Текст книги "Гении без штанов"

Автор книги: Славко Прегл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

– Кто знает, тот знает, – скромно ответил Жан.

– Так, – кивнул Боб. – Еще есть вопросы?

Теперь вверх взметнулась рука Бибы.

– Да? – спросил Боб и слегка покраснел.

– У меня вопрос к главному редактору с глазу на глаз, – вызывающе произнесла Биба.

– Опа! – вскочили на ноги ребята из дальнего угла. – А это разрешено?

– У нас не будет секретов ни открыто, ни с глазу на глаз, – решительно ответил Боб. – Конец. Расходимся. Когда будет следующее собрание, вы узнаете заранее. До встречи!

Боб подошел к окну и сделал вид, что должен срочно что-то найти в своей сумке. Все пошли к выходу, осталась только Биба. Жан на входе очень медленно откреплял лист с объявлением «Сегодня во время обеда читальный зал закрыт. МЭГА!» и изо всех сил прислушивался, хотя, конечно, никак не мог слышать, о чем шепчутся Биба и Боб.

– Ну, что тебя интересует? – слегка взволнованно спросил Боб.

– А ничего особенного, – с вызывающим смешком ответила Биба. – Мне интересно, на тебе свежее белье? И есть ли у тебя еще кое-что в запасе?

8

В тени платанов недалеко от школы находилась кондитерская. Какой-нибудь зануда, возможно, мог бы утверждать, что пиво, которое здесь тоже можно было заказать, не относится к сладостям. Однако определенная академическая свобода, на которую по-своему уже немного претендует и средняя специальная школа, вполне способствует тому, чтобы уже с легким налетом познаний в химии констатировать, что в пиве есть крахмал. Точно так же, как и в кондитерских изделиях. И пиво, помимо всего прочего, оказывает определенную поддержку человеку, когда тот выходит от зубного врача, хотя ему нельзя в течение нескольких часов есть.

Поэт, Жан, Гений и Пипи на этот раз пили пиво как бы впрок, на всякий случай, хотя никто из них и не вышел только что из кабинета школьного дантиста.

– Давайте уясним себе, – начал Пипи и отставил бокал в сторону, – в связи с газетой: наша задача состоит в том, чтобы разнести в пух и прах все вокруг. Иначе в этом нет никакого смысла.

Гений раскачивался на железном стуле. Жану очень хотелось подтолкнуть его ногой, чтобы сместить центр тяжести.

– Я всегда рад поучаствовать в разносе, – засмеялся Гений. – И что будем разносить?

– Я ведь говорил, – пояснил Пипи, – всё. Разве ты не видишь, где мы живем? Этому типу нужна нефть, и он, как сумасшедший, уничтожает все на свете. А наши марионетки покорно чистят ему ботинки. У нас воры крадут фабрики и выбрасывают людей на улицу. Каждый день становится все больше бедных.

– Она, – задумчиво произнес Жан. – Младший брат Маркса. Или, может быть, Ленина? Или же пока не известный самый младший из братьев Марксов?

– Не выпендривайся! – оборвал его Пипи. – Мир катится в тартарары, а мы спим.

– Я не сплю, – очнулся Поэт, – я просто размышляю с закрытыми глазами. Слушаю тебя, напряженный, как струна.

– Плохи дела, – сказал Гений, – расскажи что-нибудь еще!

Пипи отхлебнул глоток пива. Гений оперся локтями о стол и замер. Поэт широко раскрыл глаза. Жан ждал, что будет дальше.

– Все идет наперекосяк. Нужно что-то делать. Если мы не сделаем, никто не сделает. Когда моему деду было столько лет, сколько сейчас мне, он взял ружье и босым ушел в лес защищать родину. Он кое-что сделал, чтобы мир стал лучите. А мы? – Пипи горячился все больше и больше.

– Что касается ружья, – напомнил Поэт, – то после войны он забыл выпустить его из рук и какое-то время еще продолжал стрелять.

Пипи весь позеленел.

