Текст книги "Тени прошлого"

Автор книги: Станислав Олейник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

Увидев Павла, сразу замолчали.

– Доброе утро, – приветливо улыбнулся тот, но, обратив внимание на неестественно вытянутые и испуганные лица, замолчал.

– Что случилось, бабоньки? – Павел приостановился, останавливая свой взгляд на самой шустрой и говорливой, бабе Кате.

– Ой, Пашенька! – запричитала та, – страсти-то какие! Деда Ивана порешили!..

– Как это, порешили? – оторопел Павел.

– Как, как, – просипел прокуренным басом дед Василий, инвалид Отечественной, тыкая палкой в сторону приоткрытой двери, – ножичком раз, и амба…

И тут их словно всех прорвало. Перебивая друг друга, они что-то пытались рассказывать. Из всего, что мог понять Павел, много «кровишши», в квартире все перевернуто. А в прихожей, кобелек Мальчик мертвый лежит…

– А ну, тихо! – прикрикнул Павел, – давайте кто-нибудь один.

Но ничего не вышло. Гвалт не прекращался.

– Да замолчите вы, наконец! – снова крикнул Павел, но, видя, что все его усилия тщетны, наклонившись к бабе Кате, громко спросил:

– Милицию-то оповестили?

Сразу стало тихо.

– Вызвали, милок, вызвали, – закивала головой баба Катя, поправляя заскорузлой рукой повязанный на голове теплый не по сезону платок. – Вот Маняша и оповестила, – кивнула она на дородную Марию Ивановну, работницу местного почтового отделения.

– Откуда звонила, Мария? – повернулся к ней Павел. – Надеюсь, от себя? А то оставишь там свои «пальчики», – кивнул он на полуоткрытую дверь, – потом затаскают.

– Да ну тебя, Паша, – принужденно хохотнула та, – совсем меня за дуру принимаешь, – и игриво вильнув крутым задом, направилась к своей квартире.

– Подожди, Маняша, – остановил ее Павел, намереваясь задать еще один вопрос.

– Да нет, Пашенька, – перебив его, зачастила баба Катя, – Манька звонила от себя. Она все и обнаружила…. Пошла, выносить мусор, – глянь, а дверь в квартиру деда Ивана приоткрыта. И почему-то Мальчик не лает. Тот всегда, паршивец, прости меня Господи, – перекрестилась баба Катя, – в это время лает, спать не дает…. А тут, молчит.

– Хорошо, хорошо, баба Катя, – остановил ее Павел, легонько притрагиваясь к сухонькому плечику. Затем, посмотрев на Марию Ивановну, попросил: «Маняша, расскажи, пожалуйста, что ты там видела», – кивнул он на дверь.

– Ох, Паша, – вздохнула она, – был бы кто другой, послала бы подальше. А тебе, как бывшему военному, ладно уж, расскажу. Так вот, иду я выносить ведро с мусором, – глянь, а дверь в квартиру деда Ивана приоткрыта. Подошла, заглянула. А в прихожей темно и тихо. Окликнула деда, Мальчика, – тишина…. То бывало, как я захожу… ну соли деду одолжить, сахарку там, или косточку Мальчику, тот сразу летит ко мне и радостно лает. А тут тихо…

– Ну, а дальше? – не выдержал Павел.

– А что дальше? – недовольно повела плечами Мария Ивановна, – дальше, поставила ведро вот тут, около двери, и зашла. Включила свет и сразу увидела Мальчика лежащего за тумбочкой. Окликнула, а он не шевелится. Тронула, а он холодный. Заглянула в кухню, – никого. В спальне, тоже пусто. Прошла в зал, а там дед Иван…

– Мария Ивановна судорожно вздохнула и перекрестилась. Перекрестилась и баба Катя.

Павел на этот раз промолчал.

– Ну, вот, – снова вздохнув, продолжила Мария Ивановна, – а он бедный лежит на полу…. Коврик-то взбуровлен…. А из груди торчит ручка.

– Нож? – снова не выдержал Павел.

