Текст книги "Песня волка"

Автор книги: Скотт Стоун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

Дэйн протянул руку и провел по ее волосам.

– Это всего на несколько дней, Сара. Будем отъедаться, пить шампанское и купаться в настоящих ваннах. Остановимся в комнате с кондиционером. Будем медленно, со вкусом и продолжительно заниматься любовью. И ты совершенно позабудешь о Вьетнаме.

– Господи, Дэйн, я согласна. Давай, только скорее…

– Прямо сейчас…

– Все бесполезно, – сказала она, – мне не расслабиться. Прости, Дэйн, но я должна вернуться.

– Так нечестно. Мы в Сингапуре всего двое суток.

– Я хочу вернуться. Господи, как мне нравится заниматься с тобой любовью, как мне нравится этот старый отель, как мне хочется как-нибудь снова очутиться в Сингапуре с тобой, любовь моя. Но мне не выкинуть из головы Сайгон.

– То есть Нгуен.

– Да.

– Черт, говорил же тебе – возьмем ее с собой.

– Да знаю, знаю, но это казалось мне неправильным.

– О чем еще ты беспокоишься?

– Я чувствую себя виноватой. Мне необходимо вернуться. Не знаю, но нечестно просто валяться на солнышке в Сингапуре, пить и трахаться – когда… Мне это нравится, но так нечестно.

– Сара, учти, война будет чертовски долгой. Я, похоже, не в силах убедить кого бы то ни было в этом, но от Вьетнама тебя скоро будет тошнить, – а война будет продолжаться, учти.

– Как хорошо, что я тебе не верю.

– А собственным глазам?

– То есть, ты хочешь сказать, чтб война продолжится еще года два-три?

– Или дольше.

– И все это время ты будешь воевать?

– Нет. Через месяц или чуть меньше я уезжаю.

– Что?

– Послушай меня: американцам не выиграть эту войну, потому что они совершают точно такие же ошибки, что и французы до них. Ночи и вся деревенская местность принадлежат Вьетконгу. Дни и города – американцам. И я не знаю, что пугает местное население больше, и не могу сказать, кто кого пересидит в этом краю.

– И ты уезжаешь, потому что это бессмысленно? Безнадежно?

– Нет, потому, что я в это не верю.

– Господи, господи, да ты никак переметнулся к антивоенным демонстрантам.

– Да нет же. Ты просто не можешь понять. Или не хочешь.

– Так ты популярненько объясни.

– Я не считаю, что приход американцев сюда был злом. Соединенные Штаты ввалились во Вьетнам с лучшими намерениями. Но не верны ни стратегия войны, ни ее тактика, и ее не выиграть, если только не произойдут какие-нибудь коренные изменения, а я думаю, что они не произойдут. Поэтому я собираю всех своих людей и выхожу из игры, Я уже говорил тебе: мы воюем не только из-за денег, а тогда, когда верим в то, что делаем. И я не могу выполнять дурацкие приказы тех, кто считает, что поступает верно.

– Ты только послушай. Мы с тобой лежим в огромном номере отеля «Раффлз» в Сингапуре, над нами тихо кружится вентилятор, шипит холодное шампанское в бокалах – и никакой бомбежки, артобстрелов. А мы только и говорим, что о войне. И в этом прежде всего моя вина. Видишь, как со мной трудно. Я не могу забыть…

– Нгуен.

– Да. Просто я должна вернуться – и все. Вернуться, забрать Нгуен и убежать.

– А затем?

– Я вернусь. Оставлю ее на Гавайях и вернусь, пока не пойму, что сделала все от меня зависящее! Все, что могла! И только после этого уеду совсем.

– Понятно, Сара. Тебе не кажется, что мы только что завернули за угол?

– Не понимаю.

– Ну, ты с большим трудом понимаешь то, что делаю я, а теперь и у меня с этим твоим делом возникли проблемы. Может быть, когда-нибудь в будущем…

– Прости, Дэйн.

– Нет, все в порядке. Я узнаю, когда ближайший самолет. Поедем ближе к вечеру, хорошо?

– Черт, наверное. Ты, что разозлился? Я тебя обидела?

– Ничего, выживу.