– Дурак! – крикнул он. – За войну по нашей земле прошли толпы солдат из разных армий, которые всю войну убивали наших людей. А уходя, при расставании, вероятно, раздавали цветы и шоколад тем, кто выжил, а они, что же, должны были, с любовью обнимая этих солдат на прощание, подносить им хлеб-соль? Ты что, не прочитал ни одной книжки?

– Ну-ну, – сказал Жан. – Мы знаем.

– Ты, возможно, да, а этот кретин явно нет! – все еще не унимался Пипи. – А еще рассказать?

– Пожалуйста, не надо, – отозвался Поэт. – Я прошу прощения, если ранил твои нежные чувства. Мне ни один из моих дедов ничего не рассказывал. Я смотрю на это из перспективы общечеловеческой боли.

– Ну, ладно, – выдавил из себя Пипи, постепенно выпуская пар, – не будем. Я только прошу тебя, когда в следующий раз будешь рассматривать общечеловеческую боль, постарайся зафиксировать, накапливалась ли она у людей, которые отогревали свою задницу на теплых печках у ломящихся столов, или же у тех, что мерзли в заснеженных лесах, согреваемые лишь собственными мечтами.

Все замолчали, всем было немного не по себе.

– Я бы сказал, что было, то было. Ты мне нравишься, любимый, дорогой Пипи, потому что ты перевернешь мир, и мне нравишься ты, Поэт, потому что ты его заново воссоздашь. Поэтому я с вами и, думаю, поэтому мы все вместе. Что касается того идиота, которого ты упомянул вначале, Пипи, я хочу вам о нем кое-что рассказать. Если, конечно, вам это интересно, – тихо проговорил Гений и пальцем поманил ребят к себе. – Ну, давайте, придвиньте свои вороньи гнезда.

Все склонились к Гению, хотя абсолютно не понимали, к чему такая секретность.

– Уже некоторое время назад, – начал Гений, – я стал больше работать на своем компьютере.

«Легкое преуменьшение», – подумал про себя Поэт. Гений был Гением еще и потому, что часы напролет мучил свою клавиатуру и копался в компьютерных журналах, а летом за скромную студенческую плату дни и ночи выгребал мусор из корзин в Институте электроники, математики и физики и угождал кудлатым и лысым, которые портили свои глаза у светящихся мониторов.

– Могу вам сказать, что я уже проник в несколько достаточно закрытых, как они думают, систем. Многим могу дать прикурить, так что мало не покажется. И могу добавить, что постепенно подбираюсь к системе вышеупомянутой персоны.

Гений громко рассмеялся и снова принялся искать в кармане своих брюк платок, чтобы протереть запотевшие стекла очков.

– Ты?.. – начал Пипи и замолчал. Выпучив глаза, он уставился на Гения, казалось, что его разинутый рот вообще никогда не закроется.

– Ты?.. – повторил Жан. Он поставил уши торчком, как умел только он во всем Центре среднего специального образования.

– Ты?.. – добавил еще и Поэт, которого в критический момент муза оставила одного-одинешенького, без подходящих метафор.

– Я, – скромно отозвался Гений, утвердительно кивнув головой, а затем воскликнул:

– И чего вы навалились на меня, дайте спокойно выпить глоток пива. А то вы мне его еще согреете.

Молчание нарушил Пипи.

– Вот! – воскликнул он. – Вот! Об этом я говорил. Завалим этого типа и еще много чего сделаем.

Поэт очнулся от наваждения и дал волю своему критическому уму.

– Подожди, подожди, – сказал он. – Мы, конечно, читали, что какой-то молокосос в Америке взломал секретные коды Пентагона. Но чтобы ты?..

– А почему нет? – сразу отозвался Гений. – Состав моего мозга такой же, как у того сопляка. Он ест гамбургеры? Ест. А я? Тоже. Он лопает овсяные хлопья на завтрак? Лопает. А я? Ясное дело. Он набивает живот бананами в полдник? Конечно. А я? Так вот, спрашиваю я вас, в чем же между нами разница? – Всех за столом поразила и очаровала аргументация Гения.

– Хм, – промычал Поэт, – хм.

– Что тебе опять не так? – спросил Пипи.

