Текст книги "Осуждённые грешники (ЛП)"

Автор книги: Скетчер Сомма

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)

– Почему ты меня не разбудил? – шепчу я, проводя рукой по волосам.

Он не отрывает взгляда от телефона.

– Я намеревался это сделать, потому что ты храпишь, как ослица.

– Неправда.

Он непринужденно смеется, опускает телефон в подстаканник и одаривает меня мягкой улыбкой.

– Ты всегда так краснеешь? – прежде чем я успеваю ответить, он протягивает руку и проводит большим пальцем по ямочке на моем подбородке. – Расслабься. Ты заснула, и я подумал, что если ты хорошенько выспишься, то, возможно, не будешь так дерьмово справляться со своей работой.

Он на мгновение задерживает на мне взгляд, а затем наваливается на меня и с силой распахивает дверь.

– А теперь убирайся, пока я не удалил тебе аденоиды голыми руками.

Глава двадцать третья

Независимо от того, на сколько контрактов я смотрю или сколько виски выпиваю, я не могу избавиться от твердой эрекции, натягивающей мои брюки. Не могу избавиться от нее.

Я не думал, что она решится на мой блеф, не тогда, когда для этого требовалось раздеться для меня.

А теперь она везде и в то же время нигде. Очертания ее тела отпечатались в глубине моих век, влажный жар ее киски запечатлен на моем бедре. Я даже не начинаю говорить об озорном блеске в ее глазах – он сжимает мой член мертвой хваткой.

Ее запах, улыбка, дерзость. Они бушуют, как надвигающийся шторм, и дверь моего кабинета не может укрыть меня от них. Жалко, но я рад, что она сегодня не на смене.

Вроде как.

Я издаю горький смешок и откидываюсь на спинку кресла. Я бы нашел юмор в нелепости всего этого, но в этом нет ничего смешного. Каждый раз, когда Пенелопа проникала мне под кожу, это была моя собственная вина. Я распахнул дверь раздевалки во второй раз, несмотря на то, что в первый раз понял: то, что меня ждет – это то, с чем я не смогу справиться. Я отодвинул водительское кресло, зная, что если узнаю, какого оттенка розовые у нее соски, пути назад не будет.

Теперь я расплачиваюсь за свою импульсивность: мне приходится договариваться обо всех своих встречах в течение дня по телефону, потому что мое тело реагирует, словно я двенадцатилетний мальчик, увидевший сиськи по телевизору, каждый раз, когда я думаю о ней.

Я должен... разобраться с этим. С ненавистью подрочить в ванной комнате позади меня. Но тогда, знала она об этом или нет, Пенелопа снова победила бы, и, несмотря на мою странную одержимость ею, я скорее воткну себе в глаз ржавый перочинный нож, чем позволю ей победить.

Несмотря на то, что уже десять утра, я наливаю еще виски. Брякаю игральными костями, зажатыми в ладони. В моем кабинете холодно и тихо, если не считать гула моторов и жужжания пылесоса под ботинками.

Я всегда мог бы просто трахнуть ее, но я знаю, что с этим есть серьезные проблемы. По моему собственному правилу, если бы я хотел использовать аппетитные бедра Пенелопы в качестве наушников, мне пришлось бы пригласить ее на свидание.

Этого никогда не случится. Я не смог бы собрать в кулак все свое обаяние, чтобы убедить ее пойти со мной поужинать, и, кроме того, о чем бы мы тогда говорили? Ради всего святого, она же дикая. Я видел, как она ест, и, без сомнения, выйду из ресторана на Ролекс и две машины легче. Я уже заплатил за самый дорогой приватный танец в своей гребаной жизни.

Я разражаюсь язвительным смехом в свой виски, а затем опрокидываю его и швыряю на стол.

Единственный плюс в том, что она верит, что любовь – это ловушка. Мне не нужно было бы беспокоиться о том, что она надеется, что все зайдет дальше одной грязной ночи.

Нет. Если бы я хотел трахнуть Пенелопу, то это должно было бы быть без всяких церемоний. Я никогда не обращался с женщинами подобным образом, но, с другой стороны, я никогда и молотком ударить по голове не угрожал. Похоже, у нее есть привычка проникать сквозь мое обаяние и выводить тьму во мне.