Кордон военной полиции загородил вход на улицу, где жила Сара. За заслонами и кучкующимися полицейскими можно было видеть лежащий в руинах квартал.

Машина, в которой они ехали, остановилась. В мгновение ока Сара выскочила из нее и понеслась к баррикадам. Дэйн очутился за ее спиной, когда воен-полы увидели мчащуюся женщину и взяли винтовки наизготовку. Дэйн кинулся вперед, обогнал Сару и прокричал:

– Я – полковник Дэйн, пропустите сейчас же!

Полицейские отошли, и Дэйн услышал полустон, полувсхлип Сары, подбежавшей к громоздящимся обломкам, которые когда-то были ее квартирой. К тому времени, как Дэйн подбежал к ней, она стояла совершенно тихо с белым, словно мел, лицом, разглядывая искореженный бетон. Дэйн оставил Сару возле руин, а сам подошел к ближайшему полицейскому.

– Что случилось?

ВП оказался высоким подтянутым негром.

– Вьетконговский минометный огонь, полковник. И терроризм тоже. Какой-то человек, живший в этом вот доме, – он указал на дом, в котором жила Сара, – убил всю семью, а затем подложил мины. Когда они взорвались, коммунисты принялись лупить по этому кварталу из минометов. Смели все подчистую.

Дэйн почувствовал, что в груди у него похолодело.

– Где можно ознакомиться с рапортом по этому Делу?

– Расследование проводила вьетнамская полиция, но мы, со своей стороны, тоже не зевали. Наше следствие, по-моему, удалось лучше. Можете поговорить с полковником Вандермеером – думаю, что вам он известен.

– Да, – ответил Дэйн медленно, – я знаю кто он.

– Все произошло вчера вечером, – солдат развернулся и осмотрел улицу. – Эта дама, что жила в этом доме?

– Да.

– Так это ее старался разыскать полковник Вандермеер. Отвезете ее сами или позвать кого-нибудь?

– Вызовите «джип». Я отвезу ее.

Он повернулся и увидел бегущую, к нему Сару.

– Дэйн…

– Сара, пока что ничего не известно. Поехали, я отвезу тебя в штаб и посмотрим, что сможем выяснить. Не делай скоропалительных выводов, прошу тебя.

– Она мертва. Я знаю.

– Нам еще ничего не известно. Давай, забирайся в «джип».

Через несколько кварталов Дэйн увидел низкое бетонное здание, двор которого был забит военными полицейскими. Полковник Вандермеер – плотный, делового вида мужчина – сразу же отметил их прибытие.

– Прошу простить за неразбериху, – сказал он. – Могу я предложить вам кофе?

Сара была пепельного цвета.

– Что произошло?

Вандермеер взглянул на лежащий на столе рапорт.

– Мне кажется, мисс Сандерленд, вам лучше присесть, – сказал он спокойно.

Сара вскрикнула и повалилась назад. Дэйн подхватил ее и посадил на стул. Она прижала к глазам руки и, словно обезумев, смотрела сквозь пальцы. Потом начала всхлипывать.

Вандермеер прочистил горло и взглянул на стоящего за стулом, на котором сидела Сара, Дэйна.

– У семейства Фан был слуга…

– Лаосский раб, – проговорила Сара прерывающимся голосом.

– Оказался террористом. Перестрелял всю семью…

– Боже мой, Боже… – Сара спрятала лицо в ладонях.

– …а затем расставил вокруг дома мины. Похоже, что Фаны были политически ориентированы против коммунистов и Вьетконг поставил их в список подлежащих уничтожению. Лаосец взорвал здание, что и стало сигналом для начала минометной атаки. Для него это было суицидальное задание. А Вьетконг терроризировал город, так что для них это была психологическая победа.

– Полковник, – кошмарным шепотом поинтересовалась Сара, – а кто именно погиб в семье Фана?

– Все погибли, – ответил Вандермеер. – Дед, совсем старик. Родители. Сестра жены. Трое детей – два мальчика и девочка – Лет тринадцати-четырнадцати. И совсем крошечная малютка – девочка лет трех-четырех.

Сара потеряла сознание.