– Да ничего, – задумчиво отозвался Поэт. – Я еще не готов принять тот факт, что мои мозги тоже состоят из цыплячьих печенок с яйцом, которые я в последний раз ел вместе с дядей в крутом ресторане.

– Пусть тебя это не волнует, – со смехом выдавил Гений, – твои, возможно, уже да, а вот мои пока еще нет!

Открытие Гения произвело на всех огромное впечатление.

– Я вот еще о чем подумал, – спустя какое-то время включился в разговор Пипи. – В газете мы сможем печатать многое, но многого и не сможем. Я подумал, что кто-то из нас, кому нравится сидеть в Интернете, мог бы открыть собственный анонимный блог? И из него мы бы потом вставляли всем по списку. Революция, я бы сказал, настоящая революция.

– Хм, – выразил свое сомнение Поэт, – анонимный блог? Как ты это себе представляешь?

– Так, чтобы в нем мы писали и из него комментировали все, что нам показалось бы стоящим, и нам бы никто не смог заткнуть рот, – растолковал Пипи.

– Никто не смог бы? Это же нереально, – вмешался Жан.

– Чуть раньше ты сказал: если не знаешь, спроси того, кто знает. Вот давайте и спросим Гения, что он об этом думает. Возможно ли это, мастер? – спросил Пипи.

Гений расхохотался в своей излюбленной манере.

– Ну, ха, ха, если немного подумаю и постараюсь…

– Ну вот, – подытожил Пипи. – Дело сделано. Теперь нам осталось только начать работу над газетой. Если у Боба еще когда-нибудь вообще будет время на это. Ах, эта кошечка…

– Остынь, – многозначительно произнес Гений. – Если потребуется, то мы ее поджарим на раскаленной железной крыше. Или толкнем в объятия к кому-нибудь другому.

9

Армани как раз выходил из туалета, когда мимо шел Боб.

– О, – воскликнул Боб, – то, что надо. Я хотел поговорить с тобой.

– Да? – с видом заговорщика усмехнулся Армани. – О той красавице?

Ребята вместе вышли из школы. Боб выждал, пока сальная шутка Армани не растворилась в воздухе. Затем серьезно сказал:

– Послушай. Еще в полиции я сказал тебе, что работал там летом. С Миленой, специалистом по криминалистике мы часто разговаривали. Из разных школ к нам приходили сообщения о том, что делает Зубок. Мы за ним начали понемногу приглядывать. И за теми, кого он время от времени крепко прикладывает кулаком, тоже. Поэтому мы в курсе всего, о чем рассказала тебе Милена. Короче говоря, Зубок прилежно посещает забывчивых должников и крепким кулаком освежает их память, если она покинула их в прошлом, и обещает кое-что похуже в будущем, на случай, если эта забывчивость вдруг захочет войти у них в привычку.

– Да. И что дальше? – простодушно спросил Армани.

– Искренне надеюсь, что в твоем случае не последует никакого продолжения, – спокойно продолжал Боб. – Надеюсь, что Зубок случайно напал на тебя, надеюсь, что ты не являешься частью этого подлого бизнеса.

Армани остановился. Он поправил белые брюки так, чтобы они не закрывали надписи на его кроссовках, а ветровку, которая была переброшена через плечо, ловко передвинул, чтобы надпись на кармашке футболки «Армани» снова была хорошо видна.

– Не понимаю, – нерешительно произнес он.

– Понимаешь, парень, понимаешь. Однако мне не поручали копаться в твоей душе. Ведь почти каждый попадает в подобную ситуацию. Ты, между прочим, это совершенно спокойно рассказал сам. Парни в школьном туалете сквернословят, рисуют на стенах, хохочут, курят и, когда кто-то впервые сунет нос внутрь, его приглашают на затяжку-другую. Потом ему кто-нибудь по-приятельски подарит дозу. Честолюбие маленького господина удовлетворено, и когда он со своей компанией сидит где-нибудь на пляже, то может порисоваться, вытащив эту вещь из кармана. Они курят, как это видели в фильмах, и считают себя крутыми. И вот, когда они уже вошли во вкус, травка вдруг закончилась. Тот тип оказывается в туалете и на следующий день, только теперь он уже не делает подарков, теперь травка стоит денег. Но он убеждает тебя, что то, за что все платят десять, ты у него можешь получить за пять, и продает тебе в долг. Чистое наслаждение, и к тому же за нормальные деньги. Все выглядит просто чудесно.

