Текст книги "Остров Голубых Дельфинов"

Автор книги: Скотт О'Делл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Посвящается:

детям семейства Расселл

Айзеку

Дорсе

Клэр

Джиллиану

Фелисити,

а также

Эрику

с Шери

и еще

Туинкл, или Моргалке

Голубые дельфины и другие братья наши меньшие

Можешь ли ты удою вытащить левиафана и веревкою схватить за язык его?

Книга Иова 40:20

Скотт О'Делл родился 23 мая 1898 года в Лос-Анджелесе, прожил долгую жизнь и умер в 1989 году. Он воевал в Первую мировую войну, оказался в армии и во Вторую. Работал в Голливуде. Был газетчиком, редактором литературных отделов в различных журналах. Долгие годы писал только для взрослых. Когда же в конце 1950-х годов принялся за «Остров Голубых Дельфинов», понятия не имел, что пишет детскую книгу. Для того, чтобы у него открылись глаза на собственное сочинение, ему понадобился друг, детская писательница. После успеха первой книги для детей он написал еще 25 произведений для юного читателя. Многие из них посвящены американским индейцам и истории Калифорнии и Мексики.

Героиня, в сущности единственная, «Острова Голубых Дельфинов» – девочка, оставшаяся одна из всего племени на небольшом островке у калифорнийского побережья. Как и ее литературный прототип Робинзон, Карана сумела наладить жизнь в одиночестве, обеспечить себя едой и надежным убежищем, не пропасть во время землетрясения, пережить нападение бродячих собак, справиться с охотой на гигантского спрута. Каждый день приносит ей что-то новое, новые трудности, но и новые победы. В основе книги лежит невымышленная история индейской женщины, упоминание о которой Скотт О'Делл нашел в старинных архивах калифорнийских миссий.

Центральной темой книги становятся отношения героини с животными. Ей тяжело даже думать о том, что охотники-алеуты забивают всех морских выдр. Оставшись одна, она постепенно находит друзей среди животных и птиц, населяющих остров, дает им имена. Одна из птиц получает имя, которым девочке хотелось бы называться самой. Конечно, она охотится, но только для пропитания и насущных нужд, а не для забавы или из спортивного азарта. В один прекрасный день она вообще перестает убивать зверей и птиц – нельзя же убивать друзей, настоящих или будущих. Для Караны «звери и птицы – те же люди, только со своим языком и своей манерой поведения. Без них жизнь на белом свете была бы очень тоскливой».

Это восприятие тварей Божьих как равных себе, единение с природой, или, говоря языком современности, экологическое сознание – наиболее привлекательная черта этой книги. Удивительно, сколько различных видов животных, птиц и растений в ней описано! Чувствуешь себя почти в Раю, где «нарек человек имена всем скотам и птицам небесным и всем зверям полевым» (Книга Бытия, глава 2, стих 20).

Выполняя тяжелую работу, строя безопасное жилище, изготовляя оружие и разнообразные орудия, Карана ведет совершенно мальчишескую, мужскую жизнь. Однако девушка всегда остается девушкой, и долгими вечерами она шьет себе юбку из бакланьих шкурок, выделывает украшения из перьев и камушков, а потом прогуливается вдоль моря со своим единственным настоящим другом – псом Ронту, заменяющим ей Пятницу.

И лишь однажды удается ей показаться в полной красе человеческому существу, которое по всему должно было бы стать ей врагом. Но нет – две девушки из враждующих племен способны найти общий, в основном жестами, язык. А все потому, что им нравится одно и то же – украшения из черных камушков и юбки из бакланьих шкурок. Благодаря такому простому открытию становится понятно – враждовать незачем. Куда приятней посмеяться вместе – и каким же безмолвным кажется остров, когда рядом больше не слышно смеха новой подруги!

