Текст книги "Остров Голубых Дельфинов"

Автор книги: Скотт О'Делл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Глава 10

Летом на Острове Голубых Дельфинов самая благодать. Солнце в это время делается жарким, ветры же, наоборот, ослабевают и дуют в основном с запада или – иногда – с юга.

Скорее всего в этот сезон и следовало ожидать возвращения корабля, поэтому я теперь целыми днями торчала у себя на скале, глядя с её вершины в восточную сторону, где за бескрайним морем лежала земля, куда отправились мои сородичи.

Однажды, всматриваясь вдаль, я увидала в море небольшой предмет, который сначала приняла за судно. Потом из него взмыл ввысь фонтан воды, и я сообразила, что это всего-навсего кит. Больше мне за лето не попалось на глаза ничего примечательного.

Первый зимний ураган положил конец моим надеждам. Если корабль бледнолицых собирался прийти за мной, он бы сделал это, пока стояла хорошая погода. Теперь предстояло ждать до весны, а то и дольше.

При мысли о том, сколько ещё солнц взойдёт и неторопливо закатится в море за время моего пребывания на острове, сердце моё наполнилось горечью одиночества. Раньше я не слишком страдала от него, потому что верила обещанию Матасейпа и надеялась на скорое возвращение корабля. Теперь мои надежды развеялись. Я почувствовала себя совсем брошенной. Я почти перестала есть, по ночам меня мучили кошмары.

Налетевший с севера ураган гнал на остров гигантские валы и такой сильный ветер, что меня сдувало с утёса. Пришлось перекочевать вместе с постелью к подножию скалы, а для защиты от непрошеных гостей поддерживать ночами огонь. Я провела внизу пять ночей. В первую же ночь появились собаки, они окружили костёр со всех сторон, но побоялись подойти ближе. Я убила из лука трёх (вожака среди них не было), и собаки оставили меня в покое.

На шестой день, когда ураган стих, я пошла к скалам, под которыми мы схоронили каноэ, и спустилась по верёвке вниз. В этой части острова берег был заслонён от ветра, и лодки оказались в целости и сохранности. Сушёные припасы были ещё вполне съедобны, только вода немного застоялась, поэтому я сходила к источнику и набрала корзину свежей. Пока бушевал ураган, я отчаялась когда-нибудь дождаться корабля и решила взять каноэ и отправиться к земле, лежащей далеко на востоке. Мне вспомнилось, что Кимки перед отъездом испрашивал совета у предков: они жили много веков назад и в своё время прибыли на остров из тех краев. А ещё он испрашивал совета у Зумы, нашего знахаря, который умел повелевать морями и ветрами. Сама я ни того, ни другого сделать не могла: Зума погиб в битве с алеутами, а мои попытки самой наладить сношения с мёртвыми не удались.

И всё же нельзя сказать, что я стояла на берегу в растерянности и страхе. Ведь мои предки прибыли из-за моря, значит, они должны были в своё время пересечь его на лодках. Кимки тоже сумел переправиться через море. Конечно, я не так искусно управлялась с каноэ, как мужчины, однако путешествие по бескрайнему водному простору не слишком тревожило меня. Какие бы испытания ни выпали на мою долю, они пугали меня куда меньше, чем мысль остаться на острове, без приюта и родных, в обществе одичалых собак, остаться там, где всё напоминало о погибших и об уехавших.

Из четырех спрятанных под скалой лодок я выбрала самую маленькую, которая всё равно была довольно тяжёлой, потому что в неё помещалось шесть человек. Мне предстояло протащить каноэ по камням на расстояние, в несколько раз превышавшее его длину, и спустить на воду.

Я справилась с этим, прежде всего убрав с дороги крупные камни и заполнив образовавшиеся ямы галькой. Потом я сделала скользкую подстилку: выложила дорожку для каноэ водорослями. Берег был довольно крутой, и, когда мне удалось подтолкнуть лодку и чуточку разогнать её, она – под действием собственной тяжести – поползла вниз и очутилась в море.