– Ага, я и говорю. А вокруг кровь, кровь, кровь…. Ой не могу! – вдруг воскликнула она, и закрыла лицо руками. – Потом побежала к себе и позвонила в милицию. Позвала бабу Катю и деда Василия, и вот ждем, ее… милицию…

– Ну ладно, Маша, – тронул ее за плечо Павел, – успокойся. Я вот сейчас, вынесу, – приподнял он ведро с мусором, – переоденусь и тоже подойду. А туда, – посмотрел он в сторону приоткрытой двери, – не заходите.

Оперативная группа, возглавляемая заместителем начальника уголовного розыска городского управления милиции майором Васьковым, прибыла на место происшествия через тридцать минут после вызова. Чуть позднее прибыла и группа следователей городской прокуратуры, возглавляемая следователем по особо важным делам, Моховым.

Васькова Павел знал с осени 1989 года. Познакомились на открытии мемориала воинам-интернационалистам, погибшим в Афганистане.

Бывший сержант-разведчик Шиндантской бригады стоял тогда с Павлом рядом. Рядом они были и у полевой кухни, когда поднимали «третий» тост.

Ну, а потом…. Потом у мемориала ежегодно встречались пятнадцатого февраля, в день вывода советских войск из Афганистана. Встречи постепенно, несмотря на разницу в возрасте и жизненном опыте, переросли в дружбу, которая продолжается уже более десятка лет.

С годами Васьков, казалось, не менялся. Как и в те времена, когда был студентом юридического института, так и сейчас, когда стал майором и заместителем начальника отдела уголовного розыска, все такое же моложавое лицо. Все те же взъерошенные, как у ежика, волосы. Все те же спокойные и ясные глаза. Разве, что на висках стали появляться серебряные нити.

Столкнулись они на лестничной площадке. Павел разговаривал о чем-то с востроглазой старушонкой. Рядом стояли старик-инвалид, и средних лет женщина.

Васьков пожал Павлу руку, поздоровался кивком головы с другими и, узнав, что тело обнаружила Мария, вместе с ней, и сопровождавшими его сотрудниками, скрылся за дверью квартиры деда Ивана.

– Когда это случилось, Михалыч? – спросил он судмедэксперта, который осматривал лежащее на полу тело.

– Где-то, между часом и двумя ночи. Точнее скажу сразу после вскрытия, – ответил тот, поднимаясь с колен.

– Понятно, – кивнул Васьков, и попросил одного из сотрудников пригласить ожидавшего на площадке Павла.

Уединившись на кухне, закурили. Павел подробно рассказал, что ему стало известно о происшествии от соседей, и то, немногое, что лично знал о потерпевшем.

Договорившись созвониться, Павел, сославшись на занятость, поспешил попрощаться. Выходя из квартиры, столкнулся с двумя мужчинами.

Эти двое были сотрудниками следственного отдела городской прокуратуры, которые проводили опрос соседей потерпевшего. Увидев, что Павла провожает Васьков, останавливать, и опрашивать его, они не отважились.

– Сюда, – попросил Васьков, пропуская сотрудников прокуратуры в залу.

Старший следователь по особо важным делам городской прокуратуры Мохов, невысокого роста с огромной лысиной человек, какое-то время, молча, смотрел на прикрытое простыней тело, затем пробормотал что-то нечленораздельное своему спутнику и, повернувшись к Васькову, спросил:

– Когда и от чего наступила смерть?

– Около часа ночи от удара ножом в сердце.

– Следы борьбы есть?

Васьков посмотрел на стоящего рядом доктора.

– Да. Достаточно, – ответил тот, внимательно посмотрев на Мохова. – Старик попался жилистый. Под ногтями правой руки фрагменты кожного покрова. Похоже, оставил след на лице или шее убийцы…

– Личность потерпевшего установили? – Мохов перевел взгляд на Васькова.

– Да, – ответил тот. – Старик, бывший ученый – химик одной из закрытых исследовательских лабораторий, которая была в нашем городе, и прекратившей свое существование, стразу после развала СССР. По паспорту значится, как Петров Иван Захарович, возраст семьдесят пять лет, вдовец. Опознан соседями, что подтверждено, как я уже сказал, паспортными данными, и рядом других документов.

– Грабеж? – Мохов внимательно посмотрел в глаза Васькова и, явно ожидая, что тот даст положительный ответ, доверительно коснулся его плеча. Однако тут же был разочарован.

Васьков повернулся к стоящему рядом, своему сотруднику Саше Томилину, и с выражением попросил:

– Александр Григорьевич, доложи, пожалуйста, хотя и предварительные, результаты осмотра места происшествия.