Внезапно дверь в мой кабинет распахивается с такой силой, что я могу только предположить, что ее кто-то вышиб. Рука тянется к Глоку, лежащему рядом с MacBook, но, подняв глаза, я со вздохом бросаю его обратно на стол.

Что ж, вот один из способов избавиться от стояка.

Габ. Он затемняет дверной проем, как демон сна. Позади него пара ног в костюме лежит на полу под неудобным углом.

– Твои люди не могут защитить доступ к тебе, – ворчит он.

Я бормочу что-то мрачное себе под нос, но должен признать, что он прав. Двадцать три бывших охранника из спецназа, и никто из них не смог помешать одному человеку добраться до меня. Конечно, этот человек – Габриэль Висконти, и я не думаю, что железная стена толщиной в десять футов помешала бы ему войти в эту дверь, но все же.

Он входит с усмешкой рассматривая стоящие на моей полке фоторамки, на которых я разрезаю красные ленточки и держу в руках огромные чеки, и выхватывает бутылку виски.

– Хочешь сделать протеиновый коктейль с этим?

– Я уже три сегодня выпил, – он сжимает в кулаке стакан и прищуривает на меня взгляд. – Где ты был прошлой ночью? Обычно ты – королева бала.

Отвечал на электронные письма на мобильном под храп Пенелопы.

Я притворяюсь скучающим.

– Теперь я постоянно вижу вас, идиотов. Кроме того, у Бенни столько пальцев, что я уже начинаю уставать смотреть, как ты их ломаешь.

– Хотел бы я сказать то же самое о своей жене, – я смотрю через плечо Габа на Анджело в коридоре. С выражением легкого отвращения на лице он переступает через ноги моего упавшего подчинённого и захлопывает дверь пяткой. – Габ превратил ее в садистку.

– Эта девчонка всегда была садисткой, – говорит Габ, залпом допивая напиток.

Анджело свирепо смотрит на него, и я стираю ухмылку тыльной стороной ладони.

– Чем обязан такому удовольствию, братья?

Анджело подтягивает брюки и опускается в кресло напротив. Его пристальный взгляд встречается с моим, в нем вспыхивает раздражение.

– Ты забыл, что у нас сегодня встреча.

Так и есть. Наверное, меня слишком отвлекло воспоминание о том, как Пенелопа впилась зубами в мой бицепс, когда кончала мне на ногу.

Твою мать. Я был настолько сосредоточен на Пенелопе, что, стыдно признаться, война с кланом Бухты едва ли приходила мне в голову. Если честно, я на минуту забыл о существовании Данте. Последнее, что я слышал, Анджело и Кас договорились о встрече с Данте в Лощине через несколько дней после взрыва. Он заявился в дом Каса в сопровождении охраны и уселся в конце обеденного стола, кроткий, как птичка. Настоящий, вспыльчивый Дон признался бы в нападении, но не Данте.

Какой же, блять, идиот. Даже у хорошо заправленной кровати характеристик мужчины мафии больше, чем у него.

– Я? Никогда, – растягиваю я слова, откидываясь в кресле с ленивой ухмылкой и поворачиваюсь к Габу. – Как продвигается игра в шахматы?

Его пристальный взгляд говорит мне все, что мне нужно знать. Он мрачный и опасный, и я задаюсь вопросом, сколько мужчин стали его объектом и наложили в штаны. Он достает из кармана зажигалку и легким движением запястья зажигает пламя.

– Иглы в шею. Сердечные приступы. Перерезанные тормоза.

Я медленно киваю, с осторожностью следя за пламенем, которое пляшет под его подбородком и отбрасывает тени на жесткие черты его лица. Я бы не исключил, что мой брат подожжет мой кабинет просто ради шутки.

– Звучит продуктивно.

Пламя гаснет, погружая его расплавленный взгляд обратно в темноту. Его ладони ударяют по моему столу с такой силой, что половина моего виски выплескивается из стакана.

– Это детские игры. Я нетерпелив и схожу с ума, блять. Мне нужно больше, мне нужно что-то... – он мрачно выдыхает. – Что-то, что заставит все это затихнуть.

Что?

Слегка ошеломленный его вспышкой, я бросаю взгляд на Анджело, но он только закатывает глаза, на его лице застывает скучающее выражение. У меня такое чувство, что он уже слышал это.

Почему-то я думаю, что безопаснее сменить тему.