Когда я отошла от берега, солнце уже клонилось к западу. Море под прикрытием высоких скал было спокойное. Гребя двухлопастным веслом, я быстро обогнула южную оконечность острова. Но стоило мне приблизиться к песчаной косе, как налетел ветер. Гребла я с кормы, стоя на коленях, потому что так каноэ ходит резвее, однако при сильном ветре я просто-напросто не справлялась с ним.

Тогда я переместилась на середину лодки и продолжала грести изо всех сил, пока не миновала вихревые течения вокруг отмели. Пена и брызги от мелких бурунов скоро намочили меня с ног до головы, но, как только я оставила косу позади, брызг стало меньше, а волны из крутых превратились в длинные и отлогие. Грести вдоль волн было бы гораздо легче, однако при этом я бы отклонялась от намеченного курса, так что я держала каноэ наперерез им, оставляя по левую руку и волны, и остров, который по мере моего продвижения вперёд становился всё меньше и меньше.

В сумерках я оглянулась назад. Остров Голубых Дельфинов исчез. И тут я впервые испытала страх.

Меня окружали одни водяные горы и долины. Попав в долину, я не видела ничего, когда же каноэ взбиралось на гору, вокруг, насколько хватало глаз, простирался сплошной океан.

С наступлением ночи я сделала несколько глотков из корзины. Вода принесла прохладу моему горлу.

Море почернело, и разобрать, где вода, а где небо, стало невозможно. Сами волны двигались бесшумно, но, когда они ныряли под каноэ или ударялись о борт, слышался невнятный шорох. Иногда шорох переходил в сердитый шёпот или же в смех. От страха мне даже не хотелось есть.

Я почувствовала себя увереннее, только когда на небе появилась первая звезда. Она висела низко над горизонтом и смотрела прямо на меня, то есть находилась на востоке. Вскоре на небе зажглось множество других звёзд, однако я не сводила взгляд именно с неё. Эта зеленоватая звезда была мне знакома, потому что она входит в группу звёзд, которую мы называем Змеёй[16]Note 16
  ЗМЕЯ (лат. Serpens) – экваториальное созвездие. Единственное созвездие, состоящее из двух частей, разделённых созвездием Змееносец – «Голова змеи» находится северо-западнее, «Хвост змеи» – восточнее. Ярчайшая звезда Змеи – Унукэльхайя.


[Закрыть]. Время от времени звезда пряталась за облаком, потом опять вспыхивала впереди.

Без этой звезды я бы давно заблудилась: волны накатывались с прежней стороны и подталкивали каноэ совсем не в том направлении, которое мне было нужно, так что моя лодка виляла по тёмной воде наподобие угря. И всё же я понемногу продвигалась к сиявшей на востоке звезде.

Постепенно звезда эта поднялась довольно высоко, и я продолжала держаться её, оставляя Полярную (которая зовётся у нас «Неподвижной звездой»[17]Note 17
  ПОЛЯРНУЮ ЗВЕЗДУ называли «Неподвижной» многие народы.


[Закрыть]) по левую руку от себя. Ветер ослабел. Поскольку он всегда утихал к середине ночи, я вычислила, сколько времени уже плыву и сколько осталось до рассвета.

Примерно к полуночи я также обнаружила, что каноэ течёт. Ещё до наступления темноты я опорожнила одну из корзин с припасами и вычерпала ею воду, которая перехлёстывала через борт. Но вода, плескавшаяся у меня под ногами теперь, попала туда не из-за борта.

Я бросила грести и поработала корзиной, пока более или менее не осушила дно. Затем ощупала в темноте гладкие доски и нашла на носу щель, через которую просачивалась вода. Щель оказалась длиной с мою ладонь и шириной в палец. Чаще всего нос лодки приподнимался над поверхностью моря, однако стоило каноэ зарыться в волны, как возникала течь.

Щели между досками были заделаны чёрной смолой, которую мы собираем на берегу. Так как смолы у меня не было, я заткнула течь куском, оторванным от юбки.

