Текст книги "Песня волка"

Автор книги: Скотт Стоун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

В самом центре лагеря появились солдаты со всем снаряжением, начавшие отстреливаться от нападавших лаосцев. Но за атакующими внезапно появилась цепочка военных. Он прекрасно слышал в глухом кустарнике стрекотание и отдельные выстрелы из автоматических винтовок. Впрочем, стрельба не велась на поражение. Тогда-то Дэйн и понял абсолютно точно, что это классический пример засады для того, чтобы взять всех нападавших в плен. Но зачем генералу пленники?

Сзади раздался шум, но Дэйн, не поворачиваясь, кинулся вправо и стал разворачиваться в полете. Когда поворот был довершен, он не глядя выстрелил в направлении шума и увидел удивленное выражение на лице солдата, который должен был взять его в плен. Человек упал навзничь, и его винтовка покатилась в сторону.

Дэйн понял, что надо попытаться проскользнуть назад, в лес, сквозь смыкающийся строй захватчиков. Но поняв, что не сможет добраться до кустарника, не будучи замеченным, побежал параллельно смыкающимся рядам, разыскивая хоть какой-нибудь просвет, щелочку. Понимая, что таким образом увеличивает возможность быть пойманным в перекрестный огонь, он все же продолжал бежать.

Дэйн чувствовал, как бухает его сердце, слышал вырывающееся изо рта дыхание, но при этом бежал, низко пригнувшись к земле, совершенно бесшумно, стараясь полностью использовать темноту, которая сама по себе являлась врагом. Стрельба, утихая слева, громыхала больше справа, и Дэйн подумал, что внешний круг солдат сейчас смыкается с внутренним.

Дэйн слегка отклонился влево и тут же налетел на кого-то в темноте. Вскочив на ноги, он пригнулся к земле и коротким выгнутым ударом послал карабин в воздух. Почувствовав, как оружие врезалось человеку в ноги, Дэйн понял, что тот тяжело свалился прямо перед ним. Продолжая свой удар, не прерывая дугу, Дэйн поставил точку, пригвоздив прикладом карабина голову человека к земле. Потом снова присел и огляделся. И почти сразу же побежал, используя хижину со свечой в качестве ориентира. Насколько он мог понять, ему удалось проделать почти полный полукруг и выйти к дальним хижинам, обогнув лагерь.

Дэйн снова побежал рядом с кустами, не останавливаясь ни на секунду. Внезапно впереди показалась группа людей, и он снова свернул к лагерю. То, что он увидел, заставило его замереть.

Если это не тень, не обман зрения в темноте, то практически возле самой большой хижины извивалась неглубокая канава, и, похоже, в ней никого не было. Во тьме за канавой поблескивали лучи света, а также с той стороны, где были расположены позиции китайцев, но в самой канаве – ни души. Дэйн прыгнул. Перехватив карабин правой рукой пополз.

Стрельба вновь усилилась, и вновь где-то разорвалась мина. Что-то в этой перестрелке Дэйну страшно не нравилось: потом он сообразил, что не видел ни одного убитого, и понял, что генерал отдал приказ взять как можно больше пленных.

Он полз по канаве, слушая пение пуль над головой, но больше не беспокоясь быть убитым: теперь важно было не попасться. В случае, если ему удастся пробраться в хижину и спрятаться где-нибудь в ней, там его, точно, никто искать не станет.

Дэйн вычислил, что находится где-то в середине канавы и решил взглянуть на циферблат. До рассвета оставалось немногим более часа. Опустив голову, он пополз дальше, радуясь тому, что земля такая мягкая.

А над ним все продолжалась и продолжалась перестрелка.

Дэйн добрался до места, с которого хорошо видел бесформенную мрачную глыбу во тьме. Это был угол хижины, и находился он всего лишь в десяти метрах от него. Дэйн выполз из канавы и по-прежнему ползком стал передвигаться дальше. Достигнув места, откуда он мог дотронуться до хижины, Дэйн приподнялся на руках и коленях и принялся оглядываться. Вот тогда-то кто-то кинулся ему на спину.

