Текст книги "Секреты скандальной невесты"
Автор книги: София Нэш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)
Сара терпеливо ждала, пока Леланд Пимм с раздражением уступит ей место в шезлонге рядом с Элизабет.
Однако, хотя Пимму было не до веселья, тактику он наметил. Спрятав свой гнев за маской, он дождался, когда Роуленд закончит играть роль хозяйки, после чего спросил:
– Что ты здесь делаешь, Мэннинг? От тебя и так полно неприятностей. Хочу предупредить тебя, чтобы ты не приближался к моей невесте ближе, чем на десяток футов, иначе ответишь за это. – Он погладил рубин на эфесе шпаги в отделанных серебром и золотом ножнах.
Роуленд вскинул брови.
– Фи, генерал, мы оба знаем, что в последнее столетие эта ржавая штуковина не используется. Но позвольте поздравить вас, миссис Уинтерс, и вас, генерал. Я понятия не имел, что вы собираетесь пожениться. Миссис Уинтерс, позвольте предложить услугу быть вашим эскортом, когда вы пойдете по проходу в церкви навстречу вашему счастью с генералом? Я теперь научился этому. Так что вы скажете?
Глаза Сары лучились смехом.
– Прошу прощения, мистер Мэннинг, но генерал Пимм не просил меня выйти за него замуж.
– О Господи, генерал, чего же вы ждете? Кажется, миссис Уинтерс жаждет этого.
Леланд Пимм вскочил с нелепого дамского кресла-качалки и едва не споткнулся о свою декоративную шпагу. Роуленд проигнорировал его кульбит и небрежно взял с серебряного подноса тарелку.
– Бисквит, мисс Ашбертон?
Она покачала головой, чувствуя, что пересохло во рту. Роуленд прищурился.
– Не хотите? Но я должен настоять. Я сам присматривал за его приготовлением. Вы ведь знаете, что единственная радость повара – это видеть, с каким удовольствием поедают то, что он с такими стараниями приготовил. – Он переложил пять бисквитов на маленькую тарелочку и пододвинул к ней.
Он умел читать мысли. Разве не о том думала она, когда пыталась заставить его поесть?
– Если позволите, я возьму один бисквит, мистер Мэннинг, – сказала Сара. – Ко мне вернулся аппетит.
Роуленд лучезарно улыбнулся:
– Ну конечно, мадам. Земляники, генерал?
– Поднимайся, Мэннинг, – потребовал Пимм, высказывая привычное для него отсутствие юмора. Голос его снова прозвучал надтреснуто. – Я поговорю с тобой. Прямо сейчас.
– О, конечно же, генерал. Вы же знаете, я всегда подчиняюсь приказу. Вы ведь помните об этом? – Роуленд медленно поднялся, и довольно высокий Пимм оказался дюйма на четыре ниже. – Помните обо всех тех лошадях, которых вы мне заказали за последние несколько лет? Которых я доставил очень быстро, в отличном состоянии и обученными для любых нужд вашей кавалерии?
Пимм прищурил глаза и грубо показал в сторону окон в конце зала, где можно было рассчитывать на некоторую приватность.
Элизабет смотрела, как мужчины пересекают комнату, и при этом ею владели весьма странные мысли. Она обратила внимание, что на протяжении всего этого действа Роуленд Мэннинг не сделал ни глотка чаю и не проглотил ни кусочка бисквита.
Роуленд смотрел на этого самовлюбленного генерала, который в течение ряда лет распоряжался большей частью фондов, направляя их для покупки и сооружения роскошных зданий, что ограничивало возможности строительства конюшен и разведения лошадей в Англии. Роуленд всегда знал, что этот Пимм – болван, тупой властолюбивый болван, к аристократической шкуре которого прилипло много удачи. И что эта удача, богатство и власть присущи лишь избранным представителям света.
– Что ты здесь делаешь? – едва сдерживая ярость, спросил Пимм.
– Пытаюсь поговорить об оплате восьмисот двадцати лошадей, которых вы заказали, генерал.
– Прошу прощения? – закипел Пимм.
– Ваша мелкая сошка, этот ожиревший мошенник лейтенант Тремонт, имел наглость заявить, что контракт, – он вынул из сюртука смятый документ, – более не действителен.
