Текст книги "Гримстоун (ЛП)"

Автор книги: Софи Ларк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

Реми вздыхает, ее рука тяжело повисает на моем локте.

– Возможно, это был неправильный выбор. Я думала, что смогу позаботиться о Джуде, но я не знаю, насколько хорошо я справилась.

– Лучше, чем могло бы сделать большинство детей. Это все, кем ты была – ребенком.

– Мне пришлось слишком рано стать взрослой, и теперь я чувствую, что я вообще никогда не была взрослой. Я пропустила много вещей, обычных вещей... Никогда не училась в колледже. Никогда не путешествовала самостоятельно. Никогда не работала в офисе... – она смеется. – Но мне бы это не понравилось.

Поток всего того, чего я никогда не делал, захлестывает меня. Сначала это было солнце, ненавистное солнце, а потом я оказался в тюрьме нового типа... цепи, которые я выбрал добровольно, с благодарностью, пока они не начали душить и в конце концов не утащили меня в ад, который до сих пор ощущается как рваная, темная дыра в моем мозгу, место за пределами памяти…

– О чем ты думаешь?

Реми пугает меня своим присутствием, крепким и теплым на моей руке. Черт, я не привык к компании. Я все еще теряюсь в собственной голове.

– Было много вещей, которые я хотел сделать… Я тоже ничего из этого не делал.

– Еще не слишком поздно, – говорит Реми. – Кстати, сколько тебе лет?

– Сорок один.

– Вот видишь, ты даже не прожил половину.

– При условии, что я доживу до восьмидесяти двух.

– Похоже на надежную ставку, – Реми ухмыляется. – Я уверена, что ты следишь за своим кровяным давлением.

– Я не такой старый, – говорю я, хотя я отслеживаю свое кровяное давление еженедельно.

– Ты не собираешься спросить мой возраст?

– Я уже могу догадаться – двадцать семь.

– Как ты узнал? – кричит она.

– Простое умозаключение, ты сказала, что Джуду было десять, когда умерли твои родители. Тебе тогда было восемнадцать, а сейчас он как два года окончил школу...

– Неужели прошло два года? – удивленно спрашивает Реми. – Время летит незаметно.

– Ты действительно думаешь, что сможешь принудить его поступить в колледж?

– Это не принуждение, – хмурится Реми. – Ему нужно идти.

– Потому что ты этого не сделала?

– Туше, – она вздыхает. – Но это не поэтому.

– Конечно, не поэтому.

– Не поэтому! У него никогда не было возможности по-настоящему использовать свои мозги…

– И почему это изменится в колледже?

– Потому что это будет настоящим испытанием! Ему было скучно в школе, в этом была проблема... – она замолкает. – Чему ты улыбаешься?

– То, как ты защищаешь его.

– Это не так! Джуд невероятен, когда узнаешь его поближе – он колючий, но он самый умный человек, которого я когда-либо встречала, и он забавный и милый по своей сути. Ты увидишь.

Что я на самом деле вижу, так это любовь на лице Реми – ту безумную, всепоглощающую любовь, которая формирует все, что она видит, и все, что она делает.

Именно эта способность любить заставила меня так сильно захотеть ее. Я видел, как это горело на ее лице. И я подумал, что никто никогда не любил меня так. Так, как они любили бы меня, несмотря ни на что.

Я хотел этого.

Я жаждал Реми.

И вот она здесь, у меня под рукой.

Смотрит на меня не совсем с любовью, но с яркостью, которая затмевает любое солнце, которое я когда-либо видел.

– Что? – она улыбается.

– Мне нравится, как сильно ты его любишь.

Она лучезарно улыбается мне.

– Ты всегда знаешь, что сказать, чтобы мне стало так хорошо. Некоторые люди говорят гадости о Джуде, и это меня действительно расстраивает. Я знаю, у него есть свои недостатки, но он мне как ребенок, как брат. Гидеон никогда этого по-настоящему не понимал.

– Какой он, этот Гидеон?

– О, ты не захочешь об этом слышать, – она опускает голову. – Я и так слишком много говорила о своем бывшем.

– Я же говорил тебе, я невыносимо любопытен. На самом деле, вплоть до безумного.

По крайней мере, когда дело касается Реми – я хочу знать о ней все.

