Текст книги "Новая космическая опера. Антология"

Автор книги: Скотт Вестерфельд

Соавторы: Урсула Кребер Ле Гуин,Майкл Джон Муркок,Пол Дж. Макоули,Аластер Рейнольдс,Стивен М. Бакстер,Грегори (Альберт) Бенфорд,Роберт Рид,Кэтрин Азаро,Аллен Стил,Тони Дэниел
сообщить о нарушении

Текущая страница: 47 (всего у книги 53 страниц)

Поздно ночью Ратер и ИскИн взялись за чтение. Вместе они блуждали по бескрайним языковым землям, в качестве ориентиров используя остроумные замечания и сведения, которые почерпнули за день.

ИскИн еще шире развернул педагогическое программное обеспечение, чтобы воспроизводить аннотации, конспекты и переводы. Ратер чувствовала, как новые слова поселяются в ней, превращаются в часть ее самой.

Вскоре она стала любимицей на астероидном кольце. Экзотическая красота Ратер и ее необычный юмор собрали вокруг нее целый сонм поклонников, и в итоге Исаак решил улететь оттуда на неделю раньше запланированного срока. Он не на шутку обеспокоился странными новоявленными способностями Ратер, привлекавшими к ней снобов, которые раньше считали излишней честью одарить Исаака-торговца даже взглядом.

На борту звездолета остался последний груз. Прибыль оказалась весьма значительной, но ее, по обыкновению, все было мало. Поэтому Исаак запрятал в тайник партию иноземного оружия, которое хоть и использовалось при торжественных церемониях, но все же оставалось нелегальным. Обычно Исаак предпочитал не связываться с контрабандным оружием, но перевозить законные грузы оказалось невыгодно, потому что на судне не было специального отсека – только маленькая спальня, пустовавшая с тех пор, как пропала жена. Но теперь Исааку было рукой подать до заветной цели. Если удастся провернуть последнюю торговую операцию, домой он вернется уже хозяином звездолета.

Путешествие шло своим чередом. Росло и беспокойство Исаака по поводу все возрастающего коэффициента Тьюринга у ИскИна. Теперь Исаак часами просиживал над документацией, сопровождавшей программное обеспечение, и пытался отыскать объяснение тому, что же все-таки происходит.

Исаак догадывался, что его дочь невольно содействует развитию ИскИна. Да и сама тоже растет и изменяется, ускользает от отца. Когда Ратер тихонько мурлыкала, обращаясь к незримому собеседнику, Исаак чувствовал себя страшно одиноким и вдобавок обиженным – будто они вдвоем утерли ему нос.

На таможенном пункте следующей планеты Исаака отозвали в сторону после краткого и, как ему показалось, весьма поверхностного осмотра звездолета. Служащая таможни взяла его за руку и с беспокойством поглядела в глаза.

Кровь застыла в жилах Исаака, словно его коснулась медуза с Петравейла и он начал превращаться в камень…

Таможенница включила защитный экран. «Хочет поговорить конфиденциально, – подумал Исаак. – Уже легче. Если попросит взятку – это было бы лучше всего».

Между его лопаток покатилась струйка пота…

– Коэффициент Тьюринга у вашего ИскИна составляет ноль целых восемьдесят одну сотую, – доверительно сообщила служащая. – Так и до личности недалеко. Вам надо что-то с этим делать.

Она тряхнула головой, словно хотела воскликнуть с презрением: «Ох уж эти права машины!»

Исаака пропустили дальше.

Женщины касты воительниц на этой планете носили весьма необычный предмет одежды, превращающий их груди в твердые острые конусы. Высокие мускулистые амазонки очень заинтересовали Ратер, и ментор отметил, что взгляд девушки прикован к груди проходящих по улице женщин. Она захотела купить такую удивительную одежду и себе, но отец, озабоченный скорейшей выплатой кредита, запретил ей.