– Ты здесь потому, что хочешь получить плату за лошадей? – недоверчиво спросил Пимм.
– Да.
– В самом деле? Но это не имеет никакого отношения к моей невесте. – На его лице отразилось сомнение и некоторая неуверенность.
– А вы когда-либо слышали, чтобы я отдал за женщину хотя бы ломаный грош? – задал вопрос Роуленд.
Леланд Пимм издал скрипучий звук, который можно было принять за смех.
– Это верно.
Роуленд ненавидел сейчас этого генерала больше, чем когда-либо раньше за весь период их деловых отношений.
– Я знал, что это была всего лишь одна из игр кокетки, любящей пофлиртовать. Она воспламеняет кровь в жилах мужчин. Хорошо, что мне нравится ее тактика. Послушай. Поскольку мы оба отлично знаем друг друга и ты был добросовестным поставщиком лошадей, я лично прослежу за тем, чтобы тебе заплатили, но при одном условии.
– При каком же? – вскинул бровь Роуленд.
– Бастарды должны знать свое место, даже если они богаты. Я не хочу, чтобы ты прикасался к мисс Ашбертон своими грязными руками. Она моя.
Роуленд подавил в себе приступ смеха.
– Несколько преувеличено – самую малость, вы не находите, генерал? – Он снова вскинул бровь. – Но, опять же, я полагаю…
– Знаешь, Мэннинг, я позволил тебе перейти границы, потому что ты один из наиболее надежных торговцев. Но внемли моему предупреждению: у меня более нет острой потребности в твоих лошадях. Если ты захочешь, чтобы я приобрел это стадо, я приобрету, но только на своих условиях.
– Хорошо, – пробормотал Роуленд. – Говорите ваши требования.
– Цена должна быть низкой. Ты держишься подальше от мисс Ашбертон. Я не позволю тебе запачкать ее репутацию или нарушить мои свадебные планы. Тогда, и только тогда, я приму твоих чертовых лошадей, в которых я не нуждаюсь, и ты, – он пробежал глазами контракт и сунул его в протянутую руку Мэннинга, – получишь семьсот фунтов стерлингов, как договаривались.
– Очень любезно с вашей стороны, генерал. – Роуленд разыгрывал роль благодарного джентльмена. – Но плюс стоимость содержания этих животных в течение последних трех месяцев.
Леланд Пимм улыбнулся, его тонкие губы вытянулись в длинную линию.
– Конечно, дорогой мальчик, конечно. И вот еще что. – Он многозначительно подмигнул. – Если ты сочтешь возможным проиграть Золотой королевский кубок Аскота, я возмещу его стоимость. Скажем, наградой в несколько тысяч, а?
Такой яростный напор Пимма не заставил пошевелиться ни один волосок на теле Роуленда. Мэннинг почти наслаждался, наблюдая за восторгом Пимма по поводу его якобы одержанной победы.
– Кто знает, что может случиться, генерал? – Он сделал паузу, вынудив тем самым Пимма податься вперед в ожидании ответа. – Но поскольку мы заключаем сделку, я должен заметить, что кодекс поведения бастарда может заставить, а может и не заставить меня открывать всем и каждому, что ваша невеста совсем недавно прислуживала мне в качестве личного повара.
Пимм дернулся вперед, но Роуленд остановил его.
– Но я человек великодушный, генерал. Я пообещаю, что все мои тридцать восемь работников и кучеров не проронят ни слова своим коллегам на городских скачках, если я получу плату за лошадей и их содержание за последние несколько, месяцев.
– Вы негодяй, сэр. Позорите имя джентльмена, – напыщенно произнес Пимм.
– Ну как? Нет приглашения на дуэль? – спокойно сказал Роуленд, совершенно уверенный в том, что генерал не имеет в виду дуэль.
– Ты не стоишь дуэли. У тебя нет даже малейшего представления о чести.
Роуленд улыбнулся:
– По этому вопросу мы пришли к согласию, генерал. – Бурная реакция Пимма дьявольски надоела ему. Этот генерал был до чертиков предсказуем. Однако Роуленд готов был вынести что угодно, лишь бы почувствовать в руках деньги, прежде чем на территории его разросшейся собственности появятся аукционисты.