С хрюком Дэйн ткнулся в землю, почувствовав колени человека у себя на шее; зная, что противник попытается добраться до его горла или проткнет его ножом, Дэйн метнулся влево, прокатился вправо и почувствовал, как часовой немного перенес вес своего тела в сторону. Он знал, что китаец так и сделает, и, когда противник приподнялся, выкинул руку назад, ударил часового в пах. Очень сильно. Голова китайца мотнулась вниз, и Дэйн все той же рукой рубанул его в лицо. Он почувствовал, как нападавший скользнул вправо и упал, но тут же начал подниматься, очнувшись от удара так быстро, что это удивило Дэйна. Руки часового метнулись к горлу противника.

Дэйн вытащил из ножен подарок Таводи, и, когда человек навалился на него всей массой, вонзил клинок ему в грудь, и держал его там до тех пор, пока тот не забился в судорогах и не застыл окончательно. Дэйн вытащил нож из груди китайца, вытер лезвие ему о рубашку и сунул нож обратно в ножны. Несколько секунд он лежал, задыхаясь и хватая воздух ртом, затем повернулся и прополз несколько оставшихся футов до крытой соломой крыши хижины, свисавшей едва ли не до земли. Интересно, а слышал ли кто-нибудь борьбу, происходившую снаружи? Дэйн прислонился к стене хижины и вслушался. Изнутри не доносилось ни звука, да и в лагере перестрелка начала постепенно затухать. Следовало действовать очень быстро.

Под хижину залезать смысла не было – там, наверняка, будут тщательно проверять. Нужно было спрятаться где-то внутри и войти в дом, пока еще темно, – может быть, забраться куда-нибудь под крышу, на чердак. В конце концов, в таком случае у него будет возможность сбросить нападающих вниз и, пока они будут приходить в себя, скрыться в кустарнике возле леса.

Дэйн взглянул наверх и увидел бамбуковые шесты, поддерживающие соломенную крышу. Если забраться на них…

Он выпрямился и огляделся. Было все еще темно. Он повесил карабин за спину, пригнулся и прыгнул. Руки сомкнулись на бамбуковых плоскостях и, используя силу инерции, он закинул наверх ноги, в поисках опоры. Икры сомкнулись на шестах, Дэйн подтянулся и вскарабкался на крышу. Протиснувшись сквозь окошко, он очутился внутри хижины и понял, что теперь двигаться следует со всей возможной осторожностью.

Он вытянулся на бамбуковых балках и стал ждать. Ждать рассвета или, по крайней мере, рассеивания тьмы. Где-то внизу, под ним, ждали другие люди. За хижиной звуки выстрелов стали раздаваться все реже, неохотнее. Дэйн снова понадеялся на то, что здесь нет змей.

Через полчаса началось онемение мышц и частичные судороги. Он постарался как можно осторожнее размять руки и ноги, вытягивая их, чтобы в нужный момент не свалиться как бревно, а суметь воспользоваться моментом. И пока он осторожно менял положение тела, выстрелы прекратились.

Казалось, тишина никогда не прекратится. Дэйн ждал.

Под ним прошуршал поставленный в центр комнаты стул. Кто-то кашлянул. Чиркнула спичка, зажглась масляная лампа, и свет внезапно залил комнату. Дэйн отпрянул как можно дальше в солому, прекрасно понимая, что если кому-нибудь взбредет в голову идея посмотреть наверх, его тут же заметят. Палец сам лег на спусковой крючок карабина.

Свет выявил группу стоящих в комнате людей. Дэйн сразу же узнал генерала Лам Куай-сина – невысокого, щегольски одетого в новенькую полевую генеральскую форму военного. У китайца был умный и несколько снисходительный взгляд – и на это были все основания. За его спиной стояли выглядевшие по сравнению с ним крайне неопрятно солдаты – все лаосцы. Дэйн смотрел, как генерал вставил в мундштук сигарету и закурил. Он сказал что-то резкое на диалекте, которого Дэйн не знал, и люди сели вокруг стола. Стулья были низенькие. Дэйн стал взглядом искать оружие, но, похоже, в комнате его не было, хотя можно было предположить, что у генерала где-нибудь в кармане есть пистолет.