– На грабеж, товарищ майор, тут не тянет, – прокашлявшись, начал излагать свои выводы Томилин. – Деньги, около пятисот баксов, кой-какие золотые вещички, – все на месте. Лежат, открыто, в ящике комода. Судя потому, – снова кашлянул он, – что по всей квартире, а в основном здесь, в зале, все разбросано, – Томилин показал на раскиданные около книжного шкафа книги, журналы, и какие-то общие тетради, – искали, или какую-то книгу, или, скорее всего, тетрадь с какими-то записями…

– Хорошо, – остановил его Мохов, – и, кивком, дав понять, что разговор окончен, скрылся в спальне, где уже довольно долго находился его сотрудник.

Через какое-то время появились оба и, не прощаясь с сотрудниками милиции, покинули квартиру. А вскоре, следом за ними, на носилках вынесли и тело деда Ивана.

Вечером Васьков и Павел встретились в «своем» подвальчике на набережной.

Столик в углу, который они считали «своим», был свободен. Зная обоих уже много лет, официант без заказа принес по сто грамм водки, два бокала пива, а на закуску аппетитное филе из жирной атлантической селедки, и на отдельной тарелочке, горку черного хлеба.

– Ну и что ты обо всем этом думаешь? – чуть приглушенным голосом спроси Павел, когда они прикончили водку и взялись за атлантическую сельдь.

Васьков неопределенно пожал плечами, вытер салфеткой лоснящиеся жиром селедки губы и, отбросив ее в строну, закурил.

– Однозначно не ответишь, – пробурчал он, пуская к потолку колечко дыма.

– Похоже, что-то от него требовали. А когда он ответил отказом, пытались воздействовать физически. Не выдержав, тот попытался сопротивляться, ну и был убит.

– Возможно, – согласился Павел, и потянулся к лежащей на столе пачке сигарет.

– Миша, а ты не узнал, где старик вкалывал до пенсии? Может быть, все оттуда плывет?.. Все соседи говорят, что он ученый-химик…

Васьков с интересом посмотрел на Павла, буркнул что-то про себя, а вслух сказал:

– До пенсии дед работал здесь, у нас в городе, в одной «закрытой» лаборатории…. Химической, – выдержав паузу, дополнил он и продолжил. – Чем он там занимался? Все покрыто мраком. Никаких архивных документов нет, как нет и самой лаборатории. Там сейчас какое-то общество с ограниченной ответственностью, «купи-продай». Я обратился к твоим бывшим коллегам. Там мне сказали, что после развала СССР, все документы, оборудование, срочным порядком были отправлены в Москву. Все старички, в том числе и наш Петров, были отправлены на пенсию, а перспективная же молодежь, тоже была взята в Москву. Попытались найти и других старичков – пенсионеров, но дед Иван, как ты называешь нашего потерпевшего, в этой плеяде оказался последним…. Вот так-то, Александрыч…. И где теперь искать нужную ниточку, хрен его знает. – Васьков в сердцах выругался и, внимательно посмотрев на Павла, коротко добавил: «Вся надежда только на тебя…».

– Не понял. – Павел удивленно посмотрел на своего молодого друга.

– Подожди, – кивнул ему Васьков, подзывая официанта. Заказав еще по сто грамм и две порции сельди:

– В вашей «конторе» мне подсказали, что лаборатория была тогда под «крышей» КГБ, и возможно кто-то из бывших сотрудников, курировавших тогда ее, сидит себе сейчас на даче…. Вот и посоветовали мне разыскать кого-нибудь из них. Короче говоря, дали мне понять, чтобы я пошел, куда подальше…

– Подожди, подожди, – остановил его Павел. – Кажется, я смогу тебе помочь. Когда я вернулся с Афгана, через какое-то время познакомился с одним старшим опером, который тогда, похоже, и курировал какую-то лабораторию. Последний раз я его видел, дай Бог памяти, приблизительно четыре года назад…. Точно, четыре, – Павел утвердительно кивнул головой…. Главное, чтобы он был, как говорят, во здравии…. Тогда может быть, что-то и прояснится…

– Заранее спасибо, Александрыч, – облегченно вздохнул Васьков и, поднимая рюмку, сказал. – За успех…

– Вот что, Миша, – Павел, отправляя в рот дольку сельди, внимательно посмотрел на Васькова. – Чтобы предметно говорить с этим бывшим опером, мне нужно знать, что ты успел накопать про старика и его окружение.

