Текст книги "Гримстоун (ЛП)"
Автор книги: Софи Ларк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)
Он пожимает плечами, ухмыляясь.
– Тебе, казалось, это понравилось. Или, по крайней мере, твоей киске понравилось...
У меня кружится голова. Из всего, что я думала найти на этой кассете... это было не то.
– Я не понимаю...
– Что? – говорит Дейн, все еще раскачивая нас.
– Я думала, люди не будут делать ничего такого, чего они обычно не делают, когда они загипнотизированы...
– В том-то и дело. Ты действительно сделала это... Ты бы сделала. Ты просто не знала этого, – Дейн смотрит на меня так, словно ожидает, что я пойму.
И я боюсь, что я наконец начинаю понимать.
Глава 32
Реми
Мы с Дейном едем к Эмме завтракать, потому что я взяла с нее обещание вести себя хорошо, и даже Дейн не может отрицать, что ее блинчики феноменальны.
Эмма стала довольно снисходительной с тех пор, как я рассказала ей о том, что произошло в ночь Хэллоуина. Я думаю, она чувствует себя виноватой, потому что не замечала моего отсутствия около двух часов, и только потом потому, что у нее закончились деньги и она захотела одолжить талон на выпивку.
Забавно видеть, как они с Дейном смеются и обсуждают общих знакомых – я иногда забываю, что почти все здесь знают его дольше, чем я.
Ни один из них не поднимает тему Лайлы, и за это я благодарна. Я была бы очень рада, если бы Эмма и Дейн могли, по крайней мере, не ненавидеть друг друга, даже если между ними слишком много воды утекло, чтобы они могли по-настоящему подружиться.
Пока они болтают, я развлекаюсь, читая доску объявлений через плечо Эммы. Кто-то уже разместил форму заказа венков ручной работы, хотя до Рождества осталось еще два месяца. Также есть новый плакат о пропавшей кошке и еще один для маленькой дворняжки по имени Фитци. Всего их четыре – никто никогда не снимал плакаты с изображением серого перса или золотистого ретривера, так что, я думаю, их так и не нашли.
– На что ты смотришь? – спрашивает Дейн.
– Здесь пропадает много домашних животных...
Он бросает взгляд на доску.
– Вероятно, их сбила машина. Или съел койот.
– Да, – я киваю. – Только... кость, которую шериф нашел в нашей раковине, принадлежала золотистому ретриверу. По крайней мере, так он сказал в то время.
– Откуда он это узнал? – Эмма оживляется.
– На нем было немного меха.
Дейн хмурится.
– Или это он её туда положил.
Я пытаюсь вспомнить, выглядел ли шериф Шейн особенно самодовольным, когда я показала ему беспорядок на кухне.
– В то время мне показалось странным, что он почти не осматривал дом.
– Это пиздец... – Эмму, похоже, тошнит. – Ты думаешь, он убил собаку миссис Биман?
– Возможно. Меня больше волнует то, что случилось с Гидеоном.
Я позвонила маме Гидеона и его сестре – ни от кого из них не было вестей уже почти неделю. Это был неловкий телефонный разговор, Гидеон даже не сказал им, что мы расстались.
Совершенно очевидно, что шериф и два его помощника вместе были замешаны в каком-то темном дерьме – я не знаю, зачем им понадобилось вламываться в мой дом и трахаться со мной, но я также не понимаю, почему им нравилось таскать девушек в парки на групповуху в Хэллоуин.
Они могли нацелиться на Гидеона, потому что он был из другого города. Или потому, что они планировали повесить это на меня. Шериф довольно быстро оказался у меня дома, указывая пальцем…
– Может быть, один из помощников шерифа выложит все начистоту, – говорит Дейн. – Сдаст другого, чтобы получить более мягкое наказание или что-то в этом роде...
В данный момент они оба сидят в тюремной камере, так что это, безусловно, возможно. Шериф Шейн находится под стражей у двоюродной сестры Ронды Энни в морге.
Я рада, что с помощниками шерифа, которых Дейн избил до полусмерти и ударил ножом в живот, все в порядке, хотя только ради Дейна – насколько я понимаю, все трое этих ублюдков-насильников могут гореть в аду.
