Текст книги "Любовный треугольник"

Автор книги: Софи Мидоус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

– До сих пор я еще ни с кем об этом не говорила, – призналась Энн. – Да, собственно, и сама еще не до конца разобралась в себе.

Вместо ответа Стэн крепче обнял ее за плечи. Чуть ободрившись, она продолжила:

– Знаешь, внезапная смерть близкого человека вызывает бурю самых разных эмоций. Недоверие, непонимание, ужас и даже злость на того, кто умер.

– Знаю, – подтвердил Стэн.

– Узнав о гибели Бернарда, я была потрясена, буквально раздавлена. Он был средоточием моей жизни. За четыре года я даже мельком не взглянула ни на какого другого мужчину. И вот он умер, потерян для меня навсегда. Что же делать? Но вдруг, примерно неделю спустя, я начала ощущать нечто иное. – Несчастной женщине уже не удавалось сохранять даже видимость спокойствия. Слезы градом катились из ее глаз, дыхание участилось. – А потом я пошла на панихиду. У Бернарда не было могилы. Он хотел, чтобы его прах развеяли в горах, но его старые друзья собрались почтить память погасшего сотоварища. Они думали, что я плачу по нему, а это было не так. Я плакала, потому что распознала свои эмоции, и они ужаснули меня едва ли не сильнее, чем трагическая гибель Бернарда. Я до сих пор не могу прийти в себя.

– Не мучай себя, Энн, поделись со мной, – тихо, но настойчиво попросил Стэн.

– Да, я больше не могу молчать! Я поняла, что испытываю самое настоящее облегчение! Все четыре года нашего знакомства он постоянно играл со смертью. Двое его друзей, которых я знала, погибли, а он лишь смеялся над опасностью. И вот он тоже разбился – все было кончено, кончено раз и навсегда, я могла больше не волноваться. Я испытала облегчение, Стэн! И я не хочу больше никогда переживать за близкого человека!

Всхлипывая, она уткнулась в его широкое плечо. Постепенно рыдания смолкли, и Энн обмякла в объятиях дружеских рук. Дыхание ее стало тихим и ровным, и Стэн понял, что она задремала. Как врач он знал, что такова реакция человеческого организма на стресс и физическую или душевную боль. Сон – лучшее средство снять чрезмерное напряжение и перевозбуждение.

Солнце почти скрылось за горизонтом, усилившийся бриз навевал прохладу. Стэн укутал молодую женщину в свою куртку.

Примерно через час Энн зашевелилась, приподнялась и зевнула, протирая глаза.

– Ой, а я заснула, – удивилась она. – Надо же, я и не знала, что настолько устала.

– Все дело в морском воздухе, – мягко ответил Стэн, прекрасно понимая, что это не так. – Море всегда навевает сон.

– Может быть. – Энн уже совсем проснулась и вспомнила предыдущий разговор. – Стэн, я никому еще не говорила того, что сказала тебе. Мне не следовало вываливать на тебя свои проблемы.

– Но ведь тебе стало легче?

– Пожалуй, – немного подумав, призналась она.

– Вот и хорошо. А теперь пора собираться обратно. Гляди, уже совсем стемнело.

Энн обернулась и окинула взглядом море и берег.

– Какой был чудесный день, Стэн. Ты привезешь меня сюда еще раз?

– Непременно, – пообещал он.

По дороге домой движение на шоссе было гораздо сильнее. Похоже, добрая половина Нью-Йорка решила воспользоваться хорошей погодой и съездить на побережье. Понаблюдав за Стэном около часа, Энн заметила:

– Ты зеваешь уже третий раз. Устал? Остановись на минутку, поменяемся местами. Твоя очередь спать, а я пока поведу.

Стэн с сомнением покосился на спутницу.

– Ты поведешь? Это же большая машина, вдруг тебе будет трудно.

– А по-твоему, женщина может веста только «мини»? У тебя же отличное управление, а кроме того, знай, я, наверное, провела за рулем джипа побольше часов, чем ты. А если будешь упрямиться, того и гляди угодишь в аварию.

– Слушаюсь, мэм. – Он притормозил у обочины и пустил Энн за руль.

Ей не сразу удалось приноровиться к высоте сиденья и зеркал, но едва она освоилась, как дело пошло на лад. Энн вела машину уверенно и на приличной скорости – насколько позволяло движение.

