Текст книги "Безжалостный принц (ЛП)"
Автор книги: Софи Ларк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)
Я понимаю, что по меньшей мере трое из персонала дома заглядывают внутрь, пытаясь понять, что, черт возьми, происходит, не навлекая на себя неприятностей. Одна из горничных, Линда, кажется, особенно встревожена тем, что Каллум держит меня в охапке. Садовника Мартино, который заглядывает в окно, тошнит при виде крови на полу.
– Иди домой, – приказывает Каллум Джеку. – Я позвоню тебе утром.
Джек кивает, потрясенный. Он не смотрит мне в глаза, пока проходит мимо.
Я ожидала, что Каллум отпустит меня, как только Джек уйдет. Предполагала, что он держит меня так, чтобы убедиться, что я не собираюсь снова нападать на его телохранителя.
Вместо этого он вывел меня из кухни и повел по коридору.
– Куда мы идем?– требую я, пытаясь вывернуть запястье из его хватки.
Каллум только крепче сжимает меня. Боль пронзила правую руку до плеча, а кисть онемела. Его левая рука обхватывает мое тело, его ладонь сжимает в кулак переднюю часть моей футболки. Спина прижата к его груди. Я чувствую, как колотится его сердце, быстро и яростно, как военный барабан.
– Ты можешь отпустить, я не... АУЧ!
Он толкает меня вверх по лестнице, толкает так сильно и быстро, что мои ноги едва касаются земли. Он продолжает нести меня вперед, пока мы не преодолеваем весь коридор и не оказываемся в дверном проеме нашей комнаты. Только тогда он отпускает меня, захлопывая за собой дверь.
Он поворачивается лицом ко мне, его зрачки сузились до булавочных уколов, так что его глаза кажутся голубыми и холодными, как никогда. Его кожа больше не вампирически бледная, она раскраснелась, а челюсть практически вибрирует от того, как сильно он ее сжимает.
– Послушай, – говорю я. – Я знаю, что это немного...
Он пересекает пространство между нами одним движением, хватая меня за волосы. Рывком откидывает голову назад и яростно целует в губы.
Это последнее, чего я ожидала. Вся непокорность уходит из моего тела, и я прижимаюсь к нему, обмякнув от облегчения. Я думаю, что он простил меня или что он, по крайней мере, понимает, почему я это сделала.
Но тут же понимаю, что сильно ошиблась. Как только наши груди соприкасаются, я чувствую, что его тело все еще горит и дрожит, каждый мускул пульсирует от усилия сдержать эмоции внутри него.
Его язык заполняет мой рот, а губы прижимаются к моим, так сильно, что я чувствую, как мои собственные губы начинают набухать. Он прижимает меня к себе, все еще решив подчинить меня, хотя я уже покорилась. Только когда мои колени буквально подгибаются под ним, он поднимает меня и несет на кровать.
Он стягивает мою футболку через голову. Как ребенок, я послушно поднимаю руки, но как только футболка оказывается над головой, он тянет мои запястья назад за спину, хлопковая футболка все еще обернута вокруг одной руки. Каллум быстро перекрещивает мои запястья, используя скрученную футболку как веревку, чтобы связать их вместе.
Затем он расстегивает мои шорты и одним сильным рывком стягивает и шорты, и трусики до колен.
Я чувствую себя очень глупо, стоя там, со связанными за спиной руками и лодыжками, которые также эффективно скованные шортами. Если я попытаюсь от них избавиться, то просто упаду лицом на пол.
– Каллум, – нерешительно говорю я. – Ты можешь...
Каллум в процессе развязывания своего галстука. Он стягивает его с шеи и подходит ко мне, зажав материал между двумя руками, как петлю. Я слегка опасаюсь, что он собирается меня задушить. Вместо этого он затыкает мне рот галстуком, прерывая меня на полуслове и завязывая галстук узлом у меня за головой.
Я чувствую вкус грубого шелка на языке. Дорогой, наверное.
У меня возникает смутная мысль, что Каллум планирует связать меня и оставить здесь в наказание за то, что я выстрелила в его подчиненного. Но вскоре я понимаю, что Каллум не намерен уходить. Он садится на край кровати и грубо тянет меня к себе на колени. Он перекидывает меня через свои бедра, так что мое лицо оказывается внизу у его голеней, а голая задница – в воздухе.