– Немного, но кое-что есть, – кивнул Васьков, затягиваясь сигаретой.

– Старик был вдов. Жену похоронил в девяностом. Единственный сын, как и отец, химик, проживает и работает в Москве. Женат. Двое детей…. Мы ему дали вызов, так что сегодня, он уже, наверное, в городе…. Потерпевший ни с кем не дружил, хотя со всеми был очень доброжелателен…. Да, что я тебе рассказываю, – неожиданно рассмеялся Васьков, – ты же сосед по подъезду, лучше меня должен знать…. А вот собака…. – Васьков убрал улыбку.

– Что, собака? – Павел потянулся к бокалу с пивом. – Почему прикончили? Да чтобы не гавкала…. Хотя, постой. – Павел приподнял палец. – А почему никто не слышал ее лая, когда убийца пришел на квартиру деда? Значит, они были раньше знакомы, и собака знала его…

– Может быть, может быть, – задумчиво протянул Васьков, но с этой таксой получается довольно интересная штука…

– Ну-ну, – Павел отставил бокал в сторону, и с интересом посмотрел на товарища.

– Профессору, доктору химии, который никогда не имел никакого отношения ни к таможне, ни к пограничникам, вдруг одна из этих служб прямо с границы привозит и дарит ему профессиональную ищейку наркотиков…. А? Зачем?

– Откуда тебе об этом известно?

– От сына, в ходе состоявшегося с ним телефонного разговора. Я тогда звонил из квартиры потерпевшего. Номер телефона обнаружил в записной книжке, которая лежала в одном из ящиков комода.

– Постой, постой, – вдруг оживился Павел, – а не работал ли дед Иван с наркотиками, а собака ему была нужна, как помощник в его исследованиях?

– А что? – Васьков посмотрел на Павла, – вполне может быть…. Убийце, по всей вероятности нужны были бумаги, связанные с его исследованиями.

– Вот, то-то и оно, – поднял кверху палец Павел. – Именно!

Когда на следующее утро Васьков появился у себя в кабинете, на его рабочем столе уже лежали фотоснимки с места происшествия, и другие материалы по его осмотру. Не идентифицированных отпечатков пальцев, за исключением потерпевшего, не было.

Перебирая фотоснимки, он остановился на изображении книжного шкафа, в котором наверняка было не менее сотни книг, из которых большинство были по химии, физике, и математике. Вот снимки развала рабочих тетрадей, отдельных листов, на которых были видны, то ли химические, то ли математические формулы.

Отложив фотоснимки в сторону, он откинулся на стуле и, прикрыв глаза, задумался. Задумался о том, сколько еще дней осталось замещать начальника отдела, который находился в отпуске. Получалось, что еще более двух недель. Это значит, что еще более двух недель ходить ему на ежедневный доклад к начальнику управления. Хорошо еще, что не областного, а городского, подумал он, вспоминая о крутом нраве областного начальника.

Он невесело усмехнулся и потянулся в карман за сигаретами.

– Такого еще не было, – в сердцах чертыхнулся он, закуривая сигарету. – Никаких зацепок, одни умозаключения…. Ни врагов, ни друзей, ни грабежа…. С чем сейчас идти на доклад, хрен его знает. Остается, хотя маленькая, но надежда на Александрыча, который может быть найдет, кто курировал эту чертову лабораторию. Да и сын деда, который уже приехал, и к которому нужно идти, чтобы побеседовать, тоже возможно, что-то прояснит.

Сообщив на работу, что до обеда будет занят в городе, Павел запустил свою подержанную «пятерку», и поехал за город, в дачный поселок, к своему старому знакомому Володе Вострянкину, который, как ему сказали в пенсионном отделе управления, и курировал эту закрытую химическую лабораторию.

Узнал Павел его не сразу. Когда выбрался из машины перед нужным строением, сразу столкнулся с седобородым незнакомцем, который стоял у калитки и внимательно рассматривал Павла. В одной руке его дымилась сигарета, другая упиралась на трость.

