Текст книги "Болтливая служанка. Приговорённый умирает в пять. Я убил призрака"

Автор книги: Станислас-Андре Стееман

Соавторы: Фред Кассак,Жан-Франсуа Коатмер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

Арле повесил трубку. Какая досада! Не может быть и речи, чтобы отправиться в Буаке самому: это больше трехсот километров от Абиджана.

Арле отошел было от телефона, но тут же вернулся и набрал еще один номер.

– Я хотел бы поговорить с комиссаром… да, срочно. Комиссар Фонтен? Арле. Я сейчас в «Калао». (Из трубки послышалось ворчание: «И что вам неймется, господин Арле?») Макс Вотье покинул это заведение в три часа ночи после телефонного звонка… Да, ему звонили, причем якобы от меня. Вы вольны по-прежнему считать, что все это ерунда, но я счел нужным поставить вас в известность.

Арле бросил трубку, рассчитался за разговор, попрощался с девицей, все еще наводившей марафет, и вышел.

Он сел в машину У него опускались руки. С самого утра он вертелся по кругу, натыкаясь то на одно, то на другое препятствие, словно слепой шмель. Правильно говорил комиссар: не его это дело. За пределами своего кабинета он на редкость бестолков. Даже не смог заставить Фонтена всерьез отнестись к своим опасениям. Если честно, ему оставалось только одно: поехать к Франсуазе, признаться в своей неудаче и подготовить ее к неотвратимому.

Но и на это он был неспособен. Стоит Франсуазе открыть дверь, стоит ему встретить ее лихорадочный взор…

Вписавшись в оживленный полуденный поток машин, он направился в сторону Плато и затормозил лишь у гостиницы. Но там его ждало новое разочарование: Эдуара не было. Брат предупредил, что в гостинице обедать не будет. На миг Арле пришла мысль, не отправиться ли ему на поиски Эдуара, но он тут же осознал бессмысленность этой затеи. Слепой шмель. Зачем ему Эдуар? Поплакаться в жилетку?

Часы показывали двадцать минут первого. Арле зашел в закусочную на улице Шарди и заказал сосиски с капустой. Мысли его витали далеко.

Небо было пасмурным – осточертевшее африканское небо, источавшее сырость. С улицы донесся резкий звук клаксона, сигнал, еще сигнал – всё ближе. Пожарная команда. Арле прислушался: пожарники проехали по бульвару Клозель, и сигнал стал затихать. «Верно, двинулись на Трешвильский мост», – подумал Арле. И вспомнил о Максе. Ему представилось, что Макс лежит на откосе с разбитым лицом или в воде у берега. Как Роберта.

У него расшатались нервы. Кажется, не миновать самой настоящей депрессии – распространенного в этих краях недуга. А дальше – возвращение во Францию для поправки здоровья, психиатрическая лечебница под Парижем… Знакомая история. Или пуля в лоб: такое тоже случается. Самое радикальное средство для успокоения нервов. С губ Арле слетела дурацкая поговорка, бытующая в колониях:

– Цереусы цветут – белые мрут.

Цереусы еще не зацвели, но Арле было известно, что смерть порой приходит раньше срока.

Он поднял кружку и тут же с отвращением поставил на стол: в пиве барахталась зеленая муха. В этом районе полно мух и полно складов, принадлежащих сирийцам. Тут прямая связь: любой в Абиджане скажет, что сирийцы привыкли жить в грязи.

– Кофе, патрон?

Чтобы убить время, Арле кивнул. Не зная, чем заняться, он подозвал мальчишку, продававшего «Утренний Абиджан». В глаза бросились два крупных заголовка: вечером ожидается возвращение Уфуэ-Буаньи с конференции в Уагадугу: министр по делам молодежи обратился к нации с проникновенным призывом: «За работу, соотечественники!»

Вторая страница была посвящена Рождеству Собор Святого Павла приглашал посетить ночную мессу на открытом воздухе. Городские рестораны предлагали праздничный ужин: белая кровяная колбаса, устрицы, рождественский торт «в добром старом, но не стареющем духе».

Арле отложил газету. Ему было горько при мысли о Рождестве в пустом доме в Кокоди. Не того он ждал. В этот год они с Робертой решили справить Рождество на вилле вдвоем. Они хотели отослать слугу, Роберта собиралась заказать все необходимое в ресторане на Торговой улице. Потом они бы отправились в модное кафе «Шотландия». Рождество влюбленных, сулила Роберта…

Арле поднес кофе к губам, выпил, обжигая нёбо, и попросил счет.