В мгновение ока я понимаю, что он задумал, и начинаю дико извиваться и корчиться, пытаясь освободить ноги от шорт и крича сквозь кляп: – Не смей..., хотя это больше похоже на – Мнее зме...
Каллум поднимает руку и со свистом ударяет ею по моей попе. Раздается резкий, трещащий звук, почти такой же громкий, как выстрел на кухне, а мгновением позже меня пронзает жгучая горячая боль.
– Эргггг! – кричу я сквозь кляп.
ШЛЕПОК!
Я даже не заметила, как он снова поднял руку и уже снова шлепнул меня по тому же месту, на этот раз еще сильнее.
ШЛЕПОК!
ШЛЕПОК!
ШЛЕПОК!
Его точность порочна. Каждый удар приходится точно в одно и то же место на моей правой ягодице, отчего кажется, что ее окунули в бензин и подожгли.
Я брыкаюсь и пытаюсь скатиться с его колен, выкрикивая всевозможные проклятия. Каллум крепко прижимает меня к себе, его левая рука упирается мне между лопаток, а правая применяет наказание.
Я особенно энергично сопротивляюсь, и Каллум кричит: – Не двигайся! Или получишь в два раза больше!
Это только заставляет меня брыкаться еще сильнее. Как он посмел отшлепать меня! Как он смеет угрожать мне! Когда я освобожусь, я ударю его прямо в то место, куда стреляла, а потом пну его куда-нибудь посильнее.
ШЛЕПОК!
Каллум обрушил свою ладонь на левый бок. ЧЕРТ! Почему стало еще больнее? Как он так сильно меня шлепает? Он как жокей, бьющий лошадь!
ШЛЕПОК!
ШЛЕПОК!
ШЛЕПОК!
Меня никогда раньше не пороли. Я не могу поверить, что это заставляет мою задницу гореть и пульсировать.
Каллум велел мне не двигаться, но я не могу. Я вздрагиваю от очередного удара, сжимаю ноги и ерзаю на твердой поверхности его брюк.
Это имеет свой постыдный эффект.
В конце концов, я голая. Ёрзанье моего голого тела о ткань брюк Каллума вызывает трение в очень неудобных местах...
Мои соски твердые до предела в лифчике. Я чувствую тепло и влагу между бедер. Я не вижу этого, но подозреваю, что мои щеки горят так же красно, как и моя задница.
Я перестаю бороться, в основном потому, что не хочу, чтобы я нечаянно возбудилась еще больше, чем уже возбуждена. А еще не хочется, чтобы Каллум заметил. Это чертовски унизительно. Если он поймет, как это на меня влияет, я больше никогда не смогу смотреть ему в глаза.
Но он уже знает. Он чертовски проницателен. Как только я перестаю бороться с ним, как только мое дыхание меняется, и я напрягаюсь, он прекращает порку. Он на мгновение замирает, его тяжелая ладонь ложится на мои пульсирующие ягодицы.
Затем он начинает нежно разминать мою задницу.
Ощущения от растирания невероятно приятные. Это как в тот раз, когда я украла одно из фирменных пирожных Данте и съела его целиком перед массажем. Каждое сжатие руки Каллума посылает импульсы удовольствия по моим нейронам, заставляя их светиться, как рождественские гирлянды.
Сама того не желая, я стону и прижимаюсь бедрами к внешней стороне ноги Каллума.
– Тебе понравилось? – рычит он, его голос стал ниже и грубее, чем когда-либо.
Кончики его пальцев танцуют по расщелине моей задницы, скользят между бедер, чтобы найти подтверждение тому, что он уже подозревает. Конечно, его пальцы легко скользят по гладкой поверхности моей киски.
– Я так и думал, – вздыхает он.
Без предупреждения он погружает в меня два пальца. Я издаю глубокий, отчаянный стон. Внутренняя часть моей киски такая набухшая и теплая, что эти пальцы – самое приятное, что когда-либо было внутри меня. Они словно сделаны на заказ, супермощные, как один из гребаных шкафов Имоджен.
Каллум вводит и выводит пальцы, наслаждаясь тревожными, умоляющими звуками, которые я издаю через кляп.