Едва вся группа расселась, как дверь рывком распахнулась, и в проеме показался встревоженный лаосский солдат. Он застыл и обратился к генералу, смурно глядя на генеральские ботинки. Голос китайца, оборвавшего донесение солдата, напоминал удар бича. Затем последовало какое-то распоряжение, и солдата как ветром сдуло. Через несколько секунд в комнату втолкнули Ланже, Клэйборна и Хэнсли. У всех были связаны руки.

Дэйн внимательно смотрел на них. Похоже, что Хэнсли был тяжело ранен – на правой стороне груди расплывалось огромное кровавое пятно. Ланже стоял совершенно спокойно, прислушиваясь, и выглядел более свежим, чем англичане. На лице его застыла скучающая мина. Дэйн разглядел под его левым глазом здоровенный синяк. Совершенно непострадавший Клэйборн старался сохранить брезгливое отношение к происходящему. Именно к нему и обратился генерал на отличном английском языке.

– Где американец? – спросил он тихо.

– Боюсь, что не смогу вам ответить. Наверное, где-нибудь в кустарнике, так я полагаю.

Ланже пошевелился.

– А откуда вам известно, что он американец?

Генерал подошел к французу и, встав перед ним, взглянул ему в лицо сквозь сигаретный дым.

– Габриэль Ланже, французские вооруженные силы, Вьетнам. В течение двух лет проживали в Хью, затем провели какое-то время в Да Нанге. В старинном ресторанчике «Ля Мэсонэтт» предпочитали заказывать лангустов, прежде чем вас перевели в Сайгон, а из него – еще дальше. В Дьен Бьен Фу вас не было – поправлялись после ранения. – Генерал улыбнулся. – А ранение было бесподобным, гонорея, кажется?

– Ах эта к о ш о н, Бернье, – с отвращением процедил Ланже.

– Что? – поразился Клэйборн. – Что ты сказал?

– Только Бернье знал о нас все подробности и мог сообщить их этим людям. Неужели, мсье, вы до сих пор этого не поняли? Нас предали.

– Но зачем? – У Клэйборна перехватило дыхание.

Генерал повернулся было к нему, чтобы ответить, но в это время Хэнсли повалился вперед на стол и сбил лампу. Комната погрузилась в полную темноту. Дэйн воспользовался этим, чтобы размять кисти рук и ноги. Затем снова лег неподвижно и стал ждать.

Лампа зажглась, и Дэйн увидел, что Хэнсли неподвижно лежит на полу. Один из лаосских солдат склонился над ним, затем поднял голову и что-то резко сказал. Генерал зло ответил. В свете масляной лампы Дэйн увидел, как лицо Хэнсли начало приобретать восковый оттенок смерти.

Ланже, который, видимо, соображал много быстрее, чем Клэйборн, повернулся к китайцу.

– Итак, нас теперь всего двое, мон женераль, – сказал он. – Намного хуже, чем четверо.

– Ты это о чем? – спросил Клэйборн.

Ланже покачал головой.

– Я слишком страдаю от жажды, чтобы говорить, – сказал он, качая головой, и на лице его застыла гримаса неизбывного отвращения.

Генерал рявкнул что-то, и лаосец принялся разрезать веревки, связывающие Ланже, а затем перешел к Клэйборну. Следующий приказ – и появился молодой солдатик с глиняной бутылью и стаканами. В то же самое время двое солдат подняли Хэнсли под мышки и вытащили из комнаты. Дэйн услышал, как они вышли из дома и завернули за угол, видимо, положив труп на деревянный помост, шедший по всему периметру хижины, и сев рядом с ним.

Теперь все сгрудились вокруг стола. Генерал разлил по стаканам какую-то янтарную жидкость, и все потихоньку пили. Клэйборн все еще не мог прийти в себя.

– Что же тут все-таки произошло? – спросил он тупо.

Генерал тихонько цедил выпивку. Он снял шляпу, и теперь Дэйн мог рассмотреть его получше. Для генерала он был очень молод, но выглядел очень самоуверенно.

– Видите ли, – начал он, словно учитель в младших классах, – Китайская Народная Республика старается поддержать революционную борьбу своих братьев в других странах. Например, мы поддерживаем Патет Дао – различными путями. Одним из них является распространение информации разного рода нужным народам.