Вернувшись на улицу Шарди, он без особого удивления услышал от гостиничного портье, что брат еще не приходил. Было без четверти два. Он увидит Эдуара не раньше чем в половине третьего, когда кончится перерыв.

А что делать до тех пор? Возвратиться в Кокоди? Но он и так приедет вечером на пустую виллу довольно рано. Арле не отваживался признаться себе, что малодушно оттягивает время. Он боялся телефона, боялся измученного голоса Франсуазы: «Узнали что-нибудь, Аль?»

Арле вернулся на стоянку. Теперь он взял курс на Аджамэ, не питая, правда, особых иллюзий. Салику – еще одна пропавшая марионетка в его театре теней.

Как и накануне, он остановил машину на подступах к кладбищу и пошел по грязным улочкам. Вскоре он отыскал давешний двор, калитку и вошел внутрь. На табуретке перед дверью с достоинством патриарха восседал белобородый старец. Посреди дворика две женщины, стоя на коленях, жарили на решетке рыбу. Там и сям копошились в поисках корма куры. Покашливая от дыма, Арле подошел поближе. Старец церемонно поклонился.

– Здравствуйте, месье, – прошамкал он беззубым ртом, и Арле обратил внимание на его почерневшие от колы губы.

Изъяснялся старик на относительно правильном языке. Да, Салику ушел ночью. Сколько было времени? Старец обратился на своем наречии к женщинам. Одна из них поднялась. На ней была простая набедренная повязка, груди ее покачивались, как два бурдюка. Она что-то проворчала, всплеснула руками и снова принялась раздувать огонь. Старик перевел: Салику ушел около трех часов.

Арле приблизился к занавесу из бутылочных пробок. Лачуга была пуста. Салику все прихватил с собой, явно не собираясь возвращаться.

Поблагодарив патриарха, Арле вернулся к машине. Он уже сел за руль, но, вдруг почувствовав угрызения совести, вышел и направился к воротам кладбища. Он был здесь лишь в день приезда и недолго, перед тем как отправиться во Вриди. Арле с удивлением подумал, что с тех пор прошло всего два дня: ему казалось, что протекла целая вечность.

Могила уже не выглядела свежей: буря осыпала лепестки красной гвоздики. Остались только увядшие стебли и поблекшие запачканные красноватой землей чашечки цветов. Крест тонул в кишащей насекомыми траве.

Арле прищурился. Солнечный свет, сочившийся сквозь грязные ватные облака, отражаясь в надгробных камнях, слепил глаза. Кокосовые пальмы не давали тени. Арле подумал об уютных деревенских кладбищах во Франции, дремлющих под шелест кипарисов. Он не имел права оставлять Роберту гнить в этой чужой земле. Это все равно что вторая смерть, постигшая многих колонистов. Европейцы-бедняки, не имевшие возможности выбирать, где им покоиться… Неимущие из Прованса или Армора, приехавшие на заработки в колонию и надорвавшиеся, унесенные лихорадкой, – их костями, забытыми в красной глине, усеяна земля от Бассама до Сассандры, от Корого до Данане.

В понедельник он наведет справки в мэрии, как можно увезти тело Роберты во Францию. И сам поедет с ним. А в Африку не вернется – это решено. Он так и скажет Эдуару, когда они встретятся. Эдуар возражать не станет, он уже давно советовал Арле продать свою долю.

Дикая ненависть распирала Арле, он ненавидел эту неестественную растительность, это безжалостное небо. В памяти всплывали слышанные в детстве, на уроках географии, слова о негостеприимных землях тропической Африки, об убийственном для европейцев климате. Убийственный: это слово рассмешило бы поселенцев 196… года, которые так гордились тем, что отказались от шлемов и противомоскитных сеток. Тем не менее слово точно в своей жестокости. Африка убила Роберту, наверняка она угробила и его друга Макса.

Арле вернулся к машине, однако, как он ни старался, завести ее не смог. Прибор на щитке показывал, что аккумулятор разряжен. Надо было вовремя позаботиться: еще утром, когда он уезжал с виллы, машина завелась с трудом. Правда, с тех пор у него было много других забот…

Тотчас сбежались негры. Подбадривая друг друга истошными воплями, они разогнали машину, и мотор заработал. Прямо через окно Арле с размаху бросил пригоршню монет. В ответ раздались ликующие крики.