Поэтический язык книги, описания красоты окружающей природы просто завораживают. Танец голубых дельфинов в воде и стремительный полет чаек, звездное небо и могучие ветры – все эти стихии в полноте представлены в книге. А еще в ней есть мужество и отвага, сообразительность и решимость, которые и помогают Каране выжить. Но не менее важно и другое, например, способность жалеть – раненую собаку, подбитую охотниками морскую выдру. И что уж говорить о терпении и способности не отчаиваться – этих качеств Каране не занимать.

Не удивительно, что «Остров Голубых Дельфинов» получил в 1961 году самую почетную американскую награду, присуждаемую детским книгам, – медаль Ньюбери, а сам автор в 1972 году удостоился высшей международной награды в детской литературе – Золотой медали Ханса Кристиана Андерсена. Книга эта по-прежнему популярна в Соединенных Штатах, часто включается в программу внеклассного чтения. Надеюсь, она придется по душе тем, для кого природа – настоящий друг, а звери и птицы –такие же твари Божьи, как и мы сами.

Ольга Бухина

Глава 1

Мне хорошо помнится тот день, когда к нашему острову подошёл алеутский[0]Note 0
  АЛЕУТЫ – жители Тихоокеанского побережья Азии и Америки. В России живут на Командорских о-вах (о-ва Медный, Беринга), большая часть – в США (Аляска, Алеутские о-ва). Название «алеут» дано русскими и впервые встречается в документах 1747 г., происходит предположительно от чукотского алиат – «остров», алиут – «островитяне» или от аллитхух – «отряд, войско, община». Самоназвание народа – сасигнан, унанган.


[Закрыть] корабль. Сначала он напоминал плывущую по морю ракушку. Потом немного подрос и превратился в чайку со сложенными крыльями. И, наконец, когда его высветили лучи восходящего солнца, он сделался тем, чем и был на самом деле: красным кораблём с двумя красными парусами.

Мы с братом были в это время у Коралловой бухты, небольшого залива, к которому спускался извилистый каньон – глубокая долина с крутыми склонами. Весной в долине появляется уйма корешков, и мы пришли накопать их.

Мой брат Реймо был ещё маленький, ровно вполовину младше меня, а мне к тому времени исполнилось двенадцать. Для человека, повидавшего столько зим и вёсен, Реймо был невелик ростом, зато жизнерадостен, как сверчок. Впрочем, он и неразумен был, как сверчок, особенно когда разволнуется. Поэтому я даже не заикнулась ни про ракушку, ни про чайку со сложенными крыльями. Я ведь не хотела, чтоб он сорвался с места и убежал: пускай лучше поможет мне насобирать корней.

Я продолжала копаться под кустами заострённой палкой, ни слова не говоря о том, что происходит на море. Даже когда точно разглядела в чайке корабль с двумя красными парусами.

Но от взгляда Реймо мало что могло скрыться. Глаза у него были огромные и чёрные, как у ящерицы, и иногда в них, тоже как у ящерицы, появлялось сонное выражение. В такие минуты взгляд брата был зорче всего. Теперь глаза у него были полузакрыты, и он особенно напоминал ящерицу, которая застыла на скале и вот-вот высунет длинный язык, чтобы схватить муху.

– Море сегодня гладкое-прегладкое, – заметил Реймо. – По-моему, это плоский камень без единой царапины.

Брату почему-то нравилось давать вещам другие имена.

– Море вовсе не камень без царапин, – сказала я, – а просто вода без волн.

– Для меня оно синий камень, – не унимался Реймо. – И на самом его краю примостилось маленькое облачко.

– Облаков на камнях не бывает. Ни на синих, ни на чёрных, ни на серо-буро-малиновых.

– А это облачко есть.

– Облака не садятся в море, – продолжала я. – Там плавают дельфины, плавают чайки, бакланы, выдры или, если уж на то пошло, киты… только не облака.

– Тогда, может, это кит.

Переминаясь с ноги на ногу, Реймо следил за приближающимся судном; он не знал, что это такое, потому что никогда в жизни не видел кораблей. Я тоже никогда не видала кораблей, но знала, как они выглядят, из рассказов старших.

– Ты вон на море глазеешь, а я копаю, – поддела я брата. – Значит, корни буду есть я, а тебе ничего не достанется.