Дэйн перетащил ее на кушетку и расстегнул верх-ми с пуговицы платья. Положил мокрое, полотенце ей на лоб. Через несколько минут веки ее затрепетали, дернулись, и на Дэйна уставились совершенно холодные, как льдинки, глаза.

– Она мертва.

– Да, Сара. Похоже, что так оно и есть. Мне очень – поверь – очень-очень жаль…

Сара оперлась о локоть, скинула ноги с кушетки и села. Лицо ее все еще было бледным, и Дэйну показалось, что она сейчас снова отключится, но послышавшийся голос показался ему выкованным из железа.

– Нельзя было ее оставлять. Нельзя было уезжать.

– Сара, ты не должна себя винить. И меня тоже. Этого невозможно было бы избежать или предотвратить. Если бы ты осталась, это бы все равно произошло.

– Я бы смогла ее защитить. Она была бы жива, если бы мы не отправились в Сингапур.

– Ты не можешь этого знать. Чушь городишь.

– Ты… до чего тебе вообще есть дело? Ты ко всему привык. Берешь свою гребаную плату и убиваешь людей.

– Сара, прекрати.

– Мы за это ответственны. Этого я никогда не забуду. И никогда мне не избавиться…

– Ерунда. Мы не могли бы предотвратить трагедию. Ты осталась в живых – не забывай.

Сара тяжело смотрела не него;

– Я не хочу тебя больше видеть. Я постараюсь больше никогда о тебе не думать.

– Прекрати, пойдем, поищем тебе место для ночевки. Вандермееру захочется потом поговорить с тобой. Остановишься в «Каравелле»… и пойми, что завтра ты ко всему будешь относиться иначе. Поверь, я знаю, что сейчас с тобой творится. Но ты справишься.

– Не прикасайся ко мне, – сказала Сара холодно. – Оставь меня в покое.

– Сара…

– Изыди из моей жизни. Я жалею, что когда-то с тобой познакомилась. – Внезапно она вскочила на ноги и заорала: – Убирайся, убирайся, ублюдок бессердечный, чертов наемник! – И она истерически разрыдалась.

Дэйн смазал ее по лицу. Она моментально застыла, словно где-то внутри у псе захлопнулась какая-то дверь.

Дэйн развернулся и вышел, зная, что больше они никогда не встретятся.

За полчаса до отплытия Дэйн созвал последнее совещание. На него он пригласил Донована и шулукских командиров – шестерых наиболее ответственных и самых высокооплачиваемых офицеров в лагере. Встретились в хижине у Дэйна – все мокрые от плещущего дождя, превратившего лагерь в болото. Погодка была самой что ни на есть кошмарной, и Дэйну она очень нравилась.

В полумраке хижины он зажег керосиновую лампу и оглядел сидящих перед ним. Донован казался взволнованным, но бесстрашным: с каждым днем он набирался ума и опыта, и Дэйн считал его ответственным человеком, на которого можно положиться. У него возникали сомнения насчет пары шулукских командиров, но остальные были вполне готовы к тому, чтобы выйти в ночь и выполнить задание.

– Давайте-ка прогоним все еще раз, – предложил Дэйн.

Ответил Донован:

– Вверх по: реке, задействовав моторы, которые будет приглушать звук ливня. Ровно в двадцать ноль ноль, открываем огонь по лагерям из минометов и автоматов. Каждая вторая лодка пристает к пляжу и высаживает десант. Высаженные должны окопаться на берегу и постараться продвинуться вперед. После этого – ждем.

– Пока все нормально, – вставил Дэйн.

– В двадцать часов пятнадцать минут остальные лодки приближаются к берегу и принимаются вытаскивать десант в том случае, если слышат звуки другой атаки. Если же ничего слышно не будет, то мы, на какой только способны скорости, идем вперед, пытаясь прорваться к штабу, и наносим ущерба столько, сколько сможем.

– Потому что, – Донован ухмыльнулся, – если мы не услышим вторую атаку, нам придется чертовски худо.

– Вы ее услышите, – успокоил его Дэйн. – Тран?