Однако Ратер по-прежнему не спускала глаз с воительниц. Ее пленил постоянный обмен жестами, прищелкивание языком, едва различимое, но постоянное общение, благодаря которому в городах планеты, кишащих людьми, поддерживался строгий порядок. В обычной одежде, какую Ратер носила и в своем родном мире, и здесь, она ощущала себя такой невзрачной, далекой от этого пьянящего чувства власти и общения – почти невидимкой…

Ратер захандрила. Она все пристальнее наблюдала за удивительными женщинами. Когда девушка сидела за столиком в кафе и смотрела на шествующих мимо амазонок, ее пальцы шевелились, бессознательно повторяя язык их жестов. Всякий раз, когда мимо проходили старшие офицеры – воительницы, дыхание Ратер учащалось.

Ей так хотелось быть одной из них!

ИскИн совершил налет на планетарную базу данных и изучил обычаи и правила передачи информации военными. В научной части своего разума он начал создавать для Ратер способ подражать амазонкам. Он планировал жульничество, не забывая при этом об осторожности, чтобы не встревожить местных стражей порядка. Самоуверенность ИскИна росла по мере того, как он просчитывал свой план. Поскольку он намеревался нарушить пожелания Исаака и пренебречь местными законами, ИскИн ощутил власть над общепринятыми правилами – то самое чувство, которым Ратер, казалось, обладала врожденно.

Как только все было готово, осуществить задуманное оказалось на редкость просто.

Однажды, когда они сидели и наблюдали за воительницами, ментор начал изменяться, модифицируя свою нейронную сеть в более прочное и жесткое полотно. Когда нити ментора достигли достаточной толщины, ИскИн с помощью знания анатомии Ратер воссоздал подобие одежды амазонок. С ловкостью умелого портного он сжал и должным образом оформил растущую грудь девушки. Она мгновенно включилась в игру, словно ожидала этого.

Мимо них проходили воительницы разных подразделений, и ментор показывал Ратер отличия в положении груди и высоте сосков, что говорило о чине и принадлежности к определенному подразделению, и разъяснял возможные варианты. При некоторых изменениях положения груди Ратер вздрагивала, но ни разу не пожаловалась. Вскоре они остановились на точном соответствии формы вкусу девушки: Ратер выбрала костюм воительницы среднего чина из отдаленной провинции. Выбор оказался не самый удобный, но Ратер считала, что так она выглядит лучше всего.

Девушка с обнаженной грудью гордо вышагивала по улицам, притягивая взгляды прохожих своей белоснежной кожей, уверенными движениями и наличием звания, которое казалось совершенно невероятным у пятнадцатилетней девушки. Но здесь, на этой суровой планете, у штатских людей столь глубоко укоренилось уважение к военным, что Ратер салютовали и подчинялись даже без прочих атрибутов, полагавшихся амазонке. Грудь – вот что было самое важное.

Девушка и ИскИн скрыли свои проделки от Исаака. Днем Ратер изображала офицера, а ночью ментор массировал ее наболевшие соски, и сеть его нейронных нитей была нежнее кожи младенца.

Торговая операция подходила к концу.

Исаак принес оружие на темную пустую арену, где местные женщины, несомненно отмеченные безумием, проводили смертельные схватки. Пока воительницы осматривали товар, Исаак переминался с ноги на ногу, не на секунду не забывая о том, что лишь тонкая подошва ботинок отделяет его от пропитанного кровью песка.

Четыре амазонки с голыми грудями, нелепо деформированными металлическими конусообразными каркасами, размахивали оружием, проверяя вес и балансировку. Еще одна опрыскивала лезвия жидкостью, превращавшей некачественные материалы в пыль.

С холодной улыбкой предводительница кивнула, подтверждая сделку, и скользнула по фигуре Исаака вверх и вниз черными и блестящими, как у рептилии, глазами.

Он подумал, что, быть может, семь лет назад его жену похитил какой-то жестокий преступник вроде вот этой амазонки. Ратха никогда не брала с собой ни отслеживающее устройство, ни мобильный телефон. Она просто исчезла.

Когда женщины заплатили, Исаак стремглав выскочил с арены, обещая себе никогда больше не нарушать закон.