Она делает глубокий вдох.

– Ну, я думаю, Гидеон – это определение хорошего на бумаге: красивый, отличная работа, помнит годовщины, мил со своей мамой...

– Чем он зарабатывает на жизнь?

– Коммерческая недвижимость, и он действительно хорош в этом. Но это было частью проблемы. Я никогда не зарабатывала и вполовину столько денег, сколько он, и во всем, что связано с Джудом – Гидеон всегда говорил, что я должна найти работу получше. Я думаю, что ему не нравилось, что большинство людей, с которыми я работаю – мужчины. Или что моя обычная униформа – джинсовые шорты, – она невесело смеется. – Ему действительно не нравилось, как я одеваюсь. И я понимаю, я выгляжу как самый молодой наркоторговец в скейт-парке…

– То, как ты одеваешься, сексуально.

Реми приподнимает бровь.

– Так и есть, – настаиваю я. – То, как ты одеваешься – это ты, и ты чертовски сексуальна.

Не имеет значения, что неделю назад я ненавидел ее одежду.

Именно столько времени мне потребовалось, чтобы вдоволь насмотреться на сильное и умелое тело Реми, на ее бронзовую кожу и маленькие упругие сиськи, на ее андрогинность и женственность – мощное сочетание в ее рваной мальчишеской одежде.

У Гидеона ужасный вкус.

Держу пари, девушки, с которыми он изменял, безвкусны, как Чудо-хлеб.

Реми краснеет, как закат, что делает ее самой красивой из всех, кого я видел.

Через мгновение она признается виноватым голоском:

– Я спросила Эмму о Лайле. Она показала мне фотографию.

Мое сердце холодеет, и мне приходится бороться с желанием отдернуть руку.

Даже одного звука ее имени достаточно, чтобы меня скрутило.

– Прости... – бормочет Реми, наблюдая за моим лицом.

Я заставляю себя заговорить.

– Что сказала Эмма?

– Немного, – теперь Реми не может встретиться со мной взглядом. – Она показала мне фотографию, на которой Лайла была тыквенной принцессой. Она была такой невероятно красивой...

Я слышу тоскливое сожаление в ее голосе и вижу это выражение беспомощной печали, взгляд любой девушки, которой когда-либо приходилось стоять рядом с Лайлой.

– Не могу обвинить тебя в том, что у тебя есть типаж, – говорит Реми, опустив голову.

– Ты не такая, как... Лайла, – я заставляю себя произнести ее имя вслух. – Но это хорошо.

Была только одна Лайла.

И есть только одна Реми. Вот что прекрасно и трагично в людях – к лучшему это или к худшему, ни одного из них нельзя заменить.

– И внешность тут ни при чем, – добавляю я. – Разве я только что не говорил тебе, насколько ты сексуальна? Разве ты не чувствуешь это каждый раз, когда мы целуемся?

Я целую ее сейчас, глубоко и тепло. Я позволяю ей почувствовать мое влечение к ней в том, как я прижимаю ее к своему телу, в том, как я вдыхаю ее дыхание и ощущаю вкус ее губ.

Когда я отпускаю ее, глаза Реми медленно открываются.

– Вау... – выдыхает она, и ее улыбка вспыхивает в ответ. – Я, должно быть, сексуальна, потому что это был самый жаркий гребаный поцелуй.

Я смеюсь.

– Я же говорил тебе.

Мы дошли до хозяйственного магазина.

– Ты зайдешь? – немного раздраженно спрашивает Реми.

– Беспокоишься, что тебя увидят со мной?

– Нет! Только... – она краснеет. – Ронда точно не твоя фанатка. Но мне все равно, я хочу, чтобы ты вошел! И в любом случае, я знаю, что ты можешь постоять за себя.

– Я к этому привык.

Я толкаю дверь, над головой звенит колокольчик.

Леди с кошачьими глазами выглядит еще более раздраженной при моем повторном появлении, особенно когда видит, что мы с Реми вместе. Я закрываю зонт и вешаю его на руку, следуя за Реми по проходам, пока она наполняет тележку продуктами.

– Для чего это? – спрашиваю я, когда она останавливается перед выбором длинных тонких планок из тикового дерева.