В субботу после полудня большинство автомастерских было закрыто. Арле долго мыкался, прежде чем отыскал сговорчивого парня, который согласился заняться его машиной. Это был маленький любезный астматик-корсиканец, который бегал по заваленному ржавыми остовами автомобилей двору и орал что было мочи, костеря полдюжины квелых негров. Вскоре трое из них опустились на колени перед капотом «ситроена» и начали невозмутимо обсуждать неисправность, поочередно хватаясь за разводной ключ.

Договорившись с корсиканцем, что он заберет машину в пять, Арле вышел из мастерской. У него оставалось около часа: он успеет пешком добраться до конторы. По Торговой улице и бульвару Кард он дошел быстро. Двор конторы был пуст. Сторожа Жерома, который всегда дремал у входа, сидя на пыльном тротуаре, не было. И на складе, у бревен, – ни единого негра.

Арле недобрым словом помянул свою забывчивость. Ну конечно же! Накануне больших праздников фирма Арле давала служащим выходной. Он сам был инициатором этой традиции – и на тебе: забыл. Чего доброго, он опять упустит Эдуара!

В эту минуту под одним из навесов, окаймлявших двор, Арле заметил «Рено-2СѴ» Лемена. Он толкнул дверь приемной. Лемен уже бежал на шум, одетый по-рабочему, добродушный, с карандашом за ухом.

– Очень рад вас видеть, господин Арле!

– Что это вы так усердствуете, Лемен?

– Да вот надо закончить кое-какие дела, не люблю оставлять работу на потом. А сегодня никто не мешает…

Арле, растрогавшись, покачал головой. Именно благодаря таким, как Лемен, их заведение несмотря на все передряги держалось на плаву. Да, Лемен вполне способен его заменить. Он замолвит за него словечко Эдуару.

– Брата моего не видели?

– После обеда – нет. Но утром он заскакивал в контору. Ах да, вам звонили. Два раза.

– Кто?

– Женщина. Незадолго до полудня.

– Госпожа Вотье?

– Да. Она сказала, что перезвонит.

Арле отвел глаза.

– А второй раз – из комиссариата.

Сердце Арле екнуло.

– Комиссар Фонтен?

– Да, около двух, я как раз только пришел.

– Он ничего не передавал?

– Нет. Я дал ему ваш номер в Кокоди. Думал, вы еще там.

Арле поглядел на часы.

– Без четверти пять. Может, еще застану его.

Лемен вышел во двор вместе с Арле.

– Вы не на машине? – удивился он.

– Она в мастерской. Сел аккумулятор.

– Подбросить вас?

– Да, пожалуйста.

Через две минуты старенькая малолитражка Лемена остановилась перед комиссариатом на улице Делафос. Арле вышел и пожал Лемену руку.

– У вас неприятности, господин Арле? Может, я могу чем-нибудь вам помочь…

– Спасибо, надеюсь, все обойдется. Счастливого Рождества, Лемен.

– Вам тоже, господин Арле!

В комиссариате ему пришлось ждать: Фонтен был занят. Приемная гудела, как улей. Стайка негров-дьюла, возбужденно галдя, осаждала невозмутимого полицейского. Фараоны сновали туда-сюда. Время от времени из подвала доносились крики: там, похоже, избивали негра.

Когда Арле вошел в кабинет, Фонтен стоял у окна. Он резко повернулся, подошел к Арле и указал на стул.

– Уже три часа я пытаюсь с вами связаться! Куда вы запропастились? – спросил Фонтен, не скрывая раздражения, и, не дав Арле ответить, продолжил: – Я все-таки наведался в «Калао»! Сам!

Он нервно прошелся по кабинету и взорвался:

– У меня под рукой не было ни одного человека, которому я мог бы доверить такую работу!

Лицо Фонтена налилось кровью. Арле подумал, что когда-нибудь его хватит кондрашка.

Немного успокоившись, Фонтен уселся за стол. Внизу негр продолжал жалобно стонать подобно раненому зверю. Избиение происходило как раз под кабинетом Фонтена, слышен был каждый удар.

Фонтен язвительно прокомментировал:

– Этого у них не отнимешь! Как кого-нибудь отдубасить, тут они мастера!

Он зажег сигарету – первую с тех пор, как вошел Арле.