Павел, было, раскрыл рот, чтобы задать вопрос, но неожиданно замер. В старике он узнал старшего опера в отставке Вовку Вострянкина.

– А я все смотрю, Пашка это, или нет? – ощерился тот, показывая в улыбке великолепную вставную челюсть. – Какими судьбами?

– Да вот ехал мимо, дай, думаю, загляну, проведаю старого товарища…

– Что-то больно долго ехал, – беззлобно хмыкнул Вострянкин, – годика, так четыре, до меня добирался…. А?

– Ладно, ладно. Не язви, старый хрен, веди лучше в свою хибарку…. Не бреешься-то чего, – обнимая старого друга, – спросил Павел. – Зарос, как леший, и не узнаешь ни хрена…. Дед и дед…

– А я и есть дед, – хохотнул Вострянкин, – пара внуков уже. А борода? – он провел по ней рукой, – а борода не помеха. По бабам не хожу. Нет тут их. Своя, правда, появляется, да и то на выходные. Так сказать, с проверкой. А так, покопался на грядках, а потом на рыбалку, кивнул он на блеснувшую сквозь кустарник водную гладь небольшого озерца.

– Ладно, пойдем, – кивнул он Павлу. – Ехал он, видите ли, мимо, и решил проведать…. Хрен там проведать. Я сам такой. Так что говори, что надо…

– Подожди, – Павел открыл заднюю дверцу и взял сумку.

– Вот так и живу, – Вострянкин кивнул на небольшой аккуратный домик, прятавшийся среди цветущих яблонь и вишен. – Правда, угощать-то мне тебя, к сожалению, нечем, – сказал он, косясь на сумку, которую Павел держал в руке, – разве что чаек, со смородиновым листом…

Поймав его взгляд, Павел посмотрел на растерявшегося товарища, рассмеялся, и со словами: «Принимай, Володя, гостинец…», – поставил сумку на стол.

Увидев на столе пару бутылок «Горилки с перцем», буханку свежего хлеба, колечко «краковской», шматок сала, Вострянкин широко раскрыв глаза, уставился на нежданного гостя.

– Нуу-у-у, – протянул он, – уважил, так уважил. – И сразу, засуетившись, вытащил откуда-то две банки маринованных огурцов и помидоров, и несколько пучков ранней и уже вымытой редиски.

Когда закуска была приготовлена, Павел кивнул на бутылки, сказал:

– Одну спрячь про запас.

– Ага, это точно, Пашенька, – снова засуетился Вострянкин и, подхватив бутылку, скрылся за дверью.

– Иэх, хорошо – то как! – крякнул он, когда пропустили по одной и приступили к закуске.

– Уважил, Паша, ох, как уважил, – снова повторил Вострянкин, хрустя редиской. – А то бражка, да бражка. Любаня-то моя, посадила меня на «сухой закон», вот бражку-то втихаря и ставлю. Благо варенья навалом…

– Самогон-то чего не гонишь? У тебя ж тут все условия…

– Так бражка-то не успевает дойти, – хохотнул Вострянкин, – выпиваю ее, родимую, вместо квасу…

Когда выпили по второй, он, внимательно посмотрел на Павла, и сказал:

– А теперь, Паша, выкладывай, что надо…

– Значит, Паша, говоришь, соседа твоего грохнули, – задумчиво проговорил он, отправляя в рот дольку соленого огурца.

– Похоже, так, Володя, – кивнул Павел, выкладывая на стол пачку сигарет. – И хитро посмотрев на него, добавил, – и ты его должен хорошо знать…

– Постой, постой, – выпрямился тот на табурете, доставая из пачки сигарету. – Это кто же такой?

– Да дед один, Володя. Профессор химии, – ответил Павел, давая прикурить Вострянкину. – И трудился, говорят, в какой-то «хитрой» лаборатории. И эту лабораторию курировал якобы ты…

– Как фамилия – то его? – насторожился Вострянкин, затягиваясь сигаретой.

– Петров…. Иван Захарович Петров…. У него, говорят, собачка какая-то была на работе, по кличке Мальчик.