– Это? – она выглядит слегка смущенной. – Просто небольшой побочный проект. Если у меня когда-нибудь будет время.

– Хорошая идея, – я торжественно киваю. – Ты должна постараться занять себя.

Реми смеется.

– Иногда я не слишком устаю по вечерам.

– Делать что? – я нажимаю.

– Мне... нравится делать мебель, – говорит Реми, как будто это что-то постыдное.

– Какую мебель?

– Все, что приходит мне в голову... иногда это для меня самой, например, огромное мягкое кресло для чтения со встроенной сбоку книжной полкой... иногда это что-то безумное, стол, похожий на скульптуру, или письменный стол с кучей потайных ящиков…Я не зарабатываю на этом никаких денег, – спешит добавить она.

– Я хочу посмотреть, когда ты закончишь.

– Я пока даже не знаю, что это будет, – Реми проводит пальцами по темной поверхности. – Мне просто нравится цвет дерева.

– Вот почему я сказал, покажи мне, когда закончишь. Я вижу, ты еще далеко не продвинулась.

Фыркает Реми, складывая рейки в тележку.

Когда она больше ничего не может взять, я подкатываю тележку к кассе.

– О, черт, – говорит Реми. – Я забыла малярную ленту.

– Беги назад и возьми это, – говорю я, когда леди с кошачьими глазами начинает сканировать. Судя по бейджу с ее именем, леди с кошачьими глазами – печально известная Ронда. Я мог бы догадаться по вонючему глазу.

Когда Реми исчезает в проходах, мороз на кассе достигает минусовой температуры. Я надеюсь, что Ронда будет держать язык за зубами, но она не похожа на человека, который придерживается режима молчания.

Конечно же, прежде чем она успевает просмотреть половину товаров, она рявкает крайне недружелюбно:

– Не видела вас здесь раньше.

– Я много чего пропустил, – говорю я, отводя глаза от витрины со свежей наживкой! Прямо рядом с кассой.

– Хм! – Ронда хватает свой сканер, чтобы с максимальной агрессивностью считывать штрих-коды лазером. Она стреляет из этой штуки, как из электрошокера, свирепо глядя на меня поверх оправы очков.

– Четыреста двадцать восемь долларов и шестьдесят четыре цента, – выпаливает она наконец.

Мне показалось, что это заняло около четырехсот двадцати восьми минут и шестидесяти четырех секунд. Реми все еще не вернулась, поэтому я протягиваю свою карточку.

Когда мгновение спустя она подбегает с кассетой в руке, Ронда берет с нее всего 4,78 доллара.

– Как насчет...

– Уже купил, – я толкаю тележку к выходу.

Реми бежит за мной с красным лицом.

– Сколько это стоило? Я тебе верну.

– Это было пару сотен баксов, не волнуйся об этом. Вот, возьми тележку, чтобы я мог открыть зонт.

Реми, нахмурившись, управляет тележкой. Я встряхиваю зонтик и забираю тележку обратно, передавая ей зонт, чтобы она держала его над нами обоими. Тучи стали гуще и темнее, чем когда-либо, и возможно, действительно пойдет дождь.

Несколько капель стекает вниз к тому времени, как мы открываем древний люк Бронко. Реми не произнесла ни слова на обратном пути к машине. Только после того, как все загружено в багажник, она поворачивается ко мне, взволнованная и заикающаяся.

– Не... не делай этого больше, пожалуйста.

– Чего?

– Не плати за меня.

–Почему нет?

– Потому что я не хочу, чтобы ты... Я могу заплатить за себя сама.

– Едва ли.

Ее румянец становится еще ярче, и теперь она не только смущена, но и рассержена.

– Я прекрасно могу о себе позаботиться.

– «Прекрасно» звучит не так уж приятно. «Прекрасно» едва выговаривается. Почему ты не хочешь, чтобы я тебе помог?

– Потому что.

Я смотрю на нее, ожидая продолжения.

– Мне не нравится быть у кого-то в долгу! – выпаливает она. – Когда мои родители умерли, они были должны деньги всем. Это был гребаный бардак и унижение – умолять нашу домовладелицу дать нам еще месяц, когда они уже были должны ей за три, когда Джуд снова мочился в постель в гребаные десять лет, когда я спала по три часа в сутки, когда единственной едой в нашем холодильнике были приправы...