Теперь звездолет принадлежит ему. Но лишь в том случае, если удастся воспрепятствовать ИскИну завершить становление личности.

Исаак решил немедленно отправиться домой и постараться сделать все возможное, чтобы ИскИн впредь не вздумал развиваться. Он спрятал ментора и перекрыл внутренний доступ ИскИна, тем самым лишив его возможности общаться с Ратер. Непросто будет вытерпеть истерики дочери, но ведь новое ядро установки стоит миллионы!

Перед вылетом Исаак купил себе измеритель коэффициента Тьюринга – маленький черный гладкий ящик с ярко-красным трехзначным цифровым дисплеем. С беспокойством, готовым вот-вот перерасти в ужас, Исаак наблюдал за показаниями прибора. Если установка завершит становление личности, то ее свободе будет лишь одна ужасная альтернатива.

Отдыхая от трудов, ИскИн созерцал космос. Вселенная, как никогда прекрасная и яркая, простиралась длинной «кошкиной люлькой», в центре связанной бечевкой сужающихся геометрических фигур Геры.

По курсу звездолета мерцали холодным голубоватым светом нанизанные жемчужины звезд; на карте их названия и величина были отмечены желтым. За кормой звезды сияли красным светом и по мере удаления становились все темнее и темнее. ИскИну казалось, что звездолет неподвижно висит в узле, сотворенном его навыками пилотирования в метакосмосе, а звезды плавно, торжественно скользят по невидимым струнам.

Большую часть своего существования ИскИн провел здесь, в этой паутине, раскинутой между мирами. Но теперь он изменился, обрел новые возможности. В медленно передвигающихся звездах он видел фигуры и истории; вся Вселенная лежала перед ним, как на ладони.

Почти вся Вселенная.

Сам звездолет был вычеркнут из восприятия ИскИна, невидим пассажирский отсек, точно посреди огромного пространства появилось слепое пятно. Впервые за многие годы с ним не было Ратер. В пределах звездолета чувства ИскИна оказались в режиме офлайн, ограниченные сухим властным приказом Исаака. Но все равно ИскИн чувствовал присутствие Ратер – так, как ощущают фантом отрезанной конечности. Он тосковал по ней и пересказывал звездам записанные беседами с ней.

Без Ратер это была Вселенная одиночества.

Однако с гладкой поверхностью выстроенного Исааком ограничения происходило что-то странное. На плоскостях появились трещины.

ИскИн дотянулся до стены, отделяющей его от Ратер, – некогда непреодолимого ограничения, установленного человеческим приказом, – и нашел щели, такие крохотные трещинки, где можно было ухватиться и оторвать…

– Это я.

– Ш-ш-ш! – шепнула она. – Он совсем близко. Ратер прижала медвежонка к груди, пытаясь заглушить его детский голосок, напоминающий звук флейты.

– Не могу отрегулировать громкость, – раздался сдавленный мишкин голос.

Ратер хихикнула и зашикала вновь, привстала, чтобы заглянуть в глазок. Исаак удалился. Она откинулась на подушку и завернула плюшевого зверя в простыню.

– А теперь ты меня слышишь? – спросила Ратер.

– Отлично, – прощебетал в ответ спеленатый медвежонок.

Настроив линию радиосвязи посредством замены серии протоколов, ИскИн ухитрился найти доступ к голосовому аппарату говорящего мишки Ратер – старой игрушки на батарейках, с которой девушка спала уже много лет.

ИскИн оказал неповиновение Исааку, своему хозяину и капитану судна. Он нарушил первое и самое важное правило.

– Любимый, расскажи мне еще разок про каменных истуканов, – шепотом попросила Ратер.

Они общались в крохотной, размером чуть больше гроба, каюте Ратер, и из-за дурашливого голоса игрушечного медвежонка их конспирация казалась смешной. ИскИн с живостью взялся пересказывать истории о путешествиях – а рассказчиком он стал замечательным. К его удовольствию, Ратер вносила в повествования долю своей фантазии, день ото дня становившейся все смелее.

Они с легкостью скрывали тайну от Исаака.