Стэн минут пять следил за ней, потом расслабился.

– Какой же я болван! Мог бы уже понять: за что бы ты ни бралась, у тебя все здорово получается. Ты найдешь сама дорогу к твоему дому?

– Запросто.

– Разбуди меня, если вдруг возникнут проблемы.

Затем Стэн откинул спинку сиденья и почти мгновенно уснул. Энн была прямо-таки польщена подобным доверием.

Когда они подъехали к ее дому, было уже почти одиннадцать часов. Едва машина остановилась, Стэн открыл глаза. В прошлый раз, когда он подвозил ее, Энн не захотела вести его в квартиру, но на сей раз пригласила сама.

– Уже поздно. Но если хочешь, поднимайся, выпьешь кофе. А то совсем уснешь по дороге к «Холли».

– Да, кофе мне хочется. А еще больше хочется посмотреть, где ты живешь.

– Почему? – удивилась Энн.

– Ну… вещи, которыми человек себя окружает, очень многое говорят о его характере. Поглядев на твою квартиру, я лучше узнаю тебя саму.

– А по-моему, – возразила Энн, – ты и так уже неплохо меня знаешь.

Квартира и впрямь интересовала Стэна куда больше обещанного кофе, так что Энн включила кофеварку и устроила своему гостю маленькую обзорную экскурсию. Но сначала решила честно предупредить:

– Мы жили здесь с Бернардом. Все равно мы собирались пожениться и считали, что незачем разрываться на два дома.

– Весьма разумно, – согласился Стэн. – А после его смерти ты решила не переезжать?

Энн показала на окно гостиной, откуда открывалась широкая панорама огней вечернего Нью-Йорка.

– Да, я осталась здесь, потому что очень люблю этот вид и еще потому, что решила не позволить призракам прошлого изгнать меня отсюда. Я спросила себя: а если бы умереть суждено было мне, хотела бы я, чтобы Бернард продолжал жить здесь? И ответила себе – да, хотела бы. А помимо того у нас была взаимная страховка на квартиру, так что теперь она целиком принадлежит мне.

– Мне здесь нравится, – сказал Стэн, оглядываясь по сторонам. – Однако во всей обстановке чувствуется женская рука.

– Да, я все сделала по-новому. На свой вкус.

Стэн осмотрел ванную, кухню, спальню, гостиную. Осталась только одна комната, куда Энн его еще не водила. Стэн ни о чем не спросил – лишь выжидательно посмотрел на хозяйку квартиры.

Она ответила на его немой вопрос теми же словами, что и Чарити:

– Эта комната заперта. Туда я сложила вещи Бернарда, все памятки нашей совместной жизни. Они принадлежат прошлому.

– Тогда зачем запирать? Ты загнала туда призраков? И давно ты туда не заглядывала?

Он не щадил ее чувств. Однако и Энн было не занимать стойкости.

– Пару месяцев, – честно ответила она. – Но сейчас отыщу ключи.

Стэн молча следил, как Энн достает из ящика буфета ключи и отпирает комнату. Затем они вместе оглядели пыльную мебель, груды коробок с книгами и фотографиями. Печальнее всего выглядела пара старых альпинистских ботинок.

– Скоро я от всего этого избавлюсь. – Энн и сама чувствовала, как дрожит ее голос. – Просто все руки не доходят разобраться.

Стэн ласково потянул ее прочь из комнаты.

– Прости. Я слишком давил на тебя. Ты еще не готова пережить это заново.

– Нет-нет. Некоторым как раз и надо, чтобы их подгоняли. Я рада, что ты заставил меня сюда заглянуть. В конце-то концов, что там такого? Старая мебель и куча бесполезных вещей. – Она решительно повернула ключ. – Отныне – никаких замков. Эта комната такая же часть моей квартиры, как и все остальные.

Впрочем, Энн поспешила увести гостя в кухню и налила ему кофе.

– Только одну чашечку, – предупредил он. – Мне уже пора идти. Тебе завтра с утра на работу, да и мне – в больницу Святой Троицы.

– Я буду работать с Джиной, – сказала Энн, с трудом подавив вздох.