Вьетнамец, сидевший рядом с Донованом, ответил на ломаном английском:

– Мы идем по северной оконцовке, через весь остров. Ждем Гоана. Стрелять, когда видеть Вьетконг. Затем – вглубь острова и присоединяться к пляжный десант.

Дэйн кивнул.

– Я доделаю остальное.

Выйдя под дождь, они прошли по лагерю и остановились возле спуска к реке. Дэйн приказал паре лодочников отправиться к Папе Дату и остаться у него, создавая впечатление того, что сегодня из-за погоды никто на реку и носа не высунет. Но Вьетконг, несмотря на ливень, выставит наблюдателей, и Дэйн понимал, что придется их убирать. У него было преимущество: он знал, куда двигаться, а Вьетконг – нет.

Он сел в последнюю из дюжины лодок и услышал, как заработал мотор. Над водой потянулась тоненькая, размываемая дождем струйка дыма. Дэйн заполз под низкий навес рубки и прикрыл глаза, растянувшись на полу. Можно будет двинуться в следующий раз не ранее, чем через чае. Через некоторое время он оставил попытки заснуть: всякий раз перед глазами вставало сарино лицо с наполненными ненавистью обвиняющими глазами. Чтобы хоть чем-то заняться, он проверил в очередной раз оружие.

Теперь у него был карабин М-16, потому что все его люди получили это оружие. В небольшом мешочке, прикрепленном к поясу, находились две гранаты. Дэйн был одет в черные штаны и рубаху, в которые обычно облачаются лодочники и их помощники, а на голове носил черный берет. Знаков отличия – которые только бы привлекали в нему внимание – на одежде не было. Нож с рукояткой из оленьего рога надежно покоился в застегнутых ножнах, а под рубахой висел волчий амулет, который находился у Дэйна в течение целых двадцати лет. На поясе висели армейский пистолет сорок пятого калибра и запасные обоймы к нему. На ногах – новые ботинки для джунглей, испытываемые сейчас на военных. Пока что он не знал – хорошее они приобретение или нет. Необходимо до черта в них находиться – это касалось как места, так и времени.

Он высунул голову из рубки. Следующая лодка плыла всего лишь в двадцати-двадцати пяти футах перед ним, но была практически неразличима, и это было на руку. Внезапность и быстрота должны были стать основным моментом атаки, иначе вся операция пойдет коту под хвост.

Посмотрев вперед по течению, Дэйн увидел внезапную вспышку разгорающейся сигареты и чертыхнулся про себя. Он оставил, даже передатчик на базе, чтобы установить тишину в эфире. Но что от нее толку, если их засекут? Вьетконговцы, конечно, поймут, что наемники выехали из лагеря, но для того, чтобы установить место, куда они направляются, им придется следить за лодками, продвигаясь по параллельным реке ручьям и протокам, – на это уйдет масса. времени. Да выкинь же эту проклятую сигарету! Через несколько минут курильщик так и сделал, и река снова погрузилась во тьму. Дэйн убрал голову с дождя – по лицу струились капли – и постарался сосредоточиться на предстоящей операции. Двойное гражданско-военное качество Гоана делало нападение на него первостепенной задачей для временного выведения из строя всей инфраструктуры. К тому же радовал тот факт, что, по словам Шоу, выходило: если во время операции будут захвачены какие-нибудь деньги, то их поровну поделят между джанкменами. Дэйн, конечно, и так бы это сделал…

Насчет Гоана у него не было ни малейших иллюзий. Он будет немедленно заменен Вьетконгом кем-нибудь столь же компетентным из ЦОЮВН – Центрального Офиса Южного Вьетнама партии Дао Донга, этой цепи между Ханоем и Вьетконгом. Офис находился возле лаосской границы и, как подозревал Дэйн, когда начинало сильно припекать, – просто перебирался в другую страну.

Джонки тихо двигались вверх по реке в полной темноте и барабанящем по лодка дожде – ни единого огня; звуки работающих моторов заглушал ливень. Дэйн чувствовал себя подготовленным, но все же решил несколько минут помедитировать. Вспомнив мастера Кима, он улыбнулся и следующие десять минут сидел в полной неподвижности, опустошая мозг и выходя на уровень полного покоя. Снова широко открыв глаза, Дэйн почувствовал себя отдохнувшим и уверенным в своих силах, в том, что он сможет сделать все, что необходимо на этом задании, в том, что он не сможет проиграть эту битву. Он поднялся на ноги и, невзирая на дождь, отправился на нос шулука. В эту секунду он был животным, вынырнувшим из дождя, Уайя-юнутци, воином аниюнвийя.