Боже мой, я хочу, чтобы меня трахнули.
Я хочу этого так сильно, что мне кажется, я готова умереть после этого, если бы только могла получить то, что мне нужно, в течение пяти минут подряд.
– Посмотри, что ты натворила.
Каллум прикасается к ране на левой руке. Когда он подносит кончики пальцев к моему лицу, я вижу, что они блестят от свежей крови.
– С меня хватит того, что ты срываешься с катушек, – говорит Каллум. – Это закончится сегодня вечером. С этого момента ты будешь женой, которую мне обещали. Полезной. Послушной.
Подхватив меня под мышки, Каллум встает, поднимая меня со своих колен. Он бросает меня лицом вниз на кровать, запястья все еще связаны за спиной, колени подогнуты под меня, так что моя задница направлена вверх.
Слышу, как расстегивается пуговица и опускается молния. Сильные, теплые руки Каллума обхватывают мои бедра, правая на мгновение исчезает, когда Каллум прижимает свой член к моему входу, а затем снова возвращается.
Он входит в меня одним толчком бедер. Он входит до упора, до самого дна, сильно прижав яйца к клитору. Он крепко сжимает мои бедра, позволяя своему члену оставаться полностью во мне, так глубоко, что я чувствую, как головка пульсирует у моей шейки матки.
Только после этого он снова вынимает его, почти до конца, а затем снова вводит.
Он делает это несколько раз, позволяя мне оценить всю длину его члена. Затем он начинает жестко трахать меня. Сильнее и быстрее, наши тела сталкиваются со звуком, не таким резким, как от шлепков, но гораздо более быстрым и настойчивым.
Возбуждаться, а затем агрессивно удовлетворять себя таким образом – это так... приятно. На уровне мороженого в жаркий день или непослушного ребенка, упавшего на лицо. Я на пике счастья. Я не просто хочу этого. Я чертовски нуждаюсь в этом.
Но потом Каллум начинает по-настоящему мучить меня.
Он тянется рукой к моей киске, кладет пальци на клитор. Слегка дразнит кончиками пальцев, а затем постепенно начинает усиливать давление.
Я задыхаюсь и стону в кляп, пытаясь выгнуть бедра, чтобы сильнее надавить на нужную точку.
Каллум не дает мне этого. Он знает, чего я хочу, но отрицает это.
Его рука крепко обхватывает меня. Он продолжает входить в меня, все глубже и глубже. Он наклоняется и рычит мне на ухо: – Ты будешь хорошей девочкой, Аида? Моей хорошей маленькой женой?
Я хнычу, почти умоляю. Но я не хочу этого говорить. Черт бы его побрал, я не хочу этого говорить!
– Скажи мне, – кричит Каллум. – Скажи мне, что ты будешь хорошей девочкой.
Ни за что.
Я не собираюсь этого делать.
Но я точно сделаю это.
Зажмурив глаза, я киваю головой.
Каллум сильно прижимается к моему клитору. Он поглаживает меня в такт своим толчкам, как раз в том месте, как надо, чтобы заставить меня ускориться в стратосфере.
Взрыв. Мы покинули планету, дамы и господа, здесь, наверху, чистые пылающие звезды.
Я парю, лечу, проношусь на расстоянии в миллион миль, испытывая такое наслаждение, о котором раньше даже не подозревала. Жестко, быстро, бесконечно.
Я теряю всякое представление о том, что делает Каллум. Меня просто нет.
Я возвращаюсь на землю только тогда, когда Каллум притягивает меня в свои объятия, крепко обхватывая мое тело.
Он снял кляп и импровизированные наручники.
Я лежу обнаженная на его груди, вся его одежда тоже снята.
Мое тело поднимается и опускается в ритме его дыхания. Его подбородок прижимается к моему виску.
Дыхание ровное и спокойное. Руки тепло и нежно обнимают меня. Я не знаю, чувствовала ли я когда-нибудь его тело таким расслабленным. Я видела его жестким и контролирующим, но никогда спокойным.
– Ты тоже туда попал? – спрашиваю я его через минуту.
Он целует меня в макушку.
– Конечно.
– Это было…
Как именно? Безумно? Шокирующе? Потрясающе? Захватывающе? Незабываемо?