Она останавливается и делает несколько вдохов, грудь ее вздымается.

– Я вытащила нас из этой ямы, я обеспечила нам стабильность. С тех пор я никому не была должна и не собираюсь. Я еще даже не починила твой забор, так что не добавляй больше ничего к моему долгу.

– Ты мне ничего не должна, я просто вел себя как придурок. Я хотел, чтобы ты пришла.

– Что? – Реми плачет, искренне потрясенная. – Я думала, ты ненавидел меня, когда мы встретились.

Я пожимаю плечами.

– Я все равно хотел увидеть тебя снова.

Ее рот приоткрывается, а затем она смеется своим громким, хрипловатым смехом, который заставляет меня тоже улыбнуться, хочу я того или нет.

– Ты такой чертовски странный.

– Да, я знаю.

Реми усмехается.

– Лучше, чем быть занудой.

– Итак, ты говоришь – я все еще жду, когда это окупится.

Предполагалось, что Реми вернется к себе домой, чтобы заняться своим бесконечным списком проектов, но поскольку, похоже, Том все еще выздоравливает и не прислал смс о том, что он уже в пути, в итоге мы слоняемся по Гримстоуну остаток дня.

Мы посещаем Селину в тату-салоне, затем ее сестру Хелену через два дома от нас, потому что Селина настаивает, что будет ревновать, если мы этого не сделаем, хотя Реми гораздо больше интересуется татуировками, чем таро. Селина, кажется, слегка разочарована, увидев, что мы с Реми прогуливаемся вместе, в то время как Хелена выглядит так, будто ей не терпится разболтать об этом всему городу. В любом случае, я стараюсь не обращать внимания.

Мы заходим в книжный магазин/чайную лавку, где Реми покупает две книги в мягкой обложке и фунт рассыпного чая, затем в галантерейный магазин, где она уговаривает меня купить бушлат.

– Ты должен это купить, он потрясающе на тебе смотрится!

– На мне все хорошо смотрится.

– Это правда, и иди нахуй.

Я хватаю ее за задницу и рычу ей на ухо:

– Ты единственная управляешь тем, что этот член выглядит сексуально...

Она вздрагивает и прислоняется спиной к моей груди, поворачивая голову и приподнимая подбородок, так что ее губы касаются моей шеи.

– Тебя никогда раньше не привлекали брюки-карго и ботинки со стальным носком?

– Я начинаю думать, что это все, что меня привлекает... – я хватаю ее за бедра и притягиваю еще ближе, так что наши тела соприкасаются до самого низа. Я вижу, как твердеют ее соски сквозь рубашку. Если она когда-нибудь попытается надеть лифчик, я срежу его с нее и сожгу в огне.

– Что ты делаешь сегодня вечером? – спрашивает Реми хриплым и низким голосом.

– Работаю, – отвечаю я с крайним сожалением.

У Реми звонит телефон. Она проверяет сообщение.

– Том?

– Да, – говорит она. – Но он придет только завтра. Говорит, что у него болит голова.

– Держу пари, так и есть.

Реми пожимает плечами, улыбаясь.

– Значит, у нас есть еще немного времени. Когда ты начинаешь работать?

– Не раньше девяти.

– Это же почти вечность, – она произносит это с таким удовольствием, что у меня в груди разливается тепло, внезапное и нервирующее. – Что нам делать?

Я разрываюсь на части, потому что хотел бы вернуть ее к себе домой за те несколько часов, что у нас остались, но дни, затянутые непроницаемыми тучами, наступают не так часто. Прогулки на свежем воздухе с Реми опьяняют. Дневной свет, возможно, вообще не кажется ей светом, но для меня это все равно что купаться в прохладном, прозрачном серебре.

– Ты хочешь пойти со мной на пляж?

Реми вкладывает свою руку в мою.

– Я бы с удовольствием.

Я не могу поверить, что она вот так идет со мной, прямо по Главной улице, где все могут видеть. Ее рука маленькая, крепкая и теплая. Морской бриз развевает ее фиолетовые волосы вокруг лица, в которых запутались кусочки ярких листьев.