И тут Дэйн услышал тихий окрик с двигающейся перед ним джонки. Время начинать. Он вернулся в рубку, тихо сказал что-то рулевому, и лодка моментально остановилась, бросила якорь и, выключив мотор, начала разворачиваться правым бортом. Она медленно подошла к берегу реки, и Дэйн потихоньку опустился за борт, повиснув на руках, почувствовав, что под собственной тяжестью уходит в грязь. Но идти он мог. Похлопав по борту шулука, Дэйн услышал, как якорь вновь подняли на борт, завели мотор и лодка снова отошла от берега. Она присоединится к остальным. А он остался один на один с тьмой, дождем и заданием, в глубине вражеского лагеря. Повернув налево, Дэйн вступил под свод деревьев, ориентируясь по запаху, ощущениям и инстинктам.

Шел он медленно, но свободно обходил все препятствия, иногда, словно краб, пробираясь бочком, пока снова не выходил на нужный участок пути. Он никуда особенно не торопился и обладал временем, чтобы хорошенько обдумать все свои действия. Ему нравилась предпосылка, на которой был основан этот набег: одновременно по-азиатски изящный и по-аниюнвийски бесстрашный.

Нападение джонок будет отвлекающим маневром. Это Гоан поймет моментально. Второй налет с севера будет принят за настоящий. Гоан будет держаться в своем лагере до тех пор, пока не убедится, что северный рейд – всамделишный, а затем кинется на юго-восток в поисках спасения. До него не должно дойти, что его оборонительные сооружения атакуются столь малыми силами. Поэтому он побежит – наткнется прямо на Дэйна. Гоан не подумает о том, что американцы столь цепко ориентируются в джунглях, чтобы провести не один, а целых два отвлекающих маневра. А дождь и темнота – союзники Дэйна – посеют настоящую панику.

Огибая толстосплетение цепких кустарников, Дэйн увидел справа от себя более светлое пятно – поляна? Он подбирался все ближе, и теперь все его внимание было сосредоточено на охране и сигнальных проводах. Дэйн присел на корточки и задумался, представляя себе карту этой местности и свое примерное положение на ней, Он решил, что если продвигался с нормальной и достаточной скоростью, то должен был сейчас находиться рядом с тем местом, которое он себе мысленно наметил. Дэйн принялся пробираться с необыкновенной осторожностью, на каждом шагу останавливаясь и ощупывая перед собой землю в поисках протянутой проволоки и стараясь не задевать свисавших над ним ветвей. Его поразило то, какой шум производил дождь. Гоан никогда не поверит в это, подумал Дэйн и ухмыльнулся, никогда не поверит в то, что американец может выйти из дома в такую собачью погоду.

Нащупав проволоку, Дэйн осторожно, стараясь не приподнимать ее ни на миллиметр, провел рукой по ее длине, пока не почувствовал, что она начинает уходить вверх. Что-то в дереве. Пригнувшись, он перешагнул через проволоку и остановился, выжидая. Внезапно в голове всплыл образ: несколько месяцев назад в пограничной деревушке джанкмен, шедший перед Дэйном, остановился возле ворот, чтобы проверить, нет ли в них мин-ловушек. Вначале он высвободил такую вот проволоку, которая вела к мине. Она взорвала бы и ворота, и всех, находящихся радом. Проверив еще раз, дажнкмен обнаружил вторую проволоку, присоединенную к другому пакету взрывчатки. Он, усмехаясь, высвободил ее. Прежде, чем пройти в ворота, джанкмен провел еще один тщательный осмотр – и обнаружил натянутый лук с заостренной бамбуковой тростью, пронзившей бы грудь любого, кто бы зашел в ворота. Джанкмен, смеясь, отстегнул пружину и, открыв ворота, прошел внутрь. И наступил на мину, зарытую в грязь по другую сторону ворот. Взрывом Дэйна отбросило назад, а от бедняги-джанкмена вообще ничего найти не удалось.