– Я знаю, – говорит Каллум.
Наступает долгая пауза, и тогда я не могу не спросить: – Ты когда-нибудь делал это раньше?
Еще одна долгая пауза, во время которой я думаю, что он не ответит.
Затем, наконец, он говорит: – Не так.
Боже правый.
Я довольно самоуверенная девушка. Я думала, что знаю, что мне нравится, а что нет.
Но, возможно, я только что открыла для себя совершенно новую категорию...
18
. Каллум
Аида лежит в моих объятиях. Я чувствую, какая она раскрасневшаяся и теплая. К тому же я видел, как сильно она кончила. Но я бы беспокоился о том, как она себя чувствовала после этого, если бы я не был так отвлечен своим собственным абсолютным изумлением.
Я и раньше связывал женщин и грубо трахал их. Некоторые из них просили об этом, а в других случаях просто экспериментировал. Некоторых девушек так скучно трахать, что их можно связать, ведь они все равно будут лежать.
Во всех этих случаях я чувствовал себя обычно.
С Аидой все было совершенно по-другому.
Секс с ней всегда такой.
Раньше трах служил для меня разрядкой. Это был процесс, который бывал хорошим, плохим или безразличным.
Никогда не думал, что ощущения могут быть настолько приятными, что они захватывают все тело и мозг. Простое физическое удовольствие невероятно интенсивно. Удивительно сильно, сильнее, чем то, к чему я привык.
А еще есть психологические факторы. Аида привлекает меня чем-то, чего я не могу понять. Как будто каждая ее черта была сформирована с помощью какого-то секретного кода, призванного проникнуть в мой мозг. Удлиненная миндалевидная форма ее дымчато-серых глаз. Безумные изгибы тела. Гладкая, кедрового цвета кожа. Как сверкают ее зубы, когда она улыбается. Как прикусывает край нижней губы, когда возбуждена или пытается не рассмеяться.
Разве с ней не то же самое? Она любит страсть в любом виде. Любит злиться, упрямиться, радоваться или озорничать. Единственное, что ей не нравится, это отсутствие чувств.
К сожалению, именно такой я и есть. Холодный. Сдержанный. Лишенный удовольствия.
Пока не оказываюсь рядом с ней.
Тогда мои чувства обостряются до предела. Обоняние, вкус и зрение обостряются. Даже слишком.
Меня пугает, как рядом с ней я теряю контроль. За те несколько недель, что мы знакомы с Аидой, я выходил из себя больше раз, чем за всю свою жизнь.
И все же я не хочу, чтобы это прекращалось. Не представляю, как можно вернуться к тупому безразличию. Аида – дверь в другой мир. Хочу навсегда остаться на ее стороне.
Господи, что я говорю?
У меня никогда раньше не было таких мыслей, не говоря уже о том, чтобы позволить им сформироваться в слова.
Почему я так привязался к этой девушке, которая, откровенно говоря, не в своем уме? Она пыталась застрелить Джека! На кухне! Если бы она сделала это на предвыборном мероприятии, для меня это был бы провал. И не сомневаюсь, что и для неё тоже.
Нужно успокоиться и держать себя в руках.
Решение продлилось около пяти секунд, пока я не уткнулся носом в ее волосы и не вдохнул дикий аромат, похожий на солнечный свет и морскую соль, черный кофе, перец и лишь намек на медовую сладость. Затем снова чувствую толчок, укол адреналина, отключающий контроль каждого моего желания.
Когда у Аиды звонит телефон, я чуть не выпрыгиваю из кожи.
Аида просыпается, задремав на моем плече.
– Кто это? – пробормотала она.
– Это твой телефон, – говорю я ей.
Она скатывается с кровати, забавно неуклюжая. Она даже не старается быть изящной, кувыркаясь с края матраса, как медвежонок панда. Затем она роется в поисках телефона и наконец находит его на полпути под кроватью.
– Данте?– говорит она, прижимая трубку к уху.
Она слушает мгновение, потом хмурится.
– Cavalo! – восклицает она. – Sei serio? Che palle! (итал. Ты серьезно? Твою мать!)
Я никогда не слышал, чтобы Аида говорила по-итальянски больше, чем пару слов. Интересно, говорит ли она на этом языке дома с семьей? Очевидно, что она свободно владеет ним.