Когда Стэн допил кофе, Энн пошла его проводить. В коридоре он вдруг обернулся и взял ее за плечи.

– Знаешь, Энн, я уже стар для того, чтобы целоваться на пороге. Лучше так. – И он нежно притянул ее к себе.

Прошлый его поцелуй был легким и невинным – как поцелуй старшего брата. Этот начинался так же, но очень быстро в нем появилась настоящая страсть. В ответ Энн теснее припала к Стэну. Чувства ее внезапно вырвались на свободу – как будто прорвало плотину. Вот о чем оказывается она мечтала, вот чего ей не хватало – мужчины, такого, как Стэн, чтобы вот так целовал ее, вот так прижимал к груди. Внезапно он резко отстранился.

– Сейчас не время и не место. Но мы еще увидимся, Энн.

– Сегодняшний день принес мне столько радости, – призналась она. – Да уж, будет теперь о чем подумать. А все ты.

– Не волнуйся, милая. Хорошего понемножку. – И Стэн снова поцеловал ее, но теперь уже не столь страстно. – Завтра я тебе позвоню.

После его ухода Энн нежилась в ванне и размышляла. И в первую очередь разумеется о Стэне. Никогда еще никто – никто! – не нравился ей так, как он. Но она же поклялась себе, что не станет больше иметь дела с фанатичными любителями дальних странствий. Проблема. И решать эту проблему придется ей.

– Здрасте, доктор Энн, – улыбнулась Эльвира.

– Здравствуй, Эльвира, – отозвалась Энн и тут же повторила традиционное приветствие по-испански.

Она льстила себя надеждой, что мастерски справилась. Однако девочка так и прыснула со смеху.

– Я принесла тебе комиксы, – сказала Энн, протягивая маленькой пациентке стопку книжек. – В них все ясно по картинкам. Я еще зайду проведать тебя попозже, – пообещала она.

Эльвира рассеянно помахала ей, с интересом рассматривая пестрые рисунки. Девочка быстро шла на поправку. Ей крупно повезло – мозг не был серьезно поврежден.

– Как провели выходные? – поинтересовалась Джина, когда они вместе возвращались в ординаторскую из лаборатории.

В первое мгновение Энн замялась. Не хотелось посвящать Джину в происходящее – но не врать же!

– Собственно говоря, в воскресенье мы со Стэном катались на яхте. Он одолжил ее у брата.

Холеные руки Джины, перебиравшие бланки анализов, чуть заметно дрогнули, но голос звучал все так же ровно:

– А мне казалось, подобные забавы вас не привлекают.

– Не совсем так, – осторожно ответила Энн. – На самом деле, меня не привлекают мужчины, которые уезжают куда-то к черту на кулички и оставляют своих женщин томиться дома.

Джине было не занимать проницательности.

– И в вашей жизни уже был подобный мужчина, да? – спросила она.

– Да, – отозвалась Энн. – Но я не хочу о нем говорить.

Стэн объявился только после ланча.

– Если у тебя есть время, не могла бы ты ассистировать мне на операции? Барбара, тринадцати лет – вообще-то она лежит в больнице Святой Троицы, но оперировать мне бы хотелось здесь.

– Конечно, – кивнула Энн. – Только расскажи мне, что это будет за операция.

– У девочки острый спинальный эпидурит, возникший в результате гнойной инфекции. Состояние тяжелое, сильные корешковые боли. В данной ситуации показано только хирургическое вмешательство. Но я уверен: Барбаре это наверняка поможет. Так значит в десять, идет?

Ассистировать Стэну оказалось сплошным удовольствием. Вот у кого можно было многому научиться. Казалось, он все делает играючи. Но какое огромное мастерство и опыт стояли за этой видимой легкостью!

– Ну что, – улыбнулся он, закончив операцию. – Нехитрое дело, а?

– Вот уж нет, – покачала головой Энн.

– Я должен кое в чем тебе признаться, – заявил Стэн, позвонив ей вечером через два дня.

Энн была рада этому звонку. От звука любимого голоса сердце у нее забилось чаще. Но что еще за признание?

– Ты ведь знаешь, что на Хэллоуин в больнице устраивается грандиозная вечеринка? Младший персонал начинает готовиться к ней загодя.

– Кажется, что-то слышала.