Итак, Дэйн остановился и несколько минут стоял неподвижно, стараясь почувствовать, что же здесь происходит. Поведя рукой влево и вверх, он нащупал вторую проволоку в трех футах от земли. Она была крепко натянута. Дэйн прополз под ней и вновь стал ощупывать руками пространство перед собой. Через несколько минут он свернул влево и пошел пригибаясь параллельно проволокам. Если этому участку придается такое значение, значит, он должен быть хорошо проходимым в том случае, если Гоан решит воспользоваться им в качестве отходного пути. Дэйн знал, что не должен оставлять вьетнамцу ни единого шанса. Следовательно, было необходимо подобраться ближе.

Дэйну показалось, что дождь несколько поутих. Взглянул на часы. Времени почти не осталось. По привычке он снова изменил направление движения и, завернув вправо, пошел обратно. И только тогда замер.

Зато мгновенно.

Звук был очень человечьим – Дэйн почему-то сразу же вспомнил Донована. Кто-то совсем рядом с ним спал и похрапывал во сне. Дэйн присел на корточки, словно приклеенный к месту, и принялся вслушиваться. Поняв, откуда исходит звук, он медленно пополз в том направлении. В полной темноте он чуть было не прополз мимо, но, к счастью, от оружия часового отражалось немного света. Дэйн остановился, принялся всматриваться и через несколько минут понял, каким образом тот лежал. Как только начнется пальба, нечего и думать, что можно оставить у себя в тылу охранника. Выбора не было. Дэйн. подполз к часовому и вытащил нож. А затем со всей силой воткнув его в грудь человеку, навалившись на рукоятку всем весом, почувствовал, как тот начал извиваться. Дэйн держал нож до тех пор, пока конвульсии не прекратились и часовой не затих. Через несколько минут Дэйн положил нож в ножны и снова пополз, соображая, где может находиться второй охранник. И тут ночь вдребезги разбилась винтовочной стрельбой.

Дэйн притаился возле трупа часового и через некоторое время услышал буханье шагов. Это подходил второй часовой, видимо, решивший присоединиться к своему товарищу по службе. Дэйн подался назад и спрятался за деревом. Через секунду вьетконговец появился из леса и склонился над убитым. Дэйн двинул прикладом М-16 по короткой мощной дуге и пронаблюдал за тем, как второй охранник тяжело свалился в кусты. Развернувшись, Дэйн взглянул на часы и стал вслушиваться в стрельбу.

Джанкмены издавали безумный шум, и сама внезапность атаки ошеломляла. Дэйн слышал звуки смятения в лагере, и ему показалось, что лодки пристают к берегу. Первый отвлекающий маневр погнал поддерживающие силы к острову, но Дэйн знал, что Гоан не двинется с места. В лагере кто-то по глупости запалил фонарь, и в быстром отсвете огня Дэйн сориентировался и осмотрел несколько хижин. Буквально через полсекунды фонарь затушили, а затем практически сразу же началась вторая атака. С севера. Теперь все пойдет в бешеном темпе.

Наконец-таки кто-то организовал что-то типа ответного огня. Джанкмены без устали поливали лагерь выстрелами, и вся атака напоминала классически подготовленную фронтальную диверсию. Дэйн ожидал начала третьей части плана, и оно не заставило себя долго ждать.

Несколько вьетконговцев двигались прямо на него. Дэйн был уверен в том, что это Гоан со своими подчиненными стараются унести всю документацию прочь. Слиться, раствориться в ней. Дэйн спрятался за деревом, припал к земле и снял карабин с предохранителя. Вьетконговцы были совсем близко.

Он увидел, как раздвинулись кусты и в проеме показались люди. В ту же секунду, словно захлопнувшаяся ловушка, прекратился дождь. Он не стихал, а просто остановился. Люди почему-то тоже остановились и принялись низкими и возбужденными голосами что-то обсуждать. Дэйн ждал. Через несколько минут к четверым первым присоединились еще двое, и в постепенно проясняющейся ночи – облака разошлись – Дэйн разглядел Гоана.