Он запретил себе думать об Элизабет Ашбертон и ее обольстительных зеленых глазах, которые при столкновении с Пиммом потеряли блеск. Ему было противно выражение смирения на ее лице, похожее на выражение лица его сестры в те минувшие годы.
Элизабет уловила всего лишь одну или две фразы из разговора в дальнем конце комнаты. Она нисколько не сомневалась, что Роуленд Мэннинг ее не спасет. Да, честно говоря, она этого и не хотела. Она устала от сознания того, что обязана людям. Она не хотела ничего, кроме собственного спасения, даже если громадность задачи была такой, что это казалось невозможным.
Она смотрела на необычайно высокую, мощную фигуру Роуленда и чувствовала, как к груди подступает жар при воспоминании о том, когда его тело прижималось к ее телу. В сравнении с Роулендом Мэннингом Пимм выглядел смехотворно и напоминал мальчишку, который сердился на мужчину. Голубой элегантный сюртук строгого покроя плотно охватывал плечи Роуленда, сужаясь к бедрам. Желтовато-коричневые бриджи обрисовывали мускулистые бедра, начищенные черные башмаки поблескивали на свету. У Роуленда был профиль аристократа, а челюсть казалась тщательно выточенной. Когда он подался назад и улыбнулся, на его загорелом лице блеснули белые зубы.
Сара схватила Элизу за руку.
– Ты не должна принимать решение прямо сейчас, дорогая.
– Я знаю.
– Хорошо. – Лицо Сары приняло задумчивое выражение. – Ты помнишь, мой муж сказал однажды, что темнее всего бывает перед зарей?
– А отец ответил, что это неправильно, что самый мрачный момент – перед боем.
Сара улыбнулась:
– И тогда Пирс напомнил ему, что бой обычно начинается перед зарей.
Элизабет была уверена, что понимает задумчивость подруги.
– Мы должны быть счастливы. Счастливы, что они были у нас столько, сколько им дано было быть.
Сара посмотрела на их сплетенные руки.
– Да, верно, – пробормотала она.
Было трудно решить, о чем говорить. Однако любая беседа лучше молчания и страха ожидания, что вернется Пимм и предъявит на нее права.
– Я так рада за тебя, Сара. Лорд Уаймит кажется именно таким, как рассказывала Эйта.
Сара отвела от подруги взгляд.
– Его добрый характер не вызывает вопросов. Он обладает всем тем, что должно быть свойственно джентльмену.
– Да, – сказала Элизабет, испытывая неловкость. – И он, очевидно, сосредоточил интерес на…
– Не надо, – закрыв глаза, перебила ее Сара. – Пожалуйста, не говори ничего.
– Да, разумеется, – поспешила сказать Элизабет. – Я не хотела поставить тебя в неловкое…
Сара снова перебила, что было ей весьма несвойственно:
– Прости, Элизабет, Просто я не могу думать о другом… – Она замолчала, после чего вдруг выпалила: – Мне кажется невозможным соединить имя другого мужчины с моим.
Элизабет сжала руку подруги.
– Все не так, дорогая. Человек, которого я знала, который любил тебя, не захотел бы, чтобы ты вечно печалилась о нем.
– Я могла бы то же самое сказать тебе, Элизабет. Твой отец захотел бы видеть тебя устроенной и счастливой. – Подруга посмотрела на их соединенные руки. – Боюсь, это я виновата в том, что мы оказались в столь затруднительном положении. Это я завела тебя в тупик после Бадахоса. Может… мы ошибались?
– Почему ты говоришь такие глупости?
Сара помолчала.
– Потому что в течение последней недели, пока я пряталась в Эллсмир-Хаусе, генерал навещал Эйту и других. Он каждый день приходил в Хелстон-Хаус. Наши друзья говорят, что Пимм был неизменно доброжелательным и любезным. Розамунда сказала, что она никогда не видела мужчину, который выказывал бы о тебе такое беспокойство. По этой причине он отпустил всех офицеров, которые тебя искали.
– Ах, Сара, – возразила Элизабет. – Он расставил посты солдат на Портман-сквер и на всех главных дорогах, ведущих из города. Он никогда не даст мне свободу выбора. И это действия благородного мужчины?