Мы спускаемся по лестнице на пляж, прогуливаясь взад и вперед по крутым черным утесам. Песок влажный, но дождя как следует не было, и теперь ветер стихает, облака редеют. Несмотря на зонт, моя кожа слегка порозовела, но мне пофиг; я не собираюсь прятаться обратно в свою нору.

– Пошли, – говорю я, увлекая Реми за собой. – Я хочу тебе кое-что показать.

Глава 19

Реми

– Куда мы идем? – спрашиваю я Дейна.

Он ведет меня по пляжу, очевидно, имея в виду какой-то пункт назначения, хотя все, что я вижу – это длинная полоса черного сверкающего песка, которая в конечном итоге приводит к раскинувшемуся курорту Оникс.

Залив имеет форму растущего полумесяца, город Гримстоун находится на его южной части, а курорт – на самой северной. Дейн отводит меня в место примерно на полпути между ними.

– Ты мне доверяешь? – он говорит.

– Больше, чем следовало бы.

– Хорошо. Оставь свою обувь.

Мы уже сняли обувь и носки, чтобы пройтись по влажному темному песку, неся их под мышками. Я оставляю свои чуть дальше по склону, на случай, если начнется прилив.

Дейн берет меня за руку и начинает заходить в воду. Волны омывают наши лодыжки, холодные и пенистые.

– Куда ты меня ведешь? – спрашиваю я немного нервно. – Я не хочу купаться.

Сомневаюсь, что в заливе тепло в июле, не говоря уже об октябре, и я все еще полностью одета, мои джинсы закатаны до колен.

– Мы не будем купаться, – говорит Дейн, уверенно шагая вглубь.

Только вода на самом деле не становится глубже – когда мы входим в бухту, песок под моими ногами остается ровным, а волны доходят мне не выше голеней.

– Что это?

– Песчаная коса, – говорит он. – Местные жители называют это Адским местом.

– Как так вышло?

– Ты увидишь.

Мы продвигаемся вглубь залива, пока все, что нас окружает – это плоская темная вода. С пляжа, должно быть, кажется, что мы с Дейном идем по волнам. Я могу представить наши силуэты с берега, Дейна, все еще держащего свой черный зонт над нашими головами, как будто зонт – это механизм чуда.

– Это безумие, – бормочу я, глядя на водную гладь вокруг.

Я цепляюсь за руку Дейна, очарованная и немного испуганная. Самые большие волны бьют меня по коленям, чуть не сбивая с косы. Чем дальше мы уходим, тем уже он становится, теперь его едва хватает, чтобы мы могли идти бок о бок.

– Вот почему в бухте нельзя плавать на лодке, – говорит Дейн. – Повсюду песчаные отмели.

Это самое близкое место, где я была к курорту. Отсюда я могу видеть шезлонги в черно-серую полоску, расставленные на аккуратно подстриженном песке, и несколько похожих на палатки домиков с прозрачными черными навесами. Оникс – современное здание, почти полностью выполненное из темного глянцевого стекла. На мой взгляд, оно похоже на логово злодея, но самый дешевый номер в нем стоит 1200 долларов за ночь, так что, думаю, я недостаточно шикарна, чтобы его получить.

– Ты когда-нибудь там останавливался? – я спрашиваю Дейна.

Он равнодушно оглядывается.

– Я был внутри. Никогда не оставался на ночь.

Это вызывает у меня укол ревности и странный прилив возбуждения.

Я украдкой бросаю взгляд на Дейна.

– Ты что, трахался с туристками?

Он пожимает плечами.

– Это все упрощает.

Я представляю его в одной из этих шикарных комнат с какой-нибудь великолепной, богатой женщиной, и все мое тело становится горячим, как будто я проглотила горящий уголь.

Все в Дейне дорогое и изысканное – его кашемировый V-образный вырез, шерстяные брюки... Даже зонт с костяной ручкой выглядит так, словно принадлежит нефтяному магнату.

Я бы едва ли чувствовала себя комфортно, прогуливаясь по этому концу пляжа. Я выросла в окружении богатства, но не пробовала его на вкус уже десять лет. Я знаю достаточно, чтобы понять, насколько я чужая.

– Что не так? – говорит Дейн.

– О... – я издаю легкий смешок, адресованный самой себе. – Я подумала, что тебе следовало бы лежать на одном из этих шезлонгов с какой-нибудь богатой наследницей.