Он вышел из-за дерева и выстрелил.

Ближайшие к нему двое были мгновенно отброшены назад, и Дэйн продолжал стрелять и стрелять, но ему показалось, что Гоан упал как-то чересчур быстро. Он зашел за дерево и, высунувшись с другой стороны, принялся высматривать новый угол стрельбы, действуя чисто инстинктивно. Высунувшись, он увидел, что тот человек, которого он принял за Гоана, скользнул в кусты. Похоже, он хромал. Дэйн начал двигаться все дальше влево, описывая широкий круг. Он услышал за спиной крики и только тогда понял, что огонь с джонок прекратился. Сейчас Донован отводит солдат от пляжа, правда, он начал отход несколькими минутами раньше. Учится молодежь, усмехнулся Дэйн. Выходящая луна должна застать их ниже по течению. Донован зря времени не теряет.

Дэйн снова услышал вопли и двинулся в кустарнике, параллельно Гоану, но не за ним. Чертова луна выглянет с секунды на секунду. Наверное, все-таки Гоан смертельно ранен, но если все же нет, то им предстоит чертовски интересная ночка.

Донован отвел отряд с пляжа и погрузил на джонки в отличном порядке: лунный свет перестал быть союзником и превратился во врага, и капитан хотел очутиться ниже по реке прежде, чем вьетконговцы поставят ловушку. Несмотря на то, что эта река в дельте была самой большой, она все-таки в некоторых местах невероятно сужалась, и тогда до берегов можно было достать рукой. Донован не стал дожидаться окончания второй атаки, зная, что Тран со своим контингентом двинется после нее на восток, а затем отправится назад к базе.

В светлеющей ночи он стал подсчитывать потери – шесть или семь человек было ранено. Кажется, не смертельно, и если до базы все вернутся достаточно быстро, то врач вскоре поставит их на ноги. В любом случае, потерь оказалось намного меньше, чем ожидалось, и Донован с теплотой вспоминал настойчивые указания Дэйна на то, чтобы нападение провести со всей возможной неожиданностью и внезапностью. На свете есть несколько полностью деморализующих ситуаций, и одна из них – подвергнуться атаке неожиданной, в плохую погоду, не зная вражеских сил и возможностей. Донован надеялся на то, что с Дэйном все в порядке.

Когда последний человек очутился на борту, Донован крикнул, и джонки стали поворачивать вниз по течению реки. Полное безветрие, узость и извилистость русла реки не позволяли поставить паруса, поэтому ехавший на первой джонке капитан завел мотор и лег на палубу лицом к борту, обозревая берега. Атака – если она будет – начнется именно оттуда. Также это скажет ему о возможностях вьетконговцев перегруппировываться и реагировать ответно.

Все шло нормально: джонки плыли одной строгой линией и – о, черт, подумал радостный Донован, когда первый выстрел прозвучал с берега.

Низкие борта практически не укрывали тела, но Донован прижался к палубе и, развернув свой М-16 к берегу, стал выискивать огненные вспышки. Увидев – открыл ответный огонь. И тут же вокруг него ночь взорвалась множеством выстрелов – грохот стоял оглушающий. Через несколько секунд он оказался в самой гуще ружейной схватки, которая ему и в кошмаре привидеться не могла, и где-то в глубине желудка он почувствовал дикую пустоту, каким-то образом связанную с тем участком его мозга, в котором звучала всего лишь одна-единственная фраза о том, что нечего такому замечательному ирландскому пареньку из Бостона делать в этом аду. Он перезарядил карабин и продолжил стрельбу.

Откуда-то из кустов внезапно раздался до ужаса знакомый бухающий звук. Раздался очень близко, и вслед за ним вода возле джонки Донована вспучилась и разорвалась безумным фонтаном, обдав капитана горячими брызгами. Джонка накренилась и вновь закачалась на воде, и Донован подумал о том, что, конечно, эти вертлявые лодчонки страшно неудобны и спрятаться на них негде, но зато джонку невозможно потопить без прямого попадания. Даже продырявленные, как решето, они оставались на плаву.