Я взяла вину на себя за то, что ударила шерифа ножом, хотя знаю, что этого не делала. У меня были более веские аргументы в пользу самообороны, и я не могла рисковать тем, что Дейн возьмет вину на себя, не с шестью ножевыми ранениями в грудь шерифа Шейна.
Но я бы, конечно, хотела знать, кто был этот четвертый человек – если он вообще существовал. Мои беспорядочные воспоминания – это упражнение в расстройстве. В ту ночь я была в полной заднице, и я не думаю, что это было просто из-за удара по голове. Я едва держалась на ногах после трех стаканчиков.
– Я лучше пойду, – говорю я Эмме и Дейну. – У меня сегодня куча работы.
– В отличие от твоего обычного спокойного графика, – смеется Эмма.
– Я отвезу тебя, – Дейн хватает свое пальто.
* * *
Дейн высаживает меня в Блэклифе, подъезжая поближе к сараю, потому что мой Бронко и мопед Джуда занимают лучшие парковочные места. Проходя через сад, я улавливаю странный запах. Возможно, это из-за того, что у нас накапливается куча мусора – на этой неделе я еще не сбегала на свалку.
Я захожу внутрь через заднюю дверь кухни и обнаруживаю, что Джуд ждет меня, перед ним на столе разложена почта. У меня появляется дурное предчувствие, как только я вижу его лицо.
– Что случилось?
– Что случилось… – губы Джуда такие бледные, что сливаются с остальной кожей. – Я только что получил письмо о приеме из университета Портленда. Что странно, потому что я не помню, чтобы подавал заявление в университет Портленда. Или куда-либо еще.
Блять.
– Ладно. Я вижу, что ты злишься...
– Нет, я не злюсь, Реми, я чертовски зол!
Джуд встает из-за стола, и я вспоминаю, что теперь он выше меня.
– Послушай, прости… – я поднимаю руки. – Тебе не обязательно поступать в Портлендский государственный университет. Я просто хотела, чтобы у тебя были варианты. Я подумала, что если ты увидишь, что тебя приняли...
– Почему ты так отчаянно хочешь избавиться от меня?
Челюсть Джуда так напряжена, что слова выходят натянутыми и отрывистыми. Его грудь поднимается и опускается короткими толчками. Его светлые волосы растрепаны больше, чем обычно, они свисают на лицо, как будто он дергал их, просматривая почту.
Я действительно расстроила его, и чувствую себя дерьмово из-за этого. Я хотела подбодрить его, а не усугублять ситуацию.
– Я не пытаюсь избавиться от тебя, Джуд. Я буду безумно скучать по тебе, когда ты…
– Тогда почему ты всегда настаиваешь на этом? – перебивает он, широко размахивая руками, так что одна из них ударяется о подвесной светильник над столом, заставляя его раскачиваться взад-вперед. – Ты постоянно поднимаешь эту тему, давишь на меня, ведешь себя так, будто у меня есть выбор, но, черт возьми, выбора нет!
Кухня кажется крошечной, вызывающей клаустрофобию и слишком жаркой. Но я не могу отступить, только не в этом.
– Потому что я хочу для тебя чего-то лучшего, Джуд! Я не хочу, чтобы ты в конечном итоге стал нищим неудачником… – я сглатываю. – Как я.
Я вздрагиваю при виде нашей грязной, обшарпанной кухни. Я еще ничего здесь не ремонтировала, кроме как разбила старую плитку. Пол пахнет плесенью из переполненной раковины. Наш холодильник почти пуст. Остальная почта на столе – неоплаченные счета.
– Это не то, чего я хочу для тебя, – говорю я Джуду. – Это ненадолго.
– Мы не останемся без гроша, как только продадим это место, – утверждает он, игнорируя кухню. – Тогда мы сможем переехать, куда захотим.
Я делаю несколько медленных вдохов, понижая голос до более спокойного уровня.
– Я надеюсь, что мы заработаем на этом, Джуд, но это не решит все наши проблемы навсегда. Тебе все равно нужно поступить в колледж и определиться с карьерой, а мне нужно найти следующее место для переезда. Может быть, где-нибудь поблизости, если все пройдет хорошо… Мне вроде как нравится Гримстоун, – я колеблюсь, но лучше выложить все сразу. Мне вообще не следовало скрывать это от него. – Плюс, э-э, я вроде как встречаюсь с нашим соседом...