– Ну, я до сих пор ничего не слышал о Торе.

Теперь глаза Анджело возвращаются к моим, вспыхивая темнотой.

– Да. И Данте тоже.

Мой позвоночник выпрямляется сам по себе.

– Что ты имеешь в виду?

– То, что я сказал. Он так и не вернулся в Бухту после взрыва. Я позвонил Донателло, и он тоже ничего не слышал.

Блять. Его слова давят мне на грудь и откидывают меня на спинку кресла. Я бы поставил обе свои яхты на то, что Тор не предпочел бы Данте нам. Но исчезнуть совсем? Это... я не знаю. Это кажется еще хуже.

Три тяжелых стука в дверь прерывают мои мысли. Пистолет Габа вылетает из-за пояса, и шум становится таким громким, что даже Анджело дергается в сторону своего оружия.

– Расслабьтесь, – вздыхаю я. – На случай, если вы не заметили, мы находимся на яхте посреди Тихого океана. Единственная угроза на борту – пищевое отравление, – я дергаю подбородком в сторону двери. – Входи.

Гриффин врывается в мой кабинет, и его походка кричит о неприятностях. Он старый, лысый и повидал в этом мире достаточно отвратительного дерьма, так что почти ничто не заставляет его ходить быстро. От этого зрелища у меня сжимается шея, и ловлю себя на том, что поднимаюсь на ноги и тоже беру пистолет.

Он останавливается позади Анджело.

– У нас чрезвычайная ситуация.

Габ снимает пистолет с предохранителя.

– Беру это на себя.

Взгляд Гриффина скользит в сторону, окрашенный отвращением.

– Это не чрезвычайная ситуация, касающаяся тебя или твоих головорезов, – переключив внимание обратно на меня, он добавляет: – На «Везучий Кот» напали.

При упоминании моего казино в Вегасе у меня замирает сердце. Я делаю глубокий вдох, пропитанный виски, опираюсь ладонями о стол и выдавливаю из себя: – Мне понадобится больше информации, чем эта.

– Ограбили и уехали. Вооруженный фургон врезался в вестибюль и вытряхнул все банкоматы менее чем за две минуты. Забрали чуть больше шести миллионов наличными, судя по всему.

– Да? И где были твои люди? – прорычал Габ.

Анджело тихо присвистывает.

– Кто бы мог быть таким, блять, тупым?

Гриффин предпочитает не обращать внимания на моего более наглого брата.

– Никто на Западном Побережье. Должно быть, это работа со стороны несвязанной с нами банды, которая не знала ничего лучшего.

– Беру это на себя, – тихо повторяет Габ, делает шаг к Гриффину и хрустит костяшками пальцев.

– Ни за что, – рычит в ответ Гриффин. – Ты и твои головорезы бесчинствуют по всему Побережью, и это прекрасно. Но Рафаэль – крупный бизнесмен, и моя работа заключается в поддержании этой репутации. Мы разберемся с этим, и сделаем это тихо, – он тычет в его сторону пальцем, и Габ смотрит на него так, словно собирается оторвать его зубами. – Кстати, я видел, что ты сделал с Клайвом, – он поворачивается, чтобы сказать мне: – Он оставил его голову в багажнике моего седана с коктейльным зонтиком во рту.

Я сдерживаю смех, а Гриффин качает головой, раздраженно скаля зубы.

– Я думал, ты более утонченный человек, босс.

Так и есть. Обычно. Стиль устранения Гриффина всегда идеально подходил для моих целей. Это тихо, элегантно, и отсутствие трупов означает, что никаких зацепок, ведущих ко мне, нет. Но зонтик для коктейля? Да ладно. Я не лишен очарования иронии, даже в самые мрачные дни.

Когда в кабинете воцаряется тишина, откровение Гриффина оседает на моих плечах, тяжёлое и похожее на лаву. Я весь горю, поэтому поворачиваюсь к французским дверям и приоткрываю одну из них. За ними – ледяное небо, переходящее в темные воды, и сквозь небольшую щель доносится шум волн, бьющихся о корпус яхты.

Игнорируя три пары глаз, устремленных на мою шею, я засовываю руки в карманы и прислоняюсь головой к стеклу.