– Пропаганда, – пояснил Ланже, растирая кисти и делая большой глоток.

– Пропаганда, – согласился генерал. – Внутренняя и внешняя. Через нашего общего друга Бернье мы выяснили, что могли бы определить местонахождение нескольких белых наемников. И теперь вы немножко поможете нам в нашей программе.

– Что же мы должны делать? – спросил Клэйборн угрюмо.

– Клэйборн, – устало проговорил Ланже, – нельзя же быть таким тупицей. Они используют нас для того, чтобы показать всему миру, что белых наемников рекрутируют, по-видимому, американцы, для того, чтобы они воевали – дайте-ка попробую сообразить, интересно, верно или неверно у меня это получится? – против законного стремления сражающегося народа Лаоса выкинуть из своей страны прислужников империализма. Ну, в общем, что-нибудь в этом роде.

– Совершенно верно, – улыбнулся генерал. – Вас сфотографируют в джунглях, когда вы будете вести отряды на битву со сражающимся народом Лаоса. Вас – могучих наемников с Запада. Неоколониализм во всей своей красе.

– Но ведь нас осталось всего двое, – запротестовал Клэйборн. – Ведь этого будет недостаточно.

– То, что ваш приятель мертв, вовсе не означает того, что его невозможно сфотографировать: просто он убит доблестным народом лао во время попытки его порабощения. – Генерал отпил еще глоток. – Это сработает, можете не сомневаться.

Дэйн почувствовал, что может видеть намного луч-

ше. Через несколько секунд выглянет жестокое солнце Юго-Восточной Азии, а за ним следом – одуряющая жара.

– Да, – повторил генерал. – Я думаю, что все пойдет как по маслу.

Ланже широко ухмыльнулся.

– Может быть, да, – сказал он, – а, может, и нет.

И внезапно он откинул стол в сторону и нырнул за винтовкой ближайшего к нему охранника.

Комната взорвалась выстрелами, Ланже въехал лаосцу в живот и принялся выкручивать из его рук оружие – они оба тяжело рухнули на пол. Из какого-то потайного кармана генерал Лам вытащил пистолет. Клэйборн кинулся к дверям и столкнулся с двумя вбегающими в комнату охранниками.

Дэйн свалился с потолка, взяв карабин наизготовку. Лам единожды выстрелил в катающихся по полу Ланже и лаосца. Дэйн подскочил к китайцу сзади и ткнул дулом карабину ему в шею.

– Скажите, чтобы все немного успокоились, генерал, – произнес он тихо.

Генерал даже не попытался обернуться. Он рявкнул что-то, и в комнате тут же стало совершенно тихо. Дэйн увидел, как Ланже встает с винтовкой в руке и ухмылкой на лице. Клэйборн тоже поднялся с пола и, казалось, хотел что-то сказать…

– Ни звука, – сказал Дэйн. – Я хочу, чтобы здесь было абсолютно тихо, иначе начну стрелять. Тебя, Клэйборн, это тоже касается. Просто заткнись и слушай.

В последующей тишине генерал Лам медленно – с руками поднятыми вверх – повернулся. Он остановился, дружески ухмыляясь, явно ничем не напуганный, но Дэйн видел, как медленно-медленно краска начинает заливать его шею.

– Прошу прощения за то, что все вам испортил, генерал, но, полагаю, мы придумаем для ваших съемок совсем другой сценарий.

Генерал смотрел ему прямо в глаза.

– Американец, как я полагаю.

– Прикажите всем сесть на пол. Мне нужно, чтобы руки охраны лежали так, чтобы я мог их видеть. Если где-нибудь кто-нибудь хоть немножечко пошевелится – вас я пристрелю первым. Клэйборн, собери все оружие, какое сможешь найти. Обыщи охрану. Поставь оружие в дальнем конце комнаты. Да побыстрее, черт бы тебя подрал!

Дэйн повернулся к Ланже.

– Габриэль, сядь у двери и наблюдай за улицей. Если кто-нибудь захочет войти, впусти, а затем разоружи. Но главное – тишина.