Боб повернул к школьной парковке и примостился на ее ограде. Армани воздвигся перед ним.

– Может, сядешь, – предложил Боб, – чтобы я не вывихнул шею, когда буду смотреть снизу вверх на твою перекись.

– Во-первых, не на перекись, а на краску, а во-вторых, ежик держится специальным гелем для волос. А что, скажешь, плохо? – вызывающе спросил Армани, осторожно провел рукой по волосам и сел рядом с Бобом.

– Если ты спрашиваешь меня, то мне по барабану, – выдавил из себя Боб, – больше всего меня волнует, что под этим ежиком.

Боб принялся рисовать ботинком на песке.

– Теперь, если мы продолжим, то в нашей истории из мужского туалета дело доходит до крутого виража на ледяном спуске, как я называю этот ключевой этап развития молодых гениев.

Армани громко сглотнул и спросил:

– Я не понимаю. Лед и гении среди лета?

– Ну-ну, и среди зимы, или в разгар весны, или осенью, – отозвался Боб. – Есть две возможности: можешь крепко приложиться задницей, когда увидишь, что шуткам пришел конец, и просто сказать: спасибо, было здорово, пока было, всего хорошего, прощай и будь здоров, стиснешь зубы и благоразумно уйдешь. А можешь сказать: она, смотри, смотри, один на пять – это пять, десять на пять – это пятьдесят, сто на пять – это пятьсот; сумма растет значительно быстрее, чем если бы ты за три евро в час таскал ящики на каком-нибудь складе. И тебя уносит по ледяному спуску так, что сам Господь Бог не знает, куда ты прилетишь. Однако с любой горы летишь вниз, на дно. Вопрос лишь в том, как ты приземлиться.

– Ага, – пробурчал Армани.

– Другими словами, ты попадаешь в бизнес, поскольку жадность сильнее нескольких извилин, имеющихся в твоем мозгу. Ну, вот этим и подобными историями занимается криминалистка Милена, и я за небольшой гонорар буду по мере сил ей помогать. Таким образом мы вышли на Зубка и его шайку. И, конечно, поэтому очаровательная криминалистка свои прекрасные голубые глаза устремила и на тебя. Безусловно, нам кажется необычным, чтобы организованный вышибала работал вне дневного плана. Обычно Зубок избирателен и не дерется просто так.

Боб замолчал. Он завел руки за голову и откинулся назад. Армани начал копаться в карманах и вынул пачку жвачки. Каждый взял по пластине и принялся медленно жевать. Боб молчал.

Армани заерзал на перекладине и тоже принялся чертить что-то на песке, хотя очень старался, чтобы какая-нибудь песчинка случайно не попала в обувь.

Боб продолжал хранить молчание.

Армани продолжал старательно жевать резинку, затем проговорил:

– Я купил немного товара и сразу заплатил за него. Я никому ничего не должен. То, что Зубок пристал ко мне, – чистая случайность.

Боб продолжал молчать.

– Неправда, что я забыл, где купил товар. Да, конечно, в старой школе. Однако нет такой армии в мире, которая бы защитила меня, если бы я рассказал в полиции, у кого я купил. Я знаю несколько грустных историй, – признался Армани.

– Значит, травка еще не совсем разрушила твои мозги, – холодно заметил Боб. – Память у тебя еще осталась.

– Да, – выдавил Армани, – осталась. Но я не буду шпиком, как… как…

– Как, например, я? – спросил Боб.

– Ну, я не знаю, – пожал плечами Армани.