– Так, так…. Так, так, – задумчиво постучал пальцами по столу Вострянкин. – Как же, как же, помню я этого старикана. Тогда он был еще в самом, так сказать, соку. Было ему тогда примерно лет пятьдесят, может больше…. Но выглядел он моложе своих лет. Боевой был мужик. Даже бабу у своего лаборанта тогда увел…

– Вот даже, как? – улыбнулся Павел, отправляя в рот редиску.

– И кобелька его помню, – словно не расслышав реплику Павла, продолжал тот. – Привезли эту таксу тогда с ОКПП «ЧОП». Старик проводил тогда какие-то исследования с наркотиками. Вот для этого ему и понадобилась собака – ищейка…. Даст понюхать, спрячет, потом заставляет искать…. Да…. Занятный был старик, – вздохнул Вострянкин и, скороговоркой пробормотав: «Царствие ему небесное», – рассмеялся:

– Не поверишь, Паша…. Он однажды на три буквы послал меня…

– Да ну? – удивился Павел, – как это?

– А вот так…. Я хотел его вербануть, а он как попрет на меня: «А не пошел бы ты, – говорит, – майор, на…! Меня, между прочим, доктора наук, ваш генерал еще три года назад пытался завербовать, да ни хрена не вышло».

– Ну, а ты что?

– А что я? – пожал плечами Вострянкин, – пришлось свести все на шутку, и извиняться…. А начальнику отдела, который на меня давил, я доложил все, как есть, и передал слово в слово ответ старика.

– А тот?

– А что тот? Да ни хрена…. Дал понять, что никаких указаний на вербовку старикана мне не давал…. А все подготовленные бумаги приказал немедленно уничтожить по акту.

Похороны старика были довольно скромные. Кроме сына – Виктора Ивановича, да некоторых соседей по подъезду, на кладбище никого не было. Оперативник, находившийся там, никого посторонних не заметил.

С сыном покойного, Петровым Виктором Ивановичем, Васьков встретился на третий день после похорон «на нейтральной территории», в кафе, через дорогу от дома, где проживал покойный.

Васьков сразу предупредил Виктора Ивановича, что беседа будет носить неофициальный и, конечно же, не протокольный характер.

Младший Петров, мужчина выше среднего роста, моложавый, лет сорока пяти, с открытым добрым взглядом, – произвел на Васина положительное впечатление.

Есть такая категория людей, которые сразу, без предварительного с ними знакомства, производят на окружающих всегда положительное впечатление. И, видимо, младший Петров, оказался именно из этой категории людей.

Принесли заранее заказанное Васьковым кофе. Предлагая Виктору Ивановичу сигарету, Васьков почувствовал, как тот с интересом его рассматривает.

Васин дал прикурить собеседнику, прикурил сам. Затянувшись сигаретой, младший Петров грустно улыбнулся и тихо сказал:

– Спрашивайте. Постараюсь рассказать все, что знаю, лишь бы это помогло найти убийцу папы.

– «Папы», а не «отца», – отметил про себя Васьков ту теплоту, с какой произнес это слово Петров младший, и подумал: «Как он его любит…».

– Я очень сочувствую вашему горю, но поговорить с вами обязан, – тихо проговорил Васьков. – Скажите мне, пожалуйста, – спросил он, – Когда вы были последний раз у отца?

– Два месяца назад. Приезжали всей семьей. Я, жена, оба сына. Отмечали папин день рождения.

– Вы, или быть может ваши близкие, не заметили каких-либо странностей в его поведении? Может быть, жаловался на кого-то, или что-то?

– Кажется, нет, Михаил…. Михаил…. Простите, запамятовал ваше отчество, когда вы представлялись тогда по телефону.

– Федорович, – улыбнулся в ответ Васьков.

– Да, да. Федорович…. Именно, Федорович…. Так вот, Михаил Федорович…. Кажется, нет. Хотя…. Хотя постойте…. Да, точно! Отец жаловался, что стал почему-то плохо работать телефон. Кто-то звонит, потом извиняется, что ошибся номером и бросает трубку.

– И часто так случалось? – Васьков оживился и посунулся корпусом к столику.

– Нет. Этого мне не известно, – Виктор Иванович пожал плечами. – Отец просто жаловался на плохую связь. Это и у нас в Москве бывает – набирают один номер, а попадают на другой…

– Простите, Виктор Иванович, а отец не говорил, в какое время были эти звонки? – тактично перебил его Васьков.