У Аиды много скрытых талантов.
Я недооценил ее, когда мы познакомились. Я думал, что она избалованная, молодая, дикая, беспечная, необразованная, немотивированная.
Но она уже несколько раз показала мне, что впитала гораздо больше из бизнеса своего отца, чем я ей приписывал. Она проницательна, наблюдательна, убедительна, когда хочет. Умна и находчива. Она знает, как обращаться с оружием – мой пульсирующий бицепс может это подтвердить. И она чертовски храбрая. То, как она смотрела на меня, когда бросила часы моего дедушки через перила... это был мудацкий поступок, но на самом деле довольно умный.
Они с Себастьяном были в меньшинстве. Если бы она отдала часы, я мог бы застрелить их обоих и уйти. Бросив часы в озеро, она подтолкнула меня к импульсивным действиям. Она создала хаос и расколола своих противников.
Аида может быть опрометчивой и вспыльчивой, но она не паникует. Даже сейчас, разговаривая по телефону с братом, хотя что-то явно не так, она не потеряла голову. Она воспринимает информацию, отвечает быстро и лаконично.
– Capisco. Si. Sarò lì presto. (итал. Я понимаю. Да. Я скоро буду)
Она кладет трубку и поворачивается ко мне лицом.
Она сияет, как бронзовая богиня, в водянистом свете, проникающем через ставни. Она не замечает и не обращает внимания на то, что полностью обнажена.
– Данте говорит, что кто-то поджег технику на площадке башни на Оук Стрит. Мы потеряли около двух миллионов на тяжелой технике, плюс ущерб самому зданию.
– Давай съездим туда, – говорю я, вставая с кровати.
– Ты не... Я собиралась съездить, но ты не должен, – говорит она.
– Ты не хочешь, чтобы я ехал? – спрашиваю, стоя в дверном проеме между спальней и ванной.
– Нет. То есть да, ты можешь, но ты не... – она неловко переминается с ноги на ногу.
Моя маленькая Аида, не смущенная наготой, но покрасневшая от прямого вопроса на тему того, чего она хочет.
– Я еду, – твердо говорю я. – Теперь мы в одной команде, верно?
– Да... – говорит она неубедительно.
Затем, похоже, соглашаясь с этой идеей, она следует за мной в гардеробную, где я положил обратно всю ее одежду. Эта работа заняла у меня всего пять минут.
Я приказал Марте купить Аиде соответствующий гардероб профессиональной одежды. К концу этой недели у Аиды должен быть полный набор платьев и нарядов для вечеринок, брюк и сарафанов, кардиганов, блузок, юбок, сандалий, каблуков, сапог и жакетов. Согласится ли она надеть все это или нет – другой вопрос.
Пока что она натягивает пару джинсовых шорт и старую футболку Cubbies. Затем она садится на ковер, чтобы завязать кроссовки.
Я натягиваю свою одежду.
Аида поднимает шокированную бровь.
– Джинсы? – спрашивает она, пряча ухмылку.
– А что?
– Я никогда не видела, чтобы ты ходил в джинсах. И конечно же, это были бы Balenciaga, – добавляет она, закатывая глаза.
– Аида, – говорю я спокойно. – Я не выбираю себе одежду, включая эти джинсы. Я даже не знаю, что такое Balan... что это вообще за бренд.
– Что? – спрашивает Аида, широко раскрыв глаза и надев на ногу только один кроссовок. – Ты не покупаешь себе одежду?
– Нет.
– А кто покупает?
– Сейчас Марта. До этого это был другой ассистент по имени Андрей. Мы договариваемся об имидже, а потом...
– Так ты никогда не ходил в торговый центр?
– Нет.
– Почему?
– Разве мы не должны ехать? – говорю я.
– Верно! – Аида натягивает второй кроссовок и вскакивает.
Пока мы спешим вниз по лестнице, она все еще донимает меня.
– Но что, если тебе не понравится цвет или...
Я заталкиваю ее в машину, говоря: – Аида. Я работаю буквально все время. Либо в рамках предвыборных проектов, либо в одном из наших многочисленных предприятий. Некоторые из них, как ты прекрасно знаешь, более сложные и опасные, чем другие. Когда я общаюсь, то только на мероприятиях, где мне нужно наладить связи. Я не помню, когда в последний раз исполнял поручения или делал что-то для развлечения.