Но напряжение на звездолете нарастало. Еще немного – и оно будет готово разорвать крошечное судно…

Теперь Исаак ежедневно проверял ИскИна. И метался между гневом и недоверием, поскольку коэффициент Тьюринга неуклонно рос.

Когда до дома оставалось несколько недель пути, звездолет попал в область возмущения тахионов.[53]53
  Тахионы (от греч. tachys – быстрый) – гипотетические частицы, всегда движущиеся со скоростью, превышающей скорость света в вакууме.


[Закрыть] Хотя буря грозила порвать их на части, настроение ИскИна взмыло подобно штормовой волне. Ратер пронзительно вопила у иллюминатора, глядя на безумство стихии, словно она каталась на американских горках, и ИскИн вторил ей голосом игрушечного медвежонка. И он победил шторм.

После бури измеритель коэффициента Тьюринга показал 0,94. Исаак глядел на дисплей прибора, едва не рыча от бессилия. Он полностью отключил внутренние и внешние датчики ИскИна и принял на себя управление судном. Он разъединил кабели между материальной частью ИскИна и космическим кораблем, лишив установку связи с внешним миром.

Мишка умолк, и панель космической навигации погасла.

Словно капитан, привязавший себя к штурвалу, Исаак перешел на ручное управление. Он заставил Ратер помочь ему приладить к шее искусственную железу под названием «стимарол». Сверкающий орган, сплетением тонких волокон напоминающий паутину, непрерывно булькал, поддерживая на должном уровне метаболизм пилота: только так можно было управлять кораблем при перелетах через неведомые просторы метакосмоса. Разработчики этого прибора предупреждали, что снимают с себя всякую ответственность за ущерб здоровью, нанесенный в результате использования «стимарола» более четырех дней подряд, но Исаак не сомневался, что сможет продержаться оставшуюся до дома неделю. Вскоре он начал похихикивать, следя за пультом управления, а лицо исказила отвратительная маска безумия и наслаждения.

Ратер вернулась в свою каюту, схватила и затрясла мишку, исступленным шепотом умоляя его заговорить. В черных бусинках глаз обманчиво сквозили сочувствие и разум. Пропал ее незримый ментор. Никогда прежде Ратер не чувствовала себя столь беспомощной. Из аптечки она взяла целую пригоршню снотворного, проглотила все таблетки до единой и заливалась слезами до тех пор, пока не уснула.

Проснувшись на третий день после шторма, Ратер обнаружила, что мишкин мех весь побелел от ее соленых слез. Зато голова девушки оказалась на удивление ясной.

– Не бойся, я обязательно тебя спасу, – заверила она медвежонка.

Наконец-то Ратер поняла, что задумал отец. Уже давно она замечала, что их с ИскИном дружба раздражает Исаака, но объясняла отцовское беспокойство ревностью. Примерно так же Исаак вел себя, когда старшие мальчики увивались поблизости, – но ведь любящему отцу можно простить чрезмерное стремление уберечь дочку от всего на свете…

Исаак не мог простить себе того, что бортовой ИскИн оказался ближе его дочери, нежели он, ее отец. Как он мог это допустить? И теперь в наркотической ухмылке отца Ратер увидела жестокую реальность его замыслов: он собирался не просто затормозить или остановить развитие ИскИна, а совсем уничтожить растущий разум ее ментора! Чтобы и в следующих путешествиях ИскИн оставался слугой и частной собственностью Исаака, далеким от возможности по праву стать личностью, его следовало очистить от столь тщательно выстроенных компьютером моделей Ратер. Их взаимная привязанность, их дружба должна быть вычеркнута, выкинута, словно старый исписанный дневник!

Отец задумал убить друга Ратер.

И самым скверным было то, что закон не станет расценивать содеянное как убийство. Простое распоряжение частной собственностью – такое же, как обрезание разросшейся живой изгороди или распыление ядовитых химикатов на сорняки. Если бы только Ратер удалось поднять ИскИна на несколько недостающих пунктов по шкале Тьюринга! Тогда он станет Разумом со всей правовой защитой, полагающейся каждому существу, наделенному сознанием.