– Возможно, это действия мужчины, который испытывает чувство вины. Он сказал Хелстону, что чувствует себя ответственным зато, что не выполнил обещание, которое дал твоему отцу, – обеспечить тебе безопасность и комфорт. Право же, мужчина, чья любовь настолько постоянна, не может быть настолько ужасным. Он не мог убить… Элизабет, пятно крови на мужских перчатках в бою ничего не означает, ты это знаешь. О, боюсь, меня снедало горе невозможно, я не обдумала все толком. Мне следовало бы поступить иначе.
– Не надо, Сара. Ты сделала для меня все. А генерал Пимм… – В первый раз она почувствовала неуверенность. – Это выражение на его лице, когда он подошел ко мне после боя и сообщил ужасную новость… Да, я знаю, я смешна.
Сара смотрела на нее с любовью и озабоченностью.
– Нет! Вовсе нет. Но, возможно, тебе следует хотя бы выслушать его. Если бы он не любил тебя так сильно, то наверняка страшно отчитал бы за сцену, которая произошла в церкви Святого Георгия.
– Как раз из-за того, что он не отчитал меня, я и беспокоюсь. Я для него всего лишь вызов. Он хочет меня, вероятно, потому, что я единственная посмела его отвергнуть. Плохо только то, что я не могу заставить его устать от меня и оставить в покое.
– Никто здесь не заставит тебя выходить за него замуж, если ты не хочешь этого, Элизабет, – тихо сказала Сара. – И твое счастье – это мое заветное желание. Я очень хотела бы, чтобы ты познала такое же счастье, какое я переживала с Пирсом, пусть оно и было слишком коротким.
– Ах, Сара, я ненавижу Леланда Пимма всеми фибрами своей души!
– Осторожно, дорогая, – предупредила Сара. – Мощное чувство ненависти часто связано с любовью.
– Но это не тот случай, Сара. Я знаю, что лишена умения правильно судить о других, но в данном случае я не обманываюсь.
Сара сочувственно посмотрела на подругу.
– А как с мистером Мэннингом? Ты его тоже ненавидишь?
Глава 8
Спустя неделю…
Генерал Пимм обручен!
Продолжая серию романтических, искрометных свадеб после нашей недавней великой победы над Францией, наш благороднейший генерал Леланд Пимм поведал о своем обручении с таинственной мисс Элизабет Ашбертон, тихой, невинной молодой леди, которая, очевидно, сторонится публичности, пышных балов и вечерних развлечений. Будем надеяться, что это изменится. Ах, может ли что-либо другое быть более романтичным? Наш дорогой Пимм тайно оплакивал ее и боялся, что эта ангельски кроткая дочь капитана погибла в адском хаосе Бадахоса. Но сегодня, как в добрых волшебных сказках, она выйдет замуж и станет герцогиней, прежде чем часы пробьют двенадцать.
«Морнинг пост».
Элизабет опустила дрожащую руку, в которой держала сложенную газету, она бы посмеялась, если бы не была так потрясена. Тихая, невинная молодая леди, которая не любит развлечений? А разве не дьявольская любовь к танцам и приемам довела ее до нынешних неприятностей? Спасибо, по крайней мере, за то, что она находилась одна с подносом для завтрака в своей старинной комнате Хелстон-Хауса. Испытания последних нескольких недель бледнели по сравнению с нынешним официальным объявлением.
Эта постоянно сжимающаяся петля когда-нибудь перестанет сжиматься? Было вполне очевидно, что не имело ни малейшего значения то, что скажет или сделает Элизабет. Она чувствовала себя очень похожей на обломок, смытый с корабля и несомый неукротимой приливной волной.
Пимм выполнял свою задачу так, словно снова находился на поле боя. Слишком поздно, сейчас она понимала его планы. Наедине он старался размягчить ее, мягко побуждая ее принять его предложение; на людях, чего она всячески избегала, он проводил свой окончательный план, распространяя романтические слухи якобы об их преданности друг другу в течение многих лет. И люди радовались сообщениям об их романе, поскольку за прошедшие горькие годы войны радостей было мало.
И пока Пимм не осмеливался намекнуть ей снова о якобы имевшем место преступлении ее отца, не возникало и вопроса о том, что он сделал бы, если бы она отвергла его. На глазах соотечественников он погубит ее честное имя, равно как и имя ее отца. В этом не приходилось сомневаться. И все из-за писем французских родственников ее матери – писем, которые отец отказался показать Элизе и настоял, чтобы они были сожжены, если с ним что-то случится. Ах, папа!