– Что? – глаза Джуда сужаются.
– Дейн не убивал свою жену, – быстро говорю я. – Их отношения были довольно хреновыми, но вся история с убийством была преувеличена.
– О, ну, тогда все круто, – с отвращением говорит Джуд. – Я, блять, не могу тебе поверить, Реми.
– Он мне нравится, – я начинаю защищаться и знаю, что мое лицо покраснело. – Он не такой, как ты думаешь, и он тот, кто спас меня от тех парней в ночь Хэллоуина. Если бы Дейн не пришел…
– Он тот самый! – Джуд начинает что-то кричать, затем останавливает себя, возмущенно качая головой. – Значит, теперь он твой спаситель? – усмехается он. – Этот парень угрожает нам и вымогает деньги, ты думала, что он вломился в наш дом, он самый ненавистный человек в городе, но ты решила, что он идеальный парень. Чертовски типичная Реми – ты исполняешь все свои лучшие хиты.
Гнев и презрение на лице Джуда заставляют меня почувствовать себя на два дюйма выше.
Когда он говорит все это таким образом, это действительно звучит довольно глупо и безрассудно.
И он еще не закончил – Джуд тычет пальцем мне в лицо.
– Ты сошла с гребаных рельсов – ты была такой с тех пор, как мы сюда приехали. С тобой что-то не так, Реми, у тебя крыша поехала. Перестань пытаться исправить мою жизнь, когда твоя потерпела крушение.
Он запихивает письмо о принятии в остальную почту, отчего вся стопка слетает со стола и разлетается по полу. Затем он топает к задней двери.
Глава 33
Дейн
Теория Реми о шерифе имеет смысл. Он остановил ее, когда она приехала в город, нацелившись на нее практически с того момента, как она приехала сюда, и он не унимался, пока не заманил ее в парк в ночь Хэллоуина и почти преуспел в том, чтобы сделать ее жертвой мести Жнеца в этом году.
Я должен чувствовать облегчение, зная, что он лежит мертвый на столе в морге, и двое его приятелей тоже за решеткой.
Единственная проблема в том, что... ни Реми, ни я не помним, как нанесли ему удар ножом.
Конечно, она была пьяна, а я был в ярости от убийства. Я, конечно, хотел убить шерифа Шейна и любого другого, кто хоть пальцем тронул Реми. Возможно, я устроил блицкриг против него, или это сделала Реми, или кто-то из его приятелей, кто мог затаить обиду.
Но что-то не дает мне покоя, и около десяти часов вечера я ловлю себя на том, что подключаю камеру, которую спрятал внутри Блэклифа.
До сих пор от этого было мало толку, если не считать того, что мне нравится открывать приложение и поглядывать на Реми всякий раз, когда я по ней скучаю.
Я знаю, что это пиздец и неуместно. Вот почему я рад, что Реми тоже теперь знает об этом – мне действительно не нравится лгать ей. Но она не просила меня закрывать это. Потому что, странным образом, я думаю, ей нравится знать, что я наблюдаю за ней.
Ей нравится мое внимание. И она знает, что она в большей безопасности, когда я за ней присматриваю. Потому что я не позволю, чтобы с ней что-то случилось – нет, если я могу этому помочь.
Я единственный, кто может трахаться с Реми.
И я тот, кто защитит ее... от шерифа, от Гидеона и даже от нее самой, черт возьми.
Я начинаю думать, что это и есть настоящая опасность… в чем Реми не признается даже самой себе.
И, возможно, это настоящая причина, по которой я вообще установил эту камеру.
Чтобы доказать то, что я подозревал с самого начала…
Глава 34
Реми
Я готовлю нормальный ужин, надеясь, что Джуд вернется домой вовремя, чтобы присоединиться ко мне, но он игнорирует мои сообщения. В итоге я сажусь ужинать в одиночестве в официальной столовой, которая выглядит чертовски хорошо теперь, когда я заменила окна и полы, перекрасила стены и заново окрасила деревянную отделку.
Интересно, мог бы кто-нибудь отреставрировать старое пианино.