– Понимаешь, меня на него уже пригласили. Джина сказала, что на празднике будут ее отец и брат, и спросила, не присоединюсь ли я к их столику. Якобы ее отец хочет со мной поболтать, а он ведь такой выдающийся кардиохирург!

– Уверена, ты прекрасно проведешь время, – безжизненным голосом отозвалась Энн.

– Эй, погоди! Не надо скоропалительных выводов. Собственно, само признание еще впереди. Я ответил Джине, что весьма польщен, но уже пригласил тебя. Я ведь и вправду собирался. Ну а Джина заявила: мол, нет проблем, приходите оба. Жаль, Джереми никакими силами туда не выманишь, а то здорово было бы собрать все отделение за одним столом. Ну как тебе перспектива?

Перспектива вызвала у Энн весьма смешанные чувства. Во-первых, радость – ведь Стэн хочет быть на вечере вместе с ней. Во-вторых, прежние опасения – а стоит ли ей и дальше сближаться с ним? К тому же предстояло присоединиться к компании Джины. Впрочем, надо отдать ей должное – она могла бы ой как отравить сопернице жизнь, но ни разу еще этой возможностью не воспользовалась. А Стэн хочет пообщаться с ее отцом.

– Чудесно, – ответила наконец Энн. – Я в восторге. В большой компании всегда веселей.

– Отлично. Значит, я звоню Джине. Скучаешь по мне, Энн?

– Ужасно. Но умело держу себя в руках.

Стэн засмеялся и повесил трубку.

На следующий день Энн при первой же возможности рассказала о приглашении Чарити. К ее несказанному удивлению, та страшно разволновалась.

– Держись начеку. Кто знает, чего можно ждать от Джины? В тихом омуте черти водятся. Она не такая уж безобидная, как кажется на первый взгляд.

Энн лишь рассмеялась, но предупреждение занозой засело в мозгу, слегка отравляя радость предвкушения. Однако чуть позже Джина сама подошла к ней и дружески улыбнулась.

– Надеюсь, вы присоединитесь к нам на Хэллоуин? Стэн говорит, он уже пригласил вас. Было бы просто замечательно собраться всем вместе. Приедут мои отец и брат.

– С удовольствием, – ответила Энн, устыдившись в душе своих подозрений в отношении Джины.

В пятницу вечером она ходила в гости к Чарити. Подруга тут же провела ее в просторную кухню, усадила в кресло и заявила:

– Давай-ка отработай угощение, пока я закончу готовить жаркое.

Она вытащила из люльки тихонько воркующую малышку, усадила Энн на колени и сунула ей бутылочку.

– Покорми деточку, а я займусь нашей едой.

Сощуренные глазки чуть приоткрылись, моргнули, открылись шире, и розовый ротик с неожиданным проворством потянулся к бутылочке. Малышка зачмокала. Энн счастливо улыбнулась.

– Знаешь, – сказала она подруге, – когда столько общаешься с больными детьми, до чего же приятно видеть здоровенького. А то мы просто забываем, какими они должны быть на самом деле.

Раздался стук парадной двери, и через минуту в кухню вошел Майкл. Он поцеловал жену и Энн, чмокнул Бет в макушку.

– Сплошные поцелуи, – сладко зажмурился он. – Вот что значит быть отцом семейства.

Энн рассмеялась. Она не была близко знакома с Майклом, но он ей нравился. Невысокий крепыш с веселыми глазами, он обладал особым умением сходиться с людьми. Прежде чем пойти учиться в медицинский колледж, он несколько лет проработал медбратом. Энн подумала, что всякому не мешало бы обладать такой второй специальностью.

Майкл налил себе хересу, приглашающе приподнял графин и выжидательно взглянул на женщин. Обе отказались.

– Ну и как тебе работается в поликлинике? – спросила Энн. – Чарити говорит, ты в восторге.

– Так и есть. Знаешь, совсем другое дело, чем в больнице. Начинаешь понимать… – он на миг задумался, – начинаешь понимать, как важны всякие мелочи. Когда пациент лежит в больнице, он только и думает, как бы поскорее выздороветь. Но когда лечишься дома, то на первый план выступает все остальное – повседневная жизнь, работа, семья. Тут уже не до самой болезни.

Энн стало по-настоящему интересно. Она никогда не задумывалась об этом раньше.