– Почему? – Дейн хмурится.

– Потому что посмотри на себя...

Я поднимаю взгляд на его невероятно красивое лицо, на его развевающиеся на ветру волосы с серебристыми прядями, на его элегантную руку, сжимающую зонтик.

Дейн берет меня за подбородок двумя пальцами и удерживает так, что я вынуждена смотреть ему в глаза и не могу отвернуться.

– Что я тебе говорил насчет того, чтобы говорить о себе свысока?

– Я не такая.

– Да, это так, – его пальцы впиваются в мой подбородок, а янтарные глаза сверлят мои. – Если бы я хотел трахнуть какую-нибудь богатую наследницу, я бы это сделал. Я там, где хочу быть, – он наклоняет голову, чтобы крепко поцеловать меня в губы. – Так что заткнись и наблюдай.

Ветер меняется, стихает. Волны выравниваются и меняют угол наклона. Облачный покров темнеет от серого до темно-фиолетового, в то время как свет меняется с серебристого на алый.

На самом деле мы не видим солнца, но оно, должно быть, садится – свет становится очень насыщенным, плоская, сияющая поверхность залива ярко-алая, как озеро крови. Мы с Дейном стоим на косе, по обе стороны от нас крутые черные скалы, вокруг пылающая вода.

– Боже мой... – я медленно поворачиваюсь на месте. – Это как будто стоишь внутри вулкана...

Рука Дейна скользит под пояс моих джинсов и ложится на мое обнаженное бедро. Он прижимает меня к себе, так что холодная вода вокруг наших ног – ничто по сравнению с теплом его тела.

– Я думал, тебе понравится.

Мне это не просто нравится – я опьянена насыщенным красным светом, чернильно-черным пляжем и умопомрачительными ощущениями от стояния посреди залива.

Я поворачиваюсь и целую Дейна, ощущая твердость его губ на своих, восхитительный вкус его рта, твердые бугры мышц под его одеждой…

Целовать Дейна совсем не то, что целовать Гидеона или Тома. С Гидеоном это казалось формальностью, чем-то, что мы делали перед сексом. На Тома словно напал мокрый и эластичный кальмар.

Целовать Дейна – все равно что выдыхать воздух из его легких – мгновенный кайф, который наполняет мое тело его запахом и вкусом. У меня кружится голова, а конечности становятся теплыми и тяжелыми.

Он как будто пробует меня на вкус, проверяет меня... Его язык касается моих губ, моего язычка, внутренней части моего рта…его рука скользит по моим волосам и вниз по спине, пока все мое тело не окутывается этим поцелуем, каждая частичка меня, кроме моих замерзших ног.

– Почему ты спорил с Томом? – бормочу я ему в шею.

– Ты знаешь почему.

– Я хочу услышать это от тебя.

– Ты хочешь услышать, как я скажу, что мы поссорились из-за тебя? – его улыбка вспыхивает, когда он хватает меня за волосы и запрокидывает мою голову назад, целуя мои губы, подбородок и всю шею вниз…

– Да, – говорю я шепотом, как мольба.

– Хорошо… Я видел, как он смотрел в окно твоей машины, и я специально спровоцировал его, потому что я ревную. Я ревную, что он может приходить к тебе домой, и я ревную, что он чинит твои фары. Я завидую, что он разговаривает с тобой, и я чертовски взбешен тем, что он посмел попытаться поцеловать тебя в тот момент, когда я ушел с вечеринки. Я хочу, чтобы ты принадлежала только мне, и мне все равно, даже если мне придется драться с каждым человеком во всем этом чертовом городе.

Это так чертовски приятно, что я могу кончить только от его голоса у меня в ухе.

Меня никогда не преследовал такой мужчина, как Дейн. Парни вроде Тома, много раз, но никогда от кого-то, кто заставляет меня чувствовать, что я едва могу дышать, когда он в комнате, как будто я сделаю все, чтобы заставить его посмотреть в мою сторону, как будто я бы пожертвовала часом разговора с кем-то другим ради минуты его общения.

Его поцелуй лучше любого секса, который у меня когда-либо был.

Я целую его и целую в кроваво-красной воде, пока снова не начинает дуть ветер и волны не поднимаются выше наших колен.