Боб слегка вздрогнул и очень спокойно, немного раздраженно проговорил:

– Парень, когда-нибудь, когда у тебя не будет других дел, задумайся немного, почему я с тобой вожусь. Ты не поверить, но с девочками мне было бы приятнее. Два длинных жарких летних месяца я работал в полиции, и не спрашивай, чего я насмотрелся. Ты говоришь – шпик. А я, – Боб глубоко вздохнул, – я бы использовал совсем-совсем другие слова. Ты видел когда-нибудь миловидную блондинку, которая за три месяца превратилась в свою тень? Тебе когда-нибудь уже приходилось лицезреть парня, который слетел с катушек из-за этого? И вот еще что, ты когда-нибудь глядел в глаза матери или отца такой девчонки или такого парня? Надеюсь, что нет. Это реально выбивает из колеи. Можешь называть меня шпиком или фрицем, я не наложу в штаны перед разными Зубками и не буду спокойно смотреть на то, что делают преступники, чтобы получить свои грязные деньги.

Во время разговора Боб постепенно разволновался и голос его задрожал.

– И зачем ты мне это теперь говоришь? – в ответ на длинный монолог Боба закричал Армани. – Да, я курил травку, да, пробовал. Но это не имеет никакой связи с Зубком и с тем, что он меня обокрал и дал по морде. Никакой!

– Что, я наступил тебе на больную мозоль? Не ори, – попытался остановить его Боб. – Не нужно. Я просто сказал тебе то, что думаю. Ты будешь участвовать в нашей школьной газете, если захочешь, можешь об этом написать. Попадешь в чудесную компанию ребят и девчонок, которым не все равно. Между прочим, можешь также, сколько тебе заблагорассудится, обольщать Коцку. Однако, криминалистка Милена некоторым образом будет все время где-то рядом!

И снова они замолчали на какое-то время.

– То есть ты меня пригласил сотрудничать в газете, потому что считаешь, что я приведу тебя к каким-нибудь продавцам наркотиков? – напрямик спросил Армани.

– Моя проблема в том, что чаще всего я говорю прямо и в основном то, что есть на самом деле. Вообще-то я в какой-то степени старомоден, поскольку люблю порядок, правила и очень уважаю старших. Несколько таких динозавров, как я, еще осталось на свете. Что касается тебя – да, конечно! Я вижу две возможности: если ты негодяй, а ты утверждаешь, что нет, то рано или поздно тебя поймают. Тут нет никаких сомнений. Если же ты хороший парень, а я надеюсь, что так оно и есть, то, возможно, тебе удастся благодаря тому, что ты знаешь, действительно сделать что-то доброе и в связи с Зубком. Ну, а школьная газета, можешь мне поверить, чистое удовольствие, плюс немного риска, – ответил Боб.

– Удовольствие – это когда напишешь интересную историю, и риск, когда имеешь Дело с девушками-коллегами, – захохотал Армани.

– Невероятно! – воскликнул Боб и вскочил на ноги. – Откуда такой неопытный молокосос может все это уже знать?

10

Следует добавить еще несколько слов о почтовых служащих. Это не просто женщины, которые аккуратно сушат свои драгоценные блузочки. Они во всем должны быть точными. Когда курьер высыпает им на пульт семь килограммов самых разных писем, а за курьером в очереди стоят семь пенсионеров, которые думают, что упустят что-то в своей жизни, если подождут на несколько секунд дольше, а за ними семь подростков, которых раздражает уже то, что мир устроен не так, как им бы хотелось, ну а кроме того они еще должны тухнуть в очереди, чтобы положить деньги на транспортную карту, и тогда, и во всех подобных случаях сотрудницы почты обязаны сохранять присутствие духа. Несмотря на то, что, возможно, они сегодня тоже встали с левой ноги. Они должны оставаться спокойными, собранными и аккуратными. Письма, адресованные в Марибор, они не имеют права послать в Южную Африку, марки на конверты должны приклеивать точно в соответствии с количеством граммов, которые показывают тщательно отрегулированные весы.

Вот почему работница почты, проживающая в квартире на восьмом этаже напротив лифта в том же, что и Биба, многоэтажном доме у реки, сохранила все необходимое присутствие духа, когда в сушильной комнате обнаружила, что из дивана, на котором все еще спокойно спал бомж Янко, валит дым. Она подняла соответствующий крик и визг и все такое прочее.