Наверное, это не стоит таких денег, но я не могла заставить себя вытащить эту штуку на улицу и разломать ее топором. Вот почему я вкатила его обратно в столовую, когда закончила заново отделывать полы, хотя древний «Гранд» весит столько же, сколько круизный лайнер, и, возможно, в нем водятся привидения.
Я касаюсь одной из клавиш. От одной единственной печальной, фальшивой ноты у меня по спине пробегают мурашки.
Если бы я разрубила пианино, мне не пришлось бы беспокоиться о том, что кто-то будет играть на нем по ночам.
Но я предпочла бы разгадать эту тайну, чем устранить ее.
Вот почему я установила камеру слежения на каминной полке, направив ее прямо на пианино.
Если это наш недавно умерший шериф вломился в мой дом, то эти клавиши будут молчать всю ночь напролет.
Но если нет... следующая сыгранная нота будет заснята на пленку.
После еды я трачу еще три часа на то, чтобы перестроить книжные полки в библиотеке. Я довольно хорошо разбираюсь в столярном деле, настолько, что подумываю о том, чтобы самой смастерить кухонные шкафы. Это сэкономило бы кучу денег, и я могла бы покрасить их в какой-нибудь модный цвет, хотя, возможно, мне стоит остановиться на чем-то более нейтральном…
Пока я обдумываю свои варианты, я слышу, как Джуд поднимается по лестнице.
– Эй! – я зову. – Я здесь!
Если он все еще злится на меня, он, вероятно, пройдет мимо в свою комнату.
Вместо этого он просовывает свою белокурую голову в дверной проем и осматривает полки.
– Выглядит неплохо.
– Спасибо, – говорю я, чувствуя смехотворное облегчение. Ненавижу, когда мы с Джудом ссоримся – ничто не кажется правильным, пока не разрешится. – И послушай, я действительно сожалею о том, что отправила эти заявления. Я не должна была делать это за твоей спиной.
– Все в порядке, – коротко говорит Джуд. – Ты права, мне пора побыть одному.
– Да, – я киваю после секундного колебания.
Фигура Джуда заполняет дверной проем, загораживая свет позади него, так что он не совсем освещает его лицо. Я не могу сказать, зол ли он.
Я имею в виду, он, должно быть, немного раздражен, но он также должен знать, что это к лучшему, верно?
– Ты не будешь полностью предоставлен сам себе…Я по-прежнему буду помогать деньгами, и мы будем все время разговаривать по телефону, я буду навещать тебя в колледже, ты будешь приезжать домой на каникулы... где бы ни был дом... – я неловко смеюсь.
– Правильно.
Тон Джуда ровный, и все, что я действительно могу видеть, это его силуэт. У меня возникает желание спросить его, где он пропадал весь день, но это только разозлит его еще больше.
Вместо этого я говорю:
– Я оставила для тебя курицу в холодильнике.
– Спасибо.
– Что ж, спокойной ночи...
Джуд поворачивается и направляется в свою комнату, закрывая дверь. Я думаю, его не интересуют остатки курицы. Он, вероятно, уже поел.
Я работаю еще час, пока мои руки не наливаются свинцом, а веки не опускаются. Затем я принимаю долгий, благословенно теплый душ и, наконец, заваливаюсь в постель.
* * *
Завывает ветер. Корабль раскачивается – не успокаивающе, как обычно по ночам, а огромными, неровными движениями, которые чуть не сбрасывают меня с койки. Несмотря на это, мне требуется много времени, чтобы проснуться. Мне приходится заставить себя открыть глаза, несмотря на то, что веки кажутся приклеенными.
Я вскрикиваю, когда холодная рука касается моей руки.
Это Джуд, его глаза огромны на маленьком лице. Он спит на верхней койке, но сейчас его там нет, он скорчился на полу, одетый в пальто поверх пижамы.
– Реми… – шепчет он. – Что-то не так, в коридоре вода...
Джуд поворачивает голову и отрывисто кашляет в сгиб локтя. У него грязные руки, на пальто потеки жира.
– Где папа?
Он качает головой.
– Я не знаю.
Когда я открываю дверь в нашу крошечную комнатку, в коридоре плещется вода. Мы поднимаемся по крутым ступенькам к люку и выглядываем наружу, но на палубе никого нет, а корабль неправильно закреплен – штурвал поворачивается взад-вперед, когда лодка раскачивается. Сверкает молния, и дождь льет сбоку, разрывая паруса в клочья.