Когда на ясном небосклоне занялась заря, я обнаружила, что солнце поднимается из воды гораздо левее, чем мне того хотелось бы. За ночь меня отнесло к югу от нужного направления, поэтому я, изменив курс, стала грести вдоль дорожки, проложенной по морю восходящим солнцем.

Утро было безветренное, волны – отлогие, так что они не бились о борт, а спокойно ныряли под каноэ. В результате я продвигалась вперёд куда быстрее, чем ночью.

Хотя я очень устала, меня окрыляла надежда на успех. Если погода не испортится, к вечеру я оставлю позади много лиг. А там ещё ночь и ещё день пути, и на горизонте может замаячить желанная земля.

Вскоре после рассвета, когда я рисовала себе в воображении чужие края, в каноэ снова образовалась течь – между теми же досками, только больше по размерам и ближе к корме, где я стояла на коленях.

Кусок, который я раньше оторвала от юбки и затолкала в щель, здорово помог: волокно почти не пропускало воду, даже когда каноэ раскачивалось на волнах. Но теперь я увидела, что эти две доски по всей длине плохо прилегают друг к другу (вероятно, каноэ расссохлось от долгого стояния под солнцем) и, если волнение усилится, могут просто-напросто разойтись.

Я поняла, что продолжать плавание слишком опасно. До конца путешествия ещё по меньшей мере два дня. Повернув назад, я доберусь до суши гораздо скорее.

И всё-таки я никак не могла решиться на возвращение. Море было спокойное, а я уже отошла от острова на значительное расстояние. Мысль о том, чтобы после всех трудов повернуть обратно, была невыносима. Ещё невыносимее была мысль о жизни на необитаемом острове, в полном одиночестве и забвении. Сколько солнц и лун мне придётся провести там?

Погружённая в эти размышления, я перестала грести, потом заметила, что лодка продолжает подтекать, и снова взялась за весло. Иного выхода, кроме как возвратиться на остров, у меня не было.

При этом я понимала, насколько благосклонна будет ко мне судьба, если я доберусь до него.

Когда солнце почти достигло зенита, задул ветер. К тому времени я покрыла довольно большое расстояние, переставая грести лишь для того, чтобы вычерпать воду из лодки. При ветре ход замедлился, тем более что из-за воды, переливавшейся через борт, надо было чаще откладывать весло и браться за корзину. Хорошо хоть течь не усиливалась.

В этом заключалась моя первая удача. Второй удачей было появление стада дельфинов. Они приплыли с запада и при виде каноэ описали большой круг и последовали за мной. Они осторожно подошли на такое расстояние, что я видела их глаза – огромные глаза цвета океана. Затем дельфины обогнали лодку и пошли впереди, ныряя и выныривая в разных направлениях перед самым её носом: казалось, будто они своими тупорылыми мордами ткут волокно.

Дельфины считаются хорошей приметой. Я очень обрадовалась им и, глядя на их игры, забыла про боль в руках, до крови стёртых веслом. Если перед их появлением мне было безумно одиноко, то теперь я словно обрела друзей и на душе полегчало.

Незадолго до сумерек голубые дельфины покинули меня – столь же внезапно, как и появились. Они ушли на запад, и их спины ещё долго поблёскивали в лучах закатного солнца. Даже в темноте я продолжала мысленно видеть их перед собой, и это придавало мне сил грести, хотя больше всего на свете хотелось лечь и уснуть.

Можно сказать, только благодаря голубым дельфинам я и попала обратно домой.

Ночью на море лёг туман, но время от времени сквозь него пробивалась красная звезда под названием Мейгат. Она находится высоко в западной части небосклона и составляет часть фигуры, напоминающей краба, отчего эта группа звёзд носит его имя[18]Note 18
  «…часть фигуры, напоминающей краба, отчего эта группа звёзд носит его имя» – по-видимому, речь идёт о созвездии Рака.


[Закрыть]. Щель между досками всё расширялась, и мне часто приходилось останавливаться и затыкать её клоками юбки, а ещё вычерпывать воду.