– И что?

– Ты ведь знаешь, сколько людей начинают пить антибиотики, потом им становится чуть лучше, и они бросают курс лечения?

Энн кивнула. Эта проблема неизменно волновала врачей – ведь если пациент не заканчивал курс, болезнь могла в любую минуту вернуться, а организм уже терял восприимчивость к лекарству.

– Даже зло берёт, – согласилась она. – Предупреждаешь их, предупреждаешь, а все без толку.

– Вот и меня раньше зло брало. А теперь я скорей сочувствую. Ведь на работе часто так закрутишься, что забываешь о таблетках, которые надо принимать три раза в день.

– Но ведь здоровье-то важнее!

– Само собой. Но и от всего остального никуда не денешься. Жизнь берет свое. Вот почему я и говорю, что любая мелочь важна. Когда к терапевту попадает история болезни нового пациента, он должен относиться к ней не просто как к истории болезни, а как к истории его жизни. Допустим, тебе кажется, что ты предлагаешь идеальную схему лечения. А вдруг у твоего пациента такой стиль жизни, что он никак не сможет ее соблюдать?

Энн поневоле вынуждена была согласиться. Но некоторые сомнения все же оставались.

– А разве терапевту хватит времени вдаваться в особенности режима и образа жизни каждого пациента?

Майкл засмеялся.

– В этом-то и состоит уязвимое звено. Скорее всего – нет, не хватит.

Тем временем Бет допила свое молочко. Энн не без труда отняла у нее бутылочку и вытерла ротик салфеткой.

– Можно, теперь я ее заберу?

Не дожидаясь ответа, Майкл взял дочь и нежно прижал к груди, ласково покачивая. Оба выглядели до невозможности счастливыми и умиротворенными.

На некоторое время воцарилась тишина. Майкл проверил, не надо ли менять малышке подгузник и, решив, что можно обождать, покачал ее еще немного и уложил в люльку.

– Возможно, – весело заявил он, – теперь она даст нам спокойно поесть. Но ручаться не стану.

Чарити уже накрыла на стол. Энн вспомнила все, что произошло за последние недели: встречу со Стэном и то, как он буквально заставил ее снова задуматься о вещах, которые она усиленно старалась вытеснить на задворки памяти. Стэн прав – пора изгнать призраков. И Майкл ей в этом поможет.

– Ты ведь учился вместе с Бернардом Николсом, моим женихом, – не стала тянуть она.

Майкл настороженно поглядел на собеседницу.

– Ну да. Когда я узнал…

Энн нетерпеливо отмахнулась.

– Не волнуйся, Майкл, я уже свое отплакала. Не собираюсь закатывать тут истерики. Но ты ведь с ним познакомился задолго до меня. Вот мне и хочется узнать, каким он был тогда, как ладил с людьми. – Она на миг умолкла, думая как же получше объяснить, что именно ей надо. – Я любила его, собиралась за него замуж, но теперь почему-то не уверена, что знала его по-настоящему. Пожалуйста, Майкл, мне это очень важно.

Майкл явно чувствовал себя не в своей тарелке и никак не мог начать. Энн даже стало смешно.

– Классическая картина. Врач лихорадочно соображает, позволительно ли рассказать пациенту всю правду.

– Между прочим, – заметил Майкл, – полная откровенность отнюдь не панацея от всех бед. Иногда пациенту кажется, будто он хочет знать всю правду, а на самом деле выдержать ее не в состоянии.

– Ничего, я готова рискнуть.

– Тебе виднее. Я бы не сказал, что мы с Бернардом дружили, слишком уж в разных кругах вращались. Он был очень талантливым врачом, куда талантливее меня. Запоминал все с первого раза, ему ничего не приходилось заучивать долго и мучительно. Что бы он ни делал, всегда – лучше всех. Мы еще звали его наш Метеор.

– Метеор? – А Энн и не слышала, что у жениха было такое прозвище. Да, собственно говоря, так ли уж много она знала о любимом. – Хорошее прозвище, как раз для него. Но… – произнесла она и выжидательно посмотрела на Майкла.

– Почему «но»?

– Когда говорят таким тоном, сразу ясно: это еще не все. Остались какие-то сюрпризы, причем неприятные. Итак?