Нас практически швыряет обратно вниз по ступенькам; мне приходится подхватить Джуда, чтобы он не упал, мой плечевой сустав ноет.
Воды в коридоре стало больше, она доходит нам до щиколоток, и со стороны машинного отделения валит черный дым.
– Возьми спасательный жилет! – говорю я Джуду, роясь в шкафчиках. Но потом вижу, что он уже надел его под пальто. Вместо этого я натягиваю спасательный жилет на себя.
Мы бредем по коридору в комнату наших родителей. Дверь заперта. Я стучу, а затем бью по ней тыльной стороной кулака. Секунды тянутся без ответа, а по коридору стелется дым, заставляя Джуда кашлять сильнее, чем когда-либо.
– ПАПА! – кричу я, колотя в дверь. – МАМА! ПАПА! Проснитесь!
Наконец, после того, что кажется вечностью, наш папа с треском распахивает дверь. Половина рамы оторвана, кончики торчащих гвоздей торчат во все стороны.
– Реми? – бормочет он.
Его глаза выглядят сонными и ошеломленными. Он все еще держится за дверную ручку, покачиваясь при каждом крене корабля.
– Лодка тонет! – кричу я. – Двигатель горит, повсюду вода...
Он смотрит на меня так, словно не понимает, о чем я говорю. Его глаза тусклые, выражение лица растерянное.
– Что-то не так с твоей мамой, – наконец произносит он медленно и слегка невнятно. – Она не просыпается...
Корабль накренился, и бутылка вина катится по полу позади моего папы. Он пьян, они оба, должно быть, пьяны, вот почему он ведет себя так глупо и медленно…
– Мы должны убираться отсюда! – я кричу, пытаясь разбудить его, чтобы он снова стал самим собой, чтобы он начал действовать и спас нас.
Он переводит взгляд с Джуда на меня, медленно моргая, так чертовски мучительно медленно. Затем он переводит взгляд обратно на кровать, где я вижу руку моей матери, свисающую с края матраса, пальцы запутались в ее светлых волосах.
Корабль кренится в другую сторону, отбрасывая нас с Джудом к стене и впечатывая моего папу боком в дверь. На этот раз он остается, накренившись под сумасшедшим углом, и еще больше воды устремляется по коридору. Воздух наполняется черным дымом, заставляя нас хрипеть и задыхаться.
– ПАПА! – я кричу.
Он снова моргает, трясет головой, как будто хочет прочистить ее, но от этого только сильнее шатается на ногах.
– Отнеси-отнеси Джуда в спасательную шлюпку, – бормочет он.
– Но как насчет…
– Отнеси его в шлюпку, – он повисает на двери. – Я приведу твою маму.
Я не хочу оставлять его там, но вода прибывает, разливается по коридору, заливает комнату моих родителей. Угол наклона пола становится все круче. Коридор, ведущий к люку, теперь похож на пандус.
Джуд в ужасе цепляется за мою руку.
– Реми! – пищит он.
Я должна забрать его отсюда, но я не могу оставить наших родителей.
– Папа…
– УХОДИТЕ! – кричит наш отец, толкая нас.
Я хлюпаю обратно по коридору, наклоняясь вперед под увеличивающимся углом, таща Джуда за собой. Еще труднее открыть люк против ветра.
Я знаю, где находится спасательная шлюпка, я даже знаю, как ее спустить на воду, потому что мой папа обязательно показывает нам, когда мы отправляемся в подобное путешествие, просто на всякий случай. Он оптимист, человек, у которого стакан наполовину полон, но он все равно каждый раз напоминает нам о спасательных жилетах и шлюпке.
Я помогаю Джуду забраться в спасательную шлюпку, но не тяну за рычаг, чтобы опустить ее, хотя корабль накренился и это тоже поднимает лодку, поднимая нас высоко над водой. Волны достаточно бурные, чтобы перехлестывать через борт плота, намочив наши ноги.
Мысль о том, чтобы покачиваться в этой крошечной лодке на этих огромных волнах, приводит меня в ужас, но нос корабля опускается все ниже, и я не знаю, сможет ли папа выправить это положение…
Каждая секунда мучительна. Я наблюдаю за люком, ожидая, когда выйдут наши родители.