Везучий Кот. Bastards⁴⁵. Из сорока восьми казино, которыми я владею, они должны были попасть в то, с которого все началось. Десять лет назад это была всего лишь коробка с четырьмя позаимствованными рулетками, и я не смог бы привлечь клиентов, даже если бы умолял. Я расплачивался с персоналом купюрами, введенными в игровой автомат. Это была дыра, но я любил ее – и люблю до сих пор. Это было единственное из моих казино, в которое заходила мама. Она привыкла к роскошной жизни, но, черт возьми, она сидела в баре в своем лучшем воскресном наряде и потягивала мартини с лимонной каплей, как будто была в отеле Ритц.

Эмоции обхватывают мое горло, и я сопротивляюсь им. Мое дыхание, запотевшее на стекле – последнее, что я вижу, прежде чем зажмурить глаза.

– Габ.

Тяжелые шаги выходят из моего кабинета.

Когда я оборачиваюсь, на меня смотрят две пары глаз с разными выражениями. Взгляд Гриффина горит яростью, а взгляд Анджело окрашен плохо скрываемым весельем.

Я возвращаюсь к своему столу и упираюсь в него костяшками пальцев.

– Грифф?

Он свирепо смотрит на меня в ответ.

Я киваю на пару ног, лежащих в коридоре.

– Выкинь его за борт, пока он не очнулся.

Мой брат приподнимает бровь, но ничего не говорит. Шок Гриффина исчезает за граненой стеной хрусталя, когда я залпом выпиваю виски. Его содержимое оставляет горячий след у меня в горле и разжигает пламя в груди. Когда стакан бьется о стол, Гриффина уже нет, а Анджело держит в руках рамку с фотографией нашей матери.

Уголки его глаз смягчаются и не поднимая глаз, он размышляет: – Если бы мама была здесь, она бы сказала, что у тебя полоса невезения.

Его слова щиплют мою кожу больнее, чем он думает.

– Да, мама была легкой добычей для всей этой чуши.

Если бы я когда-нибудь запачкал руки и он не был бы моим братом, я бы стер эту ухмылку с его губ быстрым ударом правой. Вместо этого я опускаюсь в кресло и смотрю на него спокойным взглядом.

– Что-нибудь еще? Мне нужно кое-что сделать.

Он задумчиво потирает подбородок.

– Forty G⁴⁶ проиграл в прошлый понедельник. Ты потерял Miller & Young, а твой лучший приятель исчез с лица планеты при подозрительных обстоятельствах. Хм...

– Что? – огрызаюсь я, распаляясь от намека в его тоне. Рыжие волосы и игральные карты мелькают у меня перед глазами.

– Пожалуй, в этом вопросе я соглашусь с мамой.

Ты мог бы добиться всего успеха в мире, но Королева Червей поставит тебя на колени.

В случае, если Пенелопа – Королева Червей, мне, вероятно, не следовало позволять ей сексуально двигаться на мне.

Я почесываю челюсть и пожимаю плечами.

– Дерьмо случается.

– Да-да.

– Отвали, пожалуйста.

С мрачной усмешкой он поднимается на ноги и отбрасывает тень на стол.

– Посмотри на это с другой стороны, брат. Это твое любимое время месяца.

Я хмурюсь.

– Правда?

– Ты издеваешься надо мной?

В наступившей тишине меня осеняет. Конечно, это так. Обычно мы выбираем кандидатов Анонимных Грешников в последнее воскресенье каждого месяца, но в этом году это будет Рождество, поэтому мы выбираем в это воскресенье.

Не могу поверить, что забыл. Горячая линия Анонимных грешников – это мое детище, любовное письмо садисту, который живет в глубине моей груди. Это лучшая игра, и только раз в месяц мы с братьями собираемся вместе, чтобы пережить лучшие моменты нашего детства. Простые времена, знаете ли, до того, как наш отец убил нашу мать, а Анджело убил его в отместку.

– Я займусь этим, – говорю я, поправляя булавку на воротнике, а потом вздергиваю подбородок, вспоминая, о чем я должен был его спросить. – Ты будешь завтра здесь?

– Зависит от обстоятельств.

– У меня встреча с Келли, и я хотел бы, чтобы ты присутствовал.

Выражение лица Анджело тут же мрачнеет.

– Ты же знаешь, я ненавижу, когда ты работаешь с ирландцами.