Я целую его, пока не чувствую обе его ладони на своем теле, его руки обхватывают меня, прижимают к себе. Мы целуемся, когда вода поднимается по нашим бедрам, а свет меняется с красного на фиолетовый. Его губы пожирают мои; его вкус – небо и океан.

– Ты потерял свой зонт, – говорю я, когда мы, наконец, отрываемся друг от друга. Я просто вижу, как он уплывает, пока не наклоняется и не погружается под воду.

– Неважно, – говорит Дейн. – Солнце все равно почти село. Но прилив усиливается.

Следующая волна едва не сбивает нас с ног. Мы шлепаем обратно к берегу, изо всех сил цепляясь за песчаную косу онемевшими пальцами ног. Свет быстро меркнет, и ветер усиливается, холодные капли дождя падают маленькими всплесками.

🎶 Fire – Two Feet

Мы промокли практически по пояс, в песке и дрожим, но как только мои ноги снова оказываются на суше, я тянусь к Дейну, а он тянется ко мне. Мы прижимаемся друг к другу, наши рты ненасытны, наши руки срывают одежду друг с друга.

Каждый дюйм его кожи, который я открываю, гладкий и чистый, в то время как я загорелая, в синяках, царапинах, мозолях и татуировках повсюду. Мы с Дейном совсем не похожи, или, по крайней мере, я так думала, но чем больше времени мы проводим вместе, тем менее противоположными кажемся.

Мы больше похожи на две половины химической реакции. Какими бы мы ни были порознь, вместе мы наэлектризованы.

Я хочу установить с ним контакт, я хочу понять его. Я знаю, что история, которую я слышала от всех остальных, не совсем верна, но я также не думаю, что он сказал мне правду.

Гримстоун – это соты тайн, как те черные пещеры в скалах, слишком темные, чтобы их разглядеть, но можно услышать, как шумит океан.…

Я хочу узнать его, я жажду этого. Весь день, пока я работаю, я думаю о Дейне, гадая, проснулся он или все еще спит, думает ли он тоже обо мне. Интересно, какие мысли мелькают в этих янтарных глазах, когда он смотрит на меня определенным образом…

На меня не похоже так сильно влюбляться; я никогда не делала этого раньше. Джуд был моим центром внимания. И теперь, возможно, я влюбляюсь в худшего из возможных людей, но это не выбор – каждый раз, когда Дейн прикасается ко мне, это как еда, от которой чем больше ешь, тем сильнее испытываешь голод. Это сводит с ума и опьяняет, и я не хочу, чтобы это прекращалось.

Он стягивает мою рубашку через голову и терзает мои груди, прижимая руку к моей спине, чтобы выгнуть позвоночник и наклонить мои сиськи прямо к своему рту. Его щетина царапает мою нежную плоть, в то время как его теплый, влажный язык ласкает мои соски. У него во рту может поместиться почти вся моя грудь, и он усердно сосет, одновременно разминая и сжимая другую сторону в руке.

Нежно, бережно он дергает за мой пирсинг, проводя серебряным ободком взад-вперед по моему напряженному, пульсирующему соску. Волна накатывает далеко на берег, обдавая мои ноги холодной пеной, в то время как его горячий рот заставляет мою кровь пузыриться, как газировку.

Свет быстро меркнет. Бледная плоть Дейна светится на фоне черного песка и глубокого сумеречного неба. Я не знаю, есть ли еще кто-нибудь на пляже, и мне все равно. Кажется, ничего не существует, кроме его тепла, его дыхания и его рук на мне.

Он движется вниз по моему телу от грудей к животу, облизывая и целуя, согревая меня всю.

Мои джинсы мокрые и липнут ко мне – он стягивает их только наполовину, прежде чем зарыться лицом между моих бедер. Он делает глубокий вдох, прижимаясь носом к моей киске, и вдыхает, закрыв глаза, наполняя легкие.

– От этого у меня слюнки текут...

Он лижет меня языком, и его рот более чем влажный, он теплый и тает, как масло, и я вся тоже таю, погружаясь в тепло и мягкость Дейна, которые кажутся потусторонними на фоне холодного песка и кусачих волн, бьющих по нашим босым ногам.