– Нет, не говорил…. Да и я, как-то не придал этому значения…. Такое часто происходит…

– Да, да. Вы правы, – снова улыбнулся Васьков, – мне тоже приходилось с этим сталкиваться…. У меня вот такой вопрос, Виктор Иванович, – Васьков аккуратно сбросил пепел сигареты в пепельницу. – Когда наводили порядок в квартире, вы не обратили внимания, что возможно чего-то, все-таки не хватает?

– Да, обратил. Я сказал об этом вашему сотруднику, который вчера вечером приходил на квартиру. – И поймав недоуменный взгляд Васькова, настороженно спросил: «А разве вы не знали об этом? Такой лысый…. И удостоверение сотрудника прокуратуры предъявил. Я фамилию его запомнил – Мохов…»

– Да, конечно. Старший следователь Мохов. Я просто его сегодня еще не видел, – пробормотал скороговоркой Васьков и, пытаясь скрыть смущение, попросил проходящего мимо официанта принести еще кофе.

– И что же вы заметили, что отсутствует? – спросил он, провожая взглядом официанта.

– Нет обручальных колец папы и мамы.

– Странно, – пробормотал Васьков, – золотой крестик с цепочкой, пятьсот долларов, – на месте…

– Вот и я об этом сказал этому лысому следователю. Все на месте, а колец, нет.

– А где они лежали?

– В серванте, рядом с хрустальной вазочкой, в коробочке.

– Но может быть отец, простите, ваш папа, переложил коробочку в другое место?

– Исключено. Папа был суеверным человеком. Эту коробочку положила туда еще мама, когда заболела. Она была пустой. Когда мама умерла, он снял с ее руки кольцо и положил в эту коробочку. А чтобы, как он сказал, быть всегда с ней рядом, положил туда и свое кольцо. Я думал, что ваши люди обратили внимание на то, что на стекле, где лежала коробочка, от нее остался след.

– Да, конечно, – неопределенно качнул головой Васьков, чувствуя, что начинает краснеть под пристальным взглядом Петрова-младшего, который, сам того не понимая, забил ему «гол».

– Еще что-нибудь заметили? – выдержав паузу, задал он новый вопрос.

– Да. Нет рабочей тетради с черновыми набросками его озарений…

– «Озарений?», – не понял Васьков.

– Простите, может быть вам не понятно, но так папа называл свои мысли, которые иногда приходили ему в голову.

– Понятно, – качнул головой Васьков. – И все связано с химией?

– Да, именно с химией. Он всегда жаловался, что мы живем в такое время, когда никого не интересуют ни открытия, ни изобретения… Мы живем, – как говорил он, – в мире безразличия, и пытался что-то делать… – проводить своего рода научные исследования на дому, – тактично направил разговор в нужное русло Васьков.

– Именно так, – кивнул Петров-младший. Тетрадь лежала в ящике рабочего стола папы. Он, в принципе никогда ее и не прятал. Папа всегда говорил, что в каракулях, которые там, никто никогда ничего не поймет. Даже я, как и папа, ученый химик, один раз с его разрешения взял тетрадь, но как, ни бился, ничего понять не мог…. Просто удивительно, кому она могла понадобиться, если там, простите, в этих каракулях, сам черт ногу сломит.

– А вы спрашивали его, о чем там идет речь?

– Спрашивал, – усмехнулся Виктор Иванович. – Но папа тогда просто рассмеялся, и сказал, когда придет время, тогда все расскажет. Он говорил, что о его работе знает только «заказчик», который, после распада СССР, просто о нем забыл.

– А кто «заказчик»?

– По-моему, он как-то сказал, что это какая-то спецслужба.

– Вы помните, как выглядела эта тетрадь?

– Да. Общая тетрадь в коленкоровом переплете на восемьдесят страниц.

– Вы рассказали сотруднику прокуратуры, Мохову, о пропаже тетради?

– Нет.

– Почему? – удивленно поднял брови Васьков.

– Ну, как вам сказать…. Вел он себя, ну скажем прямо, по-хамски, что ли…

– Хгм, – только и хмыкнул Васьков, но от уточнений решил воздержаться.

– Да, вот еще что я ему рассказал, – Петров достал из пачки новую сигарету и прикурил. – Отец в последнее время, ну, где-то, примерно за месяц до трагедии, стал замечать, что за ним следят…

– За месяц? – переспросил Васьков. – А вы, как об этом узнали?