Она в душе своей верила, что он никогда не сделал ничего против Англии. Он был самым храбрым человеком, какого Элизабет когда-либо знала. Она всегда думала, что он искренне старается уберечь знаменитых французских родственников матери от хаоса во Франции, где смена правительств и идеологии происходила так же быстро, как и продвижение ножа гильотины.
Но возможно, что все было серьезнее, если верить словам Пимма. Это первое закравшееся сомнение в невиновности отца показалось Элизе наихудшим видом Предательства. Она покачала головой. Нет. Он никогда не подверг бы дочь такому риску.
И она отказалась посвящать в это Сару или кого-либо еще, не желая ставить под удар их невиновность. Они должны оставаться в неведении.
В самом деле, честность, порядочность – это самое драгоценное качество человека. С помощью нескольких фраз Пимма она могла быть выставлена как яркий образец коррупции, предательства и бесчестья. Ей претила мысль о том, что друзья считают делом чести стоять рядом с ней, поддерживать ее до конца жизни, поскольку она не способна найти себе мужа или достойное занятие. И это лишь при наилучшем стечении обстоятельств. В худшем случае она будет отправлена в тюрьму Ньюгейт по обвинению в измене.
Она оказывалась между двух огней. И тем не менее сердцем чувствовала, что не выйдет замуж за Пимма. По крайней мере, она думала, что не выйдет, даже если это будет связано с риском, потерять положение в свете.
Она должна научиться искусству терпения. Нетерпение приносило неудачи, которые шли рука об руку с неумением разбираться в людях. Она должна дождаться момента, когда сможет выпутаться из этого положения. Длительная осада, в общем, сделалась ее специальностью, решила она. Отец гордился бы своей…
Раздался настойчивый стук в дверь, и в комнату, не дожидаясь разрешения, ворвалась Эйта. Миниатюрная леди подергала себя за длинную верхнюю юбку и неловко бросилась к окнам. Повозившись с оконной рамой, она крикнула:
– О, Пип! Я вижу мою Пип!
Элизабет откинула одеяло, торопливо набросила халат и прошлепала по инкрустированному отполированному полу к окну.
– Где?
– Проклятие! О эти старые окна! – простонала Эйта.
– Позвольте вам помочь, – предложила Элизабет и, изо всех сил дернув за ручку рамы, распахнула окно.
Герцогиня тут же выглянула из окна и повернула лицо к небу. Элизабет схватила миниатюрное старческое тело, чтобы не дать ему вывалиться наружу.
В комнату вбежал мистер Браун и крикнул:
– Эйта! Немедленно прочь от окна!
Эйта воздела вверх шишковатую руку.
– О, я вижу ее! Моя дорогая Пип! Элиза, помогите мне!
– Ни одна птица не стоит этого, Эйта! – пробормотал в дверях Люк Сент-Обен.
– Заставьте ее шагнуть назад, – хриплым шепотом произнес мистер Браун.
Так называемый Дьявол Хелстона лишь вскинул бровь.
– Вы никогда не понимали ее, старина. Тот день, когда мы заставим Эйту подчиниться, будет днем, когда мы опустим ее в землю, да и то если у нас будет достаточно крепкая веревка.
Эйта проигнорировала его.
– Ах, Пип, иди ко мне, дорогая! Я знала, что ты выживешь, если я оставлю на подоконнике зерна! – Она посмотрела в сторону комнаты, и на ее сморщенном лице появилась улыбка. – Ой, Джон, выберись наружу, чтобы схватить ее.
Измученный ожиданием Джон Браун быстро прошел к окну, но в последний момент был остановлен сильной рукой герцога.
– О нет, – мрачно произнес герцог. – Я не позволю вам умереть таким образом. Трудно будет написать приличный некролог, если смерть произойдет при попытке спасти эту злополучную канарейку. – Другой рукой герцог стащил леди Эйту с подоконника, и она смешно заболтала в воздухе ногами. – Вам должно быть стыдно, бабушка!
Поставь меня на пол, бессердечное животное!
– Нет! Не поставлю, пока вы не пообещаете быть хорошей девочкой и перестанете снова высовываться из окна.