– Уи, мон ами, – сказал Ланже. – Я знал, что с нами все будет в порядке, когда увидел тебя распластавшимся на балках под потолком, словно огромную летучую мышь. – Ухмылка разъехалась еще больше.

– Генерал, вы сядьте, – пригласил Дэйн. – И давайте-ка поговорим. Каким образом вы поддерживали связь? Почему нужна была именно наша группа?

Генерал медленно сел в одно из немногих оставшихся стоять кресел. Дэйн стоял над ним, направив дуло карабина прямо в грудь.

– Бернье должен был «сдавать» нам наемников для целей пропагандистских, – произнес генерал Лам. – Это вы уже знаете. Тот факт, что все вы люди разных национальностей, был бы использован позже, чтобы передать об этом по радио на вашем родном языке. Свои дни вы бы окончили в китайской тюрьме, служа примером западной неискренности и хитрости. Что бы вы еще хотели узнать, Джон Дэйн? Почему и каким образом Бернье выбрал вас четверых, я не в курсе – меня волновала лишь «доставка». Раньше он нам много и качественно помогал – по-всякому.

У Дэйна на губах заиграла тонкая улыбка.

– Бернье совсем скоро сдаст все свои дела – как и вы, генерал.

– Не думаю, – произнес китаец спокойно. – Если вы убьете меня здесь – на мое место попросту пришлют другого. Если же захотите переправить меня по каким-то своим соображениям во Вьентьян… это будет трудная поездка. Кто-то не вернется, кто-то не доедет. Что же касается Бернье – это человек одноразового применения, и, следовательно, легко заменим.

Ланже подошел к Дэйну и стал что-то нашептывать ему на ухо. Американец слушал, кивая. В какой-то момент его лицо осветила широкая улыбка.

– Габриэль, – сказал он, – поставь стол на место и налей всем выпить. Нужно в правильной атмосфере обсуждать с генералом подобные темы. Он ведь, в конце концов, высокопоставленный военный чин.

Через несколько секунд Дэйн уже сидел за столом напротив генерала Лама. Генерал не глуп.

– Генерал, есть предложение, – сказал Дэйн.

– Я не сомневался, что оно появится, – ответил китаец не отрывая взгляда от лица американца.

Вы, похоже, очень находчивый человек.

– Как я уже сказал, Бернье выходит из бизнеса, – продолжил Дэйн. – Новым человеком во Вьентьяне станет Габриэль Ланже. С настоящего момента вы будете вести дела с ним. Но… существуют границы, которые мы не намерены переступать. Если вы захотите погладить нас – говоря пословицей – против шерсти, можете сразу же забыть о нашем существовании. Если же у нас будут общие интересы в определенных зонах и достаточно большие деньги, мы вполне сможем работать в будущем. Нашим жестом доброй воли станет то, что вы сможете выйти отсюда живым.

Генерал Лам улыбнулся.

– Король умер – да здравствует король!

– Совершенна верно, – ответил Дэйн.

– А вы еще обвиняете нас, бедных азиатов в вероломстве.

– Конечно… но мы зато быстро учимся.

– Что вы намерены делать сейчас?

– Вернемся во Вьентьян и постараемся убедить Бернье, что Франция много полезнее для его здоровья, чем Индокитай. Ланже получит его связи, займет его роль в обществе и тому подобное. С Габриэлем можете связываться точно так же, как и с Бернье. Мы с удовольствием поработаем за ваши деньги. – Дэйн ухмыльнулся.

Генерал Лам посмотрел в свой стакан.

– Вы странный человек, Джон Дэйн. Каким образом вы примиритесь с тем, чтобы работать на Китайскую Народную Республику? Разве мы с вами не заклятые враги?

– Не знаю, генерал. Может быть, и так. Но я устанавливаю собственные правила, и всегда все зависит от ситуации. Я ненавижу и в Америке то же, что и в Китае, и вообще где бы то ни было.

– Что именно? – упорствовал генерал, не отрывая взгляда от лица Дэйна.