Ночь была длинная-предлинная, куда дольше предыдущей. Два раза я засыпала, стоя на коленях, хотя страх гнал меня вперёд. В конце концов забрезжил рассвет, и я различила вдали смутные очертания острова: он напоминал огромную рыбину, всплывшую из глубины погреться на солнце.

Вскоре я подошла к острову; стоило мне приблизиться к песчаной косе, как течение подхватило моё каноэ и быстренько доставило к берегу. От стояния на коленях у меня затекли ноги, и когда лодка ткнулась носом в песок и я хотела вылезти из неё, то упала. Я на карачках проползла по мелководью и выбралась на берег, а потом долго лежала на песке, раскинув руки в стороны и не помня себя от счастья.

Я так устала, что даже не вспомнила о бродячих собаках. Меня сморил сон.

Глава 11

Проснулась я оттого, что волны пытались за ноги утащить меня в море. Уже наступила ночь, но у меня не было сил уйти с отмели, так что я переползла выше, где бы до меня не доставал прилив, и снова заснула.

Наутро я обнаружила каноэ в двух шагах от себя. Я вытащила оттуда корзины, копьё и лук со стрелами и, перевернув лодку, отволокла её подальше от берега, чтоб не унесло в море. Затем я взобралась к себе на мыс.

Оглядывая с высоты окрестности, я чувствовала себя так, словно не была тут целую вечность. Я радовалась возвращению домой! Всё вокруг – каланы, играющие в водорослях, пенистые буруны около скал у входа в бухту, чайки над морем, водовороты возле песчаной косы – наполняло моё сердце восторгом.

Я удивилась, потому что совсем недавно, когда я стояла на той же самой скале, мне казалось, что больше я не вынесу на острове ни дня.

Стоило перевести взгляд туда, где раскинулась синяя даль моря, как на меня нахлынули все страхи, испытанные во время путешествия. Накануне утром, завидев остров в виде греющейся на солнце огромной рыбы, я решила, что со временем починю каноэ и опять попытаюсь достичь заморской земли. Теперь я поняла, что никогда больше не предприму такой попытки.

У меня осталось одно прибежище – Остров Голубых Дельфинов. Другого нет и не будет, пока не вернётся корабль бледнолицых. Но даже если они поторопятся, то есть придут до следующего лета, невозможно и дальше жить без крова над головой и без хранилища для продуктов. Придётся построить себе хижину. Только где?

Я переночевала на скале и с утра пораньше принялась за поиски. День выдался ясный, хотя на севере уже сгущались тучи. Очень скоро они надвинутся на остров и приведут за собой череду дождей и штормов. Нельзя терять ни минуты.

Мне требовался уголок, защищённый от ветра, не слишком удалённый от Коралловой бухты и с источником поблизости. На острове было два таких места: одно на моём мысу, а второе на расстоянии менее лиги к западу. Я склонна была отдать предпочтение мысу, однако я давно не бывала в другом месте и решила сходить туда – убедиться, что я права.

Прежде всего, я напрочь забыла о том, что оно находится рядом с собачьим логовом. Стоило мне приблизиться к их пещере, как у входа появился вожак и уставился на меня своими жёлтыми глазами. Если я захочу строиться тут, придётся сначала расправиться с ним и его стаей. Конечно, я так или иначе собиралась убить собак, но не сразу – я понимала, сколько на это уйдёт времени.

Здешний родник устраивал меня больше того, что был по соседству с мысом: вода в нём была вкуснее, и он никогда не пересыхал. Кроме того, он был значительно доступнее, поскольку бил на горном склоне, тогда как мой прятался в ущелье. Наконец, меня привлекала близость к берегу и к скалистой гряде, под прикрытием которой я могла бы поставить хижину.

Правда, скалы тут были ниже, чем на мысу, и хуже заслоняли бы моё жилище от ветра, но я считала, что мне хватит их высоты. Зато отсюда открывался вид на северное побережье острова и на Коралловую бухту.

К решению строиться именно тут меня подтолкнули морские слоны.