– Итак, перед обедом я отправился в «Калао». Говорил с Магдой. – Фонтен вздохнул. – Другая бабенка, Малу, исчезла с концами. Мне захотелось узнать о ней поподробнее. И меня тоже угостили рассказом о том, что Малу получила телеграмму о болезни мамаши и уехала во Францию. Никто не знает, как скоро она вернется и т. д. Разумеется, все это лапша на уши. Магда и сама это понимает. Только ничего другого из нее не вытрясти. Стоит насмерть. Она явно дрейфит. Однако у меня сложилось впечатление, что Магда действительно ничего определенного об этом исчезновении не знает. Я только что навел справки: в списке пассажиров имя Рюбино не значится. Формально барышня не покидала Берег Слоновой Кости. После «Калао» я заскочил в ее комнатку в Трешвиле: все шмотки на месте.

– Значит, она в Абиджане?

Фонтен развел руками и ничего не ответил.

– А что Вотье?

– Да, Вотье. Вот, как мне кажется, обстоит дело. Вотье наткнулся на все это случайно: вы ведь знаете, в «Калао» он надеялся раздобыть сведения, связанные со смертью вашей супруги. Он задавал вопросы, и его сочли слишком любопытным. Вотье действовал неофициально, об этом было известно. Он приходил в «Калао» дважды. Во второй раз его поджидали.

– Вы полагаете, Макса убрали?

– Я был бы рад ошибиться.

Фонтен открыл один из ящиков стола и бросил что-то на стол.

– Это вам знакомо?

Арле протянул руку, сердце его упало.

– Очки Макса!

Он узнал эти толстые линзы, металлическую оправу.

– Их доставили сюда утром. Сторож со склада лесоматериалов у бухты Кокоди. Ночью он услышал, как покатились бревна, подумал – вор… Он с товарищами обыскал весь склад, и вот подобрал.

Арле машинально вертел в руках очки.

– Телефонный звонок…

– Да, – сказал Фонтен. – Его туда заманили рано утром. Место самое подходящее. Два года назад там уже убили одного нашего инспектора. Но на этот раз тело не обнаружили. Эти балбесы-негры, конечно, ничего не видели, ничего не слышали…

– Что вы намереваетесь предпринять?

– Мы продолжим поиски на складе: я там оставил двоих. Судьи Малека нет, так что всё на мне. Но завтра Рождество, и…

Он бессильно развел руками. Негр внизу перестал кричать: по-видимому, его мучители переусердствовали.

Вечерело. Мальчишки-разносчики с криками гонялись друг за другом по бетонным навесам рыночных рядов. Во дворе комиссариата полицейские заводили свои мотоциклы. Арле думал о Франсуазе, ждавшей в пустой квартире.

Фонтен, казалось, прочитал его мысли.

– Вы уже были у госпожи Вотье?

– Нет, с утра не был.

– Лучше будет, если вы с ней поговорите. Скажите, что поиски продолжаются. Разумеется, никаких подробностей. Подготовьте ее, подберите нужные слова…

– Хорошо, – сказал Арле. – Поеду к ней.

Оба встали. Фонтен протянул Арле визитку.

– Конечно, если я что-нибудь узнаю… И вы тоже звоните, не стесняйтесь. Здесь мой домашний телефон, тридцать два – сорок один. Рождество я провожу дома – надеюсь, последнее в этой проклятой стране!

Арле совсем забыл о часе, назначенном корсиканцем. Когда он явился в мастерскую, было уже около шести. Ворота заперли, двор был пуст. Он окликнул хозяина, но вскоре понял, что придется смириться: до понедельника он машину не получит.

Не зная, что делать, Арле зашагал по тротуару. В полусотне метров от него высилось бетонное здание «60 квартир», кое-где уже расцвеченное огнями. Арле медленно пересек бульвар.

Франсуаза плакала, закрыв лицо руками. Ее хрупкие плечи судорожно вздрагивали.

– Поплачьте, вам станет легче, – сказал Арле.

При виде отчаяния Франсуазы он стоял, окаменев и до крови впившись ногтями в ладони. Как только Арле появился в дверях, Франсуаза все поняла и отправила ребенка погулять со слугой в сквер. Они остались вдвоем.

– Я только что от комиссара Фонтена. Он взял дело в свои руки. Это надежный человек… – выпалил Арле наспех приготовленные фразы.