– Реми! – Джуд всхлипывает, когда корабль издает ужасный скрежещущий звук и нос погружается.
– Все в порядке, – говорю я ему. – Они приближаются... в любую секунду...
– Реми!
Я отрываю взгляд от люка и смотрю на его бледное, испуганное лицо.
– Он тонет! – кричит он. – Мы должны уходить!
Грохот клавиш пианино будит меня.
Я лежу на своей кровати, жесткая, как доска, с колотящимся сердцем.
Мой инстинкт подскакивает к кровати, как и раньше, но на этот раз я не собираюсь метаться в панике. Я собираюсь действовать обдуманно.
Я хватаю свой телефон и открываю приложение для своей камеры видеонаблюдения, нахожу уведомление о движении и прокручиваю назад, чтобы посмотреть.
В столовой темно, лишь слабый лунный свет проникает сквозь незакрытые ставнями окна и поблескивает на открытых клавишах пианино.
Тень движется в углу кадра, и что-то ударяет по камере, отбрасывая ее вбок, поворачивая лицом к стене. Затем клавиши пианино с грохотом ударяются, в то время как объектив не фиксирует ничего, кроме штукатурки.
Кто-то прокрался сбоку и передвинул камеру.
Как будто они знали, что она там была.
И этот человек прямо сейчас находится в моем доме.
Холодное покалывающее чувство начинается у меня на макушке и распространяется по всему позвоночнику....
Это чувство – решимость.
Я выскальзываю из-под одеяла и босиком пересекаю комнату.
🎶 Bitter and Sick – One Two
Я должна быть в ужасе, когда выхожу из своей спальни и иду по темному коридору. И я в ужасе, но не от физического страха. Это больше похоже на экзистенциальный страх – понимание того, что, какой бы я ни считала свою жизнь, она вот-вот изменится.
Так или иначе, сегодня вечером это закончится.
Я спускаюсь на второй этаж и стою перед дверью Джуда, прислушиваясь. Я не слышу храпа или даже тяжелого дыхания. Тихо поворачиваю ручку и заглядываю внутрь.
Я вижу его фигуру, длинную линию спины, согбенную под одеялами. Он всегда так спал, натянув одеяла до упора, высунув только кончик носа, чтобы не задохнуться.
Но, прислушиваясь, я по-прежнему слышу... ничего.
Поэтому я пересекаю комнату и откидываю одеяло.
Под ним я нахожу четыре подушки, искусно скомканные, чтобы создать точную форму Джуда, когда он спит на боку, накрыв голову одеялом.
Я смотрю на подушки. Затем, медленно, я натягиваю одеяло обратно и снова закрываю дверь с легчайшим щелчком.
Когда я добираюсь до основного уровня, мои пальцы ног оказываются в холодной воде. Поперек прихожей растекается пресное озеро, плоское и темное, глубиной в два дюйма. Я шлепаю по нему босыми ногами, направляясь на кухню.
Вода снова льется, переполняя раковину, заливая пол. Я закрываю кран, глядя на глубокую темную раковину.
Я не хочу опускать руку в этот слив.
Я боюсь этого с отвращением, от которого у меня скручивается желудок и все волоски на руках встают дыбом…
Но я делаю вдох и все равно опускаю руку в холодную воду, пробираясь сквозь слизь и навоз, чтобы найти то, что застряло внутри…
Я чувствую это, более тонкое, чем раньше, забитое грязью, листьями и камнями, и более мягкое по текстуре, почти гниющее…
Я вытаскиваю предмет и держу его высоко, пока вода стекает в канализацию.
Человеческий палец.
На этот раз ошибки быть не может, потому что пальцу всего несколько дней, он все еще покрыт разлагающейся плотью и почему-то ужасно знаком мне, даже если не проверять надпись на золотом кольце класса…
Это палец Гидеона.
Я бросаю его на стойку, прикрывая рот сгибом руки, чтобы сдержать подступающую к горлу желчь.
У задней двери стоит пара ботинок.
Мои ботинки. Заляпанные грязью.
Рядом с дверью прислонена лопата, покрытая коркой грязи.