С этой стороны прибрежные скалы плавно переходили в широкую каменную террасу, которая во время прилива частично затапливалась водой. Место это было облюбовано морскими слонами, поскольку при шторме они могли заползать высоко наверх, а в хорошую погоду – лежать на камнях или ловить рыбу в заводях.

Самец морского слона достигает огромных размеров и нередко может перетянуть по весу тридцать мужчин. Самки обычно меньше, зато поднимают больше шуму: их крики и лай слышны целый день, а иногда даже ночью. Малыши тоже шумят ого-го как.

В то утро вода стояла низко и сотни морских слонов плавали в открытом море – так далеко, что казались пятнышками на фоне волн. Но их крики оглушали меня даже оттуда. Целый день я осматривала эту часть острова, потом осталась ночевать и лишь с рассветом, когда опять поднялся гвалт, вернулась к себе на мыс.

Я могла бы соорудить хижину ещё в одном месте – тоже на юге, поблизости от сгоревшего Галас-ата, однако мне не хотелось строиться там, где всё напоминало бы про ушедших сородичей. К тому же это место продувалось ветрами, которые сначала проходили над дюнами в средней части острова и потому наметали кучи песка.

Ночью зарядил дождь, ливший два дня. Я устроила себе у подножия скалы что-то вроде шалаша, который не давал мне промокнуть насквозь, и питалась запасами из корзины. Развести костёр было невозможно, поэтому я очень мёрзла.

На третий день дождь прекратился, и я пошла искать материал для постройки хижины. Ещё мне нужны были колья для изгороди. Бродячих собак я надеялась вскоре извести, однако, помимо них, на острове водилось множество мелких рыжих лис[19]Note 19
  ОСТРОВНАЯ СЕРАЯ ЛИСА (Urocyon littoralis, существо, живущее на острове) ближайший родственник континентального вида серой лисы. Распространение её ограничено территорией шести самых больших из островов Чаннел, расположенных в I960 милях от побережья Южной Калифорнии – Санта-Каталина, Сан-Клемент, Сан-Николас, Сан-Мигель, Санта-Круз и Санта-Роза. Окраска серой лисицы варьируется от серой до светло-бурой и рыжей. Островные лисицы находятся под охраной государства.


[Закрыть]. Нечего было и думать о том, чтобы истребить их всех с помощью стрел и ловушек. Уберечь еду от этих ловких воров можно было только за частоколом.

Дышалось после дождя замечательно легко. Из заводей доносился терпкий запах моря, к которому примешивались сладкие ароматы диких злаков из лощин и росших на дюнах песчанок[20]Note 20
  ПЕСЧАНКА (Arenaria) – растение семейства гвоздичных, чаще всего многолетнее – травы, иногда полукустарнички; листья от округлых до почти шиловидных. Цветки большей частью белые, в соцветиях. Их много видов и распространены они почти по всему земному шару. Разрастаясь, песчанки образуют низкие коврики или небольшие густые подушки.


[Закрыть]. Я распевала во всё горло – и спускаясь по тропе к морю, и идя вдоль берега к отмели. Чудесная погода казалась мне добрым предзнаменованием.

В такой день хорошо было начать обустраиваться на новом месте.

Глава 12

Много лет назад на песчаную косу выбросило двух китов. Чуть ли не все их кости тотчас разобрали на украшения, на отмели остались лишь полузанесённые песком рёбра.

Из этих рёбер я и начала строить ограду, по одному извлекая их из песка и относя наверх. Кости были изогнутые и такие длинные, что, когда я втыкала их в выкопанные в земле ямки, забор получался выше меня ростом.

Я ставила рёбра очень близко друг к другу, почти впритык, с загибом на внешнюю сторону, чтоб через них нельзя было перелезть. Кости я стянула прядями гигантских бурых водорослей, которые при высыхании сильно натягиваются. Конечно, я предпочла бы связать рёбра тюленьими жилами, поскольку они крепче водорослей, но дикие звери мигом сгрызли бы их и повалили мою ограду.