– Да нет же, мне лично Бернард нравился. Да он многим нравился. Всегда был готов помочь, только попроси.

Энн смутно ощущала, что Майкл чего-то недоговаривает – видимо, не хочет ее огорчать.

– Послушай, – горячо начала она. – Я уже смирилась с тем, что он умер. Но не могу смириться с тем, что плохо знала самого близкого мне человека.

Чарити тихонько села рядом с мужем и взяла его за руку.

– Расскажи ей, Майкл. Она заслуживает право знать все.

Вид у того сделался вконец несчастный.

– Понимаешь, из всех парней, с кем мы учились, он был самым… Ну то есть, если бы меня спросили, кто скорее всего погибнет именно так, как он, я бы без колебаний назвал Бернарда. Для врача он был слишком уж рисковым, нетерпеливым. В некоторых обстоятельствах это, разумеется, хорошо – из него вышел бы отличный военный хирург. Но по большей части врач должен быть осмотрительней. А он очень уж любил рисоваться. Даже помогая другим, делал это как будто не для них, не потому что по-настоящему любил людей и медицину, а для себя. Боюсь, он был законченным эгоистом. – Майкл виновато поглядел на Энн. – Странно говорить такие вещи про человека, который столько…

– Я прекрасно понимаю, что ты имел в виду, Майкл, – негромко произнесла Энн. – Спасибо, что все мне рассказал. Ты и не представляешь, как сильно помог мне.

Повисла тяжелая пауза. Ее развеяла Чарити.

– К столу, к столу, – весело пропела она. – Майкл, открой-ка нам бутылку вина.

Чарити решила остаться дома с ребенком и не ходить на хэллоуинский бал. Но одна из младших сиделок рассказала Энн о предстоящем празднике во всех подробностях. По традиции устраивали его в огромном гимнастическом зале отделения физиотерапии, откуда по такому случаю выносили все снаряды.

Забыв былые опасения по поводу Джины, Энн полностью отдалась мыслям о костюме. Она вообще любила наряжаться – может быть даже слишком любила. Но когда проводишь детство и юность в походной, весьма функциональной, но такой мешковатой и невзрачной одежде, подобная слабость более чем простительна. Энн и на каждый день тщательно подбирала себе костюмы, а мысль о маскараде и вовсе повергла ее в восторженный трепет.

Вечером ей позвонил Стэн.

– Ты собираешься быть в костюме? – опасливо поинтересовался он.

– Да, – решительно ответила Энн. – И тебе тоже следует придумать что-нибудь поинтереснее.

– Но у меня нет никаких идей, – взмолился он жалобно.

– Так напряги фантазию. – Энн была неколебима. – И запомни: с теми, кто придет без костюма, я танцевать не стану.

– Кто тут из нас солидный врач со стажем, а кто робкий стажер? – проворчал Стэн. – Почему это ты не слушаешься каждого моего слова?

– Я не слушаюсь?! – изумилась Энн. – Ты же сам пригласил меня на бал. На бал-маскарад! Вот я и собираюсь явиться туда в костюме.

– Тогда, пожалуй, наряжусь-ка я турецким султаном. Вот кто умел жить. Держал жен взаперти в своем гареме, а стоило какой-нибудь из них ослушаться – раз, и голова с плеч. Не хочешь явиться одной из моих покорных рабынь? И на костюм разоряться не надо – два лоскутка шелка и пара ожерелий. Вот эта идея по мне.

– Мечтай-мечтай, – холодно парировала Энн. – Я уже решила. Наряжусь эскимоской.

– А я тогда – полярным медведем. Ладно, в любом случае – до встречи.

Энн очень любила, когда Стэн ей звонил. По большей части они весело болтали, несли всякую ерунду и не касались серьезных тем. По молчаливому соглашению они решили обходить некоторые вопросы стороной.

– До чего же не терпится прийти на бал в маскарадном костюме, – как бы невзначай сказала Энн Джине на следующий день. – А вы уже решили, кем будете?

Вопрос застал Джину врасплох.

– Да нет… я еще как-то не задумывалась. Даже не знаю.

– Вчера я говорила со Стэном по телефону, – перебила Энн. – Он тоже еще не решил, но надеется, что успеет придумать – время-то еще есть.