Он напускал на себя беззаботный вид. Франсуаза не задала ни единого вопроса. Она рухнула в кресло и обхватила голову руками.

– Нет причин для беспокойства, уверяю вас! – мямлил Арле. – Пока ничего не ясно…

В комнате сгущался сумрак. В углу стояла искусственная елочка с иголками, словно подернутыми инеем, серебряными гирляндами и дождем.

Франсуаза плакала. Это был долгий жалобный стон, прерываемый рыданиями. Внизу, в сквере, щебетали детишки. Вокруг дома с омерзительным хриплым писком кружили летучие мыши.

– С самого утра, – начал Арле, – я пытаюсь разобраться. Перепробовал все что мог…

Он оправдывался, как будто совершил что-то Дурное.

– Как только что-нибудь узнаю…

Арле спустился на улицу сам не свой, лицо его горело. Быстро наступила тропическая ночь. На фонарях мерцали неоновые лампы.

Сгорбившись, Арле пересек сквер. Кто-то поздоровался с ним, но он не заметил. Глядя под ноги и ничего не соображая, он бежал прочь. На бульваре Антонетти он сбавил шаг.

На тротуаре было полно народу, все несли свертки. Электрические часы над ювелирным магазином «Рикль» показывали без пяти семь. Арле медленно прошелся вдоль освещенной разноцветными гирляндами витрины. Внутри толпились люди. В этот час и Арле мог быть там, вместе с Робертой, и она бы восхищенно разглядывала украшения, до которых была такая охотница. Он как раз собирался подарить ей бриллиантовое колье. Безумие, конечно, но Роберта так любила драгоценности…

На террасе отеля он с трудом нашел столик.

– Виски.

Вечер был приятный. Дул свежий порывистый ветерок, разгонявший сырость. Первый раз после возвращения в Абиджан у Арле были сухие руки и лицо. Люди за его спиной говорили о гарматане, сухом ветре Западной Африки, шутили:

– Спорим, пойдет снег. Представьте себе только: завтра утром кокосовые пальмы будут белыми.

Смех. Беседовали громко и весело, перекликаясь от стола к столу. Из усилителей над баром неслась танцевальная музыка.

Среди публики попадались раскрасневшиеся физиономии подвыпивших лесопромышленников, вылезших из своих берлог. Проходившие мимо мальчики и девочки шумно обсуждали рождественские угощения и забавы.

– Официант! Еще виски!

У Арле не хватало духу вернуться домой. Здесь, по крайней мере, он немного отвлекался. Музыка, разговоры, спиртное – все это позволяло забыться. Он еще успеет затвориться наедине со своей скорбью, со своей совестью.

«Пежо-403-универсал» медленно катил по бульвару. Репродуктор гундосил:

– Президент Республики, его превосходительство господин Уфуэ-Буаньи, возвращается в Уагадугу, он прибывает сегодня вечером в двадцать один пятнадцать в Пор-Буэ. Мы призываем население устроить президенту многолюдную встречу в аэропорту или собраться вдоль дороги, чтобы продемонстрировать преданность нашему горячо любимому вождю.

Справа от Арле раздался смех. Кто-то заметил, что Уфуэ без конца то приезжает, то уезжает. Никому до этого уже нет дела, даже африканцам…

Сидевшие за столиками еще посудачили вполголоса на эту тему. Арле слушал со смутным интересом. Он выпил еще две порции виски. Тем временем столы пустели. Когда он решил наконец встать, было около половины восьмого. Он изрядно захмелел.

По пути Арле наудачу осведомился у портье о брате. По правде говоря, он уже точно не помнил, почему весь день стремился с ним встретиться. Эдуар не появлялся с утра. «Бьюик» по-прежнему стоял в гараже. В принципе комната оставалась за ним до понедельника.

Арле остановил такси. Рванув с места, машина направилась к бульвару Пельё.

У поворота на Вьё-Кокоди Арле вышел. Ему захотелось пройтись пешком. Расплатившись, он начал взбираться по крутому подъему. Когда он подходил к грунтовой дороге, которая вела на виллу, его ослепил свет фар большой машины. Машина затормозила почти впритык. В окнах показались веселые лица.

– Этот дядя даром время не терял, – сказал кто-то. – Напился в дупель!

Женский голос дружелюбно выкрикнул:

– С Рождеством, старина!

Арле побрел дальше. Они, конечно, ошиблись. Увидели, что он идет один, пешком, и решили, что он пьян. Просто он очень устал. Вокруг поблескивали в траве светлячки, мириады насекомых начали свой ночной концерт.