Реймо опять задолбил палкой по земле, однако исподволь поглядывал на корабль.

Судно подходило всё ближе и ближе, прорывая рассветную дымку своими красными парусами.

– Ты когда-нибудь видала красного кита? – спросил брат.

– Да, – отвечала я, хотя это была неправда.

– А я видел только серых.

– Ты ещё мал и видел далеко не всё, что плавает на белом свете.

Реймо вытащил очередной корень и собрался уже бросить его в корзину, как вдруг широко раскрыл рот, тут же закрыл, снова раскрыл и закричал:

– Каноэ! Огромная лодка, куда больше наших! И красная.

Брату было всё равно, каноэ или корабль, Реймо их не различал. В следующий миг он отшвырнул корень в сторону и с воплем помчался сквозь кустарник.

Я продолжала копать корешки, хотя палка у меня в руках дрожала, ведь я разволновалась даже больше брата. Я лучше Реймо понимала, что это вовсе не огромная лодка, а корабль, и знала, с чем может быть связан его приход к нам. Больше всего мне хотелось сейчас бросить палку и побежать следом, но я осталась копать, потому что корни ждало всё селение.

* * *

Пока я наполняла корзину, алеутский парусник успел обогнуть широкую полосу бурых водорослей вокруг острова и пройти между двумя утёсами, сторожившими вход в Коралловую бухту. Слух о прибытии судна уже разнёсся по селению Галас-ат[1]Note 1
  ГАЛАС-АТЫ (галасаты) – название одного из индейских племён.


[Закрыть], где жило наше племя. Мужчины успели вооружиться и торопливо спускались по извилистой тропе к берегу. Женщины собирались на краю плато.

Я продралась сквозь частый кустарник и опрометью кинулась по лощине к прибрежным утёсам. Добежав до них, я опустилась на четвереньки и заглянула вниз, в бухту. Прямо подо мной белело обнажившееся из-за прилива, залитое солнцем песчаное дно. Часть наших мужчин стояла у кромки моря. Остальные притаились среди скал у подножия тропы, готовые в любую минуту напасть на незваных гостей, если те проявят враждебность, Я притаилась в кустах фотинии[2]Note 2
  ФОТИНИЯ (Photinia) – деревья или кустарники с тёмно-зелёными кожистыми неопадающими листьями. Цветёт душистыми белыми цветами, собранными в крупные кисти.


[Закрыть], стараясь не свалиться со скалы и в то же время видеть, что происходит внизу. Между тем от парусника отделилась лодка. В ней сидело шестеро гребцов с длинными веслами. У всех мужчин были скуластые лица и блестящие длинные волосы, падавшие им на глаза. Когда лодка приблизилась к берегу, я увидела в носах у чужеземцев украшения из кости.

На корме лодки стоял высокий человек с рыжей бородой. Я когда-то слыхала отцовский рассказ про русских[3]Note 3
  …рассказ про русских – Алеутские острова и Аляска, где жили алеуты, в описываемое время принадлежали Российской империи, а США они были проданы в 1867 году.


[Закрыть] и, хотя никогда не видала их живьём, подумала, не из тех ли он людей с севера, которых боятся мои соплеменники: рыжебородый стоял подбоченившись и широко расставив ноги, а смотрел на нашу бухточку так, словно уже стал её хозяином. Мои подозрения ещё больше укрепились, когда лодка, плавно скользя, уткнулась носом в сушу и бородач с громким криком выскочил на берег.

Голос пришельца подхватило эхо от обступивших залив скалистых утёсов. Я не понимала чужого наречия: оно было совершенно не похоже на те, что мне доводилось слышать раньше. Наконец рыжебородый, запинаясь, обратился к моим соплеменникам на нашем языке:

– Я пришёл с миром и хочу вести переговоры.

Никто не ответил ему, но из-за ближайшей скалы показался мой отец. Он оставил укрытие и по наклонному берегу сошёл к незнакомцу. Воткнув копьё в песок, отец произнёс:

– Я вождь галас-атов. Меня зовут Чоуиг.