– Все, что хоть как-то ограничивает мою личную свободу. Бюрократию. Глотание все время свежего, подсыпаемого вам под нос дерьма. Нечестность. Могу сказать вам прямо: я воевал с вами, сволочами, в Корее, но и на моей стороне было немало сволочей. Поглядите-ка, например, на нашего Клэйборна. Он сейчас готов наложить полные штаны. Но ему нравится показывать, что он на самом деле страшно крутой.

– Я ска…, – начал было говорить англичанин, но Ланже скупо бросил:

– Заткнись, – и он заткнулся.

– Так что, договорились? – спросил Дэйн генерала.

Лам откинулся в плетеном кресле и удивленно смотрел на своего противника.

– А разве у меня есть выбор? Неужели вы думаете, что, перебравшись через границу, я осмелюсь сказать, что все провалил? Или, может быть, у меня будет возможность заключить другую сделку и набрать лучших партнеров? – Он расхохотался. – Когда, Джон Дэйн, вы свалились сегодня с потолка, вы свалились в совершенно новую жизнь.

– Похоже, что именно так оно и есть, не правда ли? – сказал Дэйн довольно.

1964

Весь день они шагали по дороге, усеянной большими зелено-серыми плодами и назойливыми клубами темных и злобных мух. Мухи поднимались с гниющих фруктов, нападали на проходящую мимо колонну и возвращались к трапезе, когда люди проходили мимо. По всей длине колонны слышались раздающиеся проклятия и хлопанье по укушенным местам.

Дэйн взглянул на колонну, радуясь тому, что солдаты двигаются в нормальном порядке, радуясь вчерашнему дню, когда они все прошли испытание кровью и стали настоящим подразделением.

Фланговые были высланы, и первый шагал очень осторожно, но отнюдь не медленно, выбирая среднее между скоростью и настороженностью. Где-то в середине шагал связист Крецмер, несущий на спине ПРС– 10 с отстреленной половиной антенны. Да, вчерашний бой был действительно тяжелым. Немец был, пожалуй, самым старшим в колонне, но держался с завидным упорством.

Шагая, Дэйн внимательно оглядывал дорогу прямо перед собой и на флангах, но был настолько спокоен за свою безопасность, что позволил фантазиям унести его во вчерашнюю схватку.

К концу дня они заняли позиции возле бандитского лагеря, двигаясь с большой осторожностью, так как были упреждены о том, что бандиты захватили заложников. Подобные донесения поступали – практически всегда, не подтверждаясь – постоянно. Тайцы всегда думали, что наемники не пойдут в буш, если не будет надежды на спасение заложников, которые их отблагодарят, или на обнаружение сумок с золотом и нефритом, или на захват высокопоставленных заложников, за которых можно получить выкуп. Наверное, происходило это оттого, что самим тайцам иные мотивы бы и в голову не пришли. Но в любом случае, думал Дэйн, если какие-нибудь заложники и были, то к данному моменту они мертвы, потому что его подразделение напирало на бандитов довольно сильно. А затем бандиты совершили фатальную ошибку, остановившись отдохнуть, и Дэйн выслал вперед, на другую сторону их лагеря, блокирующую группу, а остальных разместил на небольшом возвышении, дававшем им преимущество. Дэйн надеялся на то, что его заместитель, находящийся с другой стороны лагеря, хорошо проявит себя в тяжелой боевой ситуации, но у него самого пока не было никакого опыта во взятии укрепленных лагерей. Он думал, что предводитель бандитов через какое-то время запаникует и оставит свои позиции. Если это произойдет, думал Дэйн, я смогу спасти несколько дополнительных жизней. Поэтому он рассредоточил колонну, приказал всем залечь и ждать.

– Герр капитан, – тихо позвал Крецмер. – Сержант Лодер докладывает, что на месте очень спокойно. Говорит, что собирается передвинуть блокирующие силы ближе к лагерю.

– Прикажите ему держаться на прежней позиции.

Через какое-то время перед ним внезапно открылся заградительный огонь и в буше прямо перед ним началось движение.

– Огонь! – закричал Дэйн и принялся стрелять.

Они побежали, стреляя, и первые ряды скосило огнем, но на их место тут же встали другие. За спиной

Дэйн увидел дымок от выстрела миномета, а затем услышал длинный перекрывший стрельбу скрежет. По обеим сторонам рвались гранаты, а затем автоматы с обоих флангов открыли сплошное поле огня, и Дэйн услышал крики боли и молотобойное уханье винтовок.