Подходя к вилле, Арле увидел, что ворота открыты. Значит, утром он так спешил, что не успел их даже закрыть.

Арле вошел в сад. Гравий хрустел под ногами. На середине аллеи Арле остановился, различив перед домом смутные очертания машины. Он не ждал нынче гостей: кто бы мог о нем вспомнить? Во всяком случае, это не «бьюик» Эдуара, ведь он только что стоял в гостиничном гараже.

Пройдя чуть вперед, Арле вдруг застыл, разинув рот. Ночь была не очень темная, и машина была видна достаточно отчетливо. «Аронда», серая «аронда». Конечно же, это автомобиль его жены!

Арле протер глаза. В смятении он вспомнил подтрунивание водителя… Неужели он и правда так напился? Он обошел машину, нагнулся, чтобы разобрать номер: «А 4605 CI I». Украденная «аронда»! Он узнал бежевый салон. Вот и подвешенная у заднего стекла причудливо изогнутая фигурка испанской танцовщицы. Кто-то пригнал сюда машину. Полиция? Тогда бы его вызвали, заставили написать расписку. Значит, Эдуар? По-видимому, он. Наверно, днем он отправился в комиссариат потребовать объяснений после того, что ему рассказал Арле. Тем временем машину отыскали и вернули Эдуару, ведь именно он заявил об ее исчезновении.

Арле поднял взгляд на окна, надеясь увидеть свет. Нет, Эдуар не мог попасть на виллу, у него не было ключей. Наверняка он прождал какое-то время в саду и, не дождавшись, уехал.

Арле тяжело поднялся по наружной лестнице. Выходит, весь день он играл с братом в прятки. Арле пересек галерею и полез в карман брюк за связкой ключей.

– Ничего себе!

Он вдруг увидел, что ключа не требуется: входная дверь открыта! А между тем он был уверен, что, уходя, запер ее на два оборота. Он точно помнил: его позвала Франсуаза, он стоял перед дверью, и мрачные мысли одолевали его, рука же неловко искала замочную скважину. Ему запало глубоко в память, как во влажном воздухе раздалось двойное щелканье замка.

Растерявшись, Арле застыл у приоткрытой двери. Связка ключей дрожала в его пальцах. Кроме него, ключи были у Роберты и у слуги. Салику сбежал, а Роберта… Может, ее ключи нашлись в «аронде»? Тогда это Эдуар. Арле вошел в дом.

– Ты здесь, Эдуар?

В гостиной царил мрак, но Арле вдруг почувствовал, что в доме кто-то есть. В глубине комнаты бледная полоска пробивалась из-под двери в гостиную, высвечивая плитки пола. Сделав несколько шагов, Арле снова остановился. Он услышал легкий шум, журчание льющейся из крана тонкой струйки. И тут до его ноздрей дошел странный запах. Арле тщетно пытался определить, чем пахнет, хотя с раздражением отмечал про себя, что запах знакомый.

Арле сделал еще шаг и неуверенно произнес:

– Это ты, Эдуар?

Но он и сам уже знал, что это не Эдуар. В замешательстве он подумал о Салику, и образ слуги с искаженным лицом промелькнул в его сознании. Журчание воды прекратилось, но запах усилился. Желтое пятно под дверью стало шире. Кто-то выходил из ванной. Арле отметил это про себя, но не пошевелился: весь напрягшись, он не спускал глаз с хромированной дверной ручки. Наконец ручка нырнула вниз: дверь открылась. В проеме на фоне слабо освещенного коридора появилась тень. Арле поднес руки к лицу. Он хотел закричать, но неописуемый страх сжал ему горло. Арле попятился: нет, нет, это невозможно! Такого не бывает. Он пьян, пьян в стельку! Или сошел с ума. У него навязчивая идея, он бредит, и это призрак. «Цереусы цветут…» Этого не может быть!

Тень на мгновение замерла, уставившись на другую тень, ступавшую в глубь комнаты. И вдруг призрак раскрыл объятия, и тяжелую тишину разрядил радостный возглас, который пригвоздил Арле к полу и заставил трепетать его сердце. Живой человеческий голос, низкий, с хрипотцой, неповторимый голос:

– Аль, как я рада! Ты смог вырваться пораньше, милый?

Голос воскресшей жены, его Роберты.