Удивительно, что он раскрыл незнакомцу своё настоящее имя. У каждого члена племени было по два имени: настоящее, которое держали в секрете и которым почти не пользовались, и другое, расхожее. Мы верили, что, если человека слишком часто называть его тайным именем, оно сносится и утратит магическую силу. Меня, например, в обиходе звали Уон-а-па-лай, что значит Девочка с Длинными Чёрными Волосами, но по-настоящему меня зовут Карана. Чоуиг было тайное имя моего отца, и я до сих пор не понимаю, почему он сообщил русскому его, а не другое, расхожее.

Незнакомец заулыбался, поднял кверху руку и назвал себя: капитан Орлов. Отец тоже поднял руку. Мне не было видно его лица, но не думаю, чтоб он улыбался в ответ.

– Я привёл сюда сорок охотников, – продолжал русский. – Мы пришли промышлять каланов[4]Note 4
  КАЛАН (Enhydra lutris – камчатский бобр, морская выдра), хищное млекопитающее семейства куньих, до полутора метров в длину, ценный пушной зверь. Обитает в прибрежной зоне северной части Тихого океана. На суше неуклюж и беспомощен.


[Закрыть]. И хотели бы на время охоты разбить лагерь у вас на острове.

Отец ничего не сказал на это. Он был высокий, хотя и пониже капитана Орлова, и теперь, расправив могучие голые плечи, обдумывал услышанное. Торопиться с ответом не следовало, потому что в своё время алеуты уже приходили к нам на промысел каланов. Это было очень давно, но отец не забыл их посещения.

– Ты вспоминаешь прошлую охоту, – не дождавшись ответа, повел речь далее капитан Орлов. – Я тоже наслышан про тогдашний поход. В тот раз наших людей привёл капитан Митриев, а он был дурак, и теперь его уже нет на свете. Весь сыр-бор начался из-за того, что охотой занимались ты и твои соплеменники.

– Да, охотой занимались мы, – отозвался отец, – и тот, кого ты обозвал дураком, хотел заставить нас охотиться без передышки от одной луны до другой.

– На сей раз вам не придётся ничего делать, – сказал капитан Орлов. – Охотиться мы будем сами, а добычу поделим на три части: одна пойдет вам, две – нам. Свою долю вы получите товаром.

– Доли нужно сделать равными, – возразил отец.

– Давай обсудим это позднее, когда все мои припасы будут выгружены на берег, – отвечал капитан Орлов, оборачиваясь в сторону моря.

Утро в тот день выдалось погожее, почти безветренное, однако весной в любую минуту может налететь буря, так что я прекрасно понимала, почему русский хочет поскорее разгрузиться и перевезти своих людей на остров.

– Нет, лучше договориться обо всём сразу, – сказал отец.

Капитан Орлов отступил на порядочное расстояние, затем снова повернулся лицом к отцу.

– По-моему, будет только справедливо, если вам достанется одна часть, ведь охотиться будем мы и риск тоже будет наш.

Отец покачал головой.

– Почему я вообще должен тебе что-нибудь платить? – возмутился русский, теребя бороду. – Море не твоё.

– Море вокруг Острова Голубых Дельфинов принадлежит нам, – отозвался отец.

Он говорил вкрадчивым голосом, который был у него признаком большого гнева.

– До самого берега, до Санта-Барбары, то есть на двадцать лиг[5]Note 5
  Одна морская ЛИГА равна 5,56 км, а сухопутная – 4,83 км.


[Закрыть] в округе?

– Нет, только море, прилегающее к острову. Где и водятся морские выдры.

Из горла капитана Орлова вырвался непонятный мне звук. Капитан окинул взглядом наших мужчин – тех, что стояли около воды, и тех, что появились в эту минуту из-за скал. Потом перевёл глаза на отца и пожал плечами. И вдруг расплылся в улыбке.