Затем она скромно скрылась за дверью своей квартиры. Хотя дым все еще продолжал валить непрошеным Гостем и к ней домой, но этот минус меняла на плюс возможность взглянуть на происходящее в коридоре. И, конечно, от ее внимания не укрылось то, что рядом с головой Бибы сквозь рывком открытую дверь с другой стороны коридора выглянул также Боб. При всей терпимости к современной моде и прическам, все же можно было сказать, что оба они были довольно взлохмаченными. Потом Боб несколько раз выскакивал наружу с ведром воды.

– Хм, – сказала соседка, – хм, это стоит запомнить.

Три дня спустя эта дама позвонила в дверь квартиры, где проживала Биба. За небольшое вознаграждение она собирала со всех жильцов деньги на общие расходы по дому.

– О, уважаемая соседка, входите, входите, – пригласила ее мама Бибы. Муж ее ушел на какую-то лекцию, сын, предположительно, тоже. А Биба в любой момент могла вернуться от Пики.

Они присели к столику в гостиной.

– Может быть, чашечку кофе? – спросила мама Бибы.

– Пожалуй, если вы так любезны, – ответила соседка. Потом она положила перед собой папку и достала несколько листов. На них были напечатаны имена жильцов, в конце каждой строки напротив фамилии значилась сумма и рядом сверху до самого конца страницы спускались зеленые галочки, а кое-где попадались выведенные черным вопросы, а порой подчеркнутые красным грозные вопросительные знаки.

Из кухни доносился мелодичный перезвон чашек, а вскоре за этим приплыл аромат кофе.

Напротив фамилии Бибы в этой таблице в колонке «количество членов семьи» твердой рукой была выведена четверка. (Армани отдал бы все на свете за такую оценку в журнале по товароведению!) Но позже эта четверка карандашом была слабо перечеркнута предательским крестом, и рядом прислонился вопросительный знак, бледненький, также написанный карандашом. Да, он был слабеньким и едва различимым, но все-таки это был вопросительный знак.

Мама Бибы принесла поднос, на котором располагались кофейник, две чашечки и тарелка с печеньем.

– Мы же имеем право спокойно посидеть пять минут? – сказала она. – Ох, если бы не вы, мы бы скорее всего сгорели. Мне всё рассказали, потому как, вы знаете, я была за границей. Да, если бы не было вас… – Мама Бибы очень хорошо умела разговаривать с людьми, поскольку была социальным работником. Она умела их побуждать, помогать им, незаметно поучать и благородно наказывать.

Однако соседка, добросовестная почтовая служащая, в настоящий момент добросовестно исполняя свои обязанности в интересах всех жителей дома, перебила ее.

– Разрешите, – заговорила она, – не обижайтесь, ведь я не знаю, но может быть, ведь правда, так оно и есть, я уверена, что и вы тоже, если бы, хотя в таком случае…

Она вздохнула и затем спросила:

– А тот юноша, который во время пожара был у вас дома, теперь проживает здесь у вас? Дело в том, что я много раз его здесь видела, в том числе и довольно поздно, поэтому подумала… и сейчас появилась возможность задать вам вопрос. Я должна внести его в свои расчеты?

Она бросила взгляд на свои листочки и карандаш, потом на маму Бибы, которая после этого вопроса неестественно долго держала чашечку с кофе у рта; было неясно, то ли она пьет из нее, то ли слегка дует на кофе, то ли только ласкает губами свой драгоценный фарфор.

– Хм, – спустя какое-то время произнесла она и отставила чашку. – Что вы говорите? – После этого соседка подробно рассказала о своих наблюдениях, сделанных во время пожара в сушильной комнате. И когда она уже дошла до этой комнаты, то добавила несколько воспоминаний из более раннего периода многочисленных вечеров, когда она приходила («ведь вы знаете, что я часто работаю допоздна») в сушилку повесить белье и случайно замечала, что Биба и тот юноша были на диване, да, хм, разговаривали, конечно, в темноте, ведь электричество дорогое, а они также, вероятно, не хотели беспокоить родителей…

– Ну, в общем, так, – завершила она свою речь.

Мама Бибы, между тем, спокойно, без приносящего удовольствие смакования, одним глотком допила свой кофе.