Аида сидит молча в течение минуты. Гораздо дольше, чем она обычно молчит. Потом она говорит: – Это печально.
Я фыркаю, качая головой.
– Мне нравится быть занятым. И это не грустно, а целенаправленно.
– Но в чем смысл? – говорит она. – Если ты не получаешь удовольствия в процессе.
– Ну, – говорю я, бросая на нее взгляд исподлобья. – Я не считаю марафоны «Властелина Колец» таким уж веселым занятием.
Я не могу не подколоть ее, потому что прекрасно знаю, что Аиде часто бывает скучно или не хватает стимула. Именно поэтому она всегда попадает в неприятности.
Конечно, она не отвечает обычным легкомысленным ответом. Вместо этого она покусывает ноготь большого пальца, скорее задумчиво, чем раздраженно.
– Я могу делать больше, чем это, знаешь ли, – говорит она.
– Вообще-то я это знаю, – отвечаю я.
Она смотрит на меня, проверяя, не насмехаюсь ли я над ней.
Нет.
– Я вижу, какая ты умная. Ты лучше меня знаешь Маделин Брек, – говорю я ей.
– У меня много хороших идей, – говорит она. – Папа всегда так боялся, что мне будет больно. Но я такая же умная, как Данте или Неро. Или Себ. Я достаточно умна, чтобы не погибнуть.
– Пока ты можешь держать себя в руках, – говорю я, полуулыбаясь.
– Я не... – горячо говорит Аида, прерываясь, когда видит, что я ее дразню. В основном. – Я не без характера, – говорит она с достоинством. – Ты не знаешь, каково это – всегда быть самой маленькой собачкой в драке. Я должна нападать первой и быть сильнее всех. Во мне никогда не было мягкости. Никогда не было, и никогда не будет.
Я не могу представить ее мягкой. Это испортило бы все в ней.
– В любом случае, – быстро говорит Аида. – Я все еще не понимаю, почему ты хочешь стать олдерменом. Гриффины богаче бога. У тебя есть друзья по всему городу. Твоя территория в безопасности. Какого хрена ты хочешь сидеть в офисе и разбираться со всем этим дерьмом?
– Как ты думаешь, почему люди тратят полмиллиона долларов на кампанию за место олдермена, когда зарплата составляет 122 304 доллара? – спрашиваю я ее.
– Ну, очевидно, ты можешь возиться с зонированием и налоговым законодательством в угоду своим бизнес-интересам, а также оказывать услуги всем остальным.
– Верно, – говорю я, поощряя ее продолжать гадать.
– Просто мне кажется, что это не стоит таких хлопот. Ты можешь получить все это дерьмо с помощью взяток и торговли услугами. Или старым добрым насилием.
– Но ты всегда находишься во власти кого-то другого, – говорю я ей. – Неподкупный детектив или жадный политик, который получил лучшее предложение от кого-то другого. Настоящая власть – это не работа с системой. Это управление системой. Это также её строительство своими руками.
Я делаю паузу, вспоминая немного истории наших пересекающихся семей.
– Ты помнишь, как итальянцы управляли этим городом? – спрашиваю я ее. – У Капоне мэр был на зарплате. Представь, если бы Капоне был мэром. Или губернатором. Или гребаным президентом.
– Мне не нравится, что ты используешь прошедшее время, говоря о наших славных днях, – легкомысленно говорит Аида. – Но я понимаю твою точку зрения. Думаю, теперь понятно, почему твой отец хотел заключить соглашение между нашими семьями. Дело не в этих выборах. Дело в последующих. Если ты хочешь управлять всем городом, мы тебе действительно нужны.
– Да, – тихо говорю я.
Мы подъехали к башне, ее скелетный, наполовину построенный каркас возвышается в небо. Достроены только несколько нижних этажей. Участок представляет собой нагромождение тяжелой техники, штабелей строительных материалов, импровизированных офисов, туалетов и припаркованных грузовиков.