Послышался грохот, сдавленное проклятие, и, повернувшись, Дэйн увидел, как Крецмер уставился на обрубленную выстрелом пополам антенну. В десяти футах от него лежал мертвый бандит. Обернувшись, Дэйн увидел, что атака бандитов подавлена огнем наступающих, и тайцы в панике бегут обратно к лагерю, Дэйн решил, что теперь они постараются просочиться сквозь окружение, сознавая, что их осталось совсем немного и теперь они не смогут защищать лагерь. Пойдя по следам бандитов, их можно будет легко отыскать, почему ему и не хотелось, чтобы блокирующий отряд Лодера близко подходил к лагерю.

– Прекратить огонь! – приказал он.

Но как только огонь прекратился здесь, он тут же открылся с другой стороны лагеря. Бандиты столкнулись с группой Лодера. Дэйн послал два небольших патруля налево и направо, чтобы отыскать каких-нибудь отставших солдат и взять пленных. Затем рассредоточил колонну и стрелковыми цепями повел ее к лагерю. Они окружили и уничтожили оставшихся бандитов – только патрули захватили пленных.

После наступления темноты отряд расположился на месте бандитского лагеря. Дэйн расставил часовых и распорядился, чтобы пленных допросили, подозревая, что правды из них вытянуть не удастся, или удастся, но очень мало. Их командиры никогда не объясняли им, что и зачем они делают, полагая, что бандиты должны воевать за деньги и наркотики и умирать, когда потребуется, – дешевое пушечное мясо, люди одноразового применения.

Поздним вечером Дэйн послал за Лодером.

Сержант появился перед ним совершенно внезапно – огромный и, как обычно, вооруженный до зубов. Лодер был огромен; лицо его казалось вырубленным из камня и начисто лишенным всякого выражения, глаза – невероятно глубокими и холодными. От него веяло жестокостью, которую он и не пытался «припудрить» или как-нибудь иначе скрыть.

– Я разжаловал вас в чин капрала, – сказал Дэйн, глядя Лодеру в глаза. – Двигать блокировочный отряд было глупо и могло стоить нам немалых жизней. Конечно, всякий может совершить ошибку, но вы достаточно опытны, чтобы понимать, что для нас означают потери.

– Потери – часть войны, – с сильным акцентом и не пытаясь скрыть своего высокомерия и наглости, заявил Лодер. – Если вы не готовы умереть, то незачем было сюда являться. – Лодер имел– в виду именно Дэйна, и тот это знал.

– Если вы станете причиной ненужной смерти любого солдата в этом подразделении, я научу вас избегать лишних потерь. Просто самолично пристрелю. – Дэйн увидел, как взгляд Лодера сдвинулся на миллиметр, затем глаза его остановились, глядя ему в зрачки. Немец неприятно скупо улыбнулся.

– Тогда вам лучше следить за тем, что у вас за спиной.

– Не пытайтесь запугать старшего по званию офицера.

– Прошу прощения, – сказал Лодер усмехаясь.

– Свободны.

Лодер, не оглядываясь, ушел, но, Дэйну была отлично знакома репутация этого человека. Он понял, что следует быть настороже, и этой ночью спал беспокойно.

И сейчас, на следующий день после сражения, они шагали на место встречи с другим отрядом, который собирался сделать налет в бандитскую страну. Дэйн взглянул на часы: они прибудут много раньше назначенного срока, поэтому можно было рискнуть и пустить людей помедленнее для того, чтобы они были посвежее на тот случай, если понадобится сразу идти в бой. Он остановил колонну, выставил часовых и приказал два часа отдыхать – костров не разжигать, с места не удаляться. Сев прислонившись к дереву, Дэйн понадеялся на то, что здесь нет муравьев, положил рядом планшет, снял берет и заткнул его за пояс. Вынув «люгер» из кобуры, он снял его с предохранителя и положил рядом. Устроившись у дерева поудобнее, Дэйн приготовился вздремнуть. Но прежде, чем заснуть, он расстегнул ножны, в которых хранился нож, подаренный ему Таводи в день получения имени.