Возведение частокола отняло у меня много времени. Хорошо ещё, что одна сторона участка и часть другой имели естественное ограждение в виде скалы.

Для входа и выхода я сделала под изгородью лаз – такой узкий, чтоб только-только в него пролезть. Пол и стены подземного хода я выложила камнями, с наружной стороны прикрыла ход от дождя сплетённой из лозы циновкой, а изнутри привалила плоским камнем, выбрав самый большой из тех, что оказались мне по силам.

Противоположные стороны изгороди отстояли друг от друга на восемь шагов, этого пространства должно было с гаком хватить для хранения всех моих будущих припасов.

Я начала с сооружения ограды, потому что ночевать на верху скалы стало уже холодно, а в шалаше я не чувствовала себя в безопасности от бродячих собак.

Постройка дома заняла ещё больше времени, чем ограда, потому что много дней мне не давали работать дожди и потому что на острове было слишком мало необходимой мне древесины.

У нас в роду ходила легенда, что раньше остров покрывали высокие леса. Было это очень давно, сразу после сотворения мира, когда всем на свете заправляли два бога, Тумайовит и Мукат[21]Note 21
  ТУМАЙОВИТ (ТЕМАЙАУИТ) и МУКАТ – в индейской мифологии боги-мироустроители, родившиеся из первозданного хаоса и затеявшие спор о первородстве, ставший прообразом грядущей вражды.


[Закрыть]. Они то и дело спорили друг с другом. Тумайовит хотел, чтобы люди умирали. Мукат противился этому. В конечном счёте Тумайовит рассердился и ушёл со всем своим добром вниз, в подземное царство. С тех пор люди и стали умирать.

Но если тогда на острове росло множество могучих деревьев, то теперь деревьев осталось всего несколько штук, да и те прятались по лощинам и были низкорослые и скрюченные. Выбрать среди них ствол для хорошей жерди было очень трудно. Я уходила на поиски с утра и возвращалась поздно вечером, и так много дней подряд, пока не набрала достаточно кольев для постройки хижины.

Заднюю стену дома образовывала скала, переднюю же я оставила открытой, поскольку ветер дул не оттуда. Жерди я подровняла до одинаковой длины, частично над огнём, а частично с помощью каменного ножа, изготовление которого тоже далось нелегко, ведь я никогда в жизни не мастерила такого орудия. Я всадила в землю по четыре жердины с каждой стороны, ещё восемь штук пошло на кровлю. Колья для неё я связала жилами, а сверху покрыла широколистными водорослями, ламинариями[22]Note 22
  ЛАМИНАРИЯ (Laminaria) – род бурых водорослей. Слоевище (тело, не разделённое на стебель и листья) состоит из пластины шириной до 0,5 м, длиной до 5 м (иногда до 25 м), и ствола с ризоидами-корнями. Ламинарии водятся преимущественно в морях умеренного и арктического поясов Северного полушария.


[Закрыть].

Сооружение дома было закончено к середине зимы, но всё время строительства я спала за крепким забором и чувствовала себя в безопасности. Мне было не страшно, что запах готовящейся еды привлекает к моему жилищу лис и что они выстраиваются перед забором и заглядывают в щели. Приходили и бродячие собаки: они остервенело грызли китовые рёбра и рычали от злости, что не могут пробраться внутрь.

Двух собак я подстрелила, но вожака среди них опять-таки не оказалось.

Возводя ограду и хижину, я питалась мидиями, морскими ушками и окунями (рыбу я поджаривала на плоском камне). Позже я завела себе ещё два предмета кухонной утвари. Вдоль берега валялось много обкатанной морем гальки. Я отыскала среди этих голышей два камня побольше, с плоской выемкой посередине, и долго терла их песком, чтобы углубить и расширить выемку. При готовке на таких камнях сохранялись вкусные рыбные соки, которые раньше в буквальном смысле слова уходили в песок.