– Ты просто смешон! – Эйта сумела высвободиться из тисков внука. – Я просто хотела показать, как далеко можно высунуться из окна, не причинив себе вреда.
– Я поймаю птицу, – произнес голос, который преследовал Элизабет в снах. От звука этого густого голоса у нее подпрыгнуло сердце, прежде чем она успела повернуться.
– Что вы опять здесь делаете, черт возьми, Мэннинг? – ворчливо спросил герцог. – Отпустили всех своих слуг и ушли на каникулы?
Роуленд Мэннинг посмотрел на всех присутствующих, кроме Элизабет. Она жадно глотнула воздух. Роуленд показался даже более сухопарым, чем обычно, лицо у него было вытянувшимся и бледным. Первая его реплика была адресована Люку:
– Ваш главный вход был открыт, и я вошел через него. Герцог застонал.
– Вероятно, они свисают над всеми другими окнами, – предположил мистер Браун без всякого намека на присущую ему липкую улыбку.
– Мистер Мэннинг, – горячо проговорила Эйта, – я была бы весьма благодарна, если бы вы достали мою канарейку. Кажется, вы единственный храбрый человек, способный мне помочь, не в пример другим. – Она метнула кислый взгляд на Джона Брауна.
– Посмотрим, что тут у нас имеется, – сказал Роуленд и шагнул к окну. Осмотрев подоконники бросив беглый взгляд на небо, он продолжил: – Мне нужно несколько вещей. Сетка – легкая по весу, бечевка, жир, зерно и три палки.
– Для этого подойдет ваша трость, – с хитрецой сказал Люк.
– Я поищу вещи, которые вам требуются, мистер Мэннинг, – любезно проговорила Эйта, игнорируя своего давнего поклонника и внука, покидая комнату.
Элизабет посмотрел на удрученное выражение лица мистера Брауна.
– Вы ждете слишком многого, Брауни, – тихо сказал Люк.
– Я не понимаю, что вы имеете в виду, – возразил мистер Браун.
Роуленд не двигался.
– Не надейтесь на то, что она будет счастлива, если ваша резиденция останется в Хоум-Хаусе, – еле слышно пояснил Люк.
– Я надеялся поговорить об этом наедине, Люк. Но возможно, лучше это сделать открыто. – Мистер Браун помолчал. – Я вернулся из Шотландии, чтобы узнать, изменилась ли ваша бабушка, как обещали ее письма…
– Изменилась ли? – удивился Люк. – Какого черта вы думаете, что женщина, проведшая столько лет в этой роли, способна измениться?
Судя по всему, мистер Браун почувствовал себя весьма неуютно.
– Она просила меня простить ее за все прежнее своеволие.
– Ну, считайте, что вам повезло, потому что это впервые, – пробормотал Люк. – Чего еще вы хотите?
Мистер Браун, похоже, чувствовал себя не в своей тарелке.
– Давайте, выкладывайте, Брауни. Это терзает вас уже давно, – не отставал Люк.
– Ваша бабушка затаила смертельную обиду на нечто имевшее место пять десятилетий назад. Это окрашивает каждый наш разговор. Не просите меня рассказать вам об этом, я этого не сделаю. Я ожидаю знака, что она намерена изменить свой взгляд на прошлое.
– В самом деле? – выгнул бровь Люк. – А если она изменит?
– Ну, – он понизил голос, – тогда я решился бы попросить ее руки – в третий и последний раз.
Глаза Люка едва не вылезли из орбит.
– Вы обещаете? Ловлю вас на слове. А если я приведу ее сию минуту и заставлю принести извинение и обещание?
– Нет, Люк, – печально сказал мистер Браун. – Она должна прийти ко мне сама. А сейчас я иду в Хоум-Хаус. – Когда Люк собрался что-то сказать, мистер Браун поднял руку. – Нет. Я сожалею, что вообще сказал об этом. И вы, пожалуйста, не говорите Эйте, ибо я все равно об этом узнаю. Но можно предположить, что все к лучшему, поскольку это освобождает меня от необходимости объяснять, почему я вскоре возвращаюсь в Шотландию.
Кажется, Люк был готов продолжить спор, но тут он бросил взгляд на Роуленда Мэннинга. Элизабет не сомневалась, что Люк пообщается с мистером Брауном наедине, пытаясь удержать старого друга от отъезда.