– Так и быть, пускай доли будут равными. Чужеземец сказал что-то ещё, но я прослушала, потому что, разволновавшись, задела за камень. Он с грохотом полетел вниз и упал к самым ногам капитана Орлова. Все задрали головы вверх. Я же потихоньку выбралась из зарослей и со всех ног припустила к селению.

Глава 2

В то же утро капитан Орлов вместе со своими охотниками-алеутами перебрался на остров. Им пришлось гонять лодку много раз, чтобы перевезти всё необходимое с корабля на сушу. Полоса берега в Коралловой бухте была неширокой и почти сплошь затапливалась приливом, поэтому капитан попросил разрешения стать лагерем выше. Отец разрешил.

Наверное, пора рассказать вам про остров, чтоб вы представляли себе, как он выглядит, и где находилось наше селение, и где алеуты высадились и провели большую часть лета.

Остров имеет две лиги в длину и одну лигу в ширину, и если стоять на одном из холмов посередине острова, то можно принять его за огромную рыбину. Вернее, не за рыбину, а за дельфина, который лежит на боку, хвостом туда, где солнце восходит, а носом туда, где оно закатывается, так что его ласты и плавники образуют рифы в море и скалистые уступы вдоль берега. Может, остров получил своё название – Остров Голубых Дельфинов – именно потому, что кто-то стоял при сотворении мира у нас на холмах и рассмотрел его форму. Впрочем, в наших краях водится множество дельфинов, и я не исключаю, что своим именем остров обязан этому. Как бы то ни было, нарекли его в честь дельфинов.

Думаю, что главная примета нашего острова – ветер. Он дует почти каждый день, то с востока, а то с северо-запада, редко когда с юга. Все ветры, кроме южного, очень сильные, отчего холмы у нас приглаженные, а деревья низенькие и скрюченные, даже в каньоне, спускающемся к Коралловой бухте.

Селение Галас-ат находилось к востоку от центральных холмов, на небольшом плато, неподалёку от Коралловой бухты и источника с хорошей водой. Примерно в полулиге к северу от нас был ещё один родник, возле которого и разбили стойбище алеуты. Шалаши у них были сделаны из шкур и клонились так низко к земле, что охотникам приходилось забираться в них ползком. В сумерках нам были видны разведённые алеутами костры.

В первый же вечер отец строго-настрого запретил жителям селения ходить в гости к алеутам.

– Алеуты прибыли сюда из страны, лежащей далеко к северу, – пояснил он. – У них чуждые нам обычаи и другой язык. Они пришли охотиться на выдру и за это поделятся товаром, которого у них великое множество и который может нам пригодиться. Так мы с вами выгадаем от их посещения. Но мы не выгадаем ничего, если захотим подружиться с ними. Дружбы они не понимают. Пусть это не те же самые люди, что были здесь прежде, однако они относятся к одному племени, а племя это много лет назад принесло нам большую беду.

Отцовских речей послушались. Мы не ходили в гости к алеутам, а они не приходили к нам в селение. Впрочем, это вовсе не значит, что мы не имели представления об их жизни: о том, что они едят и как готовят пищу, сколько добыли за день выдр и всё такое прочее. Кто-нибудь из односельчан постоянно следил за ними – либо с обрывистого берега, когда они ходили охотиться, либо из лощины, когда они сидели у себя в лагере.

Реймо, например, принёс такую весть про капитана Орлова.

– По утрам он выползает из шалаша и первым делом начинает расчёсывать бороду и чешет её, пока она не заблестит, как бакланово крыло.

Но самую интересную новость сообщила моя сестра Юлейп, которая на два года старше меня. Она уверяла, что среди алеутских охотников есть девушка.

– Девушка, как и мужчины, носит одежду из шкур, – рассказала Юлейп. – Только на ней меховая шапка, а под шапкой прячутся густые волосы… длинные, до пояса.

Юлейп никто не поверил. Все только посмеялись над тем, что охотникам может прийти в голову таскать с собой на промысел жён.

Алеуты тоже явно наблюдали за нашим селением. Иначе как бы они прознали об удаче, выпавшей нам вскоре после их появления на острове?