Второй взрыв потряс следующую джонку, и она, как и первая, накренилась и вновь прочно встала на воду. Вьетконговцы пользовались захваченным в бою минометом М-7 9, хорошо бьющим на расстояние в триста метров. Выглядел он словно обрез дробовика и заряжался таким же образом – переламывался пополам. В дельте это было любимое оружие. Херово, что у этих сволочей появились минометы.

Третий выстрел угодил в цель. Третья джонка внезапно развалилась напополам, люди полетели в воду, обломки, казалось, падают долго-долго. Донован пронаблюдал за тем, как четвертая джонка подбирает оставшихся в живых, и, повернув голову к берегу, принялся стрелять снова.

И тут все прекратилось.

Джонки прошли узкие места и вышли на открытую воду, в устье реки, распахивающейся в Южно-Китайское море. Донован сел, прислонившись к рулевой рубке, снял берет и вытер пот со лба. Поморщился. Над глазами все саднило – в кожу попали десятки, сотни крошечных заноз, видимо, отлетавших от бортов лодки. А он и не заметил…

Они вернулись на базу задолго до наступления утра, но ночь прояснилась настолько, что джонки встали к причалу, как влитые. Донован созвал короткое совещание, подведя итоги и пересчитав потери. Двоих следовало завтра же отправить вертолетом в город. Потом капитан пригласил всех выпить, а после этого радостно улегся в свой спальник. Если все пройдет хорошо, то Дэйну потребуется несколько часов для того, чтобы добраться до места встречи с вертолетом, так что…

Донован уснул.

Двое суток спустя он все еще встревоженно дожидался полковника…

Уайя шел по следу.

Следов было два, как и раненых. Они разделились и двигались на юго-восток параллельно, но по одиночке. Эти люди понимали, что попали в ловушку, и что шансов у них практически нет. А по одиночке можно хоть как-то попытаться спрятаться.

Дэйн высматривал следы крови: на листе, на дереве, где один из них навалился на ствол в поисках поддержки. С этого самого места и разделялись следы, и перед охотником встала проблема выбора: за кем идти?

Выбрать опираясь на рассуждения, было невозможно – все зависело от случайности. Уайя оставил мысль о том, чтобы успеть на встречу с вертолетом. Он должен был выследить, загнать и убить Гоана, не важно, сколько на это потребуется времени и куда заведет его охота. Заметив сломанную ветку, Дэйн принял это за знамение и решил повернуть в этом направлении.

Ночь была ярко освещена. Дэйн надеялся на то, что Доновану с его джонками удастся спуститься вниз по реке, но недооценивать Вьетконг не стоило: в нем служили быстрореагирующие и хитрые ребята, и, следовательно, они должны будут устроить засаду. Опыт подсказывал ему, что будет именно так..

Он выкинул эти мысли из головы. Он шел по следу.

Тут и там он видел согнутую ветку, след в ново-образовавшейся после прошедшего дождя грязи. Обнаружив следующий кровавый отпечаток, Дэйн продолжил легкое скольжение вперед, зная, что во всем мире найдется всего несколько человек, способных на то, что он делал сейчас.

За час до рассвета он набрел на широкую кровавую полосу. Рана его противника увеличивалась, и, по-видимому, это затрудняло ему путь. С наступлением утренних сумерек Дэйну следовало увеличить осторожность продвижения вперед. Смотря по тому, где они сейчас находились, Гоан – или же его товарищ – должен был либо спрятаться и переждать дневную часть суток, либо сделать рывок вперед, рассчитывая на то, что его смогут подобрать дружественные военные части. Это была характерная черта войны в дельте: здесь не было четко проведенных границ и, идя по прямой, вы могли несколько раз оказываться то в дружественной зоне, то в зоне противника. Именно поэтому большинство фермеров-крестьян и рыбаков старались не выказывать никому особенного расположения, оставаясь при этом со всеми в дружеских отношениях. Но в Сайгоне этого не понимали и требовали от крестьян абсолютной преданности. Абсолютной преданностью считалось то, что одному из членов вашей семьи всегда могли ради поучительного урока выпустить кишки. Но Дэйн не мог обвинять крестьян в том, что они стараются угодить и тем, и этим.