После ухода мистера Брауна в комнате воцарилось молчание. Наконец Люк бросил взгляд на Элизабет, а затем, прищурившись, на Роуленда, который стоял, подобно статуе, скрестив руки на груди.
– А правда, почему вы здесь? Чего вы хотите? – В словах герцога чувствовалось раздражение.
Элизабет поджала губы. Было такое впечатление, словно она наблюдает за тем, как черный бык бьет копытом землю перед древним огромным деревом, которое и так вот-вот рухнет.
Роуленд до сих пор не взглянул на нее.
– Я хочу, чтобы она оделась.
Она впилась глазами в Роуленда. Когда он успел заметить ее одежду?
– А дальше? – Голос герцога был обманчиво мягким.
– Я пришел передать мои поздравления по поводу ее предстоящей свадьбы.
– В самом деле? – спросил Люк. – А дальше?
– И передать ей вот это. – Роуленд вытащил из сюртука большое тяжелое письмо на пергаменте и передал его герцогу.
Когда Люк сосредоточил внимание на этом документе, выглядевшем столь внушительно, Роуленд перевел наконец взгляд на Элизабет. Она затаила дыхание. Он смотрел на нее с вожделением, несмотря на усталость, о которой свидетельствовали мешки под глазами. Затем, спохватившись, он перевел взгляд на герцога.
– Ну как? – спросил Роуленд. – Вы примете?
– Похоже, у меня нет выбора, – не без яда ответил Люк. – Кто может проигнорировать прямое приглашение, исходящее от принца-регента.
– Имею честь сообщить…
Люк перебил его:
– Ясно, что вы уполномочены. Но удивительно, что вы так быстро бросаете ее, – он кивнул в сторону Элизабет, – на тропу Пимма. Он наверняка будет там.
– Стало быть, вы не одобряете его? – спросил Роуленд, небрежно прислонившись к каминной решетке.
– Он более подходящий кандидат, чем… – Люк запнулся, – другие.
– В самом деле? Я не знал, что есть другие.
– Простите, что прерываю ваши свадебные планы, – бранчливо вступила в разговор Элизабет, – но не будете ли вы столь любезны, сказать мне, о чем идет речь?
– О приглашении остаться в Виндзор-Касл во время скачек в Аскоте, – с раздражением объяснил Люк. – Мы должны выехать завтра.
– Я хотел бы переговорить с Элизабет.
Люк громко засмеялся:
– Ни за что в жизни, Мэннинг. Я с трудом терплю то, что вы останетесь наедине с проклятой канарейкой Эйты, и уж тем более не потерплю, чтобы вы остались с одной из женщин, находящихся у меня в доме.
– Совсем недавно она была в моем доме.
– Будь вы джентльменом, вы забыли бы об этом факте с того момента, как она перестала находиться под вашей защитой.
Роуленд покачал головой.
– Сколько раз, черт возьми, я должен напоминать всем, что я не джентльмен? Элизабет, наденьте платье. Мне нужно обсудить с вами нечто весьма важное. Наедине.
У нее подпрыгнуло сердце. Возможно, он знает, каким образом вытащить ее из этой…
– Обсуждайте сейчас. Здесь, – заявил Люк с таким выражением лица, которое не допускало возражений. Роуленд внимательно посмотрел на герцога.
– Знаете, что бы вы обо мне ни слышали, все это правда, – медленно произнес он.
– Вы забыли, что я отнюдь не понаслышке знаком с вашим характером, Мэннинг? Было дело, когда вы заставили вашего единокровного брата скрываться, а затем было дело о подкупе графини, не говоря уже о вашем тогдашнем желании освободить меня и других от той мелочи, которую мы называем жизнью.
– Да, вы оказались в моем кабинете в три часа утра, чтобы тайком забрать состояние графини. – Он тяжело вздохнул. – Слушайте, если вам так чертовски интересно то, что я должен сказать Элизабет, вы можете остаться.
– Как будто я нуждаюсь в разрешении остаться в своем собственном доме, – сухо произнес Люк, усаживаясь в смешное дамское кресло, которое оказалось рядом. – Так давайте.
Элизабет задержала дыхание и заметила, что Роуленд испытывает неловкость. Таким она видела его впервые.
Некоторое время он изучал свои ногти.