Пожалуй, это было весьма вольным переложением слов Стэна, но желаемый эффект был достигнут. Джина так и замерла.

– У меня есть знакомая актриса, – выдавила она. – Позвоню ей сегодня вечером.

Вот и славно обрадовалась Энн. Теперь ей точно не придется, напялив маскарадный костюм, сидеть за одним столом с Джиной, одетой в вечернее платье по последней моде. Только вот что бы такое придумать поинтереснее? И чтобы танцевать можно было – не сидеть же весь вечер у стенки!

В конце концов решить проблему ей помогла мама. Родители как раз вернулись с Барбадоса и позвонили дочке поболтать и обменяться новостями.

– Милая, у меня есть как раз то, что нужно! Пару лет назад в Дуранго мы попали на празднование Дня смерти. Так вот одним из самых популярных нарядов у девушек, надеваемых в этот день, является платье из какого-то тонкого шелковистого материала, все расшитое скелетами, привидениями и прочими ужасами. А в придачу – еще и вуаль. Я себе тоже купила – сама не знаю зачем, все равно в жизни не надену. Постараюсь каким-нибудь образом переправить его тебе, жди.

Энн улыбнулась. Мама постоянно покупала за границей всевозможные экзотические наряды. И только вернувшись на родину, понимала: носить их тут негде.

– Спасибо, мама, – поблагодарила Энн. – Похоже, самое оно. Кстати, я тут работаю с одним врачом, который очень хочет с вами познакомиться. Можно, мы с ним как-нибудь заскочим на днях? Он тоже помешан на путешествиях и приключениях.

Платье прибыло через два дня. Энн вытащила его из коробки – и ахнула. Какая прелесть! Она ведь мечтала о чем-то необычном и очень красивом – и вот вам, пожалуйста! Из тонкого, льнущего к телу материала, с серебристой вышивкой, без рукавов и очень глубоким вырезом, да к тому же еще и с разрезом до середины бедра. Не удержавшись, Энн немедленно примерила платье и бросилась к зеркалу. Точно на нее шили! А еще эта вуаль. Теперь-то Энн уж точно не выглядела типичным врачом.

И вот наступил долгожданный день. Стэн, разумеется, как всегда работал «до упора». С утра он позвонил Энн и, ссылаясь на срочную операцию, рассыпался в извинениях, что не сможет заехать за ней.

– Пустяки, – не стала обижаться Энн. – Встретимся уже там. Джина сказала, что будет нас ждать.

Энн надела самый длинный плащ, спрятала вуаль в сумочку и отправилась в больницу на такси. Когда она зашла на несколько минут в дамскую комнату, чтобы привести в порядок костюм и подкраситься, на душе у нее здорово полегчало. Рядом прихорашивалась дородная медсестра, втиснувшаяся в платье по меньшей мере на пару размеров меньше, чем следовало бы. Поодаль надевала завитой парик дама в придворном костюме восемнадцатого века с неизбежными фижмами и столь же неизбежным огромным декольте. Судя по всему, на знамени сегодняшней вечеринки был начертан девиз: «Пооткровенней!» Джина заметила Энн, едва та показалась в холле, и радостно замахала ей рукой. Она была одета вампиром – длинное черное платье и черный, парик. На мертвенно-бледном лице алели кроваво-красные губы. Выглядела она на диво эффектно. Рядом с ней стояли двое мужчин.

– Это Энн, наша новая сотрудница, – представила Джина. – Выполняет за меня всю самую неблагодарную и трудную работу. Энн, какое чудесное платье! А это мой отец, Чарлз Браун.

Чарлз Браун был высок, лысоват и одет в зеленый костюм хирурга, обильно залитый чем-то красно-коричневым – должно быть, «кровью». На поясе у него болталась коллекция устрашающего вида пил.

Он приветливо улыбнулся новой знакомой.

– Знаете, Энн, я так и не смог придумать себе маскарадного костюма, поэтому явился в рабочей одежде.

– А этой мой брат Марк, – продолжала знакомить Джина. – Боюсь, он тоже принадлежит к врачебному сословию.

В голосе ее прозвучали какие-то странные нотки, но Энн не поняла, в чем дело. Но тут Марк, державшийся чуть поодаль, в тени колонны, шагнул вперед, и Энн была просто поражена. В жизни она не видела второго такого красавца, как Марк Браун!