Место было бы темным и пустынным, если бы вся северная сторона не освещалась огнями и сиренами. Я вижу пожарную машину, две машины скорой помощи и несколько полицейских машин. Данте разговаривает с офицером в форме, а другой полицейский делает записи у избитого и перебинтованного охранника. Я предполагаю, что это охранник, который был на дежурстве, когда кто-то поджег машины.
В воздухе пахнет бензином и обугленным металлом. По меньшей мере четыре единицы тяжелой техники не подлежат восстановлению, включая два землекопа, экскаватор и целый кран. Почерневшие корпуса еще дымятся, земля под ними грязная от пожарных шлангов.
– Это был тот чертов поляк, я знаю, – раздается голос с противоположной стороны от Аиды.
Это Неро, появившийся из темноты бесшумно, как летучая мышь.
Он быстрый и чертовски хитрый. Вероятно, он мог бы украсть пистолет с пояса ближайшего полицейского так, чтобы тот не заметил, пока тот не попытается его обезоружить в конце ночи.
– Как ты можешь быть уверен? – пробормотала в ответ Аида. Она говорит потише, потому что мы не хотим привлекать к себе внимание. Я – потому что не хочу, чтобы мое имя было связано с этим, а Неро – потому что у него, как минимум, хренова туча неоплаченных штрафов за парковку.
– Это их визитная карточка, – говорит Неро. – Они как русские, только более сумасшедшие. Они любят устраивать сцены, и им нравится символизм. Кроме того, – он дергает головой в сторону крана, где у основания тлеет почерневшая глыба, – они оставили это.
– Что это? – вздохнула Аида.
Ее лицо побледнело. Я знаю, что она думает о том же, о чем и я – предмет имеет сырой, потрескавшийся вид обугленной плоти.
– Это голова кабана, – говорит Неро. – Визитная карточка Мясника.
Данте присоединился к нам, его кожа темнее, чем когда-либо, от дыма в воздухе. Пот прочертил бледные дорожки по бокам его щетинистых щек. Его глаза выглядят черными и блестящими, в них отражаются мигающие огни полицейских машин.
– Охранник сказал им, что это была кучка панков. Мы все выяснили до того, как подъехали полицейские. К счастью, пожарная машина оказалась быстрее копов, иначе мы бы потеряли и половину здания.
– Ты не хочешь, чтобы они узнали, что это Зейджак? – спрашиваю я.
– Мы не хотим, чтобы они лезли в наш бизнес, и точка, – отвечает Данте. На самом деле, он бросает вопросительный взгляд на Аиду, спрашивая, почему я здесь.
– Это я напросился, – говорю ему я. – Я чувствую ответственность, поскольку это я усугубил ситуацию с Зейджаком на сборе средств.
– Он уже достал нас, – говорит Неро, быстро покачав головой. – Мы уже дважды вступали с ним в конфликт из-за того, что его люди посягали на нашу территорию. Грабят наших поставщиков и грабят банки в наших районах.
– Он намерен начать конфликт, это очевидно, – говорит Данте, его глубокий гулкий голос похож на неработающий двигатель. – Мы должны...
Его предложение прерывается быстрыми щелчками и треском полуавтомата. Звук похож на взрывы петард, только в сотни раз громче. Мимо проезжает черный Land Rover, из опущенных окон высовываются трое мужчин с пистолетами наперевес, дула которых освещают их лица в масках.
Как только раздаются выстрелы, братья Аиды пытаются окружить ее. Но я уже обхватил ее руками за плечи, утягивая за руль ближайшего грузовика.
Остальные полицейские кричат и также ныряют в укрытие, используя свои рации, чтобы вызвать подкрепление. Сгорбившись за своими машинами, некоторые даже пытаются открыть ответный огонь, но внедорожник уже осыпал участок градом пуль и скрылся за углом.
Один из офицеров был ранен в грудь. Благодаря жилету его всего лишь отбросило назад к бамперу его патрульной машины. Другой офицер, менее удачливый, получил пулю в бедро. Его напарник тащит его за штабель фундамента и кричит, чтобы вызвали скорую помощь.
– Вы ранены? – рычит Данте, обращаясь к остальным.
– Нет, – сразу же отвечает Неро.
– А ты? – спрашиваю я Аиду, машинально потирая ладонями ее голые руки и ноги, чтобы убедиться, что они не пострадали.
