молоко, как ни странно, пользуется на Западе большим спросом, а его цена, равно как и цена других товаров первой необходимости, растет. Товаров, которые должны были стать дешевле, почти не видно; мне вспомнились времена ПНР{11}, когда мы читали, что хоть мясо и подорожало, зато подешевели локомотивы.
На Западе тоже заметна большая неразбериха: и во Франции, и в Германии. У немцев очень запутанная система социального обеспечения, стране грозят новые забастовки, поскольку канцлер Шредер пытается – на мой взгляд, обоснованно – стоять на страже запланированных реформ. Социал-демократы отступают, их теснят оппозиционные партии: Христианско-демократический союз Ангелы Меркель[32] и Христианско-социальный союз Эдмунда Штойбера[33]. Немецкие проблемы могли бы стать для нас источником так называемого шаден-фрейдизма{12}, но это слабое утешение.
Молчавший долгое время Джордж Сорос[34] вдруг принялся атаковать Путина за склонность к подавлению демократии и усмирению любой критики и обвинил его в стремлении вернуться к имперским традициям. Когда я наткнулся на это высказывание в «Геральд», я как раз просматривал новую книгу Ежи Помяновского[35] «К востоку от запада. Как быть с Россией?» и обнаружил в ней давно уже сформулированный тезис, что, пока Украина остается независимой, восстановление империи нам не грозит, но если эта страна вернется под сень России, то стоит начать бояться. Сорос, правда, не выказывал тревоги по поводу государственной политики Польши, но обе эти позиции объединяет нечто общее.
В Америке усилились нападки на Буша-младшего. Сын недавно скончавшегося Рональда Рейгана в радиопередаче обозвал нынешнего президента весьма обидными словами и заявил, что его стремление спрятаться за религию выглядит довольно противно, а апелляция к славе Рейгана-отца – безосновательна. Отсюда следует вывод, что шансы молодого Буша на переизбрание не столь велики.
Вчера я смотрел репортаж немецкого телевидения из Ирака: американцы понимают, что до рокового 30 июня, когда власть перейдет в руки иракцев, атаки террористов будут учащаться. Тактика Аль-Каиды кажется довольно простой: задушить Запад, перекрыв ему нефть. Недавно террористы атаковали главные нефтепроводы и хранилища «черного золота» в Багдаде, заблокировав на несколько дней пути вывоза нефти. Теракты в Саудовской Аравии совершены с той же целью, а усиление террористической активности может привести к очень страшным последствиям. Для центра, руководящего этим наступлением, перекрытие нефтеносных каналов важнее, чем забота о мусульманах. Он их нисколько не щадит, относясь к ним и в Ираке, и в Саудовской Аравии столь же безжалостно, как и к пришельцам с Запада.
Американцы пытаются укрепить иракскую полицию, но во время недавнего нападения на конвой, который вез помощь для населения, полицейские не сопротивлялись, дабы их не приняли за сторонников Штатов. Ситуация до такой степени расшатана, что сомнения начинают выказывать даже представители американского командования. Неизвестно, где искать выход из ловушки, в которую по собственному желанию загнал себя Буш, и нет ничего удивительного в том, что в американской прессе ужесточилась критика его команды. Разумеется, электорат многомиллионного государства отличается определенной инертностью, и даже если американцы теряют доверие к Бушу, этот процесс не происходит так же быстро, как переливается вода из одного сосуда в другой, а нарастающая критика президентских шагов совсем не означает, что американский народ проникся доверием к Джону Керри[36].
Одни говорят, что из Ирака следует уйти как можно скорее, другие доказывают, что такое решение подложило бы под эту страну бомбу с часовым механизмом и приблизило перспективу гражданской войны, которая, кроме всего прочего, поставила бы под угрозу нефтяной рынок. Уже сейчас пишут, что цена одного барреля может вырасти с сорока долларов до ста. Это привело бы к серьезному экономическому кризису в западном мире. И хоть американские беды вызывают радость у некоторых западноевропейских политиков, все сидят в одной лодке, ибо каждому нужна нефть.