– Ты ненавидишь, когда я работаю с кем-то, у кого нет nonna⁴⁷ с секретным рецептом соуса Альфредо.

Когда речь идет о деловых партнерах, я не делаю различий. Если они умны и могут предоставить деньги и связи, я не буду обращать внимания на их родственные связи. Келли, может, и О'Хара, но по-моему мнению с ним все в порядке. У нас три совместных предприятия в Лас-Вегасе – казино, бар и бутик-отель, – и наше партнерство безупречно работало на протяжении последних восьми лет.

– Что ему нужно, и почему я должен быть там? – ворчит Анджело.

– Он... имеет привычку хотеть то, что ему не принадлежит, – говорю я с натянутой улыбкой. – Просто нужно, чтобы он знал, что Яма – это не ничейная территория.

Он кивает.

– Хорошо. Но я не хочу, чтобы ты ныл, если он получит пулю в голову.

Я закатываю глаза.

– Никакого нытья.

Анджело оставляет меня в моем кабинете с почти пустой бутылкой виски и жестокими мыслями.

Остро нуждаясь в чем-нибудь более крепком, чтобы отвлечься, я решаю, что, вероятно, мне следует выбрать три главных греха месяца для встречи с братьями в церкви в воскресенье.

Я открываю ноутбук, папку голосовой почты Анонимных грешников и нажимаю кнопку – воспроизведение.

Один за другим звуки грехов заполняют комнату.

Когда я слушаю, всегда происходит обычное дерьмо. Неуверенные признания о дорожных происшествиях на шоссе. Пьяная нечленораздельная брань людей, чьи демоны выходят наружу только в три часа ночи. Но иногда появляется грех, который вызывает извращенную ухмылку на моих губах и вызывает трепет под кожей.

Однако сегодня они не справляются с зудом так хорошо, как обычно. Поэтому я протягиваю руку и открываю подпапку со звонками, которую я удалил из общей сети.

Достаю сигарету из пачки, засовываю ее в рот и провожу пальцем по Зиппо.

Затем я откидываюсь на спинку кресла, закрываю глаза и позволяю глупым бредням Пенелопы впитаться в мою кожу, как мазь.

Если я погружаюсь на дно, то, по крайней мере, ее голос составит мне компанию на пути вниз.

Глава двадцать четвертая

– В Атлантик-Сити есть масса вещей, по которым я скучаю, – я кладу мобильник на умывальник в ванной и дрожащей рукой провожу щеткой по волосам. – Но ничего... особенного, понимаешь? Бейгл с лососем и сливочным сыром из того маленького кафе на пирсе. Мартини с маракуйей в баре Ронни. Эм... что еще...

Я беру телефон и несу его в спальню, прижимая ко рту, пока роюсь в шкафу. Я выбираю джинсы и свитер, а затем бросаю сотовый на кровать, чтобы переодеться. Когда он отскакивает от матраса, я мельком вижу время звонка и отшатываюсь. Господи. Я уже сорок пять минут разговариваю на линии Анонимных грешников и несу полную чушь, просто чтобы заполнить свою пустую квартиру чем-то другим, кроме моей собственной нервной энергии.

Каждая косточка в моем теле гудит от последствий прошлой ночи. Призрак текстурированной шерсти все еще ласкает пространство между моими бедрами. Тихие команды сдавленным голосом все еще отдаются в голове. И каждый раз, когда я смотрю на одну из моих белоснежных стен, на их фоне вспыхивает изображение разрисованной кожи Рафаэля.

Мои нервы напряжены чем-то... странным. Что-то, что балансирует на грани между беспокойством и поражением. Я раскусила блеф Рафаэля и устроила ему приватный танец, так почему я не чувствую, что обыграла его в его же игре?

Возможно, это как-то связано с доведением себя до оргазма, словно я гребаное бешеное животное, которое прижималось к передней складке его брюк. Или, знаете, тот факт, что я заснула на его пассажирском сиденье.

Мои щеки горят уже в миллионный раз за сегодняшний день. Почему я не могу подавить вчерашнюю ночь, как это делаю со всеми остальными проблемами? Страх быть пойманной Мартином О'Хара едва не дает о себе знать. Рафаэль Висконти, от его стильного костюма до скрытых татуировок и дурацкой булавки на воротнике: он заполняет каждый квадратный метр моего сознания до такой степени, что я могу лопнуть по швам.