– Ах, нет, – сразу же проговорила она, – у нас четыре человека, двое взрослых, двое детей. К Бибе иногда приходят одноклассницы, иногда также какой-нибудь одноклассник, они разговаривают, в общем, к Бибе порой приходят друзья. Так же, как это бывает и с вами, разве нет?

Работник социальной сферы, можно сказать, в конце применила легкий удар под дых. По дому время от времени ходили слухи, что почтовая служащая в своей одинокой квартирке спит не всегда одна. «Ведь она нормальная женщина, разве не так?» – раздавались тихие мужские голоса. «Ну а что же бедной женщине делать в наше время?» или «Посмотри на эту пташку!» – вторили взволнованные, преимущественно женские голоса. Соседка тотчас же зарделась, еще быстрее стала собирать свои вещи, едва дождавшись, чтобы мама Бибы отсчитала ей необходимую сумму и, словно оправдываясь, произнесла:

– Ведь вы знаете, спрос не грех, я не могла не спросить. Это моя обязанность.

– Конечно, – ответила хозяйка квартиры, – безусловно, это ваша обязанность. – И уже вставая, стала приглашать: – Заходите к нам еще, вы всегда так спешите, и спасибо вам, да и что бы мы без вас делали.

После того, как дверь за соседкой закрылась, мама Бибы снова села к столику в гостиной, закурила сигарету и налила себе еще немного кофе. Теперь она пила его очень-очень медленно. Когда повернулся ключ в замке входной двери, она не сдвинулась с места.

– Привет! – прокричала Биба из коридора. – Есть кто дома?

– Да, моя дорогая, я дома, – отозвалась мама из гостиной. – А ну-ка зайди, покажись.

Биба шумно, сопровождаемая звуком упавшего на пол рюкзака, вошла в комнату, головой едва не задела низко висящую люстру, затем поцеловала маму в лоб и, слегка зардевшись, с глубоким выдохом опустилась в соседнее кресло. Длинные темные волосы падали ей на плечи, карие глаза блуждали по комнате, ярко раскрашенная майка свободно ниспадала на джинсы. Утром, чуть ли не с мылом, Биба едва влезла в них. Она просто сидела в кресле, но в одно мгновение заполнила собой всю комнату.

– И что? – ответила она на мамино молчание и ее выразительный взгляд.

– Кто был с тобой, когда в доме произошел пожар? – прямо и настойчиво спросила мама.

В широко распахнутых глазах Бибы промелькнули, сменяя друг друга, удивление, оторопь, потом еще быстрее осознание и спокойная уверенность.

– А, это тебя интересует? – уже расслабившись, ответила она вопросом на вопрос.

– Да, это, – подтвердила та.

– Боб, – сказала девушка.

– И кто же он? – спросила мама.

– Ах, мамочка, ты же знаешь, в прошлом году мы делали школьную газету, и в этом году будем заниматься ею снова. Он пришел кое-что посмотреть. В моем компьютере, – продолжила объяснение Биба уже совсем спокойно и естественно, и ее румянец быстро исчезал неизвестно куда.

– Ну да, – кивнула головой мама. – Нет ничего более естественного: когда дома наверняка никого больше нет, к благовоспитанной восемнадцатилетней девушке поздно вечером приходит в гости какой-то парень и что-то там смотрит. В ее компьютере. Ну да, – мама снова повторила свою мысль.

– Да, а что такого? – спросила Биба и посмотрела на мать спокойным взглядом, удивленным и обиженным одновременно.

Мама какое-то время хранила молчание, потом улыбнулась.

– Ничего, ничего, – продолжила она диалог почти заговорщически. – Ведь мы об этом уже говорили, разве нет? Парни в этом возрасте иногда несколько настырны, даже агрессивны. Они умеют быть очень настойчивыми и говорят о чем угодно. Им не дают покоя гормоны. Им не нужно специально создавать условий, как уже что-то случается.

– Да я все это знаю, – ответила Биба так, словно была сыта постоянными разговорами о подобных вещах. Она махнула рукой и повторила: – Я все это знаю!

– Конечно, – кивнула в знак согласия мама и нежно улыбнулась, а где-то вдалеке медленно надвигалась большая темно-серая, почти черная туча.