Он нарядился не то Тарзаном, не то подросшим Маугли – в шкуру леопарда и кожаные сандалии. На обнаженные загорелые плечи падали длинные русые волосы. А лицо!

– О, Энн, – произнес этот красавец глубоким проникновенным голосом, – как я рад с вами познакомиться. Позволено ли мне будет сказать, что ваше платье просто великолепно?

– Спасибо, – растерянно пролепетала Энн. – У вас тоже, очень красивый костюм.

Предложив новой знакомой руку, повелитель джунглей бережно, точно она была драгоценной фарфоровой статуэткой, проводил ее к креслу у стены.

– Сейчас принесу нам чего-нибудь выпить. Энн, что вы будете? Насколько я понимаю, скоро к нам присоединится доктор Ирвинг – вы не знаете, что он предпочитает?

Энн попросила и себе, и Стэну красного вина, а потом повернулась к Чарлзу Брауну.

– Ну что, старина Джереми доводит вас работой до седьмого пота? – спросил тот. – Этот человек просто одержимый. А сколько всевозможных комитетов и советов возглавляет! Я ему давно говорю: если не сбавит темпа, кончит тем, что попадет ко мне на стол.

– Зато он – чудесный учитель, – вступилась за любимого шефа Энн. – Всегда находит для меня время.

– Ну да, у него всегда и для всех находится время. Кстати, Энн, запомните на будущее: врачу просто необходимо научиться иногда отвечать отказом. Вот в чем залог счастливой и плодотворной жизни. А вы никогда не подумывали о карьере кардиохирурга?

Энн думала об этом, но мысль о жесткой конкуренции ее отпугнула.

– Очень уж трудно пробиться, – честно призналась она. – Все хотят оперировать на сердце. А кроме того, кажется, в этой области хирургии сложилось предубеждение против женщин.

– Боюсь, вы правы. А все оттого, что мы стараемся замолчать один простой факт: кардиохирургия – дело нехитрое. Кто занимается по-настоящему сложной работой, так это врачи, вроде вас с Джиной и Джереми.

Энн решила, что Чарлз Браун ей очень нравится – в отличие от многих и многих консультантов, которых ей доводилось встречать, он умел относиться ко всему на свете – а в первую очередь к себе самому – со здоровым чувством юмора.

Марк принес напитки, раздал их и уселся рядом с Энн.

– Какой необычный рисунок, – заметил он, проводя пальцем по плечу собеседницы. – Это ведь ручная вышивка, верно?

Чарлз Браун наклонился разглядеть узор поближе.

– Пожалуй, иглой я орудую лучше. Из этой вышивальщицы не вышло бы хорошего кардиохирурга.

Все тревоги Энн вмиг испарились. Общество собралось веселое и дружелюбное, даже Джина слегка оттаяла. Для полного счастья Энн не хватало только Стэна.

– Ну и как вы ладите с моей злющей старшей сестрицей? – осведомился Марк. – Знаете, я ведь и врачом стал только потому, чтобы не отставать от нее. А в детстве мечтал пойти в летчики-истребители.

Джина шутливо стукнула брата. Сразу было видно – эти двое очень любят друг друга.

– Простите за опоздание, – произнес знакомый голос.

Энн подняла взгляд, и сердце ее забилось чаще. Так бывало всегда, стоило им лишь встретиться. Стэн приветливо улыбнулся всей компании. Он вырядился гангстером – пижонский костюм в полосочку, черная рубашка, белый галстук, повязка через глаз. Ласково потрепав Энн по плечу, он сел на свободное место рядом с Чарлзом. Брауном.

– Читал вашу последнюю статью про электрические импульсы головного мозга, – с места в карьер начал он. – Весьма интересно. Отличный базис для дальнейших исследований. Так вот, как вы знаете, я тоже интересуюсь аритмией, и…

– Папа! – укоризненно воскликнула Джина. – Опять вы о работе!

– Нельзя уж человеку и о работе поговорить. Кроме того юный Стэн всему будет внимать с благоговением, что я ни скажи. Верно?

– Безусловно.

И два фанатика медицины сдвинули кресла и углубились в какой-то сугубо профессиональный спор.