Случилось же вот что. Обычно ранняя весна – плохое время для рыбной ловли. Штормы и сильные ветры загоняют рыбу на глубину, где она и отсиживается, вдали от сетей и копий, пока не установится хорошая погода.

С едой в эту пору негусто, племя в основном подъедает остатки запасённых с осени злаков.

Про подарок судьбы мы узнали от Юлейп, которая никогда не сидела сложа руки. В тот ненастный день она ходила на каменную террасу, что тянется с восточной стороны острова, в надежде собрать там мидий. Моя сестра карабкалась вверх по скале, направляясь домой, как вдруг услышала сзади шум.

Поначалу она не разобрала, откуда он идёт, и решила, что это гудит ветер в одном из гротов. Юлейп уже собралась продолжить путь, но тут её внимание привлекли серебристые тени на дне бухточки. Тени двигались, и она углядела целый косяк исполинских белых окуней[6]Note 6
  «…косяк исполинских белых окуней» – в Тихом океане у берегов Калифорнии водится БЕЛОБРЮХИЙ ОКУНЬ (Sebastes wilsoni), он может быть и больше метра длиной


[Закрыть], чуть ли не с неё ростом. Очевидно, они метнулись к берегу, спасаясь от стаи дельфинов-косаток (которые, за недостатком тюленей, не прочь закусить окунями), однако со страху не рассчитали глубину, и волна перебросила их через риф в заводь.

Оставив корзину с набранными мидиями, Юлейп ринулась в селение. Она так запыхалась, что, прибежав, могла лишь показать рукой в восточном направлении. Женщины в это время готовили ужин, но все до одной сгрудились вокруг девочки и ждали, когда она отдышится.

– Косяк… белых… окуней, – наконец проговорила она.

– Где? Где? – заволновались женщины.

– Там, на камнях. Штук десять. А может, и больше.

Мы не дослушали Юлейп и тотчас понеслись к лагуне с одной-единственной мыслью: как бы не опоздать. Только бы окуни не перескочили обратно в море, или их не унесло накатившейся волной…

Добежав до обрыва, мы заглянули вниз. Косяк окуней, сверкая на солнце чешуёй, по-прежнему плавал в лагуне, однако нельзя было терять ни минуты. Вода начинала прибывать, и отдельные волны уже перехлёстывали через риф и подбирались к окуням. Мы выловили рыб из воды и перетащили повыше, где бы до них не доставал прилив. Затем мы взялись по двое – рыбины были большущие, тяжеленные – и сначала внесли их на прибрежный утёс, а потом отволокли домой.

Окуней должно было хватить на два ужина для всего племени, но утром в селение пришли двое алеутов и потребовали разговора с вождём.

– У тебя есть рыба, – заговорил один из гостей.

– Её достанет только для моих людей, – отвечал отец.

– Там четырнадцать голов, – продолжал алеут.

– Теперь уже семь, потому что семь мы съели.

– Ты можешь из семи выделить две штуки нам.

– У вас в лагере сорок человек, у нас и того больше, – отозвался отец. – К тому же вы привезли с собой свою рыбу, сушёную.

– Нам надоела сушёная, – возразил алеут.

Он был низкорослый, по плечо отцу, глазки у него были маленькие и чёрные, как два камушка, а рот напоминал лезвие каменного ножа. Другой алеут был почти в точности такой же.

– Вы охотники, – сказал отец. – Если вам надоела ваша рыба, наловите себе новой. А мне надо заботиться о прокорме собственного народа.

– Капитану Орлову будет доложено, что ты отказываешься поделиться рыбой.

– Очень хорошо. Но не забудьте рассказать ему и почему я так поступаю.

Алеут буркнул что-то своему спутнику, и они потопали на своих коротких ножках восвояси, через песчаные дюны, за которыми располагалось их стойбище.

В тот вечер мы доели окуней, а после ужина хорошо повеселились. Однако, распевая песни и слушая у костра рассказы стариков, мы и не подозревали, какие беды накличет на нас вскорости наша удача.