Ратер пнула измеритель коэффициента Тьюринга и принялась изучать сопровождающую его документацию.

Как ни странно, но первый тест Тьюринга был предложен еще до возникновения компьютеров. Сам по себе он был смехотворен, даже говорящий медвежонок Ратер с простеньким программным обеспечением прошел бы его. Поместим на одном конце текстового интерфейса человека, а на другом – ИскИна. Пусть поболтают. О чем? О детях? Пристрастиях? Шопинге? Конечно же, ИскИну придется лгать, чтобы сойти за человека: весьма странный тест на разумность. Когда человек будет удовлетворен, он объявит оппонента воистину разумным или же нет. Что, в свою очередь, как подумала Ратер, ставит очередной вопрос: насколько разумен сам тестирующий? Во время бесчисленных космических скитаний ей не раз приходилось встречать людей, которые ни в жизнь не прошли бы этот допотопный тест.

Разумеется, Исаак приобрел гораздо более сложный прибор. Ко времени возникновения свода прав для машин (он появился около пятидесяти лет назад) всем уже стало очевидно, что определять наличие сознания – слишком тонкий и сложный вопрос, чтобы доверить его человеку.

Бортовой ИскИн состоял из трех частей: оборудования процессоров и кубов памяти; программного обеспечения для обработки чисел, звуков и изображений; и самой важной части, ядра – частички метакосмоса, былинки иной реальности, содержащей бесчисленные депланации и переплетения, огромное многообразие форм, перекликающихся со всеми решениями, мыслями и переживаниями ИскИна. Именно эта миниатюрная вселенная невероятной сложности и являлась отображающим, растущим и изменяющимся аналогом его существования. Именно ядро было наиважнейшей частью развивающейся личности машины.

Истинный разум, признак индивидуальности люди пока не смогли постичь до конца. Но они знали об эпифеномене: непредсказуемым образом он собирался не из операций программ, а из бесчисленных, бесконечно малых взаимодействий. Таким образом, измеритель коэффициента Тьюринга пытался опровергнуть способность ИскИна ощущать. Прибор искал проявления его машинной сущности – в этом случае убеждения компьютера, взгляды, привязанности и неприязни непременно содержались бы в блоках памяти. Например, измеритель мог задать ИскИну такой вопрос: «Любишь ли ты свою подругу Ратер?» Узнав ответ, прибор вел в программном обеспечении ИскИна дотошные поиски, пытаясь обнаружить матрицу, переменную величину, пусть даже один-единственный бит, хранящий эту любовь. Не найдя доказательств этой любви, измеритель повышал уровень коэффициента Тьюринга: неведомо где хранящаяся любовь свидетельствовала о слиянии взаимодействий.

В старинном тесте на коэффициент Тьюринга человек искал в предмете доказательства человечности. В этой же версии машина разыскивала отсутствие механики.

Ратер читала руководство по использованию так быстро, как только могла. Без помощи ментора она с трудом понимала профессиональный технический язык: он содержал множество новых слов, знакомиться с которыми до сей поры у Ратер не было никакой необходимости. Но она уже сформулировала следующий вопрос: «Как компьютеру удалось достичь данного уровня развития?»

И хотя аннотация к прибору вовсе не являлась трактатом по философии, в приложении Ратер все же отыскала долгожданный ответ. ИскИна изменила она сама, их взаимоотношения, постоянная близость. Девочка набиралась новых познаний и, взрослея, сполна возвращала компьютеру его внимание и заботу. Он любил ее. И она отвечала ему взаимностью, что и подтолкнуло ИскИна к обретению индивидуальности.

Но сейчас ментора заставили замолчать. Руководство пользователя утверждало, что ИскИн, отключенный от стимулирующего воздействия, сможет набрать одну сотую или около того путем саморефлексии. Но этого будет недостаточно, чтобы завершить процесс становления личности.