– Мне нужен рецепт вашего хлеба с орешками. Элизабет вздрогнула от неожиданности.
– Понимаете, надвигается Аскот, – сказал Роуленд. – Мне необходим стимул для конюхов.
Брови Люка поползли вверх.
– Да, разумеется. – Элизабет подскочила к секретеру и быстро нацарапала гусиным пером рецепт. – А новая кухарка не знает? – Она постаралась произнести это как можно тише.
– Нет, – бесстрастно ответил Роуленд.
– Вы хотите, чтобы я вернулась и помогла вам?
Двое джентльменов заговорили одновременно, лающий окрик Люка перекрыл согласие Роуленда.
– Ни в коем случае! – решительно заявил Люк. – Да вы с ума сошли! Элизабет, сейчас весь Лондон следит за каждым вашим перемещением!
– Я знаю, но у меня долг перед мистером Мэннингом, – возразила она.
– Тут полностью виновата она, – с еле заметной улыбкой сказал Роуленд. – Она уволила мою кухарку, которая до прихода мисс Ашбертон вполне меня устраивала.
– Я не увольняла кухарку. Ее уволил Лефрой.
– Довольно! – раздраженно сказал Люк. – Элизабет, вы должны заниматься тем, чем занимаются леди, отправляющиеся завтра в Виндзор. А вы, сэр, найдете себе другого разнесчастного повара. И еще одна просьба, Мэннинг. – Кажется, теперь настала очередь Люка почувствовать смущение.
– Да?
– Если вам удастся выиграть Золотой кубок, считайте меня своим должником.
Роуленд улыбнулся, напомнив лису, которая оказалась в нескольких дюймах от еды.
– И что это вам дает?
Испытывая явную неловкость, Люк провел ладонью по черной шевелюре.
– Элизабет, вероятно, вам следует оставить нас для…
– Простите меня, но… ни за что. – Элизабет засмеялась, поскольку она произнесла то, что не осмелился бы сказать ни один гость герцога. Жизнь на грани бедствия, похоже, растворила последние остатки ее природной благовоспитанности.
– Так что же? – проворковал Роуленд.
– Пятерку, – пробормотал Люк.
– Всего лишь? – Роуленд потер виски, словно они у него заболели.
– О, – выдохнула Элизабет. – Вы никогда не ставили на скачках по пятьсот фунтов.
Когда Люк ничего не сказал, это сделал Роуленд:
– Готов спорить, что это не так.
Она расслабилась и снова выдохнула:
– Ой, всего пять фунтов!
Глаза у Люка потемнели, в то время как в светло-зеленых глазах Роуленда блеснула искорка.
– Опять неправильно.
– Пять тысяч? Но это… невозможно, – недоверчиво проговорила Элизабет.
– Вот так сюрприз, – пробормотал Роуленд, – А я думал, что вы знаете, как ведут себя мужчины. Не знаете? Ну что ж, буду счастлив обучить вас кое-чему. Рискну предположить, что это джентльменское пари, вероятно, является делом чести и связано с маленькими ставками в книге регистрации. Не возражаете, если я спрошу, кто вас поддерживает?
Кажется, Люк готов был наброситься на своего собеседника.
– С удовольствием – проскрипел он. – Пимм. – Он заставил всех герцогов в Лондоне сделать ставку на то, что ваша кобыла проиграет мерину Татта.
Элизабет вгляделась в лицо Роуленда и не нашла в нем даже следа удивления.
– Цена герцогской гордости в самом деле высока, ваша светлость, – растягивая слова, проговорил Роуленд.
То, о чем Роуленд Мэннинг предпочел не информировать людей Хелстон-Хауса после неудачной попытки поймать эту дурацкую канарейку, стало вполне очевидным днем позже.
Он должен был быть в Виндзоре. Конечно, не на балу, а в позолоченных конюшнях. Всем было известно, что Принни любил Аскот, почти так же как любил содержать победителя. А еще принц любил страховать свои пари, пригласив и Роуленда, и Таттерсоллза разместить их лошадей в королевских конюшнях.
Роуленд не знал, как будут разворачиваться события, но если жизнь его чему-нибудь и научила, так это тому, что шанс поймать своевольную обезьянку успеха заключается в том, чтобы наблюдать возможности развития ситуации.