Для варки корней и злаков я сплела плотную корзину из тростника: этому ремеслу меня научила моя сестра, Юлейп. Высушив корзину на солнце, я набрала на берегу сгустков смолы, размягчила их над костром и натёрла смолой внутреннюю сторону корзины, чтобы она перестала пропускать воду. Теперь можно было варить кашу – бросая в корзину с водой и зерном нагретые на костре мелкие камни.

В одном месте хижины я выкопала в полу углубление, обложила его щебнем и приготовила место для костра. В Галас-ате мы каждый вечер разводили огонь заново, но я решила не тушить свой костёр и, ложась спать, только присыпала его золой. На другой день достаточно было убрать золу и подуть на головешки. Таким образом я сберегала себе массу сил и времени. У нас на острове водилось множество серых мышей, и теперь, когда я всерьёз занялась готовкой и еда стала оставаться с обеда на ужин и с ужина на завтрак, мне понадобилось безопасное место для её хранения. В скале, которую я приспособила как одну из стен нового дома, примерно на уровне моих плеч шло несколько узких расщелин. Я выбрала вокруг породу и, по возможности отполировав каменные уступы, превратила их в недоступные для мышей полки с провизией.

К концу зимы, когда на окрестных холмах зазеленела первая травка, хижина была полностью благоустроена. Теперь я обзавелась кровом, обзавелась защитой от дождя, ветра и рыскающих в окрестностях зверей. Теперь я могла готовить любую еду. Всё необходимое было у меня под рукой.

Пора было придумать, как отделаться от бродячих собак, которые расправились с братом и, несомненно, расправятся со мной, если только застигнут врасплох, безоружной. Надо было сделать себе копьё потяжелее и большой лук с более острыми, чем прежние, стрелами. Много солнц подряд я целыми днями прочёсывала остров, ища материал для нового оружия, так что изготавливать его приходилось в ночные часы. Свет от костерка, на котором я готовила, был слишком тусклый, поэтому я приспособила для освещения сушеных рыбок, которых мы называем «сей-сей»[23]Note 23
  СЕЙ-СЕЙ – КОРЮШКА (Osmerus) – рыба из семейства лососёвых (Salmonidae). Длина до 35 см, весит до 350 г. Широко распространена на Тихоокеанском побережье Северной Америки. Индейцы, живущие там, с незапамятных времен используют корюшку для освещения жилищ. В сушёном виде она содержит так много жира, что горит не хуже стеариновых свечей.


[Закрыть].

Сей-сей серебристого цвета и размером не больше моего пальца. По ночам, особенно в полнолуние, они выплывают из глубин такими плотными косяками, что кажется, будто по ним можно ходить, как по земле. Когда волны выбрасывают рыбёшек на берег, они скачут по песку, извиваясь в диком танце.

Я наловила их много корзин и высушила на солнце. Подвешенные за хвост к кровле, они излучали такой ровный и яркий свет, что я привыкла не обращать внимания на их вонь.

Прежде всего я смастерила лук со стрелами и, испробовав его, осталась довольна собой: и по дальности стрельбы, и по меткости новое оружие значительно превосходило то, что было у меня раньше.

Затем я принялась за копьё. Пока я обрабатывала его длинное древко и приспосабливала с одного конца каменный ободок, который бы утяжелял копьё и одновременно крепил наконечник, я всё думала о том, как бы смастерить остриё наподобие тех, что делали мои соплеменники, – из клыка морского слона.

Ночь за ночью я размышляла об одном: как мне убить зверя? Конечно, можно было бы сплести прочную сеть из водорослей, но для такой охоты требовалась сила нескольких мужчин. А случая, чтобы кто-нибудь прикончил самца копьём или из лука, я не помнила. Морских слонов убивали только опутанными сетью, и всегда палицей. Правда, на самок мы охотились и с копьями (слоних убивали ради их жира), однако зубы у них были куда меньше, чем у самцов.

Способа убить морского слона не придумывалось, однако чем больше я размышляла об этом, тем сильнее мне хотелось попробовать. Ведь лучшего материала для наконечников, чем похожий на бивень клык морского слона, на острове было не найти.