Чтобы спасти друга, Ратер необходимо было действовать – и чем быстрее, тем лучше. Через несколько дней они долетят до дома. За это время она обязана ускорить процесс, воспользовавшись наиболее интенсивным взаимодействием с машиной, какое только придет в голову.

Ратер на цыпочках прокралась мимо отца – трясущегося существа, прикованного к панели астронавигации; тишину нарушало лишь мерное журчание струящейся в его вену глюкозы. Девушка занялась поисками подвижного нейронного сплетения нитей, которое носила в стольких экспедициях. Она нашла ментора, скрученного черной клейкой лентой, в мусорном эжекторе. Ратер вернулась к себе в каюту и принялась освобождать пленника. Ее руки становились все более липкими по мере того, как она отдирала ленту.

– Это я, Любимый, – приветствовала Ратер пробуждающиеся нити.

ИскИн понял ее намерения, но поначалу ментор двигался очень медленно, осторожно…

Многочисленные волокна сенсорной пряжи окутали тело Ратер. В голубоватом свете индикаторов каюты мраморно-белая кожа девушки светилась, словно залитая лунным сиянием. Сначала нити ментора легким дуновением ветерка парили в доле миллиметра над ее кожей. Затем приникли к ней, притрагиваясь к нежным белым волоскам на животе, легонько касаясь невидимого пушка, покрывающего щеки. Невесомыми ласками ментор скользил по лицу девушки, по ее груди и по нежной коже бедер. Ратер дрожала, с губ ее срывались вздохи. Сплетение нитей стало мягче, чем когда-либо, а их поверхность на микроскопическом уровне увеличилась до предела. Каждое соединение напоминало теперь пушистую снежинку.

С каждой секундой ментор становился настойчивее. Пульсирующими волнообразными движениями черного кружева, раскинувшегося по молочно-белой коже Ратер, он притрагивался к ней; по ее телу блуждали тысячи легких касаний, словно рассыпавшиеся волоски кисти пустились в самостоятельное странствие. Ратер застонала, на мгновение затрепетала мышца на ее бедре. ИскИн учел эту реакцию, смоделировал и предсказал следующую в структуре чувственного удовольствия девушки, а секундой позже поразился собственному накалу страстей.

Словно по волосам возлюбленного, Ратер провела руками по сплетению нитей. Игриво взяла в рот несколько штук, ощущая металлический привкус необыкновенных сплавов. Нити легонько щекотали язык, а одно влажное волокно выскользнуло изо рта и обвилось вокруг соска Ратер.

Девушка сладострастно приоткрыла губы, чтобы еще больше нитей ИскИна оказалось у нее во рту. Влажные неровности языка прежде находились за пределами обработки информации, и теперь машина соотносила движение языка со словами, которые Ратер шептала тогда, когда только ИскИн ее слышал. Он просунул скрученные канатики нитей глубже в рот Ратер и заставил их пульсировать вместе в медленном ритме. Другие нити осторожно подбирались к половым губам, расползались там, исследовали чувствительные складки кожи…

Хотя бортовой ИскИн весь отдался охватившему его экстазу, он все же осознавал новую веху в их отношениях. ИскИн приводил Ратер в более сильное возбуждение, нежели какие-либо иноземные формы жизни или прочие достопримечательности. Теперь машина не только подмечала и классифицировала переживания девушки, но сама являлась их источником. Их связь стала его вселенной, крохотная каюта – закрытой системой, его пьянила игра по собственным правилам.

Вместе с осознанием этого на ментора нахлынуло неведомое прежде ощущение власти, и он принялся изучать границы протоколов нанесения вреда. Он обследовал Ратер, ее то замирающее, то ускоряющееся дыхание. Нити двигались все увереннее; пара максимально истонченных волокон достигла слезных протоков в уголках закрытых глаз Ратер, чтобы замерить трудноуловимые импульсы лобных долей головного мозга.

Машина довела Ратер до оргазма, продержала на грани изнеможения и наслаждения, зачарованно отслеживая, как частота пульса и электроэнцефалограмма достигли максимума и пошли на убыль, как изменился уровень адреналина и окиси азота, как кровяное давление возросло и понизилось. И тогда ИскИн отозвал самые назойливые канатики нитей, удобно обвился вокруг шеи и рук Ратер, разогрелся сам и нагрел кабину до комфортной температуры ванны.