Мой желудок снова переворачивается при виде этих ботинок.
У меня возникает еще более неприятное чувство, когда я пытаюсь представить, что закапывала эта лопата.
Есть два разума... две Реми…
Все эти странные звуки, которые никто, кроме меня, не слышал…
Все это происходило внутри дома, с запертыми дверями и окнами… клавиши пианино, разбитая посуда, затопленная кухня…
Я подумала, что, может быть, хожу во сне.…
Я чувствую, что схожу с ума уже почти год. Нет, гораздо дольше.…
Кошмары мучают меня с тех пор, как затонул SeaDreamer, утащивший моих родителей в глубины Атлантики.
Той ночью я проснулась сонная, сбитая с толку и дезориентированная, неспособная вспомнить, что происходило несколько часов назад…
Я больше не хочу лгать себе…
– Нет, нет, нет... – шепчу я, прикрывая рот руками.
Этого не может быть. Это невозможно.
Не так ли?
Я могла бы остановиться прямо сейчас. Позвонить в полицию. Даже Дейну позвонить.
Но я не собираюсь этого делать. День расплаты настал... и я, наконец, готова встретить его.
Оставив ботинки и лопату, я выхожу через заднюю дверь кухни.
Куски грязи стекают по ступенькам и пересекают сад. Пара следов волочения бороздят грязь, уводя в лес.
Я могла бы идти по грязи и следам волочения.
Такое ощущение, что их оставили там специально, как хлебные крошки…
У меня даже есть довольно хорошее представление о том, что я найду в конце.
Вместо этого я поворачиваюсь и смотрю через сад на покосившиеся очертания старого рабочего сарая моего дяди.
Я ни разу не заходила туда с тех пор, как мы приехали в Гримстоун.
По крайней мере... насколько я помню, нет.
Амбар вырисовывается в темноте, сорняки загораживают дорожку ко входу, этот странный, тревожащий запах просачивается из щелей между досками.
Деревянные двери скрипят на петлях, выпуская порыв зловонного воздуха, когда я вхожу в душное помещение. Паутина щекочет тыльную сторону моей ладони, когда я нащупываю выключатель света.
Вспыхивает свет, открывая беспорядочное пространство, забитое от пола до потолка хламом. Высокие кучи мусора прислоняются друг к другу: старые велосипеды и механизмы, стопки книг, журналов и газет, сломанные фонари, ржавые пилы, походные палатки, даже каноэ, балансирующее на носу.
Джуд совсем не прибрался здесь, ни капельки.
И если быть честной с самим собой…Я знала, что он не работал над этим.
Со стропил свисают ловушки – ловушки на спиральных пружинах, на которые вы наступаете и которые обхватывают вашу лодыжку, как зубы, ловушки для енотов, которые выглядят как ошейник и цепь, и маленькие клетки с защелкивающимися дверцами.
Ловушки являются источником запаха, или, во всяком случае, его частью – прилипшие кусочки окровавленной шерсти дают мне довольно хорошее представление о том, почему в Гримстоуне исчезает так много домашних животных.
И, возможно, что-то большее… Я с ужасом смотрю на медвежий капкан с темной коркой крови на зубах.
Дальняя стена оклеена рисунками – странными, вызывающими беспокойство каракулями с изображением глаз и ртов, крыльев мотылька и расчлененных конечностей. Страницы причудливой поэзии. И вперемешку мои проекты мебели, вырванные из блокнота и приколотые ко всему остальному, как безумный бред серьезно испорченного мозга.
– Реми? – раздается голос позади меня.
Мой брат заходит в сарай. На нем пижама, волосы взъерошены, как будто он только что проснулся.
– Кухню снова затопило... – он оглядывает мастерскую, моргая, словно в замешательстве. – Что все это значит?
– Ты мне скажи.
Джуд наклоняет голову, рассматривая рисунки на стене.
– Что ты имеешь в виду? – его голос странно ровный. – По-моему, это похоже на твой почерк.
Самое смешное, что это действительно похоже на мой почерк.
У меня паническая атака в замедленной съемке. Каждый удар моего сердца – это судорога, мышцы сжимаются так сильно, что кажется, они никогда не расслабятся.
Это не может быть правдой, это не может быть правдой, это не может быть правдой…
Но так ли это?