А между этими мельничными жерновами находимся мы, занятые горячим обсуждением разнообразных проблем: что очень многие не голосовали на европейских выборах, что, мол, Брюссель то и Брюссель это, что немцы скупают наше молоко, что подскочила инфляция… Довольным выглядит только господин Л.{13}. Польша воспринимается как богатая добыча для раздела – не знаю, одной ли «Самообороной»[37], или также «Лигой польских семей»[38]. И трудно сесть за трактат об исправлении Речи Посполитой, к чему меня последнее время склоняют. Чтобы сдвинуть с места планету, надо найти точку опоры – но где она? Где взять добротный человеческий материал, на который можно опереться?
Июнь 2004
Vita brevis{14}*
Ко мне пришел брать интервью Павел Дунин-Вонсович[39], ровесник моего сына (тридцать шесть лет), и принес первые три номера своего журнала «Лампа». Еще в конце восьмидесятых он основал издательство «Лампа и искра божья», потом дела шли довольно плохо, но колоссальный успех «Русско-польской войны под бело-красным флагом» Масловской[40] привел к тому, что сейчас он уверенно движется вперед.
«Лампа» показалась мне достойной внимания. Во-первых, в ней соединена литература высокая с низкой. Совсем низкая – это попросту комиксы, но на соседних страницах говорится, например, о ксендзе Твардовском[41], о Милоше[42] – хотя часто с немалой долей иронии. Во-вторых, читая журнал, чувствуешь особую ауру поколения. «Лампа» дает представление о мире, в который подобные мне старики не имеют ежедневного доступа. Хотя и не все там так уж молоды. В очередных номерах на обложке фигурируют Анджей Стасюк[43], Ольга Токарчук[44]и Дорота Масловская: Масловской и в самом деле едва исполнилось двадцать, но Стасюк – уже человек в летах, ему перевалило за сорок.
Однако тот, кто интересуется даже не столько самой молодой литературой, а тем, о чем думает, чего требует и куда стремится молодое поколение, получит ценный путеводитель. Я просматривал номера «Лампы» так, будто уже находился в ином мире, и убедился, что был не совсем справедлив, особенно по отношению к прозе молодых авторов. Даже не столько я, сколько Мечислав Орский, на статью которого в журнале «Одра» я опирался, когда писал в феврале этого года в «Тыгоднике» о нытье и стонах, неэстетичности и сетованиях («Марафон» в томе «Короткое замыкание»). Молодые не только стонут и жалуются. В том, что они пишут, есть колоссальный разброс, но при этом у всех явственно ощутимо чувство независимости. Некоторые говорят: «Зачем мне издатель? Я распечатаю свою книжку на принтере». Сам Дунин-Вонсович принес мне сейчас второе издание своей «Призрачной библиотеки» – энциклопедии вымышленных книг, тиражом… десять экземпляров; я получил экземпляр номер два. Однако он не упомянул там ни моей «Абсолютной пустоты», ни «Мнимой величины», потому что – как мне объяснил – иначе пришлось бы целиком переписать их содержание.
С большим интересом я читал, что эта молодежь думает. Например, мир политики представляется им мутным пространством, находящимся как бы в другом измерении. Одна девушка говорит: «Я не хожу на выборы. Пошла бы только в том случае, если бы кандидатом в президенты был Леппер[45], чтобы проголосовать против». Юные авторы «Лампы» в большинстве своем начитаны, знают, что происходит в мировой литературе. Для них важна музыка, которая мне, по сути, совершенно недоступна, особенно хип-хоп; не знаю, слышал ли я его вообще когда-нибудь. Более всего меня впечатлило то, что в конце каждого номера Станислав Текели помещает его краткое содержание на… совсем неплохой латыни.
Какой-то профессор на пенсии, прочитав то, что я в последнее время публиковал в «Тыгоднике», написал мне по электронной почте: «Nil desperandum{15} – молодежь у нас хорошая, и что-нибудь из нее да вырастет». Я тоже на это надеюсь. А благодаря чтению «Лампы» я перестал на некоторое время мучать себя, следя за современной политикой, которая меня изрядно беспокоит. Прежде всего потому, что президент Буш кажется мне малосимпатичным дураком, не умеющим признавать свои ошибки.