Мои лодыжки связаны джинсами у него за спиной, мои бедра трясутся у его ушей. Он приподнимает мои бедра руками и лижет мою киску, как обеденную тарелку, как будто ему никогда не насытиться.

Он наблюдает за моим лицом, эти золотистые глаза мерцают в темноте, его брови темные и лукавые. У меня никогда не было такой красивой киски, которую ел бы кто-то настолько привлекательный – каждый раз, когда я смотрю на него сверху вниз, меня бросает в дрожь.

Его рот заставляет меня стонать, а его руки на моей коже... С первого раза, когда он прикоснулся ко мне, я поняла, что от этих рук будут проблемы. Он уже знает мое тело так, словно изучал его по учебнику.

Он раздвигает мои половые губки большим и указательным пальцами, глаза загораются дьявольским торжеством, когда он видит пирсинг в моем клиторе.

– Я ждал этого...

Он дразнит своим языком шпильку, слегка щелкая, пока мои ноги не начинают дрожать. Затем обхватывает губами мой клитор и нежно посасывает, в то время как мои глаза закатываются, пальцы ног вытягиваются, а облака над головой вспыхивают фиолетовыми молниями.

Я кончаю и кончаю, обеими руками зарываясь в его волосы, прижимаясь к его лицу, как животное. Слава богу, поднялся ветер, потому что я издаю такие дикие звуки, что мне нужен шторм, чтобы заглушить их.

Я скидываю джинсы и оседлываю лицо Дейна с противоположной стороны, чтобы расстегнуть ему штаны. Его член выпячивается, как белая кобра, весь в венах.

– Срань господня!

Дейн смеется.

– Он огромный, – говорю я, защищаясь. – Я удивлена.

– Ты удивлена? – я не могу видеть выражение лица Дейна, так как нахожусь лицом к лицу с его членом, но в его тоне есть что-то, чего я не совсем понимаю.

Очевидно, его это не беспокоит, потому что он снова зарывается лицом в мою киску, заставляя меня вскрикнуть и схватиться за его член для поддержки. Он такой толстый, что мои пальцы не могут обхватить его полностью. Я едва помещаю его в рот.

Головка его члена тяжелая, теплая и слегка солоноватая от морской воды. Я опускаю его, а не поднимаю, чтобы получить лучший угол обзора, и Дейн издает стон, от которого у меня мурашки бегут от головы вниз по позвоночнику.

Я сжимаю основание его члена и качаю головой вверх-вниз, насколько это возможно, что не очень далеко, его член врезается в заднюю стенку моего горла прежде, чем мои губы приближаются к пальцам.

Тем временем его язык проникает внутрь меня, его руки так крепко сжимают мои бедра, что я не могу пошевелиться, не говоря уже о том, чтобы вырваться.

Это не похоже ни на какие шестьдесят девять, которые я знала, потому что я наполовину задыхаюсь, когда кончаю, его влажный рот пожирает мою киску, его член затыкает мне горло. Самым странным образом, легкое удушение – это то, что заставляет меня чувствовать себя так хорошо, вся кровь приливает к моему мозгу и остается там.

Сверкает молния, и хлещет дождь по нашей обнаженной коже. Мое тело такое горячее, что даже дождь вызывает оргазм, дрожь от холода и мурашки от оргазма пробегают вверх и вниз по моим конечностям неразличимыми волнами.

Я раздвигаю ноги, опускаясь на рот Дейна, колени зарываются в песок, когда я трахаюсь с его языком. Я насаживаюсь на его член снова и снова, густая слюна из моего горла покрывает головку, пока она не проскальзывает на дюйм глубже…

Дейн стонет прямо в мою киску, придавленный моим весом. Его бедра приподнимаются, и он проникает глубоко в мое горло, издавая рев, который вибрирует по всему моему телу. Я слегка отстраняюсь, и он извергается на мой язык, пульс за импульсом густой сливочной спермы, так много, что она переполняет мой рот и стекает по его стволу, капая бледными жемчужинами на черный песок.

Я скатываюсь с него и снова поворачиваюсь, так что мы лежим бок о бок на пляже. Следующая волна омывает нас по пояс, что на самом деле полезно как форма мгновенной очистки.

Дейн находит мою мокрую, покрытую песком руку и переплетает наши пальцы.