– Я в порядке, – твердо отвечает она.
Я пытаюсь обратить внимание на свое тело, не обращая внимания на стук крови в ушах и бешеную работу нейронов. Не думаю, что в меня тоже стреляли.
– Мы в порядке, – говорю я Данте.
– Ты видел кого-нибудь из стрелявших? – спрашивает Данте.
– У них были закрыты лица, – говорю я. – Кажется, я видел золотые часы на запястье одного из них. Ничего полезного.
– На конце номерного знака было 48996, – говорит Аида.
– Как ты это увидела? – спрашивает Данте.
Аида пожимает плечами.
– Я ниже ростом.
– Этот сумасшедший сукин сын! – говорит Неро, качая головой в изумлении. – Он действительно хочет, чтобы мы уничтожили его на хрен, не так ли?
– Он пытается спровоцировать ответную реакцию, – говорит Данте, нахмурившись.
– Не вставай! – резко говорю я, видя, что Неро собирается подняться. – Мы не знаем, была ли это единственная машина. Может быть еще одна. Или другие стрелки. Я киваю вверх, на бесчисленные окна в высотках, окружающих это место.
– Мы не можем здесь оставаться, – бормочет Аида. – Копы прочешут весь участок. Если только они не настолько глупы, чтобы списать это на совпадение, теперь они будут относиться к этому гораздо серьезнее.
Двигаясь медленно, мы пробираемся с противоположной стороны площадки, возвращаясь к грузовику Неро. Это ближайшая машина, и она находится в наименее освещенном месте.
Мы все теснимся в кабине, чтобы Неро мог отвезти нас с Аидой за угол к месту, где мы оставили мою машину.
– Мы не можем делать ничего необдуманного, – говорит Данте. – Зейджак может пытаться заманить нас в ловушку немедленного возмездия. Нам нужно спрятаться на ночь. Придумать, как мы будем действовать. Аида, ты должна вернуться домой с нами.
– Она останется со мной, – сразу говорю я.
Данте хмурится.
– Мы не знаем точно, на кого нацелился Мясник. Он ударил по нашей строительной площадке, но пришел к вам на сбор средств. Мы не знаем, для чего это было сделано – для Аиды или для тебя. Или для обоих.
– Именно, – я киваю. – Вот почему Аида должна остаться со мной. Если выяснится, что он направляет свои атаки на твою семью, она будет в большей безопасности с моей.
– Что именно Зейджак сказал вам двоим? – спрашивает Данте.
Я подвожу итог разговора.
– Я не знаю, действительно ли ему нужна эта собственность Управления транзитом, или он просто проверял меня. На самом деле, он больше всего казался раздраженным из-за свадьбы. Я думаю, он пытается расколоть нас до того, как альянс будет укреплен.
– Может быть, – говорит Данте, морща лоб в раздумье. – Мясник обидчив. Безумно гордый, легко обижается. Возможно, он злится, что мы не предложили ему Аиду первыми.
– Чертовски противно, – вмешивается Аида. – Во-первых, он старый. Во-вторых, я не гребаный поросенок.
– В любом случае, уже слишком поздно, – рычу я. – Ты моя. И что бы он ни хотел в качестве утешительного приза, он этого не получит.
– Я все еще думаю, что она должна поехать с нами, – говорит Данте. – Мы знаем Мясника лучше, чем ты.
– Этого не произойдет, – говорю я категорично. Я не упущу Аиду из виду.
Данте хмурится, он не привык, чтобы кто-то противоречил его приказам. Но дело не в самолюбии – я вижу беспокойство на его лице, его страх за Аиду. Это немного смягчает мой тон.
– Я защищу ее, – обещаю ему я.
Данте отрывисто кивает. Он верит мне.
– Мы переждем эту ночь, – снова говорит Данте. – А утром узнаем, где прячется Зейджак, и спланируем наш удар.
– Скоординированный удар, – говорю я.
– Да, – соглашается Данте.
Мы с Аидой выходим из грузовика и пересаживаемся в мою Audi.
Я вижу, что Данте все еще не хочет отпускать свою сестру со мной.
Аида убеждает его.
– С Каллумом я буду в безопасности, – говорит она.
Она быстро обнимает своего старшего брата и сжимает руку Неро.