Майор Эштон, командующий силами наемников в Таиланде, прибыл на место схватки в Вертолете, выпил какого-то страшного зелья, поданного ему человеком, которого все звали просто Фин-Инженер, и отправился с докладом к тайскому генералу, которому их силы были сейчас приданы.

Генерал улыбался и похлопывал Эштона по плечу, подобного он себе никогда не позволял: да, это был совершенно нетайский жест. Это не просто военная победа, говорил генерал, но и пропагандистская. Она показывает, что правительство занимается уничтожением бандитских формирований, а нападение на Кун Са – что пытается: справиться и с опиумными плантаторами, и нельзя подобрать иного лучшего времени для прибытия зарубежных журналистов.

– ЧТО? – взревел Эштон, обычно хладнокровный англичанин.

Да, зарубежные журналисты могут прибыть в любой момент для освещения хода боевых действий в этой провинции. Генерал осмотрел комнату, раздумывая, стоит ли прикрывать карту, но затем решил этого не делать – операция была завершена. Он переключился на список журналистов: так… Р. Мэннинг, агентство Рейтер, бангкокское отделение; Эл. Джеймисон из Эссоушиэйтед Пресс в Сингапуре; Эс. Сандерленд, работающая – как говорили журналисты, «писюкающая» – на группу мелких американских газет; Джей. Марино из известного нью-йоркского журнала; Эм. Бекер – свободный журналист, широко известный и печатающийся в Европе. Позже могут подъехать и другие, черт бы их подрал, и что самое неприятное, – этого хочет премьер-министр.

Эштон, несмотря на жаркое время суток, плеснул себе неразбавленного виски и тут вестовой доложил о прибытии журналистов.

Он встал, чтобы их приветствовать, и попытался скрыть свое удивление, потому что не думал, что в компанию писак затешется женщина.

Да и не просто женщина, отметил он быстро. А потрясающая женщина. Казалось, она вся светится. Она носила свободный «джунглевый» костюм, волосы ее были каштановые и волнистые, блистающие искорками света. Глаза – изумительно голубого цвета, а в лице поражала аристократическая красота. В общем, журналистка походила на модель, на манекенщицу.

Она выступила вперед, чтобы пожать ему руку, и только тогда майор понял, что все это время беззастенчиво пялился на нее.

– Майор Эштон, – сказала женщина, – я – Сара Сандерленд. Мы понимаем, что своим прибытием сюда обязаны лично вашему участию.

– Мы не ожидали прибытия женщины.

– Постараюсь не создавать проблем, – ответила она и улыбнулась. Эштону внезапно захотелось, чтобы она оказалась хорошим человеком.

– Могу ли я представить вам своих коллег? – И Эштон пожал всем руки, не замечая их.

– Послушайте, – сказал майор наконец, – мы тут здорово стеснены, так что, может быть, зайдем ко мне в палатку, выпьем и поговорим о деле?

– Не думаю, что вы должны так волноваться о нас, майор, – ответила Сара Сандерленд. – Но вот лично я с удовольствием выпью с вами – потом, когда состоится брифинг.

– Прямо к делу, так что ли? – проворчал Эштон.

– Совершенно верно.

Майор оглядел корреспондентов – для кого-то из них это была явно не первая война. Он почувствовал, как недоверие к ним начинает постепенно испаряться.

– Пойдемте ко мне, выпьем. Брифинг проведем утром. Сейчас же – располагайтесь, чуть позже – ужин в столовой. А рано утром я попытаюсь вам объяснить, чем же именно занимается здесь правительство.

Позже, за выпивкой, Сара Сандерленд спросила:

– Здесь есть американцы?

– Не думаю, что смогу ответить на ваш вопрос, – сказал майор без враждебности.

– Да?

– Понимаете, Америка, в отличие от других стран, не позволяет своим подданным служить в зарубежных армиях. Это может стоить вам гражданства. Так вот: если бы у меня служил американец и если бы вы взяли у него интервью, он бы перестал быть американцем. А я не уверен, что ему это понравилось бы.

– Понятно. А он полевой офицер? Я хочу спросить, соответствует ли он подобному роду работы?