Подавив возглас разочарования, я пересекаю комнату и выглядываю в окно, разглядывая пустую улицу внизу.

– Ничего не делать весь день было пыткой. К тому же сегодня я не работаю, и у меня нет никаких планов, – сообщаю я на горячую линию. – Мэтт тренирует свою хоккейную команду, у Рори урок пилотирования, Тейси работает, и Рэн тоже. Что ж, полагаю, я могла бы спуститься и повидаться с Рэн в «Ржавом якоре» ....

Ранее я чуть не рассказала на горячую линию о Рафаэле, но что-то меня остановило. Наверное, из-за того, что я выросла на этой линии, роботизированная женщина на другом конце провода кажется мне скорее другом детства. Я не хочу осквернять ее грязными рассказами о танцах на коленях и сухом сексе. Так что я придерживаюсь поверхностного подхода.

Бип-бип. Бип-бип.

Я хмурюсь, смотрю на телефон и понимаю, что мне звонит Лори.

Черт. Сердце замирает, и я нажимаю кнопку – переключить линию.

– Да?

В трубке раздается легкое хихиканье.

– Расслабься, милая. Я пока не собираюсь тебя увольнять. Вообще-то, я звоню, чтобы узнать, сможешь ли ты прийти сегодня? Знаю, что поздно, но у нас на борту состоится очень важная официальная встреча и...

– Да! Да, я свободна.

– Боже, это было просто. Обычно мне приходится подкупать людей двойной оплатой, чтобы они согласились выйти в свой выходной.

Проклятье. Я уже собираюсь отступить, когда мой взгляд падает на гору денег на комоде. Это больше, чем я видела за всю свою жизнь.

Она говорит, что через час меня будет ждать служебный катер, и вешает трубку.

Час спустя грубоватый Блейк вытаскивает меня из маленькой лодки. Судя по тому, как он подмигивает мне, когда его хватка соскальзывает с моего бедра, он еще не понял, что я украла его бумажник, или что есть вполне реальная вероятность того, что я спихну его за борт, если он продолжит освистывать меня каждый раз, когда я от него отхожу.

Я захожу в раздевалку, чтобы снять обувь и шубу, затем, следуя предыдущим инструкциям Лори, направляюсь в бар на верхней палубе. Сегодня здесь только я и еще один бармен, так что либо на этой встрече почти никто не пьет, либо они очень неприхотливы в обслуживании. Почему-то я сильно сомневаюсь, что и то, и другое верно.

Поднимаясь по лестнице, я не могу удержаться от того, чтобы не закатить глаза при виде Блейка. Снова. Господи, все люди Рафаэля идиоты в той или иной форме, но этот действительно самый большой болван из всех. Почему он повсюду? Он охраняет комнату отдыха с панорамными окнами вместе с лысым помощником, который почти не разговаривает, и когда я протискиваюсь мимо него без тени улыбки, меня провожают очередным освистыванием.

От этого напрягается моя спина и в кулаке вспыхивает искра ярости.

– Я не чертова собака, – шиплю я.

– Держу пари, что трахаешься ты, наверное, как она, – бормочет он в ответ, а лысый фыркает.

Уставившись на золотую ручку двери, я втягиваю воздух и жду, когда красная пелена рассеется. Ты исправляешься. Ты исправляешься. Ты исправляешься.

Ярость остывает до кипения, я расправляю плечи и протискиваюсь в комнату отдыха.

Дверь легче, чем я думала, поэтому она с грохотом ударяется о заднюю стену, и я вздрагиваю. Когда я открываю глаза, я медленно останавливаюсь.

О, черт.

Я и не подозревала, что все происходит здесь, это комната поменьше, чем скай лаундж⁴⁸. Но в этом есть смысл, потому что встреча состоит всего из трех человек, колоды карт и коробки лучших кубинских сигар.

И очень громкого ирландского акцента. Он принадлежит мужчине, похожему на херувима, с седой короткой стрижкой и пронзительными голубыми глазами. Но в его голосе нет ничего ангельского: он омерзительный, и каждое второе слово, слетающее с его губ – ругательство. Все три пары глаз устремлены на меня, но я сосредотачиваю взгляд на своих ногах и пробираюсь вдоль стены, пока не оказываюсь в безопасности бара за другой дверью. Я открываю эту гораздо осторожнее и поворачиваюсь, чтобы успеть поймать ее, прежде чем она захлопнется за мной.