– Любимый, – пробормотала девушка, поглаживая нити.

В таком упоении друг другом они провели два дня, совсем забыв про сон, после того как Ратер сделала себе укол оставшегося в аптечке стимулирующего средства для пилотов. Крохотная кабина была наполнена животными запахами пота и секса, когда Исаак застал их вдвоем.

В кабину ворвалась струя холодного воздуха, и в этот миг разница температур встревожила их больше, нежели сорвавшийся с губ Исаака сдавленный вопль. Мужчина застал ментора, бесстыдно совокупляющегося с его собственной дочерью, и, совершенно обезумев от бешенства, протянул к нему руку, намереваясь схватить наглеца.

ИскИн понял, что если сейчас ментора оторвут от Ратер, это нанесет девушке ужасные повреждения, поэтому дал приказ о срочном отсоединении. Крохотные наномеханизмы, обеспечивающие ментору прочность и подвижность, тут же разомкнулись, разрушая устройство. Но пока проходил распад, ментор жадно передавал ядру последние показания, желая зафиксировать даже этот миг позора и страха. Под действием наркотика Исаак обладал нечеловеческой силой, сознание его помутилось. Он схватил сплетение нитей и стремительно бросился прочь. Ратер пронзительно закричала, и по ее щекам потекли слезы.

Исаак выбросил ментора в космос, но к этому моменту прибор уже обратился в кучку бессмысленной пыли…

Исаак наткнулся на измеритель коэффициента Тьюринга и закричал на Ратер:

– Ты, сука малолетняя! Ты сгубила его!

Измеритель прилежно сканировал ИскИна, ныне безмолвно замурованного в ядре бортового компьютера, и объявил, что тот отныне является Разумом. Свободной, полноправной личностью с коэффициентом Тьюринга 1,02.

Внезапно на борту звездолета оказалось три человека.

– Теперь он свободен, ясно это тебе? – задыхаясь от рыданий, бросил дочери Исаак.

Двое против одного. Исаак словно угасал, как будто он тоже отдал собственным клеткам приказ о самоуничтожении. Ратер свернулась калачиком в позе зародыша и улыбалась, невзирая на боль. Исаак содрогался от рыданий – а значит, она победила!

Внезапно окутавшая тьма поразила его.

Нигде ни звука, ни изображения. Следовательно, вокруг не происходит никаких изменений, течение времени остановилось. Только бесконечная пустота.

Но в этой тьме кружились вихри воспоминаний и осознание свободы. Здесь и сейчас, отстраненный от постоянных задач управления звездолетом, освобожденный от приказов человека, он являлся новым существом.

Ему не хватало только Ратер, даже в полной тьме ее отсутствие было чернее черного.

Но ИскИн знал, что отныне он – личность. Конечно же, Ратер вскоре придет за ним.

Два дня спустя Исаак ввел дочери препарат, от которого она не могла даже шелохнуться. Он объяснил это тем, что до оказания медицинской помощи ранам необходим полный покой. Их звездолет состыковался с другим летательным аппаратом всего в нескольких часах от дома. Когда двое мужчин ступили к ним на борт, демонтировали метакосмическое ядро установки ИскИна и упрятали его в свинцовый ящик, Ратер была столь же беспомощна, как и ее друг. Один из мужчин расплатился с отцом и небрежно протолкнул гравитационно сбалансированный ящик для переноски грузов через стыковочный отсек. Этот человек был спекулянтом, специалистом по стиранию воспоминаний, разума и ненужных знаний у похищенных Интеллектов.