– Понимаю, понимаю, – улыбнулся Виктор Иванович и, пригубив чашечку с кофе, пояснил: «Я регулярно звонил папе, интересовался о самочувствии, проблемах. Как-никак он был один…. Вот он и сообщил тогда, что уверен, что за ним кто-то следит».

– Он что, заметил за собой наблюдение?

– Нет. Он сказал, что чувствует, что за ним следят…

– А как это воспринял следователь Мохов, которому вы об этом рассказали?

– А, этот? Так он просто рассмеялся, сказал, что это обыкновенный, для возраста папы, старческий маразм.

– Еще такой вопрос, Виктор Иванович. Вы не можете объяснить, почему у папы не было друзей? Конечно, я понимаю, ликвидация научно-исследовательской лаборатории, прекращение исследования, наверное, все это отложило на него какой-то отпечаток? Он что, никому не доверял?

– Да, он не доверял людям…

– Никому?

– Ну, почему же…. Доверял маме, мне…. Но о работе, ни ей, ни мне, никогда ничего не рассказывал. А доверять, кому-то, как себе, – улыбнулся Петров, – он доверял, пожалуй, только одному Мальчику. Это такса у него была, которая ему помогала проводить эксперименты. Мальчик был ему не просто помощником, но и старым другом. Мальчику уже было, для его собачьего возраста, довольно много лет…

– Понимаю, – кивнул Васьков, – он скрашивал ему одиночество.

Моросил мелкий дождь. Бросая настороженный взгляд на темнеющий горизонт, который в любое время мог разразиться ливнем, Васьков поспешил к своей машине. Он поправил во внутреннем кармане диктофон, на который была записана беседа с Петровым – младшим, и забрался в кабину.

– Интересно, – усмехнулся он, – был бы Петров с ним откровенен, если бы знал, что разговор пишется. И сам же себе ответил: «Наверное, да. Он заинтересован в поимке убийцы отца.

Но, увы…. Беседа остается только беседой. Все материалы уголовного дела по факту убийства старика-химика у него забрали. Теперь им занимается городская прокуратура. Как все получилось? Да довольно просто. Утром его вызвал к себе начальник Управления, и, кивнув на сидящего, на стуле, знакомого ему следователя по особо важным делам городской прокуратуры Мохова, коротко сказал: «Дело передай им». И все, никаких разъяснений…. А зачем тогда пошел на встречу с Петровым-младшим? А потому, что назначил ее еще вчера, а отменять назначенные встречи, было не в его правилах. Не позволяла чисто человеческая этика. И, конечно же, не последнюю роль сыграл и чисто профессиональный интерес.

О том, передавать, или нет запись беседы Мохову, он пока не решил.

Дождь, похоже, разошелся не на шутку. Лобовое стекло было располосовано такими потеками, что с трудом различались и спешащие человеческие фигуры, и смутные контуры пробегающих мимо машин.

Через двадцать минут он уже был у себя в кабинете и заваривал крепкий чай.

Калинник позвонил ему к концу рабочего дня. Договорились встретиться через час, и ровно через час сидели за «своим» столиком, в «своем» кафе на набережной.

– Как всегда? – поздоровавшись, спросил появившийся перед столиком официант.

– Да, – кивнул Васьков, – но добавь ко всему еще что-нибудь мясного.

Павел давно не видел своего младшего товарища в таком возбужденном состоянии, которое, в прямом смысле этого слова, прямо таки и прорывалось сквозь его профессиональную сдержанность.

Выслушав его довольно эмоциональный рассказ о встрече с Петровым-младшим, Павел признал обоснованность его переживаний. То, что дело передали в следственный отдел городской прокуратуры, на первый взгляд ничего не значило. Такие рокировки – дело ведет милиция, потом его забирает прокуратура, и наоборот, – были не редки. Однако, если увязать все с информацией полученной Васьковым от Петрова, и информацией полученной им от Вострянкина, которой он уже успел поделиться со своим другом, события, которые начали развиваться вокруг убийства деда Ивана, стали приобретать совершенно иной характер. Просматривался явный след, хотя и позабытой, но вдруг воскресшей, профессиональной деятельности, потерпевшего.