В сужающемся просвете я встречаюсь с удивленным взглядом Рафаэля и смущенно улыбаюсь.

Он подмигивает.

Боже. Резко повернувшись, я закрываю дверь и прислоняюсь к ней головой, ожидая, пока моя кровь остынет до более подходящей температуры. Мне так не терпелось выбраться из квартиры, что я решила поработать сверхурочно, не думая о последствиях: увидеть Рафаэля после той ночи.

– Сюрприз! – женская трель заставляет меня широко распахнуть глаза. Рори сидит на барном стуле и улыбается. На ней расстегнутый до пояса летный костюм цвета хаки и белая футболка под ним.

Я расплываюсь в улыбке.

– Что ты здесь делаешь?

– У Анджело встреча с Рафом и каким-то стариком. Узнала, что ты работаешь, и решила сократить урок пилотирования и составить тебе компанию, – она вытягивает шею, чтобы заглянуть в кладовую, затем театрально шепчет, постукивая колодой карт по барной стойке и размахивает блокнотом. – Я тренировалась!

Я даже не заметила, что Анджело здесь, настолько меня отвлек громкий ирландский акцент и жаркое подмигивание Рафаэля. Я сдерживаю смех, проскальзывая за стойку.

– Надеюсь, ты практиковалась наедине?

– О, конечно. Анджело думает, что у меня внезапная одержимость садоводством, потому что я пряталась в сарае, – она щелкает колодой, закатывая глаза. – Серьезно, что может расти зимой? О, кстати, что ты делаешь в субботу вечером? В Лощине будет вечер игр, ты должна прийти и посмотреть, как я обыграю Рафа.

Прежде чем я успеваю ответить, из кладовки выбегает мужчина с лицом, скрытым за ящиком пива в руках. Он ставит его на пол, выпрямляется в полный рост и удивленным повторным взглядом смотрит на меня.

– Господи. Неужели я вижу привидение?

Мне требуется несколько секунд, чтобы понять, кто это: Дэн.

В смысле: Дэн, передай мне молоток.

– Я очень даже жива, – сухо говорю я. – А что ты здесь делаешь?

– Ну, обычно я работаю в «Ржавом якоре», но подрабатываю личным барменом Рафа, – он дёргает плечом и ухмыляется. – Он зовет, я прихожу.

Мне приходится стиснуть зубы, чтобы не закатить глаза. Наличие личного бармена только укрепляет его статус самого претенциозного мудака года.

Дэн начинает выставлять пиво в холодильник, посмеиваясь про себя.

– Не могу поверить, что Раф погнался за тобой с молотком.

Вздох Рори обжигает мои уши.

– Да, а я не могу поверить, что ты ему его вручил.

– Эй, что босс хочет, то босс и получает.

– Ладно, кто-то хочет ввести меня в курс дела, – говорит Рори, и в ее тоне слышится затаенное волнение. – О чем ты говоришь?

– Она облапошила Рафа на его часы в «Логове Блу» в Бухте Дьявола. Это было дико.

Рори переводит взгляд на меня, затем на часы на моем запястье. Честно говоря, на мне они выглядят нелепо. Они слишком велики, и даже при самом тугом застегивании циферблат постоянно перекручивается к пульсу. Не знаю, почему я продолжаю брать их с комода и надевать каждое утро. Я убираю руку с барной стойки и прячу ее за спину, чувствуя, что защищаюсь.

– Что значит – облапошила? – шепчет она.

– Не облапошила. Мы сыграли в игру, и я выиграла его часы.

– Ты выиграла его часы, – повторяет она, и всезнающее озорство наполняет ее взгляд. – И теперь ты их носишь.

– И теперь я их ношу, – я хмурюсь в ответ.

Она открывает рот и так же быстро его закрывает. Затем она возвращается к своему блокноту, и ухмылка приподнимает ее губы.

Щелк.

Звук открывающейся двери пробегает у меня по спине. Рори вскидывает голову, в панике прижимает к груди игральные карты и блокнот и соскальзывает со стула.

– Мне нужно позвонить, – бормочет она и ныряет в двери террасы.