– Я этого не делала, – мой голос звучит хрипло и неуверенно. – Я не заманивала в ловушку никаких животных. Я не вешала эти рисунки на стену.
– Точно так же, как ты не затапливала кухню? – Джуд качает головой, выражение его лица выражает жалость.
– Я этого не делала, – повторяю я. – Во всем этом нет моей вины...
Не так ли? Кто еще может нести ответственность…
– Реми... – голос Джуд шелковистый и успокаивающий. Даже ободряющий. – Будь серьезной. Пришло время признаться. Во всем. Нет никакого призрака, играющего на пианино. Никто не вламывается в наш дом. Гидеон не пропал без вести...
– О чем ты говоришь?
– Ты знаешь, о чем я говорю.
– Нет. Я нет, – я упрямо скрещиваю руки на груди. От гнилостного, медного запаха висячих капканов у меня сводит живот. Я удивлена, что Джуд вообще может стоять там. Его всегда пугал вид крови.
Или, по крайней мере... у него всегда была бурная реакция.
Ты видишь то, что хочешь видеть…
– Где ты только что был? – спрашиваю я своего брата.
– Что ты имеешь в виду? – он моргает. – Я был в постели. Спал.
Но я уже знаю, что это неправда.
Иногда вам нужен всего лишь еще один кусочек головоломки, чтобы остальное приобрело смысл.
Для меня это было воспоминание о гвоздях в дверной раме Seadreamer…
Все эти маленькие серебристые гвозди, их зазубренные кончики торчали во все стороны, когда мой отец распахнул дверь своей спальни.…
Почему они были там?
Потому что его дверь была заколочена. Прибита по всей длине рамы, как гроб, чтобы забрать моих родителей в их водяную могилу.
Деталь за деталью встают на свои места:
Спасательный жилет под пальто Джуда.
Жир на его руках.
Головокружение, когда я едва могла поднять веки…
Остекленевший взгляд на лице моего отца…
– Ты накачал нас наркотиками, – шепчу я.
Джуд снова моргает, так быстро, что это едва заметный взмах его светлых ресниц.
Он всегда так говорил.
– Что ты имеешь в виду? – резко спрашивает он.
Я игнорирую его, разглядывая каракули на стене – бессвязные стихи, поддельный дневник записей… это похоже на мой почерк. Вроде почти.
За исключением того, что петли на буквах G и F не совсем правильные.
Точно так же, как когда Джуд подделывал мою подпись на записках, которые он писал, чтобы извиниться перед школой.
Я испускаю вздох, который исходит из самой глубины моей души.
– Ты, должно быть, думаешь, что я чертовски глупа.
Что-то в моем тоне подсказывает ему, что на этот раз все не так, как в предыдущие. Выражение невинного замешательства спадает с лица Джуда с пугающей быстротой, сменяясь еще более тревожащей пустотой.
Висячая лампочка отбрасывает глубокие тени вокруг его глаз, так что они напоминают не что иное, как дыры на его белом, как кость, лице.
– Ну... – говорит Джуд. – Тебе еще не следовало сюда заходить.
Даже его голос звучит по-другому – ниже, ровнее, в нем отсутствует какой-то смягчающий элемент.
У меня покалывает кожу на голове, и мне хочется сделать шаг назад, но я заставляю себя оставаться на месте, притворяться, что контролирую ситуацию.
– А куда, по-твоему, мне следовало пойти? – я стараюсь казаться сильной, уверенной. – В лес, чтобы найти то, что ты закопал?
– То, что ты закопала, – бормочет Джуд.
Моя открытая кожа становится липкой, как у рыбы.
В выражении лица моего брата нет ничего из того, что я бы назвала характерным для Джуда – ни насмешливого юмора, ни озорства, ни привязанности. Его лицо такое же напряженное, гладкое и невыразительное, как череп.
Я облизываю губы.
– Я ничего не закапывала.
Джуд едва заметно пожимает плечами.
– Это твои ботинки в грязи. И твои отпечатки пальцев на лопате.
– И мой бывший парень под грязью.
Губы Джуд изгибаются в самой уродливой из улыбок. Его руки засунуты в карманы пижамы, когда он загораживает единственную дверь, ведущую из сарая.