– Однако знаешь, самые страшные вещи происходят как раз с теми, кто говорит, что все знает.

– Может быть, – воскликнула Биба, быстро встала, выпрямилась и отчеканила: – Но не со мной!

11

– Если хорошо приглядеться, – произнес Байси, – деньги валяются на дороге.

– Мысль интересная, но неточная, – возразила Размеш. – Уже полчаса я очень внимательно смотрю под ноги, но ни одной стоящей банкноты нигде не видно. Или я смотрю не на ту дорогу?

Коцка, Размеш, Байси и Миха ехали в городском автобусе в центр города. Там они договорились с Армани пообедать вместе в закусочной «У коня». В этой закусочной порции были такие, что нужны были не один, а как минимум три коня, чтобы дотащить одолевшего до дома.

– Смотри туда, куда смотрят, когда речь идет о деньгах, – пояснил Байси. – Я, например, проглотил весь список по домашнему чтению, и могу тебе сказать, что об этом говорит даже мировая литература.

– Ой-ой, – почти заплакала Коцка, – помираю с голоду, в автобусе жара – не продохнуть, а ты о мировой литературе.

– Ну, если вы просите…

– Очень прошу, давай я перестану просить, – резко отозвалась Коцка.

– Пусть скажет, – предложила Размеш. – Может, водитель больше не сможет его слушать и, наконец, нажмет на газ.

Водителя, очевидно, занимали совсем другие мысли. Маршрут его автобуса начинался в районе, откуда назад в город он возил людей, которые приезжали туда за какими-нибудь специальными ручками для очень прочных дверей или за многолетними растениями в цветочных горшках, которые потом будут трепетать под осенним ветром и, может, однажды им будет суждено соскользнуть с подоконников вниз на землю; или же приезжали, чтобы упасть на колени перед какими-нибудь мастерами, умоляя, чтобы те пришли посмотреть, почему в их ванной протекает потолок. Этот обычный городской маршрут далее следовал мимо района, где жили люди с особыми дарованиями: было видно, что они с трудом и медленно считают до трех, но при этом построили себе дома, из-за которых городским властям пришлось сбросить в грунтовые воды тонны хлора, прежде чем горожане смогли пить эту воду; они также умели использовать такие ядреные выражения, что по сравнению с ними речь венгерских извозчиков и южан-дальнобойщиков просто невинный младенческий лепет. Следующей была остановка у Центра профобучения. Там в автобус садились парни, которые между собой разговаривали так, словно один находился в салоне, а другой за три тысячи километров от него. Следующую остановку автобус делал у Центра среднего специального образования, где входило много девушек, поэтому парни с предыдущей остановки удваивали громкость и одновременно красочно оформляли свои высказывания. И водитель должен был еще прислушиваться к тому, как Байси разглагольствовал о деньгах?

– Так вот, один известный английский парень описал, как пацаны, которым были нужны деньги, спокойно останавливали на дорогах маменьких сынков и вытряхивали из них монеты, на которые аккуратно причесанные мальчики должны были покупать свежие булочки. У некоторых вытаскивали из карманов и красиво вышитые шелковые носовые платочки. Шелковые платочки – тоже деньги, – объяснил Байси.

Миха достал из кармана бумажный платок и громко высморкался.

– Тебе нужны деньги? – спросил он и скомкал использованную бумагу.

Байси презрительно посмотрел на него, но не остановился.

– Что, например, – продолжил он, – случилось с Армани? Именно это. Сильные парни остановили маменького сыночка и забрали у него деньги. Здесь снова знакомый сценарий.

– Это даже для меня слишком, – вступила в разговор Размеш. – Ты хочешь сказать, что хулиганы во главе с Зубком читали «Оливера Твиста» и там почерпнули идею, как надо красть?

– Я ничего не говорю, – защищался Байси. – Но если посмотреть хотя бы на меня, то мы видим, что чтение книг укрепляет дух, заостряет мысль, пополняет лексический запас и расширяет кругозор.

– Помогите, – выдохнула Коцка. – Откройте двери. Я выхожу.

Автобус остановился на их остановке, и все двинулись к выходу. Они пересекли главную улицу и направились к закусочной.