Ошеломленный взгляд Рафаэля следует за ней, прежде чем обратиться ко мне. Я разглаживаю свое платье и изо всех сил стараюсь не выглядеть взволнованной. Дэн, напротив, спокоен, как воскресное утро.

– В чем дело, босс? Что я могу вам предложить?

Рафаэль продолжает смотреть на меня еще мгновение, прежде чем скользнуть к барной стойке и уделить Дэну все свое внимание.

– Два виски и воду, похожую на виски, – он проводит рукой по своей дергающей челюсти. – Думаю, Келли снова смешивает виски с бензодиазепинами⁴⁹.

– Будет сделано, босс.

Дэн исчезает в кладовке, оставляя меня в одиночестве терпеть пристальное внимание Рафаэля. Это безумие, что в темноте его машины, под кайфом от его тепла, я жаждала его взгляда, но при сдержанном свете дня мне хочется заползти под камень и спрятаться.

Он смотрит на мою грудь с оттенком неодобрения.

– Новой формы еще нет?

– Лори сказала, что ее привезут завтра.

Он сдержанно кивает и бросает взгляд на сообщение, которое высвечивается на экране его мобильного.

Тишина захлестывает нас, как ураган, я кончаю ему на бедро, а потом засыпаю в его машине на шесть с лишним часов. Я беру тряпку и принимаюсь вытирать воображаемые потеки на дубовой барной стойке, стараясь не обращать внимания на внезапно нахлынувшее на меня разочарование.

Не знаю... В холодном солнечном свете, льющемся через окна, Рафаэль излучает корпоративное совершенство. Свежевыбрит, костюм из ткани в тонкую полоску, туфли так блестят, что отражают мое хмурое выражение лица.

Прошлой ночью он был совершенно другим человеком. Промокшая от дождевой воды рубашка просвечивала чернила, словно это были его истинные цвета. Пребывание рядом с этим человеком вызывало у меня совсем другие ощущения. Казалось, что он посвятил меня в свой маленький грязный секрет. Но этот человек – то, что он транслирует всем остальным в мире. И по какой-то причине мне не нравится, когда меня смешивают со всеми остальными.

Его телефон блокируется, и он смотрит на меня интересующимся взглядом.

– Ты хорошо спала прошлой ночью?

Простой вопрос, но волна облегчения накатывает на меня так быстро, что я чувствую легкое головокружение. По крайней мере, я знаю, что это не был лихорадочный сон.

Конечно, я не показываю этого на своем лице.

– Эх. Могло быть и лучше.

Его губы изгибаются.

– Да? А что так?

– Подушки не было, а одеялом служил всего лишь пиджак. Если бы твоя машина была AirBnb⁵⁰, я бы дала ей оценку в четыре звезды, – я задумчиво прикусываю губу. – Нет, три с половиной.

– Почему ты сняла ползвезды?

– Там еще был жуткий мужчина, который всю ночь на меня пялился.

Он смеется красивым, грубоватым смехом, и меня охватывает возбуждение от осознания того, что я – причина этого.

Когда черты его лица снова становятся нейтральными, я беззастенчиво разглядываю его. Его глаза налиты кровью, а под ними залегли темные круги.

– Важная встреча?

– Мм.

– У тебя усталый вид. Не спал?

Он облокачивается на барную стойку, согревая меня теплом своего тела. Мое дыхание прерывается.

– Да, – тихо говорит он. – Похоже, я был слишком занят тем, что был жутким мужчиной и всю ночь пялился на красивую девушку.

Мое смущение написано на моем лице разными оттенками красного. Он смеется и подмигивает мне.

Боже, он очарователен, когда хочет. И хотя я знаю, что скрывается за этим, я понимаю, что меня немного одурачили.

Дэн выносит поднос с виски и ставит один бокал чуть в стороне от остальных. Рафаэль стучит костяшками пальцев по стойке и выпрямляется в полный рост.

– Пенелопа, принеси их мне.

И с этими словами он вылетает за дверь, оставляя за собой очередное отсутствие слова «пожалуйста».

Дэн ничего не говорит, просто наблюдает за мной, поджав губы, пока я неуклюже несу поднос в комнату отдыха.

Внутри воздух более тяжелый, чем когда я только вошла, отчасти из-за сигарного дыма, висящего над журнальным столиком, а отчасти из-за карт, разложенных на его поверхности.