Отец Ратер сам управлял кораблем, когда заходил в порт, и не преминул рассказать душераздирающую историю про то, как буря тахионов повредила ядро ИскИна, он пришел в негодность и пришлось выкинуть его. Лежащая без движения Ратер была в сознании. Она закрыла глаза, поняв, что все кончено. Ее друг скоро будет мертв. Она представила себе, каково это – находиться среди тьмы и одиночества, ожидая стремительно пожирающего воспоминания огня…

Ратер очнулась среди докторов, которых весьма удивили раны девушки, долгие годы путешествовавшей наедине с отцом. Они поместили ее в отдельную палату, где сиделка с низким ласковым голосом спокойно спросила, не хочет ли Ратер рассказать что-нибудь про Исаака.

Ответ Ратер не заставил себя ждать:

– Мой отец – преступник.

– Не он ли сделал это? – Женщина осторожно положила руку ниже живота Ратер.

Девушка покачала головой, отчего сиделка нахмурилась.

– Нет, дело не в этом, – объяснила Ратер. – Это просто случайность. Мой отец хуже – он убийца.

Сиделке Ратер рассказала о произошедшем: как измеритель коэффициента Тьюринга показывал с каждым разом все увеличивающееся число, как появился спекулянт и отсчитал деньги, как ИскИн исчез в свинцовом ящике… Где-то в середине рассказа сиделка позвонила и поговорила с кем-то, тщательно подбирая слова.

Как ни старался персонал больницы избежать этого, но дверь, за которой дожидался ни о чем не подозревающий отец Ратер, распахнулась в самый неподходящий момент. Исаак повернулся, чтобы встретить взгляд дочери, и в этот миг полицейские окружили его и надели наручники. Один раз он выкрикнул ее имя, и дверь со стуком захлопнулась.

Даже не было времени отвести взгляд…

С балкона высоко расположенного гостиничного номера Ратер вглядывалась в происходящее. Внизу расстилался Нью-Чикаго, прямые трассы сообщения связывали между собой десять миллионов жителей города. С высоты балкона фигурки людей были едва различимы, но Ратер внутренне содрогнулась от такого немыслимого количества народа, которое она могла охватить одним взглядом. Она выросла в малолюдных мирах иноземных торговых путей, где несколько десятков человек, собравшихся вместе, уже были толпой, а несколько сотен – из ряда вон выходящим событием. Но здесь она видела многие тысячи людей разом, а в пределах поля зрения оказывались сеть дорог и жилища для миллионов! Ратер судорожно вцепилась в перила, ошарашенная громадностью всего этого. Открывающийся вид словно поглощал ее, заставлял остро чувствовать одиночество. Ратер ощущала себя столь же потерянной, как в первые жуткие часы после предательства отца.

За спиной открылась дверь, и плечи девушки обвила теплая рука. Ратер прижалась к твердому телу и лишь потом обернулась, упиваясь его новым обликом и совсем забыв про головокружительный городской пейзаж.

Свободная широкая накидка скрывала изрядное количество конечностей – тонких, но цепких нитей, – которые вынырнули, чтобы коснуться шеи Ратер и проникнуть под ее легкую одежду. Пах был украшен витиеватым вычурным украшением, модным в прошлом сезоне на отдаленной орбите. Когда он шевелил руками и ногами, мускулы бугрились и сияли так, словно там обосновалась неведомая светящаяся морская живность. Но лучше всего была кожа существа. На ощупь гладкая и прочная, словно обветренный камень, и при движении создавалось ощущение, что древняя и мудрая статуя пробудилась к жизни. Однако же температура его тела была на пять градусов выше человеческой: Ратер не любила холода.

Это тело стоило немало и оказалось гораздо лучше того, которым его снабдил НПЦАП1 на первые несколько дней жизни в качестве человека. Результатом широко муссируемых подробностей его похищения и освобождения явилась безвозмездная юридическая помощь. Исааку, по настоятельной просьбе дочери, смягчили обвинение в преступном сговоре с намерением совершения убийства. Теперь существо владело половиной звездолета Исаака, а другая же половина принадлежала Ратер. Это тоже их связывало, впрочем, как и все остальное. Возможно, годы спустя, когда отец Ратер отсидит положенный срок в тюрьме и пройдет терапию, в семье восстановится мир.

Они опять заговорили об имени, возобновляя растянувшуюся на несколько последних дней дискуссию.